Чёрный дембель. Часть 3

Глава 17

После разговора с Котовой я снова спустился в комнату вахтёров и позвонил Илье Владимировичу. Попросил, чтобы тот организовал для меня и для Лены освобождение от занятий (по состоянию здоровья) на пятницу и на субботу. Прохоров раньше делал подобные справки Артурчику. Артур хвастал, что для его отца раздобыть подобную «бумаженцию» — «плёвое дело». С понедельника в институте начиналась зачётная неделя. Мы с Котовой уже получили допуски к сдаче зачётов (по некоторым предметам имели и сами «зачёты» — «автоматом»). Но я подстраховался от лишних проблем перед началом сессии.

На предложение Котовой я согласился не сразу. Считал, что запросто договорюсь с заведующей столовой о кратковременном использовании холодильника на её предприятии. Да и идея поездки через весь город на Лесную улицу поначалу меня не привлекла. Зато меня привлекло… наличие в квартире Котовых ванны. Я невольно представил, как лягу в горячую воду (а не стану под водные струи, как в общежитии), и мечтательно улыбнулся. Ванну я регулярно видел и в квартире Светочки (раз в одну-две недели), но полежать в ней час-полтора себе не позволял: к Ельцовой я наведывался ненадолго и не с этой целью.

Мне запомнилась та ночь, что я провёл в квартире Марго не в последнюю очередь дурманящим запахом розовых лепестков, что витал над заполненной горячей водой и мыльной пеной ванной. Подобную процедуру в гостях у Светочки я повторил лишь однажды; да и то в ускоренном режиме — обычно довольствовался тем, что «до» и «после» принимал душ. Я прикинул, что послезавтра утром мы с Котовой отгрузим водителю Прохорова торты, и у меня появится время на водные процедуры. Невольно зажмурился от предвкушения. И решил, что завтрашний поход к Котовой в гости — это не такая уж плохая идея.

Пятница двадцать четвёртое мая для меня началась обыденно: с утренней пробежки и зарядки. А продолжилась она не походом в институт, а прогулкой бок о бок с Котовой к трамвайной остановке.

Солнце ещё не припекало (оно только-только выглянуло из-за крыш домов). В уличном воздухе я чувствовал запашки выхлопных газов и табачного дыма, сквозь которые явственно ощущал аромат цветов акации.

До Лесной улицы мы добрались с пересадкой — снова постояли на трамвайной остановке около рынка. Воспользовались вынужденной остановкой: прикупили на рынке часть продуктов для тортов.

Дом номер шестнадцать по улице Лесная отличался от своих соседей прежде всего свежеокрашенным пятном на фасаде. Строители покрасили его в том самом месте, куда летом врезался самолёт.

В остальном же дом и территория перед ним за год почти не изменились. Разве что… сейчас цвела сирень; а на том месте, где в прошлом году стоял горбатый «Запорожец», теперь красовались новенькие белые «Жигули» первой модели.

На этот раз я поднимался на четвёртый этаж неторопливо, нарушал тишину пропахшего табачным дымом подъезда урчанием живота. Переступил порог той самой квартиры, откуда умыкнул Котову примерно одиннадцать месяцев назад.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала Лена. — Серёжа, чувствуй себя здесь, как дома.

Холодильник в квартире Котовых действительно оказался пустым. Мы подключили его к электросети сразу же, как только вошли в кухню. Лена отнесла к соседке пенсионерке часть купленных нами на рынке продуктов (заверила, что соседка летом просыпалась рано). Заодно и договорилась с той, что мы вечером пристроим у неё в холодильнике один из тортов.

Наспех позавтракали купленным на рынке творогом со сметаной. Котова посыпала свою порцию сахаром — я от сахара отказался: по сохранившейся с прошлой жизни привычке, сторонился этого продукта. Прикинули, что именно купим для изготовления бисквитных тортов — по уже сложившейся традиции составили список ингредиентов.

Прогулялись в ближайший к дому Котовой «Универсам» — там докупили то, что я поленился везти из общежития и с рынка. К приготовлению тортов приступили без долгой раскачки. Солнце только-только поднялось в зенит, когда мы вынули из духовки первый бисквитный корж. К тому времени я уже приступил к изготовлению украшений из крема.

Лена сегодня болтала больше, чем обычно — всё больше об институте. Словно в родных стенах (обновлённых после встречи с самолётом) её «прорвало» на обсуждение связанных с учёбой тем. Я выслушал её прогнозы на тему, какие оценки она получит на летних экзаменах — признался, что не готовлюсь к сессии: рассчитываю на свою память и на обещанные Ковальчуком «шпоры».

Отправили в духовку корж для второго торта — Котова сменила тему разговора. Она рассказала, как развиваются отношения её старшего брата и дочери профессора Баранова. Сообщила, что Олег временами (на выходных) ночует в профессорской квартире. Усмехнулась и пояснила: Рита и Олег Котов «по ночам печатают фотографии».

И вдруг спросила:

— Сергей, а ты поедешь вместе со мной к моей тётке в Геленджик?

— Когда?

— Летом. Сразу, как сдадим экзамены.

— Зачем?

— Ну… на море. Там хорошо. У тётушки свой дом.

Лена стряхнула с ладоней муку и пояснила:

— В прошлом году туда ездил папин брат с семьёй. А в этом — наша очередь.

Я покачал головой. Напомнил Котовой, что отец Артура подарил мне и Кириллу путёвки в пансионат.

Лена мечтательно улыбнулась.

— Я бы с вами поехала, — сказала она. — С удовольствием. Никогда не была в пансионате. Только в пионерском лагере. Но это не одно и то же: в пансионате нет строгих вожатых.

Я пожал плечами и предложил, чтобы Котова попросила путёвку у Артурчика — вдруг тот откажется от поездки.

— Как же, — сказала Лена. — Откажется он… Прохоров уже с Наташкой два раза ругался из-за этой поездки. Она не хочет, чтобы Артур ехал на море без неё. Так что мне он свою путёвку точно не отдаст.

Я развёл руками.

Лена печально вздохнула.

Над первыми тремя тортами мы трудились без перерывов. Все три «изделия» я украсил композициями «Райский сад», упаковал в привезённые из общежития картонные коробки. Вечером Лена один за другим отнесла эти торты к соседям (она договорилась с ними об этом заранее). Третий торт Котова разместила в холодильнике той самой пенсионерки, у которой утром мы оставляли купленные на рынке продукты. Сделала она это до того, как пожилая женщина улеглась спать. Лишь тогда мы с Леной взяли паузу в работе над заказом Прохорова и поужинали (очередной бисквитный корж в это время запекался в духовке).

С чашкой горячего чая в руке я прогулялся по квартире Котовых. Пусть я и гостил здесь с утра, но побывал до этого момента только в прихожей, заглядывал в совмещённый санузел и похозяйничал на кухне. Устроил себе экскурсию по комнатам. Две из которых оказались крохотными и узкими. Третья комната тоже не впечатлила меня своими размерами, хотя она и выглядела пустоватой (Лена сказала, что раньше там стояло пианино, не выжившее после встречи с самолётом). Я прикинул, что площадь трёхкомнатной квартиры Котовых была втрое меньше, чем гостиная в моём доме на Рублёвском шоссе в Москве, построенном в конце двухтысячных.

На спальню родителей Лены я взглянул мельком. А вот в комнате Котовой задержался. Окинул взглядом тесное помещение с металлической кроватью, с новеньким платяным шкафом и с прикроватной тумбой (Лена сказала, что её родители отказались от покупки нового письменного стола). Пил чай, разглядывал висевшие в рамках на стене фотографии — эта фотовыставка напомнила мне ту, что я видел в квартире профессора Баранова. Вот только на фотографиях в спальне Котовой я видел не седовласого профессора, а большеглазую девочку Лену и её родителей. Изображения на фотографиях мне прокомментировала Котова.

Лена указывала на фотографии в рамках чайной ложкой (будто указкой) и поясняла:

— Здесь я на утреннике в детском саду; играла там Золушку. А это я на сцене нашего дворца культуры — участвовала в спектакле «Двенадцать месяцев». Вот мы с мамой выступаем в Доме офицеров. Тут я пою на сцене нашего Дворца культуры, мама мне тогда аккомпанировала на пианино. А это: я танцую на отчётном концерте в семидесятом году; мне тогда было четырнадцать лет. Смотри, какая смешная: тощая и длинношеяя. Вот это я играла Мальвину в нашем школьном театре. Здесь я тоже Мальвина, но уже в театральном кружке во Дворце пионеров. Эта я в пьесе «Морозко». Дурацкий грим. Эта фотография мне никогда не нравилась…

— Котова, какого лешего ты делаешь на экономическом факультете? — в очередной раз спросил я. — Что ты забыла в МехМашИне? Твоя мама окончила консерваторию, играет на пианино, работает учителем музыки, ведёт музыкальный кружок во Дворце пионеров. Папа прекрасно играет на баяне. У тебя на роду написано быть артисткой — не экономистом и не нормировщиком.

Я разглядывал висевшие на стене портреты Лениных родителей, пока снова выслушивал уже знакомую мне историю о несостоявшемся поступлении Котовой в театральный институт. Особенно меня заинтересовали изображения Лениной мамы — я внимательно разглядывал стоявшую на снимке рядом с четырнадцатилетней Леной женщину. Вспомнил, как в прошлой жизни поучал сыновей Артурчика: «Если вам интересно, какой станет ваша невеста через двадцать лет, то посмотрите на свою будущую тёщу». Запечатлённый на фотографии чётырёхлетней давности облик Лениной мамы говорил о том, что через пятнадцать лет Котова будет красавицей.

Котова не походила на свою маму разве что носом — «потеряла» мамину «горбинку». И не получила в наследство родинку над губой — та досталась её старшему брату. А вот глазища и длинные ресницы у Лены были копией маминых. Как и цвет волос, как и овал лица. Невольно обернулся и окинул Котову взглядом. Отметил, что Лена уже не выглядела такой тощей, как при нашей первой встрече. Прикинул: фигура Лене тоже досталась мамина. Года через два она оформится — при встрече с Котовой нормальные мужики непременно повернут головы, чтобы рассмотреть её фигуру не только спереди, но и сзади. А многие ещё и восхищённо присвистнут.

— Что? — спросила Лена в ответ на мой оценивающий взгляд. — Сергей, почему ты на меня так смотришь?

Котова поправила косынку — я требовал, чтобы она на кухне во время работы непременно прикрывала голову (во избежание попадания её слегка вьющихся каштановых волос в торты).

Спросил:

— Отдохнула?

Лена повела плечом, ответила:

— Вполне.

— Тогда хватит бездельничать, — сказал я. — Возвращаемся на кухню. Завтра утром Дмитрий приедет за тортами. А мы с тобой пока проделали только половину работы.

Завершил я работу над финальным «изделием» в одиночку: отправил Лену «отдохнуть» после того, как она залила торт глазурью. К тому времени я тоже зевал, потирал глаза и злился из-за того, что в квартире Котовых не оказалось кофе: ни зернового, ни молотого, ни растворимого (который был сейчас «дефицитом»). Я поставил торт в холодильник, взглянул на часы. Отметил, что украшательство шестого торта я закончил в субботу ровно в шесть утра. Водитель директора швейной фабрики приедет к дому Котовой к девяти — мы справились с работой за три часа до его появления.

Я снова зевнул и прогулялся по квартире Котовых. Лену я нашёл в гостиной на диване. Она будто присела напротив телевизора, но не включила его — задремала. Котова так и спала: сидела, склонив набок голову и повернув лицо в направлении тёмного телевизионного экрана. Косынку она держала в руке — каштановые кудри освободились из плена, рассыпались по её плечам. Свет я в гостиной не включил: на улице уже светало. Я замер в двух шагах от спящей Котовой, рассматривал её лицо: внимательно, как в когда-то разглядывал её чёрно-белую фотографию.

В прошлой жизни я приходил на Верхнее кладбище всякий раз, когда приезжал в посёлок к родителям. Если являлся туда с Артуром, то сперва мы навещали могилу Ильи Владимировича… А если приходил один — сразу шёл к надгробию, с которого на меня смотрела большеглазая девчонка. В конце двухтысячных я нашёл могилу Елены Котовой поросшей сорняком. Поручил уход за ней тем людям, что присматривали за могилой Ильи Владимировича Прохорова. Оплатил новую оградку (старая проржавела); велел, чтобы посадили цветы, подновили надгробие и реставрировали фотографию.

«Чёрный, жаль, что ты не встретил эту девчонку… живой, — сказа мне тогда Артурчик. — Ни одной из своих подружек ты не уделял столько внимания. Может, ты бы хоть на ней женился. Наклепал бы с ней глазастых детишек. И бегали бы сейчас по твоему дому банды маленьких Черновых». Я взял спящую Котову на руки — косынка выскользнула из её руки, упала на пол. Я аккуратно отнёс Лену в спальню, положил на кровать. Убрал с её лба прядь волос. Котова что-то пробормотала во сне — я не разобрал ни слова, улыбнулся. Лена не проснулась, не открыла глаза; но улыбнулась мне в ответ. Над крышей соседнего дома появился край яркого пятна-солнца.

Я задёрнул на окне штору, взглянул на будильник, что стоял рядом с кроватью на тумбе.

— Чёрный, у тебя есть два с половиной часа на водные процедуры, — пробормотал я.

Беззвучно зевнул и побрел в ванную, прихватив с собой громко тикавший будильник.

Дмитрий приехал точно в оговоренное время. Мы погрузили ему в машину торты. Только после этого я улёгся в гостиной Котовых на диван и почти мгновенно уснул.

Сегодня мне впервые приснилось, что я находился в самолёте «Боинг 737-800». Самолёт падал в Средиземное море. Я проснулся в холодном поту, в квартире Котовых.

Почувствовал запах кофе и аромат духов «Иоланта». Открыл глаза — увидел над собой лицо Лены. Котова смотрела на меня с тревогой во взгляде, повторяла вслух моё имя.

— Ты ругался во сне, — сказала она.

— Бывает, — ответил я.

Принюхался, спросил:

— Где ты взяла кофе?

Мысленно добавил: «Привезла с собой из общаги духи?»

— У соседки попросила зёрна, — ответила Лена. — Ты же ругался вчера, что у нас его нет.

Я обнаружил, что проспал шесть часов. Лена напоила меня кофе, угостила слойками с повидлом (она ходила в магазин, пока я спал). Предложила, чтобы мы задержались в квартире её родителей до завтра.

Я ответил, что на вечер у меня другие планы.

На улице ещё не стемнело, когда я ушёл из Лениной квартиры.

Поехал в Красный переулок к Светочке — впервые я явился к Ельцовой в плохом настроении.

Конец мая и начало июня в этой новой жизни мне запомнились постоянными разговорами, связанными с учёбой. И ещё тем, что в понедельник десятого июня Артурчик принёс к нам в комнату новенький электросамовар. Прохоров и мой младший брат долго пытали меня вопросами, когда я пойду за своим лотерейным выигрышем. Эти вопросы вслед за ними повторяла и Котова. В итоге я отдал выигрышный лотерейный билет Артуру. На неделю позабыл о связанных с лотереей проблемах. А потом Прохоров притащил самовар. Артурчик поставил электросамовар на письменный стол, протёр его похожую на кривое зеркало поверхность носовым платком.

— Зачем он нам здесь нужен? — спросил я.

— Нужен, — ответил Кирилл.

— Красивый, — заявила Лена.

— Всё парни на кухню с чайниками бегают, — сказал Артурчик. — А мы теперь будем кипятить воду прямо в комнате. Как короли!

Летнюю сессию я сдал на «отлично». То ли потому, что вёл себя на экзаменах уверенно (даже спорил с преподавателями). То ли помогли купленные у Васи Ковальчука шпаргалки: пару раз я ими воспользовался.

Сразу по окончании сессии мы с Киром отправились в посёлок к родителям. Дважды туда к нам приезжала Котова, пока не уехала к тётке в Геленджик. А утром двадцать девятого июня я, Кирилл и Артурчик явились на железнодорожный вокзал.

Билеты на поезд купил Илья Владимирович Прохоров. Артурчик нам их вручил за полчаса до отправления — на вокзале, куда его привёз на «Волге» отец. Лишь тогда я узнал, что мы поедем на юг в плацкартном вагоне.

Но вопреки моим ожиданиям поездка до Первомайска прошла неплохо: почти как в тот, в прошлый раз. Мы слушали байки говорливого соседа по купе. Играли в «подкидного дурака». Я демонстрировал парням карточные фокусы.

Артурчик бренчал на гитаре. Мы снова выслушали весь известный ему репертуар Владимира Высоцкого. В том числе и его любимую «Песню о друге», которую Прохоров спел трижды.

В Первомайске мы перебрались на автовокзал. Ночью почти пять часов дожидались автобуса. В пункт назначения прибыли ровно в восемь часов утра (после трёх часов тряски по окружённой колхозными полями дороге).