И а этом месте высокоученый отец Помпилиус прервался и шмыгнул носом — похоже, прослезился, хотя лицо его по-прежнему скрывалось под капюшоном, и слез Андрюшка не разглядел.
К тому же Тимофеев, мягко говоря, не очень понимал всех этих высокоученых и достославных. Вроде бы только что орали дружным хором: «Слава Дракону! Воистину слава!» — а оказывается, прекрасно знали, что все это исходит от Нечистого. Нет бы самим, всем дружным коллективом ордена, пасть на колени, покаяться перед ликом Спасителя, ну а все свои щиты и прочую атрибутику с изображением Дракона — повыбрасывать или сжечь! Однако же ничего такого они не делают, только, как говорится, «в жилетку плачутся».
Наверно, если бы пауза продержалась дольше, то Андрюшка все же решился бы задать драконитам эти вполне закономерные вопросы. Но высокоученый Помпилиус собрался с мыслями и продолжил:
— Не могу я, любезный отрок Андреас, с холодным сердцем подробно рассказывать о том, какие телесные и душевные муки пришлось испытать святому Теофилу, да и не имею на то времени. Приведу лишь несколько примеров того, как злодеи, стремясь погасить истинную веру в душе Теофила, сочетали муку и соблазн. Три дня подряд они не давали узнику ни крошки хлеба и ни единой капли воды, а на четвертые приносили ко входу в узилище множество вкусной еды и прохладного питья, которое обещали отдать ему тут же, требуя взамен, чтоб тот поцеловал статуэтку, изображающую Дракона.
Подвергнув святого отшельника пытке раскаленным железом, оставлявшим на теле его болезненные язвы, палачи показывали ему другого подобного страдальца, которому за его отречение от Христа давали некую чудодейственную мазь. Эта мазь в считанные секунды излечивала раны и избавляла от боли, но Теофил отказывался воспользоваться ею, ибо ему обещали дать ее лишь после того, как он плюнет на распятие. Еще одним сочетанием мук и соблазна были случаи, когда ему давали свечу, распятие и изваяние Дракона. Если святой Теофил ставил свечу под распятием, то в подземелье, где его содержали, начинала литься ледяная вода или отвратительная грязь, вползали змеи, забегали крысы или залетали злые осы, мухи, комары. При этом ему показывали, как перед другим узником, поставившим свечу перед изваянием Дракона, раздвигаются стены тюрьмы и он тут же обретает свободу. В этом случае злодеи даже не требовали, чтоб отшельник обязательно ставил свечу перед богомерзким идолом. Они были бы вполне удовлетворены, если б святой Теофил вовсе не стал бы зажигать свечу. Ибо, если б он, опасаясь холода, грязи или омерзительных тварей, не решился бы поставить свечу перед образом Христа, то тем самым уже отрекался от своей веры.
На сороковой день Великий магистр Корнелиус, наущаемый нечистой силой, повелел предать Теофила сожжению на медленном огне. Отшельника приковали к чугунной решетке и разожгли под ним малый костер. При этом рядом с костром стояли три магистра ордена драконитов, державших в руках распятие, Дракона-идола и свечу. Кроме того, там же находился палач с кочергой и ведром воды, дабы быстро залить и разметать костер, а также лекарь с горшком чудодейственной мази, которая могла в короткое время излечить святого Теофила от ожогов.
Перед казнью Великий магистр, устами которого говорил сам Враг рода человеческого, объявил святому отшельнику: ежели тот произнесет слово: «Отрекаюсь!» — и плюнет на распятие, а затем зажжет свечу, поцелует идола и, преклонив колени, поставит свечу перед изображением Дракона, вымолвив слово: «Признаю!» — то будет немедля отпущен на свободу и получит тысячу золотых дукатов. И даже после того, как казнь уже начнется, она в любое время может быть остановлена на вышеупомянутых условиях.
Но душа святого Теофила не дрогнула перед лицом страшных телесных мучений. Он не отрекся от Христа, даже тогда когда его тело начало обугливаться. И хотя боль была нестерпимой, Теофил не кричал, а лишь смиренно повторял: «Верую и уповаю на милость твою, Иисусе!»
Когда же тело великомученика сгорело до костей, свершилось чудо великое: святой Теофил восстал из пепла, в сверкающих аки солнце белых одеждах, увенчанный нимбом и сиянием вокруг головы. И все рыцари, присутствовшие при казни, в страхе великом и смятении духа пали на колени, ибо поняли, что нарушили заповедь божью — сотворили себе ложного кумира и поклонялись ему…
Тут отец Помпилиус еще раз всхлипнул под капюшоном, а Великий магистр Амбициус, магистр Аллезиус и высокоученый Мобилиус уронили на стол слезинки.
— Тогда святой Теофил обратился к тем, кто казнил его, с речью, и устами его говорил Господь наш! — продолжил Помпилиус торжественно. — Он сказал: «Призываю вас, покайтесь, братие! Откройте душу для Господа, отрекитесь от идола-кумира, ибо настал для вас Судный день и тот, кто не покается, равно как и тот, чье покаяние не будет искренним, ввергнет себя в геенну огненную немедля!»
Большая часть рыцарей, воинов и слуг их принесла искреннее покаяние. Но демон Зуубар, незримо присутствовавший среди них, не пожелал выпустить из сетей своих Великого магистра Корнелиуса и еще двенадцать рыцарей. Все они не смогли покаяться искренне и тут же пали наземь, скончавшись в страшных муках, а грешные души их похитил Нечистый…
При этих словах Помпилиуса все четверо драконитов дружно осенили себя католическим крестом, то есть перекрестились всей ладонью. Андрюшка, на которого рассказ высокоученого отца произвел сильное впечатление, тоже перекрестился — по-православному.
— Святой Теофил, обращаясь ко всем покаявшимся, благословил их и напутствовал: «Срок вашей земной жизни еще не истек, и многим из вас еще предстоит испытать соблазны Нечистого и слуг его. Многие из вас, лишившись тех мирских благ и преимуществ, которыми одарил вас Враг рода человеческого, втуне будут жалеть о них и тем вновь подпустят Сатану к сердцу своему. Исторгните же самую память о них и забудьте о драконитской ереси. Ибо если кто-то из вас, детей ваших или иных потомков, вспомнит о ней даже через триста лет, то навлечет на себя и потомков своих новые ужасные беды. Живите же с Богом в душе и внидете в царствие небесное!» И после сих слов святой Теофил воспарил над землей грешной и вознесся к Престолу Божьему!
Андрюшка опять захотел вопрос задать, насчет того, как получилось, что все-таки дракониты и через 800 лет продолжают существовать, но удержался. Все же неприлично старших перебивать.
Оказывается, история идолопоклонного ордена на вознесении святого Теофила и впрямь не закончилась.
— Увы, — сокрушенно сказал отец Помпилиус, — не все искренне покаявшиеся грешники смогли выдержать ниспосланное им испытание до конца земной жизни. Ведь все мирские блага, приобретенные ими при содействии нечистой силы, исчезли как дым. Одни потеряли земли, другие — золото, третьи — красоту и силу. Не говоря уже о тех, кто потерял способность превращаться в зверей и птиц, творить живое из неживого, а неживое — из ничего. И немалое число бывших драконитов до конца дней своих сожалели об утраченном, даже вернувшись в лоно апостольской церкви. Иные же, не убоясь кары Господней, сохраняли у себя орденские реликвии, а отдельные тайно повелели своим писцам записать колдовские обряды, не пожелав исполнить завет святого Теофила и исторгнуть из себя саму память о драконитской ереси. И все же те, кто воочию видел чудо воскресения великомученика и вознесения его в райские кущи, равно как и кару, постигшую Корнелиуса и наиболее упорных в заблуждении драконитов, не решились вновь отступиться от святой церкви. И дети их, и внуки, и правнуки оставались добропорядочными христианами. Почти все писания, повествующие об ордене драконитов, его обрядах и обычаях, были сожжены, осталась лишь одна «Великая книга времен», и то потому, что ее страницы для непосвященного человека кажутся чистыми, а прочесть написанное можно лишь при помощи черной магии…
Андрюшке очень хотелось сказать, что вообще-то та книга, что лежит на столе перед отцом Помпилиусом, — не единственная и точно такую же он в троллейбусе нашел, но сумел-таки язык попридержать.
— Много поколений сменилось, триста лет минуло со времени погибели первого ордена драконитов, — печально произнес отец Помпилиус. — Не осталось ни самих свидетелей вознесения святого Теофила, ни детей их, ни даже внуков и правнуков. Но осталась «Великая книга времен», а также три реликвии драконитов: оскверненное распятие, в которое должны были плевать новопосвящаемые, идол Золотого Дракона — его новопосвящаемый должен был целовать, — а также свеча, которую долженствовало ставить перед идолом. Свеча сия отличалась от всех прочих тем, что, будучи поставлена перед образом божьим, никогда не сгорала дотла и распространяла благоухание. Укоротившись при сгорании до высоты в полдюйма, она чудесным образом вновь вырастала до прежней длины. Когда же ее ставили перед идолом Дракона, она не теряла свойства гореть вечно, но цвет ее пламени менялся с золотистого на зеленый, а вместо благоухания распространялся запах серы. Собранные вместе и составленные особым образом, реликвии драконитов в сочетании с магическими заклинаниями способствовали вызову демона Зуубара. И вот однажды, пятьсот лет назад, случилось так, что распятие, свеча, идол и книга попали в одни руки…
Тут высокоученый осекся, закрыл руками лицо, точнее, бороду — ибо только она высовывалась из-под капюшона, — и горько зарыдал. Андрюшка как-то сразу догадался почему. Не иначе, реликвии драконитов каким-то образом достались Помпилиусу. Неужели ему уже пятьсот лет? Конечно, лицо разглядеть невозможно, но, несмотря на то что борода у него седая, и руки старческие, и голос, больше семидесяти-восьмидесяти ему никак не дашь…
Минуту или две все тягостно молчали, а Помпилиус рыдал и шмыгал носом. Потом он наконец справился со своими нервами и вновь заскрипел из-под капюшона, сразу же подтвердив Андрюшкины предположения:
— Этим несчастным, не ведающим, что творит, был я, грешный, совсем еще молодой и любознательный юноша. Я мечтал о славе доблестного рыцаря, воина, но уродился слабым и болезненным, а потому мечты мои остались неосуществленными. Отец пожелал, дабы я ушел в монастырь и посвятил себя служению Господу. Но я, хоть и не решился противиться воле родителя, не мог смириться с уготованной мне участью. Став послушником, я по-прежнему грезил военными подвигами и мирской славой. В то же время я понимал, что страдая неизлечимыми недугами и природной слабостью, никогда не смогу добиться желаемого. Не раз я возносил к Богу горячие молитвы дать моему телу здоровье и силу, но увы — по-прежнему оставался больным и слабым. Теперь-то я понимаю, что Ему угодно было ниспослать мне земные страдания, дабы испытать крепость моей веры, и, увы, испытания сего я не выдержал…
Помпилиус тяжко вздохнул и продолжил:
— Вера надломилась во мне, душа ослабла, и я направил стопы к знахарю-чернокнижнику, обитавшему в лесу поблизости от монастыря, намереваясь заплатить ему чем угодно за излечение от хворей и слабости. Знахарь сказал: «Если ты принесешь мне три вещи, о которых я тебе расскажу, то сможешь не только сам исцелиться, но и исцелять других. Братия признает тебя за святого, и ты обретешь великую славу!» Когда я спросил его, почему он сам не отправится за этими вещами, знахарь ответил, что слишком стар и болен, чтоб предпринимать столь длительное путешествие. Если же я принесу ему распятие, идола и несгораемую свечу, то он сможет исцелить свои хвори и вернуть себе молодость. И он поведал мне, куда я должен направиться. Много позже я узнал, что у него имелась «Великая книга времен», которую он сумел прочесть, применив магические заклинания. Именно там было написано, где находятся реликвии драконитов. Причем если какая-то из трех вещей меняла владельца или перемещалась из одного места в другое, то, соответственно, менялась и запись в книге…
— Может, высокоученый отец Помпилиус сократит свое печальное повествование? — заметил Великий магистр Амбициус. — Стоит ли нашему будущему избавителю знать все подробности ваших трехлетних скитаний?
— Как будет угодно высокочтимому. — Помпилиус смиренно наклонил капюшон. — Не буду утомлять ваши уши подробным рассказом, скажу лишь, что для того, чтоб заполучить в свои руки реликвии драконитов, мне пришлось нарушить три божьих заповеди. Несгораемую свечу я попросту украл из одного французского монастыря и нарушил заповедь «не укради». Распятие я подобрал на дороге, после того как оно выпало из дырявой сумы паломника, шедшего в Рим, и после ложно поклялся на Библии в том, что оно принадлежало мне, нарушив заповедь «не лжесвидетельствуй». Наконец, ради золотого идола Дракона мне пришлось убить баварского купца — и нарушить заповедь «не убий». Отягощенный этими грехами и неправедно добытыми вещами, я поспешил вернуться к знахарю, но застал его лишь за пять минут до кончины. И единственным, что он успел мне сказать, было заклинание, с помощью которого открывалось написанное в «Великой книге времен»: «Графо ин номине Тартарус!» После чего знахарь испустил дух в страшных муках, и, как представляется мне ныне, душа его стала добычей Нечистого! Вот таким образом все четыре реликвии драконитов попали ко мне в руки и я оказался во власти Великого Соблазна!
— То есть вы захотели воссоздать орден драконитов? — не утерпел-таки Андрюшка.
— Прозорливость твоя, любезный отрок, достойна уважения, — почтительно заметил Помпилиус. — Три дня и три ночи в хижине знахаря, рядом с хладным трупом его, читал я «Великую книгу времен» и узнал историю ордена, вплоть до его весьма поучительного конца. Далее страницы оставались чистыми, но последняя запись гласила: «Аще кто пожелает узнать порядок обрядов, обычаи и таинства драконитов, должен положить сию книгу наземь, возложить на нее распятие, поставить идола Дракона поверх главы Христа и зажечь вечную свечу пред идолом, установив ее на ноги распятого. После надо произнести заклинание: «Патер, филис ет спиритус санкти — нихиль эст!» Тогда явится Наставник и даст нужные поучения».
— Наставник — это демон Зуубар? — догадался Андрюшка.
— Еще раз похвалю твою прозорливость, отрок Андреас! Возможно, обладай я подобной, не навлек бы на себя и здесь присутствующих столь много бед и мучений! Тем более что благой пример и предупреждение святого Теофила были у меня перед глазами, равно как и поучительная история грехопадения Корнелиуса и других благородных рыцарей. Но я не сумел противостоять соблазну! И, составив из реликвий драконитов помянутую выше фигуру, я зажег несгораемую свечу перед идолом! После чего ее пламя стало зеленым, послышался запах серы, глаза идола засветились, а из пасти вылетел огненный клубок, переместившийся в тот угол хижины, где лежало мертвое тело знахаря. Этот огненный клубок втянулся в ноздри покойника, а затем он открыл глаза, приподнялся и встал на ноги!
— Зуубар вселился в тело знахаря?! — еще раз проявил прозорливость Тимофеев.
— Истинно! И с той поры я надолго оказался под его полной властью, не делая ни шага против воли посланца Сатаны. Причем если прежде, стремясь к подвигам на ратном поприще, я намеревался свершить их во славу божью, то отныне мной овладела мечта о власти, причем власти тайной, когда люди, стоящие выше меня, подчиняются мне, почти незаметному и, казалось бы, ничтожному человеку. Такова была прихоть демона Зуубара. Именно поэтому я не стал воссоздавать орден самолично, а сперва отвратил от Христа высокоученого отца Мобилиуса и по наущению демона Зуубара внушил ему постулаты драконитской ереси. Мобилиус же долгое время считал, будто самостоятельно пришел к этим ложным истинам под влиянием тринадцатого созвездия, не входящего в обычный зодиакальный круг, — Дракона. Затем Мобилиус вовлек в ересь достославного рыцаря Александра фон…
— Я не желал бы, чтоб здесь прозвучала славная фамилия, которую я опорочил! — перебил магистр Аллезиус.
— Уступая вашему требованию, мессир, я не стану ее упоминать, а лишь сообщу, что вы приняли свое нынешнее имя, лишь вступив в орден драконитов. Кроме того, вашими стараниями, мессир Аллезиус, был вовлечен в братство драконитов барон фон… Словом, тот, кто ныне именуется Великим магистром Амбициусом.
— Да, это так, — кивнул тот.