Чемпионат

— И почему ты не захотел мойку автоматическую? — в очередной раз удивилась Лера его любви к мытью посуды и нежеланию автоматизировать этот процесс, благо приспособлений, избавляющих от бытовых хлопот, было достаточно.

— Да это ж успокаивает, ты знаешь. Так вот, твоя аналогия вроде здравая, кажется, что больше-то нам нечего и делать больше, но мне кажется, останутся от нас рожки да ножки. Слушай, а из «Рыси» никого не осталось, с кем можно было бы переговорить?

— Хм… так их же не только расформировали лет пять назад, но и всяким гонениям подвергли. А так как и мы были в какой-то прострации, то всё постепенно потерялось. Но я могу поискать, люди-то остались.

— Лер, поищешь, а? Там спецназ какой-то, может, и нам нужно в этой теме покопаться. Так пока кажется, что одним футболом мы ничего не добьёмся. Расплющат нас, и зритель понурый разойдётся тихо по домам. Кстати, и здесь момент тонкий — бить нас всё равно должны. Но мы каждый раз должны восстанавливаться. Так ведь?

— Ты знаешь, мне кажется, что от результата конкретного, действительно, будет не очень много зависеть. И драма какая-то должна быть. Но просто клубок там настолько перезревший, что он всё равно прорвётся. Вопрос в том, кто за ниточку первым дёрнет.

— Ну да, ну да… И «дергуном» я должен выступать.

— Да, ты, — Лера подошла к нему из-за спины и, обхватив руками, стала целовать шею. — Хватит уже намывать, пошли. Она потянула его мягко, но настойчиво.

Каждый раз, когда они занимались любовью, Лера обнажала не только своё по-прежнему молодое тело, она обнажала душу. И именно этим повергала в экстаз Юру. Счастье граничило с безумием и кололо острой рапирой, раздирая душу. После тридцатого года в секс они вкладывали и весь трагизм своей жизни, отчего после лежали опустошённые, перекрещенные телами и душами.

С Проскуриным они так и не обсудили игру с «Гэлэкси», так как сосредоточились на «Ломбардии». Молодые парни из второй команды светились энтузиазмом и рыли землю, словно кони, застоявшиеся в стойле. Главная сложность, как и в случае с Ребровым, была в том, чтобы подчинить их энергию тренерской воле и Бобровскому капитанству. И если большинство из них было взращено на былой славе «Московии» и, соответственно, её главного героя они принимали с пиететом и уважением (нужно заметить, правда, что Юра эту ступеньку старательно размывал, «сходя» к ребятам с высот своего величия в их глазах), то мысли Проскурина зачастую встречали недовольным бурчанием. Тут приходилось вступать и Васильеву, и Реброву, и, конечно, додавливал сам Юра. Апеллируя к их взрослости и желанию помочь команде.

— Парни, вы думаете, что Анатолич только по люденам спец? А вот и нет! Он прямой наследник Ларионова вам небезызвестного. Идеи у него те же. А что с того, что вам занятия не всегда кажутся весёлыми и иногда попахивают нудьгой, так любое серьёзное дело не обходится без этого. Просто примите для себя, что он знает, что делает. И всегда прав. Вот сегодня это упражнение, поначалу так вас забавившее, потом быстро наскучило. Захотелось свеженького. А ведь этим однокасанием, — Юра возвращался к прошедшей тренировке, растолковывая одноклубникам тонкости тренировочного процесса. Объяснял суть занятия, в котором, разбившись на пары, игроки битый час в одно касание перебегали от одних ворот до других, обыгрывая защитника исключительно за счёт партнёра. — Ведь этим однокасанием, повторяемым без конца, вы закрепляли у себя в моторной памяти нужные движения. Чтобы уже не думать, а на автомате. Это всё для сыгранности, которая достигается месяцами — а сейчас у нас этого времени нет. Зато есть ноу-хау от Проскурина. Он мозг и человечий, не только люденовский знает насквозь. И как туда затолкать нужные навыки и умения по-быстрому, он знает. Так что не бурчите, а лучше отворите свои души для принятия всего того, что излагает этот мудрый, без сомнения, человек. И помните, что каждая игра важна, но готовимся мы сейчас, ввиду провала сезона, к игре тридцатого. — Добавил Юра без подробностей. А что он им ещё мог предложить в качестве аргумента? Как подать суперважность того матча с американцами?

Морозы к концу недели окончательно овладели просторами Русской равнины, пугая своей основательностью отвыкших жителей. Летающие мобили, собранные в тёплых краях, быстро начали ломаться, отказывались взлетать. Дороги снова начали наполняться чадящим колёсным старьём. Центральное отопление в Москве, по счастью, работало, несмотря на свои преклонные годы. Заливались катки, а в парках появились первые лыжни, люди, по началу боявшиеся высунуть носы на, в общем-то, несильный по старым меркам пятнадцатиградусный мороз всё чаще вылезали на свежий воздух, похрустывая хрупким снежком.

«Московит» был построен на совесть, с учётом разных погодных катаклизмов. И уж с такой температурой он справлялся играючи. Болельщики вылезали на трибуны и с удовольствием снимали тёплые одежды, располагаясь в просторных креслах.

Но каждый выходящий из внутреннего коридора наружу не могу сдержать возгласа удивления — поле радовало глаз небывалой зеленью. Клуб решил окончательно пойти наперекор устоявшимся традициям современных Чемпионатов и убрал удручающую чернь с газона.

— Вот это газон, так газон! А то развели траур, — довольные переговаривались зрители.

— Смотри-ка, нравится жителям новая старая зелень, — кивнул в окошко из ложи Проскурин гендиректору.

— Всё вы развлекаетесь! А ведь потом мне разгребать, — поёжился вечно неуверенный карапет Винер.

«Много ты разгребаешь. Сейчас глотнёшь пивка, да ещё до окончания игры к любовнице своей распрекрасной. Вон и глазки уже сально заблестели в предвкушении», — неприязненно подумал Валентин и пошёл к команде в раздевалку.

Игроки также бурно обсуждали нежданную ими зелень газона. Высказывали умеренную радость.

— Вот итальяшки-то удивятся. Как бы не забыли, что надо играть, — гоготал Рома Васильев.

А «итальяшки» довольно хладнокровно отнеслись к нестандартному цвету покрытия, на котором предстояло играть. Больше они порадовались теплу, что царило внутри чаши стадиона. Прозрачная крыша пропускала тусклый свет с небес, дополненный мягким искусственным освещением из-под крыши.

— Всё, ребятушки, поиграйте в удовольствие. Дальше таких удовольствий неизвестно уже когда вкусите. Но не заигрывайтесь. Если они, как предполагается, ребята приличные, то отнеситесь к ним тоже с уважением. Поехали, — дал кратенькую установку Проскурин и погнал команду из раздевалки.

Трибуны привычно для последних матчей были густо населены. Налаживали тридешные баннеры и виртуальные картинки. Шумели одобряюще.

«Давненько уже я не озирался на полную чащу, добро к нам настроенную с зелени газона. Прямо даже приятно по особенному», — Юра вывел своих ребят из коридора на поле под шум и гвалт. Ломбардийцы были сосредоточены и на болельщиков внимание не очень-то и обращали.

— Смотри-ка, а люденов у них-то всего двое. Похожи на защитников, — подметил Могучев каменные лица «недочеловеков» в строю соперников. — И чего нам от них ждать?

— А вот игра начнётся и разберёмся, — успокоил вратаря Бобров. — Давайте, девочки, поехали!

И они поехали, как и рекомендовал Проскурин: легко и непринуждённо, кайфуя от Игры, радуясь движениям и ловкими взаимодействия. Противник был дисциплинирован, физически силён, но мягкотел и глуповат. Их игра застряла где-то между современным выжигающим футболом «Османии» и думающим, но совсем не рыхлым футболом буров. В результате итальянцы были ни там, ни тут. Пытаясь комбинировать, они действовали по примитивным шаблонам и были открытой книгой для Боброва и К^о. Пробуя затирать нападающих мощью люденов и их помощников, они чуть ли не лбами сталкивались между собой. В общем, смотрелись хило и бездумно. Но, надо отдать должное, не грубили и вели себя, несмотря на явный проигрыш по всем статьям, спокойно, а местами и благородно. Публика оценила и не посмеивалась даже над откровенными ляпами гостей.

В первом тайме Васильев, Ребров и Бобров забили по мячу, обеспечив уверенное преимущество не только игровое, но «счётное».

— Что-то сегодня жарковато. Натопили чересчур, по-моему, нет? — холодолюбивый Юра изрядно взмок.

— Да вроде стандартные плюс тринадцать, — пожал плечами главный тренер и заметил уже непосредственно по игре. — Ребята, вот редко бывает, чтобы тренер видел на поле то, что он представлял в своём мозгу до игры. Сегодня именно такой случай. Почти всё идеально. Пасы быстры, обводка своевременна, удары точны. Молодцы. Хоть и не хвалят в перерыве. Но у меня две новых задачи на второй тайм. Первая: не добивайте, я вас прошу, соперника. Не раскатывайте их в хлам, они этого не заслужили. Попридержите коней. А для этого есть вторая задача. Отрабатывайте одно касание. То есть максимально быстрый футбол. Два касания — считайте что запрещено. Будет непросто, зритель сначала будет обескуражен. Но так надо. Готовимся к следующим двум играм. Понятно?

— Это что ж, голы не забивать? — удивился Ребров.

— Забивайте! Забивайте! Но лишь по правилам, озвученным мной. Задача — от своих ворот максимально быстро доставить мяч к воротам соперника. И если вы думаете пулять дальними передачами, то каждый мяч, приземлившийся на газон или на соперника, я записываю в минус тому, кто пульнул. С другой стороны, если это будет ещё одно касание нападающего и гол, то плюсы делю на время, которое, понятное, дело, будет минимально. То есть если много маленьких и точных и гол, то понадёжнее, минусов меньше, но и время долго. Забава ясна?

— Ох, фантазёр ты, Анатолич, — засмеялся Бобров. — Вот так вот, ребятки, хватит баловаться, говорит тренер, пора и поработать. Поработаем?

— А как же! — в разнобой ответили футболисты. Несмотря на, казалось бы, самодурство главного тренера, задача им понравилась. И уже через несколько минут, когда возобновилась игра, они проявили старательность.

Однако при всех их талантах и слабости противника, однокасательная игра до конца не выходила. То сами ошибались, то «Ломбардия» мешалась. И лишь к концу игры, когда болельщик, наконец, оценил старания и цели своих любимцев, стал аплодировать удачным их действиям, стало получаться. Так один из защитников всё же рискнул и сделал длинную, отгрузив немножко в угол штрафной, где подстроившийся Бобров, положив корпус, вогнал мяч в девятку.

— Ф-фух! Ну и рывочек мне пришлось делать! Не мальчик же уже, — отдувался после красавца-гола Бобров, принимая поздравления.

А следом московиты расчертили треугольниками половину поля гостей и забили уже после множества «наземных» пасов. Отличился Васильев. Тут подоспел и свисток об окончании.

Пока гости понуро побрели в раздевалку, московиты благодарили болельщиков.

А снаружи пушистыми зарядами снег наяривал вокруг зимние пейзажи…

Две тысячи двадцать пятый год в бурлящем Мире настал буднично и незаметно. На каждом кусочке планеты что-то происходило, везде кипела жизнь, разногласия вырождались в междоусобицы, войны сменялись короткими перемириями, где-то работали, где-то бездельничали, одни рожали, другие убивали. Всё было как всегда. Цивилизация продолжала хиреть, пряча своё дряхление за нелепыми и яркими вывесками. Всё чаще западные люди казались похожими на папуасов, которым надарили бусы. Они бряцали новомодными, но бесполезными устройствами, жмакали многочисленные кнопки, теряя последние навыки индивидуального сознания, скатываясь вниз по эволюционной лестнице и деградируя.

Коллективный же разум питался в тлеющих очагах на востоке и юге Азии, центре Сибири. Оставались чахлые ростки и в Российской Республике. Власти ещё как-то стремились удержать продолжающую рассыпаться государственность, замирялись с ближними соседями, тем не менее, торгуясь с ними из-за каждой приграничной мелочи.

А Мировой Чемпионат продолжал крепнуть и обретать новых поклонников, постепенно являясь той основой, которая не давала сгинуть в одночасье дряблому человечеству. Парадоксально, но, являясь квинтэссенцией накопившейся дряни в Мире, он в то же время давал шанс хотя бы некоторым людям обрести прежнюю почву под ногами. Вопреки желаниям создателей и продвижителей этого состязания, такие клубы как «Московия» несли в себе совсем другие программы и цели. И у этого движения появлялись последователи.

Весь год «Московия» доминировала не только на футбольных полях, но и в умах непредвзятых зрителей. В «загашнике» у тренера Ларионова и капитана Боброва (безусловной мировой звезды тех лет) находились и тактические уловки, и изящные решения, и невесомые комбинации против любого соперника. Московитов пытались подкупать, запугивать, затаптывать, брать силой, хитростью… Пытались копировать их игру, подстраиваться, ломать, лебезить… Но в тот год лишь иногда (за сезон несколько раз) московский клуб позволил себе засбоить и споткнуться на торённой дороге к первому месту. И только неопытность в борьбе за безоговорочную гегемонию не позволила «Московии» занять вершину задолго до конца соревнования. Тем не менее, чемпионами Бобров и К^о стали.

Попутно развилась мини-империя «Московии»: работали обычные и спортивные школы; в институтах не только учились, но и разрабатывали новые технологии, шла научная работа; талантливую и работящую молодёжь брали на заметку и переводили в производства; строили усадебные посёлки; крепла полубоевая организация «Русь». И главной управляющей силой была «Московия». Конечно, такой оплот здравомыслия и здоровое развитие не могло не беспокоить мировых разрушителей. Но до поры до времени они не воспринимали всерьёз зреющую почку на больном челе планете. Посматривали снисходительно, кривили рты, похихикивали в кулачок, ворочая свои мирские дела.

Год промелькнул незаметно и буднично, лидерство «Московии» было естественно и гармонично. Как будто так и должно было быть с самого начала. Препоны постепенно мельчали, злопыхатели остывали.

Бобров с семейством от лучей славы не то чтобы прятался, но светской жизни и сопутствующих звёздному статусу обязательств избегал. О чём старательно заботилось и «Возрождение», и лично Лиля, да и сама Лера тоже приложила к этому свою изящную ручку. Бурная футбольная и общественная деятельность этого видного деятеля современности замирала, когда он уходил в тень семейной тихой жизни. Поклонники не только признали это, но и гордились скромностью своего любимца, сами же контролируя невторжения в его пространство нежелательных гостей.

Близнецы быстро росли и развивались. Родители совмещали работу с активным отдыхом, вовлекая обязательно в него и своих карапузов. Дедушка с бабушкой оказывали им в этом активную помощь.

Пробиваясь лучом света в темноватом, в целом, царстве, они шагнули в следующий год, не без опаски вглядываясь в предстоящее.

Ближе к весне в воздухе повисла напряжённость. Повисла не только в московском регионе. Напряглась вся Русская равнина, Средняя Азия и Центральная Европа; зазвенела Северная Америка и половина Африки. Природа, набычившись, хмурилась непонятными всполохами. Погода вроде бы стояла для каждого места своя, привычная, нужная. Но неуловимое надвигалось, заставляя людей нервничать.

— Какая-то фигня висит, не поймёшь что творится, — хмурился Юра ужиная, когда всё семейство было в сборе. Притихли даже обычно шумные мальцы.

— Ох, доиграются, деятели эти, доиграются, — высказался отец. — Сегодня в Интернете, пестрящем и переполненном записями, постами и статьями на эту тему, нашёл на задворках маленькую заметочку какого-то геофизика из Новосибирска (я проверил — действительно, работает в Академгородке, кандидат, какие-то там работы перечислены) и он так изумлённо восклицает, что, мол, очевидно, что планета вот-вот съедет со своей оси верчения, а этой очевидности никто не хочет замечать. Впрочем, замечает он, катаклизм хоть и будет существенным, но не катастрофическим — годик помучаемся в непривычных условиях.

— Да ну, нам трудно это проверить. Всё, что не потрогаешь руками, нужно воспринимать лишь на веру.

— Ты забываешь, что есть ещё логика и научные знания лично твои. И если уж чьё-то мнение согласуется с твоим мышлением и автор этого мнения в силу каких-то объективных или, может, субъективных причин является авторитетом, то и это мнение принимаешь. А уж про «потрогать руками»… Манипуляции и тут возможны, ты же понимаешь. Так что очень многое в нашей жизни вопрос веры, темперамента и мировоззрения сложившегося и индивидуального. Как говорится, «у каждого своя правда». И абсолютных истины в мире не так уж и много.

— Вы что тут развели неурочную дискуссию? Даже чай ещё не начали пить. Поешьте сначала, — с укором выговорила мужу и сыну Ксения Ивановна.

И они, притихнув, стали есть.

А на следующий день полило. Зима сошла с лица разом и, как потом оказалось, бесповоротно. Февраль обернулся апрелем. Дождь лил тёплый, мощный, смывая белое покрывало, превращая улицы в реки, а площади городские — в озёра. Реки вскрывались, половодье развивалось нешуточное. Из разных уголков Русской равнины неслись крики о помощи.

В Северной Америке торнадо одно за одним опустошали фермерские хозяйства, клиньями вонзались в мелкие и крупные города.

В Африке выпал снег. Да так выпал, что лежал не одну неделю, вымораживая культурные посадки, людей и животных. Пальмы понуро кукожились, обратившись полярными елями.

В Европе после тёплой зимы, когда редкие снежинки опускаются лишь в Альпах, а Средиземноморское побережье все три месяца напоминает бархатный сезон в Крыму, бухнуло похолодание, родственное североафриканскому. Конец марта, а нидерландские каналы покрылись льдом, в Берлине и Париже машины глохнут в сугробах, зацветшие было плодовые на побережье уныло укутались белыми кокошниками.

Техника не справлялась, люди оставались без крыш над головой; где-то замерзали, где-то тонули, где-то гибли в развалинах. Грозил всеобщий голод.

— Вот тебе и прорвалось, — Ахметдинов собрал экстренное собрание. — Чемпионат в этом сезоне не стартанёт. Вот, только что приняли решение. Понятное дело, что не до этого.

— А до чего, Тимур? — лениво протянул Ганжа. Нахлынувшая на планету беда будто не касалась его, он воспринимал всё лишь как нелепую шутку природы, которая знает, что делает. На все потуги человеческие смотрел свысока и посмеиваясь. Бобров подозревал, что друг за этой циничной маской прячет свои истинные переживания.

— А до того, что каждый будет выкручиваться как может. А кто может побольше, да не очень паскудный, будет ещё и другим помогать. Вот мы и будем! Главные заботы случатся, когда катаклизмы через несколько месяцев поутихнут — нехватка продовольствия и всякая зараза будут процветать. К этому мы готовы. Другое дело, что расцветёт мародёрство. Уж и покрепче правительства в некоторой растерянности вожжи отпустили, что про наших говорить… В общем, план я набросал. Футбол не забрасываем, ребят всех нужно удержать, команду сохранить. Но всё пока на второй план.

— С чего ты взял, что это кончится через несколько месяцев? — Юра зацепился именно за эту фразу.

— А пусть это будет чисто мой интуитивный прогноз! Не думаю я, что такое неустойчивое состояние долго продлится, не думаю… поэтому принцип «прожить этот последний час праздником» забыли и растоптали. Нужно будет попотеть, чтобы приуменьшить предполагаемые потери.

Он собрал не только своих приближённых по «Московии» и «Возрождению», были люди из всех тех организаций, которые доселе трудились на общее благо зарождающейся маленькой империи: ректоры и директоры, председатели фермерских хозяйств и инженеры научных институтов, военные люди и гидрологи. Компания напоминала кабинет министров небольшого государства. Собственно, так уже и выходило. Особенно на фоне дряблой Российской Республики.

Москва вспоминала, как переживать наводнения. Пользовались спросом не только сапоги, но и надувные лодки. Низинные районы Замоскворечья покрылись водой вышедшей из всяких берегов реки. Водохранилища переполнялись, и, вынужденные, снижать риск прорыва плотин, служители сбрасывали излишки, открывая водосбросы нараспашку. В черте города проплывал всяческий разнообразный мусор, придавая центру города экзотический вид.

Посёлок Северный, в котором жило семейство Бобровых был на какой-никакой возвышенности, отчего прямое затопление им не грозило. Домик был сделан качественный, крыша не текла, запасы провизии, благодаря Ксении Ивановне, были значительные.

— Мам, это вот откуда такие припасы? — удивлялся Юра неиссякаемым, казалось, продуктам. — Ты готовилась к войне или землетрясению?

— Как видишь, со своим подтруниванием ты попал впросак. Ирония неуместна, а мне должен сказать спасибо. Ну, если не спасибо, то хотя бы ел да помалкивал, — слегка обиделась мама на Юру.

— Юр, ты чего, действительно? Сейчас народ с прилавков всё подмёл, а новое просто не завозят. Это ещё на складах пока есть, думаю.

— Кстати, в нашем ведомстве много же тоже складов, интересно, они хорошо охраняются? — задался вопросом Юра. — А то понабегут ушлые, людям простым не достанется ничего.

— Думаю, всё там нормально схвачено, — успокоил Владимир Викторович. — Сейчас нужно думать, как последствия всех этих бесконечных, кажется, катаклизмов уменьшить. Не думаю, что это надолго.

— Ну, пока вот это наводнение, с которым более-менее справляемся — людей эвакуировали, дамбы насыпали.

Да, деятельность московитской империи сейчас была направлена на банальное спасение жизней людей. Спасали всех тех, на кого хватало сил и средств. А за наводнением пришло похолодание — в середине апреля ударил мороз. О каком бы то ни было урожае речи не шло — продолжали разгребать грязь и последствия большой воды. Всё осложнялось замерзанием и льдом.

В других частях планеты также продолжалась вакханалия. Жители Земли не успевали опомниться от одного бедствия, как накрывало следующим. Сокрушительных разрушений не происходило, природа как бы лишь заигрывала с населением, показывая свою силу. Пугала, гремела и шумела, но не изничтожала подчистую.

К концу мая, после трёх месяцев испытаний выглянуло солнце, температура вернулась в нормальный интервал, начала оживать истерзанная поверхность. Запели птицы и зазеленела трава. Настала пора восстановления.

Вполне естественным образом в таких стрессовых условиях принакрылись медным тазом слабые государства. Находились и такие, для кого «кому война, а кому мать родна». Северо-Западная Республика непонятным, казалось бы, образом укрепила свои позиции, неожиданно оказавшись одним из влиятельных игроков на мировой политической арене.

Российской Республике повезло меньше — откололся очередной анклав — Татария с Башкирией огородились от бедствующих областей, прихапнув нефть целиком себе.

«Московия» вместе со всеми своим движениями, филиалами и объединениями (давно уже между собой люди хоть как-то задействованные в этих делах, называли всё просто «Империя») пострадала прилично, но не безвозвратно. Люди были крепкие и энергичные. С прежним энтузиазмом взялись за восстановление былого и развитие нового. Пояса затянули, но не жаловались.

Частенько приходилось отпихиваться и от мародёров, и от иждивенцев, да и просто лентяи и прихлебатели толпами пытались вклиниться в мощнеющую организацию посреди дряхлеющей страны.

За лето было многое навёрстано: восстановлены дороги, некоторые заводы и сельхозугодья (даже было что-то высажено и успевало созревать), учебные заведения готовились к началу занятий.

Ближе к осени заговорили и о возобновлении Чемпионата. И если сезон этого года начинать было поздно, то следующий год участники и организаторы планировали начать в сроки, предусмотренные нереализованным в этом несчастном году календаре.

Лишь в сентябре Тимур позволил себе и ближайшему окружению маленькую передышку. Люди были измождены непрерывной работой самого различного свойства. И для продолжения больших дел требовался отдых.

— Недельку нужно отдохнуть. Всё. Не обсуждается, — скомандовал он своим подчинённым, коллегам и единомышленникам. Конечно, он не собирался обезглавливать и оставлять всё без управления, но и желание заставить всех вздохнуть у него был жёсткое.

— Ну, тут, по-моему, вариант один — на Алтай, — на семейном совете предложил Юра. — Где-то разруха, где-то природа покорёженная, а там, судя по моим наблюдениям, как-то гладко всё прошло.

— Насчёт нас — мы туда, как на вторую Родину. Можем детей взять, а вы уж куда-нибудь позабористее съездите. От нас заодно передохнёте, — предложила Ксения Ивановна.

— Нет-нет! — вскинулась вдруг Лера. — Если куда-то и ехать, то вместе.

— Ехать нужно обязательно, перемена обстановки нужна, — вступил и Владимир Викторович. — Да и мальчишкам нужно порезвиться в другом месте. Я за то, чтобы это «другое место» было горами. Мне кажется, они про Киргизию вспоминают и в «горы» играют.

— Ну вот и решено, едем. Нужно только самолёт подыскать — сейчас это непросто. И там тоже добираться пока непонятно как.

— Там-то у нас всё схвачено. В Новосибирске к знакомым зайдём (дядю Юру помнишь? Вот к нему). Сядем в «микрик», и отвезут нас в точку. А там пешочком. Маршрут я придумаю.

— С учётом мелких? — Юра кивнул на внимательно слушающих сыновей.

— А разные варианты. Но, думаю, база в приятном месте с возможностью ходить в стороны — нам самый подходящий случай. Но поскольку от дороги в таком случае хочется отойти подальше, то, думаю, несколько переходов всё-таки затратим. Тебе же Тимур даст не меньше двух недель?

— Вообще-то речь шла про одну… — пожал плечами Юра.

— Ладно, я с ним поговорю.

— Похоже, как у учителя отпрашивают своё дитя родители, — засмеялся Юра. Он был совсем не против удлинить свой отпуск, хотя и понимал, что с него спрос особый, и негоже выделяться на фоне других. Но и с детьми и Лерой хотелось побыть безотрывно вновь. Последнее время он часто ностальгически вспоминал их поездку на Иссык-Куль. Да и от бесконечных разгребаний завалов уже мельтешило в глазах. «Ну, всё-таки большую часть дел мы завершили, теперь всё в привычную колею войдёт. Нужно переключиться», — всё успокаивал он свои угрызения совести.

Следующие несколько дней всё семейство активно собиралось. Даже мальцам выделили мелкие рюкзачки, в которые они с удовольствием запихивали свои любимые игрушки. Небольшой походный опыт у них был — родители вытаскивали их несколько раз на двухдневные вылазки в ближнее Подмосковье. Ночёвка в палатке, спальники, костёр и котелки — всё это мальчуганы уже вкусили с младых ногтей. Поэтому сейчас они были привычно активны и грезили предстоящим путешествием. Последнее время, утомлённые вечным отсутствием родителей и друзей по играм (детей развезли кого куда) они стали иногда капризничать и канючить. Накопилась некоторая усталость. Хотя и отец, и дед считали, что ничего экстраординарного нет, и не нужно потакать детским настроениям. Однако женская часть семейства упрекала их в жестокосердии, стараясь развеселить мальчишек. Казалось, что теперь этот внезапный отпуск решит и эту проблему.

Как и пророчил Владимир Викторович, заброска в горы удалась. Их благополучно довезли до Куягана. Дальнейшее передвижение нужно было совершать уже пешком.

Природные катаклизмы, если и коснулись Алтая, то совсем незначительно — дороги функционировали, горы стояли, солнце светило. В деревнях пасся скот, жители вели какую-то хозяйственную деятельность.

— Надо здесь на старость присмотреть домик, — задумчиво глядя на скромные местные жилища, проговорил Владимир Викторович. — Так, девочки и мальчики, давайте сделаем небольшой «пережор» и вперёд, к новым вершинам!

У них было полдня, чтобы отдалиться от селения для первой ночёвки. Осень лёгким касанием пожелтила осины и берёзы, оставив сочную зелень в траве, зеленели и многочисленные хвойные. Небо звенело прозрачной синью, а яркое солнце ещё вполне по-летнему согревало.

— А вот ночью, думаю, уже довольно прохладно, — сказал Юра, глядя в бескрайние небеса.

— Так мы и запаслись тёплой одёжкой, — сказала Лера, закидывая огромный рюкзак на хрупкие плечи. Вещей и продуктов было действительно много, поэтому и женщинам тоже достался приличный груз. Однако они обе были тренированные, и внешняя женственность и изящество скрывало упругую силу и долгую выносливость.

За несколько часов по хорошей пастушьей тропе вдоль реки они смогли удалиться на десяток километров. Малыши не хныкали и были терпимы к долгой для них прогулке. Ещё не начало темнеть, когда компания нашла приличное место с сухостоем для дров и выходом к воде. Сбросили с натруженных плеч тюки и стали располагаться на ночлег.

Несмотря на усталость, после ужина отрубились только маленькие участники похода, взрослые же, расположившись у костра (ночь предстояла свежая), жались к теплу и разговаривали разговоры.

Как и хотели все без исключения участники путешествия, обстановка разом выкинула из их голов ненужную шелуху, оставив рафинированные в своей правильной направленности мысли. А пока их вообще заботили лишь насущные проблемы существования в походных условиях: как справятся малыши, что есть, сколько идти, какая будет погода и тому подобные вопросы.

Ещё два дня они удалялись от места выгрузки, неспешным ходом пробираясь по прибрежной тайге, плюшевым сопкам и увядающей постепенно траве. Малышей иногда приходилось «брать на борт» — отец и дед сажали их в специальные нагрудные сумки. Но поскольку темп был невысоким, а люди были тренированными, то сильного напряжения не наблюдалось. Во второй половине третьего дня стали подыскивать место для лагеря. Сносных полян было достаточно, но и требования были высокими — ведь стоянка должна была стать пристанищем дней на десять. Стоянка всё никак не попадалась, и когда уже решили перенести поиски на следующий день, тропа свернула к реке и вынырнула на симпатичную лужайку. Плоским полуостровом она возвышалась над рекой, имея пологий спуск чуть сбоку. Ниже по течению нависал лесистый холм, вглубь от реки начинался прозрачный сосновый бор, откуда и вышли путешественники.

— Шикарно! То что надо, — Ксения Ивановна сбросила поднадоевший уже рюкзак.

— Да, мне тоже нравится, — устало улыбнулась Лера. — В любом случае, уже пора на ночлег.

— Действительно, скоро будет смеркаться, поставим лагерь, заночуем, а завтра уж детально осмотримся, что здесь и как, — принял решение Владимир Викторович.

Юра же молча сгрузил дремавшего у него на груди Никиту и уложил пока на расстеленный Лерой коврик, потом принял у отца также кемарившего Андрейку и положил рядом с братом. Они инстинктивно придвинулись друг к дружке для пущего тепла. Юра не мог удержаться, чтобы не задержаться взглядом, отрываясь от дел, на два этих свёрнутых сопящих клубочка. Лера прижалась к нему.

— Утомились пацанята. Кормить будем будить?

— Да надо бы, а то ночью спать не дадут, захотят есть.

А мальчуганы и сами проснулись, когда походные звуки стали громче и настойчивее: затрещало сваленное отцом дерево; затем застукал топором дед; женщины громыхнули разок-другой посудой — быт налаживался, стоянка обживалась. Мальчишки уселись на коврике сонными котятами. Они были вялы, но голодны — ужин поглощали с аппетитом и без капризов.

Посиделки у костра не задались — начал накрапывать дождь, загнав походников по палаткам. Близнецы выбирали всё время разные жилища — то по отдельности, то оба к бабушке и дедушке, то оба к родителям. Сегодня мальчишки захотели к родителям. Под шуршание слабых осадков, они слушали сказку от отца, прижимаясь в «страшных местах» к маме. Из соседнего «дома» периодически раздавались громкие возгласы и хохот — старшие товарищи тоже засыпали не сразу, вспоминая былое.

Дождь оказался каким-то размытым атмосферным фронтом — погода осталась в рамках довольно устойчивого бабьего лета. Следующие дни обустраивались и «нагуливали жирок», как сказал Бобров-старший, подчёркивая курортную жизнь походников.

— Пап, так ведь мальцам с этого и нужно начинать. Что-то не думаю я, что ты в четыре года шастал по горам, взбираясь на крутые вершины.

— Да шучу я, Юрок, шучу. Но завтра мы с тобой радиалочку всё же сделаем. Я прикинул маршрутик.

Близнецы, занятые какими-то своими играми, услыхав слова деда, заканючили «тоже хотим». Чтобы их отвлечь, смастерили им на толстом суку качели и кольца. И в детских головках быстро произошло замещение желаний, и они переключились на другие развлечения.

Выдвинулись ещё затемно, ёжась от белой росы (того и гляди роса могла перейти в иней, пока же день разгорался осенней «жарой»), взяв лишь лёгкие рюкзаки с едой, накидками, топором и спичками. Возврат был запланирован к вечеру. Целью Владимир Викторович выбрал безымянную гору в восьми километрах от лагеря. Большую часть пути шли по тропе, лишь у подножия горы свернув в нехоженный лес. Трава уже осела, увядая, поэтому прорубаться приходилось нечасто. Тем не менее, до выхода на безлесную высоту пришлось потрудиться, оттого не переговаривались, лишь перебрасываясь словами помощи и советами.

Наверху задувало. Разгорячённые тела мигом прохватило упругим ветром, глаза заслезились.

— Ещё триста метров по вертикали и всё, — Владимир Викторович поглядел наверх. В самом конце маршрута нужно было найти проход через скалы — скального снаряжения у них не было.

— А пролезем ли мы там?

— Должна быть дорожка, должна.

И ещё целый час они буровили этот небольшой перепад, потратив львиную долю на поиски прохода. Через узкую трещину вылезли на плоскость будто срезанной вершины. Вокруг расстилались просторы.

Отец и сын, отдуваясь, присели на уступ. Опрокинул свои взоры к подножию горы. Солнце золотило зачинающуюся желтизну лиственных, выдёргивая тёмные пятна лиственниц и сосен. Молчали. Говорить пока не хотелось, наслаждались свободой и шумом ветра.

— А здесь будто и не было ничего, — первым нарушил тишину Юра. — Никаких следов природного буйства не заметно. Обычная такая осень. Тёплая.

— Да, всё спокойно и привычно. А может… — отец отвёл глаза от горизонта.

— Что?

— Может, все эти катаклизмы приурочены к скопищам людей — поселениям, городам? К тем местам, где человек хозяйствует. А дикие малотронутые или вовсе нетронутые человеком земли оказались почти вне действия этих разрушительных сил.

— Намекаешь на геоклиматическое оружие?

— Хм… если это и оружие такое, то кого в этом заподозрить? Почти все страны пострадали в той или иной степени. Если только неуправляемым оно вдруг стало, или следы пытались замести, да переборщили. Не, не думаю. По крайней мере, сильно сомневаюсь. Больше по душе мне мысль, что сама матушка-Земля так людей карает. Точнее, пока это было больше похоже на предупреждение. Лёгкое.

— Но ведь никакого же следа в головах не осталось! Все принимаются за старое! — возразил Юра.

— А не скажи! На первый взгляд, народ очухался и давай восстанавливать былое. Но тут из вида упускаются изменения в сознании. Пусть небольшие, пусть это смахивает на зачатки лишь — но ощущается. Некоторые вредоносные страны так и вовсе отвалились. А мы (я не говорю про Республику эту позорную, говорю про нашу ширящуюся Империю) в силу входим. Как и сибиряки, например.

— Ты полагаешь, что наша конструкция как-то по другому реализуется, что ли?

— Конечно! Наша, как ты выразился, «конструкция» на других принципах основана. Пусть в какой-то мере мы откатимся назад в комфорте жизни, но заложим фундамент на будущее. Ведь умаление собственных потребностей — и есть сохранение ресурсов земляных. Более рациональное их использование. Насколько я вижу, насколько я сам в этом процессе участвую, всё именно таким путём развивается. Здесь, в Сибири они идут похожим путём, уделяя чуть больше внимания науке.

— Так, может, нам это… с ними какой-то творческий союз создать.

— Тимур тоже думает об этом, особенно он думал в трудные весенние времена, когда они нам помогали уже. Но пока нужно погодить. Не время. Наши республиканские власти могут нас пристукнуть — на это у них силёнок ещё хватит. Никаких объединений они пока не позволят. Так что пока обождём — продолжим в том же духе неспешно, но упорно и неотвратимо.

— Вот только во всём этом меня удивляет роль футбола. То ли это ширма, то ли флагман какой-то кособокий нашего движения? Я лицо-то заинтересованное, поэтому лидерская роль мне приятна, но часто кажется искусственной и… неискренней, что ли.

— Сколько уже лет на эту тему с тобой все говорят, у тебя уж дети подрастают, а воз и ныне там! — хлопнул по ноге расстроенный Владимир Викторович. — Этот футбол разнесчастный стал проводником лишь идей. Теперь это — как знамя победы, которое должно быть ярким, высоко поднятым и мощно развеваться попутным ветром. Я говорю, конечно, про «Московию». Поэтому роль футбольная бесценна, и говорить тут не о чем.

— Ну, гложут меня сомнения, гложут. Особенно накатило, когда мы бок о бок трудились эти последние месяцы с простыми работягами, инженерами и учителями. Подумалось, что они вот действительно что-то делают — их труд востребован, понятен и нужен. А я получаюсь каким-то лицедеем, что ли…

— Опять двадцать пять! А Тимур тогда тоже ненужный философ, что ли?

— Ну! Тимур вдохновитель и реализатор…

— Вот! Ты не меньший вдохновитель, а уж деятель идейный ещё и больший! Труд простых людей, всех тех, кто работает не для шкуры своей комфорта, он, безусловно, должен поощряться и заслуживает безмерного уважения и восхищения. Но и твоя роль необходима на очередном историческом изломе! Странный человек, — улыбнулся отец. — Многие только мечтают играть столь серьёзное значение в жизни страны, стольких людей, а ты всё раздумываешь.

— Разве не нужно постоянно шпынять себя, проверяя на прочность свои позиции? — усмехнулся Юра.

— Нет, ну, конечно, анализировать свою жизнь и пробовать взглянуть на себя со стороны — занятие для любого не вредное. Но и в самоедство не должно переходить это занятие! А тебя частенько тянет себя покритиковать.

— Ладно, ладно, — засмеялся Юра, — ты ещё меня нудятиной вместе Лерой назови. Хорошо-то как, — он кивнул в дали. — Давай лучше поглядим.

— Поглядеть-то, конечно, хорошо, но не забывай, что у нас лагерь без охраны. Так что давай-ка собираться.

Возвращались довольные. Но немного торопились — несмотря на глухие места и наличие оружия у оставшихся женщин (как и умения им пользоваться), испытывали беспокойство за них.

Лагерь встретил вкусным дымчатым костром и булькающим на нём ужином. Ксения Ивановна кашеварила, а Лера плескалась в прохладных водах реки вместе с малышами. Их закалённость позволяла окунать в здешние температуры. Слышался звонкий смех всех троих. Периодически, привлечённая уж больно громкими криками, на обрывистый берег выходила и бабушка поглядеть, всё ли в порядке.

Своих мужчин они встречали бурно и радостно, будто те уходили на месяц. Близнецы прямо из воды сиганули вприпрыжку и с криками «папа, папа» полезли на отца. Лера, встряхивая мокрыми волосами, вышла вслед за ними с неизменной улыбкой.

— Ты необычайно хороша в этих капельках, — отвесил комплимент соскучившийся Юра. — Так, ребята, дуйте одеваться. А то уже нежарко совсем. — Он понёс довольно сидящих мальчуганов у него на руках в палатку. Лера, поприветствовав и Владимира Викторовича, прошелестела вслед.

— Милая, с твоей фигурой, что надевай купальник, что не надевай — толку никакого, — непонятно высказался Юра.

— Это на что ж ты намекаешь? Что я бесформенная туша? — рассмеялась Лера.

— Намекаю, что ты идеальна, а идеалы полезно созерцать даже детям. Хотя нет, это я погорячился — будем воспитывать в них умеренное целомудрие, ведь так? Знаешь, чего меня беспокоит? — Они копошились рядом с палаткой, пытаясь совладать с раздухарившимися близнецами, бузившими и не дающими себя одеть и вытереть.

— Что? Никита! Угомонись хоть на секунду!

— И ты, Андрейка, затихни немножко, — строгие окрики родителей неизменно имели воздействие — братья на миг успокоились, давая возможность одеть их. — Как-то у нас семья идеально уж очень складывается. Не без неровностей, конечно, но нет и приторности этой излишней, но зато любовь такая, всеобъемлющая, дети в ней купаются даже. И если избалованность мы можем победить воспитанием, но вот эта атмосфера в нашей семье, она же не обеспечит их иммунитетом к жестокому миру. Они ведь каждую неприятность, вполне нормальную для многих, почти всех, будут переживать, как личную трагедию.

— Так для этого они у нас ходят в садик при посёлке, там же и школа есть. Внедрение в социум происходит. Привыкнут.

— Это всё так. Но мы же хотим с тобой, да и родители тоже этого придерживаются, чтобы в детях наших крепла в вера в Семью. Что родители есть главный авторитет и базис всего, пока они растут и их сознание формируется. Что бы ни происходило среди их коллектива, какие бы соблазны и влияния в школе, улице ни происходили, ребёнок, как мы все думаем, должен ориентироваться на принципы, что заложены в доме. Так же?

— Так. Всё, готовы! Бегом к дедушке, он вам что-то хотел показать, — Лера слегка подшлёпнула Никиту и тот понёсся к костру, а братец побежал вслед за ним с радостным криком.

— Вот и выходит, что, во-первых, их воспитание будет постоянно пробоваться на прочность — но я не об этом. Во-вторых, что и главное, не связанное, напрямую с тем, что мы привили им намеренно. Я про их мироощущение вот это — добра, силы, мужества и честности. Что, я надеюсь, процветает у нас в доме. Ведь насколько это разница с большинством современных обществ! Как они выдержат?

— Надеюсь, ты не предлагаешь делать им регулярные прививки в виде бытовых скандалов и семейных измен? — хохотнула Лера. — Не волнуйся, Бобрик, вместе с этим мироощущением им прививается устойчивость, смелость и воля. Думаю, всё будет с ними в порядке. Больше того, благодаря «Возрождению», а сейчас и Империи — всё больше людей ориентируется на нас. Идеология появляется именно такая — честность, справедливость, равенство. Так что, глядишь, им и не придётся сталкиваться в ближайшем окружении со всякими «нехорошестями». А уж внешние враги если появятся — то тут возмущение будет благодатно, оно будет являться катализатором необходимой борьбы.

— Как ты, однако, завернула. И как ты выглядишь всё-таки в этом купальнике соблазнительно, — Юра ласково, но сильно надавил на Лерины, плечи, опрокинув её на спину. Она и не сильно-то сопротивлялась. Ей тоже хотелось целоваться. И не только целоваться.

Немедленное заползание в палатку предотвратил призыв Ксении Ивановны ужинать.

Так и «тюленили» они ещё неделю. Рыбачили, ходили по грибы, собирали обильную бруснику. Бабье лето днём полыхало самым настоящим летним жаром, дозволяя окунаться в прохладные воды реки. Лишь звонко-звёздные ночи выхолаживали воздух, давая понять, что настоящая осень у порога.

Мальцы зарумянились щеками, окрепли и носились около стоянки неугомонно, затихая всё же в средине дня послеобеденным сном, не в силах справиться с усталостью. Взрослые наслаждались покоем, умеренной физической нагрузкой и неспешным бытом. Походная жизнь требовала постоянных телодвижений, что, вкупе с вылазками в тайгу, делало жизнь насыщенной. Однако заботы были понятны и просты, голова разгружалась от непрерывного напряжения, а тело закалялось на вольнице.

Возвращались уже после первого крепкого утренника. Безлесные сопки седыми лбами мутнели в лучах рассветного солнца, шуршали опадающие листья, а лес лишался последнего гомона птиц.

— Ну вот, вздохнули, набрали воздуха свежего немного, теперь снова в бой, — резюмировал окончание короткого отпуска Владимир Викторович.

— Ура! В бой! — неугомонные мальчишки кинулись рубить своими посохами придорожную траву.

— Вот-вот. Так и нам придётся рубиться в следующем году, — казалось, вздохнул Юра.

— Не печалься, Юрка, перевал заросший мы прошли, дальше препятствия будут более честные.

— Но и, возможно, более серьёзные, — ответил Лере муж, оглядываясь с небольшого холма по сторонам, прощаясь с этим красивым и диким краем.

Москва выглядела хоть и причёсанной, но в целом неухоженной. После природной гармонии полувосстановленный город при всём внешнем лоске и разобранных завалах оставлял гнетущее впечатление. Тоски добавлял хмурый дождик.

Однако дела, лавиной нависнув за время отдыха московитского руководства, не давали времени тосковать и огорчаться. Работа вновь закипела, входя в русло бурной деятельности. Наряду с разрастанием забот имперских, вновь громко потребовал к себе внимания и футбол. «Московия» приступила к тренировкам. Чемпионат возрождался после перерыва. Жители, оправившиеся от природных катаклизмов, вновь стали проявлять интерес к главному мировому развлечению. Которое, как многие уже понимали, всё больше переставало быть просто зрелищем.

Сезон 2027-го года грезился многим. Эти многие торопили время и ждали наступления нового сезона. Дельцы спекулировали на этом, кто во что горазд. Бесконечные прогнозы, слухи, ложные переходы, «интервью со специалистами», прогнозы… каждое печатное издание, публикации в Интернете, записи в личных журналах — всё пестрело ожиданием. Выпускали пока убогие, но интересные по замыслу компиляшки из видео прошлого, игр электронных настоящего и прогнозов футбольного будущего. Команды уже играли друг с другом сугубо виртуально, на экранах. Движок был пока слабоват, реализация хромала, но и народ, изголодавшийся по футболу, подзуживаемый журналистами, «хавал и эту замануху». Больше того, виртуальный футбол перерастал в отдельный вид зрелища.

Боясь, как бы настоящая игра не потеряла популярность, организаторы решили начать пораньше, наметив старт на февраль. «Московия» числилась среди фаворитов. Новый сезон Чемпионата в очередной раз ворвался в жизни людей, завораживая миллионы своим нехитрым, как казалось на первый взгляд, сюжетом.

— Я же тебе говорила, что никакого шума не будет в этот раз. Всё сойдёт с рук. Сравни с воплями после игры с бурами. — Лера обмолвилась о прошедшей игре.

— Милая, я ж тебе верю безоговорочно и не разу не сомневался в твоём пророчестве, — иронично улыбнулся Юра, в душе признавая, что пока всё идёт по сказанному Лерой. — Только я подзабыл, что теперь нам делать в Лондоне?

— А опять же мы здесь не помощники, и могу повторить — как будет угодно, так и действуйте. Валентин ведь наверняка что-то уже придумал.

— Как мне кажется, придумал, да. Думаю, что продолжим мы в том же духе, мол, «Челси» с люденами, что «Гэлэкси» со спецназовцами. Это я по его оговорочкам так понял, а как на самом деле — мы ещё не обсуждали. Как всегда — в понедельник с ним покумекаем.

— Кумекайте, кумекайте, — Лера улеглась головой мужу на колени. — Слушай, а холодно-то как на улице! Прямо зима-зима! А мы как-то уж и отвыкли.

— О! А представь, наряду с вашим узлом ещё и природа какой-нибудь фортель опять выкинет, а? — застращал Юра.

— Ой, напугал ежа… Я вообще не уверена, что эти «друзья» наши не могут управлять этими процессами катастрофическими. А в таком случае вряд ли будут совмещать два в одном.

— И что, ты хочешь сказать, что тогда, в двадцать шестом, не самопроизвольно устроилось всё?

— Да там-то кто знает. Больно уж всё человечество пострадало тогда…

— Кто-то пострадал, а кому-то и на пользу пошло.

— Ну, может. В тех временах мы не копались. А тогда наша служба была ещё не слишком развита, чтобы отслеживать деяния сильных, — Лера задумчиво глядела в потолок, в любимой позе пригревшись на Юре. — А ты придумал подарки на Новый Год? — вдруг сменила она тему и заулыбалась.

— А как же! Только об этом и думаю, — хмыкнул Бобров. — А что, по вашим прогнозам за узлом Новый Год настанет?

— Ах-ах, шутник, — Лера ущипнула его за ногу, заставив дёрнуться. — А я вот тебе приготовила уже, — она загадочно улыбнулась.

— Носочки и трусочки? — засмеялся Юра.

— Угу, сама вязала, — не обиделась она.

Как и говорил Юра, в понедельник прямо с утра Проскурин позвал его к себе, пока команда под предводительством тренера по физической подготовке занималась восстановительными мероприятиями. Среди прочего, в том числе подразумевались массаж и сауна.

— Вот, Анатолич, где справедливость? — Юра устало плюхнулся в кресло — он уже успел побегать по морозцу на лыжах с утра. — Я и на поле вкалываю, и теорию развиваю, а ништяки до меня не долетают вовсе.

— О, Юрий Владимирович, в вашем ли положении жаловаться? — принял игру Проскурин, но тут же её и прервал. — Давай, не стенай, после будет тебе и баня, и массаж. Шангрилу расстарается, ты же знаешь, как он к тебе относится.

— Ага, буду орать и биться от боли у него на столе, — буркнул Юра. — Ладно, давай к делу, что ли?

— К делу! — Валентин тоже присел. — Ты-то сам думал?

— Да я уже устал думать! Хочется когда-нибудь отпустить все эти мысли на свободу, оставив себе пустоту.

— Ну а всё же?

— Вчера только с Лерой обсуждали. Решил, что будем ту же линию гнуть, без люденов. Смысл их использовать, если санкций, как уверяет Лера, сейчас нам ни за что не будет, а наигрывать действия внутрикомандные среди пацанов нужно? Нет резона. Вот такие мои простые мысли.

— Не будет санкций, говоришь?

— А ты не так думал?

— Я как раз думал, что двух зайцев будем убивать — и попробуем снова свою игру показать усилиями парнишек (и тебя, совсем уже не парнишки), и, получив за это по рогам от руководства, продолжим вживаться в роль притесняемых и угнетаемых. А тут получается, будем просто так играть? Не будет ли это недальновидно?

— Не понимаю тебя. Если уж не получится двух зайцев убить, что ж, за одним теперь тоже не гнаться, что ли?

— А не упустим ли мы какую-нибудь возможность? Ведь осталось всего две недели и всё. — Проскурин помолчал. — Честно, и сам не знаю, что тебе ответить. Чисто такие… интуитивные возражения. Вроде напрашивается сделать так, как ты говоришь, но что-то душа не лежит.

— Но предложить альтернативу ты не можешь? Что остаётся? Сыграть люденами? А зачем?

— Ты прав, не предлагаю альтернатив. А людены уже списанный вариант, это тоже факт. М-да… думаю, что будем тренироваться так, как есть. А уж в субботу посмотрим, чего меня тревожило. Возможно, просто нервничаю в преддверии. В Лондоне уж по-простому не будет.

— А где может быть сейчас по-простому на выезде?

— Не поломаем ли ребятишек в преддверии? А если драка случится.

— Чёрт! Про драку-то я и не подумал.

— А вот!

— Может, двоечку люденов для этой цели выпустить?

— Во-первых, если запрограммировать на бой я и смогу, несложно это, то бойцового подвида у нас нет в составе, если ты помнишь. Во-вторых, наша игра либо ты, Васильев да Ребров и остальные людены, либо все парнишки и ты во главе. Как вкрячить сюда двоих люденов, плохо себе представляю.

— М-да… Ну, вот и задача на неделю. Думаю, играем как есть, а эту ситуацию обдумаем. Надо с ребятами из «Рыси» связаться. Может, посоветуют на драку чего-нибудь.

— Да, ты же всё равно хотел поговорить в преддверии тридцатого с ними.

— Да… Тогда что ж, порешим пока на этом?

— Давай, иди на массаж, — Проскурин и сам направился по своим делам из комнаты.

Морозы звенели, жители кутались, стараясь поменьше бывать на улице. Проскурин же игроков своих не жалел, гоняя их на свежем воздухе. Они румянились, бурчали, громко сморкались, но терпели, признавая постепенно авторитет тренера. Тем более что другой уже признанный авторитет — капитан Бобров вторил тренеру: «Потерпите, ребятки».

Покопавшись в старых записях, Бобров нашёл контакты одного из предводителей мощной некогда «Рыси» — Семипалого Олега. Договорились о встрече во вторник. Юра ещё в разговоре по видофону отметил, что Олег по-прежнему поджар и сух. Лишь короткий его ёжик на голове стал более серебрист, чем семь лет назад, во время последней их встречи.

Бобров, знаток «злачных» мест Замоскворечья, привёл Олега в подвальчик на остров, на Садовническую.

— Смотри-ка, такой антураж ненапряжный, — отметил Олег.

— Да, здесь как-то и немноголюдно. Раньше было вкусно. И кофе по-турецки есть. Кстати, с кофе я и начну, — Юра жмакнул на столе нужное изображение, через несколько минут кофе появился на столе.

— Ну а я поем поплотнее, тем более здесь есть вон что-то грузинское даже.

Пока закусывали, говорили о «кино и погоде» — о бытовых и незначительных вещах.

— Подкрепился я, можем переходить к делу, — скупо улыбнулся Олег. Как человек исключительно военный, он был сух не только телом, но и эмоциями. Но за внешней холодностью прятался чуткий человек незаурядного ума и интуиции. — О ваших делах я примерно знаю. На жизнь продолжаю зарабатывать тем, что умею. Информации собираю обширную и о «Московии» примерно знаю, — кратко информировал Олег про свои дела.

— Вот и замечательно, а теперь я тебя погружу в подробности и уж твоего мнения спрошу. Сразу скажу, что пользу тут личную тебе трудно углядеть, дело, как нам кажется, общественное. Так что ты можешь отказать сразу, дабы не тратить время.

— Ну-ну! Обижаешь, Юра! Если бы нас тогда не прижали, я бы с вами был до сих пор! Только тогда казалось, что от моей близости к «Московии» будет больше вреда, чем пользы. М-да… как-то разрушилось всё вмиг, — покачал Семипалый седой головой. — Так что трактуй смело, мне очень даже интересно и, в своём роде, лестно. — Олег уселся поудобнее, потягивая газировку.

И Юра поведал. Рассказал и про Систему, и про отдел Ганжи, про появление Проскурина, про намечающийся «узел». И что грядёт в игре с «Гэлэкси». Олег не проронил ни слова, внимательно вслушиваясь в каждое слово. И когда Юра договорил, выдержал паузу и сказал.

— Думаю, что ты повествование хоть и закончил, а просьбу свою ещё не выдал? — Олег уловил кивок Боброва. — Но прежде скажу, что в курсе я всего этого «закулисья». Конечно, не так погружался как разработчики Ганжи, но внешнюю оболочку наблюдал и Систему видел. Это что касается «узла». А теперь к вашим уже проблемам. Спецназовцы, говоришь? И ты, само собой, хочешь у меня не только совета спросить, но и помощи? — Юра вновь кивнул. — И времени — полторы недели всего?

— Тут это… мы неприятностей ждём уже в Лондоне, от которых пока не придумали, как уберечь.

— Ага, ещё веселее. Несколько дней времени.

— Ну, как-то так, да, — виновато улыбнулся Юра.

— Ну, не суть. Думаю, что так. Я собираю тех, кто ещё как-то шебуршится. Тех, кто был в «Рыси». Обрисую им. Уверяю тебя, найдутся добровольцы помочь просто так. И ты должен будешь свои опасения уже всем обрисовать. Чтобы мы идейки какие-нибудь предложили.

— Да, про «Гэлэкси» ты и так всё понял. Будут бить, и нам бы продержаться до ключевого момента. Кое-что мы готовим, но такое — чисто футбольное. Но нет запаса прочности. А вот с «Челси» оказываемся в заложниках — они наверняка спровоцируют бойню. А если ты в курсе современных веяний в футболе, то должен знать, чем это кончается.

— Так у вас же должны быть соответствующие бойцы?

— Должны. А нету. Тут долгая история. Больше того — мы, скорее всего, вообще будем без люденов.

— О! Друг мой, да вы себя под монастырь хотите подвести! — удивился Олег.

— Так про что тебе и толкую — не просто так я к тебе обратился. Чтобы не пасть раньше времени (игры с американцами), нужно как-то подготовиться к Лондону.

— Ну что ж. Задачку нарисовал ты непростую, но тем интереснее. Договорились. В четверг нагрянем к вам на базу, ждите. Что-нибудь, да придумаем.

Но в назначенный день Семипалый явился в Одинцово один. Короткий зимний день стремительно густел морозными сумерками, когда он, поблуждав, по базе, нашёл тренерскую.

За чаем, неспешно переговариваясь, сидели Бобров и Проскурин. Обернулись к вошедшему.

— Здравствуйте! Не волнуйся Юра, я хоть и один, но соратников нашёл, — перешёл сразу к делу Олег.

Ему также предложили кружечку с душистым чаем, усадили и стали внимательно слушать.

— Сначала думали как-то подучить игроков какому-нибудь боевому искусству. Но быстро отбросили эту мысль — время мало, толку не будет. Лишь суету создадим. А раньше, Юрка, помнишь, после тренировок устраивали и боевую подготовку для желающих. А желающие были почти все, — отвлёкся ненадолго Олег.

— Ну ты вспомнил, — пожал плечами Юра.

— Да это я так… вспомнилось. В общем, от мастер-класса отказались. Другой вариант был такой — мы внедряемся на нижние ряды, поближе к полю. Как потасовка начинается, мы включаемся.

— Так для этого там охрана стоит, чтобы утихомиривать особо буйных. К тому же, если у нас только охрана, с которой можно договориться, то в Лондоне, по-моему, ров есть. — Валентин вопросительно взглянул на Боброва. Тот кивнул в подтверждение.

— Вот эти моменты тоже сыграли против такого варианта. Но тут один из нас вспомнил, что разработки велись не только в научных средах, но и у нас тоже. И был такой проект по «невидимому внедрению», — Олег отхлебнул душистого чая. — Доделано не было, но что-то мы испытывали, и оборудование осталось у меня. В чулане лежит. Установка небольшая и, думаю, рабочая.

— А в чём её работа-то, в чём?

— Суть следующая. Нескольких людей снабжают «ответками» от самой базы — небольшие такие передатчики, крепятся на тело. И дальше, как в сказках и фантазийных рассказиках — те, кто с датчиками, при включении поля базы пропадают из поля зрения людей. Грубо говоря, становятся невидимыми. Но это не совсем так, скорее, люди в радиусе около километра слепнут в определённом диапазоне. А десантники с датчиками как раз в этом диапазоне перемещаются.

— О как! Так это ж шапка-невидимка в чистом виде — неограниченные возможности.

— Ну, возможности от этого не такие уж и большие. Но изюминка, конечно, есть. А вот ограничений довольно много — не доделана же вещь. Первый момент, что действие импульсное и недолгое, а перерывы между воздействиями больше часа. А главный минус в том, что оказывается существенное влияние на Систему. И влияние какое-то непредсказуемое и случайное. Но, тем не менее, мы решили рискнуть. А для начала, конечно, предложить вам.

— Что предложить-то? Что вы пролезете невидимыми и надаёте тумаков?

— Да, прошу прощения, не стал расписывать подробности — очевидные действия следуют, примерно тобой описанные. За те пять-десять минут, что у нас будут, мы оказываем боевую помощь вашим футболистам, что потребует некоторой тренировки, иначе будет совсем фальшиво, после чего исчезаем. Противник побеждён. Это с «Челси». С американцами, я так понимаю, давление будет всю игру. Но там вам нужно будет дотерпеть до некоей вспышки, и мы, что называется, будем там на подхвате — на случай непредвиденных.

— Я согласен! — без раздумий согласился Юра.

— А я бы вот согласился, но с оговоркой — посвятить в планы группу Ганжи. Этот момент воздействия на Систему… его нужно будет ожидать в определённом временном интервале. Пусть они будут готовы. А то и вообще, может, они выскажутся резко против.

— Что ж — решать вам, я лишь озвучил наши идеи, — развёл руками Олег.

— Так, давай сейчас заскочим на Радиозавод, и сразу ребятам всё расскажем?

— Прости, Юр, мне надо ехать — есть ещё сегодня дела. Ты же суть уловил? К тому же, сдаётся мне, Ганжа должен быть в курсе той разработки. По-моему, он тогда был не в восторге. В общем, ты сам справишься. Разрешите откланяться, Валентин!

— Удачи, Олег! И спасибо вам!

Семипалый вышел, Юра и Проскурин ещё немного помолчали.

— То есть немного побаиваешься, Анатолич, я правильно тебя понял?

— Мои изыскания в сопряжении человека с Системой говорят, что там так всё тонко, что мы всё время пытались избегать необоснованных воздействий.

— Так здесь же обоснованное!

— Да, но не предсказуемое — вот что тревожит! Но я лично готов рисковать. Другое дело, что скажут ребята. Лучше не откладывать. Поезжай-ка ты на Радиозавод.

Юра поехал.

— Нет! Об этой хрени и слышать не хочу! — Юра изумлённо глядел на разгневанного друга. Ганжа прямо-таки бушевал. — Я помню, как это было. Какой это был караул! Только они эту хреновину врубали, связи все рвались, запутывались и потом этот клубок распутывай!

— Серёж, Серёж, ну что ты так разбушевался? Не так уж и ужасно всё было, — вступила Лера.

Уже битый час они спорили обо одном. Как только Юра сообщил им про идею Семипалого. Сам Юра стал смутно припоминать про какой-то конфликт между Олегом и Сергеем. Суть которого он тогда не понимал, да и не стремился в него влезать.

Ганжа наотрез отказался давать добро на идею Семипалого, не слушая никаких возражений от Леры. Юра подозревал, что в яростном сопротивлении Ганжи больше эмоционального, чем объективных возражений. Лера делала ему знаки руками, чтобы, мол, не беспокоился, она уговорит. Но пока у неё не очень-то получалось.

— Ладно-ладно, Серёг, не шуми, — сменил тактику Юра. — Поедем к нам? Посидим, поговорим? Пива возьми.

Ганжа разом угомонился.

— Идёт. Только не к вам поехали, а ко мне на дачу. А?

Лера с Юрой переглянулись.

— Почему бы и нет? Баню сделаешь?

— Сделаю! — повеселел Ганжа.

И они потряслись в колымаге Сергея на юг, сквозь недоделанные небоскрёбы Замоскворечья, глухие спальные районы, зарастающие Борисовские пруды. С набережной поглядели на махину «Московита». Встроенный в парк, он будто врос в землю, не нарушая лесистости и парковости.

— Не такой уж он и громадный со стороны, — отметил вслух Бобров, не первый раз думая об этом. — Чудо инженерной мысли.

— Только отчего-то все мысли потом разошлись по миру, не оставив большего следа.

— Да известно отчего. И это уже не поправишь. Легче новое воротить. А строение всё равно красивое. Удачно получилось.

Лера тоже глядела в окно, задумавшись о чём-то своём.

— Юр, а ведь верно — лучше сначала всё начать, чем переделывать перекорёженное.

— О! Сошлись две очевидности и поддакивают друг другу. Сейчас весь вопрос в том-то и есть — как остановить эту телегу, несущуюся под откос! И сто раз об этом говорено. А вы завели. Тут про инструментарий нужно толковать, а не глобально мыслить.

— Так вот я тебе и предлагаю идею Семипалого — как один из винтиков в нашем хлипком сооружении.

Ганжа вздохнул, но былого буйства не проявил:

— Юрец, ты не понимаешь… ты не понимаешь, что это не просто риск, а это прямая угроза всем нашим выстроенным сеткам свежим. Олег этот твой плевал на наши алгоритмы, ему прямое действие важнее было, вот и не получилось у нас сотрудничать.

— Но подожди, они же там подрегулировали всё-таки немного, и вспышки нерегулярности происходят лишь в определённых местах, — вступила вновь Лера. — И как раз если их, эти искры ловить и ожидать, то гасить можно в зародыше. Отчего и неприятные последствия можно минимизировать.

— Ох, чего-то утомился я с вами спорить, — покачал головой Сергей. — Уж скоро доедем, там продолжим.

Он уставился на пустынную дорогу — над ней изредка прошмыгивали мобили, шурша в холодном воздухе.

— Не очень-то летается им при такой температуре, — поглядывая вверх, сказал Ганжа. — То ли дело мой аппарат — хоть в Антарктиду, хоть куда!

— Ага, того и гляди развалится.

— А ты на вибрации не смотри, это всё поверхностные суждения. На самом деле, всё очень прочно и долговечно.

Ещё недолго езды, и они прибыли в домик Ганжи, привычно встретивший их уютным беспорядком. Однако снег с дорожек был убран — пройти к крыльцу было можно.

— Давайте я баню растоплю. А вы там пошуруйте на кухонке, надо же перекусить.

— Как всегда этот лентяй перегружает на других заботы, — заворчал Юра, копаясь в холодильнике. — Однако какие у него запасы тут! — удивился он, доставая разнообразную снедь. Лера, надев фартук, подключилась к ужинным заботам.

Через несколько часов, они, распаренные, закусывали нехитрой, но сытной едой. Ганжа, расслабленный, потягивал пиво и разглагольствовал о том, что, в общем-то можно и пойти на встречу «этому Олегу». Лера подмигнула мужу — «я же говорила».

— Пусть заедет к нам завтра, прикинем, где может жахнуть после их махинаций «невидимого вторжения». Забот и так хватает, конечно. Но ведь сколько мы уже ради «Московии» сделали… куда ж вы без нас, — снисходительно поднял кружку Сергей.

— Да, ты очень великодушен, мой друг. Прими мои благодарности. А что из этого выйдет, увидим уже в субботу…

Жизнь не то чтобы покатилась по хоженой дороге, скорее, торила новую тропу. «Московия» наматывала катком стоявших даже на обочине, вовлекая всех и вся в мощную свою деятельность. Футбольные дела тоже раскручивались после вынужденного простоя стремительно, бурно собирая урожаи многомиллионного внимания болельщиков. Зрителей не смущала вялая после долгой паузы игра большинства команд, они соскучились по любой мелочи. Виртуальный субстрат не долго занимал умы обывателя — организаторы облегчённо вздохнули, увидев растущие рейтинги трансляций и посещаемости стадионов. Чемпионат вновь мощно шагал по планете, владея умами жителей.

«Московия» разобралась с очередным соперником. «Азия», чудом вскарабкавшаяся перед пропущенным годом в Чемпионат, не хватала звёзд с небес, но при наличии жёсткой дисциплины давала отпор фаворитам, нередко отбирая у них очки. Пока не наткнулись на «Московию». Причём в домашних стенах, при стечении невероятного количества китаёзов. Русская команда играючи пробежалась по дальневосточным соперникам — 5:0.

Матч был своего рода маркой текущего сезона, новой тенденцией: выигрывающие изящно клали на лопатки с помощью искромётного футбола, вдумчивых комбинаций и отлаженных действий. Былые гранды пытались противодействовать испытанными способами — силовой игрой, мощью и подленькими приёмчиками. Англичане, турки, немцы по-прежнему боролись за высокие места, но о былой гегемонии речи уже не шло. А самое главное, они теряли поклонников! Сходили на нет клубы болельщиков вне «мест прописки» этих команд, уменьшалась домашняя посещаемость, всё чаще свистели в гостях.

Владельцы рвали и метали, продолжали кампании против «Московии» и её последователей. Борьба вне стадионов продолжалась и, в отличие от полей, преимущество «Московии» было не столь очевидным. Честность и искренность имели много слабых мест в соперничестве с хитростью, ложью и обманом.

Тем не менее, в Российской Республике «Московия» продолжала разворачиваться, не встречая заметного сопротивления. Империя захватывала не только умы сограждан, но и физически подгребала под бочок различного рода организации, не до конца загнувшиеся в современных реалиях. Статус различных компаний, которые, так или иначе, объединяла «Московия» (процессом рулил Ахметдинов) юридически был не совсем ясен, в государственных законах царила некоторая путаница, но, тем не менее, народ уже чётко понимал — это «по-московитски», а это нет. Исчезла предвзятая неприязнь к столице. С оговоркой — если к чему-либо столичному имела отношение «Московия».

Периодически возникала идея «гастролировать» с играми команды в другие города Русской равнины. Однако пока её отвергали — хотели оставлять принадлежность к центральному городу, с постоянной «пропиской».

В самой команде царила какая-то уже устоявшаяся рабочая атмосфера с привычкой побеждать. Что заставляло беспокоиться Ларионова. Главным консультантом и советчиком у него всё больше и больше становился Бобров. Тимур был в курсе всех мелочей футбольных, но для дум про будущее у него не хватало времени.

— Смутное беспокойство последних дней обретает осязаемые черты, — вызвал как-то летом, перед перерывом в Чемпионате к себе Юру главный тренер. — Теперь вот озабочен вполне конкретной проблемой.

— Ого! Олег Иванович, кому скажи, что тренер команды, которая с лёгкостью кладёт соперников одного за одним, имеет отрыв в середине турнира в девять очков над ближайшим преследователем, испытывает неприятные ощущения, он сказал бы: «Зажрались!».

— Так, может, это так и есть. А ты взгляни на всю ситуацию стратегически. Вот многие ребята уже пять и более лет в команде. До сего года шли по возрастающей. Стимулы были. А теперь? Вот выиграем в этом году. При всём суеверии, всё-таки это наиболее возможный вариант. Хотя, конечно, всякое бывает. Но не про это речь. Дальше-то что? Твой взгляд собственный не подходит, ты человек особенно уклада. Ты подумай про ребят. Что будет ими двигать?

— Ага, вот вы куда копаете! Думал и я про эту ситуацию, но как-то она не сильно меня озаботила. А всё оттого, что я как раз взглянул на эту проблему совсем уж стратегически. В рамках Империи. Ребята входят в самый смак молодости. Зреют. А росли-то они вместе с командой и их восприятие футбола отличается от стандартного в Чемпионате. Карьеры у них сложились, славы хоть отбавляй. Но не зря было создано «Возрождение», и умы конопатили им все эти годы тоже не зря. А уж прошлый год и вовсе целиком на это ушёл.

— На что «на это»?

— А на воспитание в них духа… рабочего, что ли. Они, надеюсь, принимают эту игру как некую мессию. Не как способ поиграть, порезвиться, заработать денежек и прославиться. Здесь хорошо виден предел, за которым наступает апатия и конец прогрессу. Пока растёт Империя, через футбол мы несём идею справедливости и искренности. И парни это чувствуют, помимо того, что я или Лера частенько им это втолковываем. От этого и свежесть в игре не должна ещё долго пропадать. Лишь когда возраст подойдёт. А это уже ваша задача, Олег Иванович — как подпускать юных пацанят к составу, чтобы лет через пять не случился неожиданный провал. Тут вот момент и будет сложный. Но ещё нескоро это будет, не через год или два.

— И вот откуда в тебе мудрости столько в твоём-то возрасте? — подивился Ларионов, немного иронизируя.

— Зря смеётесь, Олег Иванович, точно вам говорю, что другая в головах ребят работа идёт, отличная от обычных футболистов лучших команд Мира. А мы ведь — одни из лучших?

— Да говорят так… — деланно развёл руками Ларионов, и они оба заулыбались.

Так и продолжали «тянуть лямку» футболисты «Московии», чувствуя высшую цель, не томясь, а одухотворяясь ею.

Сыновья Боброва росли вдали от сложных деяний родителей. Их больше заботили соперничества в детском саду, первые заступничества, поражения, радости и огорчения. Детсад занимал не полное их время — была ещё бабушка, да и родители спешили к своим чадам в любую свободную минуту. Традиционная бабушкина мягкость компенсировалась строгостью деда, а авторитет родителей разрешал практически любой сложный воспитательный момент.

Звёздный статус семьи совсем не соответствовал «западному» образцу. Боброва узнавали везде, Лера была любимицей многих тысяч, но на их мироощущении это не сказывалось. В том числе и благодаря самим поклонникам — они возвели в культ приравнивание Боброва (в меньшей степени других игроков «Московии») к обычным гражданам. Исключили бесконечные восторженные восклицания в Интернете, дифирамбы в прессе.

Также не совались уже давно в «Московию» любопытные агентские носы, получавшие не раз жёсткий отлуп, как от клуба, так и от самих игроков, на которых они клали свой недобрый глаз.

Спокойной такую жизнь назвать было нельзя — бесконечные переживания, переезды, физические и психологические нагрузки — но, тем не менее, была некоторая уверенность в завтрашнем дне, чувство развития, а желание двигать и двигаться вперёд владело не только приближенными к «Московии» людям, но и всеми, кто хоть как-то был вовлечён в Империю. В чисто бытовом плане люди не зажили в роскоши и сплошной благодати. Но они чувствовали себя частичками Большой Силы, которая не только забирает себе результаты их труда, но и прикрывает крылом от всяких невзгод. А, главное, тянет за собой в какую-то, пусть и далёкую, но важную и светлую высь.

Идеологическая машина «Возрождения» работала. Причём пропаганда не опиралась на воздушные замки — «ходячих» примеров было достаточно, с какой стороны ни взгляни. И как ни крути, все дорожки вели к исходнику — футболу «Московии».

Постепенно сформировались устойчивые враги и друзья вовне. Европа не целиком стремилась отмежеваться от социальных идей клуба из Москвы, появлялись и сочувствующие, и симпатизирующие. Итальянцы стали поворачивать на курс честной игры, испанцы застряли где-то посередине. Немцы же, англичане и даже французы — игры с «Московией» у себя преподносили как «борьбу со Злом» абсолютную и беспощадную. При тенденции к уменьшению популярности такого подхода, постоянные и ярые поклонники всё же имелись. Такие выезды для «Московии» были гораздо большим стрессом, чем дальние перелёты к по-прежнему сильным по игре соперникам из Бразилии и Аргентины.

Тем не менее, «Московии» удалось установить рекорд по количеству беспроигрышных матчей подряд, а её преимущество в середине осени грозилось вот-вот обернуться досрочным и вторым уже чемпионством. Безоговорочным и подавляющим.

Особняком стояли матчи с «Зенитом». Клуб с северо-запада, несмотря на огромные финансовые вливания, играл несуразно и вновь боролся за прописку в Чемпионате. В ход, как водится, шли любые методы: от подкупа судьи до провокаций на матчах в гостях.

По иронии судьбы, в матче, в котором, в случае победы, «Московия» должна была стать победителем, она встречалась с этим клубом из Северо-Западной Республики. Напротив, проигрыш «Зенита» отправлял его в ПреЧемпионат.

Болельщики готовились сами, в сотрудничестве с «Рысью». Все были наслышаны о целых отрядах «зенитчиков», которые засылались в «стан врага» с целью различных подрывных акций. Хозяева стремились обеспечить максимально чистую борьбу, исключив запрещённое влияние с трибун.

— Вот довелось ведь так сложиться! — сокрушался до игры Ларионов в беседе с Тимуром. Президент выделил время, чтобы посмотреть решающий матч.

— Олег, так это возможность очередная доказать, в чём сила! Победим, несмотря на их мощное, не сомневаюсь, противодействие (а выйдут они, как на последний бой), взберёмся на новую ступеньку. А вот проигрыш отбросит нас сильно вниз. Так что, думаю, не стоит сожалеть. Очередное испытание.

— Да уж. Сколько их уже было, этих испытаний. Ну да ладно! — хлопнул себя по коленям Ларионов и встал, собираясь уходить.

— Удачи, Иваныч! — пожал ему руку Тимур, и они разошлись в некотором всё же волнении.

— Юрка, умоляю, сильно не лезь в мясорубку, — напутствовала с утра Боброва жена. — Они же будут сегодня головорезами натуральными. И, похоже, судья будет им потворствовать. Так что всё только в ваших руках. И в первую очередь твоих. Ногах, то есть. Вот они и будут лупить.

— У меня же крепкие деревяшки, — засмеялся Юра и постучал по голени. — Леруська, ну не буду же я от них прятаться? Ударят, так ударят. Надо будет — отвечу!

Лера вздохнула:

— Ну, в общем, да. Сносить гадость и подлость тоже не следует. Но, может, всё же голами будет отвечать?

— Ладно, там поглядим. Мы же всю неделю готовились именно к ним, к бойне этой. И судью, знаю, что пытались образумить, но там, похоже, глухо. Да и плюнули — в дерьмо это лезть.

— Плюнули, — развела руками Лера.

— Вот и всё. Народ ждёт победы сегодня? Вот и должны её получить. Так что пойду я. Ты подъедешь?

— Да я уже места себе не нахожу! Каково же будет на стадионе?! — Лера опять взмахнула руками в переживаниях. — Но я подумаю ещё…

— Погуляй, подыши воздухом, послушай музыку — но не волнуйся уж так сильно. А то вон мальцы прониклись, притихшие сегодня какие-то.

— Я постараюсь, милый, — она клюнула его куда-то под ухо. — Езжай. Удачи!

— Спасибо! Пока. — Юра вскинулся на мотоцикл и помчался на стадион.

«Всё же и мы подвластны этой шелухе от журналистов. Ребята непривычно смурные и напряжённые. М-да… как-то, может, по другому стоило готовиться? Теперь уж как пойдёт», — по-капитански разглядывал суровые сегодня лица партнёров по команде Юра.

— Ребят, чувствую, что это моя вина, что вы так все напряжены, — начал установку Ларионов. — Но сейчас хочу вам сказать — бросьте все эти думы, что нужно любой ценой, что они будут сейчас вас убивать, а вам нужно всё равно их сокрушить. Не нужно так сегодня думать. Задача простая — победить и выиграть Чемпионат. Порадовать жителей. Они заслужили. Вы заслужили. Мы заслужили. А то что «Зенит» нам сегодня противостоит этот пресловутый… Так пёс с ним! Просто безликий соперник. А что они там будут творить, и как на это будет смотреть судья — это уж вопрос другой, с которым вы разберётесь на поле. Как уже не раз разбирались. Давайте, порадуйтесь своей хорошей игре привычной, улыбнитесь. Корову не проиграем, — подмигнул он, улыбнувшись сам.

И игроки, опытные уже турнирные бойцы, не потерявшие ещё свежести и азарта в игре, отпустили вожжи — взгляды расслабились и стали светлее. Послышались разговоры.

— Если чего будет не так, сложности там какие — помните, на поле есть Бобров. Он всё порешает, — засмеялся Ларионов.

— Что же вы краснеть меня заставляете, — деланно засмущался Юра. — Ладно, парни! Вперёд, пошли, пошли! Порвём их, их девочки! — уже задирая всех, застучал шипами в коридоре капитан.

А «зенитовцы» сами были нервны. Обычная их спесивость куда-то подевалась, а высокомерие улетучилось. Уже на обмене рукопожатиями они выглядели загнанными в угол, дохлыми и злыми.

Злыми… кроме злости у них ничего и не осталось. Остатки разумной игры канули в пропасть внутрикомандных раздоров, склок, тренерской чехарды и несоразмерных игре требований руководства. Однако желание выиграть именно у близкого соседа было у всех поголовно — и редких доморощенных игроков, и множественных «легионеров».

И «Зенит» выдал лучшую игру в этом сезоне. Подкреплённая грубостью, жестокостью и, зачастую, подлостью, она стала сильным препятствием для «Московии». Весь первый тайм хозяева, будто спотыкались в потёмках о невидимые нити. Никак не могли привычно воспарить над соперниками. Была форменная заруба, никто не хотел уступать. Но и приблизиться к воротам те или иные не могли.

Трибуны рьяно болели за своих, нещадно освистывая нелюбимых гостей. Проникших было на стадион «болельщиков» «Зенита», которые замышляли какую-то гадость, быстренько изъяли, так что помех внешних не осталось. Только судья. Но он лишь помалкивал пока при излишне грубых приёмах зенитовцев, будто не замечая нарушения правил.

— Хоть не придумывает пока в нашу сторону ничего, — пробубнил себе под нос Ларионов, метавшийся вдоль бровки, как тигр в клетке.

Потирая ушибленные места, растирая ссадины, игроки потянулись в раздевалки — судья свистнул на перерыв.

— Злющие, как собаки!

— Вгрызаются и ничего не дают сделать.

— Мне бровь разбили, будет фингал.

«Московиты» делились впечатлениями. Капитан хмурился и попивал маленькими глотками чай. «Не получается, не получается, пёс их задери! Ни нашим, ни вашим. Но ведь не цепляются же они за ничью, должны не только выжигать на своей половине, а и к нам в гости поглубже пожаловать… надо чуть изменить себе».

— Парни, слушайте сюда, — обратил к себе внимание Бобров с молчаливого согласия Ларионова. — Чуть отпустите прессинг. Отступитесь. Тут поистине то самое действие, которое рождает противодействие. Подожмёмся поближе к своим воротам. Пусть они вылезут из берлоги, в которой их трудно укусить. Распрямятся, станет плотность меньше, там и прорвёмся.

— Юр, но ведь это не наша игра — не подстраивались сроду! Зритель не поймёт.

— Не подстраивались, но лбом об стену тоже не стучались. Можно ведь и в дверь пройти. А зритель у нас чуткий и любящий. Мы его не подводили, и он нам доверяет. Так что давайте, скрепя сердце. Надо. А то ещё и не такие фингалы получим, а забьём ли… пока предпосылок не видно.

Тем не менее, Юра самолично в начале второго тайма предпринял попытку проникновения к чужим воротам. Но был нещадно срублен, если не первым эшелоном защитников, то второй или третий «косарь» его достал. Он рухнул.

Лера в ложе вместе с Тимуром и Лилей вскочила с места. Юра поднялся, судья проигнорировал. Стадион задрожал от возмущённого гула.

— Ладно. Ладно, — Юра смахнул травинки и потёр ногу. — Пойдём и на это.

И они отступили. «Зенит», не веря своему счастью, осторожно прибрал мяч. Но тут одной злобой было не решить все проблемы. Мяч слушался их плохо, пасы выходили корявенькие и до ударов дело не доходило. А грубости не стало меньше — стали фолить и в нападении.

— Главное, не пускайте в штрафную, пеналь сразу выставит, — кричал капитан «Московии» своим партнёрам.

Тем временем «Зенит» постепенно привыкал к владению мячом, успокаивался и действовал увереннее. Стали получаться и комбинации. И вот уже мяч стал долетать до вратаря «Московии».

«Не заиграйся, Юра, не заиграйся! Не пора ли уже?» — нервничал на бровке Ларионов, глядя, как «поджимают» его команду.

И Юра вновь полез вперёд. Отобрав мяч возле своей штрафной, отдал на край, а сам рванул вперёд, заорав:

— Побежали!

Они побежали. «Край» продрался через редкие редуты — зенитовцы как-то больше уже привыкли нападать и заигрались. Юра видел перед собой лишь одно защитника по центру и крайнего, которой торопился на подстраховку. Поднял руку, прося пас. Мяч тут же к нему прилетел. И он попёр прямо на игрока. Тот с каким-то отчаяньем рванул навстречу вместо того, чтобы пытаться дождаться ошибки или какой-нибудь финта. Нет, двинулся прямо в корпус. Юра, красивым «черпаком» перекинул мяч через защитника, сам прыжком ушёл от столкновения. Впереди был простор, лишь сзади бежал подстраховщик. Юра на скорости полетел к воротам, где, обречённый, стоял вратарь. Он, конечно, ещё порыпался, но был обведён и мяч покатился в ворота. Юра остановился, наблюдая за ним. Трибуны вскочили, чтобы возликовать. И тут вместе с пересечением мяча линии в Боброва сзади двумя ногами страшно врезается подоспевший защитник. Жест подлый, грубый и совершенно бесполезный. Юра, подкошенный, рушится на газон. Трибуны обрывают свой крик.

— Только не бейте его! — с гримасой боли, лёжа на спине, прокричал Юра своим, спасая от возмездия сжавшегося грубияна. Было видно, что он и сам уже не рад своему поступку. Его колени дрожали, а на лице застало плаксивое выражение. Бить его не стали. Но судья не дал ему даже жёлтой.

Юру унесли на носилках под крики «Юра! Юра!», на бровке уже была Лера с ужасом глядевшая на мужа, который улыбался, но встать не мог.

— Маленько всё-таки зацепили, негодяи. Лерусь, прости, я забылся — вроде как гол, чего тут бояться. Недооценил маленько. Но вроде перелома нет, «ахилл», похоже, порвали.

— Юрок, ну как же так? — подошёл и Ларионов.

— Олег Иванович, Игорька выпустили уже?

— Да всё нормально будет! — и в подтверждение слов тренера «Московия» забила ещё. «Зенит» выдохся в своей злобе и уже в бессильной ярости не попадал даже по ногам, а хозяева с наслаждением мстили за своего капитана, накидывая за эти оставшиеся полчаса полную кошёлку.

Юра со льдом на распухшем голеностопе лежал на бровке, радуясь голам партнёров. Лера присела рядом, поглаживая его голову и больше смотря на него, чем на поле. В глазах у неё замерли слёзы.

«Зенит» был повержен. И отправлен в низший по рангу чемпионат. «Московия» переборола злобный коллектив на радость себе, своим поклонниками и здравому смыслу. Юра, хромая, опираясь на притащенный откуда-то уже костыль, обнимался с партнёрами. Раздавались крики и поздравления. «Московия» стала чемпионом во второй раз.

Одна Лера не улыбалась. Печально сидела она среди празднующих футболистов, тревожно поглядывая на травмированного мужа. Он подковылял к ней.

— Милая, не печалься. Это заживёт. Сейчас поедем в больницу, всё сделают, — успокаивал он.

— Юр, я всё знаю, всё понимаю. Что веду себя, как истеричка — но поделать ничего не могу. До сих пор дрожь охватывает, как вспомню, как ты упал и не вставал. Я же всего лишь женщина, — она грустно улыбнулась.

— Ты у меня геройская женщина, — Юра припал на колено и поцеловал её руки. Лера запустила их в его шевелюру.

Перед вылетом в Лондон на базе вновь появился Семипалый. По его непроницаемому лицу трудно было понять, как прошла встреча с Ганжой. Лера сама ничего не знала, Ганжа не отвечал, поэтому Юре оставалось лишь гадать — договорились они или нет.

— В общем, наш план остаётся в силе. Сергей… кхм… согласился содействовать с нами. Не без замечаний, но в целом одобрил. Это было непросто, скажу я тебе. И, может, будут небольшие изменения. Но ваших действий это уже не коснётся. Играете, уклоняетесь от прямого боя, что называется, пока не грянет драка, там мы и подоспеем. С Валентином я тоже поговорил.

— Хм, не могу сказать, что ты прямо меня успокоил. Но я буду всё равно надеяться, что мы не только живыми оттуда сможем уйти, но и подготовимся к следующему матчу.

— Да, думаю, не нужно зацикливаться на бойне, играйте. Это то, что от вас требуется. Остальное мы порешаем.

— Ну, тогда поехали, что ли?

— Да мы на своём транспорте. Оборудование же ещё тянуть. И потом — не люблю я этот Лондон, надо к минимуму свести пребывание в нём.

— Так и мы — прямо к матчу летим. Поклонников этого занюханного сейчас города у нас тоже нет.

— Всё равно, мы на своём самолётике. На стадионе и встретимся. Пропуска мы себе сделали, на лавку сядем без проблем, думаю.

Они стукнули по рукам, и каждый отправился собираться.

Лондон был непривычно морозен — редкие холода достали и до этой вечно сырой, но тёплой обычно зимой столице Великой Британии. Величина её сейчас была не так уж и «велика», но амбиции ещё теплились, и название было сохранено.

— Зря ты с нами поехала, противно тут. У них и стадион кое-как на обогрев работает. Видимо, сделали для проформы, мол, не будет у нас холодно, будешь мёрзнуть.

— Как-то странно сработали дисциплинированные и ответственные англосаксы.

— Да это вроде и не они строили. Чего-то управляли как-то кисло, это да. Ты хоть курточку тёплую надела? — Юра стал ощупывать Лерину одёжу.

— Ой, да не беспокойся ты! Тепло я оделась. И подштанники с начёсом! — засмеялась она.

— Да, это самое правильное. О! Смотри, — Юра посмотрел сквозь узоры на окнах автобуса. — Темза во льдах!

— Им и так тут несладко, а ещё и морозец! Юр, что у англичан осталось из влияний после того, как их кинули полосатые?

— Европу почти потеряли они, Северо-Запад их (за счёт чего пока и держатся) и в Африке чего-то, не помню. Им сейчас шотландцы сильно пакостят — отделиться отделились, но на этом не успокоились. Мстительные кельты оказались. Но какие-то надежды они (англичане) ещё питают. Вот и в «Челси» вкладываются, от этого и «Зенит» почти исчез за последние годы — а раньше деньжат на оба клуба хватало.

— Зачем же им вас топтать тогда?

— Лерусь, вот чего ты прикидываешься? — улыбнулся Юра. — Они всё тот же механизм используют: зрелища «пиплу» подваливают, чтобы тот не бузил. Хлеб не всегда завозят, а зрелище — исправно. А драка на поле стала неотъемлемой частью. Так что побегаем с костоломами, поиграем.

— Бр-р! — вздрогнула плечами Лера.

— Замёрзла?

— Да нет же! Всегда меня будет передёргивать, когда тебя будут лупить по ногам. И не только по ногам.

Юра приобнял жену:

— Леруська, да чего мне сделается-то? Тем более, ты же знаешь, Олег вмешаться должен. Сдюжим. Осталось немного.

— Да как бы ещё от их «невидимого вторжения» не случилось бы беды какой в Системе.

— Давно пора, чтобы в Системе этой случалась беда!

— Ой, опять распыхтелся! — Лера плотнее взяла его под руку. — Знаешь же, что сейчас совсем не время.

— Да знаю, знаю… Это я больше по привычке. Что, вроде подъезжаем?

Автобус (мобильбусы в Лондоне не летали по причине мороза) дребезжа на ухабах вырулил к площадке перед задним входом стадиона. «Стэмфорд Бридж», несмотря на вечные косметические ремонты, заметно обветшал и, будто уставший и помятый человек, свесил понуро голову к брусчатке вокруг.

«Московия» несколько утомлённая дорогой высыпала из автобуса и скорым темпом проскользнула в раздевалку. Их встречал только служащий — до матча было ещё далеко и никакого ажиотажа заметно не было.

— Так, ребята, сейчас тянемся и слегка разминаемся после дороги. Желающие могут сходить на поле — посмотреть, что и как там. Я там был только что, скажу честно — нехорошо. Похоже на прогоревший костёр. Чёрная эта «трава» покрыта инеем. Жёстко, скользко. Прогрев работает абы как. В воздухе вроде плюсовая температура, а покрытие промёрзшее. Но играть-то всё равно придётся. Думаю, что бутсы надо будет выставлять на маленькие шипики. Ну, да это каждый сам для себя решит.

Игроки, не переодеваясь, дружно ломанулись на поле. Пустая пока чаша полутёмными трибунами щерилась из-под, казалось, низкой крыши. Щупали и топали «газон».

Рома Васильев разбежался и проскользил метр с лишним в кроссовках:

— Тут будет не до финтов.

— Зато в грязный подкат идти просто замечательно, — нахохлившись от промозглости ответил ему Юра.

— Может, шипы и вовсе не нужны? — подошёл к ним Ребров.

— Не, Лёш, гляди, — Юра опустился на колени и запустил пальцы в промёрзшие искусственные волокна, — тут есть за что зацепиться. Возможно, будет путь тормозной резковат, но зато в поворотах не завалишься. Длину только нужно подобрать. Чуть глубже, там будто бетон. Можно и колени убить, и пятки. Да и сцепления не будет.

Тут Юра увидел Семипалого — он с тремя товарищами вышел из-под трибун. С ними была Лера. Они деловито осматривались, переговаривались, то и дело указывая на поле и скамейки для запасных. Бобров подошёл, поздоровался.

— Олег, а где вы своё оборудование расположите?

— А там, за стадионом и останется. Всё на расстоянии возможно. Вот, Саша там будет, рядом. Я буду с вами на лавке. А Андрей и Сергей будут в раздевалке сидеть. Собственно, они и будут внедряться, когда придёт черёд. Вот, с Лерой обсуждали последние наставления Ганжи.

— Да, Серёжа тут последние рекомендации буквально сейчас передал.

— Что ещё за рекомендации? — недоуменно вскинул бровь Юра.

— Всё касается времени, когда ни в коем разе нельзя «внедряться», иначе коллапс случится. Поэтому и вас это касается. Даже, скорее, в первую очередь вас. С пятидесятой по пятьдесят пятую минуты никак нельзя на драку идти. Запретный интервал.

— Ха! Как раз самое популярное время для этих дел. Выходят после перерыва, чуть сыграли и, чтобы зрителям было весело, давай рубиться, — невесело засмеялся Юра. — Ладно, вроде не выглядит такая задача невыполнимой.

— Юр, да, постарайтесь как-то в это время избежать потасовок, а то помочь не сможем.

— Постараемся, — Бобров кивнул. — Лер, давай сегодня на лавке посидишь? И плед будет, и чай. Да и англичане эти буйные на трибунах.

— Так я ж в ложе буду!

— Да и в ложе они там такие же! Садись с нами, а?

— Ну хорошо, если ты так хочешь…

— Хочу! Договорились. Ну, всё. Нам тоже надо чуть подготовиться, — Юра чмокнул Леру и пошёл в раздевалку.

Через несколько часов трибуны уже шумели и гудели, народ прибывал, разогретый алкоголем и своей численностью. На короткое время тысячи людей соединялись в едином порыве. Над полем висел блёклый туман — сказывались и влажность, и разность температур. Прогрев на стадионе работал плохо и с функциями своими не справлялся. Но зрителям на это было наплевать. Мучаться предстояло не им, а футболистам.

— Чего-то стало только хуже, — Юра вывел своих на свет — прожектора светили исправно. — Да ну и ладно! Поехали, парни?

Поехали. Лондонцы были сами непривычны к своему родному полю — оно, волею климатических проказ, стало будто чужим. Многие падали, поскальзывались, постоянно пытались приноровить бутсы, меняя регулировки. Футбол был сумбурен, и даже до грубости направленной дело доходило редко — трудно было попасть точно в ногу.

Московиты держались чуть увереннее, показывая зачатки осмысленной игры. Техника на таком поле играла роль гораздо более важную, чем голая сила и мощь, пробуксовывавшие в буквальном смысле.

Однако ближе к перерыву, несмотря на унылое в целом соперничество, не нарушаемое какими-то острыми моментами, атмосфера незаметно накалилась.

— Что-то поднапряглись наши англичане, подтянулись, — перекинулся с пробегавшим рядом Ребровым Юра. — Чую, готовят гадость. Драку можно устроить и на катке.

«А время как раз катится к перерыву». — Он бросил нервный взгляд на скамейку запасных, где довольно спокойно сидел Семипалый — он-то не чувствовал, что приближаются роковые минуты второго тайма, а вектор напряжения смотрит именно туда.

Поцокали в раздевалки на перерыв. С удовольствием приникли к кружкам с горячим чаем, потирая ушибленные места. Сильных травм не было, в основном всё последствия падения на склизком покрытии.

— Вроде можем голик-то организовать, вроде как-то да получается, — больше с самим собой разговаривал Проскурин. — Да хозяева вроде не сильно лупят. Другое дело, когда они окрысятся… это ведь будет обязательно, дело времени.

— Думаю, если мяч закатим, так по полной и получим, — ответил ему Бобров. — Поэтому, ближе к исходу игрового времени нужно сотворить. Другое дело, сможем ли? Лёш, как думаешь?

— Их действия — открытая книга, да только смазывается их же неуверенными телодвижениями, да я и сам плохо держусь. Поэтому сложно гарантировать. Нужно вперёд идти, думаю, сразу. А то можем не забить.

— Лучше всё же обождать, — давил на своём капитан. — Всё-таки ключевая игра — следующая. А здесь главное — отскочить без увечий.

Гнул своё, но видел несогласие в рвущихся в бой ребятах. «М-да… натворим делов сейчас». Заглянула Лера, в накинутом пледе.

— Ага, всё-таки примёрзла!

— Это от нервов всё. Как-то уж больно скользко. И в том, и в другом смысле. Ты тоже это чувствуешь?

— Да в том-то и дело, что вот-вот грянет, прямо давит. Плохо контролируется ситуация. Как будто тянет в воронку, а ты не выгребаешь. Ну да ладно, пора идти. Пошагали, парни! — скомандовал он.

И как-то неожиданно, относительно вялого первого тайма, «Московия» поднажала и активизировалась. Зрители загудели сильнее, «Челси» хаотично отбивался. Васильев сновал осой, замыкая острые прострелы шустрого Реброва. Боброву ничего не оставалось делать, как активно им помогать. «Может, успеем в эти пять минут хотя бы…» И они успели.

Вратарь хозяев до поры до времени выручал, но утомлённый градом ударов, пустил всё-таки бабочку от настырного Васильева — слабо катящийся мяч прошмыгнул под рукой в угол ворот. Началась сорок девятая минута матча.

— Теперь чуть отсидимся в защите, нужно переждать их гнев! Нужно уйти живыми! — кричал Бобров, но видел по горящим глазам того же Реброва, что слова не проникают в его голову.

Нападающие гостей, держась на волне успеха, вновь ринулись вперёд, продолжая обстукивать нашкодившего голкипера. Стадион взревел, принуждая своих любимцев как-то воспротивиться произволу.

Защитники стали чаще лупить по ногам, заваливая шустрых московитов.

«Ещё чуть-чуть, потерпите», — упрашивал агрессивных партнёров про себя Бобров, непрерывно посматривая на часы. И когда, казалось, опасный интервал почти истёк, Васильева грубо толкнули на бровку, так что он полетел головой прямо в трибуны. Рома удержался на ногах, но вспылил и толкнул обидчика.

«Всё, капут…» — успел подумать Бобров. Дальше события стремительно пострекотали. Мелькнули решительные глаза Семипалого, глядевшего то на часы, то в какую-то свою приблуду. Растерянное лицо Леры, обхватившей себя руками. На поле же бушевала драка. Её потом Юра вспоминал не очень отчётливо — нашло некое замутнение. Трибуны гудели, игроки толпились. Боевые людены «Челси», как-то смешно раскинув руки-ноги, вылетели из драки, обезвреженные. Остальные напирали, но подступиться боялись.

Потом всё стихло. Удалили еле живых люденов, «Челси» остался сильно помятым. Болельщики потянулись на выход, несмотря на то, что оставалось ещё полчаса. По результату всё было ясно, а на новую бойню у «Челси» не было сил, у «Московии» желания. Докатывали мяч во всеобщей скуке.

Свисток обрадовал всех, закончив вялые мучения. Юра сразу увидел испуганное лицо Леры.

— Не успели?

Она покачала головой.

— Звонила Серёжке, не берёт. У меня прибор показывает какие-то возмущения, но деталей по нему я понять не могу.

Подошёл Семипалый.

— Юр, ну, мы всё по плану сделали, но, похоже, залезли всё-таки в этот чёртов интервал!

— Да я виноват, не сумел чуть задержать ребят. А вам спасибо — так получилось идеально, эти громилы слегли, я даже и не заметил.

— Не сказал, что вышло всё безупречно. По всей видимости, мы попали в какой-то водоворот. Или сами его спровоцировали… тут Ганжа, скорее, ответит.

— Если не убьёт нас сначала, — грустно покачал головой Юра. — У меня какие-то смутные воспоминания про драку. Наверное, всё из-за этого же возмущения?

— Да! Какие-то отклонения в сознании или восприятии действительности, думаю, были у всех, связанных как-то с этой игрой. У меня, например, был туман в глазах, и ты будто один среди него. Так что тут явно мы потревожили Систему… Но, риск, я так понимаю, оправдан был? Всё вышло в игре-то удачно.

— Да, тут план удался — травм серьёзных нет. Другое дело, какая-то вялость и аморфность напала на всех. Чувствую, надо скорее в Москву, на Радиозавод. Ладно, милая, пойду я в раздевалку. Не расстраивайся загодя — приедем, разберёмся.

Уже через два часа они сидели в самолёте, взлетающем по обледенелой полосе. Бобров раскрыл геоноут. Через некоторое время он удивлённо воскликнул и потревожил Леру, которая откинулась в кресле, слушая музыку.

— Лерусь! А изменения в Системе могут менять прошлое?

Она, вырванная из дремоты, нахмурилась.

— Прошлое? Нет, нет. Как это возможно? Тут же идут воздействия здесь и сейчас, меняя последствия, управляя действительностью и следующим моментом. Прошлое здесь ни при чём. А почему ты спрашиваешь?

— Смотрел тут про Балтику со времён бытности её озером. Ну, и вплоть до Средневековья. И тут… понимаешь, львиную долю данных я сам же сюда запихивал, фильтровал и строил базы. Поэтому исторические картинки соответствуют моим в первую очередь представлениям. И тут я вижу, что самый такой пещерный образец норманнской теории в геоноуте! Пришли, мол, скандинавы и русичей всему научили. То есть отборный бред, который я никак не мог запихнуть сам. Другое дело, что геоноут постоянно обменивается и обновляется в Сети. Вот где и мог нахвататься. Я и спросил.

— Ну какое же здесь прошлое? Так, хакерское, скорее, вторжение.

— Да, хакерское. Но с нашими сегодняшними делами это связано быть не может?

— Хм… Ты знаешь, думаю, что любые резкие изменения, непонятные явления и необъяснимые ситуации можно спихивать на тряску Системы. Вполне возможны и неполадки в электронных устройствах.

Будто в подтверждение её слов, самолёт тряхнуло.

— Вот, пожалуйста. Долететь бы… — несмело улыбнулась она.

Но долетели они вполне спокойно, если не считать жёсткого приземления, когда от тряски и резкого торможения (полоса была плохо очищена от снега и гололедицы) повылетали кислородные маски.

— Фух! — Выдохнул Юра, как и остальные пассажиры. — Нескучная такая посадка.

Командный мобильбус повёз из Внуково большинство футболистов на базу, откуда многие планировали добираться сами. Юра же с Лерой поехали в Замоскворечье, где, несмотря но ночь, без сомнения, метался в суматохе Ганжа и К^о.

Ганжа, однако, сидел себе преспокойно в кресле и тянул через трубочку какую-то муру.

— Явились, голубки, — расплылся он в улыбке. Лера с Юрой переглянулись.

— Мы думали, что ты сейчас нас распнёшь.

— Была такая мысль, не скрою. Вместе с Олегом этим! Не спорь, погоди. Договорю, потом и будешь речь держать. Следил я за матчем, воткнув изображение прямо в паутину. И прямо такая картинка была яркая, когда второй тайм начался. Вроде давно тут затишье, все силы брошены на тридцатое, к Узлу. А тут плотность такая в Лондонском клубке образовалась, всё запульсировало, замерцало. Мне впору попкорном было запасаться — сделать ничего не могу, а зрелище (для тех, кто понимает) завораживающее. И тут драка, когда узел этот набух и готов был уже распасться на спокойные состояния. Семипалый (всё правильно сделал, мужик, иначе конец был бы вашим мальчуганам) бросает своих бойцов и… — он отхлебнул бурды из стакана, — будто в улей сунули головешку! Брызнуло в разные стороны, задевая попутно мелкие узелки, закручивая их в спирали. Всё, думаю, конец! Вон глядите, — он нажал визуализацию, и Паутина предстала перед ними. Действительно, походила на растревоженный улей — многие клубки переливались и мерцали, обмениваясь молниеносными точками. — Думал, порву на клочки Семипалого этого, твоих удальцов, и тебя, Юрец, заодно. Взбешён был сильно. Но потом пригляделся — как-то всё в равновесие вошло, хаос полный не случился. И тут меня посетила гениальная мысль. В очередной раз, замечу. Таким вот образом, получается, был запущен эдакий механизм самонастроя Системы.

— Чего-чего? — спросила Лера.

— Ну, это я так назвал. Видишь, все эти мерцания, они только кажутся хаотическими. И кажется так с точки зрения управления. А на самом деле всё подчинено некой железной логике.

— Какой? Откуда она взялась?

— А в том и дело, что внутри породилась! Без воздействий извне!

— Я чувствую себя лишним на этом «симпозиуме», но всё-таки спрошу, — вступил в разговор и Бобров. — Я не вижу особой разницы между тем, что было до матча, и тем, что сейчас. Как я понял, уже давно все бросили дёргать за ниточки, готовясь к коллапсу тридцатого. То есть вроде как бы и так было самоуправление. А что изменилось?

— Прямо ты тугодум, — заржал Ганжа, — но так и быть, старый друг тебе расскажет подробно, а жена твоя прекрасная добавит, если что. Бросить управление-то все бросили. Но, во-первых, не совсем бросили. Некоторые моменты всё же отслеживаются — катастрофы там какие, убийства, начала войн… хоть и затихло всё, но не замерло окончательно. А во-вторых, сейчас в Системе пошла бурная жизнь, точнее, всплеск, который вот-вот кончится. Но она сама собой все связи старые, настроенные, построенные и надстроенные извне и искусственно, разрушила и переделала. Как всё пойдёт теперь, будет неожиданностью для всех!

— Вернее, не совсем неожиданностью, — встряла Лера.

— Ну, это да — мы же вон видим, как и чего. И другие тоже могут видеть. Но вот влезть — фиг там! Я попробовал чуть ковырнуть — сразу смело мой «пинцет» к чертям, размыло и зарубцевало в момент!

— Примерно понял, — Юра задумался. — Но тогда непонятно, что будет через неделю — скопится ли тот самый узел противоречий или теперь пойдёт всё гладко?

— А вот здесь моя гениальная мысль и родила… надеюсь, совсем не мышь, — торжественно пробасил Ганжа. — Тоже я сразу подумал — что же, Система Узел сама и разрубит теперь или не допустит вообще образования? Поглядел — ан нет! Другими, окольными и малопредсказуемыми путями, а все дорожки всё равно к нему, к Клубку этому ведут! Вот и нужно найти там такую же ахиллесову пяту — интервал временной опасный — и пусть Семипалый запускает свою шарманку. Тогда, насколько я понимаю, разрубим управления раз и навсегда. Как ты, Юрок, и мечтал.

— Я-то мечтал, но ты-то, ты ж не хотел Управления терять! Странно мне слышать твою радость по этому поводу, — усомнился Юра.

— А прав ты, стручок, прав! — усмехнулся Ганжа и ещё раз отхлебнул. — Лерк, всё-таки сообразительный он у тебя, видно твоё влияние. Да-да, к делу, — он остановил жестом возмущения Юру. — А мой и интерес в том, что не всё так просто с разрушением Управления. То есть управление летит к чертям, я не обманул. Но вот визуализация, что мы сейчас наблюдаем, будет доступна не всем! То есть смотреть и предсказывать будет доступно избранным!

— Ага, и этим избранным хочешь быть ты.

— О, опять догадливый!

— Только непонятно, почему именно ты?

— А потому что я буду знать, в каком месте будет совершён удар по узлу, и где подцепиться, чтобы потом следить. А кто не будет знать, вовремя не подцепится и привет! Будут блуждать в потёмках и видеть лишь путаницу, — он что-то набрал на клавиатуре и стройная паутина собралась в непролазную спутанную чащу. — Вот, как-то так. Правда, и от меня усилия потребуются недюжинные. Самая сложность будет в том, чтобы синхронизировать действия трёх объектов — меня, бригады Семипалого и ваших действий на поле. Больше того скажу, похоже, что ты должен будешь быть самым главным действующим лицом. Спусковым крючком, так сказать.

— Я? Почему сразу я? Как-то я притомился быть главным козлом отпущения, — взвился Бобров.

— Погоди кричать! Не козлом, а героем наоборот!

— Разница в терминологии, — буркнул Бобров.

— Нет! Разница в роли! И послушай, почему ты? Собственно, ведь и предыдущий план отталкивался от твоих действий, в первую очередь. Так что я не понимаю, чего ты так возмущаешься?

— То мы сами планировали, а теперь какой-то неосязаемый Рок меня выбрал.

— Вот нравится мне такой фразеологизм, удачно подобрал, — продолжал улыбаться довольный Ганжа. — Вот именно, что выбрал! Другой бы гордился, что может сыграть роль такую в истории! Короче говоря, прочь эти сантименты, суть в том, что в узле в этом слишком многое на тебе заточено. Поэтому согласно моей идее, зная, где и что прорвётся, я получу наиболее полный доступ к последующей «слежке».

— Ну, выбрал и выбрал. А что, ты думаешь, от нас зависит? Ты скажешь время, в которое нужно будет спровоцировать какую-нибудь потасовку, а отряд Семипалого ворвётся?

— Грубовато, но примерно так, — кивнул Сергей.

— Я одного не пойму, почему нельзя санкционировать возмущение, сродни этому «невидимому вторжению», каким-нибудь иным способом? Зачем обязательно на поле устраивать всю эту ерунду, чтобы «Рысь» смогла включить свою установку? Почему они просто так не могут её включить?

— Так про что тебе и толкую! И чтобы не погружаться в запутанные Сети и Системы, прими на веру. Нужно именно сочетание! Если ты с командой не подойдёшь, не подбежишь, не доборешься в определённый момент (какой, нам ещё предстоит вычислить) и тут же ребята не включат свою шарманку, да не просто врубят, а ещё и будут действовать согласно своему плану вторжения этого невидимого… То в нужный узел мы не попадём. Не, не так! В клубке, конечно, мы будем: и вы, и я, и Лера. Уж больно он огромен. А вот в его болевую точку можно нацелить только таким образом, совместным и синхронным!

— Эх, как же утомили эти сложности! — махнул в досаде рукой Юра. — Ладно, скажешь время и необходимый сценарий, мы разберёмся. Скажи только, вот нас в самолёте поболтало — ещё будут какие-то неприятности?

— Юрч, похоже, что баланс уже наведён, — Лера разбиралась с самонастраивающейся Системой. — Думаю, что уже успокоилось. Переходные процессы пройдены. Да, Серёж?

— Вот, Юрец! Жена у тебя мужского ума человек! Схватывает всё на лету, — похвалил Ганжа Леру.

— А ты вот рот свой не разевай! И глаз свой с жены моей убери, — отрубил Бобров. — Успокоилось? А в геоноуте моём кто будет всё исправлять?

— Ну, что уж натворилось, теперь нужно вручную исправлять. Эти изменения уже совершились, ничего не попишешь, — развёл руками Сергей. — Ты же любишь с ним возиться. Вот и поправишь.

— Успокоили… Ладно, главное, что ты в гневе нас не покрошил. Уже неплохо. А теперь надо домой. Мы жутко устали.

— Да, поехали, милый. Серёж, завтра тогда посмотрим, что да как, ладно?

— Ступайте, не мозольте мне глаза, — напутствовал их Ганжа.

Травма оказалось хоть и серьёзной, но не губительной. К тому же Юрин организм бы силён как физически, так и психологически. Наперёд всех врачебных планов восстанавливая разбитый голеностоп. Для лучшего выздоровления, вопреки обычным желаниям и привычкам Бобровых на Новый Год поехали к жарким пескам. Юра по утрам бегал по песку, разрабатывая травмированную ногу. Близнецы кувыркались в море, Лера принимала солнечные ванные.

— Что-то мы зачастили на отдых, как считаешь? — Второй неделей «санатория» Юра уже тяготился. Душа требовала действий.

— Ну, скучновато, согласна. Но нас же сюда силком отправили, запрещая все дела там, пока ты не поправишься. А там бы ты труднее выздоравливал. Так что спрячь угрызения совести — всё по чести. Приедем и будем тогда вкалывать. Тем более, что сейчас общий отпуск у команды, ты не сильно выбиваешься из коллектива.

— А ты? Ты-то же бросила свои дела, занятия с детишками, статьи эти и лекции?

— Ну, так ведь тоже Новый Год, перерыв некоторый. Статьи я и здесь пишу. Ну а в остальном, подождут. Мальчишкам зато, посмотри, как хорошо, — кивнула Лера на резвящихся счастливых мальчуганов.

— Это меня утешает. Даже, я бы сказал, это у меня вызывает восторг! — засмеялся Юра. — Я в такие моменты с вами, тобой, ребятами, родителями — испытываю неподдельное счастье, забывая об этом пресловутом творческом зуде.

— Но, хочешь сказать, это не до бесконечности? Что дом хочется строить и дерево сажать?

— Ну да, как-то так… Ты видишь меня насквозь.

— Видеть особо-то и не надо, если мы с тобой об этом столько раз беседовали. И я в очередной раз скажу тебе, что это нормально и правильно, на мой взгляд. Находить счастье в быте и семье, исключительно в этом — удел женщины, в первую очередь. Мужчине нужно и что-то большее. А сейчас вообще двух зайцев убиваем, так что ещё недельку посидим — только лучше будет, уверена.

— Ты не только моя подруга, жена, любовница, мать моих детей — что там ещё в этом банальном списке? В общем, ты ещё и мой личный психолог, точнее, психиатр? — заулыбался Юра и повалил Леру на песок.

«Тёплый» отдых пошёл на пользу, и уже в январе Бобров приступил к тренировкам. И вообще, всё пошло по налаженной схеме. Дорога ширились, прямой и ровной лентой устремляясь во всё более светлеющее будущее. К лету начались робкие пока контакты с Сибирской Республикой. «Московия» обзаводилась союзниками и вне текущих границ официального государства. Империя крепла, объединяя необширные пока пассионарные общности.