Чемпионат

— Лерусь, нужно к Проскурину. Дуй в душ. Кстати, ты, как всегда налегке? И опять будешь щеголять в деловом костюме?

— Тут недалеко какой-то магазин я видела, чуть сменю гардероб, а то и правда, утомили мои брюки и пиджак всех.

— Ну, меня ты вряд ли сможешь утомить.

— Да, ты у меня знатный фетишист. Я даже иногда думаю, что тебе на меня в одежде нравится пялиться больше, чем без.

— Хм… а что, очень может быть. В общем, я пошёл будить главного, у тебя часа два на всё про всё. В одиннадцать давай к нему в четыреста тридцатый, по-моему.

— Слушаюсь, мой генерал! — Лера прогарцевала мимо него в ванную.

Через два часа, как и было условленно, она постучалась в номер к Проскурину, где уже сидел Бобров. Они битый час пробовали разные варианты использования этих «пятнадцати минут», но идеальной картинки не складывалось.

— В тысячный раз повторю, всё будет зависеть от того, чего на поле будет происходить. И, возможно, тебе придётся исправлять уже непоправимое.

— Масло масляное ты говоришь, Валентин.

— Валя, здравствуйте, — Лера вошла. Была она в джинсах, линялой кенгурке, тонкой кожанке и бейсболке. Выглядела явной пацанкой при богатом мажоре. Проскурин даже сразу и не признал её.

— Ой, Лерочка, здравствуйте. Проходите, — как и большинство мужчин, в её присутствии он таял и забывал суть вопроса.

— А может, зря я тебя попросил зайти, ведь всё, он голову теперь потерял, — Юра прислонился к подошедшей жене, а она в ответ потрепала его спутанную шевелюру. Скинув кепку, она мотнула гривой и присела рядом.

— Лера, что-то у нас не получается нужного варианта, как вашим подарком распорядиться. Что думаете?

— О! Женщину пустили в святая святых? Ладно, ладно, молчу. Точнее, предлагаю по существу. Может, подождать минут тридцать и потом тебе выйти до конца тайма. Не подстраиваясь, а уже конкретно рубя с плеча, чтобы обеспечить фору на второй тайм?

— Это за пятнадцать минут-то? Мы, вообще-то, в гостях у «Реала», если ты забыла.

— Моё предложение. Просто мне кажется, что в любое другое время можно будет уже и не успеть что-то исправить.

Юра опять нахмурился.

— А может, Лёшка и сам справится, а я только испорчу?

— Справиться-то он справится, только индивидуально он справится. Будет один «спасать Родину», расшибётся в лепёшку, опомнится, что надо стадо своих подгонять, да будет поздно.

— Что это, Лера, Вы не верите в нашего парнишку?

— Валя, я как раз очень верю, его талант виден даже мне, профану футбольному, но талант ФУТБОЛЬНЫЙ, а тут важен организационный.

— А зря, что ли, мы его натаскивали-то несколько дней? Должно получиться. На тренировках получалось же, — Юра был обескуражен ей напором.

— Вот именно, что на тренировках! А тут восемьдесят тысяч вокруг! Уверены, что он будет помнить, чего там вы натаскивали? Тут должно взыграть его «Я» как раз. Как давно он мечтал себя показать на большой арене! Вот и слетят все наставления ваши с него, как последний лист в ноябре.

— Ну, что-то вы, Лера, на нас страху нагнали. Всё же будем надеяться, что Лёша что-то да и усвоил. И потом, его личных возможностей тоже может хватить на многое.

— Это если ему дадут играть.

— Анатолич, может, пойдём навстречу даме?

— Я предлагаю вот что. Если первые полчаса будут подтверждаться Лерины догадки, то есть наша команда будет неуправляемым стадом, а Ребров будет биться рыбой об лёд, наскакивая на стройные ряды соперника, то в последние пятнадцать минут первого тайма пользуемся бонусом от наших… э-э… друзей, — он подмигнул им обоим, — выпускаем тебя, Юра, вместо Седьмого, я думаю. Так? Так. Строимся чуть по другому… — тут им всем троим приходит озарение, что играть Боброву и Реброву вместе ещё не доводилось. — Юр, ты понял, да? Придётся с листа.

— Да ничего страшного в этом нет, в том, что мы с Лёшкой ни разу не играли. Отправляем их связкой с Ромой вперёд, ну а я с этими бойцами подыграю. Нужно штуки две заколотить. И вот что, давай вместо меня обратно выпустим людена с начала тайма. Наверное, с Сашкой Матросовым нужно поговорить. Роль неблагодарная, но он согласно фамилии поймёт.

— Согласен с тобой. Но всё же нервирует меня, как вы вдвоём с Ребровым разместитесь.

— А вот здесь, Валентин, думаю, как раз беспокоиться не о чем — Лёша разберётся с игровыми моментами, а уж при поддержке Юры и остальные подладятся. Кстати, я бы на вашем месте посмотрела, как будет взаимодействие происходить. По-моему, будет любопытно.

— Любопытно, говорите, хм… Ладно, пойду к Матросову. Да и пора ехать на стадион.

Он стремительно поднялся и вышел из номера. Юра с Лерой, захлопнув дверь, вернулись к себе.

— Однако ты была просто Жанна д'Арк!

— Видел бы ты свои округлившиеся глазёнки.

Юра собирался на игру, Лера, что-то шебуршила в своём планшетнике, взмахивая по воздуху своими изящными пальцами.

— Может, ты на постоянку к нам пойдёшь. Столько экспрессии. Будешь ребят заряжать, тех, что не людены. Хотя, как мне кажется, это и киборги просекут. Твой энергетический посыл.

— Шути, шути, но не забудь, что сегодня опять будет всё по-новому.

— Да, то ли дело проигрывать каждый матч. Стабильность.

— Так, вот Серёжка сообщает, что «реалисты» прознали про замену нашу, и людена под него выпустят. Громилу. Так что нужно охранять не только Васильева, но и Реброва. А вот про тебя, похоже, не «прочухали».

— Как всё же «интересно» с этим вечными сюрпризами, которые к игре мало имеют отношения! — Бобров разом разозлился, осознав вновь всю тщетность своих личных усилий на фоне общей запрограммированности.

Лера подошла к нему, легко прижалась.

— Юр, ну что тут поделаешь. Мы пока не можем сломить Систему, поэтому встраиваемся в неё. Потерпи, а?

— Если бы тебя не было, плюнул бы на всё давно уже. Ведь тогда, осенью, я так и хотел сделать.

— Ну, ну, родной мой, не пыхти. Как-нибудь всё разровняется.

За час до игры, команда была готова. Последние наставления сделаны. План на игру донесён до всех нелюденов. В последние моменты Юра «наставлял» охранника для Реброва.

— Лёш, в общем, сильно в обводку не лезь, особенно опасайся из тринадцатого номера, он будет ломать тебя, — это было сказано уже Реброву.

— Хорошо, — в Реброве не чувствовалось мандража, глаза горели холодным огнём. «Может, Лера ошиблась, и он всё сделает правильно сам?» — засомневался в прогнозе Леры, глядя на него, Юра.

Когда, перед самым началом, Юра уселся на диванчик для запасных рядом с тренерским местом, к нему подошёл один из администраторов «Реала» и стал что-то там загибать про то, что, мол, дисквалифицируют. Юра сослался на разрешающую резолюцию и спокойно уселся.

— Смотри-ка, не упускают момента, давят, — прокомментировал Проскурин.

— Да, чего-то непонятно, чего хотели.

Судья свистнул, игра началась. Первые десять минут соперники выдавали сюрпляс, словно расступаясь в реверансах, не начиная никаких атакующих действий.

— И что? Вот управляет он ими или нет? На рожон не лезет, вроде бы по-умному затаился, — прокомментировал действия Реброва Валентин.

— Ещё время есть, обождём с выводами. — Бобров напряжённо вглядывался на поле.

А дальше игра взяла в карьер, и пошло-поехало по Лериному сценарию. Алексею надоела тактическая тягомотина на поле, и он с шашками наголо рванул к чужим воротам, сопровождаемый Васильевым. «Королевский клуб» будто расступался перед задорным петушком, отворяя путь к своим воротам. До гола дело не дошло — Васильев запулил выше ворот — но звоночек прозвенел. Точнее, для «Реала» прозвенело лишь то, что всё идёт заданному распорядку. Они давали вволю резвиться сыгранной паре, изредка срывая атаки грубостью. Об осмысленных атаках хозяев речи не шло.

— Угу, так и идёт, — Юра чертыхнулся, — два стада, среди которого один танцует лезгинку. Как же он легко повёлся на их замануху!

Тут вдруг «Реал» сделал неожиданный выпад, людены «Московии» понуро застыли истуканами, лишь Матросов пытался остановить мощный вал. Не помогло. 1:0. Трибуны в экстазе. На скамейке «Московии» хватаются за голову.

— Готовься. Понеслось, — мрачно сказал Проскурин Боброву. Тот начал раздеваться и разминаться.

До тридцатой минуты игры, когда Бобров должен был выйти на поле, счёт сохранился прежний. «Реал» никуда не торопился, вновь хищно затаившись, он неспешно отбивал кавалерийский наскоки Реброва и Васильева, поддерживаемые неумелыми и несобранными люденами. Они выполняли строгий алгоритм и на импровизацию для соответствия игре Реброва им нужны были подсказки. Управлять ими Алексей забыл, лишь изредка в гневной обиде покрикивал, чем ещё более запутывал их действия.

Но вот мяч выскочил за боковую, и судья показал жестами, что можно замениться. Морозов побежал с поля.

— Спасибо, Саш. Надеюсь, всё будет не напрасно, — поблагодарил его Бобров, стремительно выскакивая на черноватый «газон».

Тот лишь грустно улыбнулся, провожая его взглядом:

— Я старался, — и пошёл на освободившееся место рядом с тренером.

Проскурин был весь в напряжении, но всё же нашёл в себе силы поблагодарить защитника.

А трибуны задавили оглушительным воем, встречая объявление, что вышел Бобров. Они хорошо знали это имя, также они знали, что он должен пропускать эту игру, а свежей информацией владели немногие.

Бобров резкими словами скучил люденов, нужными командами группируя из них ударную силу.

— Ром, Лёш! Играйте теперь, как нравится, без оглядки. Мы всё подчистим, мяч вам дадим. Нужно торопиться. Мало времени.

И они поторопились. Закружили, завертели впавшую уже в неподдельный ступор команду противника. «Реал», собираясь сделать новый выпад, запутался в своих действиях, разрозненный слаженными действия «московитов». А в атаке «Московия» обрушивалась мощным цунами, на острие которой циркачила юная двойка — Ребров — Васильев. Громила тринадцатый номер обезвреживался охранником, поэтому финты и пасы Реброва проходили чисто. Вскоре счёт стал 1:1, а ещё через пять минут 1:2. Трибуны притихли. Но даже они, только что в экстазе бившиеся от боления за своих, не могли не оценить красоты атаки «Московии». Раздавался не только протестующий свист, но и восхищённые аплодисменты. Времени до конца тайма оставалось не более пяти минут.

— Нужно ещё один, — подгонял своих Юрий. Он решил форсировать события и выжать из люденов всё, что могут, а на второй тайм забить в них и программы защиты. «Главное забить, а Лёшку в перерыве мы убедим».

«Московия» осадила штрафную «Королевского клуба». Удары сыпались градом, кинжальные прорывы нападающих жалили защиту, а вратарь метался в рамке ворот. Но время истекало, а третий мяч в сетку не шёл. Шла сорок пятая минута, когда назначили штрафной.

— Юрка, везёт тебе на такие вещи. Ты должен забить, — прошептала на трибуне Лера, заломив в волнении руки.

«Главное, успеть». — Бобров был уверен, что забьёт. И тут судья показал лично ему на часы. «Не успел», — понурился Юра и побрёл на замену.

— Забьёшь? — по пути кивнул он Реброву.

— Да.

— Давай, второго шанса не будет.

— Можете быть спокойны.

Трибун, мало что понимающие, затихли в волнении. Затих и «московитский» сектор. Повисла тишина.

Штрафной не был из разряда убийственных, он просто был «бобровский» — с левого угла штрафной под левую же ногу. Юра был «двуногий», а Алексей ярко выраженный правша.

— И как он будет отсюда лупить, хотел бы я знать? — вопрошал Валентин, встречая заменившегося Боброва.

— Ну, может, навесит.

Тем временем Ребров зашёл под удар так, будто собирался бить с левой ноги. «Хм… неужели?» — успел подумать Бобров, как Алексей разбежался и «шведкой», немыслимым образом изогнув стопу, ударил по резиновому шару и тот, присвистнув в гробовой тишине, обогнул «стенку» вонзился в ближнюю девятку. Вратарь лишь проводил взглядом.

Тишина стадиона разразилась гулом, а судья погнал всех на перерыв.

— Откуда он этому научился? Ведь уже лет двадцать никто так не бьёт. Я сам лишь на тренировках иногда балуюсь, — изумлялся удару Реброва Юрий.

— Да, Лера был как права-то! — А Проскурин был на своей волне. Так оба задумчивые и пришли в раздевалку. Вскоре застучали бутсами по коридору остальные.

Алексей был возбуждён и улыбчив. Но Юра сразу же решил добавить холодной водицы.

— Сумасшедший удар, молодец! Но дальше самое сложное начинается. Я тебя очень прошу, осади себя и жди в засаде. Не надо сейчас атаковать. Они навалятся, а вы отбивайтесь. Люденов мы сейчас настроим на активную защиту, будет попроще. А если преимущество в счёте будет и ближе к концу игры, трибуны их погонят на последний штурм, вот тут вам и раздолье, забивайте последний гвоздь.

И второй тайм, на удивление прошёл спокойно и, как по-писаному. Ребров на рожон не лез, окопавшись вместе со всеми на своей половине. Громила был теперь «Реалу» бесполезен, они заменили его на атакующего игрока, но им это слабо помогало. Васильев с Ребровым теперь верховодили в защите, опережая соперника в каждом моменте. И всё же «Реал» выцарапал ещё один гол — два людена «Московии» не поделили мяч, Ребров на подстраховку не успел, и быстроногий нападающий «Реала» убежал, обвёл и забил. Трибуны, обезумев, погнали своих вперёд пуще прежнего, но времени было уже в обрез. Хозяева позабыли об обороне, но и сил у нападающих «Московии» тоже не осталось, чтобы бежать вперёд и добивать. Дотерпели в обороне. Судья свистнул: одни, понурив головы, поплелись в раздевалку; другие под возгласы небольшой группы поддержки обнимались и улыбками сверкали в камеры и объективы.

— Ну, завтра-то погуляем, наконец? — Юра растянулся на диване и глядел на Леру, сушившую волосы.

— Погуляем. Только я отчётик настрочу. Надо Серёжке быть в курсе, что тут и как.

— Разве он лучше тебя об этом не знает?

— Если ты имеешь в виду чисто технические моменты, то конечно. А вот эмоциональный фон и настроения — это по моей части.

— Ты вообще гений у меня, — он поднялся и погладил её шею.

— Это комплимент или благодарность?

— Это и то, и другое, милая. И иди уже ко мне.

— Иду.

Дома, как всегда, предстояла уборка и разборка. Но первым делом Юра кинулся читать письмо от отца. Так совпало, что ответ пришёл лишь, когда они вернулись в Москву. Как понял Юра, родители и сами вскоре должны были приехать, но письменный вариант предстоящего разговора был у Юры в компьютере.

«Юрка, я рад, что ты не оставляешь поисков на этом вихляющем пути, под названием Жизнь. Что ты не упёрся рогом в колею, проторённую другими и, не глядя, не попёр вперёд. Здо́рово, что ты оглядываешься и озираешься.

Вот именно поэтому и ответов от меня ты зря ждёшь. Ведь каждому своё, и каждый вертит миром по-своёму. А большинство и не вертит вовсе. Кто-то, наоборот, выворачивает его так под себя, что другим и крошек не остаётся. Другой, понурив голову, крошек не получив, тихонько (а то и радостно, с лозунгами) тащится на заклание. И так далее. Лично мне кажется, что высший смысл, и мы не раз с тобой об этом говорили, жить согласно принципам своим. Нарушив раз, не сумеешь остановиться. А если силы ещё остаются, поделись энергией с другими. Не обидеть, не лишить другого — это же полдела только. Творить что-то полезное, вот тут и вторая половина. А что полезное — да то, что будет долго сниться, и пользоваться потомками, бесконечно усложняя цивилизации, одновременно продлевая жизнь.

Вот тут и кроется, думаю, ответ. Пусть Земля сейчас измучена, исковеркана. Да, кажется, что проще стереть, да нарисовать начисто, по белому. Но ведь шанс и исправить ещё имеется. Вернутся, бросив бороться — никогда не поздно, сложнее и почётнее — драться и выживать вопреки. Сильный не жрёт слабых, он даёт жизнь себе и другим. Что можем спасти, а что потеряли безвозвратно, не узнаем, пока не проверим своей шкурой, пока не загребём жар своими же руками.

Тянись к Солнцу, и руки твои будут оторочены светом.

Сильно не грузись, скоро повстречаемся. Расскажешь, какие такие там катаклизмы приключились. От мамы приветы и обнимания. Леру тоже поцелуй от нас».

Осень нахлынула суровым и пронзительным холодом. Деревья зелёным ажуром ещё окаймляли дворы, когда полетели первые белые мухи. Ветер злыми порывами срывал ослабевшую сразу листву, оставляя голые ветви дырявить стылый воздух. Редкие туристы, одетые по-капустному, ловили редкие по пронзительности дали со смотровой на Воробьёвых. Граждане же кутались в воротники ещё слабо тёплых одежд, стремились с улиц в помещения, которые, конечно, в такую «рань» отапливать ещё никто не собирался.

Надежды на бабье лето или тёплые октябрьские циклоны со звоном отвалились, когда установились крепкие морозы. И вот уже в середине осени Москву укрыло белыми коврами, с серыми прожилками дорог. Снежный покров оказался устойчивым и продолжал укрепляться вплоть до начала декабря.

— Вот бы сейчас играли… Красота! — делился Юра с Лерой одним из тёмных ноябрьских вечеров.

— Так вы ж и играете.

— Ну, формально-то да. Но я про официальные игры. Мы только форму поддерживаем. Вот, вроде турнирчик какой-то наклёвывается. Главное, непонятно, по-прежнему, всё. А уж год на исходе. А не то что календаря, состава участников нет!

— Скоро будет. До декабря всё будет известно, — Лера была погружена в свои заботы, уткнувшись с экран компьютера.

— Вот это номер! Откуда знаешь? — Бобров поразился.

— Сорока на хвосте принесла, — Лера подняла от экрана на него глаза. — Юрка, я позанимаюсь ещё, а?

— Знать бы, чем ты там занимаешься.

— А погляди.

— Да я не понимаю ничего в терминах твоих. Какие-то тесты бесконечные, результаты… — Юра заглянул Лере через плечо. — Эх, включу лучше я свою игрушку.

Он уселся в кресло, на коленях расположив свой компьютер, уткнулся в очередной исторический труд.

— Вот бы визуализировать всё это! Да ещё бы природу соответствующего периода восстановить. Красота была бы, — глаза его мечтательно заблестели, он уставился в тёмное окно.

— Мечтатель ты мой, — Лера, улыбнувшись, глянула на него. — Что у тебя там сейчас?

— У меня Аттила-завоеватель. Предводитель гуннов. Вообще, не очень мне нравится стиль изложения. Тут коллектив авторов. Но много ссылок на источники, в том числе археологические. ДНК-генеалогию опять же не забывают, а то последнее время как-то предают забвению эту часть науки. Главное всё же для меня не достоверность — всё равно свечку никто не держал. Я это как художественную литературу воспринимаю — хорошенько воображу, что это всё было на самом деле, то не только дух захватывает, но и мозг туманится. Переношусь туда. Интернеты, конечно, способствуют. Я же дополнительно картинки разглядываю, карты старые. Вот и говорю, что было бы неплохо всё объединить.

— Так и займись. Не всё мяч-то гонять, — Лера любила поддеть его оборвавшееся из-за футбола обучение.

— А вот и займусь! Может, конечно, я не такой ас, как Ганжа, но тоже, знаете ли, не только мяч башкой пинаю.

Лера подкралась к нему поближе и привалилась к креслу, головой упёршись в мужнее бедро.

— Так ведь известно всем, что ты у нас гений. За что ни возьмёшься…

— Я совершенно глух к столь грубой лести, мадам.

— Мадам… ах да, действительно, мадам, — Лера засмеялась.

Бобров же сделал страшные глаза:

— Как?! Ты опять забыла, что ты замужем давно?!

— Ну, не так уж и давно — ещё и двух лет нет.

— Валерия Сергеевна, вы срочно должны задобрить своего мужа — так сильно вы сегодня набедокурили.

А Леру подхватила смешливое настроение, и она смеялась уже просто так. Юра же глядел на неё и восторгался её радости жизни.

— Лерусь, а тебе не скучно со мной? — вдруг брякнул он. Лера разом опешила и сделалась серьёзной:

— Ты что, глупыш?

— Ну, я не в том смысле. Ты же вот в свободное время со мной, да со мной. А как же подруги всякие там, увлечения.

— Юр, ты же знаешь прекрасно, что все свои интересы, какие у меня есть, я удовлетворяю с тобой, в работе или одна. А подруги давно отвалились, пустым позвякивая. Вот сейчас Лиля есть, если ты какой-то чисто женский трёп имеешь в виду. А что мне ещё надо? Выход в свет? Так мы с тобой бываем.

— Ну… я не знаю. Я ж не девушка. Просто как-то привык, что девчонки вместе часто ходят, отдельно от парней.

— Юр, а как же мама твоя, например?

— Тю… им же лет-то уже сколько, чего ты сравниваешь?

— А ты не подумал ни разу, что я как-то старше по менталитету своих ровесниц? Что, если я это переросла, не вникая, весь этот девичий пустозвон? Чего-то ты сегодня вредный какой-то, даже мне сбил настрой, — она как-то поднадулась и пошла на кухню. — Тебе чай сделать? — донеслось уже оттуда.

— Да, и бутербродик можно.

Лера появилась, руки в боки, брови сдвинуты:

— С чем?

— А что у нас есть?

Совсем уж театрально закатив глаза, она изрекла:

— С солью и маслом!

— О! Праздничный!

И всё, брови распрямились, и заиграла белозубая улыбка:

— Троглодит, пошли на кухню, вместе сделаем.

— Пойдём, — радостно согласился Юра, выкарабкиваясь из кресла.

Юра порезал хлеб, колбаски и сыра, а Лера заваривала душистый чай. Простой перекус образовался в целую церемонию. Ребята были уютны, как и общий антураж. В дверь позвонили.

— Ганжа, небось, нарисовался.

— Лучше сходи открой, прорицатель.

— Лера! Режь ещё колбасы! А лучше забей кабанчика, — донёсся из прихожей Юрин голос, а по басовитому гундежу Лера определила, что он был прав в предсказании личности гостя. Она вышла в коридор.

— Лерка, привет тебе!

— Привет, Серёж. Ты голодный?

— Да не, чайку бы глотнул.

— О! Это значит, можно обойтись без поросёнка, но колбасу можно смело дорезать всю.

Ганжа по-хозяйски законопатился в самый уютный угол за столом, сразу схватив печеньку.

— Ну, други мои, вроде определись учёные мужи. Готов расширенный список, и начнётся битва.

Юра замер с чашкой в руке и медленно повернулся:

— И? Не томи же!

— Серёж, в самом деле, говори уже, — поддержала мужа Лера.

— Кхм, дайте прожевать-то! — с набитым ртом проворчал довольный Сергей. Он любил быть в центре внимания, любил приносить свежие и важные новости.

— На, держи чай, запей и рассказывай, — Лера поставила перед ним огромную, ароматно парящую кружку. Ганжа глотнул и довольно прикрыл глаза.

— В общем, сорок команд они придумали. И, да-да, есть «Московия» в их числе. Погодь радоваться. Что? А, да, Тимур, конечно, в курсе. Но. Но! Есть сомнительный момент. Определено также, что от одного региона (а регионы они так нарезали, что ой-ой) не более двух команд.

— И что? Неужели, в нашем регионе больше двух команд в списке, — недоверчиво вскинул бровь Юра.

— А вот сейчас не падайте в обморок, господа. Да, Юрец, да! Больше двух команд! Четыре!

— Сколько?! — разом воскликнули ребята.

Ганжа просто-таки засветился от счастья.

— Четыре, угу. А всё потому, что с нами в один регион (сильна в них всё-таки память об имперском нашем духе) запихнули и Сибирь, и «хохланд». И если «Сибирь» они всё же отцепили, то киевское «Динамо» вклинилось.

— Так, ну, наша «тройка» тогда понятна и вполне логична. А четвёртая-то какая команда?

— «Зенит». Ну а что вы хотели? За былые, как говорится, заслуги и вообще, газ и всё такое, — Сергей, подмигнув, разом умял половину здоровенного бутерброда.

— Вот они… — Юра сдержался при жене.

— М-да, красавцы, — это уже протянула возмущённая Лера. — Выходит, толкаться будут как раз «Динамо», «Спартак» и «Московия»?

— Выходит, что так. Вряд ли Питер своё упустит уже.

— И что, что делать-то будем… будете?

— Ну, тут всё не хакнешь, потребуется и реальные какие-то воздействия. И мы ничего оригинального не придумали. Точнее, Тимур придумал. Кантона сейчас рвут на части, понятное дело. Мне так кажется, что он уже пожалел, что ввязался в это дело (есть мнение, что он, как и мы — через это дело Францию восстанавливать хочет, но…). Наши конкуренты его уже вовсю обихаживают. Мы пока молчим. Нюанс в том, что он, хотя и примерный семьянин, ценитель красивых женщин. Отсюда простой вывод — мы на презентацию (в ней, конечно, мы сделаем упор на наше официальное чемпионство, неофициальное, популярность — всё будет красочно и на уровне) посылаем Лилю и Лерку. Расфуфырим их, и всё будет в ажуре.

— Так все там красавиц натыкают, — возразила Лера.

— Лер, у нас козырь в том, что ты — жена главной звезды команды, а Лиля — жена президента. И, ты знаешь же, что я не склонен к лести, если Кантона не дурак, он всё же отличит тут вдумчивую красоту, что у тебя, от показухи приглашённых моделей. Ты с ним поворкуешь по-французски, он и потает.

— Так что получается, всё опять на каком-то эмоциональном уровне будет решаться?

— Юрец, ты опять за своё? Ну а как тебе больше хочется? Чтобы за хорошие «подарки» всё решалось? Тут скажи спасибо, что спортивный принцип был хоть как-то учтён. Думаю, правда, что за нас сыграла популярность — они же там деньги считают. В общем, радуйся, что хоть так. А то нам бы и пикнуть не дали.

— Это я что же, светской львицей должна буду предстать? — Лера ухмыльнулась.

— Что-то типа того, я в терминах не разбираюсь. Тимур расскажет. Да и Лиля, наверное, в этом что-то понимает.

— О! Юрч, нам предстоит с тобой поход по магазинам.

А Юра болтал в кружке ложкой, привычно застыв взглядом в никуда.

— Ну, всё, расстроил ты мне мальчика, — нарочито запричитала Лера.

— Да это всё его заскоки в голове. Типа, что такое хорошо, и что такое плохо, — отмахнулся Ганжа, пожирая очередной бутерброд.

— А ты зато ешь всё без разбору, — очнулся Юра. — Видишь цель и прёшь, не оглядываясь. А если затопчешь по пути ценный росток какой?

— Ой, Лер, угомони его, — поморщился Сергей, — а то разведёт философь, спать можно ложиться.

— Юрка, ну что ты, право дело? Неужели ты не хочешь со мной в красивом наряде прогуляться?

— Вообще-то, я люблю на тебя со стороны смотреть, но…

— Вот и прекрасно! Пей уже свой чай, а то остыло всё. Да и бутерброды кто-то сейчас прикончит.

Позже они болтали о несущественных вещах, вспоминали лето (Ганжа просидел с компьютером у себя на даче — позвал их и в ближайшее время туда вновь), глушили варенье, которое сварила Ксения Ивановна.

Уже за полночь Ганжа, отказавшись ночевать у них, поехал к себе, влезши в свой новенький драндулет, который купил с заработков уже в «Московии».

— Как всегда, натоптал, всё поел и ушёл, не попрощавшись, — пронудел Юрий.

— Зато оставил опять же, как всегда, весёлый настрой.

— Это да. За что его и любим. Чего, завтра тогда в офис поедем к Тимуру?

— Давай только с утра, чтобы время осталось.

— Да, у нас же потом всё равно тренировка.

Они по-прежнему избегали личного транспорта, спокойно передвигаясь на общественно и лишь изредка пользуясь такси. Последние два года Москва заметно поредела жителями, особенно поубавилось приезжих из южных стран и областей.

До метро ребятам нужно было немного пройтись. Только начинало светать, но снег выбелил улицы сугробами и сумерки от этого становились уютными.

— Как будто середина января, — отметил Юра, по-детски наслаждаясь зимней погодой, периодически закидывал Леру рассыпчатым снегом.

— А ты как будто бы малый ребёнок, — Лера вышагивала в своих унтах и пухлой курточке, так и подмывая Юру столкнуть её в белые кучи.

Граждане жидкими ручейками стекались к метро «Орехово», погружались в подземную нору, сердито отряхивая налипшее на обувь. Юра при виде сумрачных лиц, сам загрустил.

— Смурные лица, пустые глаза. Как вдохнуть в них жизнь? — поделился он с Лерой.

— Ну, подумай сам — холодно, грязно, будильник из тёплой кровати вырвал, работа нелюбимая (скорее всего) совсем даже не манит… чему им радоваться?

— А вот как сделать, чтобы работа была любимой? Разве в безделии счастье?

— О! Юрка, предлагаю тебе озаботить Тимура этим вопросом, вы с ним любите пофилософствовать. К тому же, мне казалось, что у «Московии» цели не чисто футбольные, а как раз что-то там связанное с возрождение русского духа? — она кокетничала, конечно, она всё знала.

— Ай, ладно! Ты опять шутишь всё! — Юра уткнулся в свой планшетник.

— Рассердился, — Лера улыбнулась и поцеловала мужа в ухо, включила в плеере музыку.

Возле стадиона было по-зимнему тихо и не расчищено. А вот внутри в офисных помещениях кипела работа.

— Тимур! Вы тут ночуете, что ли? — поздоровавшись, спросил Бобров, войдя в комнату к Ахметдинову.

— А то ж! Кто рано встаёт… Это вы дрыхнете долго.

— Да где ж долго-то? Ещё только десять часов.

— Вот-вот, а мы уже тут вкалываем с девяти. Ладно, садитесь уже. Лиля тоже ещё спит, нету её. Кофейку?

— Да, можно. А чего за деятельность-то такая кипучая?

— Подожди, Ганжа вас известил или нет?

— Да вроде сказал, что есть сорок с лишком команд, и что «Московия» вошла в их число. А дальше надо бороться, чтобы в отцепленные не попасть.

— Ну и вот! Презентацию делаем, документы готовим.

— Подожди, я думал, что раньше всё это было готово.

— Во-первых, все мы суеверные. Во-вторых, требования они только сейчас выставили. Так что шуршим по быстрому. Времени — неделя. А насчёт идеи нашей, чтобы обворожить Кантона надо лично, Серёга сказал?

— Сказал-сказал, — нахмурился Юра.

— Ты не хмурься! Благородное дело и всё официально. Лера, ты составила характеристику Президента этого новоявленного?

— Ага, сейчас загружу тебе в компьютер, — Лера переместилась в президентское кресло, Юра удивлённо посмотрел на неё.

— Смотри, муж твой всё чем-то недоволен.

— Тимур, Юрка мой думает о высоком постоянно, и наши земные дела его всегда будут удивлять, — Лера подмигнула мужу, выглянув из-за большого монитора.

— Да ну вас, какие-то вечно дела вокруг, в которых я не разбираюсь.

— Ладно, ладно. Ты не серчай. Всё равно один из главных идеологов и вождей ты, ни к чему тебе, действительно, вникать во всякие детали, — впервые прозвучало вслух то, о чём думали они все уже давно: Бобров был вдохновителем «Московии» наряду с Тимуром, а как лидер — он был и вовсе важнее президента.

Все трое помолчали, оценив пафос момента.

— Однако, получилось помпезно. Я могу и возгордиться, — засмеялся Бобров, тем не менее, довольный.

Тут подоспела и Лиля. Стремительно влетев в комнату, поздоровалась. Она была привычно элегантна и богато одета. Если Лера была красива природной красотой в любом образе от пацанки в защитных штанах, до шикарной леди в вечернем платье, то Лилина красота была плодом её усилий и хорошего вкуса. Ахметдинов помог ей снять шубу, обнажив красивый брючный костюм.

— Ну, что, Лерочка, поразим этого лягушатника?

— Лиля, тебе это, без сомнения, удастся. А может, я для контраста оденусь попроще? Мол, смотрите, как неприметная жена у звезды «Московии»? — Лера пошутила, но Лиля восприняла серьёзно:

— Это какой-то колхоз, поверь мне. Они на такое давно не ведутся. После двадцатилетия моды на серость и однообразие, они соскучились по красиво и женственно одетым женщинам.

— Поняла. Но ты позволишь нам с Юркой самим прошвырнуться по магазинам?

— Да, дети мои, я доверяю вашему вкусу, а общие моменты и цели я тебе обозначила.

Бобров со скучающим видом гонял ручкой кусок бумаги по столу.

— Да, Юрок, даже у звёзд много рутины, — поддержал его Ахметдинов. — Кстати, — он решил резко сменить тему, — ребят, а вы были в горах? То есть я, конечно, знаю, как вы летом замечательно лазали по всяким там холмам. Я про зиму. Были ли вы там зимой?

— Да нет, как-то не приходилось. Что там делать? Только кататься на чём-нибудь.

— Ну, вообще-то, лет до пятнадцати я гоняла на сноуборде, — вдруг сказала Лера. Бобров удивлёно вылупился. — Не удивляйся, милый, мало ли какой ерундой занимаются в детстве. Я бывала на Эльбрусе, спускалась не с вершины, конечно. Но с высока.

— Ого! Лера, вы с мужем два сапога пара.

— В каком смысле?

— Обладаете каким-то невообразимым количеством способностей и умений. В общем, может, на Новый Год сообразим какую-то поездку в горы? Обучим нашу звезду лыжам или доске, отдохнём, как настоящие буржуи?

— Даже если я соглашусь на такую буржуйскую, как ты выразился, выходку, как же насчёт травматизма? Ты, как мой самый главный начальник, должен оберегать меня от таких повышенных рисков.

Ахметдинов нахмурился, но быстро просветлел лицом:

— Да, ты прав. Но тогда аэроборд тебе подойдёт.

— Чего-то меня не особенно возбуждает такая затея. И вообще, разве у нас сейчас не другая важная цель? А мы об отдыхе болтаем.

— Ой, действительно, простите, Юрий Владимирович, отвлеклись. Девчонки, ругается! — Тимур подмигнул дамам. — Давайте сворачивать эту лавочку. Лера, в общем, презентация через неделю. Так что готовьтесь. Юре достаточно смокинга классического — на него внимание если и обратят, то незначительное. А ты, Юр, уже можешь идти на тренировку. Наверное, народ подтягивается.

А Юра, по-прежнему, был задумчив, и такой же загадочный он пошёл готовиться к тренировке.

Тренировались на снегу — поле было укатано катком, мячи были оранжевыми, разметка синяя, а игроки были в штанах и шапочках. Снег создавал весёлый антураж и разбрасывал улыбки по лицам игроков. Ларионов был творческим человеком, поэтому в этот период без официальных матчей, когда «Московия» перебивалась «спаррингами» да «двусторонками» он строил недельные тренировки с разными упражнениями. Частенько загонял ребят и на теорию. Бобров бывал не только слушателем, но и докладчикам. Этой осенью «Московия» всё больше была похожа не на обычный футбольный клуб, а на общество единомышленников, которые развивались и духовно, и интеллектуально. С упором, конечно, на физическую подготовку футбольной направленности. Заходили к ним и ребята из «Рыси», учили самообороне. В целом в ребятах поддерживалась постоянная заинтересованность и целеустремлённость. Ларионов умел зажечь огонь в глазах, Ахметдинов придать стимул, а Бобров быть примером. К тому же за удовольствие им ещё и платили. Пусть и не так, как в период чемпионата (всё же доходы были невелики в это время), но на жизнь хватало.

Но сегодня Бобров был вял и непривычно медлителен, за что не раз удостаивался окриков не только от тренера, но и от коллег (на поле, как и в бане, «генералов» не было). А Юре всё не давала покоя эта предстоящая презентация. И он не мог понять, что именно беспокоило его: то ли ревновал Леру (предвидя её ошеломительную популярность на этом, по сути, светском рауте), то ли волновался за исход мероприятия, то ли в целом ему был неприятен весь этот «гламур», то ли всё навалилось разом.

Встряска с приходом Проскурина, с новой стратегией, с весёлыми играми в Питере и Мадриде поутихла, и жизнь «Московии» в целом и Боброва в частности грозила войти в рутинную колею «от игры к игре». За двадцать лет карьеры ему к этому было не привыкать. Им всё время двигала надежда и вера в то, что пинает мяч он вовсе не зазря, а во имя чего-то важного. Уже привычно он стал изучать соперника в предстоящем матче. А также регион, который этот соперник представлял. Взглянув на календарь, увидел, что это будет «ЮАР». «Как, однако, состав участников похож на тот, первый „созыв“. Только тогда ЮАР была без кавычек и представляла, действительно, республику Южно-Африканскую». За восемнадцать лет мозаика на политической карте мира вновь основательно перетасовалась, где-то подробилась, где-то объединилась. Вот и «ЮАР» представлял собой небольшую державу вокруг Йоханнесбурга без выхода к морю. Африканская Республика как бы поменялась ролями с соседним Лесото, занимавшее большую площадь и имевшее берег на Атлантическом океане.

В этом регионе белые вновь не могли мирно ужиться с чёрными, вот и возникло государственное образование на расовой почве. Хотя в команде был, как водится, интернациональный состав с наличием люденов. Буры принимали негров в качестве наёмных работников на кабальных условиях и стеной стояли на границе своей Республики, нещадно уничтожая всякие ростки миграции. Соседнее Лесото же погрязло в болезнях, разбоях, вечных дворцовых переворотах. Попутно подвывая о том, что белые соседи должны помогать.

Бобров, вопреки общей неприязни к Западной цивилизации, буров выделял и даже, можно сказать, ценил. Они старались брать лучшее от Европы (хотя такого оставалось всё меньше и меньше) и Востока. Они поощряли многодетность, труд и образование. Идеология жить НЕ для СЕБЯ была главной. Лишь футбол оставался пока неискоренимым пережитком прошлого. Но и здесь буры подстроили действие под себя. Футболисты вели скромный образ жизни, имели профессию (зачастую формальную, но для пропаганды годились и такие методы), победы посвящали своему государству (даже если это были легионеры), проводили мастер-классы по занятию физической культурой для детишек. То есть команда-клуб «ЮАР» была лишь мощным идеологическим орудием.

«А ведь раньше „ЮАР“ называли африканской „Московией“… Хотя, возможно, сейчас всё поменяется. И вообще, обыгрывать их всё равно надо. Им это сильно не навредит». Африканская команда редко вылезала в верха турнирной таблицы, но и вниз тоже не сваливалась — это был твёрдый середняк.

Юра лазил со своим геоноутом по Южной Африке. Он погрузился в пучину древности, когда банту, незаметно, казалось бы, шурша земледелием, распространились, растворяя бушменов и готтентотов. Голландская экспансия с британской колонизацией интересовали Юру менее, он всегда больше любил нетронутую природу. Если и подразумевавшую людей, то живущих с окружающим миром в исключительной гармонии. Хотя Южную Африку начала исторической эпохи трудно было назвать раем. Пустыни выжигали песками всё живое, а где их пыльная длань не касалось, бурлила активная жизнь с постоянной борьбой за право на еду, землю, воду. Гармония был дикой и необузданной, цепочки были замкнутые, но чаши весов колебались по сторонам. Одни теснили других, третьи поджимали четвёртых… Вечное движение не давало покоя, человек боролся за себя и своё потомство, но при этом не разрушал всё кругом. «Хм… налицо тот самый гумилёвский гомеостаз, ведь они и сейчас такие, те, кто увернулся от города и цивилизации, ни на йоту не сдвинулись. Но и не повымерли, избежали скачков и провалов. В общем-то, было бы всё тихо спокойно, если бы отдельные хомо сапиенсы на „забузили“. А последние лет сто и вовсе какой-то дребодан творится. Всё же надо исхитриться и совершенствоваться без топтания всего вокруг».

Геоноут тем временем переместил его в современную Африку, где наряду с дикой распущенностью, нравами, болезнями росли небоскрёбы и тянулись паутиной не до конца разбитые хайвеи. «Вот и зачем здесь эта цивилизация? Подсадили их на блага, а как обращаться и, тем более, строить, они и не в курсе». В этот регион прокинули свои ручонки китайцы, но и они отступили, столкнувшись с воинственностью чёрного населения. Сунулись к бурам, но те сами были с усами. Поэтому росла колония восточных людей на соседнем Мадагаскаре, который резко индустриально и постиндустриально попёр в гору.

Африканская же Республика стояла особняком — в Йоханнесбурге современные здания были низкорослы, да и сам город перестал быть плотным скопищем граждан. Люди всё больше рассеивались согласно занятости, власти избегали какого-либо средоточия в одном месте. Былые огромные здания постепенно разбирались, освобождая просторы и снабжая строительным материалом новые сооружения. Возделанные поля сменялись густыми лесами. Транспорт был в основном воздушным, поэтому дорог было немного. Зелень приятно радовала глаз — изменения климата в здешних местах сказались плодотворно — ушли засухи, количество осадков увеличивалось.

Юра уже не первый раз любовался небольшими просторами этой страны, отмечая, в который раз, как выгодно она выделялась не только на фоне соседей, но и на фоне большинства других стран всего мира, особенно, рассыпающейся Европы и скукоживающейся Северной Америки.

— О! Юрка, опять в Африку? В твою любимую Республику? — вошла Лера и заглянула через плечо.

— Угу. Как думаешь, получится у нас, как у них получилось?

Она вздохнула и села рядом.

— Вот тут как раз прогоняли варианты — очень сложно нам будет.

Юра хмуро повернулся:

— Слышится неуверенность. Это тревожит. Я как-то уже расслабился, мол, вы там лучше знаете и всё контролируете. И тут на тебе.

— Понимаешь, я, когда вчера мадридский отчёт представила, Серёжка как-то не очень на него и взглянул. Он был красноглаз и беспокоен больше обычного. В общем, не удаётся вклиниться в Систему, а варианты с управляемостью нами, так сказать, снизу все приводят к каким-то малоутешительным для нас результатам.

— Например?

— Да пока, как раз всё получалось, только вот мы же взламывали не раз Центральную систему, и рулили вместо Вершителей. Так вот с назначением Проскурина получилось, так мы удержались в Питере, так получилось выпустить тебя на пятнадцать минут. Удалось замять твои взбрыкивания в Сибири на экранолете.

— А сейчас? Что изменилось?

— А сейчас, как я поняла из сбивчивого доклада Ганжи, мы, если и попадаем в Центральную систему и чего-то там меняем, реакции никакой нет. Хотели перенести игру с «ЮАР» — нельзя с ними играть в ничью, но и выигрывать у них сейчас нельзя — единственный союзник потенциальный нам. А там футбол, как ты знаешь, часть пропаганды. А если мы их размажем (а так и именно так нужно перед Новым Годом «Московии» выигрывать). Кстати, вот календарь тебя ни разу не смущал?

— Да давно мы этим куском возмущались — две сложные игры подряд на выезде, но наши руководители как-то поплёвывают на команду же. А уж с учётом Питера вообще кошмар получается.

— Вот! И, казалось бы, тут легко поднажать и перенести игру с бурами сюда, в Москву. Ан нет! Не получается. Не поддаётся нашему влиянию. Главное, вроде воздействия все проходят, механизмы в Системе запускаются, а реакции действительной нет. Серёжа предполагает, что подсунули нам «фантом». Но если фантом, то должен быть след реальной Системы. А мы его не можем найти. И дядьки эти все как будто не в курсе.

— Дядьки, это которые на балах этих твоих светятся?

— Ну да, они… — Лера опустила глаза.

— Хм… дядьки, потеря управляемости… что-то не поднимает настроения. Может, поедим, да спать? Утро вечера мудренее.

— Юр, ты что, опять переживаешь по поводу моих вечных пропаданий?

— Да какое там переживаю. Разве в прошлый раз, когда ты ушла, не выдержав моих претензий, я переживал? Нисколечко, — из Боброва неожиданно засочилась желчь.

— Перестань, милый, — Лера подошла и обняла его за голову. Но тот не сдавался:

— Лер, ну как я могу перестать? Моя женщина, любовь всей моей жизни, вечно пропадает, причём крутится с какими-то мужиками…

— Если ты не перестанешь, мы опять поссоримся, — она подняла его лицо к себе и ледяным взглядом заставила его вздрогнуть.

— Прости, — он разом отступил. — Иди сюда.

Она села к нему на колени.

— Лерусь, ведь так вечно и будет. Это у нас вечный камень преткновения. В нашей… кхе-кхе… любви. Нельзя ли как-нибудь этого избежать?

— Юрч, если у нас «кхе-кхе любовь», то камней не может быть никаких. Если ты веришь мне, что я тебе верна и думаю о тебе постоянно, даже когда я не рядом, то это должно глушить твою ревность и собственничество. Ведь я же глушу, потому что верю.

— Что ты глушишь?

— Ревность.

— К кому?! — Юра аж поперхнулся от изумления. Он даже в молодости, в зените славы никогда не пользовался своей популярностью. Кучи и толпы фанаток вечно осаждали его после игр, а в Интернете и вовсе не было ему прохода. А уже теперь-то было время других кумиров и героев. Хотя внешне он стал даже, может, более привлекательнее — строгий взгляд серых глаз дополняли лёгкая седина на висках, а юношеская стройность выгодно оттеняла прожитые годы. Однако Бобров был патологический однолюб. И Лера знала об этом, этим же себя всегда и успокаивала, когда случались необъективные взрывы ревности. — Вот ты меня сейчас удивила.

— Как это удивительно приятно удивлять мужа после более двадцати лет жития вместе. Да, милый мой — моё внешнее спокойствие не всегда давалось мне просто. Не один ты переживаешь, когда нет твоего человека любимого рядом. Только я вспомню твои глаза серые, кричащие, и всё. Проходит. Собственно, ради тебя уходила, когда в глазах твоих поселилась усталость.

— Это я от себя устал, а не от тебя! Но подумал, что тебе как раз в тягость уже всё это… вся эта неустроенность, какие-то туманные цели, идеализм мой детский.

— В общем, тебе присуща бытовая глупость, как и большинству гениев, — лёд в её глазах постепенно таял. — Поэтому у тебя есть я.

— Да, знала бы ты, без тебя какой был ад. Пустынный, глухой, беспросветный ад. Лерусь, а как бы нам зажарить курочки на этой плите?

— Так у тебя ж руки откуда надо растут, что же ты её в старую добрую конфорку не переделаешь.

— Да я сунулся как-то, а какая-то инспекция сразу нагрянула, грозилась выселить, я и бросил. Яичницу как-то ещё можно поджарить, а на большее не хватает тепла. Паром всю кухню окутывает, а всё равно какое-то варёно-пареное получается.

— Чего-нибудь вкусное придумаем. Пойдём. Нужно заесть горечь психологическую.

Следующие дни Ганжа с товарищами бился в поисках истинной Системы. Был вызван Шапиро, с гибелью Ахметдинова отдалившийся от «Московии». Но иногда он «халтурил» по просьбе Ганжи. Они дружили. Дружба была специфической, программистской. И сам Ганжа не знал, чем и как живёт Шапиро, общались исключительно по делу или по своим деловым «мандибулам» (кто и как вонзил этот зоологический термин в их профессиональную среду, уж потерялось, но прижилось звучное словечко крепко).

— Привет, здоровяк! — Николай крепко пожал руку.

— Привет, Коротыш! — Ганжа встряхнул усохшего последние годы друга. — Всё уменьшаешься?

— Сейчас выгодно быть маленьким и незаметным.

— То есть я весь невыгодный? — Ганжа с годами несильно прибавил в весе, оставаясь громадным и громогласным.

— Твоя выгода вся в голове, как, собственно, и моя. Рассказывай, что тут у вас. Хотя я примерно и так в курсе. Затерялись рычажки?

— Да как-то так, да, — сразу попасмурнел Сергей. — Раньше как раскрытая книга была вся эта Система. Через наш с тобой ящик гляделось до сих пор всё хорошо. Легко и управлялось. Тут вдруг раз! И как обрезало. Вроде всё видим. Но ткну там, кодик подрихтую, смотрю на реакцию — ноль! А проверяю — код изменился, всё честь по чести. Из чего вывод и сделал, что фейк нам подсунули. Точнее, не подсунули, а как-то мы по ложным путям пошли. Вот в этот момент, я думаю… ничего, что я без подробностей? — Ганжа с ходу врубил визуализацию и показывал детали Николаю.

— А чего ж размусоливать?

— Так вот. Здесь вот, — в комнате расцветилось созвездие людей, взаимосвязей, дел, работ, судеб. Ганжа очертил руками локальный кружок, раздвинул его и ткнул в точку. Посыпался код, в котором он указывал на определённые места, — мы поднатужились и вымучили пятнадцать минут для Боброва… ну, там дисквалификация была… боролись мы тоже мощно, в общем, долгая история…

— Да знаю я. Слежу. Не чужие же.

— А, ну вот. В общем, пыжились мы тут знатно, и где-то схавали то ли коня, то ли червя искусно нам подброшенного. И всё. Теперь в какой-то подделке лазаем, впотьмах тыкаемся.

— Думаю, что да, прав ты. Только не понимаю, как так просто вы могли лохануться.

— Так сильно нужно было, вот и потеряли нюх, наверное.

— Ладно, это отдельная тема, но я всё же не стал бы её забывать. Я тут последние годы нашу приблуду модернизировал.

— Ого! И молчал?

— Так мне ж тоже надо как-то жить. А вы замкнулись в своих идеях, тут не до реформаций.

Ганжа потёр лысину. Лысина заблестела ещё сильнее.

— Ну, где-то так, да. Не до разработок нам было, верно.

— Вот, про что и речь. Я сам и обкатал. Главная идея в том, чтобы бэкапы были возможны.

— Ха! Ты ещё про машину времени скажи! Какие, на фиг, бэкапы, когда у нас реальные жизни?

— Погоди ёрничать. Тут не совсем фантастика и не совсем реальность. Мы сохраняем Систему и возвращаемся в ней же назад, если что. А реальную жизнь отматываем (это для писателей пока, по-прежнему). Вот, давай сразу к вашему случаю, — Николай начал разворачивать узел, который до этого тормошил Ганжа. — Вот смотрим, где, предположительно, кинули вам ложную кость. С этого момента с новым апгрейдом можно запустить несколько вариантов и посмотреть, как получилось, где вы промахнулись и куда вы закосили. И от этого уже плясать.

— Хм, понимаю тебя. Интересно, интересно, толкуешь, — задумчиво заулыбался Сергей. — А что, ты своё обновление сейчас сможешь провести тут же?

— Конечно. Всё своё ношу с собой, а для вас ничего мне не жалко.

— И чего ты куда-то делся тогда от нас?

— Да… были же причины, ты же знаешь, — отвёл глаза Николай.

— Ну, знать-то я как раз ничего не знаю, но пытать, как и раньше, не буду. Давай работать лучше.

— Вот ты меня этим всегда удивлял — как при внешней такой раздолбаестости, ты можешь с упоением работать… — отвесил комплимент Шапиро — Ганжа взглянул сурово. — Давай, давай.

Около часа они внедряли обновление — не всё проходило гладко и с ходу, но, наморщив свои недюжинные умы, программисты справились. Вновь включили картинку. После апгрейда она приросла новыми цветами и мерцала ещё более запутанным клубком.

— Ого! Прямо новогодняя ёлка!

— Ага, и вот каждая блестящая мишура — это потенциальные развития сюжетов. Их, конечно, можно отключить. — Шапиро поколдовал, и «лишние» элементы отпали. — А теперь, давай показывай, где тут ваш гордиев узел.

Ганжа стал проворно шевелить руками, расширяя нужную «зону».

— Вот, готово, включай свою шарманку, — он раскрутил клубок и отошёл в сторону.

— Так, поглядим, — Николай набрал на виртуальной клавиатуре код, включая дополнительные связи. Рассматриваемая «зона» расцвела узорчатыми нитями. Большинство из них проходили рядом с реализованным уже «жизненным путём». — Вот видишь, с небольшими вариациями всё ложится кучно. То есть если возможны отклонения, то какие-то несущественные. Там Боброва выпустили на пять минут, здесь он гол сам забивает… Но в целом победа над «Реалом», и вы всё равно на ложном следу. А вот смотри, — он ещё пошелестел пальцами, — видишь слабо заметная нить?

— Вот эта, мерцающая? — Сергей ткнул пальцем во что-то бледно-розовое, пульсирующее.

— Да. Эта нитка отваливается и идёт непонятным курсом… Ого! Она как бы даже теряется. Сдаётся мне, что это то, что нам нужно. Но здесь нужно будет запустить софт как раз по этому «неложному пути». Этот момент у меня не особо отлажен, я всё ходил как раз по близким дорожкам. «Эффект бабочки» как раз сложный момент. Рискнём?

— Ну, во-первых, неужели ты сомневаешься? А во-вторых, всё же — чем мы рискуем? Так, чтобы знать.

— А последствия я и сам тебе предсказать не смогу. Нет, конечно, никаких там нарушения «пространственно-временного континуума» и прочей фантастической лабуды не будет, а вот схема наша пока работающая может похериться совсем.

— Так ежели всё работает криво, чего тут бояться? Давай, врубай!

— В общем, сейчас мы запустим сценарий и поглядим точки.

— Стой! Погоди! — Ганжа будто озарился какой-то светлой мыслью. Николай обернулся. — Ну просмотрим мы вариант другого настоящего, пусть и виртуального. А что нам это даст? Как через этот канал мы нащупаем Систему?

— А очень просто. Мы пойдём постепенно по нашему пути. Здесь же коротко, несколько дней всего, да?

— Ну… — Ганжа, прикинул, — в четверг мы начали, дней пять, наверное.

— Пять дней, ерунда. Надо кофе только запастись. И, возможно, понадобится нам Юра сам. А может, и Лера. Он наверняка будет главным действующим лицом, как и в других вариантах. Лера же понадобится при анализе поступков тех или иных персонажей. Так что вызвони их, пожалуйста. Пока они будут добираться, мы поглядим.

— Ты отошёл от темы.

— А ты позвони.

— Хорошо, — Ганжа быстро поговорил и с Лерой, и с Юрой, вырвав того с тренировки. — Через часок будут. Давай, растолкуй неразумному, я всё-таки не понял, как мы выйдем на след.

— Смотри, мы пойдём по настоящему следу, останавливаясь в реперных точках, то есть где возможны другие малосущественные ответвления.

— Ну, это понятно, мы с тобой эти точки вместе отрабатывали, и не совсем я тупой всё-таки.

— Я лишь для строгости изложения. И вот в этих точках мы и поглядим, почему наша хоть и слабо мерцающая, но всё-таки жирная нитка продолжается так, а не иначе, не по тоненькой какой-нибудь протоке. Нужно понять, что за воздействия и откуда. Обнаружим направление, а там уже будет твоя задача — по следу отыскать источник, пеленгануть его и зацепить якорем.

— То есть на этих «остановках» случайные воздействия как бы сами уже отфильтрованы, и остаются только «вражиные» силы?

— Бинго! — Шапиро заулыбался своими маленькими глазками. — Есть, правда, детали. Скорее всего, не одни мы такие есть умные помимо Системы. Мелкой рыбы навалом ходит. Можем и на них выйти ненароком.

— Ага, но для этого как раз Лерка с Юркой нам и понадобятся.

— Ну да, будем надеяться, что они помогут.

Вскоре они обросли узлами, кодами и клубками, виртуальной паутиной окружившей их. Когда Лера с Юрой вошли в комнату, они раскручивали один из краеугольных камней расследования, только-только добравшись в лабиринте чисел и спутанных путей.

— О! Ребята пришли! Как раз кофейку.

— Коля, здравствуй! — улыбнулась Лера. Бобров крепко пожал ему руку. Они давно не видели Шапиро и обрадовались его появлению.

Тот сразу же перешёл к делу и обрисовал ситуацию. Бобров устало покачал головой: «Чем дальше в лес, тем больше дров».

— И вот нельзя без всего этого… обойтись совсем?

— Тогда, Юрок, боюсь, давно бы ты уже не бегал по полю чёрному. Да и вообще, может, не бегал бы.

— Да и чёрт с ним! Зато без этих махинаций всяких.

— Ладно, Юрч, это старый разговор, давай всё же поможем ребятам. Пересиль себя, пожалуйста. Ради меня.

— Хорошо, я постараюсь, — буркнул Юра и стал слушать Шапиро внимательнее. Лера имела на этого упрямца колоссальное влияние.

— Как в скафандре каком-то. Готовлюсь к выходу в открытый космос, — Юра беспрерывно поводил плечами, лез в карманы и поправлял подтяжки — ему было неуютно в смокинге.

— Зато ты образец классики и стиля. И вообще, тебе очень идёт, — Лера надевала длинные серьги.

— Должен сказать, что я с удовольствием бы попялился на тебя из-за угла, потому что кажется, что рядом с тобой должен быть только свет от прожекторов, — Юра, неуклюже отпустив комплимент, немного лукавил. В вечерних нарядах они представляли ослепительно красивую пару.

Кантона сам пожаловал в Москву. А мероприятие должно было проходить в «Стрелке», на острове напротив Кремля. Бывшее здание «Красного Октября», проскользив через времена выставок, ночных клубов, теперь целиком отводилось под светские рауты. Здесь, с закосом под девятнадцатый век трясли жиром и тугими кошельками «вершители мира» местного разлива. Хотя заглядывали сюда и западные властители. Вот и организаторы Чемпионата решили восточно-европейский блок формировать именно тут. «Динамо», «Спартак» «Московия» — приготовили презентации, «Зенит» был уже в качестве стопроцентного участника, так сказать, старшего товарища. Обставлено было всё с помпой и шиком. Юру передёргивало от одной только мысли, что он погрузится в эту атмосферу пафоса и напыщенности. Но Лерины увещевания, что, мол, нужно дело, настроили его на смиренную волну.

— «Такси пришёл»! — Юра поторапливал Леру. Она не была копушей, но была женщиной и чуток задерживаться была просто обязана, даже если была абсолютно готова.

Водитель был настолько ошарашен видом клиентов, что выскочил открывать дверь даме. Кавалер запихнулся сам.

— Лерусь, чего-то у меня коленки задрожали, — Бобров заволновался вновь, как только они проникли внутрь.

— Милый, представь, что это важный матч или вспомни свои Интернет-выступления. У тебя язык подвешен, если захочешь, ты можешь быть очень обаятельным.

Повсюду встречались знакомые лица, футбольные знаменитости и забугорное футбольное же «начальство». Конечно, были и фотографы различного уровня из самых разных средств массовой информации. Естественно, эффектная пара привлекала весомое внимание.

Программа была какая-то невнятная, но фуршет имелся, правда, какой-то не слишком роскошный.

— Вот так-так, тут и поесть-то особо нечего, — расстроился Юра.

— Ты не очень-то губу раскатывай на еду. И вообще, надо найти Тимура с Лилей. Мы же не прохлаждаться сюда пришли.

— Ну, пойдём, найдём, — вздохнул Юра, и они снова нырнули под свет ярких люстр и вспышки фотокамер.

Тимур с Лилей выглядели не столь ярко, как их молодые подопечные, но достойно оттеняли других руководителей клубов. Киевлянин Кличко, даром что бывший гламурный боксёр и столичный мэр, выделялся размерами и громогласием, но перебитый нос и злобный взгляд делали его похожим на громилу из подворотни. Рядом с ним порхала на здоровенных шпильках какая-то недоделанная модель с пустыми глазами. Вообще, как и предсказывал Ахметдинов, такими дамочками остальные три клуба просто наводнили здание. Их было трудно отличить друг от друга, цокот каблуков напоминал парад кавалерийского полка на брусчатке, а декольте соревновались глубинами.

«Спартак» опять угодил в безвременье и его подхватил очередной мимолётный олигарх, круглый, как колобок, гладкий, как колено. Вечный генеральный директор, он же хранитель традиций, Карпин мрачно взирал на сборище из-под мохнатых бровей.

Питерцы сновали здоровенной шоблой, возглавляемой газпромовским начальством, среди которого все знали лишь Президента Миллера. Тот хитрым прищуром разглядывал толпу, ощущая себя хозяином — ведь «Зенит» был уже в «пульке».

До начала презентаций был ещё час. Тимур указал на сурового коренастого бородача, в котором Бобров признал звезду футбола, а также актёра, политика и общественного деятеля Эрика Кантона. Он стоял особнячком, беседуя с немногочисленными ветеранами.

— Вперёд! — скомандовал Тимур, и вчетвером они зашуршали к главе Чемпионата.

Тимур знакомил, Лера переводила. Кантона недоверчиво и устало зыркал на очередных «просителей», задерживая свой взгляд на дамах. Тимур, сославшись на дела, увлёк за собой и Юру, оставив француза на попечение женщин.

— Не хмурься, не хмурься! — успокаивал беспокойного Боброва президент «Московии». — Лилька своё дело знает, а Лера чарами опутает любого.

— Так это меня и волнует! Видел, как он начал пожирать глазами её?

— Что ты как малый ребёнок, ей-Богу! Я ж тебе говорил, что он приличный семьянин, просто от русских женщин в восторге. Ценитель общения с ними, так сказать. Но гурман. Его тут скормили этим куклам, так он сбежал и вот теперь сердитый ходит. А тут такие интересные дамы его взяли в оборот. Сейчас он и будет подготовлен к презентации.

— Фиговая какая-то затея. Как-то несерьёзно всё. Неужели «угощения» не играют решающей роли?

— Да, конечно, наши конкуренты знатно всех там умаслили. Но тут, как ни странно, желание получить максимальную прибыль организаторами нам на руку и сыграет. У нас козырь — популярность и этническая направленность. Это сейчас, так сказать, тренд. Ну… так-то космополитизм, политкорректность, но народ подвывает часто националистически, вот пар таким образом и выпускают. Через тренд такой.

— Как тренд?! У нас же идея! — возмутился Юра.

— Да у нас-то да! Только ты давай расскажи об этом на презентации, пришьют статью и будешь лес валить в Сибири. Ну, или куда сейчас посылают.

— То есть со своей идеей мы попадаем в модную нынче канву, а эти друзья бьются за рейтинг, поэтому мы и выгоднее?

— Уразумел наконец.

— Ну, женская часть для чего?

— А это из той же серии — вот мы такие все безупречные, что даже главные женщины в клубе у нас столь ослепительны. Пусть Лиля и татарка, Кантона в этом вряд ли разбирается. Так что угомонись, скоро пойдём в конференц-зал.

И действительно, распорядитель начал собирать людей, делая объявления на русском и английском.

— Где там девчонки, пора бы занять места, — завертел головой Тимур. — А, идут! Плывут даже, я бы сказал.

— Ну что, мальчики — ваш французик околдован и, если слово будет за ним, он скажет слово нужное, — Лиля улыбалась.

— Я бы всё же поостереглась делать столь далекоидущие выводы, но хмурый дядька всё же действительно нам улыбнулся. А так-то он, конечно, матёрый и с харизмой. Но я не заметила в нём такого уж прям ловеласа. Он был галантен и вежлив, но не бабник, нет.

— Да, здесь с Лерой соглашусь.

— Ой, а вы думали, он вас в койку, что ли потащит? Я ж говорил, что он — ценитель! И общения!

— В общем, интересный мужик. Пойдёмте в зал уже.

Перед началом презентаций было помпезное и довольно нудное (хоть и красочное) представление самого Чемпионата. Выступали официальные лица, запускали видео, выходили красивые девушки. Всё было чинно и благородно — будто не было непонятной суеты и полной неопределённости, что терзала потенциальных участников всю осень.

— Как-то вроде и неплохо всё выглядит, будто бы всё и готово, — шёпотом отметил Бобров эту ситуацию. Лера кивнула.

Следом за вступительной частью вышел сам Кантона и на французском представил участников от Восточного блока, которых должно остаться только два. Юра наушник не втыкал — ему переводила жена. По словам президента выходило, что «Зенит» будто ещё и не обеспечил себе место.

— Спектакль? Или Кантона не в курсе? — спросил Бобров сидевшего по другую руку Ахметдинова.

— Этикет. Дань вежливости. С питерцами всё решено и с Кантона тоже. Заметь, как он морщится, когда про «Зенит» говорит.

— А нам надо будет выползать на сцену?

— Да, в общем, желательно. Причём в полном составе. А то вон гляди, Кличко вылезет со свитой — нас и видно не будет. А так женщины наши засверкают, попробуй не заметь.

— Вот я и хотел бы незамеченным.

— Бобрик, ты вот уже который год звезда, а всё оборотную сторону медали отворачиваешь, — зашептала с другой стороны Лера. — Народ должен знать героев в лицо. Тем более таких симпатичных героев, — улыбнулась она.

— Ладно, ладно. И что, ежели победим, то и маму с папой надо будет благодарить?

— А вот речи свои пламенные толкать будешь не здесь. Хотя… нет, давай не будем тормошить народ. Тем более, если «Динамо» и «Спартак» отъедут, будет шумно и не до тебя. О! Пошли презентации! — Тимур кивнул в сторону сцены, где на экране пошла демонстрация заявки «Спартака».

В шикарном и богатом ролике показывался стадион в Тушино, верные болельщики и богатая история. Красно-белым была пронизана ностальгия по чемпионским девяностым, героическим тридцатым, сложным семидесятым. В целом всё выглядело достойно и мощно. Особый упор делался на «народный» имидж команды, который, конечно, в последние два десятилетия заметно потускнел. Оттого давили на богатое прошлое.

Киевское же «Динамо» было нарядно и не сильно футбольно. Показывали красоты Киева и просторы Днепра. Мелькали красивые, без счёта, молодые лица девушек и красочные огни вечернего Крещатика.

— Похоже на рекламный ролик «Приезжайте к нам на Колыму», — шутканул Бобров.

— Да, будто футбол тут и ни при чём.

— Зато они оригинальны и опять же, намекают на бизнес. Мол, не футболом единым, — пояснил Тимур.

— Да, но ведь основная-то идея футбол! — возразил Юра.

— Основная, да. Но посмотрим, что из этого выйдет. О! Наш пошёл. Смотрим.

Они вперились в экран. Собственно, Тимур видел всё это тысячу раз. Он был основным режиссёром, а Лера частенько ассистировала. Поэтому он больше оглядывался на публику и «начальство». Бобров же глядел на происходящее с детской улыбкой. После образцов для шоу-бизнеса от конкурентов, презентация «Московии» выглядела наивной и чистой. Скромная, но стильная. От неё пахнуло свежим патриотизмом и набухшей популярностью. Всё было по-домашнему уютно. Зрители улыбались.

«Зенит» презентовал какую-то халтуру, заставив большинство зевать или брезгливо морщиться.

— Да… они правила приличия решили не соблюдать, — Бобров был тоже не в восторге.

Приглушённый свет снова набрал силу, на сцену пригласили участников.

— Ну что же, друзья мои, вперёд! — скомандовал Тимур, и вся четвёрка полезла из глубины ряда в проход.

Четыре группы столпились на сцене, чуть позади главного микрофона. Команды были под стать своим презентациям: напыщенные киевляне, надменные питерцы, красно-белые спартаковцы и скромно-красивые «московиты».

Теперь Кантона был англоговорящим, и Бобров многое понимал. Это всё были вежливые слова про то, как все участники замечательны по-своему, но путёвки всего две. Поэтому сейчас объявляется перерыв, а после и будет объявлено решение. Желающие могут высказаться.

И все по очереди что-то там говорили, сводили к банальному «мы лучше потому и потому-то» («слава Богу, помоями друга не поливаем», — вздохнул Бобров), бряцали атрибутами и топали копытцами. От «Московии» высказался Бобров. Пихаемый тремя парами рук, он подошёл к микрофону:

— Мне просто хочется, чтобы простые ребята со двора играли для жителей в красивую игру.

Аплодисменты, занавес.

— Был краток. Уважаю, — прокомментировал Тимур.

— Умница, самое оно, — Лера похвалила.

— Ладно, пойдёмте, подрожим, — Бобров вытер потный лоб.

Перерыв затянулся почти на два часа. Гости нервничали и пили напитки. Алкогольные и пустые. Хмурился теперь не только Бобров, но и Ахметдинов. Железный татарин тоже нервничал, хотя, казалось, что нет более уверенно человека на всём острове, чем он.

— Будет тебе тень на лицо набрасывать, — сказала давно уже молчавшая Лиля. Она держала марку: бокал с шампанским шёл её аристократичному виду, хоть и одета она была скромнее, чем иногда в офисе.

Наконец двери зала распахнулись и позвали назад. Толпа смиренно притихла и ручейком затекла на свои посадочные места.

Киевляне, в противовес остальным, были улыбчивы и оживлены приглушёнными переговорами.

— Что-то не нравится мне их веселье, — забеспокоился Тимур.

— И громила главный зловеще и с ухмылочкой на нас поглядывает, — поддакнула ему Лиля.

— Намекаете, что всё решено? А как же моя «проникновенная речь»? Всё насмарку?

— Ладно, поглядим. Может, это они от излишней самоуверенности — от «Зенита» заразились.

Вышел председатель комиссии, как водится, с конвертиком. Без предисловий, лишь стандартно посокрушавшись о тяжёлом выборе, раскрыл конверт.

— «Зенит»! — провозгласил он. Раздались жиденькие аплодисменты и едкие комментарии.

— Какая, однако, неожиданность, — не удержался и Юра. Остальные волнительно глядели на сцену.

Тут к председателю стремительно подошёл Кантона и практически выхватил у того конверт, отпихнув от микрофона. Дальше он как-то сумбурно на французском (отчего у многих возникали проблемы с пониманием услышанного) пробурчал, что комиссия, мол, комиссией, а он всё же Президент и высшим своим изъявлением выбирает «Московию». Он отыскал четвёрку «московитов» и средь седой бороды замаячила неявная улыбка. В киевском лагере послышались возмущения, ухмылки сошли с лиц, а Кличко попытался вылезти из кресла. Его удержали. Протесты никакого смысла не имели. В уставе, который был давно уже обнародован, крупными буквами говорилось, что последнее слово остаётся всегда за Президентом. Вот Кантона последнее слово и брякнул.

— Чего-то как-то и сил радоваться вроде и нет, — Бобров почувствовал опустошение. Похоже, Лера и Тимур с женой ощущали подобное. Так и сидели с блуждающими улыбками без объятий и слёз.

— А теперь концерт, — объявил конферансье.

— А, значит, можно и валить, — зашебуршился Бобров, разом почувствовав неуютность смокинга.

— В ресторан? Отметим? — предложила Лиля.

— По-моему, тут без вариантов, — поддакнула Лера, она ещё не до конца нагулялась в своём наряде.

— А как же Ганжа, Олег Иванович, ребята? — возразил им Бобров

— Ну… я должен признаться, что нас они ждут уже, — улыбался Ахметдинов.

— Как?! А если бы не прошли? — изумился Юра.

— Но ведь прошли же. Так что поехали, поехали.

Кофе уже был выпит, и у программистов проснулось чувство голода, когда спустя ещё час они выгрузили на ребят горы информации. И если Юра совсем потух, то у Леры, наоборот, загорелись глаза. Она стала охотницей, почувствовавшей запах добычи.

— Но сначала мы устроим пережор, вы как? — Ганжа окинул взглядом своих соратников.

— Да, я уже тоже захотел пожевать. А что у вас тут есть? — заинтересовался проголодавшийся Николай.

— Да найдём чего-нибудь в буфете. Полного обеда, конечно, ещё нет. А что-нибудь быстрое найдётся. Лер, Юр — вы будете?

Лера и Юра отказались. Юра налил себе и жене чай.

— Получается, мы сейчас альтернативную историю напишем? — спросил Юра.

— Ну, не то чтобы историю, но узнать, что было бы, если бы да кабы… скорее всего, сможем.

— И на резких поворотах, чтобы узнать, кто переключает скорости, нужен наш анализ?

— Анализ нужен Лерин, как знатока человеческих душ. А ты должен будешь понять, как бы себя повёл в той или иной ситуации.

— Хм… а что же вы не придумали приблуду, которая бы считывала характер и сама выясняла, кто и что бы делал в такие моменты?

— Так в какой-то мере люди здесь и описаны, другое дело, что неопределённостей целый вагон, поэтому и важен реальный взгляд, так сказать, участника.

— Лажа всё же какая-то. Вроде всё просчитано, а вроде и всё равно, как Бог на душу положит.

— Юра! Мы же договорились! — попрекнула вновь загундевшего мужа Лера.

— Да нет, Лер, Юра, в общем-то, прав, переписать и полностью подчинить событийность невозможно. Надеюсь, что не только пока, но и вообще не будет возможно… — задумчиво произнёс Шапиро.

— Ха! Зачем же ты этим занимаешься? Ну, или занимался?

— И продолжаю заниматься, да. Дело всё в том, что выбирать не приходилось. Нужно было вытаскивать команду, вот и впряглись. А потом уж поздно было диктовать свои условия. Но, повторюсь, благо свобода действий всё же осталась. Поэтому и можем пока маневрировать. Правда, вот сейчас подловили нас на этой свободе, кинули кость, мы и заглотили наживку. Попробуем размотать сей клубок.

Вернулся Ганжа с тарелкой наскоро порубленной, но аппетитной быстроедой.

— Ну что же, приступим, господа? Да-да, Лерк, я, видишь, учусь. «И дамы» не употребил. Господа — все хорошие люди, дам не отделяем, — осклабился Ганжа. Лера не раз попрекала его несовершенством знания русского языка.

Программисты, жуя, вновь раскрутили нужный момент, раскрыв его на полкомнаты.

— Хм, а может, нам подключить блок для объёмной анимации, чтобы Юрке проще было понять, что за кодом кроется? — нахмурился Ганжа. — Юр, будешь глядеть на себя со стороны?

— Давайте, а то от кодов в глазах рябит.

Ганжа, размахивая руками, подсоединил шнур ещё одного блока, и в маленьких шариках-узлах, помимо кода, появилось объёмное изображение. Раскрыли момент, когда надавливали на комиссию по дисквалификациям.

— О! Да, оказывается, мы бросили своё внимание на снятия дисквалификации из-за того, что ваша звезда юная не отрабатывала авансов. Вот, смотрите, — Шапиро раскрутил соседний узел, и стало явно видно, как Ребров на поле чётко выполнял инструкции Проскурина и Боброва, мастерски руководя люденами. Всё это происходило уже «сильно далеко» от состоявшегося сценария и его «аналогов». Повисло тягостное молчание.

— М-да… засланный казачок? — Бобров потемнел лицом, глаза были злы.

— Юрч, ну почему ты опять мыслишь своими прямыми ходами? Он ни при чём здесь! Парня использовали, как разменную монету. Как и большинство граждан «цивилизованного мира» он под колпаком и «не ведает, что творит».

— Так как раз он мне показался здравомыслящим и непрозомбированным! — Юра не мог согласиться с мыслью, что Система бросала свои метастазы где-то рядом. — Как раз такой целеустремлённый, любящий футбол…

— Ну и вот, самый подходящий вариант, чтобы манипулировать. Подбрасывать ложные цели, давить в болевые точки. Марионетка готова. Так что парень, скорее всего, виноват лишь тем, что вы на него сделали ставку, соорудив из него палочку-выручалочку. Вот его и «завербовали», а парень-то хотел как лучше.

Юра всё хмурился:

— Ладно, дальше-то что делаем?

— Пытаемся в этом узле нащупать нужные нам пути-дорожки. Пока какие-то вялые все и недоразвитые, — роясь в развёрнутом клубке, молвил Шапиро.

Быстро найти нужное никак не удавалось. Они развёртывали картинку и так, и эдак, однако все варианты были довольно естественны и несильно друг от друга отличались.

— Надо дальше шагать, здесь тускло всё. Время теряем, — заметил Ганжа.

— В общем, да. Кроме того, что главный объект Алексей, ничего и не выяснили, — поддакнул Шапиро.

— И для меня дела пока нет, когда я уже выйду на авансцену? — Юре стало совсем скучно. — И если у вас пока не получается, может, тут Леру подключить?

— Так я же вникаю во всё, — Лера была задумчива. — Есть некоторые неувязки в поведении, но опять же причины кроются в тумане огромного множества вариантов. Я тоже думаю, что нужно дальше шагать.

— О'кей, попробуем дальше раскрутить. А дальше вот несколько небольших событий примерно в одно время, в разных местах. Два шарика, видите? — Николай продвинул поближе мерцающий лоскут, развернул покрупнее. — Один про Реброва, другой про тебя, Юр. День — субботний. О! Вот и Лера появилась.

Все вчетвером наблюдали «кино». В двух узлах происходили параллельные события, они были связаны между собой множеством нитей, одна из которых была явно пожирнее остальных.

— Стоп! — все повернулись к Юре. — Лер, ты же в субботу утром уже куда-то умотала. А тут явно вечер.

— Юрок, я напоминаю, что мы уже сильно отдалились от первоначального пути, вполне естественно, что тут течёт совсем не так, как было.

— А я вот, конечно, дивлюсь — ой, как всё отличается, позабыв, что мы откатились! Не совсем я ещё дурак. Я про другое — важно то, что вот между кружками связь, и Лера в этот момент появляется. Нужно внимательно уткнуться как раз в этот момент, для чего она появилась, и что её на это сподвигло. Ну, вот жирный рычаг, что на Леру воздействовал, поищите.

— О! Наша звезда головой не только мячи забивает, — Ганжа был доволен — Юра подбросил здравую мысль.

— Умница ты моя, — Лера тоже похвалила.

— Ага, как с олигофреном со мной, — деланно надулся Юра.

— Юрч, у нас профессионально замылился глаз, а ты со стороны смотришь свежо и непредвзято, с одной стороны, видя, с другой стороны, что-то очень своё. Поэтому ты и молодец, а мы радуемся твоему наблюдению, — Лера поцеловала мужа в висок.

Тем временем Николай возился, разбалтывая клубок, предвещающий «Лерин приход» и крупнее выводил соединения между Юрой и Алексеем. И по мере «раскрутки» общий энтузиазм, вспыхнувший было пламенем азарта, стал угасать. Толстая нить оказалась вполне тривиальным звонком Реброва Юре. А к Лере в свою очередь тянулось скопище невзрачных «верёвочек», каждая из которых могла в равной степени служить причиной. Причинной того, что Лера появилась во время звонка.

— И вновь тупичок… — протянул Ганжа. — Может, пожрём? Пардон, мадам. Примем пищу, может быть? Время-то обеденное.

Предложение было всеобще одобрено, и они потянулись в кафе, оно являлось и буфетом, что притулился в их же здании, но на поверхности. Оно было вполне современным — еда появлялась на столиках сама, вскоре после заказа.

Юра быстро умял свою порцию и задумчиво ковырялся в зубах зубочисткой.

— Надо разговор раскручивать.

— Вот не даст теперь спокойно поесть, — Сергей уминал двойное второе, поэтому подотстал в поглощении пищи.

Лера потягивала сок и поглядывала на зубочистку Боброва.

— Сдаётся мне, что действие на Реброва было ослаблено, он и захотел накануне матча большей свободы. Об этом и разговор будет. Нужно на наши с Юрой реакции смотреть под микроскопом.

— Да, уже очевидно, что они маскируются в этой куче мелкой рыбёшки, которая тоже крутится вокруг да около. Поэтому изначальный план найти то, что выделяется, нужно менять. Ничего не выпирает, всё приглажено и заштриховано. Другая нужна тактика, — озвучил общие мысли Шапиро.

Вернувшись, Лера с Юрой сели на удобные стулья, а программисты встали «к станку». Разбирали подробно ситуацию «звонок». Ребров звонил Юре. Лера вернулась, потому что что-то не сложилось с самолётом, которым она должна была загодя улететь в Мадрид. Всё, относящееся к этому событию, а также к звонку Реброва, вывели в отдельный блок. Рядом расположили реакции самого Юры, дабы он мог видеть и чувствовать себя самого по ту сторону реальности.

Прослушали и просмотрели несколько раз разговор Юры с Алексеем. В той реальности выглядело всё не очень естественно. В предыдущих «сериях» явно ощущалось, что Ребров очень чётко осознал свою роль на поле, забросил свои индивидуалистские штучки и старался подражать Юре в роли руководителя на поле. Как будто бы… И вот теперь он вдруг робко, но с тихим напором заявляет, что совсем он не уверен, что сможет быть таким же хладнокровным полководцем на переполненном стадионе в Мадриде. И это прямо перед вылетом!

Все были озадачены таким поворотом, оттого и просмотрели этот эпизод несколько раз. Повисло вопросительное молчание.

— Видать, перестали на него давить, вот какой он на самом деле есть и вылезло, — нарушил тишину Бобров.

— Да, похоже на то, — подперев голову рукой, согласился Николай, — вот и его личный канал совсем не такое напряжение показывает, что раньше.

— Что ещё за напряжение? — вскинул бровь Юра.

— Воздействие на объект в нашей программе отображается не только непосредственными нитками-связями, но и светимостью и цветом канала, — стала пояснять Лера. — Слабо фиолетовый — значит, в свободном плавании человек. Теплее цвет, ярче — воздействие агрессивное и непрерывное. Здесь Лёша после пятницы явно «побледнел». Отпустили они его. С чего бы…

— Да, этот момент какой-то странный, — даже Ганжа был задумчив. А уж у него-то всегда на всё находился ответ. — Может, силёнок на всё не хватает? Или просто порешили здесь дело сделанным, а парень не такой уж и податливый пластилин оказался.

— В общем, этот не совсем логичный с нашей точки зрения ход надо в уме держать, но не зацикливаться. Юра, вот твоя реакция на его выходку, она нормальная?

Юра пожал плечами:

— Да как-то ничего особенного: расстроился, пожурил, вздохнул, нахмурился… так бы я и сейчас, наверное, среагировал.

— Не, что-то тут не так всё же, — Лера не согласилась с мужем.

— Что?

— Да вот пока не могу понять. Может, вы пока покрутите дальше, а я подумаю. Нужно подумать.

— Ну, давайте дальше, что ж…

А дальше кружки были небольшие, незначительные. Все индикаторы говорили о том, что вплоть до матча жизнь героев шла практически самотёком, Система почти не вмешивалась.

— Давайте уже матчи поглядим, — у Юры впервые загорелись глаза, он встал и подошёл поближе к «картинке».

— О! Вот и детсаду стало интересно, — Ганжа усмехнулся. — Давай, Коль, крути шарманку, покажем парню мультик.

Николай стал разворачивать события вокруг матча. Он не сразу смог обнаружить нужный шар. Он, да и остальные ожидали, что это будет огромная, в сравнении с соседними, сфера — ведь столько в нём объединялось судеб. Однако всё множество ниток, с нанизанными на них событийными шариками, вели в крупный, конечно, но совсем не гигантский шар.

— И чего? Выходит, малозначим этот матч? А чего перед ним такая возня тогда вышла. Чего-то я запутался.

— Хм, какая-то непонятка, действительно, — удивился и Шапиро.

— Чертовщина! Что-то сплошные загадки и неувязки… Да, Коль, копнули твоей приблудой кусок, думали, камин папы Карло откроем, а обнаружили непонятные лабиринты, из которых хрен выберешься.

— Ну, может, хотя бы матч тогда поглядим? — Юре всё-таки хотелось просмотреть альтернативу прошедшей игры.

— Погодите, ребят, — Лера вклинилась в их разговор. — Давайте назад мотанём.

— О, опять назад, — Юра разочарованно плюхнулся обратно на стул.

— Смутило меня вот, что, — не обращая внимания на заскучавшего вновь мужа, продолжала Лера. — Не тот у нас Юрий Владимирович человек, чтобы такой перепад в настроении Реброва не обмозговать, не понудеть. А тут раз, и готово. И я тут такая «красава» нарисовалась, давай соблазнять и отвлекать. Уверена, что в эти моменты тоненькие нити немногочисленны. И это уже не случайные ребята, а как раз Система. Давайте глянем.

— Ну, давайте, давайте, — Ганжа подключился к Николаю, вместе они развернули нужный полигон.

— Ха! Действительно, по одной ниточке к тебе и к Юре, — разглядел Шапиро. Он начал распутывать. Включился и Ганжа. Они молотили пальцами по виртуальным клавиатурам, периодически, подтягивая к себе нужные окна. Каждое воздействие-нить терялось в тумане неопределённости, если оно было санкционировано не событиями внутри данной картины, а воздействиями извне, читай, Системой или мелкими трутнями.

Пройти по такому пути, ткнуться в базу — неимоверно сложная задача. Куча препятствий различного рода, от программного вируса до полицейской облавы в реальности за незаконный взлом.

— На то они и асы, — прокомментировала Лера виртуозные действия программистов.

Серая и ранняя темнота давно навалилась на малолюдные улицы, и дома расчертились прямоугольниками освещённых окон. Юра укатил обратно на тренировку, дабы захватить конец занятия. Лера же с программистами оставалась на «Темпе» до семи часов вечера. Лишь к этому времени они сумели выйти на настоящий след Системы.

— Фу-у… Наконец, запеленговали, — откинулся на спинку кресла уставший Ганжа.

— Надо пофиксить путь, чтобы не затёрли нам. Ты хорошо следы-то заметал?

— Ну… Коль, это ж моё любимое. Там никто и не подлезет. Ладно, сейчас ещё чуть-чуть и можно будет отдохнуть. Пивка выпьем?

— Да можно, вообще. А Лера? Ты пойдёшь с нами?

— Юрку только надо тоже позвать, а то он же обидчивый. Зайдём на Ордынку, в нашу кафешку?

— Можно, кстати, давно там не был. Салатики у них вкусные. Правда, работают они по старинке…

— Так поэтому там и уютно, — Лера стала набирать номер мужа. — Милый, вы там закончили? И мы тоже, да. Подъедешь на Ордынку в кафешку? В нашу, да. Ага. Мы там через часок будем. Да, выезжай. — Она закрыла видофон. — Чего-то он уставший, что ли, какой-то. Валентин их, видимо, загонял.

— Это ты его не видала, когда он без тебя маялся. Как будто сдулся человек. Глаза пустые, голос потухший. Думает слишком много.

— Есть у него такое. Но ведь на то у него мы и есть, чтобы поддерживать.

— А нас тогда кто поддерживать будет? — хмыкнул Ганжа.

— А мы сами как-нибудь. Как завещал Тимур — мы верные оруженосцы, — молвил, потирая уставшие глаза, Шапиро. — Признайся, что ты вряд ли бы свой студенческий запал так активно нёс до этих зрелых лет, если бы не Юра.

— Кто его знает… — повертел рукой в воздухе Ганжа, разминая пальцы. — Но точно одно — он своей нудятиной какой-то стержень во мне поддерживает, это да.

— Вот-вот, а его силы тоже не беспредельны, отсюда и нужда в нас.

— В тебе, Лерк, в первую очередь в тебе.

— Во мне, да, — Лера задумчиво поглядела куда-то вдаль. — Ладно, давайте добивайте, я пойду собираться уже.

Весь декабрь Тимур мотался в разъездах. Утрясался календарь первого Чемпионата. Старт наметили на весну следующего, 2022-го года. Состав участников вышел следующим (двадцатка «вышки»):

«Бразилия» (домашняя арена — «Маракана», Рио-де-Жанейро, Бразилия), «Британика» («Уэмбли», Лондон, Британское Королевство), «Гэлэкси» («Хоум Дипо Сентер», Карсон, США), «Халифат» («Арабский стадион», Александрия, Арабский Халифат), «Европа» («Рейн Энерги Cтадион», Кёльн, Германия), «Челси» («Стэмфорд Бридж», Лондон, Британское Королевство), «Реал» («Сантьяго Бернабеу», Мадрид, Испания), «Барселона» («Камп Ноу», Барселона, Испания), «Северная Италия» («Сан-Сиро», Милан, Северная Италия), «Османия» («Стадион Ататюрка», Стамбул, Османская Империя), «Зенит» («Зенит-Арена», Санкт-Петербург, Российская республика), «Чёрная Африка» («Феликс Уфуэ-Буаньи», Абиджан, Кот-д'Ивуар), ЮАР («Соккер Сити», Йоханнесбург, ЮАР), Китай («Национальный стадион», Пекин, Китай), «Рим» («Олимпийский Стадион», Рим, Италия), «Манчестер Юнайтед» («Олд Траффорд», Манчестер, Британское Королевство), «Галлия» («Стад де Франс», Париж, Франция), «Московия» («Московит», Москва, Российская Республика), «Ацтека» («Ацтека», Мехико, Мексика), Аргентина («Монументаль Антонио Веспучио Либерти», Буэнос-Айрес, Аргентина).

Нельзя сказать, что выходило много споров, консенсусы находились, а версталось всё легче и быстрее, чем можно было предположить при таком новом формате и таком разнокалиберном составе. Однако всё равно куча дел была огромна, и Тимур к концу месяца выглядел измученным.

Команда же тренировалась в прежнем ритме, неспешно поддерживая форму и играя с «отщепенцами» бывшей российской Лиги. Многочисленные команды рассыпались, не попав в интернациональные блоки низших лиг, периферия лишалась своих любимцев, футбол отдалился на экраны телевизоров. Футболисты, не пришедшие ко двору играющих где-либо команд, слонялись без дела возле зарастающих полей. Провинциальные жители в разговорах проклинали новые футбольные порядки, по конурам с любопытством следили за перипетиями подготовки к Чемпионату. Пропаганда и реклама выжигали прежнюю любовь к своим командам, к парням со своего двора.

В этом и состояло главное противоречие «Московии». Само громкое попадание в двадцатку грандов и мировых сборных вроде бы отметало какую бы то ни было патриотическую составляющую. Однако формирование команды, её игра, а, главное, лидер коллектива пользовались бешеной популярностью у жителей бывшей когда-то огромной страны. Казалось, что Ахметдинов и Бобров шаг за шагом шлёпают к своей цели — через футбол объединить разрозненные массы. Однако пока такие вольности им прощались политиками лишь потому, что сила их недооценивалась, а деньги зашибались на их популярности немалые.

После последней тренировки перед каникулами в офисе обнаружился Тимур. Он прилетел после переговоров с Аргентиной, где предстоял первый матч «Московии» в начале марта. Вызвал Ларионова и Боброва.

— Ну, вроде всё утряслось. Олег, играем на выезде первый тур. Да, как и в первом варианте с Аргентиной.

— Да, в общем, всё равно. Мы же вроде договорились, что стратегию не разрабатываем в расчёте на календарь. Играем просто и всё.

— Это всё так, да. Просто говорю, что всё ж таки глянь на окончательную версию, — Тимур задумчиво почесал подбородок. — Я тут задумался и глянул на этот календарь как-то отстранённо, глаз-то замылился, уже сто раз на него смотрел. И прям-таки передёрнуло от названий и географии. Однако, подумал я, что же мы наделали? Точнее, они, но и мы же с удовольствием туда влезли.

— Тимур, так мы ж со своими целями. А как иначе-то?

— Да так, всё так, Юр. Просто такая махина разворачивается. Как бы нас не перемолола. Знаете, какая в Европе реклама кружит? А в Америках? Да на всей планете это тема номер один! Любой Олимпиаде и не снилось. В МОК чего-то попищали, да, понурив голову, отправились готовить зимнюю Олимпиаду. После Сочи, когда не смогли замазать позорище никакие телекартинки и пропаганда, им уже трудно восстановиться. В Корее ещё кое-как провели, а в этот раз продавили Новую Зеландию, так непонятно вообще, кто и как будет участвовать. А вот летние, похоже, подкосит наш футбол как раз. Ну, это я так, отвлёкся. Но реклама нешуточная! И нашей команде отводят свою роль. Роль… — он усмехнулся. — Как бы нам в колею это ролевую не влезть.

— Так мы сыграем роль-то, прямо по Станиславскому.

— Вот здесь грань нужно чувствовать. Чтобы палку не перегнуть, а то изничтожат сразу. Но и по их указке не действовать. Но пока просто играем. В этом первом сезоне нужно будет закрепиться. А есть ли у нас для этого резервы?

— Не волнуйся, Тимур. Резервы имеются. Тут же главное психология, а ребята мастеровитые. Именно поэтому мы не будем новичков брать. Если только кто-то слиняет. Но не думаю.

— Вот и я не думаю. Денег у нас не так, может, много заработаешь, но народ мы же не зря отбирали. Они за другим тянутся. Правда, юные все… могут, конечно, переманить. Здесь вот Юра нам может только помочь. Ведёшь пропагандистскую деятельность, капитан?

— Не, не я. Лера заводила, — улыбнулся Юра.

— Ага, она частенько к нам на тренировки хаживает, — подтвердил Ларионов. — Тимур, я пойду? Хотел ещё над трудом сегодня своим поработать? — Олег Иванович был большим теоретиком футбола, и писал научные статьи.

— Олег, да, давай. Ещё на днях созвонимся-увидимся, — попрощались с Ларионовым. — Слушай, так чего, едете вы в Индию или нет?

— Да вроде ничего не изменилось. Если ты приглашаешь, конечно. А то вдвоём туда соваться как-то не очень хочется. Правда, я так понял, мы в Кашмир поедем?

— Ну, да. Гималаи. Всё такое.

— Лера правда хотела бы в Агру, Тадж-Махал… А в Кашмире что мы увидим?

— Там просто в Гималаи попасть. И всё остальное будет. Полная программа. Я там был пятнадцать лет назад, когда там всё начиналось. Катался на лыжах. Сейчас мы с этим заморачиваться не будем, но в горы залезем. Тогда было полно впечатлений. Будет, по-моему, хорошая встряска перед сложным годом. А после посмотрим и Шринагар (там тоже интересно), и Дели, и в Агру заскочим. В общем, обширная программа. Там, кстати, в Индии и думается хорошо — а ты это дело у нас любишь.

— Да, я очень хотел бы съездить в Индию. Просто, согласись, вчетвером лучше, чем вдвоём. К тому же ты там был.

— Ну и отлично. Сейчас быстро соорудим билеты, организуем трансфер. Связи у меня там остались. Так что собирайтесь.

— Договорились.

После того, как программисты обнаружили след Системы, они за два дня умопомрачительной пахоты сумели добиться переноса предстоящей игры с африканцами в Москву. Неустойчивость календаря давно была характерной особенностью Чемпионата, зрители радовались любому домашнему матчу, а потому собирались быстро и с удовольствием даже за один-два дня.

На африканскую команду выстроились очереди за билетами. Да и своих любимчиков давно не видели в деле, тем более, после фееричной победы в Мадриде, жажда поглазеть на футбол «Московии» была значительной.

В пятницу после тренировки Проскурин позвал Юру к себе. Ввиду пертурбаций с переносом, тренировочный процесс не носил тактического характера, но для нелюденов было много физически сложных упражнений, отчего немолодой Бобров к пятнице подустал.

— Анатолич, домой уже охота. Лера сегодня вечером ждёт. Хотели в кино сходить.

— Ты прямо, как студент, который не хочет делать курсовую. Ай-ай, — пожурил Проскурин. — Я быстро и по делу.

— Ах, по делу! Это завсегда важнее всего, — чуть запаясничал Юра.

— Да, да. Слушай лучше, притуши иронию. То, что мы с тобой плана на игру не имели и нас с тобой это мучило, разрешилось будто само собой. Как только сделали перенос, ЮАР буквально через полдня объявились уже тут. И вчера вечером ко мне заявился их тренер… забыл его имя.

— Айрянис, фамилия, по-моему, — подсказал Юра.

— Да, точно, Айрянис. Хм…. Грек, что ли? Ну, впрочем, неважно. Приятный такой немолодой мужик. Поговорили по душам. И он неожиданно предложил играть без люденов.

— Как это так?

— Да вот так. Мол, пойти наперекор тенденциям и требованиям. Ретро-матч, так сказать.

— Так у нас же на них вся игра построена!

— А вот тут я тебя удивлю! Просто так, у нас запас свеженькой молодёжи из дубля полон, думаешь? А они-то играют без люденов. И ты, когда Реброва мы глядели, на это внимания не обратил, сосредоточившись на одной задаче. Представь, играешь, не задумываясь о программах и целеуказаниях, а?

— Вспомнить молодость, ты имеешь в виду? Вроде заманчиво, да смогу ли я. Может, Лёшка один справится?

— Вот ты даёшь! Во-первых, ты харизма, лидер и душа команды, ты позабыл? Народ ходит на тебя самого по себе. Во-вторых, я на тренировках вас вдвоём часто ставил — тандем получается ого-го! Так что не бухти, а поимей в виду. Втыкаем тебя в молодёжку и вперёд.

— А ежели они обманут? Ход такой — «оригинальный».

— Да понятно, что риск есть. Но на то это команда и из Африканской Республики, чтобы им верить. В общем, рискнём. Собственно, я решил, и твоего одобрения не нужно, — посуровел Проскурин. — Готовься. Завтра поиграешь с молодёжью.

— Жить стало лучше, жить стало веселее, — Бобров поднялся и вышел за дверь.

Он успел на развозящий автобус, вскочив в него почти на ходу. Тенгиз привычно улыбнулся ему «Приветь, Юра!». Пока ехали до дома, Бобров обдумывал слова Проскурина и вдруг поймал себя на мысли, что его не раздражает Тенгиз. «Это что ж? Я смирился с нерусскостью Москвы?!» Он поразился своим мыслям, а потом понял, что последний месяц воспряла его надежда на воскрешение из пепла былого. Что «Московия» встала в нужную колею, а на трибуны вновь потянулись славянские граждане. Это вселяло надежду и именно поэтому «чурки» не столь раздражали. Юра злорадно улыбнулся. «Ладно, таких, как Тенгиз, можно и потерпеть — ему даже русский язык нравится. А вот тюркоязычность всю надо изжить. Да и инглиш этот опыстылел. Как хорошо, что Проскурин теперь. И как-то незаметно сброд рассосался из команды».

По приезду домой он поделился этими думами с Лерой, заодно высказав ещё одно соображение:

— Получается, я от дел «Московии» последние годы отдалился в своей апатии.

— Это отчего такие выводы?

— Да как-то пропустил, что в молодёжке у нас такие талантливые и в основном славянские ребята.

— Бобрик, — Лера засмеялась, — ты меня удивляешь! Ты думаешь, это Винер собирал их, что ли, эти последние годы?

— Э-э… откуда же они взялись?

— Да молодёжку точно также перетрясли, как и основной состав за последние месяцы! А изумруды типа Могучева и Реброва, которые тебе и были знакомы они давно в команде, да. Поэтому тебе и показалось, что молодёжка в таком виде уже не один год.

— А вот это известие меня уже не шокирует, но радует, — обрадовался Бобров очередной «удивительной» новости. — А вообще, не пора ли нам в кино?

— Вообще-то я уже готова. Дело за тобой.

— О! Так я быстро же. А что там за лабуда сегодня?

— Юрч, ты забыл, что на «лабуду» я тебя не поведу. Что идём мы не в «Ролан» какой-нибудь, а в старый добрый «Иллюзион».

— А! Точно. Так что за фильма?

— Да «старьё», как ты выражаешься. Но зато с твоей любимой Одри Хэпбёрн.

— Она мне нравится лишь потому, что слегка похожа на тебя. Не дотягивает, конечно, по красоте. Но всё же, — улыбнулся Юра.

— Ой, комплимент, ах! Всё, готов? Поехали.

Они любили этот старый совсем не современный кинотеатр с обычными креслами, экраном и звуком. Без «запахов и качелей». Да и кино, соответственно, шло там без эффектов. В основном старое. Это блокбастеры требовали нового оборудования, когда зритель погружался в атмосферу фильма, окружённый воздействием со всех сторон. Если стреляли, то у него из-за спины, если обрушивалась волна, то накрывала с головой. Кино давило непосредственно на органы чувств, безо всяких мыслей и философствований. Лера с Юрой избегали подобного.

— Вот на какие шиши он существует, ежели тут народа нет совсем, — зал был привычно пуст, Юра огляделся. — Цена немаленькая, конечно, но всё равно.

— Ну, наверное, какой-то меценат спонсирует.

— Выходит, не всё так плохо и у нас в Москве. Я вот подумал, что ты в Африканской Республике не была. А тебе бы там понравилось.

— Понравилось бы, но давай уже помолчим, — Лера обратила внимание Юры, что свет начал затухать, а на экране зашевелилось изображение.

«Римские каникулы» был душевен и местами наивен, но Лера кайфовала, несмотря на едкие комментарии мужа, которыми тот прикрывал свою сентиментальность.

После они немного побродили по пустынному центру города, расшваркивая несвежий снег. Погода не располагала, но они были исполнены своими обоюдным теплом и окружающее мало волновало их.

Засыпая, слыша, как тихо дышит Лера, Юра ощутил давно забыто чувство удовлетворения, покоя и уверенности. «Поглядим, поглядим…» — и сон поглотил его мысли вязкой ватой.

Оставалось несколько дней до нового 2022 года, когда родители приехали из своего коттеджа, чтобы проводить детей. Юра с Лерой собирались в Индию, докупали необходимое снаряжение и шмотки. Родители, не охали и не ахали, а просто хотели загодя подарить подарки и немножко отпраздновать. Нарядили вместе ёлку, напахучили мандаринами, сделали салатики и другие нужные кушанья.

— Давненько так по-новогоднему себя не ощущал. Даже как-то и уезжать не хочется. Послушать бой курантов, покушать оливье, поболтать до утра, — Юра разомлел в домашнем тепле. Было вкусно и отовсюду уютно.

Дарили подарки. Они были ненавязчивы, но заботливы и приятны.

— А вот ведь вы мне не дарили мяч там или бутсы на Новый год. Всё время что-то оригинальное придумывали. И наряду с любовью к географии и истории, к технике, футбол у меня всё равно на первом месте стоял. Вот отчего так?

— Вот смотри, Юр. Взять меня, скептика главного в нашей семье по футболу. То есть не шибко я ценю, как искусство, как зрелище. Но вот то, как раскрывается человек в футболе нараспашку — это тут да, не могу поспорить. Эдакая упрощённая модель жизни. Думаю, поэтому тебя он и зацепил. Другое дело, что сейчас вы что-то большее хотите выстроить — это уже вопрос другой и не раз мы эту тему обсуждали. Но то, что ты с детства пытался и желал понять людей, чем они живут, как живут, это несомненно. Отсюда в футболе отражение общества и увидал.

Юра покрутил в руках бокал с газировкой, задумчивая разглядывая пузырьки.

— Ну, это жизнь покажет, чего мы там напридумывали. А я всё-таки вам благодарен очень. Что не мячом единым жизнь моя заполнена, — бокалы звякнули.

Долго особо не засиживались — с утра надо было в аэропорт.

Гружённые рюкзаками, объявились в Шереметьево, где, дождавшись более цивильных Ахметдиновых, пошли на регистрацию. В полёте додрёмывали, читали и общались. Плотные ряды русских туристов разбавляли редкие индийцы. Самолёт мерно гудел, перелистывая часовые пояса, границы, горы и долины. В Дели приземлились, отдышались в густом мареве и почапали на аэродром для местных перелётов, расположенный через лётное поле.

— Я понимаю, что мы улетели далеко на юга, но всё ж таки мне казалось, что зимой здесь как-то тоже прохладнеет, — всем было жарко, несмотря на поздний час, и Лера отметила совсем не декабрьскую погоду. Даже для Нью-Дели.

— Прохладнеет, но совсем ненадолго, да и сдвинулись сезоны последние годы. Теперь здесь если и бывает ниже двадцати, то в середине февраля, — Юра-то был как всегда в климатических вопрос теоретически подготовлен. — И вот наверняка же, в горах пятнадцать лет назад вы катались на лыжах?

— Катались, да. И снега была навалом. Не так уж чтобы сибирские морозы, конечно. Но ниже нуля регулярно. Хочешь сказать, что сейчас такое вряд ли возможно? А я думал там разок прокатиться. Хотя смотрел прогнозы, вроде да, тепло слишком. Вообще, там вроде заглохло всё это катание уже лет пять как.

Они переместились в кондиционированное кафе — в «доместике» им предстояло куковать несколько часов.

— Тима, смотри, как-то несильно изменилось тут с тех пор, — обратилась к мужу Лиля, оглядывая просторы вокруг. — Хотя тогда стройка велась такая активная. И что же они понастроили?

— Ну, видимо, своё бурное развитие пустили немножко другим путём. Для внутренних авиаперевозок всего хватает, а здание, в общем-то, подремонтировали. Меньше стали летать, больше стали железнодорожное сообщение развивать. Вот Шринагар, интересно, как изменился. Тогда это был хоть и красивый, но потонувший в грязи бедный город с вечным военным положением. Сейчас, когда Индия фактически усмирила Пакистан и отбрила китайские притязания, там вроде жизнь успокоилась. Была огромная деревня на сельском хозяйстве — сейчас развили промышленность. Но стараются вроде бы не загаживать. Так-то там красиво для туризма: озеро Дал, отроги Гималаев. Вот и поглядим.

Глядеть им пришлось уже под утро, когда местный самолётик за мимолётный час перенёс их из индийской столицы в столицу штата Джамму и Кашмир. Намечался ясный день, и серые сумерки стремительно серели на востоке, обесцвечивая звёзды. С трапа пахнуло свежестью. Лера глубоко вдохнула:

— Прямо какой-то весной пахнет. Прелой землёй и свежестью. Хорошее выходит тридцатое декабря.

Туристов в самолёте было немного. А русских не было кроме них и вовсе.

— В общем, ребятки, сейчас нас встречают на джипе, и мы лезем в горы, в Гульмарг. А сюда мы спустимся позже. Так что спокойнее глядите на местные красоты, не волнуйтесь, впитаем потом.

Багаж получили быстро — былого военного контроля в городе не было, и от блокпостов остались лишь бетонные заграждения по обочинам дороги.

— Ну, так, подчистили немного, но видно, что работы ещё в разгаре, — прокомментировал пейзажи за окном машины Тимур, когда компания тронулась на встретившей их машине с водителем-кашмирцем. Который был молчалив, задумчив и по-индийски нетороплив.

Взошедшее солнце освещало зелёную долину, зеркало озера и голубые горы.

— Да, снегом не пахнет пока, — вздохнул Тимур. И спросил у водителя про погоду в Гульмарге. Тот что-то буркнул. Мол, погода везде хороша. Но про наличие снега умолчал. — Не, информации от этих друзей достоверной вряд ли получишь. Ладно, поглядим. Пока, похоже, что тут не то, что осень или весна — а чуть ли не раннее лето.

Джип был не первой свежести, но зато вместительный. Ехали удобно, но погромыхивая на ухабах. Вскоре дорогу стиснули горы, и дорога поползла вверх. Остановились перед заключительным отрезком в большой деревне. Меховые обезьянки облепили хвойные деревья. Местные жители в просторных балахонах спешили по своим делам. Заметно похолодало.

Поглазели, пофотографировались и залезли в машину обратно. Дальше дорога печатала острые ощущения в каждом повороте. Пропасти соответствовали размаху Гималаев. Дно застилалось туманом.

— Ну, в общем, понятно, снега не у кого спросить, да. Но ничего, так погуляем, — вздохнул Тимур, оглядывая открывающийся взору отрог Гималаев Пир Пянджал. Верхушки гор лишь на самом верху были посеребрены снегом.

По приезду в Гульмарг их встретил местный обитатель Юра, который с незапамятных времён зазывал и опекал русских туристов в этой горной деревушке. Все были измотаны дорогой и сменой часовых поясов. Теперь навалилась ещё и заметная высота — больше двух с половиной километров над уровнем моря. Расположившись во вполне комфортабельных номерах (Тимур живописал халупы времён своего первого заезда), спустились поесть. «Ноу спайси» помогало плохо, поэтому к концу трапезы все раскраснелись и дышали широко открытыми ртами. Однако голод утолили.

— Теперь можно и поспать, — предложил Юра, на что остальные молчаливо ответили согласием.

Утром пришлось поднимать себя будильником, ибо организм не хотел так быстро перестраиваться на местное время. Но светало за окном стремительно, желание к активности бурлило, поэтому Бобров довольно шустро скинул сонные оковы, и, пробудившись сам, начал побудку Леры. Вскоре все вчетвером уже сидели в ресторане гостиницы, вкушая интернациональные тосты, омлет и хлопья.

— И что, куда двинем?

— Предлагаю сразу же двинуть наверх. Погода вроде ясная, — предложил Тимур, глядя в окно. — Рассчитывать на то, что ради нас врубят подъёмник, не стоит, поэтому готовьтесь к подъёму на почти полторы тысячи метров. Одевайтесь соответствующе. Ботинки. Наверху, возможно, минус. По крайней мере, снег лежит.

— То есть у нас сегодня просто восхождение? — Лера попивала масала-чай. Она любила восточные напитки.

— Да, с расчётом вечером вернуться в гостиницу. А вот следующие дни попробуем пройтись по долине уже с ночёвкой.

— Ну, тогда чего рассиживаться? Пора собираться, — встал из-за стола Бобров.

Когда одевались, собирая рюкзачки, доставая палки, пакуя, на всякий случай, бечеву и карабины, Лера задумчиво обронила:

— Как-то непонятно, как Лиля, эта светская, можно сказать, дама, полезет сейчас в грязную гору.

— Ой, Лерк, познакомившись с тобой, я забыл о своих стереотипах о женщинах. Я знаю, что ты — уникум. Но также я и понял, что в женскую шкуру не залезу. Поэтому ты не по адресу, — Юра отвлёкся от сборов и притянул к себе жену. — Скорее, это ты должна знать.

— Возможно, я её не до конца просто узнала. Или это просто женская любовь. А может, это тоже своего рода гламур — помучаться в походных условиях, чтобы потом козырять в тусовке. Ой, ладно, что-то я, как бабка-сплетница. Ты термос взял?

— Взял, всё взял. Можем идти.

На улице уже вовсю шпарило солнце. Зимой не пахло. Хотя раньше в этих местах, несмотря на «южную» широту, выпадало регулярно значительное количество снега. И выпадало уже в декабре. Сейчас же, в отсутствие белого покрывала, пушистые обезьянки, рассевшиеся по огромным соснам, выглядели не столь экзотично.

Предположения Тимура не оправдались, и нижняя часть подъёмника работала для редких туристов, приехавших на Новый Год отдохнуть от жары центральной и южной Индии. Поговорив со служителями канатки, Тимур выяснил, что последние лет семь снежный, а заодно и лыжный, сезон в Гульмарге неустанно уменьшался, выродившись в последние годы в несколько снежных недель в феврале. Нынешняя же зима в очередной раз била температурные рекорды. Белеющие вершины гор — это были остатки неожиданного снегопада в начале декабря, когда всё лыжное сообщество воспряло духом. Однако потом всё потаяло, лишь на самом верху остались небольшие ошмётки.

Вылезли на второй очереди подъёмника и сразу обалдели от красот. Бросились фотографировать. Дальнейший путь предстоял пешком. Дорога не представлялась сложной, но перепад был немногим меньше километра, крутизна была порядочно, что обеспечивало достаточную протяжённость маршрута.

— Друзья мои, пора идти, — скомандовал Тимур и двинулся вперёд. Он был открывающим, Юра пошёл сзади девушек.

Часа через два они были уже изрядно утомлены и распарены. Высота отзывалось частой отдышкой и блестящими лбами. Лиля, вопреки дурным ожиданиям, держала темп наравне со всеми и даже пребывала в бодром настроении. Линия леса была пройдена, остались впереди только альпийские луга. Они светили ещё вполне сочной зеленью, а снег слежавшимися кучками ютился в тени отдельных скал.

Когда поднялись к верхней станции подъёмника, решили ещё немного отдышаться, перед последним рывком на вершину горы Афарфат. Кашмирская долина глубоко внизу сочилось мутной дымкой. Горизонт на востоке скалился снежным зубом Нанга-Парбата. Усталость и шум в ушах отдалились перед красотами. Зачарованные, путешественники глазели на просторы.

— Что-то мне сейчас не до дум о вечном. Сначала впахиваешь, думая лишь о том, как бы не сдохнуть, а теперь вот эйфория. И хочется продолжения, — отдышавшись, изрёк Юра.

— Милый, а вот как думаешь, это ли не мысли о высоком, — поддела его Лера, улыбаясь глазами. Она была и сейчас необыкновенно хороша — в ярком солнце, локон выпал из хвоста, глаза тянут глубиной.

— Ой, ну, Лерк, я ж не зря с отцом лазал на Алтае. Все эти эффекты я знаю. Вкалываешь, и в этом смысл. В этом радость бытия. Я к тому, что, может, новое что-нибудь придумается. Атмосфера особая. Да, красиво, да, непривычно. Но, по сути, всё то же самое.

— О! Циник какой у нас вдруг нашёлся, — кивнул жене Тимур на Боброва. — А на «равнине» так любит поговорить о высоком, а в горах — раз, и пар выходит.

— Ладно, ладно. Ценю твою провокацию, — покорился Юра. — Конечно, конечно, здесь, наверху лучше чувствуется вечность, понимаешь, что и почём. Лерусь, вот ты ощущаешь зуд?

— Милый, прости за интимную подробность, но вроде бы я достаточно часто моюсь, — Лере было весело и не хотелось говорить о сёрьёзном. Однако ж Юра не отступал:

— Это очень хорошо, что ты чистоплотная. Но вот ощущаешь ли ты потребность в действии? Что-то такое свербит, не давая покоя — «Что бы поделать, что бы поделать»?

— Этот «зуд», как ты выразился, легко удовлетворяется моей работой и всякими увлечениями, — Лере хотелось отвязаться от этого разговора. Она знала, к чему он приведёт. Однако ж Лиля не дала увильнуть с нахоженной тропы.

— В этом случае, Юр, у женщин совсем не такая неусидчивость, как у вас, у мужчин.

— Нет, ну то, что женщины велико отличаются от мужчин, это я не только из книжек знаю, и так вижу, — Юра заулыбался. — Но что ты конкретно имеешь в виду?

— А то, что вся женская неустроенность либо от отсутствия мужчины, либо от отсутствия детей.

— Что и требовалось доказать, — пробормотала Лера и отвернулась от солнца.

Повисло молчание. Юра уставился на Леру, как будто заново осознавая её существование. И вновь, вновь в нём всё перевернулось. Опять сознание допустило переворот. Они хоть и были влюблены беспробудно и без остатка, строили планы и жили друг другом, о детях не говорили ещё ни разу. Он с горечью понял, что он-то не думал, а Лера думала! Что она ждала от него таких мыслей и слов, пряча в своей женской мудрости своё же женское желание. Он, ошарашенный, подошёл к жене и обхватил её руками.

— Однако ты его потрясла. И место такое подходящее, — Тимур тоже был озадачен. Они с женой отошли в сторонку.

— Да, чего-то эффект какой уж совсем сильный. А всё оттого, что он ещё пацан, несмотря на всю свою гениальность. Таких вот простых вещей не знает, — Лиля была сурова.

— Ну, в общем, да — возраст-то ещё юный совсем. Просто их любовь зрелая безотносительно возраста, поэтому, думаю, ты права. Всё же он должен существовать не только своими идеалами. Его энергии должно хватать на всё, — Тимур вздохнул. Их с Лерой родительская судьба не сложилась. Вот они и беспокоились за полюбившуюся им молодую пару.