Чего ты хочешь, женщина?

2

Он разбудил её утром, заорав на всю спальню:

— Хае, кара миа!

Алевтина так и вцепилась в одеяло. Вчера она поддалась соблазну и надела особенно роскошную сорочку — сплошные дырки и кружева!

Василевс снова был наряжен в треники с пузырями на коленях и грязноватую майку. Да и смотрел как-то нехорошо: брови хмурились, ноздри раздувались.

Алевтина быстро натянула одеяло до подбородка, но он легко вырвал скользкую ткань.

Одеяло полетело на пол, следом туда же полетела и Алевтина. Вся разница была в том, что одеяло не завизжало.

Василевс махал руками, кричал непонятные слова. Потом отнял подушку, которой Алевтина пыталась прикрыть сбежавшую из выреза сорочки грудь, схватил обладательницу голых прелестей за руку и потащил на кухню.

— Ке? — он ткнул волосатым пальцем в столешницу.

Роботы вчера честно жужжали положенные слова, но Алевтина не очень-то слушала. Она совсем позабыла, что слова нужно учить, и пробормотала наугад, прикрывая грудь ладошками:

— Саем?

— Ке? — робот подсунул бутерброд с розовой пастой, и Василевс указал на него.

Кажется мидо или мибо?

— Мит… — пискнула Алевтина неразборчиво.

— Ке?

Белое, как молоко, вино. Они пили его вчера, и он говорил…

— Си-си? — выпалила Алевтина и замерла: угадала или нет?

Лицо Василевса налилось кровью:

— Мидбо! — рявкнул он. — Исис!

Он почесал бровь свободной от Алевтины рукой и добавил:

— Бура!

И Алевтина, чья интуиция натянулась так, что звенела, догадалась, что он обозвал её дурой. А ещё она догадалась…

— А-а… — завизжала Алевтина, поваленная грудью на стол.

И тут же тяжёлая мужская рука обрушилась на её многострадальные ягодицы.

Алевтина визжала так, что звенело в ушах. Роботы-«пчёлы» сочувственно кружили у её лица, вытирая слёзы. Василевс бил не спеша, с оттяжкой, громко повторяя очередные четыре слова:

— Апот, басас, литобо, каси!

Роботы подносили к лицу Алевтины поочерёдно то чашку, то блюдце, то круглое зеркальце, в котором двигались фигурки, то плоскую коробочку со стеклянными шариками внутри.

Потом шлепки прекратились, и Алевтина поняла, что шутки кончились. Она лежала в самой подходящей для насилия позе, он был разгорячён борьбой и…

И!..

Но Василевс хмыкнул, потрепал её по волосам, как собачонку и помог встать. А потом опустился на колени, поцеловал обе её ладони, которые она старательно отдёргивала, погладил полоску на живое, надавленную столом.

Алевтина кинула в него подвернувшейся под руку «пчелой».

Василевс фыркнул и вытащил из кармана ожерелье такой красоты, что слёзы Алевтины высохли.

— Кара миа, — прошептал он почтительно. — Аске.

В этот день они посетили пикник у озера, покатались на уродливых бородатых змеях, побывали в веселильне — помещении, где был распылён особенный газ, от которого все хихикали, даже русалки.

Здешних мужчин сопровождали чаще всего русалки. Хотя Алевтина видела пару раз и человеко-птиц, и даже одну человеко-жабу.

Только обычных женщин они ни разу не встретили. И лишь однажды Алевтина разглядела с высоты летающей машины гуляющих с папами детей.

За всё это время Василевс не проронил по-русски ни слова, словно вдруг позабыл этот язык. На вопросы Алевтины он только кивал и бурчал по-своему.

Скучно ей, однако, не было: безымянный пока мир Василевса не нуждался в озвучке. Здания в стиле хай тэк перемежались кукольными домами из мрамора, дерева или разноцветного кирпича, город утопал в садах и парках, его прорезали каналы, по которым сновали яркие лодочки, фонтаны били, казалось, до самого солнца.

Воздушные машины, похожие на лодки, закрытые сверху прозрачным куполом, носились в воздухе, как на американских горках. Дыхание замирало, пейзажи менялись… А потом вдруг — стремительная посадка и новые развлечения на зелёной, утопающей в цветах, земле.

К вечеру, когда Алевтина совсем утомилась, Василевса занесло на скучный официальный приём. Огромная мраморная зала с колоннами прямо посреди парка, внутри — беседки, бассейны (куда без них), озабоченные мужики со страдающими русалками.

Василевс таскал её от одной группки мужиков к другой, обсуждал что-то важное, жестикулировал, иногда орал.

Мужики были сплошь кряжистые, кривоногие, волосатые, и Алевтина сосредоточилась на русалках. Когда она увидела их первый раз, ей показалось, что рыбо-девы полностью срисованы с мультфильма по сказке Андерсена, разве что волосы у здешних были совершенно небывалых цветов. Но, присмотревшись, она выяснила, например, что стоят русалки не на хвостах, а на паре нижних плавников, похожих на маленькие ступни. На них и передвигаются крошечными шажками, словно японки. Со стороны кажется, что прыгают, а на самом деле — ножками-ножками.

Русалки Алевтину не разглядывали. Кожа их быстро высыхала, они маялись, жалобно смотрели на своих мужчин, дожидаясь разрешающего кивка, чтобы устремиться к спасительной воде.

Алевтина от скуки тоже стала смотреть на Василевса и, когда он случайно скользнул по ней взглядом, — указала рукой на бассейн. Он кивнул. Алевтина быстренько подбежала к воде и уселась на мягкий барьерчик.

Русалки плескались, ныряли. Алевтина тоже была не прочь искупаться, но не в платье же?

— Эй! — она попробовала привлечь внимание одной из рыбо-дев. — Я — Алевтина, Аля! А тебя как зовут, красавица?

Алевтина и не надеялась, что русалка её поймёт, но не ожидала, что та окажется немой!

Русалка охотно подплыла, покрутила руками перед лицом… И не издала не звука.

Слышала она прекрасно: кивала, гримасничала в ответ. Алевтина вспотела, пытаясь втолковать ей свою биографию:

— Я из России! — она разводила руками. — Вот такая большая страна! Много людей! Много-много! Дети! Женщины!

Русалка кивала. Синие с золотом волосы колыхались. Касаясь воды, они не намокали, а словно бы парили над ней.

— Он меня похитил! Василевс!

Услышав знакомое слово, русалка закивала ещё энергичнее.

— Знаешь его? — оживилась Алевтина. — Василевс!

Русалка кивала.

— Маньяк! Он бьёт меня! Понимаешь? Бьёт! Вот так! — Алевтина постаралась жестами изобразить непотребство, творимое Василевсом.

Русалка, кажется, поняла. Она округлила глаза, выпятила губы, подняла тонкую белую руку и показала синяк под мышкой.

«Вот как! — осенило Алевтину. — Да здесь это — обычное дело!»

Ей резко расхотелось общаться. Русалки оказались такими же рабынями, как и она. То, что происходило с ней по утрам — не было недоразумением или ошибкой. Но что же делать? Бежать? Но — куда?

Она тихонечко встала с края бассейна и пошла к выходу из здания.

Дверей не было — две колонны и проход между ними. Алевтина оглянулась, поискала глазами Василевса — её кривоногий прынц бурно общался с такими же потенциальными кавалеристами.

Алевтина прошла между колоннами и вышла в парк.

Солнце — на вид совершенно земное — уже подкрасило облака алым и собиралось спрятаться за огромное круглое здание у горизонта. Люди, однако, всё ещё гуляли в некотором отдалении от помпезного зала, который она покинула. Впрочем, какие люди? Сплошь одни прынцы.

Алевтина огляделась — куда же идти? Искать органы власти? А есть ли они здесь вообще? Может быть, местные женщины ей помогут? Вряд ли им нравится, что мужья заводят себе не понять кого? Ведь есть же здесь женщины?

Вблизи, однако, никаких женщин не наблюдалось. Перед Алевтиной раскинулся огромный парк, полный чужих мужиков. Даже если ей удастся пройти незамеченной до ближайшего здания — не факт, что там найдутся женщины местной породы, простые, говорящие.

Но что она им скажет? В арсенале-то у неё от силы десяток слов, да и те — кулинарные. Да и вдруг здешние бабы терпеть не могут таких, как она «королев»?

Чувство нереальности, киношности всё ещё не покинуло Алевтину. Больше всего она хотела проснутся, ну или проломить уже эти проклятые декорации и покинуть сцену сумасшедшего театра.

Хватит с неё. Она — добропорядочная! Она не могла выдумать общество маньяков! Она — проснётся!

Алевтина решительно сделала шаг к круглому дому, но оступилась и подвернула ногу. Проклятый сон!

Она села на траву, зелёненькую, аккуратную, чистую, потёрла голень. Её не повезло — нога болела совсем чуть-чуть. Не удастся даже прикинуться смертельно больной!

Алевтина шмыгнула носом, посмотрела на такое родное и знакомое солнышко и от безысходности зарыдала, закрыв лицо руками.

— Тите, каре оче!

Её взяли за руку и попытались поднять.

— Тите!

Она, не глядя, оттолкнула одну руку, другую. Вытерла слёзы, проморгалась… Вокруг столпилось не меньше дюжины прынцев!

— Кара, оче! Миа! — твердили они наперебой и лапали её руками: то ли стремясь помочь, то ли просто щупая.

Алевтина попыталась встать, но её окружили уже слишком плотно. Десятки рук тянулись к ней, десятки глаз горели алчным интересом, словно она была кошельком, который они нашли на дороге!

Алевтина сжалась в комок, закрыла голову руками и завизжала от ужаса и отвращения!

Она не видела, как из дома с колоннами выскочил разъяренный Василевс, однако он выкрикивал ругательства, и она услыхала его такой родной и знакомый рёв.

Прынцы пытались протестовать, но куда там. Василевс разогнал их пинками и ударами кулаков, поднял рыдающую Алевтину, прижал к груди, понёс в летающую машинку.

Она плакала, он утешал, шептал что-то доброе и ласковое. И машина долго кружилась в закатном небе.

Домой они вернулись, когда стемнело, и незнакомые созвездия высыпали яркими гроздьями. В этом мире им ничего не мешало. Здесь не было ни индустриального дыма, ни проводов. Чистейшее небо и целые гроздья и даже облака звёзд!

Алевтина успокоилась и повеселела — так нежен и галантен был Василевс. Он на руках вынес её из летающей машины, донёс до высокого крыльца, поднялся, пыхтя, до дверей.

Двери опознали прынца не сразу, и Алевтина полдюжины длинных чудесных мгновений слушала, как колотится его сердце.

У неё появилась надежда, что его грубое обращение — всё же недоразумение, привычка. Может быть русалкам так нравится? И нужно всего лишь объяснить ему, что она — не русалка?

Однако когда он оставил её в спальне и исчез, не попрощавшись, тревога вернулась.

Алевтина легла, но уснуть не сумела. Чуть отдохнув, она встала, сполоснулась едва тёплой водой, чтобы взбодриться, и снова отправилась на разведку.

Дом был обшарен ещё раз. В каждую щель засунут ноготь. Каждый подозрительный стул — разбит об стену.

Роботам тоже досталось. Один из них, тот, что служил щёткой, был безжалостно подвергнут утоплению, пинанию, наступанию и разрыванию пополам.

Алевтина надеялась, что внутри у него найдутся детальки, которые можно использовать, как отмычку, например. Но внутри оказался гель.

К утру она так утомилась громить дом, что задремала в кухне на крошечном декоративном диванчике.