Чаша смерти

ГЛАВА 7

Утром Захаров катастрофически проспал. То ли полная тишина в квартире повлияла, то ли плотно задернутые с вечера двойные тяжелые шторы, то ли виденный во сне кошмар.

Проснувшись, и по солнцу, нашедшему щелочку в шторах, понимая, что опоздал, Юрий полежал немного с закрытыми глазами, не понимая, чего ему не хватает. Понял. Не хватало громкого тиканья огромного будильника, подаренного еще родителям на свадьбу. Будильник он привык аккуратно заводить с вечера и ни разу не забыл произвести это нехитрое действие. Конец, видать, пришел верному механическому петуху. Такой никто уже не починит.

Захаров по давней привычке протянул руку, но вместо Светки нащупал поднятую спинку дивана. Перевернулся на спину и остался лежать. Сегодня он не боялся заснуть снова. Ему было все равно. Точняк, пора в отпуск. Сколько лет он уже нормального отпуска не брал? Года три или четыре. Так, перехватывал по два, по три дня, а чтобы нормально, с семьей на дачу, или вообще к морю, так этого давненько не было.

Юрий минут пятнадцать через полуприкрытые веки разглядывал слегка облупившийся и потрескавшийся потолок, за который Светка его уже давно шпыняла и грозилась ремонтом. Не послать ли эту работу?.. Потом все же поднялся.

Побрызгал на себя жиденькой холодной струйкой из душа. Посмотрелся в зеркало: побриться или так сойдет? Подумал и решил побриться. Но тут тонкая струйка воды превратилась в капель, сначала частую, а потом все более редкую, и иссякла. Юрий пощупал подбородок, заглянул в кастрюлю, куда Светка для таких случаев заливала резервный запас. На дне кастрюли подозрительно пузырилась густая темно-коричневая жижа.

На ходу вытираясь завалявшимся на табуретке грязноватым вафельным полотенцем, Захаров поплелся на кухню. Хоть яичницу себе пожарить. Поставил на огонь сковородку, но тут его снова замутило. Нет уж, попьет на работе чайку, и хватит.

Надел брюки и последнюю чистую рубашку. Из кармана вчерашней рубашки достал Лизочкино лекарство. Покрутил в пальцах. Подбросил, поймал. Подумал и положил на кухонный стол. Ну их в баню. Колеса всякие подозрительные глотать. Жил до сего дня без таблеток, и дальше без них обойдется.

В прихожей Юрий постоял. Почти всегда он выходил из дому вместе с Ванькой. Ну, кроме тех дней, когда дежурил. Мальчишка вечно до последней минуты дрых, а потом они не могли поделить ванную и сталкивались лбами, надевая ботинки в прихожей. Зато Ванька делал небольшой крюк, провожал отца до остановки автобуса и по дороге рассказывал ему разные школьные байки, правдоподобные и не очень, а Захаров походя осуществлял воспитательный процесс. Месяцами эта короткая ежеутренняя прогулка оставалась единственным временем, посвященным ребенку. Юрий проглотил горький комок, вдруг застрявший в горле, вышел на лестницу и захлопнул дверь.

Ничего. Погостят Светка с Ванькой у тещи, отдохнут и вернутся. Действительно, пора немного пожить отдельно. Для разнообразия.

Тут Захаров понял, что уже сыт этим разнообразием. Одного вечера хватило.

Так поздно на работу Юрий еще никогда не ездил. Поток спешащих на работу служащих схлынул, и автобус подошел к остановке полупустым. Для Захарова даже нашлось местечко у окна, хоть и на солнечной стороне. Он ехал, глядя на проплывающие мимо дома, жмурился на солнце и старался ни о чем не думать. Получалось плохо. В результате чуть не пропустил свою остановку.

Захаров вяло помахал раскрытым удостоверением перед лицом дежурного. Романюк, зараза, отлично знает всех в лицо, так нет же, заставляет предъявлять, достал совсем! Машинально кивая попадающимся навстречу сослуживцам, проследовал к себе. Бобарю, шествовавшему в направлении отдела кадров, кивнул так же рассеянно. Носорог вылупил на него налитые кровью глазки, открыл было рот и тут же его закрыл. Ничего не сказал. Кто-кто, а Носорог всегда находил, что сказать подчиненному, как в смысле замечаний, так и в смысле инструкций. Без руководства не оставлял. А тут такое!.. Промолчал! Но чтобы поразить Захарова, сегодня нужно было что-то более удивительное.

Удивительное не заставило себя ждать. Возле кабинета, который Захаров делил с Роговым, на одном из колченогих металлических стульчиков, поставленных специально для ожидающих допроса свидетелей и прочих разных посетителей, сидела женщина. Увидев Захарова, она с радостной улыбкой вскочила с ободранного дерматинового сиденья. Юрий слегка ошалел. Не часто в этих стенах его встречали так приветливо. Посмотрев на посетительницу внимательнее, Захаров ошалел еще больше: перед ним стояла блондинка из сна.

Женщина, не обращая внимания на выражение лица следователя, оживленно затарахтела:

— Господин Захаров, не так ли? Или я должна говорить «гражданин»? А я вас все жду, жду!.. Вы же назначили на девять, ну я и пришла! Я не опоздала?!

Захаров выдавил:

— Здравствуйте… Извините… Не припомню… Разве я вызывал?..

— Ну как же! Вы вызвали моего мужа повесткой, но он не смог, по очень уважительной причине, честное слово! Это из-за налоговиков… Вечно они с проверками! И я подумала, не могу ли я…

Захаров смотрел на посетительницу в упор, пока она, смутившись, не умолкла. Произнес скороговоркой:

— Извините, подождите еще немного, — и проскользнул мимо нее в кабинет.

В кабинете его ждала знакомая картина, радующая душу и, в перспективе, тело: Женя Рогов, возящийся с электрическим чайником, заварными пакетиками, чашками и прочими атрибутами чаепития. Женя приветливо отсалютовал чайником и поставил дымящуюся чашку на стол к Захарову. Юрий выкинул из головы всякую чушь про сны, совершил необходимое преодоление препятствий, плюхнулся на свое место и с наслаждением уткнул нос в ароматный пар. Женя подсунул ему еще и тарелку с двумя бутербродами. У Юрия сразу потекли слюнки. Он ухватил бутерброд, отхлебнул обжигающий глоток чая и сказал невнятно:

— Спасибо огромное. Утром кусок в горло не лез, а пока доехал — проголодался.

Женя откусил сразу полбутерброда и пробурчал тоже невнятно:

— Вот и славно. Ешь давай. А чего на оперативке не был? Носорог о тебе печалился.

— Чего, чего… Проспал, вот чего. Светка с пацаном к теще умотали, а без них все как-то не так. Будильник еще, зараза, сломался. Вот и…

— Понятненько. А что за баба тебя с утра дожидается?

— Сам не пойму.

— А я уж было подумал, что это в связи со Светкиным отъездом.

Юра посмотрел на Женю волком и процедил:

— Ты чего, сдурел? Щас как дам раза!

Рогов замахал на него обеими руками. Поскольку в одной был бутерброд, а в другой — чашка с горячим чаем, это действие чуть не привело обоих в ожоговое отделение Центральной больницы.

— Шутю, шутю! Не бей меня ногами!

Захаров погасил взгляд, отставил еду в сторону и полистал ежедневник.

— Ага, на сегодня я вызывал Анатолия Ержина, владельца магазина «Продукты» на Победе, по делу антиквара.

Рогов поморщился.

— Зачем? Дело же закрыто! Все носишься со своими фантазиями?! Лучше романы на досуге пиши!

Юрий вздохнул.

— Какой такой досуг, какие такие романы? Я и словей таких не слыхивал! А между прочим, когда я вызвал Ержина, дело еще не закрыли. И Кузин был жив, и медицинского заключения о смерти Шаповала не было. Так что не знаю я, что там за баба. Ах, да, она что-то о муже говорила. А я сегодня такой кошмар видел во сне — в кино на ужастики ходить не надо!

— Ну, расскажи!

— Долго. Потом как-нибудь. А то еще дама пойдет и пожалуется начальству, что истомилась в ожидании, а опера все нет.

Захаров допил чай, дожевал бутерброды, и расслабленно откинулся на спинку стула, в который раз жалея, что все новые компьютерные кресла размело высокое начальство. Подниматься так не хотелось, что Юрий попросил Рогова:

— Будь другом, позови.

Женя, против обыкновения воздержавшись от язвительных замечаний, легко обогнул свой стол и выглянул в коридор.

— Гражданка, заходите.

В кабинете сразу стало тесно. Полноватая блондинка, казалось, заполнила все свободное место громким голосом, блеском стразов на китайском трикотажном костюме и силой эмоций. Она строила глазки Захарову и Рогову одновременно. Руки ее непрерывно двигались. Они то натягивали на круглые колени постоянно высоко задирающийся подол, то кокетливо поправляли прическу, перекладывали на то на соседний стул, то на колени пухлую парчевую сумку, расстегивали и застегивали на сумке молнию. А из ярко накрашенных губок как горох сыпались слова.

— Знаете, так трудно заниматься бизнесом! И налоговая, и санэпидстанция, и пожарные, штрафуют все время ни за что, ни про что! Доходов почти что и нет!

Рогов уставился масленым взглядом на декольте посетительницы и чарующим голосом промурлыкал:

— Да что вы говорите?! В самом деле? Тут надо разобраться!

Захаров со злостью пнул приятеля под столом ногой. Нашел время, и главное, место, кадриться! Женя зашипел от боли и тайком покрутил пальцем у виска. Блондинка ничего не заметила и, воодушевленная вниманием, продолжала рассказ:

— А если вдруг что непредвиденное случится, машина, например, сломается, или свет отключат, или на складе в Москве товара нет, то получается чистый убыток. А продавцы, продавцы! За ними нужен глаз да глаз! Чуть отвернешься — или покупателям хамить начинают, или испортят товар, не свое ведь, душа не болит! Вот сейчас нам пришлось всех уволить, и я сама за прилавок встала! А что делать?! Представляете, товар коробками воровали и по выходным сбывали на рынке всем семейством! А последняя продавщица всю выручку за день забрала и ушла! А казалась такой порядочной! Мы к ней, а она заявляет спокойно так: «Мне жить не на что! Я потом вам отдам!» Ну что с ней делать? Не нанимать же братков?! Уволили дуру, а работать кому?! Приходится мне… Дочка помогает, и в магазине же, в подсобке уроки делает. А что делать?! Сегодня вот еще налоговая приехала, Толик с ними разбирается, а магазин пришлось временно закрыть. Значит, опять не будет дневной выручки…

Захаров кашлянул. Блондинка продолжала тарахтеть. Захаров кашлянул еще раз, громче. Посетительница заохала:

— Да вы, никак, простудились?! Наверное, пива из холодильника попили? Ни в коем случае нельзя в жару ничего холодного! Но ничего, я вас вылечу! Мне бабушка рецепт оставила, отличное средство от простуды! Вылечивает ну прямо за один день!

Женщина приостановилась, чтобы вздохнуть, и Юрий вклинился в паузу.

— Погодите, гражданка, с рецептом. Спасибо, конечно, но это потом. А сейчас у нас есть к вам ряд вопросов. Кстати, ведь на сегодняшнее утро я вызывал не вас, а Анатолия Ержина. Вы, как я понял, вместо него явились? А кем ему приходитесь?

Блондинка удивленно захлопала накрашенными ресницами.

— Так жена я его, — и поинтересовалась наконец:

— А зачем вам Толик? Он ничего не делал такого, чтоб его в милицию!

Захаров вздохнул и потеребил уголок блокнота.

— Да, конечно. Мы хотели побеседовать с ним о Валерии Кузине. Ладно. Если так, я приглашу вашего мужа на другой день. А сегодня опрошу вас, раз уж пришли. Назовите ваше полное имя, отчество, фамилию, дату и год рождения.

— Это еще зачем?! — кокетливо стрельнула глазками блондинка. — Зачем это вам мой год рождения?

Захаров обреченно вздохнул. Похожую реплику выдавала чуть не каждая вторая допрашиваемая. А некоторые еще и упорствовали, не желали сообщать анкетные данные. Скандалить начинали. Что хочешь с ними, то и делай. Лизочка Савина, которой он излил душу, жалуясь на глупых баб, посоветовала прикидывать возраст на глаз, а в протокол записывать на десять лет больше. О чем и уведомлять официально Она утверждала, что если такую практику ввести во всех органах, то за пару поколений дурацкое кокетство свидетельниц и подозреваемых можно будет свести на нет.

— Обязательно. Для протокола нужно.

— Ну ладно, так и быть, пишите. Юлия Павловна Ержина, 1970 года рождения.

— И число, пожалуйста.

— 12 мая.

Захаров сделал пометки в блокноте, на всякий случай переписал паспортные данные Ержиной и попросил:

— Расскажите нам, пожалуйста, что вы знаете о Кузине.

Женщина нахмурила гладкий лоб и, помолчав минуту, сказала:

— Да вроде ничего такого особенного я не знаю. Молодой парень, веселый такой, заводной, вроде бы с Толей в одной школе учился, ну, понятно, в младшем классе. Иногда привозил мелкие партии разных продуктов. Толя с ним сразу расплачивался. Никаких проблем с ним вроде никогда не было. Не наезжал, не понтовался.

— А в последний раз когда вы его видели, и при каких обстоятельствах? Не припомните?

Ержина задумалась.

— Точную дату не помню, на днях, вечером. Можно будет потом посмотреть по накладным. С утра Толик за товаром поехал, а вечером… Ах, нет! Они только собирались вечером встретиться… Или, наоборот, на утро договаривались… Нет, кажется, все же встретились.

Захаров, которого свидетельница успела достать, рявкнул:

— Так встретились, или нет?!

Ержина вздрогнула, сжалась и испуганно захлопала глазками. Захаров застыдился. В конце концов, она же не подозреваемая, и даже не свидетельница, учитывая, что дела закрыты. Так, занятой человек, согласившийся обсудить вопрос, интересующий лично его, Захарова, в частном порядке. Он сказал:

— Простите, виноват, нервы, бессонная ночь. — И куда более ласковым тоном повторил:

— Припомните получше, виделся ваш супруг с Кузиным в тот день, или нет?

Испуг оказал доброе влияние на память свидетельницы. Она снова заулыбалась и затараторила:

— Встретились, точно, встретились! Как Толя из Москвы вернулся, так и Валерик прибежал. Зеленый был какой-то, расстроенный. Сказал, дядя у него, похоже, заболел. Ящик водки обещал принести, но не принес. Извинялся. Деньги совал, отступные. Толя не взял. Подумаешь, что ему, водку в магазин неоткуда завезти?! Без проблем ведь! Но Валера такой смешной: все у него по понятиям. Так он вместо денег серебряный бокал Толе подарил. Толя отказывался, но Валера так надулся, что пришлось взять.

Захаров насторожился. Все время в деле появляется какой-то серебряный бокал и тут же исчезает.

— Бокал, говорите? А не знаете, откуда у Кузина этот бокал?

— Да как-то не спросила. Я вообще-то занята тогда была, инвентаризацию проводила, так что слушала их краем уха. А вообще-то у Валерия вроде дядя антиквариат собирает. Может, ему для коллекции не подошло, ну и…

— А сейчас где этот бокал?

— Не знаю, надо дома посмотреть. Вы хотите его забрать? Это что, вещественное доказательство?

Захаров повертел исписанный и исчерканный блокнот. Блокнот этот вообще-то принадлежал Ваньке, но был им отвергнут после того, как его приятелю подарили шикарный ежедневник с обложкой под тисненую кожу с золотой надписью и разноцветными съемными блоками. Иван устроил родителям скандал, требуя такой же, но где ж взять… Тащится в выходной в Москву, и где та Москва, и где тот выходной… Тогда Ванька заявил, что лучше совсем без записной книжки, чем с такой невзрачной, как у него. В конце учебного года Захарова уже вызывала Ванькина классная руководительница. Именно она требовала, чтобы у учеников обязательно была какая-нибудь тетрадь для заметок. Но никакие увещевания и угрозы не помогли. Светка смоталась в столицу в Олимпийский комплекс за таким же, как у приятеля, ежедневником, а блокнот достался Захарову и помогал ему в борьбе с преступностью. Надо же где-то писать, если официальный протокол заводить неохота. А сегодня и подавно: дела-то закрыты. Захаров и сам не мог понять, почему не отправил эту самовольно явившуюся женщину домой, для чего ведет допрос, зачем записывает всю эту галиматью. Только ради того, чтобы оправдаться перед самим собой за смерть Кузина?!

Юрий еще раз внимательно посмотрел на полную жизни, бойкую веселую бабенку и мысленно пожал плечами. С чего он решил, что где-то уже ее видел?

— Ладно. Вот ваш пропуск. Ни о чем не беспокойтесь сами и не волнуйте мужа. Все в порядке. Скорее всего, мы вас больше вызывать не будем. Следствие почти закончено. Так что спасибо за содействие и всего хорошего.

Блондинка, слегка разочарованная, еще раз кокетливо постреляла глазками, сгребла в охапку свою блестящую сумку и удалилась, покачивая попой.

Рогов покрутил пальцем у виска.

— Ну и на фига ты ее опрашивал? Чего ценного вызнал? Я понимаю, если бы прикадриться хотел, а то… Маразм крепчал!

Захаров не удостоил приятеля ответом. С официальным видом достал из сейфа пачку папок с делами и подчеркнуто сосредоточенно взялся их перелистывать. И то: давно пора привести все в порядок. А то все дела, бумагами заниматься задору нет.

Со страниц дел на руки оседала пыль. От казенных оборотов начало клонить в сон. «Гражданин Митякин со своей сожительницей гражданкой Тиминой и гражданином Сергеевым, опознанным в дальнейшем как труп, занимаясь распитием спиртных напитков, подтверждаемых свидетелями…» Господи помилуй, неужели эту чушь написал он сам?! А ведь в школе за сочинения ниже четверки никогда не получал! Что бы сказала милейшая Вера Юрьевна, прочившая его на филологический, если бы прочла сей опус?! Юрий с тоской посмотрел на страницы очередного дела об ограблении ночного магазинчика компанией подвыпивших подростков. Парни решили добавить, а денег не было. Пошли в магазин, где работала продавщицей старшая сестра одного из компании, постучались. Дурочка их впустила, вместо того, чтобы общаться через специально для ночной торговли проделанное в двери магазина окошечко. Угрожая продавщице бейсбольной битой, преступники забрали пять бутылок водки и вечернюю выручку. Девчонка проходит как соучастница. Прокурор и хозяин магазина настояли. На хорошего адвоката у нее денег нет.

Захаров сложил пыльные папки обратно в сейф, щелкнул замком. Бросил Рогову:

— Пойду еще раз опрошу свидетелей.

Женька заинтересованно поднял голову от такой же стопки папок:

— Стой, погоди! Каких еще свидетелей? По какому делу? Я с тобой!..

Но Захаров хлопнул дверью.

Злосчастные дела с умершими от естественных причин людьми, закрытые «в связи с отсутствием состава преступления» не давали ему покоя. Беспокойство не было вызвано уязвленной гордостью: чего только не случалось на службе, какая уж там гордость! Просто было все это неправильно. Ну не бывает таких совпадений, и все тут! Кто-то тут подсуетился! Кто-то умный и хитрый. Да ерунда, какой там умный! И где тут хитрость, если все смотрится так неестественно. Если бы сам Захаров захотел кого-то замочить, он ни за что не допустил бы таких подозрительных совпадений. Впрочем, опыта у него нет, и зарекаться нечего. Неизвестный преступник, возможно, смог добиться лишь того, что нет никаких улик, и понадеялся, что следствие ни до чего не докопается. И так оно и вышло.

В конце концов, кто запретит ему продолжить расследование частным образом?! Вообще-то, конечно, найдутся люди, которые с легкостью смогут запретить что угодно. Взять того же Носорога. Но откуда Носорог узнает? Если только коллеги заложат. Да сам он тоже хорош: пошел звонить по всему отделению. Распустил язык, как последний дурак. Теперь все знакомые смотрят жалостливо и советуют немедленно взять отпуск. Поэтому с сегодняшнего дня он — ревностный, немного занудный и недалекий служака. А рот на замок. Даже друг Женька болтлив не в меру, а ему он уже много чего наговорил. Завтра надо будет пообщаться с приятелем где-нибудь за пивом, пожаловаться на Светку и утрату интереса к расследованиям.

Но чутье, чутье сыскаря, которое до сих пор его не подводило! Чутье велит бросить всех распускающих руки алкоголиков, чокнутых дедов с берданками, малолетних хулиганов, и рыть, рыть дальше, до победного! Вот что удастся вырыть? Хорошо, если не собственную могилу! Чутье сочувственно покивало.

С чего же начать собственное расследование?

Квартира! Квартира, с которой все началось! Которую подломил злополучный Сила! Раньше в ней проживали некие Зельдовичи, умотавшие на ПМЖ, как раньше выражались, «за бугор». А что, собственно, известно об этих Зельдовичах? Только то, что они оба, муж и жена, работали на известном всем горожанам суперсекретном 9-м заводе? Родственники Зельдовичей скорее всего тоже покинули страну, а вот знакомые, соседи наверняка найдутся.

Ага, соседи. Бабуся, которая заявила об ограблении квартиры. Въедливая такая бабка, из тех, кто все обо всех знает. Надо было посмотреть дело, в заявлении бабки должны быть указаны ее фамилия и адрес. Но не возвращаться же из-за этого в отделение! Ничего, на месте разберется, не впервой. Никуда бабка не денется, хоть замашки у нее как у секретного агента ЦРУ.

Квартиру Юрий вычислил сразу, не сверяя адрес с записями. Да и мудрено было ошибиться. В доме она была такая одна. С грязными окнами, зарешеченными снаружи и наглухо задрапированными тяжелыми черными шторами изнутри. Звонок на двери отсутствовал. Вернее, когда-то он был, но было это давно. На месте звонка остался треснувший деревянный кружок и настороженно выглядывающий из трещины единственный синий проводочек. Юрий хмыкнул. Ничего себе, придумал: «настороженно выглядывающий»! Скоро он взаправду, как и пророчил друг Женька, примется кропать какие-нибудь многотомные «Будни убойного отдела»! В свободное время. Когда Носорог его из отделения выпрет.

Захаров внимательно осмотрел тяжелую бронированную дверь, замочную скважину. Следов взлома не видно. Постучал. Подождал, прислушался. Никакого шевеления. Постучал еще раз. Тишина. Тогда Юра позвонил в квартиру напротив. За тонкой, даже не обитой утеплителем, а потому полностью звукопроницаемой дверью зашаркали, щелкнул выключатель, дверной глазок осветился и тут же потемнел, загороженный бдительным глазом. Захаров поднес к глазку раскрытое удостоверение. Хлипкая дверь приотворилась на длину цепочки, в щелку выглянул бледно-голубой глаз, обрамленный сморщенными красноватыми веками без ресниц, и предъявленное удостоверение еще раз подверглось тщательной экспертизе. Дверь снова захлопнулась. Юрий скривился, представив, как бабка звонит в отделение и выясняет у Носорога, имеется ли у них такой оперуполномоченный Захаров, и что ему от нее надо. Но то ли недоверчивость пожилой гражданки так далеко не шла, то ли, что в Н не редкость, телефона у нее не было вовсе. Цепочка загремела, и дверь широко распахнулась.

Юрия встретила худая бойкая старушка в заношенном байковом халате поверх шерстяного свитера, с аккуратными заплатками на локтях. Из халата трогательно высовывались сморщенные тоненькие ручки и ножки, упакованные в чулки, толстые вязаные носки и обрезанные валенки. Кроме теплого халата и свитера, бабушка завернулась еще в толстую вязаную шаль.

— Это летом, в жару она так кутается! А как же зимой!? — подумал Захаров.

Но спину бабуся держала прямо, поблекшие голубые глаза смотрели решительно, а синеватые сморщенные губы были твердо сжаты.

Захаров вымучил приветливую улыбку.

— Здравствуйте, оперуполномоченный Захаров, прибыл по вашему заявлению…

Старушка еще плотнее поджала губы и слегка насупилась. Заворчала:

— По заявлению прибыли… Вы б еще через год зашебуршились! Распустили бандюков! Жить страшно стало!

Юрий вздохнул и сказал:

— Да уж, имеется недоработочка. Но мы, как это, в общем, силы приложим, и вообще… А куда можно пройти? Не на пороге же разговаривать!

Бабка оглядела Захарова с сомнением, но, видимо, осмотром осталась довольна и посторонилась, пропуская Юрия в квартиру. Захаров, как правило, пожилым людям нравился. Они прошли в чистенькую кухоньку, тесную, но уютную, с цветастыми полотенечками, прихваточками, геранью и столетником на подоконнике и расписным под хохлому электросамоваром семидесятых годов на почетном месте, на середине стола, на вязаной кружевной салфеточке. Стены украшали приколотые канцелярскими кнопками крышки от конфетных коробок, открытки с цветами и многочисленные цветные и черно-белые фотографии. Старушка важно указала Захарову на табуретку, покрытую вязаной из остатков шерстяных ниток накидкой.

— Чаю?

Захаров с сожалением отказался.

— Спасибо, после, если можно, вначале следствие. Расскажите, пожалуйста, что вы знаете об ограблении соседней квартиры и об ее прежних хозяевах, Зельдовичах. По возможности все, что помните.

Глазки бабушки засверкали.

— Я ж его, бандюка этого, как вас видала! Сидел тут, во дворе на лавочке, пивом накачивался, а глазами — зырк, зырк в разные стороны! Высматривал, видать, когда кого дома не бывает! Страшный такой, рожа — не дай Бог во сне увидеть! Майка с черепом, трусы — все черное. Ноги голые, руки голые, волосатый весь, тьфу! И не стыдно же молодым! Девчонки тоже полуголые ходят, живот, титьки — все наружу! Срамота! Этот ворюга еще меня обматерил. Если б участковый был дельный, давно б такого молодчика на заметку взял. И то: будний день, а молодой парень в чужом дворе с пивом прохлаждается! Почему не на работе?

— Теперь у нас свобода, — вяло возразил Захаров.

Зря он это сказал. Бабка взъярилась.

— Вот и беда-то, что воли много взяли! Вот при Сталине…

Захаров вздохнул. При Сталине бабусе было, скорее всего, лет десять, что она там может помнить?! Он привычно отключился, благо, опыт был, большой, разнообразный, печальный опыт… Он вернулся к реальности, услышав фамилию «Зельдович». Вслушался: ну, конечно, старушка костерила проклятых изменщиков Родины, которые, нет бы радоваться русским березкам и гордиться принадлежностью к великой державе, так нет! Удрали в свой поганый Израиль! Нет, чтобы помочь Родине в трудное время ударным трудом, отблагодарить за счастливое детство…

Захаров решил, что бабкин патриотизм к делу не пришьешь, внушительно откашлялся и встрял:

— Гражданка Поливанова?! Дарья Андреевна?!

Бабка прервала свою тираду и раздраженно уставилась на Захарова.

— Правильно, я Поливанова Дарья Андревна. Так и в заявлении указала. Я не анонимщица какая, а ветеран труда, сорок лет на производстве проработала, — мне бояться нечего.

Захаров торопливо, пока говорливая Дарья Андреевна не начала высказываться еще на какую-нибудь наболевшую тему, заявил:

— За это вам отдельная благодарность от органов безопасности. Но хотелось бы уточнить детали, важные для следствия.

Старушка, пренебрегая отказом Захарова от чая, налила в самовар воды из фильтра-кувшина и достала из навесного шкафчика в мелких розочках две большие чашки с изображениями собачек. Налила из заварочного чайничка по чайной ложке заварки. Захаров машинально рассмотрел картинку на чашке. Ему досталась чашка с портретом симпатичного пуделька. Старушка, проследив за взглядом следователя, расплылась в улыбке:

— Любите животных?

Захаров неопределенно хмыкнул и пригубил напиток. Прозрачная бледно-желтая жидкость сильно отдавала веником. До животных ли тут?! С людьми бы разобраться! Хотя Ванька давно просит собаку…

Дарья Андреевна продолжала:

— Я обожаю животных! Они такие ласковые и преданные! Не то, что люди! Мы с покойным Иваном Дмитриевичем всегда держали собаку и кошку. Жаль, я старая уже, случись что со мной — бедное животное на улицу выгонят!

Захаров снова издал неопределенный звук. Свидетельница всыпала в свою чашку ложек пять сахара, размешала, отпила глоток и блаженно зажмурилась.

— Павел Артемьич не велит мне много сахару ложить, а я люблю. Раньше-то сахару в обрез было. Мамочка моя много не давала, копила для лета, на варенье. А потом сахар и вовсе по талонам начали отпускать. Пенсия у меня небольшая, но уж на сахар хватает. Вот и лакомлюсь. А Павел Артемьич все меня бранит.

Юрий слабо заинтересовался.

— А кто такой Павел Артемьевич?

— Как, неужели не знаете?! Ну, да, вы молодой, здоровый, вам, даст Бог, еще не скоро понадобится! А для нас, старых и больных, Павел Артемьич благодетель, каждый день Бога за него молю.

Юрий приподнял брови. В добрых благодетелей отчего-то слабо верилось. Какая-то новая афера с отнятием денег у старушек? Ну-ка, ну-ка!

— Как же он помогает? Денег дает, или что?

Пенсионерка оскорблено поджала губы.

— Вот вы милицейский начальник, грамотный стало быть, а не знаете, что не в деньгах счастье!

Юрий про себя хихикнул и спросил с серьезным видом:

— А в чем же счастье, если не в деньгах? Наверное, в их количестве?

Старушка ткнула в него пальцем с такой экспрессией, что Захаров от неожиданности аж подпрыгнул.

— Не шутите над таким! В здоровье счастье, неуж не ясно?! Да вы молодой, не понимаете сейчас, а как состаритесь, так поймете! Павел Артемьич здоровье людям возвращает!

— Значит, Павел Артемьевич врач? Хирург? Или геронтолог?

Дарья Семеновна махнула сухонькой лапкой.

— Павел Артемьич волшебник, настоящий волшебник! Он, этот, как его, экстрасенс, вот!

Старушка выговорила сложное слово важно, без запинки.

— Он все болезни лечит. А для бедных и вовсе бесплатно. У меня язва на ноге была, трофическая, три года не заживала, врачи лечили- лечили, ничего не помогало. А Павел Артемьич руками поводил, пошептал, и через неделю все зажило. И шрам от аппендицита исчез, как не было. Волшебник! И денег не взял! Дай ему Бог здоровья и всего самого доброго! А ведь вам к нему надо!

Захаров удивился.

— Зачем мне к нему? Сами же сказали, что я человек молодой, здоровый!

Дарья Андреевна опять замахала на него руками.

— Да не лечиться! Павел Артемьич ту квартиру снимает, это его ограбили! Благородный человек, не захотел заявление в милицию подавать. Говорит: «Бог им судья. Я человек небедный, не последнее украли. Может, людям очень нужно было». А я все-таки отнесла заявление! Нечего бандитов жалеть! И Зельдовичей, о которых вы спрашивали, Павел Артемьич прекрасно знает, дружит с ними, даже гостил у них в ихнем поганом Израиле! Учебу там проводил для тамошних молодых экстрасенсов, опыт свой передавал. А останавливался у Зельдовичей. Со мной-то они почти и не разговаривали, здоровались при встрече, и все. А Павел Артемьич с ними много общался.

Захаров порылся в кармане, достал на всякий случай блокнот и ручку, пусть под рукой будут. А болтливая старушка продолжала раскрывать секреты любимого доктора. Она рассказала, что Павел Артемьич в квартире не живет, а принимает гостей, примерно раз в месяц, иногда реже, иногда чаще.

— Такие приличные люди! — восторгалась старушка. — Хоть и сидят заполночь, но никакого шума, никакой выпивки! Расходятся иногда под утро, так даже и дверью никогда не хлопнут! У меня бессонница, так я слышу, как они расходятся. А если б спала, то не проснулась бы! И вежливые такие, всегда кланяются!

Захаров непроизвольно пожал плечами. В ангелов он не верил, так же, как и в благодетелей. Подозрительно все это. Зачем, спрашивается, снимать для вечеринок квартиру?! Ну, разве что, жены стервозные. И что, прямо у всех?! К тому же для этих целей есть рестораны, клубы там разные. Дорого конечно, но Павел Артемьевич, судя по всему, вполне обеспеченный. Квартиру вот снимает для собраний. Непонятно все это и подозрительно!

Через минуту Захаров уже записывал адрес оздоровительного центра, в котором трудился благодетель человечества Павел Артемьевич Успенский. Центр располагался недалеко, в двух остановках автобуса, рядом с кинотеатром.

— Уж так удобно! — восторгалась Дарья Андреевна, — Напротив дома не автобус сажусь, напротив центра выхожу. Всей дороги пять минут, автобус для пенсионеров бесплатно. Очереди в оздоровительном центре никакой. Привет там передавайте от меня Павлу Артемьевичу.