Чаша смерти

ГЛАВА 3

Владлен Семенович выпроводил визитеров, закрыл дверь, тщательно запер ее на несколько импортных замков и сверхнадежную цепочку (суперсталь, фиг перекусишь!), и только тогда с облегчением перевел дух. Нельзя было пускать этих парней в квартиру, тем более что он знаком был только с одним, и то шапочно, тот пару раз приходил к Валерику; а второго вообще впервые видел. Доверчивость — опасная черта в наши дни. От таких типов можно ожидать чего угодно, не смотри, что кажутся тихими. Но вышло удачно. Приобрел интересный раритет по дешевке. Да какое по дешевке! Считай, даром!

Деньги, конечно, были, и парни не запросили бы дорого, но старый жмот Маркович еще неизвестно, сколько возьмет за кузнецовскую сахарницу, так удачно дополнявшую имеющийся у Владлена Семеновича сервиз. А ночные визитеры все равно ничего не понимают в настоящих ценностях. Правда, вот непонятно, где они достали вещь, хорошо, если просто позаимствовали у старушки-родственницы, зайдя навестить бабушку и попить с ней чайку. Тогда это семейное дело. Тогда, в случае чего, милиция сильно вникать и глубоко копать не станет. А вот если нет…

Ладно, обойдется! Хорошо, что к нему они принесли этот бокал, а не сдали в какую-нибудь скупку цветных металлов, которых кругом развелось видимо-невидимо, и куда охотно примут хоть памятник Неизвестному солдату, с радостью и без разбору, да по дешевке, и документов не спросят. Вот уже в который раз приходится восстанавливать памятник отцу и матери на кладбище, сдирают бронзовую табличку, хоть ты тресни! Сторожу-то плевать, еще, чего доброго, сам с этого долю имеет. Впору возле могилы палатку разбить и сторожить самому! Но нечего нервы себе мотать. Приобрел вещь — и хорошо. А парням на выпивку надо — так вот она, выпивка!

Антиквар прошел в кабинет, самую большую комнату в квартире, кажущуюся тесной из-за нагромождения массивной старинной мебели, скульптур, напольных ваз и прочего. Устроился за старинным, прошлого века, профессорским дубовым столом, двух тумбовым, со стойкой и множеством полочек, а также выдвижных и потайных ящиков и ящичков. Включил немецкую настольную лампу дневного света, пожалуй, единственную современную вещь в кабинете, и взял 25-кратную лупу. Да, интуиция не подвела. Вот метка мастера. Причем редкая метка. Жаль только, что экземпляр поврежден: активно использовался, царапин много, выгравированный узор сильно вытерт. Но реставрации, в принципе, поддается, хотя придется потрудиться, многое сделать заново, а потом новую гравировку состарить травлением; бирюзу заменить, что бы еще…

Владлен Семенович устроил бокал посередине стола, рассеянно сдвинув к краю статуэтки из неглазурованного фарфора, так называемого бисквита, — белого, с позолотой ангелочка с арфой и отбитым крылышком, и пастушку, кокетливо приподнявшую юбочку и выставившую ножку. Если бы не присутствовавшая в композиции овечка, скульптурку из-за пышности наряда можно было бы посчитать за изображение принцессы. Недостающее крылышко ангела Владлен Семенович уже заказал девочке из местного художественного училища, специализирующейся на фарфоре. Девочка сидела на копеечной стипухе, что-то там у нее было не то с родителями (он не вдавался в подробности), и рада была любому дополнительному заработку.

Но теперь ангелочек и пастушка, пусть и временно, лишились благосклонности коллекционера и были отодвинуты хозяином в дальний угол стола. Он еще раз тщательно оглядел бокал через лупу, довольно потер блестящее темя, машинально достал расческу и старательно пригладил жиденькую, буквально в три волосины, прядку растительности, сохранившуюся еще у него на затылке, бережно отрощенную до необходимой длины и аккуратно обвитую вокруг головы.

Да, реставрация возможна. Какое удачное приобретение для коллекции!

И еще, вдобавок, избавился от дурной закупки Валерика. Бизнесом решил заняться, холера его задери, дорогого племянничка! А убытки его кто будет возмещать? Понятно кто, дядечка, конечно! А убытки обязательно будут, и не надо его убеждать, что доход составит 300 %, он не первый день живет на свете и не первый день знает милого Валерика! Раздобыл, дуралей, ящик «паленой» водки. Да и не купил, украл! Водку на складе компании «Изрань» конфисковали, на городскую свалку повезли, на уничтожение, а Валерик подсуетился, один ящик спер, дружок-мент ему помог. Больше спереть хотел, больше было бы головной боли, да, слава богу, силенок не хватило, а грузовик подогнать не догадался. Собирался другому приятелю, хозяину ларька на автовокзале, толкнуть, да тот, не будь дурак, отказался брать, ведь слухами земля полнится, а уж у них в Н. все про всех все знают. Владлен Семенович дома случился, слышал, как они тут друг на друга орали. Хозяин ларька так прямо и сказал, что Валерик хочет его на бабки подставить, обещал пацанов прислать насовать козлу, чтоб неповадно было. Ладно, теперь хоть этого ящика нет. Это хорошо, а то ведь Валерик от большого ума попрется еще кому-нибудь втюхивать эту дрянь, пока точно не нарвется на неприятности.

Лишь бы друзья эти, которые с бокалом, от такой водки не откинулись. А если и загнутся, то только чище и спокойнее станет в городе. И не дознаются о настоящей цене вещи.

Антиквар торопливо отогнал последнюю гадкую мыслишку. Нет, нет, ничего с ними не сделается, вон какие здоровенные. Да они такое бухалово каждый день хлещут. И вообще: водка она водка и есть, а конфисковали ее потому, что не на государственном заводе сделана. Не хочет государство доходы терять, монополию бережет.

Тут в дверь позвонили. Пришлось откладывать любимое занятие — возню со старинными вещами — вылезать из уютного кресла и тащиться смотреть, кого еще принесла нелегкая в такое позднее время. Ну, разумеется, нелегкая принесла дорогого племянничка, Валерика! Кто еще из знакомых в ночь-за-полночь шляется туда — сюда. То здесь ночует, то у матери, то у друзей-подружек. И нет чтобы позвонить, предупредить: буду, мол, тогда-то. Или: сегодня, мол, у мамы, или еще где. Так никогда не позвонит: что ему чужие переживания. Вот, сиди и жди его, то ли будет, то ли нет, то ли случилось чего, и пора отделения милиции обзванивать да больницы. Беспокойся.

От Валерика чувствительно попахивало спиртным, не говоря уж о сигаретах. Ведущий здоровый образ жизни Владлен Семенович принюхался, поморщился, но ничего не сказал: не хватало еще нарваться на ссору. Подумать только: парню едва-едва стукнуло восемнадцать, а уже вовсю и курево, и выпивка, и болтается невесть где, и неизвестно чем занимается, и не слушает никого, и слова ему сказать не моги. Вот уж не повезло с родней. Конечно, сестра несчастная, ее можно только пожалеть, но, согласитесь, что все ее беды только от собственной ее дурной головы. При такой тяжелой жизни ухитрилась избаловать парня донельзя, да и не следила за ним совсем, не воспитывала: делай, дорогой деточка, что хочешь, развлекайся! А теперь что? Да еще эти ее многочисленные мужья… В общем, дурдом.

Племянничек прямо с порога, хоть и навеселе, а сразу заметил отсутствие ящика и завопил белугой:

— Дядя, где водка, куда дели?!

Владлен Семенович, нервно поглаживая лысину и с неодобрением глядя на клыкастый череп с торчавшим из глазницы ножом, украшающий черную майку племянника, проговорил, запинаясь.

— Знаешь, Валерик, тут ребята твои знакомые, Жорик, и еще один, я его не знаю, невысокий такой, худой, приходили, предложили очень ценную вещь, задешево… Вот… А с деньгами у меня сейчас не очень, а они согласились взять твою водку… Потрясающий раритет принесли!.. Очень уж выгодно получилось…

Валерик вытаращил глаза, медленно наливаясь кровью, пошарил в углу прихожей под пачками старых газет, как будто надеялся еще найти там свой ящик, и заорал:

— Вот блин! Да на хрена мне ваши, дядя, в натуре, цацки! Да я на них, в натуре, срать хотел! И хоть бы вы их, типа, продавали с наваром или напоказ выставляли, за бабки, так нет же! Под перину прячете, в сейф, да еще на починку тратитесь, так какой мне с них толк, я вас спрашиваю?! Моя это водка, моя! И гоните мне с нее процент! Я уже, типа, с магазином договорился, они завтра с утра ящик ждут, а вы тут распорядились, на хрен!

Владлен Семенович, в свою очередь, налившись дурной кровью, набычился и завизжал, неожиданно для самого себя, тонким пронзительным голосом:

— Не смей на меня орать, щенок, бизнесмен хренов, спекулянт! Да за твою идиотскую коммерцию ты в тюрьме окажешься, если нас раньше всех не поубивают!!!

Валерик, перекосившись, дыша перегаром в лицо дяди, левой рукой ухватил его за отворот пижамной куртки, указательным пальцем правой потряс перед его носом и проорал угрожающе:

— У меня не идиотская коммерция, а, в натуре, бизнес! А на какие иначе шиши, вы, дядя, мне, типа, жить прикажете?! Да и сами вы… Кто в последний раз продукты привозил, в натуре, я вас спрашиваю?! К завтрему, к обеду, самое позднее, чтоб ящик водки стоял тут! Откуда хотите, оттуда доставайте, хоть у своих приятелей назад заберите, хоть покупайте в соседнем ларьке, в натуре, но чтоб водка была! А если не будет, то я ребят из магазина, с которым договорился, к вам направлю, они живо вам законы коммерции, типа, разобъяснят, мало не покажется, в натуре! Вот блин!

Валерик отпустил пижаму дяди, и слегка толкнул его в грудь растопыренными пальцами. Толчок был, в общем-то, совсем слабым, но Владлен Семенович, никогда не занимавшийся спортом, отлетел к стене и весьма чувствительно приложился затылком к полочке возле зеркала. Очутившись в нокдауне, он привалился спиной к стене, ошалело поводя глазами, а Валерик, в запале и с пьяных глаз не поняв состояния дяди, ушел в свою комнату, изо всех сил хлопнув дверью.

Первую минуту в голове Владлена Семеновича бухали молоты, в ушах звенело, перед глазами плыл красный туман, а сердце при каждом ударе из груди, казалось, выпрыгивало в рот, то ли от удара о полочку, то ли от бешенства. Ему хотелось сломать все в квартире, в мелкую щепу разбить дверь и убить племянника, просто разорвать его на куски.

Ну, или, по крайней мере, прогнать немедленно из дома, пусть отправляется к мамочке и спит там, на коврике в прихожей.

Антиквар хотел немедленно разобраться с племянником, но ноги подкашивались, горло сжала судорога, и голос пропал, а ломать дверь тем более не было сил. Поэтому, вместо того, чтобы активно заняться защитой своего достоинства, авторитета и прав, ему пришлось присесть в кресло, так кстати стоящее в коридоре. Зря сестра выступала: кресло в этом углу просто необходимо. По мере того, как унималось сердцебиение и таял кровавый туман в глазах, настроение Владлена Семеновича менялось.

Родители его, потомственные артисты, навек застрявшие в провинции и обвинявшие в этом друг друга, постоянно ссорились, причем картинно, слишком громко и напоказ. Отец потрясал кулаками и ревел: «Неблагодарные, низкие существа!» Мать заламывала руки, и осторожно обливаясь слезами, искоса поглядывала в трюмо, не расплылась ли косметика и достаточно ли живописно она смотрится с распущенными волосами и в полурасстегнутом шелковом халате. Две бабушки и дедушка одновременно воздевали руки к небу и в унисон восклицали: «Мы прожили свою жизнь для вас, а в старости стали никому не нужны! О, смерть, где ты, приди!» Поэтому Владлен Семенович совершенно не переносил ссор, скандалов, и вообще всяких громких слов и сильных эмоций, и мучительно стыдился, если сам вдруг терял над собой контроль. Ему казалось, что в такие минуты он становится ужасно похож на отца, с его торчащими во все стороны седеющими нечистыми волосами и неопрятной щетиной на щеках, но в белейшей, выстиранной и выглаженной бабушкой рубашке со щегольским галстуком-бабочкой. И что его чувства такие же искусственные.

Племянник, конечно, вел себя безобразно, но… Все-таки это племянник, сынок любимой сестры, выросший у него на глазах. Сестре и так несладко приходится, а если еще они станут воевать… Это между родней совсем уж никуда не годится. И Валерик не так уж плох. Грубый, конечно, так сейчас все такие. А если выйти вечером во двор и подойти к детскому садику, где с наступлением темноты в беседке отдыхает молодежь, и послушать их разговоры, так племянник и вовсе ничего себе. А что бизнесом сомнительным занялся, так все вокруг так же, надо же как-то жить. Завод, где раньше мужику можно было устроиться на неплохую, во всяком случае, хоть и грязную, и тяжелую, но денежную работу, теперь еле дышит, а скоро и совсем закроется. А другой работы здесь, в провинции, и раньше-то было мало. Не наркотиками же Валерик торгует! А ему ведь предлагали! Так наотрез отказался! И к Владлену Семеновичу совсем неплохо относится, хоть и грубит иногда, а доброе сердце не скроешь: вот, на днях действительно принес большую сумку с продуктами. А когда у Владлена Семеновича в очередной раз прихватило сердце, без звука бегал за лекарствами и фруктами. Эх, да что говорить, родня есть родня.

Владлен Семенович выбрался из кресла, походил по квартире, вышел на балкон, постоял там, глубоко вдыхая посвежевший после полуночи воздух, вернулся в кабинет и попробовал было позаниматься новыми приобретениями, полистал альбомы, но любимое дело сейчас не подарило ни покоя, ни забвения. Спать, понятное дело, сегодня не получится. И так-то не уснешь, бессонница вконец замучила, а уж после скандала…

Антиквар встал из-за стола, тихонько подошел к двери племянника и прислушался. Хоть и будучи выпивши, Валерик спать не завалился, а возился: чем-то шуршал и что-то двигал. Владлен Семенович тихонько постучал в дверь.

— Валерик! Ты не спишь еще? Можно войти?

Валерик не ответил, но шевелиться перестал. Владлен Семенович постучал еще раз, потом дернул за ручку. Дверь оказалась запертой.

— Валерик!

Племянник неразборчиво выругался и проговорил недовольным голосом:

— Ну, чего вам, дядя?

Владлен Семенович еще раз, непонятно, зачем, дернул дверную ручку и проговорил, запинаясь:

— Ты, Валерик, не сердись, помиримся, ладно? Я взял твою водку, да, виноват, но вещь очень уж ценная, а после реставрации…

— Да срать я, дядя, хотел на ваш старый хлам, в натуре! Ему, типа, место на помойке!

— Ну что ты, Валерик! Сейчас антиквариат очень ценится, поверь, особенно за границей! Да и у нас тоже появились понимающие люди, платят хорошие деньги. К тому же, как помру, вся коллекция останется тебе, я уж и завещание написал. Кроме тебя и сестры, у меня никого нет… Ей я ничего не оставляю, а то как бы ее мужики у нее не отхапали. Знаю, ты хороший мальчик и мать не обидишь… А деньги за водку я завтра утром отдам, ты уж сам сбегай купи, мне тяжело будет с ящиком…

Валерик в комнате что-то уронил и гаркнул в полный голос:

— Ну, вот ваще, в натуре, дядя, вы тут замутили с завещанием своим! Типа, если вы тапки откинете, я из-за хлама вашего заплесневелого подписался в пляс пуститься!? Счас прямо, уже разбежался! Спать валите, и все, вам с вашим сердцем давно, типа, в койке быть пора!

Владлен Семенович обрадовался, что глупый инцидент исчерпал себя. А завтра он отдаст Валерику деньги, и у того не будет неприятностей с магазином. Эх, прощай, кузнецовская сахарница! А впрочем, почему, собственно, прощай!? Есть же две фарфоровые фигурки охотника с собакой, почти идентичные, и старый сморчок Маркович наверняка согласится поменяться, нет у него такого охотника, точно, нет. Хотя старик любит, чтобы того, что есть у него, больше ни у кого не было… Но то, что скульптурок две, Марковичу сообщать совершенно необязательно, тем более что фигурки не совсем одинаковые… Эх, денег на поганую водку жаль… Но покой в доме дороже всего.

Владлен Семенович пожелал спокойной ночи племяннику, почти благосклонно выслушал его невнятный ответ и отправился, как выразился Валерик, в койку. Действительно, давно пора было ложиться, если он хочет не опоздать завтра на встречу коллекционеров, ведь надо еще уточнить список приготовленных к обмену вещей.

Сильно ныл ушибленный о полочку в прихожей затылок, привычно щемило сердце, но настроение немного улучшилось. Все-таки племянник не совсем еще пропащий, под грубой оболочкой душа у него добрая. Ничего, все еще переменится: перебесится, и жаргон свой дурацкий, так раздражающий Владлена Семеновича, позабудет. Женится, детишки пойдут, остепенится, и будет, как все, да и еще получше многих…

Владлен Семенович успокоено отбросил дальнейшие переживания за племянника, взбил подушку, уютно завернулся в одеяло, погасил бра и, зовя сон, начал мечтать о заветной кузнецовской сахарнице.

На следующий день Валерик поднялся поздно, с трудом разлепив опухшие, воспаленные глаза и, мучаясь головной болью, дополз до ванной, долго мочил голову холодной водой. Наконец, решив, что вода горю ну никак не поможет, отправился поправляться на кухню. В глазах и голове прочно держался туман, так что початую бутылку пива, прибереженную специально для такого случая, он нашел в холодильнике лишь со второй попытки и торопливо присосался к горлышку. Пиво изначально было дрянным, а теперь еще и подкисло, но муть перед глазами развеялась почти полностью, и в голове чуть-чуть прояснилось, настолько, что, глянув на часы, повешенные дядиной домработницей над плитой, Валерик выматерился и рванул одеваться. До встречи с хозяином магазина, согласившимся реализовать водку, при этом самостоятельно оформив на нее нужную документацию, осталось всего ничего. Чертов дядя: теперь приходится думать не о прибыли, а всего лишь о сохранении лица. Отказаться от сделки невозможно. Ах, да, дядя вчера обещал отдать деньги!

Валерик, уже цеплявший в прихожей сандалии, распрямился и с одной сандалией в руке порулил к двери дядиной спальни. По всему выходило, что Владлен Семенович еще не поднимался. Ну, дядя и здоров дрыхнуть! Небось, вчера полночи любовался на барахло свое драное, любимое. Но бабки нужны срочно, так что придется дядюшке подскочить. Рассчитайся и сопи в две дырочки дальше. Валерик решительно забарабанил по двери.

— Дядь, а дядь! Просыпайтесь! Полдень уже. Вы вчера бабки обещали. Очень надо. А то Толян, еще чего доброго, на счетчик поставит. Вставайте!

Дядя на стук не ответил. Валерик позвал еще несколько раз, прислушался. В спальне было очень тихо. Валерик чертыхнулся, толкнул дверь: не открывается. Валерик еще раз выругался. Дурацкая дядина привычка все запирать. В спальне в изголовье кровати был встроен потайной сейф, где Владлен Семенович держал самые ценные свои вещи. Да кому нужно это старье, запирать его еще! А если кому вдруг понадобится, то запертая дверь его не остановит, и тайный сейф не убережет дядины «сокровища». Лишь разозлят грабителя.

Валерик постучал еще, громко взывая к дяде, и, не получив ответа, здорово встревожился. Опять, небось, дядино сердце шалит, как в позапрошлом году. Тогда у дяди был инфаркт. Валерику пришлось вышибать дверь, благо, силой бог не обидел, в шестнадцать лет Валерик имел росту под два метра и посещал местную подвальную качалку чаще, чем школу.

Переполох тогда был. Мать в истерике билась, в реанимацию ее не пустили, так она всех врачей затерроризировала. А дядя искапризничался весь, прям забодал: все не так и не этак, а принесите мне того, не знаю чего, а это яблоко слишком красное, а то, в натуре, слишком зеленое. Хуже, что, отвалявшись месяц в больнице, первое, что дядя сотворил по хозяйству, это заменил поврежденную дверь в спальне на дубовую, усилив, блин, конструкцию специальными стальными стержнями и пластинами. Теперь просто так, с налету, не вышибить, инструмент нужон…

Валерик отошел подальше, насколько позволяла ширина коридора, изо всех сил оттолкнулся от стены и всем своим немаленьким весом шарахнулся о дверь. Преграда крякнула, но устояла. Валерик попытался еще раз, еще и еще. Лишь пятый заход сделал дело. Парень, обдирая джинсу о торчащие деревянные обломки и сталь, с трудом пролез в образовавшуюся между косяком двери и коробом щель в комнату дяди и первое, что увидел, было розовое лицо Владлена Семеновича со слабой улыбкой на губах и открытыми, закаченными под лоб глазами. Валерик, еще не врубившись до конца, подошел, потрогал холодную дядину руку и с размаху сел мимо стула прямо на пол. Обеими руками потер физиономию, обнаружил в одной руке сандалию, которую так и держал, нежно прижав к груди, рассеянно натянул ее на ногу, но не застегнул. Почесал от души голову. За эту привычку дядька его с детства пилил, а теперь, выходит, некому пилить. Однако! Бедный дядька! А матери как сказать? У нее и так с ее мужиками башню свезло, а тут еще это.

Валерик посидел немного на полу, приходя в себя. Попробовал встать, но ноги что-то плохо держали, были, как вареные макаронины. Тогда он встал на четвереньки и так подобрался к телефону, стоящему на прикроватной тумбочке. Ну, в натуре, когда позарез нужно позвонить, так эта запараллеленная бабка вечно треплется, блин!

Сначала вызвал, в натуре, «скорую». Ну, тетка со «скорой», понятно, послала Валерика куда подальше, велев вызванивать поликлинику и ментов. Телефон в поликлинике, в натуре, то был занят, то трубку никто не брал. Когда Валерик уже решил плюнуть на телефон и топать базарить лично, наконец-то отозвалась очередная злющая тетка из регистратуры. После долгого препирательства она нехотя согласилась записать вызов. Родная ментовка тоже пообещала прислать участкового, и все велели сидеть и ждать.

Валерик и посидел на полу возле дядиной кровати минут двадцать, в обнимку с телефонной трубкой, подождал. Потом набрал номер магазина. Хозяин, Рыжий Толян, отозвался сразу, видно, прям у телефона сидел.

— А, наконец-то. А мы уж заждались!

Валерик, от нервов покусывая ноготь большого пальца, невнятно проговорил:

— Это самое… У меня тут… Дядя, в общем… Типа, проблемы, в общем…

Толян отозвался веселым, слегка пьяным голосом.

— Проблемы? Ну!.. А я тут торчу, все жду тебя. Слушай, давай резче?! А то мне в Москву за товаром надо.

Валерик облизнул враз пересохшие губы и охрипшим, прерывающимся голосом спросил:

— Вечером вернешься?

— Ну…

— Вечером тогда подойду, ладно?

— Точно?

— Сто пудов!

— Смотри! Ладно, договорились!

Трубка запищала отбой. Валерик пару минут, держа ее в руке, тупо смотрел перед собой. Понятное дело, Толяну плевать на его заморочки с высокой колокольни. Вот поразмыслит и не станет иметь с ним дела. И Димону стукнет: мол, на Валеру положиться нельзя. И как тогда жить? Дядя раньше всегда поддерживал, подкидывал деньжат, а теперь?!

Деньги нужны позарез, но они у дяди наверняка в сейфе. Валерик для порядка все же пошуровал в столе, в шкафу и в дядиных карманах, но обнаружил лишь мелочь. Тогда он принес из своей комнаты старый ранец и прошел с ним в кабинет. Нехорошо, конечно. Вроде, приятели базарили, что наследство просто так, сразу, не дают, а надо ждать то ли полгода, то ли год, а потом заявление куда-то относить, типа, чуть ли не в суд. Но что тут поделаешь?! Потом как-нибудь отмажемся.

Выбрав из дядиной коллекции с десяток вещей, которые, на непосвященный взгляд, хоть чего-то могли стоить, молодой человек загрузил их в ранец, упаковав предварительно в старые газеты, и вышел из квартиры, оставив входную дверь открытой, чтобы медицина и милиция свободно могли войти. За дядин антиквариат Валерик не беспокоился: кому оно нужно?! А и заберут, невелика потеря!