Центурион инопланетного квартала

11.

— Это трагедия, — сказал Юк Медок.

— Не совсем, — промолвил я. — Вот если бы аборигены кого-нибудь из нас убили…

Медок одарил меня взглядом, в котором явственно читалось что он вовсе не стал бы горевать если бы аборигены ухлопали хоть дюжину таких как я.

Чтож, взаимно.

— Ты не понимаешь… — проскрипел Медок. — Это побоище может означать ухудшение отношений с аборигенами. Может быть оно повлияет на торговлю личинками. А стало быть, приведет к финансовым потерям всех мыслящих инопланетного района.

Я пожал плечами и промолвил:

— Другими словами, мы должны были безропотно дать перерезать себе горло?

— Если на то пошло, то да. Эта планета уникальна. И личинки, которые поставляют с нее — тоже. Если бы только мы могли…

Видимо посчитав что сболтнул лишнего, он резко замолчал.

— Если бы федерация могла действовать на этой планете обычными методами, — продолжил за него я.

— Возможно, — процедил Медок.

— Но обычными методами здесь действовать бесполезно, — не унимался я. — Кстати, мне просто хочется уточнить. Обычные методы, это такие действия, при которых под уверения о насаждении культуры и прогресса, такие дельцы как вы, почтенный, фактически оккупируют планету, и спешным темпом ее грабят. После того как с планеты будет вывезено все ценное, а уклад жизни аборигенов полностью разрушен, а сами они будут доведены до совершенно скотского состояния, вы объявляете что процесс насаждения цивилизации закончен и забудете о ней на веки вечные. Вот сущность ваших обычных методов. Или я ошибаюсь?

Склонившись над трупом одного из аборигенов, Медок окинул его задумчивым взглядом и пробормотал:

— Возможно. Кстати, я бы на вашем месте не сильно распускал язык.

— Отчего же? — совершенно спокойно поинтересовался я.

— Оттого, что у вас самого рыльце в пушку. Станете отрицать?

— Ну чтовы, по сравнению с вами я просто ангел небесный.

— Вполне возможно, — проговорил Медок.

Выпрямившись, он медленно повернулся вокруг оси, словно снимая панораму пустыря невидимой камерой. На кабланды, стоявшем в сторонке и явно скучавшем, его взгляд задержался.

— Ты, — прокаркал Медок, ткнув пальцем в кабланды, — Я думаю, твой компаньон участие в этом побоище не одобрит.

Пожав плечами, здоровяк ответил:

— Это дело нашей фирмы. И мы никому не позволим совать в него нос.

— Разумеется, — холодно улыбнулся Медок. — Разумеется, это дело вашей фирмы. То, что рассказал центурион правда?

— Да.

— Они и в самом деле первыми напали на вас?

— Да.

— Угм-гу. Я тебя больше не держу. Можешь идти по своим делам.

— А центурион?

— Он тоже тебя отпускает. Не правда ли Маршевич?

Однако кабланды, совсем недавно не имевший более никакого желания задерживаться на пустыре, вдруг заупрямился.

— Но несомненно он пожелает записать мои показания.

— Немного погодя, — сказал я. — И вообще, мне нужно в космопорт. Для осмотра еще одного трупа. На этот раз не аборигена.

— Тогда, до завтра, — со значением сказал кабланды и потопал прочь с пустыря.

Может быть, даже его все эти тайны мадридского двора совсем не волновали. Будет завтрашний день. Он снова вызовет меня на поединок, и либо ухлопает, либо умрет сам. Все четко и определенно. Третьего, как говорится, не дано.

Еще раз посмотрев вслед уходящему кабланды, я заметил что пролом в стене черного кубического дома, оставленный бомбой аборигена, на длинном стебельке, выглядывает чей-то глаз.

Зеваки. Никуда от них не денешься.

— Итак, пришло время подвести кое-какие итоги, — сказал Медок.

Я взглянул на него не без интереса.

Ну-ну, многообещающее начало…

— Тяжело признавать свои ошибки, — продолжил Медок. — Однако, не признание их, как правило ведет к еще большим убыткам. Поэтому, вынужден тебе сообщить, что ты свободен. Если умудришься улететь с планеты в ближайшие два часа, тем самым избавишь меня…

Клерк стоявший неподалеку и до той поры никоим образом не напоминавший о своем существовании, подскочил к шеф, быстро что-то прошептал ему на ухо, и вернулся на место.

Покосивший на торчащий из пролома глаз, Медок продолжил:

— От дополнительных расходов по организации встречи с теми мыслящими, которые так жаждут задать тебе несколько вопросов. Улавливаешь?

Еще бы, я улавливал. И только что исполнилось то, чего я так жаждал почти двое суток. Мне хотелось улететь с этой планеты и забыть о ней как о страшном сне? Ну вот, я могу отправляться на все четыре стороны. Катиться колбаской. Убираться к чертовой матери. Прямо сейчас. Пока очень большой банкир не передумал.

И наверное, я должен именно так поступить. Убраться.

Вот только, не хотелось мне этого делать. Не хотелось и все. А стало быть…

— Ну, ты еще здесь? — спросил Медок. — Убирайся, с глаз долой.

Губы его презрительно кривились.

Ох, лучше бы он этого не делал.

Да, конечно, я вне закона. И по мне плачет какая-нибудь планета — тюрьма. И конечно, меня нельзя ни в коем случае назвать добропорядочным, достойным уважения гражданином федерации. Но у меня есть свои понятия о чести и достоинстве.

— То есть, другими словами, на этой планете не действуют никакие законы? Ты кажется считаешь, себя вправе нанимать или прогонять центурионов единолично?

Медок пожал плечами:

— По сути — так и есть. Конечно, я могу собрать совет инопланетного района, но его решение будет таким же. Причем, это потребует времени, которого, кстати, у тебя почти нет.

— А если я буду настаивать на рассмотрении этого вопроса в совете?

— Он будет там рассмотрен. С тем же результатом.

— Но могу я хотя бы узнать причины, по которым ты решил что я не могу выполнять обязанности центуриона? — спросил я.

— Безусловно. Ты никудышный центурион. Ты не имеешь ни малейшего представления об обязанностях центуриона.

— Другими словами, когда на меня и одного из жителей района напала толпа вооруженных аборигенов, с явным намереньем отправить нас на тот свет, мы не должны были защищаться? Да, из-за этой схватки возможно расстроится торговля личинками. Возможно. Давайте подождем и посмотрим. Если расстроится, у вас на руках будет железный довод отстранить меня от дел.

— У меня и сейчас на руках есть железный довод. Стоит мне сообщить совету кем на самом деле ты являешься…

Ну, эти игры мне знакомы.

Я с иронией улыбнулся.

— Не-а… не пойдет. Сообщив совету кто я на самом деле такой, ты вынужден будешь ответить на один очень интересный вопрос. Почему, зная о моем прошлом, ты все же принял меня на должность центуриона? Понимаешь?

— Это что, шантаж?

— Нет, просто констатация факта.

— А зачем тебе это нужно? Насколько я знаю, вчера ты прямо таки горел желанием унести с этой планеты ноги, и как можно скорее. Что изменилось со вчерашнего дня?

— Ничего. Просто, если я уж взялся за дело, то обязательно его сделаю, чего бы это мне не стоило.

— Однако, ты и понятия не имеешь о сущности работы центуриона.

— Имею.

— Но за минувшие сутки ты не сделал ничего. Профессионал бы на твоем месте…

— Профессионалы на моем месте, — перебил его я. — Уже были и вполне благополучно погибли. А я, между прочим, переночевал в резиденции центуриона и остался жив. Тебе не кажется что это уже о чем-то говорит?

Медок чисто по-человечески пожал плечами.

— Это еще ни о чем не говорит. Может быть, просто убийца центурионов уже убрался с этой планеты. Может, он добился того, чего хотел и прекратил убивать.

— А смерть начальника космопорта? Не верится мне что-то в ее случайность. Уж больно здорово она укладывается в наметившуюся схему.

Сказав это, я понял что привел довод, к которому банкир вынужден будет прислушаться. Достаточно твердый, можно сказать железный довод.

Медок конечно был такой делец и негодяй, что пробы ставить негде. Но железные доводы тем и хороши, что заставляют к ним прислушиваться даже мыслящих подобного сорта.

По крайней мере, после того как я это сказал, он погрузился в размышления, и потратил на них добрую минуту. Для такой акулы бизнеса как он, это было очень много.

— Хорошо, — мрачно сказал Медок. — Даю вам еще два дня. Если за это время ты не добьешься в расследовании ощутимых результатов, я обещаю, что лично передам тебя в руки тех мыслящих встреча с которыми так тебе нежелательна.

Я хотел было сказать что Ухул давал мне неделю, а сам не прожил после этого и суток, но у меня хватило здравомыслия вовремя прикусить язык.

Не стоит без особой нужды дразнить гусей.

— А что делать с трупами? — спросил я.

— Будь старина Эд жив, уж я бы знал кому поручить уладить это дело. Но поскольку его больше с нами нет, а на нового центуриона надежда небольшая, я займусь этим делом сам. В подобных случаях трупы возвращают вождям кланов. А также одаривают их ценными подарками, и говорят приличествующие случаю слова. К счастью, напавшие на вас не принадлежали к какому-либо клану. Это были отщепенцы, порвавшие со своим народом. Вот только вождям кланом может прийти в голову что убив отщепенцев, инопланетяне рано или поздно пожелают убить и членов их кланов.

— Кстати, а как ты узнал что это отщепенцы? — спросил я.

— По ленточкам на одежде, — ответил Медок. — Они не разноцветные как у членов клана, а серые. Между прочим, набор цветов в которые выкрашены ленточки на одежде аборигенов, указывает на их принадлежность к тому или иному клану.

Я кивнул.

Другими словами, получается, что Медок едва взглянув на убитых, уже знал что они отщепенцы. Зачем же он тут распинался об ущербе торговле, который мы с кабланды нанесли всего-навсего пытаясь защитить свои жизни?

И еще… То, что произошло за последнее время в инопланетном районе самому Медоку может быть выгодно. Каким образом? Да самым простым. Если количество поступающих с планеты личинок временно уменьшится, то тот кто знал об этом заблаговременно и сделал некоторый их запас, запросто может обогатиться, поскольку, личинки тотчас же значительно подскочат в цене. Предположим, что Медок такой запас сделал.

После этого он нанимает десятка полтора отщепенцев и приказывает им убить нового центуриона, то есть меня, предполагая, что это будет не такая уж трудная работа…

Даже не так. Нет, не убить, а лишь попытаться это сделать. Центурион должен остаться в живых и рассказать кто именно на него напал.

Кстати, так и случилось.

После этого начинается некоторая паника. Цены на личинки, и без того невероятно высокие стремительно ползут вверх. А господин Медок гребет деньги лопатой.

Хм… Не такая уж и плохая теория. И кое-что объясняющая. Вот только, как к ней пристегнуть смерть трех центурионов? Выгоды от их гибели Медоку никакой. Да и как он это мог проделать?

Яд?

Нет, нереально. Кибермедика не обманешь. Какое-нибудь экзотическое оружие? Сомнительно. Ни о чем подобном я не слышал, а уж слава богу, за последние двадцать лет побывал на многих планетах. Да и вообще, не было у Медока причин лишать центурионов жизни.

Вот если бы он каким-то образом заранее знал, что на их месте окажется такой непрофессионал — центурион как я… Нет, для этого надо обладать даром предсказывать будущее.

Хотя, кто его знает?

Ладно, поживем — увидим. А пока, надо отправиться и полюбоваться на труп Ухула. И конечно, толку с этого не будет никакого, но таковы правила.

Центурион должен осмотреть место преступления, и по возможности найти убийцу. Если его вообще возможно найти. Если он существует в природе.

Кстати, если и в самом деле действовать согласно правилам, то мне надо более тщательно осмотреть и пустырь. А также трупы аборигенов.

— Не пора ли тебе в космопорт? — спросил Медок.

— Еще пара минут, — пробормотал я, опускаясь на колени рядом с ближайшим трупом.

Ну-с, приступим…

Итак, ничего особенного. Мертвый абориген. Ленточки на одежде и в самом деле серого цвета. Кстати, для того чтобы это увидеть и вовсе не нужно было опускаться на колени.

Что еще?

Кровь зеленоватая, со странными крохотными, голубоватыми сгустками. Чем это может помочь в моем расследовании? Да ничем.

— Хватит валять дурака, — поторопил Медок. — Тебе пора в космопорт. Все равно, ничего путного тут ты не углядишь.

Кто знает, кто знает? И не слишком ли настойчиво он меня выпроваживает?

В руке у аборигена был зажат большой, размерами лишь чуть меньший чем мачете нож. Поскольку прикасаться к трупу мне не хотелось, я вынул из руки мертвеца нож и стал его внимательно рассматривать.

Нож как нож. Широкое, остро наточенное лезвие, удобная рукоятка. Короче, таким ножом, при условии что вы нанесете достаточно сильный и точный удар, можно отхватить такому типу как я голову. Или руку. Или ногу. Или рассечь пополам…

Нет, тут я похоже хватил. Для того чтобы рассечь таким ножом пополам обычного человека, нужно обладать недюжинной силой. И знать куда ударить. Причем, не просто место, а даже под каким углом нанести удар.

Нож. Приходилось мне держать в руках даже это первобытное оружие. Собственно, что он из себя представляет? Остро наточенная полоса стали, с удобной рукояткой. А каких только дел можно натворить с его помощью. Просто ужас!

Нет, конечно, ножи бывают разные. От небольших, тех которыми можно только чистить яблоки или разрезать книги, до вот таких, здоровенных, с помощью которых можно развалить человека пополам словно ананас. В промежутке между этими двумя крайностями — великое многообразие.

Ножи бывают с длинным и коротким лезвием, с прямым или загнутым, с волнистым лезвием, похожим на пилу, с удобными рукоятками, с не очень неудобными рукоятками, метательные, предназначенные только без убийства, и обычные, кухонные, которыми можно резать хлеб. Бывают также каменные ножи, или бронзовые, очень — очень старые, на многие сотни лет пережившие тех кто их сделал, а еще бывают новые… Этот, например, новый. Совсем новый, словно сделанный вчера.

Гм… Действительно.

Я еще раз внимательно осмотрел нож. Нетрудно было определить что сделали его совсем недавно. Может быть, в самом деле за пару часов до того как пустили его в дело. Гладко отшлифованная рукоятка была деревянной. Я понюхал ее и уловив тонкий, горьковатый аромат, и подумал что наверняка нож сделали сегодня. Причем, возможно, только для этой засады.

По крайней мере, до сих пор ничего похожего на оружие у аборигенов я не замечал. И кажется, в той информации, которую я просматривал прошлой ночью, об оружии аборигенов не говорилось ни слова. Значило ли это, что у них вообще нет оружия? Но что я тогда держу в руках?

Встав, я обошел пустырь, внимательно осматривая валявшееся на земле оружие. А бросили его, убегая, аборигены немало.

Так и есть. Все принадлежащее нападавшим оружие было новехоньким. Словно бы сделанным как раз для этой засады.

И конечно, это что-то означало. Вот только — что именно? Будь на моем месте старина Эд, уж он бы, наверное, точно сказал что это означает, кто виноват и где искать преступника. Может быть, поэтому его и убрали? Но при чем тогда еще двое центурионов? Они-то были убийце неопасны. Или, все же..?

Черт, опять все упирается в одно небольшое допущение. Для того чтобы связать воедино нападение аборигенов и смерть центурионов, нужно предположить что неведомый преступник умеет предвидеть будущее, в частности, мое появление. И если так оно и есть, то пытаться поймать его совершенно бесполезно.

Можно ли победить мыслящего, способного предугадать все твои ходы?

Ох, подобное объяснение что-то слишком пахнет мистикой, для того чтобы быть правдой.

— Тебе пора, — напомнил Медок.

Я настолько погрузился в свои мысли, что услышав его слова, слегка вздрогнул.

Мне и в самом деле было пора. Тем более что мои манипуляции с оружием аборигенов произвели должное впечатление. Сопровождавший Медока клерк уже внимательно исследовал нож, который я осматривал первым.

Вот пусть поломает голову, пытаясь угадать что меня в этом оружии так заинтересовало.

— Мне действительно пора, — сказал я. — Теперь. Кажется, большего я сделать здесь уже не смогу.

— Вы и так натворили достаточно дел, — саркастически промолвил большой банкир.

Подавив жгучее желание сказать Медоку кто он такой и где таких как он буквально пруд-пруди, я двинулся прочь с пустыря. Проходя мимо черного дома я шагнул к пролому и сделал вид, что собираюсь отпустить щелчок по торчащему из него глазу.

Прежде чем мне удалось это проделать, глаз с умопомрачительной быстротой исчез и также мгновенно его место занял ствол боевого бластера.

Осторожно опустив руку, я прикинул куда попадет заряд плазмы, если эта штука сейчас выстрелит. Между прочим, точнехонько мне в грудь. И дыра, которую он проделает, будет размером с волейбольный мяч.

О-ля-ля!

— Мне неудобно угрожать центуриону, — послышалось из пролома. — Но лучше бы вам уйти прочь.

Что мне оставалось делать? Конечно я пошел прочь, и даже потратил пару минут, по дороге в космопорт, прикидывая а так ли уж нужен этому инопланетному району центурион?

Впрочем, когда эти минуты миновали, я забыл об этой любопытной теме, поскольку нашел еще одну, более важную, тоже требующую размышлений.

Собственно, в нескольких словах он сводилась к тому, что я — совершеннейший кретин, который пятнадцать минут назад имел возможность выскользнуть из западни в которую попал, и все-таки предпочел в ней остаться.

Зачем я это сделал? И как иначе кроме как временным помрачением рассудка этот поступок можно назвать? Причем, что любопытно, всегда вслед за таким помрачением наступает момент, когда ты понимаешь какого дурака свалял и хочется выть от досады.

Ну вот, он наступил. Что дальше? Вернуться и смирив гордыню заявить Медоку что передумал? Как же, не подействует. Знаю я этих больших банкиров. Они заботятся только о себе.

И если вдруг, случайно, они делают то, чего вам очень хочется, это является большой удачей, которую надо ловить на лету. Ловить и сейчас же сматывать удочки. Второй раз это не повторится. А если вы хотя бы намекнете о том, что вам чего-то очень хочется, и при этом они не будут иметь гарантии, что это дельце принесет им не менее ста процентов прибыли, нет такой силы которая могла бы их заставить хотя бы шевельнуть пальцем. Почему? Да потому что они сейчас же заподозрят вас в желании получить от него эти самые пресловутые сто процентов прибыли, и тем самым их обмануть.

Ладно, с банкирами все ясно. Но вот какого черта я не воспользовался представившимся мне шансом? Может быть мне, где-то в глубине души, и в самом деле нравится быть центурионом? Да вроде бы нет. Но почему, почему..?

Из гордыни? По принципу: взялся за дело, и обязательно должен его закончить?

Я горестно покачал головой.

О-хо-хо!

Гордыня, рано или поздно губит всех, даже таких хитрых чистильщиков банковских сейфов как я. И стоит ей поддаться, как ты сейчас же оказываешься по уши в дерьме. Что конкретно, в данный момент со мной и приключилось.

О-хо-хо…

У входа в космопорт меня встретила та самая девица, у которой я покупал билет на корабль. Только, теперь она была передо мной во плоти. И от этого стала еще более красивой, и одновременно желанной, и как ни странно, даже более недоступной, поскольку, в ту первую встречу, когда я покупал билет, ее недоступность держалась на том что я видел перед собой всего лишь фантом, изображение, а сейчас…

Ладно, хватит об этом. Нет времени. И вообще, пора переходить к делу.

— Где труп? — спросил я.

— Все еще находится в своем кабинете. Я провожу вас.

Где находится кабинет Ухула я знал, но от предложения проводить в него не отказался. Разве можно это сделать, когда предложение исходит от такой хорошей девочки? Кроме того, мне наверняка придется задать ей кое-какие вопросы.

Войдя вслед за администраторшей в зал космопорта, я спросил:

— Кто обнаружил тело?

— Я, — призналась она. — Сначала я подумала что Ухул заснул. Но это так на него не похоже. На моей памяти он никогда не позволял себе ничего подобного на рабочем месте.

— Кстати, а как вас зовут?

— Айбигель.

— У вас красивое имя.

— Спасибо. Я рада что оно вам понравилось. Кстати, судя по тому что вы теперь центурион, обвинения согласно которым вас разыскивали стражи порядка, с вас сняты?

Гм… Что можно ответить на этот вопрос?

— Безусловно сняты. Иначе как бы я оказался в этой должности?

— Стало быть, новый начальник космопорта, который прилетит через два дня, снимет ограничение на ваш свободный билет? И тогда вы сможете улететь?

Я моментально навострил уши.

— Что за ограничение?

— Ну, вы же помните, на ваше имя лежит свободный билет, — сказала Айбигель, — Вы можете в любой момент улететь с Бриллиантовой. Вот только, сначала новый начальник космопорта должен подтвердить что у вас нет трений с законом и снять с билета ограничение. Ничего, потерпите, два дня — не такой уж долгий сок.

Вот это была уже забавная информация. Стало быть, ограничение на мой вылет было наложено Ухулом, а вовсе не советом мыслящих. Если подумать, то так оно и должно было быть. Медок попросил, а Ухул своей властью сделал. Одобрит ли это новый начальник космопорта? И вообще, кто мешает ему проигнорировать наше соглашение с Ухулом и выдать меня стражам порядка? Да никто. Разве что совет мыслящих попросит восстановить это соглашение, а новый начальник космопорта, которого наверняка обязали поддерживать с этим советом хорошие отношения…

Охо-хо… Опять этот совет и его председатель Медок.

Мы вышли на космодром.

Я не удержался и остановившись на пару секунд, окинул взглядом поле, и стоявшие на нем корабли. Всего их было четыре.

И не лопухнись я полчаса назад, там, на пустыре, можно было бы прямо сейчас пройти к любому из этих кораблей и улететь прочь с Бриллиантовой. А потом мне пришлось бы заметать следы, и искать планету, на которой можно спрятаться, для того чтобы провести остаток жизни в тривиальном безмятежном ничегонеделанье.

Конечно, может быть, через некоторое время безмятежная жизнь должна была мне так надоесть, что я, взвыв от нее волком, мог бы наделать глупостей или даже пустить себе пулю в лоб, но это было бы потом, а сейчас…

Эх…

Я махнул рукой и стал подниматься вслед за Айбигель по лестнице, в кабинет Ухула. В бывший его кабинет, поскольку, отдав концы Ухул перестал быть начальником космопорта, и стал самым обыкновенным, тривиальным покойником.

— Безусловно потерплю, — безмятежно сказал я, миновав первый пролет лестницы. — Однако, мне интересно, неужели это ограничение способен снять только новый начальник?

— Да, в ограничении указано, что снять его может лишь кто-то в ранге не ниже начальника космопорта.

— А вы, моя птичка? — голосом опытного соблазнителя спросил я. — Неужели вам не доверяют даже в таких мелочах? Кто знает, может быть в течении следующих двух дней мне срочно понадобиться совершить поездку на другую планету? Неужели вы не сможете сделать мне небольшое одолжение?

— Конечно смогу, — улыбнувшись, сказал Айбигель. — Но не сделаю.

— Почему?

— Потому, что одолжения, связанные с формальным нарушением обязанностей могут себе позволить лишь служащие частных фирм. Вы забываете об обязательном ежегодном сканировании памяти. Если я допущу подобное, пусть крохотное и только формальное нарушение, оно не останется безнаказанным. Неужели вам будет приятно если меня накажут?

— Конечно нет, — сказал я. — Видите ли, я до этого работал только в частных компаниях, и поэтому не принимал в расчет сканирование памяти.

— Оно и сейчас вам не грозит, — сообщила Айбигель. — Насколько я знаю, центурионы этой процедуре не подвергаются. Не так ли?

К счастью в этот момент мы вошли в кабинет Ухула и у меня появился повод не отвечать на ее вопрос. Прежде всего, нужно было осмотреть место преступления.

Я и осмотрел. И никаких следов преступника, конечно же, не нашел.

Кабинет, за сутки ничуть не изменился. Единственным отличием было то, что его хозяин не восседал в кресле, покуривая сигару, а лежал на полу, мертвым. Причем, кто-то успел уже засунуть его в герметичный контейнер с прозрачными стенками. Именно в этой оболочке тело Ухула доставят на планету с которой он родом, и похоронят там, в соответствии с местными обрядами.

Да и вообще, а было ли преступление?

Может быть, как раз этот случай является исключением? Он произошел днем. Причем, в тот момент когда кто-то, каким-то неведомым мне способом остановил сердце Ухула, тот наверняка не спал. Более того, начальник космопорта в этот момент вероятнее всего был не один. Искны, как я понял, не отходили от него ни на шаг.

Искны… любопытно…

— А где же телохранители Ухула? — спросил я.

Айбигель пожала плечами.

— Никто после смерти Ухула их не видел. Они исчезли, причем, в неизвестном направлении.

Я задумчиво покачал головой.

Вот это было уже плохо. Кто знает какая программа была заложена в этих головорезов на случай смерти их хозяина? Может быть, это была очень простая команда на самоуничтожение? И подчиняясь ей, искны спустились по лестнице, прошли на поле космодрома и устроились под дюзами готовящегося взлететь корабля. В таком случае, ничего и никогда про них мы больше не услышим.

А вдруг они сейчас рыщут по инопланетному району в поисках неведомого убийцы их хозяина? И что они будут делать когда его не найдут? Начнут крушить дома и убивать ни в чем не повинных мыслящих? Причем, лично я в таком случае, должен буду их остановить. И как я это смогу сделать? Вот этим самым древним кольтом?

Стоп, а не слишком ли я рано паникую?

Позаимствовав из стоявшего на столе ящичка одну сигару, я с наслаждением ее закурил. Нет, все-таки в работе государственного чиновника были и свои плюсы. Конечно, им приходится каждый год проходить сканирование памяти. Однако, оплачивается это неудобство более чем щедро.

Ну да, в данный момент я тоже могу себе позволить курить подобные сигары до тех пор пока дым из ушей не пойдет. Но что стоит раз в год подвергнуться сканированию памяти, по сравнению с опасностью нарваться на стражей порядка, вроде тех с которыми я столкнулся совсем недавно, на челноке?

— Именно вы обнаружили труп Ухула?

— Да. Причем, кибермедик установил что он умер за пять минут до моего появления в кабинете.

— И искнов уже не было?

— Нет, не было.

— О-ч-чень забавно.

Вот теперь мне положено было усесться в кресло и немного подумать. Что я и сделал, постаравшись придать своему лицу глубокомысленное выражение.

Минуты через две Айбигель спросила:

— Кажется, вы не нуждаетесь более в моем присутствии?

В самом деле? Каких либо вопросов, которые я мог ей задать, мне в голову не приходило. А стало быть…

— Да, вы можете идти, — сказал я. — А я тут еще посижу, подумаю.

— Надеюсь, вы найдете убийцу, — на прощанье сказала Айбигель. — Ухул был хорошим мыслящим. И тот кто его убил, должен быть наказан.

Прислушиваясь к ее удаляющимся шагам, я подумал, что у меня в отношении Ухула выработалось мнение, несколько отличающееся от мнения этой хорошей девочки.

Скорее всего, начальник космопорта был редкостным хитрецом, способным буквально на все. Впрочем, теперь это и в самом деле не имело большого значения.

Выждав еще минуты две, я осторожно положил сигару в пепельницу и прокравшись к двери, прислушался.

Нет, на лестнице судя по всему никого не было. И это означало что кабинет начальника космопорта на некоторое время остался в полном моем распоряжении. Грех этим было бы не воспользоваться.

Начал я со стола. И быстро обнаружил что ни одна из лежавших на нем бумаг не представляет для меня ни малейшего интереса. Причем, все ящики стола были заперты, а взломать их не представлялось возможным.

Эх, будь со мной тот набор предметов, который я оставил на челноке… Ну да ладно, сожалениями делу не поможешь.

Насчет компа я не питал особых надежд. Тот, кто позаботился о том, чтобы его письменный стол превратился в неприступный сейф, уж наверняка постарается защитить свой комп от любых попыток вторжения.

Несмотря на эти соображения я все же попробовал. И быстро убедился, что они были совершенно правильными. Защитил, и еще как.

Все, аут, похоже мне тут не светит.

Нет, конечно, я мог призвать хорошую девочку Айбигель, и попросить ее в интересах следствия открыть стол Ухула. И наверняка где-то были ключи способные его открыть. И может быть, я даже нашел бы в столе какие-то документы, содержащие сведенья, используя которые я мог удрать с этой планеты.

Вот только, мне почему-то теперь казалось что девочка Айбигель не только очень красивая, но еще и жутко умная. И наверняка, оставила она меня здесь одного лишь потому, что была твердо уверена — добраться до каких либо секретов мне не удастся. А если я попытаюсь заставить ее открыть стол Ухула, то может например выяснится что ключ от стола куда-то задевались. И найти их именно сейчас не представляется никакой возможности.

Короче — совершенно гиблый вариант.

А стало быть мне нужно в очередной раз наплевать на мысль о побеге, и вернуться к исполнению обязанностей центуриона.

Я посмотрел на Ухула.

Лицо у него было совершенно спокойное, я бы даже рискнул сказать безмятежное. Как будто, перед смертью, до него и в самом деле дошло что жизнь и в самом деле сама по себе, прекрасна и удивительна. А такие гнусные вещи как власть или деньги, на самом деле, не приносят с собой ни счастья, ни удачи, ни отсрочки гибели. Ни-че-го. Так стоит ли тратить столько усилий, чтобы добыть эти проклятую власть и эти не менее проклятые деньги? Может быть, стоит просто жить и радоваться тому, что завтра, если судьба не повернется к тебе задом, эта жизнь продолжится.

Жить и радоваться… О-хо-хо…

Я встал с кресла, аккуратно потушил сигару и покинул кабинет. Потом спустился по лестнице и вышел на поле космодрома.

За то время когда я находился в кабинете начальника космопорта, начался дождь.

Он был зеленый, этот дождь и явственно пах розами. Видимо, в воду, которая лилась с неба, каким-то образом попали споры местных растений, или нечто другое, придающее воде зеленый цвет, и запах роз. Неважно что именно.

Просто шел зеленый дождь. И возле входа в здание космопорта стояла, прячась от дождя под зонтом, красивая девочка Айбигель. Между прочем, в свободной руке она держала еще один зонт, и когда я шагнул под дождь, протянула его мне со словами:

— Наверняка вам это понадобится.

Что мне оставалось делать?

Я взял зонт и сказал:

— Спасибо.

Мы молча прошли через зал космопорта. Прежде чем снова выйти под дождь, я открыл зонт и еще раз поблагодарил Айбигель за него.

— Не стоит, — сказала она. — Самое главное, найдите его.

— Кого? — спросил я. — Убийцу?

— Да, — сказала Айбигель. — Только, обещайте мне одну вещь.

— Какую?

— Если это будет возможно, не убивайте его.

— Из милосердия? — спросил я.

— Нет. Всего лишь для того чтобы он попал на одну из тех ужасных планет — тюрем и гнил на ней всю оставшуюся жизнь.

Сказав это, Айбигель резко повернулась и ушла. А я как болван, пока она не скрылась за какой-то дверью, очевидно ведущей в служебные помещения космопорта, пялился ей вслед и все пытался понять что именно такие красивые и умные девочки как Айбигель находят в таких подонках как Ухул.

А потом до меня дошло что ответа на этот вопрос я так и не найду, пусть даже мне несказанно повезет и я проживу например еще лет сто. Не найду и все. А стало быть незачем об этом думать. Тем более сейчас.

И все же, прежде чем выйти под зеленый дождь, я не удержался и посмотрел на ту дверь за которой скрылась Айбигель. И конечно подумал что сейчас она, наверное, сидит в своей кабинке, из которой возникает перед желающими купить билет на очередной рейс, и плачет, плачет навзрыд.

А может быть и не плачет. Может быть, она сидит с крепко сжатыми кулаками, глядит перед собой невидящим взглядом и представляет что она могла бы сделать с убийцей, попадись он ей в руки.

Или то, или другое. И скорее всего второе чем первое.

Зеленый дождь был теплым. Но пока я шел под ним до резиденции, мне было холодно, очень холодно.