Глава 14

Об этом я узнал от Василия Ивановича, когда по срочному вызову прискакал в Кремль. Стоял март и дороги ещё не раскисли, а поэтому я сразу после быстрой езды, не переодеваясь отправился во дворец. Мне было сказано «волшебные слова» «немедля предстать пред царём», вот я и предстал в том в чём был, как джин из волшебной лампы. Он там вообще был голый, кажется?

Государь хмуро, и почти не глядя мне в глаза, рассказал, что Сагиб Гирей с небольшим отрядом сумел скрытно подойти к Казани и при поддержке казанских сторонников захватил власть…

— Неожиданно, — подумал я.

— С небольшим отрядом? — переспросил я. — Значит можно было раньше провести розыск в Казани и выявить бунтовщиков.

Государь хмыкнул.

— Ну и выявил бы и что? Да и знали мы недовольных. Так, что с ними сделаешь? Казань и так бурлила, а если бы мы кого взяли, то…

— А что Шах-Али? У него же были войска! И предупреждён он был, наверное?

Василий Иванович махнул рукой.

— Не на того поставили. Трус! Всё от него ждали действий, а он испугался.

— А кто не испугается? Давать земли надо было всем мурзам у Москвы. Тогда может быть… Но, думается мне, что пока Казань силой не взять, толку не будет. Так и будет она источником нашествий с восточной стороны. И что далее? Всех наших в Казани вырезали?

— Всех, Федюня, — проговорил, вздыхая Василий Иванович. — И что бы мне не прислушаться тогда к твоему голосу?

— Не переживай. Такая судьба всех правителей. Один говорит одно, другой другое, третий третье. И не знаешь, кто из них правый, а кто лжец.

Государь посмотрел на меня и снова вздохнул.

— Мудёр ты не по годам, Федюня. Тебя слушаться стану. Твои видения ты говори мне. Не стану я против них возмущаться.

Я покрутил головой.

— Н-е-е… Так не годится. Не надо меня слушаться! Прислушиваться, это — да, а решать, как быть, — тебе государь.

Василий Иванович довольно улыбнулся. Проверял меня на «вшивость», да… Ни что не меняется и люди остаются такими же, что в древние века, что в новое время.

— Кхм! Как ты и сказал, Шаху-Али с небольшим отрядом разрешили отправиться в Москву. А в Казани были уничтожены пять тысяч лучших ратников, взятых им из Касимова и русский отряд воеводы Поджогина изничтожили. Русских купцов побили, ограбили и пленили. Выкуп требуют.

Государь снова вздохнул. Я молчал. Не спрашивали меня, вот я и молчал.

— Дашь мне записи твоих видений?

Я кивнул, ожидая продолжения.

— Ждать большого нашествия? Или остерегуться они? Ведь тогда, когда ты слышал про поход, Мехмеду сильно перепало. Когда войско Токузак-мурзы перешло границу под Тулой и, разбившись на части, начало разорять окрестные земли, князья Волконские и Тутыхин встретили их и заставили повернуть назад. Потому и не верится, что они снова нападут. Ведь совсем мало времени прошло с той битвы[1].

— Так, то они от Тулы шли, где на засеках их бить начали издалека. А тут они уже Казань взяли и двинутся от него к Переславлю Рязанскому и от Волги. Думаю, они уже где-то на пути от Волги до Алатыря собираются. Подкормят коней и ударят с востока.

— Да-а-а… А мы на Туле войска держим.

Государь почесал затылок и скривился.

— Вишь, какое дело… Ты тут крепость строишь и я отправил войско князя Андрея Ивановича к Серпухову. А другое войско в Кашире.

— А со мной поговорить? Спросить зачем я здесь городок строю?

— И зачем? — государь нахмурился.

— А чтобы крымцы, зная, что здесь крепость точно не пошли сюда, а пошли туда, куда и хотели. А вы бы там их встретили и измотали. А когда бы крымцы подошли к Москве, то ударить по их тылам. Отбить тех полонянников, что они уже взяли.

Василий Иванович встал из кресла и походил по комнате.

— Что же ты мне раньше не сказал? — наконец спросил меня Василий Иванович, неожиданно остановившись и повернувшись всем телом.

Я посмотрел на государя.

— Я говорил тебе, государь, но ты не слушал меня, прерывал и начинал говорить о другом. И правильно делал. Кто я такой, чтобы меня слушать? Ни воевода, ни князь, ни воин зрелый…

— Кмэ! — «крякнул» государь и снова зашагал взад-вперёд. Потом снова остановился и снова обратился ко мне сверля меня взглядом.

— Да вы во мне так дыру протрёте, — хотел сказать я, но снова промолчал.

— Так и что теперь делать?

А ничего не делать, — выдержав паузу, сказал я. — Что ты сделаешь со своими двадцатью тысячами, растянутым по всей границе войсками, супротив ста тысяч, собранных в кулак. В Туле, Серпухове, в Кашире и в Коломне у тебя всего тысяч десять?

Государь расширил глаза, в которых промелькнул страх.

— Сто тысяч⁈ Откуда столько?

Я снова выдержал паузу делая вид, что сомневаюсь, говорить ли?

— Казанцы, как Шах-Али встал у них на стол, ногаев ходили бить. Побили немногих, а многие к крымскому хану ушли. Те татарские отряды, что на Литву пошли, они с «литвой» и вернутся. Около тысячи их встанут в Гиреево войско, а основные войска попытаются отбить Смоленск.

— Так мы же с ними мир собираемся подписывать.

— Подпишут, но после того, как на них Ливонский орден надавит. Не смогут они нам и им противостоять.

— Орден⁈ — Проснулись, мать их! Не могли раньше⁈ Ведь просили их!

— Ливонцы тоже знают, что татары на Москву пойдут. Вот и хотят под шумок не только Литву подвинуть, но и у тебя кусок откусить. Если ты свои Новгородские войска уведёшь против татар воевать.

Василий Иванович буквально выпучил свои ввалившиеся от тревог глаза. Лицо его побагровело, сердце засбоило и мне пришлось снизить уровень адреналина в его крови, активизировав почки.

— Где у тебя тут…

Василий Иванович заозирался.

— Срамной горшок…

— Пошли, провожу-покажу, государь, — сказал я и вышел из кабинета первым.

Снова вернулись в кабинет, когда государь сходил не только по малой, но и по большой нужде. Придавило правителя Руси, да-а-а… И я не смеялся. Я сам бы сходил, но сделал это перед нашим разговором.

— Чудно живёшь, Федюня! — сказал, выходя из клозета, государь. — Дерьмо само в дыру уплывает.

— Так, не само же, а водой смывается, — улыбнулся я.

— Я о том, что не выносит никто горшок, а… Тьфу! О чём это мы! Татары идут, а мы о дерьме… Так и что делать? Как это ничего не делать? Ну и что, что десять тысяч супротив ста! Бежала от нас татарва. На Оке встанем!

— Ты и впрямь так думаешь? — вскинул я брови. — Имели они ввиду эту Оку. Думаешь у них послухов и видаков среди твоих слуг нет? У тебя среди них есть, а у них среди твоих нет? Оттого они и идут через Казань, что знают, где ты войска держишь.

— Так что же делать⁈ — взревел Василий Иванович.

— Укреплять города и ждать. В Коломну усилить воинами. Татары там переправляться будут.

В июле татары подойдут к Коломне, а уже апрель. В «той истории» войска Андрея Старицкого и молодого воеводы Дмитрия Фёдоровича Бельского опоздали и не смогли предотвратить переправу, да и действовали не единым кулаком, а растопыренными пальцами. Вот эти пальцы и пообломали. Русское войско понесло тяжёлые потери, в том числе погибли воеводы Иван Андреевич Шереметьев, Владимир Михайлович Карамышев-Курбский, Яков и Юрий Михайловичи Замятнины, в плен попал Фёдор Васильевич Лопата-Оболенский. После битвы московские войска отошли в города, а крымские стали разорять окрестности Коломны.

Да и теперь не факт, что тот же Старицкий послушает брата Василия и снимется из-под Серпухова. А сниматься надо уже сейчас. Да-а-а…

— Я могу прямо сейчас выйти с войском в Коломну, но, государь, если ты прикажешь отдаться под чью-то руку, я приказ исполню, но результат не гарантирую. У меня же, в основном, лучники. И тысячей мы сто тысяч не остановим, но брод у села Колычево, постараемся удержать.

— Колычево? — приподнял бровь государь. — Всегда там стоял большой полк. Только в этот раз меня отговорили там войска ставить. Кхм! Надо ведь⁈ Потомок рода Колычевых станет оборонять бывшие свои земли. Знал о том?

— Как не знать! Отец сказывал. Но то давно было. И сейчас не об этом. Брод там большой. Более, чем на версту тянется. В Августе река Ока сильно мелеет.

— Всё-то ты знаешь, Федюня. Откудова?

— От верблюдова, — чуть не сказал я, однако ответил по существу. — Сам не могу понять, государь. Будто всплывают знания.

Потом посмотрел на Василия Ивановича и добавил, потупив взор:

— И видения…

— Видения? — правая бровь государя взлетела и он осенил себя крестом.

Я тоже перекрестил себя.

— Да, государь. Часто вижу я, что было и что будет.

Василий Иванович дрогнул было губами в улыбке, но, видимо наткнувшись на мой суровый взгляд и сжатые в нитку губы, тоже нахмурился.

— И что видишь?

— Сейчас про нашествие Гирея вижу. То сжигает он Москву, то нет, то сжигает, то нет. Измучился весь. Пока вижу, что Казанское войско возьмёт Нижний Новгород и разорит окрестности Владимира, а потом пойдёт к Коломне на соединение с крымчаками. А потом они двинутся на Москву и сначала разорят и пожгут все окрестные сёла, а потом войдут и в город. Бояре замкнутся в Кремле и после некоторого времени запросят мир. Хан Мехмед Гирей согласится на мир, но потребует, чтобы ты, государь признал себя данником Крымского ханства. Бояре решат пойти на этот шаг — в Кремле будет недостаток пороха и сильная теснота, и выдадут хану соответствующую грамоту.

— А я⁈ Я где буду⁈ — возопил государь.

Он снова вскочил с трона и заметался по «приёмной» палате, размахивая руками.

— Ты, государь, ушел в Волокламск собирать войско.

— У-у-у! — взвыл Василий Иванович и рухнул на кресло без памяти.

Однако, я видел, что сердце его, хоть и с перебоями, но билось. Я просто поднёс к его носу ватку с нашатырём и он, брезгливо морщась, очнулся.

— Что я? Онемел?

— Приснул ты, государь.

— Врёшь ты всё про татар! — выкрикнул государь. — Не может такого быть, чтобы они Москву взяли!

— Почему? В первый раз, что ли? — удивился я.

— Давно уже не брали, — поправил себя государь.

— Вот и потеряли твои бояре страх, государь, — сказал я. — Страх потеряли, а Литовские земли прибрать хотят. Вот и смущают тебя Литовскими прелестями. А те ведь и под Шведов, или Поляков могут уйти с перепугу. Или под орден. Тогда тебе со всеми немцами сражаться придётся. И это в то время, как с ордой не всё решено. Казань, Астрахань, Ногайская орда, Крымский хан. Мало, что ли там дел, что мы всё на Литву смотрим.

— Ты про кого говоришь, что меня смущают? — насторожился Василий Иванович.

— Да, всех твоих литовских князей Гедеминовичей: Бельских, Мстиславских, Волынских. Да, и мятежные Глинские… Ведь они эту войну с Литовским княжеством затеяли? Нет?

— Кхм! И это тоже твои видения? Или с чьих-то слов говоришь?

— С чьих слов, государь? — я вздохнул. — Весь, как на ладони перед тобой. И не видения это. Послухи мои, что слышат, то и доносят. Так ты тоже читаешь их, кхм, доносы.

— Не до доносов мне твоих доносчиков давно, — буркнул государь. — Когда ты в Москве был и сам читал, тебя интересно было слушать. А их…

— Но работают исправно, — поспешил сказать государь, увидев мой немой вопрос.

Помолчали. Подумали. Выпили по кружке пива, закусив вяленой, располосованной на полосы, стерлядью.

— Значит надо уже сейчас собирать войска, — сказал государь. — Прямо сейчас поеду в Волок.

— И разошли указ, чтобы народ в леса уходил.

— А посевная? — спросил государь.

— А в полон? — спросил его я.

Василий Иванович сплюнул.

— Ну, смотри, Федюня! С огнём играешь!

— Не играю, — тяжко вздохнул я. — Не придут татары с таким войском, я сам кол вытешу, намажу его салом и…

Василий Иванович напрягся.

— И-и-и? — спросил он, требуя закончить мысль.

— Отдам его тебе, государь, — закончил я, потупив глаза.

Василия Ивановича глаза снова полезли на лоб.

— Для чего? — спросил он. — Для кого, то есть?

— Кхм! Для меня, наверное. Коль посчитаешь нужным, казнишь.

— Кольев у меня достаточно, — буркнул Василий Иванович.

— Так я же для себя его гладеньким сделаю. Чтобы без сучка и задоринки.

— Тьфу на тебя, Федюня! — снова сплюнул государь и невесело рассмеялся. — Можешь ты меня рассмешить даже тогда, когда совсем смеяться не хочется.

* * *

Мы уже четыре года занимались изготовлением луков, как простых, так и композитных. Двадцать мастеров ежедневно собирали и клеили луки. Для них мы и изготовляли струбцины, так как известно, что при склеивании очень важна степень прижатия поверхностей друг к другу. И не только для луков нужны были струбцины, но и для обувщиков, склеивающих элементы сапог и некоторой непромокаемой одежды.

Клей из осетровых пузырей очень крепкий но эластичный и годился для наших экспериментов со спецодеждой, но не только он. Варили клей и из испорченных беличьих шкурок, вымачивая их в воде с негашёной известью. И тут я не был изобретателем. Сии технологии использовались нынче повсеместно.

Четыре года требуется, чтобы сделать настоящий татарский лук, так как он склеивается из разных компонентов, а склейка требует определённое время на сушку. Это же вам не клей «Момент», а элементов, которые нужно склеить, в сино-татарском (китайско-татарском) луке много. И тетивы мы заготовили для этих луков изрядное количество. Тоже, скажу я вам, не простая работа изготовить тетиву из кожаной ленты, взятой со спины худого верблюда, скрученной на сырую и полированную песком.

Спинка лука армировалась жилами в три слоя и этот процесс занимал от полутора до двух лет из-за промежуточной сушки. Живот лука армировался тонкими пластинами из рога индийского буйвола, иногда пластины состояли из кусочков перекрывавших друг друга, как черепица. Это тоже требовало очень длительной сушки. Затем лук обматывался полосками бересты, как изолентой, и опять — сушка.

Монгольский лук имел сильную отдачу в руку, для уменьшения которой рукоять обкладывалась корой пробкового дуба. В общей сложности весь процесс изготовления сино-татарского лука занимал 3–4 года.

Лук предназначался для пешей стрельбы. Но и с коней можно было стрелять, привстав на стременах. Стрелы были тяжёлыми за счёт массивного наконечника, делались в основном из осины, оперялись перьями хищных птиц. Оперение имело в длину около тридцати сантиметров. Оно набиралось из отдельных «флажков» нередко разного цвета.

В нескольких предыдущих жизнях я сам клеил такие луки. Хобби у меня было такое. Да-а-а… Вот и пригодилось хобби. Э-хэ-хе-е-е…

Много, чем я занимался в прошлых жизнях. А что делать, если живёшь одной и той «тушкой» в одном и том же времени, среди одних и тех же людей. Я уже почти вес ь город Владивосток лично знал. Хм! Правда, они меня не знали, хе-хе. И приходилось с людьми заново знакомиться. А при первой встрече главным было не кинуться со словами: «Привет, дружище!» Ха-ха… Вот и отвлекал я свою переполненную информацией матрицу новыми увлечениями. Или старыми… Луки я во многих жизнях мастерил. С детства их делал. Дедушка Николай Филиппович, мамин папа, сделал мне первый лук и стрелы со свёрнутым в конус жестяным наконечником. От крышки жестяной консервной банки взятым. Эх! Сюда бы этих банок… Шутка. Наши стрелы с небольшими калёными наконечниками пробивали простой татарский тягиляй навылет из спины. Если метров с пятидесяти. Со ста — просто пробивали. Кольчугу прошивали насквозь.

* * *

Через неделю сборов мы «конно и оружно» выступили в сторону Коломны.

* * *

[1] Имеется ввиду нашествие Гирея в 1517 году.

Загрузка...