Летим молча. Я понятно чего, Евлампий тоже чем то расстроен. От нас всего час лететь, успел успокоиться. Думаю, лечить всё-таки генсека или нет. Раз лучшие врачи не могут справиться, значит, дело серьёзное. И если у меня что-то получится, могут и не отпустить, буду придворным лекарем. Так что лучше сделаю беспомощное выражение лица, пущу скупую слезу… Не давал я еще никаких клятв ни Гиппократу, ни кому другому.
Во Внуково нас ждут. Забирают прямо с трапа, черная «Волга» без остановки проезжает проходную, мчим в город. Все молчат — встретивший нас мужчина в гражданском, водитель, мы.
Привозят не в Кремль, как я думал, и не в больницу. К гостинице Останкино. Тут возникает небольшая заминка из-за отсутствия у меня паспорта, но сопровождающий говорит что-то администратору и вопросов больше не возникает. Проходим в номер, двухкомнатный люкс. Пока я умывался с дороги, сопровождающий исчез. Валерий Евлампиевич сидел задумавшись.
— Когда к Черненко повезут?
— Сказали ждать. С гостиницы не выходить, телефоном не пользоваться.
Еще веселее. Даже позвонить Насте не могу. Время позднее, ложусь спать. Надо будет — разбудят.
Однако никто не разбудил, проспал до девяти утра. Просыпаюсь, Евлампий дрыхнет на соседней кровати, наверное, долго сидел, ждал еще. Может, пока он спит, позвонить? Но с номера нельзя. Выхожу в коридор, пусто. Прохожу к лифту, немного не дойдя вижу приоткрытую дверь в номер, оттуда разговор на цыганском. Стучу, захожу.
— Лачё дывэс чявеле — отец Ленки научил нескольким фразам.
В комнате две цыганки лет так под тридцать и ребенок лет пяти. После паузы одна отвечает.
— Йав састо пшало — это я понял, будь здоров братишка. — Пхэн, кон ту Ром или гаджё?
Спрашивает цыган ли я. Раве не видно?
— Русский я, у меня есть… родственник цыган, немного обучил. У меня в номере телефон не работает, можно от вас позвонить? Я заплачу.
— Звони — показывает рукой на тумбочку где стоит телефон. Набираю номер Насти, отзывается быстро.
— С праздником зая! Чем занимаешься? Мама приехала?
— Спасибо! Нет еще, у неё самолет только в двенадцать вылетает. Сейчас Юлька придет, сходим к Алиске, а потом в ДК, там «Земляне» выступают.
— Опять вечером сама будешь идти?
— Я такси возьму, не переживай. До калитки довезут. А ты как, уже… это самое…
— Нет, пока ждем. Не знаю даже когда вернусь. Осторожно там Настюш. Всё, пока, я с чужого телефона говорю. Целую зайка!
— Я тебя тоже! Приезжай быстрее!
Вешаю трубку. Цыганки улыбаются.
— Твоя девушка?
— Да, вот на праздник пришлось уехать. Сколько я должен?
— Ничего не надо. Бахт тукэ.
— Спасибо. Вам тоже.
Возвращаюсь в номер, Евлампий уже проснулся.
— Куда ходил?
— Думал газет купить, в гостинице не нашел, а выходить запретили. Сколько еще ждать?
— Я знаю не больше тебя. Пойдем завтракать.
Завтрак в ресторане, причем плачу сам за себя, поскольку Евлампий такого намерения не высказал. Опять в номер, уселись перед телевизором, даже не вникаю, что там идет, думаю о своем.
— Какого х… Это что, запись? — слышу удивленный голос, смотрит на экран. В новостях показывают Черненко. Вникнув, понимаем, что вчерашняя запись. Выглядит генсек хреново, заметно, что болен.
Так пролетел день, сходили на обед и ужин, остальное время тихо сходим с ума от безделья. Обратил внимание на пятнышко крови на рукаве рубашки Евлампия. Присмотрелся.
— Валерий Евлампиевич, у вас там похоже гемангеома?
— Где? А, да как бы родинка, кровит периодически, зараза.
— Давайте уберу.
Всё какое-то отвлечение. Минут двадцать убил. Это не торопясь, тщательно сровняв кожу на месте бывшего нароста. Даже следа не осталось.
— Спасибо. Я даже не сообразил попросить тебя.
— Пожалуйста. А почему звонить нельзя?
— Секретность. Не должен никто знать о болезни генерального.
— Так я и не буду никому говорить. Если от администратора позвоню?
— Потерпи — вдыхает — у меня самого дома жена и дочка.
— Большая дочка? — пятнадцать лет. Почти невеста.
Повода вырваться позвонить не придумал. Догадается. Набрал ванную воды, улегся, медитирую. Слышу звонок, вскакиваю, голым выбегаю. Евлампий уже взял трубку.
— Да. Так точно. Нет, всё хорошо, никаких проблем. Понял. Есть. — повесил трубку — ты бы еще в коридор так вышел.
— Что? Едем?
— Нет. Спросили как мы, не нужно ли чего. Ждём дальше.
— Домой мне нужно! — бурчу, возвращаясь в ванну.
Следующий день прошел практически так же. Утром я проснулся позже его, момент остаться без надзора выпал только вечером, я отказался идти на ужин и он пошел один. Выждав пару минут, выдвигаюсь тоже. Стучу в дверь к цыганкам, тишина. Уехали? Хреново. Стучу во все двери поочередно. Наконец одна открывается, когда я от неё уже иду к следующей. Мужик основательно поддавший, никак не поймет что мне нужно. Надоев объяснять отодвигаю его и прохожу в номер. Он, держась за стенку, движется следом. Быстро набираю номер, долго слушаю гудки. Не отвечает. Опять вечером где-то носит. А мама где? Вот блин, позже я не вырвусь. Расстроенный возвращаюсь. Опять осточертевший телевизор.
— Как вы думаете, почему не везут к нему? — спрашиваю который раз.
— Я думаю тут два варианта — изменил обычный ответ «я не знаю» Евлампий — или ему лучше и пока нет необходимости или твой приезд был не согласован наверху.
Мне так кажется второй ближе к истине. Ждут, не дождутся пока сдохнет, а тут предлагают пацана какого-то, чтобы вылечил. Хоть бы не придушили тут ночью.
Утром вернувшись с завтрака застаем в номере того типа что привез нас сюда.
— Собирайтесь. Едете домой. Черненко умер — коротко сообщает он.
— Позвонить можно? — мрачно спрашиваю его.
— Теперь можно.
Набираю номер, опять гудки. Ну, Настя в институте уже должна быть.
В аэропорту сидим два часа, ожидая рейс. Наконец вылетаем, настроение немного поднимается. Интересно кого теперь выберут главой СССР? Романов? Говорили, его Андропов готовил в преемники. Половина первого приземляемся, багажа у нас нет, сразу идем к ожидающей машине.
— Тебя куда — спрашивает водитель.
— В институт — последняя лекция как раз, Могу и не заходить, Настю дождусь. Соскучился. Был в Москве и подарка не привез. Не доезжая прошу остановить у цветочного киоска. Выбираю букет белых роз, теперь можно и встречать любимую девушку. Сижу на подоконнике возле аудитории, появляется декан. Сделал ко мне несколько шагов, явно намереваясь пропесочить, потом на лице проступило узнавание и… резко развернувшись, пошел обратно. Что это с ним? Удивлялся недолго — наши высыпали из аудитории, поднимаюсь навстречу. Лешка, Руслан, увидев меня остановились как вкопанные, Юлька та наоборот свернула в сторону и прибавила ходу. Что сегодня со всеми? Меня что, из института исключили?
— Привет парни, Настя там? — хлопаю по ладоням и прохожу мимо в аудиторию. Там только физичка. Прозевать я не мог, стала наползать неясная тревога. Возвращаюсь назад, ребята стоят, ждут. Ох, не нравятся мне их лица!
— Что случилось? Колитесь.
— Ты не знаешь? Настя, это… в реанимации… — выдавил Руслан.
— Как? Почему?
— Ну… с окна… упала… говорят.
Не дослушав ответ уже бегу на улицу. Как назло ни одного такси, хорошо затормозил какой-то «Москвич», не спрашивая запрыгиваю в салон.
— В реанимацию, скорее.
— Куда именно? Они в каждой больнице есть — пожилой водитель вопросительно уставился на меня.
— Я не знаю, давай в областную, если там нет, поедем дальше.
Едет быстро, но мне всё равно кажется, что еле ползём. С какого окна она могла упасть? У Алины? Второй этаж, смотря как упасть. Если Алина опять шампанским напоила, я её убью. Приехав прошу водителя подождать, вдруг действительно не здесь. Где реанимация помню, лежал в детстве с Настей вместе. У дверей сидит Марина Сергеевна, значит тут. Только сейчас доходит что букет до сих пор у меня в руках. Швыряю его в урну, подхожу в Марине Сергеевне, она поднимает голову.
— Сашенька, наконец-то! — глаза впавшие, непричесанная, видно сидит давно.
— Как она? К ней можно?
— Без сознания. Врачи говорят, кроме переломов жизненно важные органы не повреждены, а вот голова… Сотрясение мозга точно, может и не очнуться — заплакала.
— Спокойно, я здесь. Меня пустят туда? — дергаю дверь, закрыто. Стучу. На вышедшего врача мой сумбурный монолог о том, что я вылечу Настю, и меня надо к ней пустить, не произвел впечатления. Захлопнул сволочь дверь опять.
— Я к главврачу, сейчас все сделаю, не переживайте — удаляясь кричу Марине Сергеевне.
Главврач уже другой, не тот когда я лежал. Сначала не хотел меня слушать, только когда представился и объяснил, кто я, пустил в кабинет.
— Вот ты какой. А то людей направляю, а сам в глаза не видел. Так говоришь это твоя девушка?
— Да. Разрешите я побыстрее к ней пройду, возможно, каждая минута решающая.
— Не настолько там всё плохо. Повреждений головы нет, переломы ног, таза, ребер. Было повреждение желудка сломанным ребром, вовремя операцию сделали. Думаю, скоро придет в себя.
— Со второго этажа и столько переломов?
— С какого второго? Мне сказали шестого. Это она удачно приземлилась не на асфальт, а на дерево. Царапин много, кожа содрана местами. Вывихи возможно рук, ушибов много. Тебе работы хватит.
— Пойдемте к ней, пожалуйста!
Он со мной проходит в реанимационную. Пока он дает указания врачам по поводу меня, я уговариваю Марину Сергеевну ехать отдохнуть домой.
— Ближайшие несколько часов я буду её лечить. Ей теперь ничего не угрожает. Утром приедете, думаю, она будет в сознании. Сергей Николаевич в курсе?
— Да, он должен сегодня прилететь.
С трудом я убедил её. И смог, наконец, попасть к Насте. Капельницы, монитор. Пульс нормальный, давление почти. Ноги в гипсе, грудь тоже забинтована, ссадины, кровоподтеки по всему телу, голова и лицо на удивление чистые. Не спеша тщательно всё проверяю, до последней клеточки. Переломы, внутренние ушибы без кровотечений. Органы действительно почти не пострадали. Почему тогда в коме? Мозг без повреждений. Сотрясение? Пробовать разбудить? Убираю сначала огромную гематому на бедре, потом привожу в порядок почти синее плечо. Переломы я моментально не залечу, ускорю только процесс, так что с ними можно не спешить.
Воздействие на подкорку мозга, отвечающую за сон, не помогло. Около часа с перерывами я пытался пробудить её. Что ж это за… Отчаявшись, взялся за мелкие повреждения, порезы, царапины, ушибы. Прошелся по переломам, усилил кровообращение на стыках. Весь ушел в работу, вздрогнул, когда меня тронули за плечо. Медсестра.
— Пойдем чаем напою, шесть часов уже сидишь.
Попил чая с бутербродами, вышел на улицу подышал свежим воздухом. И опять за работу. Попытки пробудить чередовал с остальным лечением, спать не хотелось, энергии много тратить было не на что. Незначительные изменения пульса — вот и вся реакция, никак не могу привести в чувство. К утру тело у неё идеально чистое, только гипс и бинты портят картину. Подошедшая медсестра онемела, пытается что-то сказать, показывая пальцем на Настю. Наконец выдавила.
— Как ты это сделал? На ней же живого места не было?
— Да вот как то так. Слушай, а ты была, когда её привезли?
— Нет, я позже заступила.
— А когда знаешь?
— Пойдем, посмотрю.
Проходим в ординаторскую, смотрит журнал.
— 8 марта в 23:15. Доставлена скорой помощью. Это к тебе наверно?
Я оглядываюсь, сквозь стеклянную дверь вижу Сергея Николаевича. Выхожу к нему.
— Как она?
— Жить будет. Кроме нескольких переломов ничего. В сознание пока не могу привести, но уверен — это дело времени. Что как случилось не в курсе, я как узнал сразу сюда.
— Я в курсе. Часть жена рассказала, часть Коля разузнал.
— Расскажите и мне?
— Квартира, где она была, принадлежит некоему Юрову. Задержали его сына, который там находился, он не отпирается, показал, что пригласил её после концерта к себе. Выпили вина, потанцевали. Потом вышли на балкон, она пожаловалась, что кружится голова, открыли окно. Он вышел в туалет, возвращаясь, услышал крик. Прибегает, её нет, смотрит вниз… Потом вызвал скорую, врачи вызвали милицию.
— Не пошла бы она сама туда. И Юлька подозрительно себя ведет, меня увидела — сбежала. Она с Настей была на концерте.
— Меня на неделю отпустили. Надо успеть разобраться. Если бы она в себя пришла, рассказала. Утром пойду к следователю. Как фамилия той Юльки?
— Савченко. Она с нашей группы. Адрес не знаю. Я съезжу, сам с ней поговорю, мне расскажет.
— Ладно. Ты её не бросишь?
— Сергей Николаевич! И не мечтайте, я с ней… навсегда.
Он вздохнул, обнял меня. Подержал несколько секунд прижав.
— Ты что, всю ночь не спал?
— Я в Москве отоспался.
— Зачем тебя возили?
— К Черненко хотели. Но три дня продержали в гостинице, пока он не умер. Такое впечатление специально под надзор поставили, чтобы к нему не попал.
— Может это и к лучшему. Иди, поспи, я тут подежурю, пока следователь выйдет на работу.
Я оглянулся на палату, попробовать еще? Пусть поспит пока, встречусь с Юлькой и приду.
Приехал в общежитие, сна не было, как говорится, ни в одном глазу. Но стоило коснуться подушки головой, вырубился сразу. Успел только установку поставить — встать через два часа. И ровно в восемь вскочил. Умылся, побрился, в институт. Подошел к концу лекции, ага, вот и Юля. Опять пытается свернуть в сторону. Догоняю.
— Юля! От себя не убежишь. Давай поговорим.
— Ой, Саша! Я не заметила. Ничего я не убегаю.
— Вот и хорошо. Рассказывай.
— Что рассказывать? Как Настя кстати?
— Не прикидывайся. Я знаю, что ты с ней была. Вот и рассказывай, как она попала в тот дом.
— Да правда не знаю! После концерта она встретила кого-то, сказала мне, что с ним поедет и больше я не видела её — голос дрожит, глаза отводит. Эх, Юлька!
— Юля, хочешь под гипнозом мне рассказать? Настя почти в порядке, сегодня я её разбужу — сама расскажет. Стыдно потом будет.
У Юли потекли слезы вперемешку с тушью. Потом вообще заревела.
— Мне сказали, молчи или убьем! Саша, я боюсь! — захлебываясь слезами выдавливает.
— Успокойся. Ты только мне скажешь, в милицию я не пойду. Когда Настя очнется, тогда видно будет. А пока мне нужно знать. Это Олег с Тимуром были?
— Да, третьего я не знаю. После концерта мы такси ловили, они подъезжают, затянули нас в машину. Говорят — отвезём по домам. Меня первую привезли, Настя говорит — я тоже выйду, тут ночевать останусь, её не пустили. Меня вытолкали и уехали. А утром… — помолчала, растирая платочком тушь по лицу — выхожу из дома — сигналят. Тимур говорит, скажешь, что она сама пошла, а с кем не знаешь. Иначе исчезнешь.
— И ты спокойно легла спать, даже не позвонила ей домой, узнать приехала или нет. Хорошая подруга.
— Я всю ночь у телефона сидела — опять заплакала Юля — Из машины выходила, говорю Насте — приедешь, позвони сразу. И не спала вообще.
— Ладно, иди. А лучше тебе пока уехать куда-нибудь. Давай я тебя к моим домой отправлю?
— Я могу к тёте в деревню.
— Хорошо, езжай, потом я найду тебя.
Еду в больницу, думаю. В милицию заявлять сейчас бесполезно. Пока Настя не очнулась, ничего не докажешь. Да и что доказывать? Изнасилования не было, я проверил. Доведение до самоубийства? Дохлый номер. Только самому разбираться. Силой я их не возьму, но что-нибудь придумаю.
В реанимации другой врач и медсестра, меня опять не пускают. Иду снова к главврачу. На этот раз он просто позвонил, сказал — оказывать содействие.
У дверей реанимации Сергей Николаевич и Марина Сергеевна. Отходим с ним в сторону, рассказывает о визите к следователю.
— Парня того отпустили под подписку. Нашли свидетеля, который видел, как он заходил с ней в подъезд. Нечего ему пока предъявить.
— Их трое было — рассказываю услышанное от Юли.
— Разберемся со всеми. Прокурора этого я знаю, та еще мразь.
Предупрежденный врач пустил меня без звука. Заинтересованно поглядывает. У Насти без изменений. Пульс, давление. Снова и снова пытаюсь разными импульсами, добиться хоть какого то результата. Ноль, как спящая царевна. Медсестра подходит с новой капельницей. Вешает глюкозу, шприцом добавляет туда еще лекарства.
— Что кроме глюкозы там?
— Пирацетам и баралгин.
Задумываюсь. Фармакологию мы еще не учим, но я с детства штудировал все инструкции к лекарствам. Пирацетам стимулирует работу мозга, пожалуй, правильно. А вот баралгин зачем? Как обезболивающее смысла нет, жаропонижающее, так нет у неё температуры. Может сначала была и не отменили до сих пор? Решительно перекрываю трубку от капельницы.
— Пока давайте не будем.
— Но… — начинает медсестра.
— Все вопросы к главврачу — прерываю её.
И начинаю чистить кровь. Хрен его знает, что ей еще кололи. Доверять никому нельзя. Могут ведь их попросить посодействовать, чтобы она не проснулась? Когда по моим расчетам, прогнал дважды через печень очистку, взялся за пробуждение. И сразу всплеск активности, пульс резко вверх, нервные окончание зашевелились. Еще пара попыток… и моя зайка открывает глаза! И смена эмоций, сначала непонимание, потом узнавание и радость, потом слезы. Губы что-то пытаются сказать.
— Молчи зайка. Я всё знаю. Ничего не бойся, окрепнешь, потом разберемся со всеми. Я тебя быстро на ноги поставлю.
Зову врача.
— Переводите её в обычную палату. Чтобы родители могли с ней сидеть.
Тот пожимает плечами.
— Как начальство скажет. Сейчас узнаю.
Вопрос решается положительно, через полчаса мы переезжаем в другую палату. Четырехместную.
Счастливые родители меняют меня, предупреждаю их, чтобы не давали ничем её колоть и еду искать Арсена. Еще толком не знаю, что буду делать, но полон решимости. Через Макса не хочу, он с Тимуром по идее должен общаться. На рынке подхожу к шашлычной. В вагончике Камиль и Алька. Здороваюсь.
— Мне Арсен нужен, где его найти?
— Был недавно. Говорил, к другу собирался, взял шашлыка, водки.
— Кажется, я догадываюсь, где он.
С ориентированием у меня сложности, с трудом нахожу дом. Поднимаюсь на девятый этаж. Угадал, дверь открывает Арсен.
— Саша, привет дорогой! Ты к Юре?
— Здравствуй Арсен. К тебе, на рынке подсказали, где искать.
— Проходи, присаживайся. Выпьешь? — здороваюсь с Юрой, сажусь в кресло.
— Нет, мне нельзя.
— Болеешь? Или буянишь потом? Так тут все свои, можно — улыбается Арсен.
— Особенности организма. Не пьянею, нет смысла переводить продукт.
— Тогда покушай. Мясо тает просто во рту.
— Спасибо, нет времени. Я с просьбой.
— Говори, решим.
— Мне ствол нужен.
— Даже так? Тебе кто-то угрожает? Или обидел? Скажи, мы сами решим вопрос. Ты со стволом только себе можешь вред нанести, а не кому-то.
— Мою девушку хотели изнасиловать, она из окна выпрыгнула. Сейчас в реанимации. Я хочу отомстить.
— Бля, суки. Говори кто, их закопают — вскочил Арсен.
— Это моё дело. Ты бы на моем месте сидел и ждал, пока другие за тебя отомстят?
— Мне бы их привезли, а яйца им оторвал бы лично и заставил сожрать. Хочешь так и сделаем?
Я задумался. Соблазнительно, но логика подсказывает закончится это плохо. Исполнителей найдут, те сдадут меня, не задумываясь.
— Арсен, один сын прокурора, у второго мать в горкоме партии. Как ты думаешь, через сколько времени на вас выйдут? Кто-то из-за меня готов на зону, а то и к стенке?
Тишина. Арсен сел, закурил. Заговорил молчащий до этого Юра.
— Саша, выстрелить в человека не так просто. Ты хоть курицу до этого зарезал?
— У меня было время подумать — на самом деле я и сам не верил, что смогу. И пистолет мне был нужен для другого. Физически я с ними не справлюсь, а под дулом пистолета будут сидеть как мышки, пока я их загипнотизирую. А внушить смогу что угодно. Например, спрыгнуть с крыши девятого этажа. Или пойти в милицию и признаться в преступлении. Или оттрахать друг друга в задницу. Еще не решил какого наказания они заслуживают, возможно сначала третье потом первое.
— И как ты хочешь это сделать? Пойми, просто так тебе никто не даст оружие. Тебя с ним примут и пойдем мы с тобой паровозом к хозяину отдыхать.
Они правы, я бы на их месте тоже не дал. Но о гипнозе рассказывать им нельзя. Что же придумать?
— Я не буду в них стрелять. Можно даже без патронов. Мне главное их напугать, чтобы не дергались. А потом я, пользуясь своими возможностями, устрою им кровоизлияние в мозг, или остановку сердца. Никакой суд ничего не докажет.
— Ты даже так можешь? — ожил Арсен — на такое и мы подпишемся, привезем их тебе и делай задуманное.
— Не хочу я никого впутывать. Если нет, обращусь к другим за оружием — блефую, больше не к кому.
— Ладно, не кипятись. Подумаем, что можно сделать. Думаешь, нам просто волыну достать.
— Если деньги нужны…
— С тебя деньги брать? Остынь. Упрямый ты. Другого бы послал, для тебя что-то придумаем. Приходи завтра в это же время.
И снова в больницу. Настя выглядит уже бодрее. Но увидев меня, начинает плакать. Успокаиваю, как могу, глажу по волосам, целую, шепчу ласковые слова. Ничего не расспрашиваю, пусть придет в себя сначала. Да и для меня картина происшедшего и так ясна. Главное чтобы следователю ничего не рассказывала. Пусть подонки расслабятся, и для меня будет спокойней. Потом не свяжут с ней происшедшее с ними, не будет на меня подозрений. Подлечил еще немного переломы и ушибы, посидел с ней до вечера. Потом меня сменила Марина Сергеевна. Можно отоспаться, силы завтра понадобятся. Прежде чем ехать спать, заехал в Илоне. Она была в курсе происшедшего.
— Как она Саша? Пришла в себя?
— Да, уже лучше. Я к тебе с просьбой. Мне больше не к кому обратиться.
— Да, конечно, говори.
— Можешь подтвердить, что я находился у тебя, завтра с 18:00 до… утра допустим?
— Что ты задумал? Ты хочешь отомстить? Есть же милиция, наши подключатся если надо.
— Не подключатся. Есть причины. Тебе лучше не вникать в это. Так что, поможешь?
— Я даже не знаю, если обман откроется, я рискую работой как минимум, а у меня ребенок.
— Да ты права, извини — вздохнул я — считай, ты ничего не слышала от меня. Я пойду отсыпаться, пока.
— Подожди. Ложись у меня, диван свободный. В общежитии не уснешь, я жила, знаю. До полуночи движение. И ты наверное голодный?
Я даже и не помню, ел сегодня или нет. Поколебался немного и остался. Чуть не уснул за столом, добрался до дивана и не раздеваясь отключился.
Просыпаюсь рано, шесть утра. Отдохнул хорошо, готов к бою. Странно, я вчера, кажется, не раздевался, а проснулся в одних трусах. Илона слышно уже на кухне.
— Доброе утро! — захожу, потягиваясь — это ты меня раздела?
— Да, одетым нельзя спать, тело не отдыхает.
— В трусы, наверное, заглядывала! — подкалываю её.
— Что я там не видела! Подрасти сначала. Садись завтракать.
После завтрака прощаюсь, дел куча.
— Постой. — задерживает Илона в дверях — Я подумала, можешь сказать, что был у меня. Только тогда приходи когда освободишься, чтобы и Эля видела. У нас народ дотошный, могут и её расспросить.
— Спасибо. Я твой должник.
Мне предстояло решить, где их перехватить. На то, что сразу попадутся оба, не рассчитывал. Возможно, уйдет и не один день. Ничего, я терпеливый. Где живет прокурор, я знал, как-то показали его особняк. Съездил туда, прошелся мимо, осмотрелся. Никакой идеи в голову не пришло. Второго и адреса не знал, ничего, Тимура если выловлю, он скажет где искать кента.
Разведка ничего не дала. Одному сложно, но нет у меня надежного друга. Всё время проводил с Настей, ни с кем из парней не сблизился. С другой стороны так и лучше — никого не потяну за собой, если пойдет не так. Пора в больницу. Покупаю букет и любимое её мороженное с шоколадом и еду. Сергей Николаевич курит у входа.
— Как она?
— Сложно… Врачи хотели успокоительное что-то колоть, мы не дали. Ты же запретил.
— Ясно. Ничего не рассказывала?
— Нет. Следователь приходил, я не пустил. Сначала сам разберусь.
Нахожу литровую банку, в туалете набираю воды, ваза для цветов готова. Захожу в палату. Хорошо остальные больные ходячие, никого больше нет. Отправляю Марину Сергеевну прогуляться.
— Зайка, давай мороженное есть, пока не растаяло.
— Саша — глаза полны слез — Прости меня.
— Прекращай. Ты ни в чем не виновата. Это я не смог тебя защитить.
— Я должна была дома сидеть. Теперь калекой останусь.
— Никому ничего ты не должна. Ничего серьезного у тебя нет, за неделю на ноги поставлю. Так что ешь и буду лечить, чтобы быстрее вставала. Чуть позже учебники притащу, учеба не отменяется. Первый курс закончим и уедем отсюда. В Москву или Ленинград.
Прошел по переломам, самый сложный был в тазу. Надо сказать, врачи хорошо поработали — совместили кости идеально. Можно даже сейчас домой увезти. Побыл с ней до обеда, немного успокоилась. Теперь за дело.