Царь мира сего, или Битва пророков продолжается

– Пока что ты стал рабом страха.

– Я не понимаю… Не понимаю – отчаянно закричал Коэн. – Объясни! Да, мне страшно и я не хочу в ад! Разве я не стал христианином?

– Нет. Не стал.

– Я поверил в то, что Он – Машиах. Что я ошибался! Я готов просить у Него за это прощения! Я виноват! Кажется, это у вас называется – покаяние? Я каюсь в том, что не считал его Машиахом!

– Ты видел красных сущностей, которые тебя тащили в преисподнюю?

– Да! Да! Видел!

– Так вот, они тоже верят, что Он – Машиах. Они это знают лучше других.

– Так что же мне сделать, чтобы стать христианином?

– Трудно сказать… Для начала нужно креститься. Но этого крайне мало. Хотя без этого условия вообще говорить не о чем. Это только начало.

– Я согласен начать!

– А согласен ли ты отдать себя в ад, лишь бы исправить то, что ты наделал? Согласен заплатить своими вечными муками, за исправление истории? Ты же бизнесмен и знаешь, что большое стоит дорого…

Коэн вытаращил на Михаила глаза и схватился за горло, будто задыхался. Он явно не ожидал такого оборота. Его быстрый пытливый ум стал искать варианты компромиссного выхода из положения.

– Неужели другого пути нет? Неужели только ад, Михаил? – хрипел он в самое лицо Беловскому.

– Почему нет? Есть один верный путь.

– Так подскажи его мне! Я готов сделать все!

– Расплатись за все…

– Чем? Я готов отдать все!

– Душой…

– Душой?

– У тебя есть что-нибудь дороже?

– Но…

– Не торопись. Подумай. Реально оцени свою стоимость и сравни с ценой мира, который ты уничтожил.

Анатоль сел на корточки и надолго задумался, пересыпая чистейший белый песок из ладони в ладонь. Потом встал, зашел по пояс в море, погладил руками волны, набирал в пригоршни воды и смотрел, как она, искрясь на утреннем солнце, стекает сквозь пальцы. Он смотрел на огромное розовое небо с редкими прозрачными мазками еще не испарившихся от жары ночных облачков. На чистый пляж, за которым возвышались небольшие горы, густо поросшие сочной тропической зеленью. Было видно, что он всем этим любуется, он наслаждается этим миром. Потом он вышел из моря, подошел к Михаилу и сказал:

– Пойдем, я покажу тебе чистый пресный ручей.

Беловский молча и с интересом, наблюдал за всеми действиями миллиардера. Он встал, не задавая вопросов, и они побрели по берегу в сторону восхода.

– Это остров Святой Анны, – как будто не было предыдущего разговора, сказал Анатоль, – там вдалеке видишь полоску земли? Это остров Маэ – главный и самый большой остров на Сейшелах. Как раз напротив нас столица Виктория. А на Святой Анне у меня есть вилла. Километра два отсюда. А вон за тем мыском будет прохладный чистый ручей. Там можно освежиться смыть соль и напиться.

– Да, попить не мешает. В горле давно уже Сахара...

– Раньше эти места назывались не иначе, чем «тропический рай».

– Почему раньше? Разве сейчас это не «рай»?

– Нет, к сожалению, война все тут изменила. Отсюда не видно, но с другой стороны острова стоят сотни танкеров, которые загадили весь этот «рай». Остров Маэ еще недавно был тихим уютным местечком, а сейчас он забит тысячами контор, притонов, борделей, грязных, но дорогих отелей. Как же быстро можно испоганить «рай»!

Они обогнули по воде небольшой гранитный мыс, за которым и правда между камней журчал чистый ручей. Жадно напившись и с удовольствием умывшись, Михаил с заметно посвежевшим Анатолем присели на валун. Коэн сорвал какой-то тропический цветок и понюхал его.

– Я согласен – неожиданно сказал он.

– Чего?

– Я согласен на ад…

– ???

– Я оценил себя и понял, что спасение мира не стоит так дешево. Можно сказать: вы отдаете его практически даром. Я не могу торговаться в таких условиях.

– То есть ты согласен на вечные муки?

Коэн зажмурился, еще раз понюхал цветок, и, не открывая глаз, ответил:

– Если этим можно исправить то, что произошло, если только такой ценой можно вернуть жизни моих дочек, то – да. Я согласен.

– Однако ты становишься христианином.

– Не смеши. В аду нет христиан, насколько я знаю.

– Мы еще вернемся к этому вопросу. А сейчас нам нужно поработать. Ты готов?

– Что я должен сделать?

– Мы имеем сложную задачу. Нам нужно обезвредить бомбу на танкере!

– Как? Еще одна бомба?

– Нет, это та же самая. Она еще не взорвалась и находится где-то недалеко отсюда.

Коэн так высоко поднял брови, что весь его лоб стал похож на гофрированный гидрант.

– Ты еще не понял, что мы скакнули немного назад, чтобы ты смог исправить историю?

– Ты и это можешь?

– У Бога нет времени. Он – всемогущ. Если Он захочет, и, главное, если мы очень захотим, то можно исправить и прошлое. Для Него нет ничего невозможного. Он может это сделать для нас. Ты в это веришь?

Анатоль недоверчиво покосился на Михаила и думал. Тогда тот снял с шеи Интернет-приемник, который на этот раз имел дизайн, стилизованный под экзотическую раковину, активировал голографический дисплей и дал сомневающемуся миллиардеру.

– Поговори с женой и дочками…

Коэн остолбенел.

– Они же погибли…

– Еще нет. В Америке сейчас вечер, они сидят дома и ждут, когда ты выйдешь с ними на видео-сеанс.

Коэн взял дрожащими руками приемник, набрал адрес, и на экране появилась очаровательная белокурая головка, которая радостно закричала:

– Мама, Римка! Папа звонит!

Захват тропического рая

Михаил деликатно встал с валуна и отошел от Коэна на несколько шагов. Он думал о том, что делать дальше. Во-первых, нужно одеться, так как на них были только какие-то легкие бриджи. Он прекрасно понимал, что командование экономило, так как каждую молекулу в другом времени нужно было воссоздавать заново. Краем уха он слышал радостные возгласы, смех детей и грустный голос их отца, который несколько раз повторил все громче и громче: «Ничего со мной не происходит! Ни-че-го! Я просто устал немного!»

Через пару минут он подошел и отдал Михаилу приемник. По его дряблым щекам текли обильные слезы, подбородок прыгал и он не мог говорить.

Беловский тронул его за плечо.

– Ничего-ничего… мы их спасем!

Коэн поблагодарил взглядом, и когда он немного успокоился, Михаил спросил:

– Ну что, теперь веришь?

– Теперь верю…

– Тогда давай думать, как нам выполнить свою задачу. Я так понял, ты хорошо знаком с этими местами. Поэтому жду от тебя предложений.

Коэн, казалось, только сейчас заметил, во что они одеты. Он брезгливо, двумя пальцами оттянул от своего живота резинку, на которой на нем висели бриджи.

– Для начала пойдем ко мне на виллу, приведем себя в порядок, оденемся и приступим к делам. В таком виде нам и чемоданы от машины до отеля не доверят донести, не то, что что-нибудь серьезное сделать. К тому же там есть все, чтобы заключать и отменять любые сделки в любой точке земли.

Солнце уже довольно высоко поднялось над «тропическим раем», когда они по берегу острова Святая Анна добрели до утопающей в прибрежной зелени виллы. Искусно спрятанная в природных скальных образованиях, она не нарушала естественный ландшафт, и даже наоборот, выглядела в нем очень органично, как будто какой-то древний, затерянный в джунглях дворец. От виллы к небольшой пристани вела мощеная деревянными торцами дорожка, по которой они и подошли к стилизованным под глубокую архаику воротам.

– Вот, полюбуйся, – всхлипнул Анатоль, – и что, спрашивается, я строил это чудо? Ведь я строил его для того, чтобы когда-нибудь, в окружении внуков и книг, оставить суету и насладиться плодами трудов своих.

– Человек предполагает, а Бог располагает…

– Да, да… это верно сказано. Когда у тебя есть власть, много власти, когда от тебя зависит судьба очень многих людей, когда у тебя есть огромное влияние, трудно представить, что ты что-то не можешь сделать. Что тебе что-то непосильно. Даже если появляется какая-то проблема, то тут же появляется неистребимое желание ее решить, побороть трудности, задавить сопротивление и доказать, что тебе подвластно все и нет на земле ничего, что выше тебя. Нет ничего, что ты не сможешь сделать! Но вдруг – бац, и все исчезло…

При этих словах он несколько раз нервно дернул висящую у ворот цепочку колокольчика.

– Если Бог захочет тебе помочь и напомнить о Себе, Он сделает «бац» – добавил Михаил.

– Ты хочешь сказать, что если Он не сделает «бац», значит, Он не хочет тебе помогать?

– Чаще всего так и есть. Когда у человека нет проблем, он забывает о Боге. А зачем Он, если и так все хорошо? Зато бедные и несчастные люди помнят о Нем всегда. Помнят и напрямую связывают свою судьбу, каждый свой шаг с Богом. Поэтому они ближе Господу, чем богатые.

Коэн дернул цепочку еще несколько раз.

– Ну что они там, спят еще что ли?

Чувствовалось, что к нему вернулось чувство хозяина. Он деловито поднял какую-то палку, ногой отшвырнул с дороги упавшие с соседнего дерева ветки и листья.

– Когда они тут подметали? – ворчал Анатоль. – Вот ведь, стоит хоть на день ослабить контроль! Всем на все плевать! Никому ничего не нужно!

Он опять подошел к цепочке и стал непрерывно трезвонить. Но за воротами как будто никого не было. Тогда он принялся колотить по ним палкой, затем, повернувшись спиной, стал пинать их пяткой. Наконец раздался голос:

– Что вам тут нужно? А ну убирайтесь отсюда, пока я не спустил собак!

Анатоль, глядя в глазок камеры наружного наблюдения, от негодования подпрыгнул, швырнул в него свою палку и перешел на визг:

– Ах ты, креольская свинья! Ты уволен, негодяй! Открывай ворота, пока я их не выломал!

Ворота действительно открылись и в них появились три огромных смуглых охранника в колониальных шортах и с бамбуковыми дубинками наперевес. Они без лишних разговоров заломили захлебывающемуся от возмущения мистеру Коэну руки за спиной, и отвесили ему такого пинка, что тот улетел кубарем куда-то в кусты. Потом охранники обратились к Михаилу и попытались проделать с ним тоже самое. Но Беловский встал в стойку. Ему не понравились намерения бронзовых парней, поэтому он помог тому, кто первым замахнулся на него дубиной, завершить свой великолепный выпад, со всего маху врезавшись головой в гулкий массив ворот. Второй и третий тоже как-то неосторожно и почти одновременно нарвались зубами на локоть и пятку лейтенанта. Один из них сразу со всего маху лег на спину так, что задрожала деревянная мостовая, а другой, кувыркнувшись через голову, сумел вскочить на ноги и шустро скрыться в тенистой зелени за оградой.

Михаил, не долго думая, последовал вслед за ним и, под звуки взревевшей сигнализации оказался в экзотическом парке, окружавшем виллу. Но не пробежал он и нескольких метров, как увидел, несущихся к нему со стороны дома людей и услышал лай собак, которых он так и не успел толком рассмотреть, потому что два огромных волкодава быстро повалили его на стриженый газон. Подбежавшие охранники не спешили отвести кобелей, поэтому ему пришлось туго. Тем не менее, одного пса он схватил за мощный ошейник и начал выкручивать его, душа и ломая зверю шею. Кобель хрипел рядом с лицом Беловского, широко раскрыв огромную клыкастую пасть, из которой клочьями летела пенная слюна. Но второй в это время вцепился Михаилу в ногу мертвой хваткой и стал ее рвать, резко мотая головой право и влево. Отпустить первого, чтобы оторвать от ноги второго, не было возможности. Поэтому ничем хорошим для Михаила все это не закончилась бы, не приди к этому времени в себя Анатоль. Он выбрался из кустов, быстро сориентировался в обстановке, вырвал у валяющегося у ворот охранника его бамбуковую дубину и с криками: «Фу!» сволочи!» смело ринулся в свалку.

На удивление с интересом наблюдавших за этим боем охранников, огромный черный кобель, который рвал ногу Михаила, покорно отпустил ее и с жалким визгом, поджав хвост, безропотно припал на брюхо перед потрепанным стариком. Второй кобель, задушенный Беловским, уже обмяк и свалился, высунув язык. Михаил отпустил ошейник и перекатился на спину, чтобы оценить ситуацию. Но стоявший над ним с дубиной в руках воинственный Анатоль, почему-то бросился не к нему, а к хрипящему кобелю.

– Тарзан! Тарзан! – приподняв голову пса, кричал он, – что ты с ним сделал, гад!

– А что мне еще с ним было делать? – удивился Михаил. Он понял, что собаки были друзьями миллиардера, и вспомнил про второй шприц, который был у него в кармане бридж. – Вот возьми, сделай ему укол.

Второй кобель, несмотря на только что полученные от Коэна удары, виляя поджатым еще хвостом и повизгивая, на полусогнутых лапах приблизился к нему и стал лизать в лицо. Михаил сделал движение, чтобы передать шприц, но кобель, сморщив нос и оскалив огромные желтые клыки, грозно зарычал. Коэн треснул его по широкому лбу:

– Фу, Конг! Фу! Свой!

Он взял шприц и сделал лежащему Тарзану, у которого уже закатились глаза, и посинел вывалившийся язык, инъекцию. Коэн нежно держал огромную морду пса на руках, гладил ее и приговаривал: «Тарзан, Тарзанка, дурачок… сейчас, сейчас тебе станет лучше…» Не прошло и несколько секунд, как кобель прерывисто задышал. Глаза собаки ожили, устало поднялись на хозяина, и даже кончик безвольно валяющегося хвоста изобразил что-то вроде радости.

Коэн кулаком ткнул в морду настырно вылизывавшего его Конга и ласково буркнул:

– Да замучил ты меня своими слюнями!

Потом он бережно положил голову Тарзана на газон, встал, осмотрелся, увидел охранника с разбитым лицом, который участвовал в экзекуции перед воротами и, показав рукой на того скомандовал Конгу:

– Взять его! Порви!

Собака молниеносно сорвалась с места, с двух прыжков настигла и повалила на землю опешившего охранника, который дико закричал моля о пощаде. Беловский, заливая кровью газон, сжав зубы от боли, нашел силы подняться и пихнуть Коэна в бок:

– Ты что делаешь! Он же убьет его!

– Пусть убьет! Такое дерьмо не должно жить!

Но Михаил схватил за локоть дрожащего от возбуждения Анатоля и что есть силы встряхнул.

– Ты что, забыл кто ты такой? Забыл – какое ты сам дерьмо? Убери кобеля, пока я его сам не убил!

Этот аргумент, видимо, подействовал на хозяина виллы, и он нехотя крикнул Конгу: «Фу! Фу, Конг! Ко мне!». Зверь послушно оставил кричащего и корчащегося в крови охранника, виляя хвостом, подбежал к Анатолю и уселся у его ноги.

Михаил, гневно выпалил:

– Еще одна такая сцена и ты возвращаешься на яхту выть о своих дочках!

– Но… но тут же такая ситуация… ты же тоже их бил! – оправдывался Коэн.

– Я защищался, а ты убиваешь просто так!

– Он заслужил наказания.

– А ты не заслужил?

– Я тоже заслужил! Поэтому я скоро буду в аду! За все нужно платить!

– Он всего лишь честно выполнял ту работу, за которую ты ему платишь деньги! Разве ты стал бы его убивать, если он дал бы пинка не тебе, а другому бродяге?

Коэн хотел что-то ответить, но, видимо, не нашел, что сказать. У него имелась старая привычка дипломатично обходить острые углы, поэтому он быстро, как всегда, сообразив, согласился:

– Да, пожалуй, я не прав. Погорячился…

Но у Михаила не было такой привычки, поэтому он продолжил:

– Запомни, Толик: у тебя есть один маленький шанс спасти мир и своих дочек вместе с ним. Но для этого ты должен убить в себе мистера Джонатана Коэна! Миллиардер, мошенник и убийца не может спасти цивилизацию по определению! Это – не его дело! Убей в себе Коэна!

Стоявшие вокруг охранники и прислуга были весьма озадаченны разыгравшейся перед ними сценой. Они не понимали перепалку Михаила с их хозяином, потому что те кричали по-русски. Они не понимали – что случилось, почему мистер в таком виде и так постарел. Хотя по поведению собак, по уверенности и главное – по голосу старика они уже догадались, что это был именно владелец виллы. От обслуги отделился пожилой человек с голым черепом и угловатым лицом, похожий на старого наемника. Он приблизился к Анатолю и, удивленно глядя на него, хрипло пробормотал:

– Простите нас, господин! Мы приняли вас за бродяжек, которых в последнее время очень много развелось на островах.

– Ах, старина Вольф, это действительно я… Если бы ты знал, что мне пришлось пережить!

– Могу себе представить, сэр. Вы на себя не похожи!

– Ничего, это не самое страшное. Позаботься об этом несчастном, – Анатоль указал на искусанного собакой охранника, – и приготовь нам с моим гостем все, чтобы мы опять стали похожими на людей.

Он взял Михаила за руку и решительно потянул за собой в сторону дома.

– И проследи за Тарзаном! – добавил он согнутому в поклоне Вольфу.

Знания – не есть ум

Анатоль, с шумом распахивая двери, широкими шагами ворвался в свой дворец, таща за собой хромающего Михаила. Они вбежали по широкой лестнице на второй этаж, прошли лабиринтом каких-то коридоров и каскадами комнат и оказались, наконец, в хозяйских апартаментах. Только сейчас Коэн подошел к большому зеркальному панно и застыл перед ним.

– Удивительно то, что меня еще не пристрелила моя охрана… – пробормотал он, – что со мной произошло, Михаил?

– Я не знаю точно. Но могу предположить, что при восстановлении материального тела чего-то не хватило. Каких-то элементов. Я обязательно выясню это при первой возможности.

– Где выяснишь?

– Это не твое дело. Говорю тебе, что выясню, значит выясню. Мне нужно заняться раной. Есть у тебя ванна и какая-нибудь аптечка?

Коэн показал, где ванна и сказал, что сейчас придет его врач и все сделает сам, но Михаил все равно закрылся, промыл рваную рану на ноге, перетянул ее полотенцем, принял душ и вызвал Изволь.

– Лиза, что с Коэном? Он как-то странно выглядит.

– Ничего странного. Он такой и есть.

– Но он был другим!

– Ты же знаешь, что тело восстанавливается по проекту души. Какова душа, таково и тело. Мало того, что его душа и так не блистала юношеской чистотой, она еще претерпела очень сильное потрясение во время прохождения временных слоев. Это был ужас! Ты же сам это видел. Поэтому она так сильно изменилась, и эти изменения отразились на внешности. Даже в обычной жизни, люди перенесшие потрясение стареют на глазах. А тут произошла полная замена всей материи.

– И что же теперь? Он таким навсегда и останется?

– Не факт. Все зависит от изменений его души. Внешность человека часто сильно зависит от его внутреннего содержания. Если они произойдут в лучшую сторону, то при возвращении в свое время он может в какой-то степени восстановить свою внешность. Ты знаешь, что чистые душой люди, когда их мозг от старости начинает отказывать, впадают в детство, а грязные становятся злобными маразматиками?

– Но ведь совсем не все плохие люди становятся злобными маразматиками?

– Конечно не все. Многие сохраняют ясность ума и способность скрывать свою истинную сущность, как это делает большинство здоровых людей. Не у всех мозг стареет раньше других органов. Многие до конца жизни успешно играют роль хороших, добропорядочных стариков. Истинная же душа открывается для других, только если они утрачивают эту способность по физиологическим причинам. Вот тогда окружающие начинают видеть их в чистом виде. Одна бабушка почему-то становится всеми любимым «Божьим одуванчиком», а другая старуха отравляет жизнь родным и соседям, и день ее смерти превращается во всеобщий праздник. Именно такими, раскрытыми, без прикрас и артистизма, люди предстают перед Богом. Для Него только душа имеет ценность и является единственным продуктом всей жизни человека.

– А как же интеллект, эрудиция, знания? Разве это не свойства души?

– Нет. Ерунда все это. Это всего лишь память, способность заучивать, запоминать.

– И все?

– Память – это свойство материи, свойство мозга, как в компьютере вашего времени жесткий диск. А что такое жесткий диск? – Железка! И мозг – это всего лишь плоть. А любая плоть рано или поздно погибнет вместе с информацией. Останется только бессмертная душа. Только представь: человек всю жизнь читает тонны книг, слывет мудрецом и эрудитом, пользуется всеобщим уважением, но в конце жизни у него отшибает память и выясняется, что на самом деле это жалкая, ничтожная личность, продолжающая по привычке настойчиво требовать к себе непомерно много внимания. Но тут случается облом, оказывается, что без утерянной эрудиции эта личность никому не нужна. А амбиции-то остались! Амбиции-то – это свойства не мозга, а бессмертной души. Это – гонор, спесь, самоуверенность. А мозгов-то уж нет. Вот и получаем мы на выходе безмозглое, спесивое и капризное существо. Обидно, да?

– Да уж…

– Ну и как ты думаешь, Господь за это примет? Нет, не знания Ему нужны от нас, хотя, некоторые религии только тем и занимаются, что призывают всю жизнь чего-то учить, учить и учить. Они не говорят, что все мы ни с чем, кроме голой души, предстанем перед Господом. Неужели кто-то надеется удивить Творца всего сущего чем-нибудь из прочитанного?

– Ты хочешь сказать, что эрудиция вообще не нужна?

– Ну, что ты! Очень даже нужна! Плоть желательно содержать в здоровом состоянии. Это касается и кишечника, и сердца, и мозга. Накопление знаний и умственные упражнения – это такая же тренировка плоти мозга, как гимнастика – тренировка плоти мышц. Знания очень важны для земной жизни, но не имеют ни какого значения для жизни будущей, потому что там любой душе доверяется истинное вселенское знание во всей его полноте. Все сразу и абсолютно даром. Ты вспомни себя, когда ты с Киприаном выходил из разрушенного ада в конце времен. Там на тебя свалилось это вселенское знание. Ты понял устройство мира.

– Да, я это помню. Я помню свою радость от этого. Но, почему-то я совсем забыл сами знания…

– Ничего удивительного. Ты опять вернулся в материальный мир, где эти знания находиться не могут. Для плоти устройство мира непостижимо, как непостижим Бог. Это обязательное условие ее существования. Вселенское знание откроется само собой любому, кто достоин его и не будет использовать его во вред. Только чистой, проверенной за время земной жизни душе можно его доверить.

– Значит, любой неграмотный мужик там станет образованнее любого академика?

– Абсолютно верно! Но ты слишком уж пренебрежительно не относись к неграмотным мужикам. У многих из них и земная эрудиция на самом деле бывает значительно шире, чем у некоторых академиков. Сумма их знаний гораздо больше. Просто эти знания другие. Их знания – настоящие знания. Они – универсальные, умные люди. Они тебе и трактор в поле починят при помощи молотка и проволоки, и дом построят, и роды у коровы примут и вообще сделают чего угодно. Для них практически нет ничего невозможного. А многие так называемые образованные люди настолько отупели, что лампочку вкрутить не в состоянии, они абсолютно утратили способность самостоятельно соображать. А ты говоришь – «эрудиты»!

– Но люди так не считают.

– Современные люди сильно поглупели. Дело в том, что они образование стали выдавать за эрудицию. А это не эрудиция, а всего лишь набор стандартных знаний, большинство из которых, абсолютно не имеют ни какой жизненной ценности. Это – информационный хлам, а не знания. Истинная эрудиция – это полезный жизненный опыт, а не пыльный сундук, набитый хрестоматиями.

Большинство этих знаний чаще всего вообще являются ложной информацией. Но человечество все равно упорно забивает ими свои головы.

– Так как же человеку отличить хлам от истинных знаний?

– Вот для этого и нужно тренировать душу. Она и есть та самая интуиция, которая может безошибочно подсказать – что есть хлам, а что истина. Если душа вялая и голос ее слаб, то человек пожирает все информационные яды без разбору. Но если душа открыта Богу, если она общается с Ним в молитве и размышлениях, то она безошибочно подсказывает – что можно читать, что можно смотреть, что можно слушать, что стоит загружать в свою память, а что – нет.

За дверью послышались голоса. Они напомнили Беловскому о его делах.

– Ладно, давай об этом поговорим позже. Лучше скажи мне: как же мне такого Коэна тут использовать? Его же никто не узнает!

– Действуй по обстановке. Проблема с его внешностью, конечно, для нас явилась большой неожиданностью. Но теперь уж ничего не поделаешь. Кстати, у тебя в кармане тюбик.

– Такой же, как на плоту?

– Можно даже сказать – тот же самый.

– Вот за это отдельное спасибо!

– Все, Миша, там доктор пришел. Намажь рану мазью и выходи.

Беловский так и поступил. Морщась от боли, он размотал с ноги полотенце, довольно экономно намазал мазью рану, закрыл тюбик и убрал его в карман.

– Чего экономишь? – услышал он голос Изволь.

– На всякий случай. Работа у меня такая, что без тюбика – никуда…

– Не жалей, у нас этого добра много!

– Что хоть это за зелье такое?

– О! Это – отдельная история.

– Ну, поделись с товарищем, пока он занят самолечением.

– Это зелье приведет человечество в очередной тупик.

– Я бы удивился, если бы человечество сумело обойтись без какого-нибудь тупика.

– Человечество не может обойтись без тупика. Тупик – это логика человечества. Это обязательное условие для человечества. Важно только выбрать нужный тупик. Но разговор сейчас не о тупике вообще, а о зелье, которое привело к конкретному тупику. Короче, фармацевтами и биохимиками было изобретено средство омоложения тканей. Почти бессмертия. Любой человек мог в любой момент отремонтировать любой свой орган. И не важно – рана это или болезнь, или просто старость.

Но стоила эта услуга очень дорого. Поэтому богатые стали жить очень долго, а бедные как всегда. Произошло чудовищное расслоение общества. На земле, особенно в Америке, катастрофически выросло количество старых людей, которые не умирали и не умирали. Молодые жили, старились и поддерживали свою старость бесконечно долго. Так в полку вечных стариков все прибывало и прибывало, и в результате их стало столько, что молодых на улицах практически невозможно было встретить.

– Но ты говоришь, что они омолаживались? Значит, из стариков вновь становились молодыми?

– Наиболее богатые могли себе позволить и полное омоложение с изменением скелета и гормональной системы. Но это стоило очень дорого! Поэтому большинство стариков предпочитало оставаться внешне пожилыми, но здоровыми.

– Разве не могли они придумать какое-нибудь соцобеспечение бедных слоев общества омоложением?

– Об этом много спорили. Но корпорации, владеющие технологией, не были заинтересованы в этом, поэтому не позволили сделать омоложение массовым и бесплатным. К тому же всеобщее омоложение привело бы к катастрофическому перенаселению планеты. Под давлением так называемой общественности, было разрешено использовать эту технологию только при несчастных случаях, авариях и на войне для раненых солдат. Тюбик, который у тебя в руках, как раз предназначен для раненых. Поэтому – пользуйся на здоровье!

– Благодарю тебя. Ну и чем же все это закончилось?

– Еще не закончилось. Но близится к завершению.

– К тупику?

– А больше некуда. Там такая каша заварилась! Возмущенные бедные народы подняли восстание на цивилизацию стариков.

– А как же «Битва пророков»? Куда смотрят наши отцы-командиры?

– Куда нужно, туда и смотрят. Ты давай заканчивай свою процедуру, а то тебя уже доктор заждался.

– А зачем он мне теперь?

– Ну,… ты все ж не обижай человека. Пусть он тебе поможет.

– Погодь, а что же с тупиком из-за омоложения?

– Не спеши, со временем сам все узнаешь…

Зачистка

Михаил хотел, было опять обмотать ногу полотенцем, но передумал, бросил его в урну и вышел из ванной с открытой раной, из которой удивительно быстро перестала течь кровь.

Врач склонился над опутанным проводами и датчиками, лежащим на кушетке мистером Коэном. Он осматривал миллиардера, цокал языком и покачивал головой. Анатоль заметил Михаила и указал ему жестом на форму охранника, которую принесли специально для него.

– Вот, примерь пока это. Я думаю, что для нашего дела такая одежда как раз подойдет.

Потом он обратился к врачу:

– Ну что ты все мычишь и башкой трясешь? Говори прямо – что со мной?

– Мне трудно сразу сказать, мистер…

– Если тебе трудно сказать, то я найду на твое место другого, который легче будет говорить!

– Сэр, ваш организм имеет все признаки очень быстрого старения. Я осматривал вас пару недель назад, а сейчас просто не могу понять – что произошло!

– Я и сам вижу, что я постарел! Для этого мне достаточно иметь зеркало, а не оплачивать профессора медицины и все эту электронную требуху!

– Простите, сэр, но складывается такое впечатление, что все ваши внутренние органы недавно перенесли очень сильный стресс и сейчас они только начинают восстанавливаться. Такое бывает, когда отказывает какой-нибудь орган и его удается запустить опять. Но чтобы сразу все! Такого феномена наука не знает…

– Ты хочешь сказать, что если все органы у меня отказали, значит, я недавно умирал?

– Да. Очень похоже на то.

– Михаил, ты слышишь, что городит это светило медицины?

– Он не далек от истины.

Коэн подпрыгнул на кушетке, сорвал датчики, бросил их в доктора, и быстро заходил по комнате.

– И что же мне теперь делать? – он подбежал к профессору и взвизгнул. – Ты можешь меня вылечить?

– Нужно время сэр. Возможно, ваши органы придут в норму, но для этого необходим длительный восстановительный курс и специальный режим. А с вашим лицом и волосами должны поработать пластические хирурги и косметологи.

– Сколько на это потребуется времени?

– Первый этап – не меньше месяца. Но это придется делать в Европе или Америке. На Сейшелах нет необходимых условий.

– Какой месяц! Ты с ума сошел!

– Я говорю так, как есть. Иначе вы не сможете работать в близком контакте с партнерами и клиентами. Они обязательно заметят произошедшие с вами изменения.

– Это невозможно! Это отпугнет от меня всех! Никто не будет иметь со мной дело! – он вытолкал врача из комнаты и захлопнул за ним дверь. – Михаил, ты стал бы иметь дело с человеком, который вчера выглядел как огурчик, а сегодня постарел на тридцать лет?

– Я никогда не имел такие дела, как у тебя.

– При чем тут мои дела? Ты бы доверил хоть сто долларов человеку, который стареет за неделю на тридцать лет? Это же значит только одно, что он завтра умрет вместе с твоими деньгами!

– Да… есть такая проблема…

– Ну и что мы теперь будем делать?

– Думаю, что для начала нужно обдумать план.

– Как твоя нога?

– Ничего. Уже лучше.

– Постой, постой… Только что у тебя кровища хлестала из раны, а сейчас она уже зарубцовывается! Что ты с ней сделал?

– Ничего не сделал. Просто у меня организм такой.

– Ну почему у тебя организм молодеет, а у меня стареет?

– Это – расплата. Вернее – часть расплаты. Первый транш, так сказать… Ты не забыл ничего о сделке?

– Я ничего и никогда не забываю! Особенно о сделках. Наоборот я думаю – как теперь, с такой рожей, я смогу что-то изменить? Как я смогу работать? Ведь вся моя работа заключается в разговорах! В бесконечных переговорах и личных контактах!

– Будем искать другой вариант.

Раздался мелодичный звонок. Коэн привычным движением нажал кнопку на низком столике перед кушетками.

– Что там еще?

– Сэр, пришел катер от шейха Сулеймана Аль-Абаса с посыльным.

У Коэна вытянулось лицо, и он выразительно посмотрел на Беловского.

– Это привезли пульт – шепнул он, прикрыв рукой скрытый в столе микрофон, и громко ответил, – принесите мне, что он привез!

– Сэр, он настаивает на том, чтобы передать вам лично в руки.

– Скажите, что я не могу сейчас его принять!

– Он говорит, что подождет сколько нужно…

– Проклятье! Скажите ему, что я сегодня вообще не буду принимать! Я болен! У меня понос и чума! Я свяжусь с шейхом!

Но прошло буквально несколько минут, как позвонил сам шейх, видимо он был со своим посыльным на постоянной связи:

– Что с тобой случилось, дорогой Джонатан? Мы не ожидали от тебя, что ты не примешь наше условие! Мы очень огорчились! Ты передумал?

– О! Как я рад слышать уважаемого шейха Аль-Абаса! Пусть не подумает ничего плохого драгоценный мой друг… – Коэн судорожно соображал, что бы соврать.

– Что же случилось с нашим любимым Джонатаном?

– Ничего страшного, ничего страшного! Какая-то сыпь по всему телу… Врач говорит, что это пройдет через пару дней, но как раз сейчас я нахожусь в совершенно неприглядном виде, весь в проводах, в ванной с каким-то вонючим раствором! Ах, эти тропики, мы, северяне, всегда подцепляем тут какую-нибудь заразу! Тем более, ты же знаешь, в какую клоаку сейчас превратились острова!

– Ой-ой-ой! Дорогой Джонатан! Как же трудно сейчас стало! Я с тобой полностью согласен! Выздоравливай поскорей! Не нужна ли наша помощь?

– Нет, нет! Большое спасибо, брат Сулейман! Тронут твоей заботой! Как только я смогу работать, я сразу позвоню тебе. Или сам приеду на чашку чая!

Они попрощались, Коэн обхватил голову руками и сказал:

– Он не верит!

– Ну и что теперь?

– Чего угодно! Ты их не знаешь! Они могут убить кого угодно, где угодно и когда угодно! Если он хоть немного во мне сомневается и подозревает, то наши дела плохи…

– Нам нечего бояться. Главное обезвредить танкер с бомбой.

– Ух, ты, какой шустрый! Обезвредить! – передразнил Михаила Анатоль. – Как бы нас самих минут через пять не обезвредили!

– А как они смогут это сделать?

– У них кругом свои люди. Они привыкли перестраховываться несколько раз, прежде чем сделать что-то значительное. Они всегда продумывают много запасных вариантов, исключая любые неожиданности! Я полагаю, что среди моих людей есть их агентура, которая контролирует меня. Я в этом абсолютно уверен. Хотя я лично всегда занимаюсь подбором персонала.

– Сколько человек на вилле?

– Двадцать четыре.

– Нам срочно нужно их нейтрализовать.

– Убить?

– Это было бы оптимальным вариантом, но нам он не подходит.

– Глупо отказываться от оптимального варианта!

– Мы вообще занимаемся сейчас глупостью, с точки зрения таких, как мистер Коэн. Лучше бы нам было заняться Второй Америкой на алмазных копях Сьерра-Леоне.

– Что же ты предлагаешь?

– Я думаю…

– Думай быстрее, шейхи не любят давать время на раздумья тем, кого хотят убрать.

– Вызови весь персонал сюда.

– Зачем?

– По крайне мере мы будем их видеть. Говори им что-нибудь, пока я не придумаю план действий. Кстати, оружие у тебя есть?

– А куда я без оружия? Вон в том шкафу – выбирай.

Михаил открыл шкаф, на полках которого было несколько пистолетов различных марок, и выбрал скорострельный «Люггер» с обоймой в 68 патронов. Он положил его под подушку на кушетке и развалился на ней сам.

– У персонала есть оружие?

– Конечно, есть, но сюда они с ним войти не смогут, потому что на всех дверях стоят детекторы. На всякий случай…

– Это как раз тот случай.

– Ну, ты готов, вызывать персонал?

– Подожди… позови сначала доктора и спроси у него что-нибудь усыпляющее. Часов на двенадцать. Наверное, у него найдется что-нибудь такое?

– А зачем для этого доктор? У меня и у самого все есть.

– Откуда? И что это?

– Это арбалет, со снотворными стрелами моментального действия. Я прикупил его специально для сафари в Африке. Люблю я это дело. Убивать зверей не интересно, а усыпить быстренько, чтоб время не тратить на поиски убежавшего и уснувшего в непролазных дебрях зверя – в самый раз. У меня есть свой зоопарк, да и подарить какому-нибудь шейху живого льва или жирафа, знаешь ли – большое дело…

– Да ты, Анатоль, необходимейшая в нашем деле личность! – обрадовался Беловский, – а ну, где тот арбалет?

Коэн кряхтя, встал с кушетки:

– Иди сюда, я тебе кое-что покажу!

Михаил последовал за ним. Они вошли в просторную комнату в охотничьем стиле, с камином и стенами, увешанными коврами, оружием и многочисленными трофеями. Коэн снял со стены роскошный арбалет, инкрустированный слоновой костью, потом заплечный колчан со стрелами в таком же стиле, и протянул Михаилу.

– Отличная вещь!

– Бьет по очереди двумя стрелами, как двустволка. Дальность стрельбы до семисот метров.

– Ого! Значит, с нескольких шагов пробьет человека насквозь!

– Нет, там все учтено. Там задается нужное расстояние, чтобы не повредить животное.

Беловский достал из колчана стрелу.

– Она же пустая! Где ампула?

– Ампулы в холодильнике…

– А холодильник где?

– На кухне.

– Так значит нужно взять их оттуда.

– Подожди… Если среди прислуги есть «крот», то это скорее всего повар. Если это так, то он уже настороже и узнав о том, что мы забрали ампулы, может догадаться о наших намерениях.

– Где кухня?

– В пристройке за домом.

– А почему ты думаешь, что это именно повар?

– Ну, во-первых, его мне рекомендовал один, как бы тебе сказать… в общем, один из «братьев». Во-вторых, «братья» практикуют тонкие отравления уже не одну сотню лет.

– Понятно. Есть ли окна, выходящие на кухню?

– Сама кухня не видна ни откуда. Все служебные и подсобные помещения спроектированы так, чтобы не портить виды из окон. Подойди сюда.

Коэн активировал голографический план виллы. Уменьшенная объемная копия дворца со всей территорией повисла посреди зала. На ней были видны все кабели, трубы, вентиляционные короба и даже два подземных хода, ведущие в горы.

– Смотри: если спуститься вот из этого окна, и зайти за угол, то вот здесь, в конце здания увидишь кухню.

– Где находится охрана и остальные люди?

– Вот помещение для охраны, – показывал Анатоль, – вот здесь их посты. Вот здесь камеры наблюдения. Тут комнаты доктора, повара, садовника и других работников. Здесь собаки. Да ты можешь скопировать эту голограмму к себе в Интернет приемник!

– Отличная мысль! А где мониторы видеонаблюдения?

– Вот они. Нужно спуститься на первый этаж. Центральный пульт охраны тут же, под лестницей.

– А можно сделать это незаметно?

– Боюсь, что нет.

– Тогда вызови сюда начальника охраны и скажи ему, что я новый специалист и должен им кое-что показать, понял?

– Светлая у тебя голова, Миша! Жаль, что не захотел быть у меня министром…

– И еще: вели повару приготовить завтрак, да что-нибудь такое, чтобы он повозился с полчаса.

Коэн своим обычным капризным голосом приказал повару настряпать какое-то экзотическое баловство, вызвал старого Вольфа и велел ему привести на всякий случай Тарзана. Через минуту кобель радостно лизал его руки, а начальник охраны стоял у дверей и жадно ловил каждое слово хозяина.

– Познакомься, Вольф! Это – мистер Винник из Моссада. Он будет устанавливать у нас новую сигнализацию. Чтобы не тратить время зря, покажи ему пока свое хозяйство, а я пойду приму душ.

– Слушаюсь, сэр – поклонившись, ответил Вольф и пригласил Михаила следовать за ним.

Они прошли опять анфиладами комнат и коридоров, спустились по лестнице и завернули под нее, в затемненное помещение, одна стена которого была полностью закрыта светящимися мониторами. Беловский быстро оценил обстановку, заметил еще двоих охранников и спросил Вольфа:

– Есть ли тут другие помещения?

– Да, за дверью – комнаты отдыха.

– Там кто-нибудь сейчас отдыхает?

– Нет, сэр, после того переполоха, который вы устроили, все на ногах.

– Покажите мне эти комнаты!

– Прошу вас, сэр…

Они прошли в небольшое помещение, где кроме кровати, стула и маленького столика больше ничего не было. Беловский, ощупывая стены, спросил:

– Из какого материала они?

– Это монолит, сэр. Толщина три с половиной фута.

– Слышимость как?

– Абсолютно тихо, сэр. Окон нет, двери мощные и звуконепроницаемые, кондиционируемая вентиляция регулируется при помощи пульта рядом с кроватью. Тут хорошо отдыхать.

– А если тревога?

– Тревога у нас такая, что и мертвого разбудит.

– Это хорошо.

– А кто включает тревогу?

– Тот, кто следит за камерами, или внешняя охрана, или она включается автоматически, если кто-то проник на территорию снаружи.

– Я видел перед мониторами двух охранников. У каждого есть тревожная кнопка?

– Конечно! Мы продублировали!

– Сколько длится дежурство?

– Мы стараемся не утомлять людей, поэтому они работают у мониторов два часа, после чего меняются с наружной охраной и идут погулять на воздух.

– Это разумно.

– Да, сэр! Я завел такой режим после того, как один уснул на посту.

– Он еще работает?

– Ну что вы! Мы его сразу уволили! Более того, ему пришлось покинуть архипелаг.

– Меняются сразу оба?

– Нет, каждый час меняется только один человек, это сделано для того, чтобы перед мониторами все время был кто-то свежий.

– Очень разумно, мистер Вольф! Я надеюсь, график смены вы расписали не ровно по часам?

– Ну что вы, сэр! Смена происходит двадцать третью минуту каждого часа.

– Я вижу, что вы хороший специалист. Мистер Коэн умеет подбирать людей.

Михаил посмотрел на часы, которые были в углу каждого монитора. Было около семи утра. Значит, смена придет где-то через пол часа. Он активировал из своего приемника голографическую модель виллы и стал расспрашивать у Вольфа разные подробности. Тот, видя, что специалист из Моссада уже располагает секретной голограммой, проникся к нему полным доверием, абсолютно ничего не подозревал и выкладывал ему все как на духу.

– А теперь, познакомьте меня с персоналом – попросил Михаил.

Вольф немедленно подал команду, оба охранника вскочили со своих мест, и замерли перед ними. Но не успели они сфокусировать свое зрение на Беловском, как уже кувыркались, сметая стулья в глубоком нокдауне. Вольф от неожиданности открыл рот и вытаращил глаза. Беловский улыбнулся и пожал плечами:

– Они оставили тревожные кнопки. Я их уволил.

После чего коротким ударом сложил начальника охраны пополам, унес в комнату отдыха и положил на кровать. Вернувшись назад, он осмотрел провинившихся охранников, приподняв по очереди их головы, добавил по короткому сотрясающему мозг удару, для уверенности, и тоже унес в комнаты отдыха, где крепко связал всех троих проводами, которые оторвал от настольных ламп.

Потом он внимательно осмотрел все мониторы, заметил копошащегося в саду садовника, с удовлетворением отметил, что камеры были установлены не только снаружи, но и в помещениях. Увидел повара у плиты, доктора, озабоченно склоненного над компьютером, горничных, поливающих цветы и гладящих белье, запомнил, кто, где находится, и направился в сторону кухни.

Когда он проходил по длинному коридору, из двери справа неожиданно вышла девушка-креолка, видимо тоже горничная. Беловский, улыбнулся ей, вежливо пожелал доброго утра и, как ни в чем не бывало, пошел дальше. Через несколько шагов он обернулся: горничная стояла на том же месте и почему-то внимательно смотрела на него. Кто знает, что это за девица и что у нее на уме? Может она просто изучает нового симпатичного сотрудника, а может она и есть агент шейха? Оставлять ее было небезопасно. Вдруг она заглянет к охранникам, чтобы сменить у них постель? Поэтому Михаил, сконцентрировав все свое обаяние, и направив его в сторону креолки в виде лучезарной улыбки, произнес:

– Простите меня, мисс! Я первый день работаю тут и не могу найти кухню. Вы не покажете мне ее?

Девушка изобразила недовольное лицо, будто ее отвлекают от очень важных дел, как бы говоря всем своим видом: «Ну что с вами сделаешь!», кокетливо поправила волосы и неповторимой креольской походкой, направилась к Беловскому.

– Вы надолго к нам? – игриво спросила она.

– Все может быть, – голосом бархатного леопарда ответил Михаил.

– Вы из Европы?

– Нет, из Израиля.

Девушка хлопнула огромными ресницами:

– Разве Израиль не в Европе?

– Нет, он не в Европе. Но разве это имеет какое-то значение?

– Мне нравятся парни из Европы ­– надула губки креолка.

– Но в Израиле почти все из Европы.

– Правда? А где же тогда израильтяне? – искренне удивилась она.

Беловский подумал: если это агент, то она очень хороший агент, так как играет глупую девушку безупречно.

– Это сложный вопрос, мисс…

– Джулия, сэр. Джулия Косанна.

– Очень приятно, мисс Джулия, протянул ей руку Михаил. – Я Дэвид Винник. Мне очень приятно, что вы первая, с кем я познакомился в этом доме.

Она звонко хихикнула: Сначала вы познакомились с Амалем, Гуно и Парту.

– Это те охранники?

– Угу!

– Мне очень жаль…

– Ну что вы! Это было так здорово! Я терпеть не могу этих придурков.

– Чем же они вас так разозлили?

– О, если бы вы знали их! Они подглядывают в камеры слежения за девушками. От них нигде не спрятаться на этом острове!

– Надеюсь, что вскоре познакомлюсь с ними поближе.

– А можно я буду рядом с вами, когда вы будете с ними знакомиться, а? Ну, пожалуйста! – мурлыкнула, заглядывая Беловскому в глаза Джулия.

– Я не против…

Джулия по-свойски повисла у Беловского на руке и изобразила при этом от радости что-то вроде румбы:

– Ес, ес, ес! – взвизгнула она. – А вы любите купаться в море?

– О, я готов не вылезать из океана, если есть такая возможность!

– Тогда мы будем вместе ходить на дальний пляж, где нет камер слежения. А то Амаль, Гуно, и Парту всегда преследуют меня по пятам и мне приходится купаться только тогда, когда они на дежурстве. Мы и правда, будем теперь купаться вместе?

– Ну, конечно! – ответил Михаил, подумав, что встречи креолок с моряками всего света в течение нескольких веков, не могли не наложить заметный отпечаток на характер знойных женщин этого народа.

– Вот и кухня, – огорченно сказала Джулия, – а что тебе тут нужно?

– Я могу не отвечать на некоторые вопросы? – спросил Михаил. Но креолка изобразила на лице такую обиду, что он добавил ­– у меня работа такая.

Она вздохнула.

– Ну, как хочешь… Когда ты освободишься?

– Я еще не знаю.

– Я буду ждать, ладно?

– Зачем ждать? Если хочешь, зайди сюда через десять минут.

– А что тут будет?

– Сюрприз…

Она приподнялась на цыпочки, чмокнула Беловского в щеку и шепнула:

– Я так рада, Дэвид, что ты приехал!

Джулия повернулась на высоких каблуках и ушла все той же неповторимой походкой, а ошеломленный таким напором Михаил остался моргать глазами у дверей кухни.

– Эй, герой-любовник, очнись! – услышал он голос Изволь.

Он смущенно крякнул:

– Чего мне очну…, очинать…, очнять… – пытался правильно просклонять глагол «очнуться» Беловский.

– Ты хочешь сказать: чего тебе очухиваться? Что ты и так очухнутый?

– Ну, да… примерно это.

– Вот ведь какой ненадежный ты товарищ оказался! Ай-ай-ай…

– А чего я? – засмущался он, – и вообще, ты опять почему-то замечаешь плохое!

– Да какое уж там плохое! Очень даже хорошее! Просто великолепное! Такая фемина ему попалась! Известно давно: нельзя мужиков одних на юг отпускать!

– Я не на юг поехал, я в командировке…

– Еще лучше! Его в командировку ответственную постлали, но не прошло и часу, а на нем уже креолки гроздьями висят! Ну, просто – настоящий командировочный! Образец, так сказать!

– Так, Лизка, – напустил строгости Михаил, – ты меня отвлекаешь!

– Смотри у меня, чтобы эту шоколадку тоже усыпил! Всех, так всех! Я проверю!

Беловский хотел что-то еще сказать в свое оправдание, но Изволь уже отключилась. Он в сердцах сплюнул и резко открыл ногой дверь на кухню. У шипящей сковородками плиты, удивленно моргая на Михаила, стоял лоснящийся от пара повар-индус. В его пухлых руках был маленький полиэтиленовый пакетик с каким-то порошком. Михаил решительно вошел и спросил, пристально глядя тому в перепуганные карие глаза:

– Что это?

– Это… это приправа – покрывшись испариной, промямлил повар.

– А ну, попробуй на язык!

Повар побледнел и стал пятиться. Михаил сгреб с разделочного стола огромный нож, и повторил:

– А ну, попробуй на язык!

– Нет, нет… я не могу…

Михаил со всей силы ударил тесаком по доске так, что она разлетелась на куски.

– Пробуй, я сказал!

– Нет, нет! – дрожащим голосом застонал тот. Его ноги подкосились, и он рухнул на колени. – Помилуйте меня, господин! Меня заставили!

– Кто?

– Я не могу сказать, меня убьют!

– Если не скажешь, тогда я сам тебя убью – замахнулся ножом Михаил. – Ну!

– Пощадите, сэр! Пощадите меня!

– Кто тебе велел отравить Коэна?

– Нет! Я не скажу! Если вы убьете меня, они хотя бы не будут мстить моим детям!

– Не волнуйся, Коэн отомстит…

– Коэн не жилец. Его все равно убьют.

– Кто?!

– Я не могу этого сказать!

Михаил схватил повара за дрожащую руку с пакетиком, заломил ее за спину, аккуратно забрал отраву, и отбросил ее в сторону.

– Где ампулы для стрел от арбалета?

– Они в правом холодильнике, на полке в дверце.

Не выпуская его руки, Беловский достал одну маленькую пластиковую ампулу, с иглой на одном конце и резьбой на другом и воткнул ее в толстое плечо отравителю. Тот сразу обмяк и упал на пол. Лейтенант выключил плиту, сдвинул с конфорок сковородки, чтобы не шипели, отволок тело в сторону и с трудом взвалил его на стоящий у стены диванчик. Потрогав сонную артерию на шее, Михаил убедился, что повар жив, но спит. Он рассмотрел надпись на ампуле. Она гласила, что данная доза рассчитана на животных весом от двухсот килограмм, до полутонны. Эх, не повезло мужику, – подумал он, – хотя, парень не из худеньких. Может и обойдется…

Затем он выгреб из холодильника на стол все ампулы, которые, в зависимости от силы действия, различались разноцветными юбочками, отобрал те, что рассчитаны на животных от пятидесяти до двухсот килограммов и едва успел рассовать их по карманам, как услышал за дверью звук каблучков Джулии.

Она без стука открыла дверь, сделала шаг вовнутрь, и на ее жеманном личике только что нарочито полуприкрытые глаза и губки как-то сразу расширились до максимального размера от представшей перед ней картины: на диване в неестественной позе с задранной кверху рубашке валялся повар. Рядом стоял раскрасневшийся от напряжения новый красивый сотрудник – Дэвид Винник, который, заметив, что Джулия имеет намерения пронзительно завизжать, молниеносно бросился в ее сторону, зажал рот рукой, и сгреб в объятья, от которых ноги девушки почему-то подкосились, а глаза закатились. В общем, она уснула счастливым сном прямо на руках у Михаила...

– Зачет! – услышал он голос Изволь – ты сделал это!

– Тебе все шуточки, а мне-то чего с ней теперь делать? Что-то не хочется оставлять ее на кухне с этим боровом.

– Отнеси в третью комнату слева. Это ее комната.

Беловский взвалил креолку на плечо, осторожно открыл дверь, посмотрел по сторонам, прокрался в комнату Джулии и бережно положил ее на кровать. Только он собрался покинуть девичьи покои, как из соседней комнаты, услышав незнакомые шаги, выскочила старая негритянка:

– Что с Джулией, что с моей девочкой! – запричитала она – Что ты с ней сделал!

– Ничего страшного, мэм, у нее обморок… Она спит…

Негритянка отодвинула Михаила и склонилась над кроватью, прикрыв половину ее огромным круглым задом.

– Джулия, Джулия, что с тобой! – теребила она девушку, стараясь привести ее в чувство.

Она трубила довольно громко, так, что Беловский не на шутку обеспокоился – как бы не сбежались люди. Поэтому он, оценив на глаз массу негритянки, достал из кармана нужную ампулу, помялся немного, прицелился, смущенно отвернулся… и шлепнул ладонью с зажатой между пальцами ампулой по ее солидному крупу. Негритянка от неожиданности подскочила, соображая, как реагировать на такую выходку, но пока думала, успокоилась, почувствовала сладкую усталость, присела, прислонилась к спинке кровати и уснула в этой же позе.

– Да-а-а-а… ну ты гигант! Да ты представляешь просто страшную опасность для женщин любого возраста, Беловский! – хихикнула Изволь.

– Тьфу! – сплюнул он, – самому от себя противно…

– Ничего-ничего… продолжай в том же духе! Там еще горничная и прачка есть. Ты как к прачкам относишься?

– Так же как и к горничным.

– Ну, гусар! Ну, гусар! Прям не американский летчик, а уездный специалист по прачкам и горничным!

– Угу, люблю, когда они умолкают на время. Погоди, я и до тебя доберусь. У меня ампул еще много…

– Молчу, молчу! Умолкаю, под неизгладимым впечатлением увиденного…

Электрик Фадлан

– Как ты долго! – воскликнул Коэн, когда Михаил, наконец, вернулся в его апартаменты.

– Зато тихо.

– Принес ампулы?

– Да, все в порядке. Внутренняя охрана обезврежена, повара я застукал с ядом в руках, и он случайно получил от меня лошадиную дозу снотворного. Еще обезвредил горничную и какую-то негритянку.

– Это – посудомойка – ее приемная мать.

– Итого: было двадцать четыре, минус шесть, осталось восемнадцать человек.

– Я звонил шейху…

– Ну и что он говорит?

– Ничего он не говорит. Он не хочет говорить. Секретарь отвечает, что у него какая-то сыпь, и он лежит в лечебной ванне.

– Тоже врет?

– Не-е-ет, Миша, это не вранье. Это – приговор мне.

– Ну, положим, для нас это не новость. Да и повар уже все подтвердил.

– Выходит, повар был на постоянной связи с шейхом, и если он обезврежен, значит, связь с ним оборвалась. Это обеспокоит Сулеймана и через несколько минут он начнет чего-нибудь предпринимать.

– Что именно?

– Скорее всего, пришлет сюда своих людей. Если только вся моя охрана – не его люди.

– Я все понял. Нужно срочно уходить!

Беловский схватил арбалет и хлопнул по спине Коэна:

– Беги за мной!

Они покинули апартаменты, пронеслись по коридорам, скатились по лестнице и вбежали в помещение охранников. Все мониторы исправно работали, было видно, как доктор листал какие-то книги, охранники прохаживались по своим маршрутам, горничная болтала с прачкой, а повар, Джулия и черная посудомойка мирно спали. Посчитав людей, Михаил сказал:

– Не хватает троих. Кого нет?

Коэн присмотрелся, подумал и ответил:

– Не вижу электрика Фадлана и Гуно с Амалем.

– Амаль, это тот, которому сегодня досталось от меня и собаки?

– Да, это он. А Гуно, это тот, который чуть ворота не пробил своим лбом.

– Где же они могут быть?

– Это мог знать только старина Вольф. Теперь же и спросить не у кого.

– Ну почему же. Вольф не спит. Он просто отдыхает тут за стенкой.

Они вошли в комнату, где лежал скрученный проводами начальник охраны. Коэн криво улыбнулся и обратился к нему:

– Ты извини, дружище, но обстоятельства сложились так, что по-другому мы действовать не можем. Повар хотел меня отравить. Его только что обезвредили мистер Винник. И я не знаю – сколько еще убийц ходит по этому дому! Ты понимаешь это? Ты понимаешь, что ты прозевал киллера? – перешел на крик Анатоль.

– Простите меня, сэр. Но повара привел не я – прохрипел связанный Вольф.

– Это верно… Но в твои обязанности входит неусыпный контроль и наблюдение за всеми, кто находится в доме!

– Я знал каждый шаг всех, кто здесь работает! Я знал – по какому делу кто и когда ходил в туалет!

– О, да! Следить за горничными на биде у тебя действительно неплохо получалось!

– Но сэр…

– Что сэр? Что сэр? – взвизгнул Коэн и пихнул Вольфа ногой в бок. – Меня хотят убить в моем же доме! И не креолки из туалета куском дерьма, а собственный повар!

– Сэр, повар работает у нас много лет, и ничего плохого за ним замечено не было!

– Да что ты вообще можешь заметить!

– Что я могу сделать, сэр, чтобы хоть чем-то загладить вину?

– Куда делся Амаль, ты знаешь?

– Он отказался от врача и хотел уволиться. Он сильно обиделся на вас.

– Мне плевать на его обиду! Где он сейчас? Ты его отпустил?

– Нет, я его не отпускал. Когда была суматоха, связанная с вашим неожиданным появлением, он весь в крови убежал в открытые ворота. У него есть своя лодка, на которой он иногда ездит домой.

– И ты просто так его выпустил?

– Я же говорю, сэр, он убежал в суматохе, сразу после того, как вы натравили на него собаку. В это время все сбежались к вам и только те, кто наблюдал за мониторами, видели, как убегал Амаль, но ничего сделать не могли.

– Ну и что ты предпринял дальше?

– Я послал за ним Гуно.

– Почему Гуно?

– Они дружили. Гуно знает, где искать Амаля.

– А ты не подумал, что если они друзья, то могут вместе смыться?

– Гуно никогда этого не сделает. Он у меня на крючке. Он уберет Амаля.

– Ты послал Гуно убить его?

– Никто не может уйти отсюда с планом охраны виллы в голове. Это – мой принцип.

– А где Фадлан?

– Этого я не могу сказать, потому что мистер Винник связал меня проводами. Но несколько минут назад Фадлан заходил сюда и видел меня связанного.

– Ну и что?

– Он удивился, поблагодарил Аллаха за то, что кто-то за него сделал его работу и ушел.

– Если мы тебя развяжем, ты найдешь его?

– Вы меня знаете тридцать лет, мистер Джонатан. Я был верен вам как все ваши собаки вместе взятые. Разве можете вы меня подозревать?

– Как я могу тебе доверять после того, как меня хотели убить в собственном доме!

– Тогда лучше убейте и меня. Или дайте мне самому исправить свою ошибку. Вы же знаете – что я делаю с теми, кто держит меня за идиота!

Коэн распутал его ноги. Беловский поинтересовался:

– Ты уверен в нем?

Анатоль достал из кармана пистолет и ткнул его в лоб Вольфу:

– Ты видишь это? Я еще больше тебя не люблю, когда меня держат за идиота.

– Сэр, если я не раскрою этот заговор, я сам попрошу у вас свинцовый леденец мне на язык!

– Ты его получишь и без просьбы, если сейчас же не найдешь электрика.

Вольф встал на ноги.

– Не отходите от меня ни на шаг, господа. Можете даже не развязывать мне руки, если не доверяете. Я найду эту скотину или умру. Это – дело моей чести!

– Что тебе для этого нужно?

– Подойти к пульту.

– Ты можешь это сделать. И учти, если я пока еще не убил тебя и немного доверяю по старой памяти, то это совсем не значит, что я доверяю хоть кому-нибудь еще на всем архипелаге. Поэтому твоя задача – помочь нам нейтрализовать весь персонал, включая горничных! Каждый может быть киллером!

– Я понял вас, сэр!

– Ну, найди же этого чертова Фадлана! – добавил Коэн, разматывая Вольфу и руки.

Охранник, потер онемевшие запястья, с опаской оглянулся на Беловского и нажал какую-то кнопку на пульте. Зажглись еще несколько маленьких мониторов, на которых появились картинки из туалетов, ванных комнат и душевых.

– Вы видите, господа: мы контролируем буквально все помещения – пояснил Вольф. – Мой принцип: на вилле не должно быть ничего тайного и скрытого от меня. Разумеется, кроме апартаментов хозяина.

Осмотр интимных помещений не привел ни к чему. Электрика нигде не было.

– Для начала, чтобы нам никто не помешал, доделаем то, что уже начал я – приказал Михаил и обратился к Вольфу – вызовите сюда всю охрану по очереди по два человека для получения новых инструкций.

Он зарядил арбалет двумя стрелами, выставил самую маленькую дальность стрельбы и сел в полумраке дальнего угла комнаты. Через минуту пришли два вызванных Вольфом охранника, которых Беловский тут же на месте уложил спать, а Вольф оттащил их за дверь. Затем были вызваны и тоже уложены следующие двое и так до тех пор, пока на вилле из бодрствующих не остались лишь доктор, горничная, прачка и пропавший куда-то электрик.

С первыми тремя сложности не возникло. Их усыпили в собственных комнатах и по настоянию Михаила аккуратно уложили на кровати. Вольф искренне недоумевал такому излишеству, хотя безропотно подчинялся. Но вот Фадлана обнаружить так и не удалось.

– Электрик – это одна из ключевых фигур на вилле. Он знает тут практически все. Это инженер высокой квалификации, способный контролировать всю систему коммуникаций – пояснял Вольф.

– Что ты сопли жуешь? Я и сам понимаю, кто такой электрик! Тем более его нужно срочно найти! – нервничал Коэн.

– Ему больше негде укрыться, только там, где нет видеонаблюдения. А это только ваши апартаменты.

– Но как он мог туда проникнуть? Там же везде детекторы!

– Он же электрик… – Вольф взглянул на пульт, – ну да, он не просто так сюда приходил.

– Ты хочешь сказать, что он отключил сигнализацию?

– Да, он наверху.

– Но что ему делать у меня в комнатах?

– Этого я сказать не могу. Если он тоже киллер, то может пробраться туда, чтобы убить вас или установить заряд, газовый баллон или еще какую-нибудь пакость.

– А он может отключить «Путь акулы»?

Охранник подозрительно покосился на Михаила, но Коэн схватил его как школьника за ухо и наклонил лысую голову начальника охраны к себе:

– Ты еще не понял, старый бестолковый осел, что у меня нет от него секретов? Отвечай на вопрос!

Вольф побагровел, стиснул зубы и процедил:

– Нет, все, кто знал о «Пути акулы» умерли. Там автономное питание и электрик никак не контролирует его.

– Что за «Путь акулы»? – поинтересовался Беловский.

– Это еще один подземный ход, которого нет даже на голограмме. Он ведет в пещеру, соединенную с океаном под водой. Там спрятана небольшая субмарина, на которой можно уйти с острова.

– Так чего же мы ждем?

– Сбежать в пещеру мы всегда успеем. Но, понимаешь ли, оттуда нельзя будет вести переговоры с шейхом, ведь по сигналу связи он сможет засечь местоположение субмарины. И какой же смысл нам там прятаться, если пульт еще у него?

– Вот этот проклятый электрик, я его вижу! – неожиданно зарычал Вольф, показывая узловатым пальцем на один из мониторов.

Фадлан действительно появился перед камерой, установленной на лестнице, ведущей в комнаты Коэна. Он был увешан оружием и осторожно крался с автоматом наперевес.

– Ты смотри, он крадется, но не боится засветиться перед камерой! – удивился Коэн, – такое впечатление, что он уже знает, что в доме нет охраны.

– Он же думает, что я лежу связанный, и за мониторами никто не следит.

– Ну что ж… напрасно он так думает, – улыбнулся Анатоль и обратился к Беловскому: – А ты что думаешь?

– Я думаю, что он явно готовится пострелять. Вопрос: в кого?

– Ясно в кого – в нас с тобой. Не прогуляться же он ходил в мои апартаменты с таким арсеналом?

– Скорее всего, он дублирует повара, который, как известно, с заданием не справился. Поэтому Фадлану поручили доделать его дело. Ты же сам говорил, что у твоих «братьев» всегда предусматривается несколько запасных вариантов. Для этого электрик сначала зашел сюда, увидел, что Вольф с охранниками уже нейтрализованы, отключил детекторы на втором этаже и смело пошел ликвидировать нас, думая застать врасплох. Но в апартаментах он нас не нашел и теперь, наложив в штаны, ждет пулю из-за каждого угла.

– Мистер Джонатан, разрешите мне самому подарить ему эту пулю! – взмолился Вольф.

– Нет, старина, он нам нужен живым. Сначала он должен доложить шейху о моей смерти, чтобы у нас появилось отсрочка. Шейх на слово никому не доверяет и обязательно проверит, но пока он проверяет, мы успеем что-нибудь придумать.

– Я понял вас, сэр!

Он снял с подставки на пульте микрофон, включил тумблер и смертельно побледневший электрик услышал его хриплый голос:

– Эй, вонючий араб, ты у меня на мушке! Одно движение и ты увидишь свои кишки!

Фадлан вздрогнул и стал судорожно озираться. Вольф не без удовольствия продолжил:

– Слушай меня внимательно, мы с тобой немного поиграем: сейчас ты медленно-медленно снимаешь с себя все железки и аккуратно кладешь их на пол! Потом сам падаешь на живот и ползешь вниз по лестнице в стиле игуаны. Понял?!

Фадлан попятился назад, пытаясь уйти из зоны видимости камеры.

– Зря ты мне не веришь!

На мониторе перед Вольфом появилось перекрестье прицела, которое специальным джойстиком начальник охраны навел на приклад автомата в руках электрика. Где-то наверху раздался глухой выстрел, приклад разлетелся в щепы и автомат закувыркался по коридору.

– Теперь веришь?

Электрик, схватив ушибленную автоматом руку, понимающе закивал и быстро исполнил все, что от него требовалось.

– Молодец, Фадлан! Теперь игуана должна заползти ко мне в комнату охраны, не имея при этом ни каких других мыслей, кроме огромной благодарности старому доброму Вольфу, за то, что он сразу не пристрелил эту мерзкую тварь! Я жду тебя, Фадлан!

Электрик проворно сполз по лестнице два пролета, и вскоре его перепуганные глаза уже заглядывали в щель приоткрытой двери.

– Проползай, дорогой Фадлан. Проползай! – любезно пригласил Коэн. – Что ты делал в моей спальне? Впрочем, можешь не отвечать. Я и так все знаю. Меня интересует только твой способ связи с заказчиком. Он с тобой общается по телефону?

Фадлана трясло крупной дрожью. Он что-то пытался произнести, но у него не получалось из-за стучавших зубов и рваного дыхания.

– Ты, наверное, замерз? Вольф, нашему другу холодно! Принеси-ка утюг из прачечной!

– Не нужно, не нужно утюг, сэр! – выпалил электрик, – я все расскажу!

– Ну вот! Другое дело. Признаться, я очень не люблю все эти процедуры, все эти сложности! – сморщился Анатоль. – Разумные люди всегда найдут возможность не доводить до крайности. Говори: кто тебя нанял?

– Это была женщина.

– Какая еще женщина?

– Я ее не знаю.

– Ну и что?

– Она передала мне это…

– Что?

– Я сейчас покажу, я сейчас…

Фадлан приподнялся над полом, чтобы залезть в карман, неожиданно на лице его появилась улыбка, глаза засверкали, и он закричал:

– Аллах акба…

Но Беловский, ныряющим пловцом на старте, успел сорваться с места, упасть на электрика и вцепиться в его руку, с хрустом заломив ее чуть ли не к шее. Тот завыл как зверь, колотя головой об пол в кровь, разбивая лоб. Михаил схватил его за волосы и задрал голову. Растерявшийся было Вольф тоже прыгнул на киллера и быстро скрутил ему руки валявшимся на полу тем же самым проводом, которым недавно был связан сам.

Фадлан, казалось, был убит горем. По его разбитому лицу текли слезы, он ревел навзрыд как ребенок и, завывая, что-то бормотал по-арабски.

– Что он говорит? – спросил Коэн. – Кто понимает его?

– Сейчас я заставлю его говорить по-английски – захрипел Вольф, выламывая электрику руки.

Но на араба это почти не произвело впечатления. Он лишь сжал зубы и продолжал, мыча, горевать о чем-то своем.

– Оставь его! – приказал Михаил Вольфу и перевернул киллера на спину. – Держите его, чтобы не брыкался!

Вольф и Коэн сели на электрика, а Беловский осторожно прощупал карман, в который не успел тот залезть. Как он и предполагал, на арабе был тонкий пояс шахида, взрыватель которого находился в кармане. Больших повреждений зданию такой заряд принести бы не смог, но всех, кто находился в одном помещении с ним, вполне успешно можно было равномерно разбрызгать по стенам.

Беловский задрал рубашку убийцы, осторожно снял пояс и вытащил взрыватель.

– А вот и он – больной зуб!

– Поищи у него телефон или что-нибудь такое. Как-то же он должен получать приказания от своих! – пыхтя от напряжения, сказал Анатоль.

Когда вырывающийся Фадлан увидел свой пояс лежащим на полу в недосягаемости от него, он успокоился немного, перестал сопротивляться и лишь беззвучно плакал. Коэн, с любопытством рассматривая своего убийцу, спросил:

– Ты чего так расстроился?

– Нет мне прощения! – неожиданно заговорил по-английски электрик.

– От кого?

– От Аллаха.

– За то, что не убил меня?

– Да.

– А что я тебе сделал?

– Ничего.

– А кто же тебя послал меня убивать?

– Аллах.

– А откуда ты знаешь, что моя смерть ему нужна?

– Так говорят наши пророки.

– Кто-кто? – изумился Михаил.

– Наши пророки.

– И что они говорят?

– Что из-за этого шайтана погибнет человечество. Его нужно убить! – заорал Фадлан.

Беловский с Коэном многозначительно переглянулись.

– И как же я погублю человечество?

– Ты не сможешь погубить человечество…

– Что-то, мой друг, я не понимаю тебя. То ты говоришь, что я погублю человечество, то не погублю. Так погублю или не погублю?

– Погубишь, но тебе не дадут.

– Как же я погублю, если не погублю? – засмеялся Коэн и кивнул Михаилу, – мне кажется, что голова нашего друга не выдержала испытаний.

– Подожди… не так тут все просто. Отпустите его.

Вольф с Коэном встали с араба и усадили на стул. Беловский обратился к нему:

– Что ты знаешь, про мистера Коэна?

– Я уже сказал: он погубит человечество.

– Давай все по порядку. Значит так: мистер Коэн погубит человечество, и ты твердо это знаешь – так?

– Да!

– Но если ты его убьешь, он не погубит человечество?

– Нет, это не так. Он уже погубил человечество, но его можно спасти кровью шахида. Только ради нее всемилостивый и милосердный Аллах сможет вернуть все назад. Но вы не дали пролиться крови шахида, поэтому он уничтожит мир!

– А если его убьет кто-нибудь другой?

– Это не будет иметь смысла. Его кровь, сама по себе имеет ценности не больше чем собачья.

– Но если он умрет, значит, он не сможет ничего сделать с человечеством?

– Вы никогда этого не поймете! Он уже сделал! Мира уже нет! Только ради крови шахида Аллах сможет вернуть все назад. Больше нет вариантов! Все, господа, если вы не дадите мне погибнуть вместе с ним, будущего ни у вас, ни у кого – нет!

Михаил задумался. Он не мог понять – откуда этот араб мог знать то, что во всем свете знают только он и Коэн? Неужели у мусульман тоже существует что-то вроде их проекта «Битва пророков»? Неужели и они пытаются отменить катастрофу, причиной которой послужил танкер и пульт в руках Коэна? Это было невероятно! Выходит, что два параллельных проекта пересеклись, делая одно и тоже дело, и даже стали мешать друг другу! Но кто же является инициатором этого второго проекта? Неужели там, наверху тоже есть конкуренты, которые к тому же действуют так преступно несогласованно, мешая, друг другу? Это не укладывалось в голове. Он велел арабу встать и идти в комнату отдыха, где недавно лежал связанный начальник охраны и сказал Коэну, что ему нужно поговорить с Фадланом наедине. При этих словах Вольф вскочил и встал на пути Беловского:

– Что-то я не понял вас, мистер Винник! Какие могут быть от нас тайны?

Но Коэн остановил его:

– Пропусти их, старина. Так надо.

Вольф, недоверчиво косясь на Михаила, вынужден был уступить.

– Не понимаю я вас что-то, сэр… – буркнул он Анатолю.

– Я и сам многого не понимаю, Вольф. Но разобраться в нашей ситуации может только он. Поэтому – не мешай мистеру делать свое дело.

Ассасин из «Сотни первых всадников»

Беловский закрыл за собой дверь и жестом пригласил электрика присесть на кровать. Потом он извинился перед ним, объяснив, что ему срочно нужно выйти на связь, и по-русски позвал Изволь:

– Я тут – сразу ответила Лиза.

– Ты понимаешь, что происходит?

– Пока еще нет. А ты?

– Я начинаю догадываться. Но нужно проверить. Для этого ты должна показать нам кадры катастрофы. Ну, цунами там всякие, разрушения, миллионы трупов, беженцев, ядерную атаку на Мекку. В общем, подбери на свой вкус.

– Поняла. Сейчас сделаю.

Михаил активировал голографический дисплей, увеличил его почти во всю стену комнатки и Изволь начала демонстрировать ужасы Апокалипсиса.

Лицо Фадлана вытянулось от удивления. Он молча смотрел на экран широко раскрытыми глазами несколько минут и только потом спросил:

– Откуда у вас эти кадры?

– А что, знакомо?

– Да, я их уже видел, я все про это знаю.

– Ты это имел в виду, когда говорил, что Коэн погубит мир?

– Да. Он взорвет ядерный заряд посреди Атлантики, после чего начнется Мировая война, которая испепелит человечество. Его нужно остановить.

– Я именно этим и занимаюсь.

– Но ты же христианин – Фадлан кивнул головой на крест Тимофея на груди Беловского.

– Правильно, я христианин.

– Ты – неверный!

– Какой же я неверный, если пытаюсь спасти мир?

– Ты не дал мне убить Коэна и пролить кровь шахида. Ты его оберегаешь!

– А какой смысл мне его оберегать, если он погубит и меня и всех христиан?

Араб задумался. Он тоже пытался понять – каким образом неверные христиане узнали тайну будущего? Кто дал им такую власть над временем, если не Аллах? Только он может такое. Но если Аллах дал им власть над временем, то значит, христиане – не неверные? Они тоже угодны Аллаху? Ведь только у шайтана нет власти над временем. Но, тем не менее, они помешали ему пролить кровь шахида, и изменить будущее, чем помогли шайтану… Он запутался в размышлениях. Беловский почувствовал это и осторожно пошел в наступление, пытаясь вывести Фадлана на откровенный разговор.

– Нам нужно понять друг друга. И вы, и мы хотим остановить конец света. Но мы почему-то стали мешать друг другу. Поэтому нам нужно координировать свои действия, чтобы не навредить друг другу. Ты согласен?

Электрик молчал и думал.

– У нас очень мало времени, Фадлан! Ты согласен, что нам нужно договориться? Хотя бы выслушать друг друга, чтобы не навредить!

Наконец араб выдавил из себя:

– Да, я это понимаю. Но я не знаю – кто вы и как мы будем договариваться.

– Что значит «как»? Нам нужно хотя бы узнать планы действия друг друга.

– Я не знаю планов. Я имею только свое личное задание.

– А кто знает? Ты можешь меня с ними связать?

– Нет, я не могу их выдавать. Поэтому я и сказал, что не знаю – как договариваться. Это вообще не возможно.

– Ну, хорошо. Не выдавай. Можешь ли ты хотя бы сообщить им о нас? Может быть, они сами захотят поговорить с нами?

– Я не имею с ними связи. Единственное, что я могу, что я обязан сделать, это сообщить, что Коэн еще жив. Может быть, они успеют прислать другого шахида…

– Так в чем же дело? Сообщи!

Фадлан надолго задумался, ритмично качая головой и горестно что-то бормоча. Михаил поторопил его:

– Где связь? Как ты общаешься с ними? Ты ведь можешь не называть нам их имена, просто сообщи им о нас и о том, что Коэн жив. Мы ведь все равно не догадаемся ни о чем. Пусть твои руководители сами решат – общаться с нами или нет.

– Связи у меня нет. Я пришел сюда умирать и порвал все связи с жизнью. Я могу лишь сообщить условным знаком о том, что Коэн жив или мертв. И я в любом случае это сделаю.

– Ну, как хочешь! Сиди тогда тут и жди, когда Коэн спустит мир в унитаз! Ты же все равно пришел умирать! – разозлился Беловский и пошел прочь из комнаты, громко хлопнув за собой дверью.

– Ну, что там? – спросил Анатоль.

– А ничего – фанатик!

– Откуда же он знает про будущий взрыв?

– Не говорит…

В разговор вмешался Вольф:

– Сэр, позвольте мне его расспросить. Я уверен, что мне он сможет довериться!

– Как?

Вольф показал огромный кулак.

– Старый ты футляр для одной извилины! Тебе бы только кости ломать! – сплюнул в сердцах Анатоль и обратился к Михаилу, – что будем делать?

– У нас заканчивается время. С минуту на минуту шейх ждет сигнала о том, что ты убит. Если его не будет, он предпримет другие меры.

– Ну, давай тогда меня убьем, что ли! – грустно пошутил Коэн.

Пискнул интернет-приемник на груди Беловского, сообщая, что ему пришло текстовое сообщение. Он открыл письмо, в котором было написано: «Есть у меня один препаратик, который позволяет вспомнить даже – сколько памперсов пациент сменил в свой первый день рожденья. Он лежит в тумбочке, рядом с Фадланом. Изволь»

Через три минуты умиротворенный электрик уже охотно отвечал на все интересующие их вопросы. Прежде всего, Беловский спросил:

– Какой сигнал ты должен подать, когда убьешь мистера Коэна?

– Я должен взорваться, – задумчиво улыбаясь, отвечал он.

– А как твои руководители узнают об этом?

– Сегодня я проглотил датчик, – хихикнул Фадлан, ласково поглядев на свой живот, – если меня взорвать, он сработает!

– А если ты не взорвешься?

– Если не взорвусь, – как ребенок, у которого отняли сладость, надулся шахид, – он переварится в желудке!

Араб горестно выпятил нижнюю губу:

– Через пару часов датчик растворится и подаст другой сигнал!

– Надо его рвать! Срочно рвать! – заорал Вольф. – Я несу его пояс!

– Стоять! – скомандовал Михаил. – Ни шагу без моего приказания!

– Ну почему же! – плаксивым голосом взмолился Фадлан, – взорвите меня, джентльмены, а?

– А тебя вообще не спрашивают! – сунув под нос электрику кулак, разъяснил Беловский.

– То спрашивают, то не спрашивают… – обиженно пробубнил тот и отвернулся.

– Михаил повернул его голову опять к себе:

– Говори, только когда спрашивают, родной, понял?

– Понял, понял… – глядя исподлобья, буркнул Фадлан.

– Вот и хорошо. А вы, – он обратился к явно раздосадованным Коэну и Вольфу – вообще выйдите отсюда!

Анатоль сплюнул, махнул рукой и вытолкал из комнаты недоумевающего начальника охраны. Михаил плотно закрыл за ними дверь и обратился к шахиду с интересом разглядывающему наклеенные на стены картинки из мужских журналов:

– Не отвлекайся! Скажи – кто тебя послал?

– Махди…[1]

– Сам Махди с тобой говорил?

– Нет, мне только передали его приказ.

– А кто передал?

– Братья…

– Какие братья?

– Братья из «Бригады вестников Пророка».

– Ты тоже состоишь в этой бригаде?

– Нет, я состою в «Сотне первых всадников».

– Кто это такие?

– Это те, кто прорубает путь торжеству ислама. Они всегда впереди. В любой битве. А главное – они первые в раю, где их ласкают лучшие гурии.

– А кто тебе рассказал про то, что сделает мистер Коэн?

– Вестники Пророка. Только они могут общаться с ожидающим час своего прихода Махди. Они и показали мне, как очень скоро мистер Джонатан взорвет атомную бомбу в Атлантике, после чего начнется большая ядерная война, из-за которой человечество погибнет и на земле не будет создан Всемирный Халифат под мудрым управлением Махди. Но если Коэна сейчас остановить, то ничего этого не случится, и все пророчества свершатся.

– Где тебе это показывали и объясняли?

– Тут недалеко. На Маэ в лесу около Виктории есть большой дом, окруженный тенистыми деревьями.

– Кто его хозяин?

– Великий шейх Сулейман Аль-Абас, да продлит Аллах его годы!

Михаил так и предполагал. Единственное, что он еще не понимал – как мусульмане узнали будущее? Неужели и они имеют подобную спецназу «Троя» технологию? Но откуда? Было ясно, что этот шахид – простой исполнитель и ничего больше не знает.

Размышляя, он услышал, как дверь в комнату тихонько отворилась и за ней послышалась какая-то возня. Он подумал, что это Анатоль с верзилой Вольфом волнуясь, не выдержали и решились поинтересоваться, что тут у него с Фадланом происходит. Теперь их присутствие было вполне допустимым, поэтому Беловский даже не обернулся и не обратил особого внимания на их своеволие и даже хотел, было, позвать Коэна, чтобы сообщить ему новую информацию. Но вдруг взгляд электрика, направленный в сторону двери начал сиять, а рот открываться в счастливой улыбке. При этом из приемника пронзительно закричала Изволь:

– Мишка, – сзади!

Он успел лишь повернуть голову и заметить, как из приоткрытой двери в его сторону летит пояс шахида. Он долетел почти до его лица, но, почему-то резко дернувшись и кувыркнувшись в воздухе, не падая на пол, улетел обратно в дверной проем. Беловский мгновенно понял, что кто-то за дверью рванул провод взрывателя, и он сработал, как резинка, отшвырнув пояс назад. Михаил успел пружиной бросить себя за койку со счастливым Фадланом, но в полете его медленно обогнала, вращаясь, как планета, улыбающаяся голова электрика. Она пронеслась в ослепительном свету, в окружении искр и брызг, и врезалась, расплющившись красным блином в прямо в плакат с обнаженной блондинкой, раскинувшей руки в застывших брызгах прибоя.

Беловского жестко тряхнуло, отрывая органы, что-то необузданно сильное и беспощадное. Оно хотело расчленить его тело на сотни невыносимо болящих кусков, но в спину что-то грузно ударило и накрыло тяжелым и безвольным.

Звука не было.

Воздуха тоже не было.

Воздух сгорел.

Вместо воздуха была раскаленная пыль, которая вместе с пламенем ворвалась внутрь его. Она грубо и мгновенно забила нос, рот, легкие и выдула из его головы разорванное в клочья сознание…

Иди и спасай!

Огромная грозовая туча, клубясь черными горами непостижимой Мишке величины, шла из-за Волги. Пока она не обрушила на его маленькую фигурку, затерявшуюся посреди заливных лугов, свои чудовищные молнии, нужно было успеть домчаться на велосипеде до деревни и спрятаться в каком-нибудь строении, где есть громоотвод. Молнии часто и беспощадно расстреливали луга, где свидетелями их ненависти к земле долгие годы стояли обугленными и изуродованными великанами вековые в два-три обхвата осокори. Где каждое лето от молний по трое суток горят совхозные скирды и где замешкавшему рыбаку или купальщику некуда скрыться от их прицельного огня.

Старики рассказывали страшные истории, про табор цыган, который остановился когда-то в лугах, недалеко от Волги. Они обворовали все село, но пришла туча и молния шарахнула прямо в их главный шатер, где испепелила несколько человек. После этого цыгане вернули все наворованное и больше никогда не появлялись в этих краях.

Еще рассказывали про рыбака, который в грозу поднимал чужие сети и похищал оттуда рыбу. Его, обгоревшего как головешку, нашли в этих же сетях.

Строже всего взрослые наказывали не прятаться от молнии под деревьями не стоять в открытом поле, потому что молнии бьют как раз по этим целям. Но Мишке в данной ситуации больше ничего не оставалось, кроме как стоять посреди луга, спрятаться под деревом, или изо всей мочи крутить педали, уматывая от грозы. Это он и сделал.

В ушах свистел шквальный ветер, в порывах которого кувыркались оторванные листья, ветки, сорванное со стогов и скирд сено. Его старенький велосипед без крыльев и прочих лишних деталей, скрипя раздолбанными подшипниками, нес его по узкой тропинке к спасительным мосткам через Кудьму на другом берегу которой было село.

Сзади, где-то уже совсем близко то и дело оглушительно трещал гром. По спине хлестнули первые тяжелые капли дождя. До мостков оставалось совсем немного – небольшой спуск с поворотом и вдруг его штанина, которую он в спешке не успел закатать, предательски попадает в цепь и Мишка, кувыркаясь, летит через руль в мокрую, пахучую траву. В это же время в нескольких метрах от него треснуло так, что сломалось, как спичка и рухнуло огромное дерево. Это ему рассказали потом. А он же со всего маху, всеми внутренностями сильно и больно плашмя ударившись об землю, потерял сознание.

Очнулся Мишка от плотных струй ливня, как из шланга хлеставших по его гудящему от удара телу. Он все пытался посмотреть наверх, но мощные капли были по его лицу, не давая открыть глаза.

– Миша! Миша! – теребил кто-то его издалека. – Мишенька, ты жив? Миша!

Чей это голос? Беловский сделал усилие, чтобы прикрыть рукой от струй воды лицо, но почувствовал острую боль.

– Сейчас, сейчас, дорогой! Сейчас я тебе помогу! – с какой-то немного старушиачьей хныкающей ноткой в голосе произнес все тот же голос. – Сейчас, сейчас…

Михаил почувствовал, что его лицо чем-то защитили от воды, он открыл глаза и увидел перед собой старого еврея, который с красными от слез веками, с той самой вечной печалью, как это могут делать только одни евреи, радостно смотрел на него и приговаривал:

– Ну, вот же ж ты! Ну, вот же ж ты! Зачем ты так пугаешь Анатоля!

Михаил, с трудом осознавая, где находится, спросил:

– Что случилось?

– Этот тупица Вольф, решил спасти меня. Только я отвернулся, он бросил в комнату к тебе взрывчатку Фадлана. Но я таки успел его хоть немного оттолкнуть! Иначе тебя бы разорвало на куски, Михаил!

– Откуда здесь вода? – простонал он.

– Это противопожарная система работает. Ну и хорошо! Ну и хорошо! Вода затушила огонь и прибила пыль, иначе мы бы задохнулись!

– Что со мной?

– Ничего страшного. Главное, что ты жив! Тебя спасло то, что основной удар принял на себя этот проклятый электрик. Я тебя из-под его тела достал. Боялся смотреть на тебя, такой ты был кровавый. Но водичка с тебя всю его поганую кровь смыла, а ты – весь целенький! Только вот ноги…

– А что с ногами?

Коэн сделал вид, что не услышал вопроса.

– Что у меня с ногами? – повторил Михаил и попробовал ими пошевелить, но опять потерял сознание от острейшей боли.

Беловский почувствовал, что все его тело гибнет. Оно было сломано и безжалостно исковеркано. Ему было очень больно. Человеческое тело, каким бы оно ни было сильным и натренированным, на самом деле очень слабое и беззащитное. Человек всю жизнь только и занимается тем, что оберегает его. Он все делает очень осторожно, стараясь не повредить себя – и ходит, и садится, и ложится. Достаточно совсем небольшого соприкосновения этого нежного организма с окружающей средой, и он уже начинает страдать, покрываться синяками, шишками, язвами и ранами. Человек так привык беречь себя, что совсем не замечает того, что он это делает каждую минуту, что весь его быт создан им исключительно для защиты своего беспомощного тела. Он сделал для него дома, мебель, одежду, обувь. Он придумал разнообразную кухню, потому что не способен есть сырую пищу, создал медицину, для того, чтобы поддерживать в себе жизнь, которая все время стремится затухнуть. Он построил целую цивилизацию с единственной целью – обезопасить свое неприспособленное к жизни тело и максимально продлить его существование во враждебном ему мире. Человек явно был создан не для этого мира. Он здесь чужой. Ему здесь плохо и опасно. Каково же было отчаяние и горе голого и беспомощного Адама, выброшенного из своего мира в эту перманентную, но привычную для его потомков муку, в эту ненавидящую их среду, которая называется – земная жизнь…

Михаил постарался встать… и у него, почему-то, получилось. Невыносимая боль, которая только что жгла все его тело и заполняла собой все сознание, не оставляя в нем ни малейшего места для каких-либо иных мыслей, как-то разом прошла и мир сразу показался ему таким прекрасным, таким уютным!

За густыми тенистыми деревьями парка, искусно насаженного вокруг виллы, виднелось лазурное ласковое море. Тропические цветы, которыми было украшено все окружающее пространство, густо благоухали, привлекая к себе самых причудливых птиц и насекомых. Ему нестерпимо захотелось туда, к этим птицам, к цветам, к зелени, к теплому морю. Ему почему-то было очень важно подойти и потрогать все это. Прикоснуться, понюхать, окунуться, влиться в этот восхитительный мир, стать частью его, быть в нем.

К своему удивлению в глубине этого чудесного парка он заметил приближающихся к нему людей. Они были одеты в странные одежды, цвет которых Михаил не смог бы назвать. Он не знал и никогда не видел такого цвета. Он просто был очень красивым. Он был восхитительным, сотканным как бы из всего окружающего великолепия, с восторгом существовавшего, чтобы стать элементом этого цвета. Существовавшего с единственной целью – быть для этого цвета. Почему-то Михаил безошибочно понял смысл этого цвета именно так. Именно, как непонятную и незнакомую ему ткань, сотканную из понятной и знакомой красоты окружающей природы. Это был даже не цвет, это было необъяснимое наслаждение для глаз.

Он радостно и бессознательно направился к этим людям. Их было немного, человек семь. Двое из них тоже подошли к нему, но встали, не доходя нескольких шагов, и первый из них сказал:

– Приветствуем тебя, воин Михаил! Но не подходи к нам близко.

– Кто вы, ангелы или люди? – остановившись, с восторгом спросил Беловский.

– Люди мы, люди, Миша. Ты меня не узнаешь? – засмеялся один из них.

– Как будто ты мне очень знаком, но вспомнить не могу. Да вы мне оба очень знакомы, но я вас никогда не видел!

– Это потому что ты смотришь сейчас не глазами. В глазах мы кажемся другими.

– Но кто же вы?

– Да Тимофей я, Миша. Не признал? А это – Киприан. Вот и свиделись еще разок!

– Тимофей?! Ты!?

– Да, – я, я… Чего ты удивляешься? Пора бы уже привыкнуть…

– Но откуда? Я что, опять умер?

– Опять Мишенька, опять… – ворчливо вступился Киприан. – И охота тебе все время умирать!

– Разве это от меня зависит?

– А голова тебе на что дана, шапку носить?

– Да не ругай ты его, Киприан, – вступился за Михаила Тимофей.

– Как не ругать, как не ругать? Сам не уберегся и Фадлана погубил! Ты что сюда – погулять прибыл или для дела?

Михаил вспомнил оторванную голову электрика, вспомнил все свои сомнения, относительно Ислама и спросил:

– Так он же мусульманин. Он засланный убийца, террорист. Разве он наш?

– Что ты понимаешь! – воскликнул Киприан, – что ты понимаешь! Фадлан – хороший человек! Обманули его…

– Но он член террористической организации.

– Ну и что? Бог не смотрит на членские книжки. Во время Отечественной войны знаешь, сколько к нам коммунистов поступило? А все потому, что коммунистами они были по заблуждению, а заблуждения прощаются. А вот мучениками – жизнь на поле брани отдавшими – стали по убеждению.

– Но Фадлан же воин Ислама. Он погиб за Всемирный Халифат Махди! – Ну и что из этого? В его представлении, это будущее царство справедливости, правды и Бога. Значит он погиб за справедливость, правду и Бога. Ведь он же не родился христианином. Откуда ему было знать, что он заблуждается? Ведь Махди для мусульман, это и есть Христос, то есть Мессия. Просто они пока не знают, что Он уже пришел. Но они ведь мечтают именно о Нем? Объяснить всем им, что они заблуждаются и сделать их христианами, с их-то жаждой нравственности и желанием служить Богу – вот наша задача.

– Но как же это сделать? Как заставить их стать христианами?

– Зачем заставлять? Никого заставлять не нужно. Нужно сделать Россию образцом нравственности и Веры, несокрушимой для порока крепостью, тогда все мусульмане, которыми движет горячая любовь к Творцу, а не звериная ненависть к «неверным», сами покрестятся, глядя на русских.

– И так на самом деле будет? – удивился Михаил.

– Воистину, так будет! Но только при условии, если вы справитесь со своими задачами…

– Это пророчество?

– Да, это пророчество. Но я повторяю: оно исполнится только при условии, если вы справитесь со своими задачами. Возродите Святую Русь, которая в свое время своей святостью и нравственной чистотой притянула к себе лучшие силы из Орды, и, будучи порабощенной, крестила и сделала русскими огромное число поработителей, потомки которых позже прославили Россию на весь мир, на все времена! Повторите этот подвиг, тогда свершится пророчество!

– О каких это потомках ты говоришь?

– А ты никогда не задумывался о происхождении таких фамилий, как Тютчевы, Кутузовы, Суворовы, Тургеневы, Салтыковы, Алябьевы, Корсаковы, Шереметьевы, Нарышкины, Карамзины, Аксаковы, Столыпины, Менделеевы, Ушаковы, Тимирязевы, Скрябины, Рахманиновы, Огаревы…

– Погодь, погодь! Ты что мне собрался перечислить всех великих русских?

– Нет, только потомков крещеных мусульман.

– Неужели их действительно так много?

– Продолжить список?

– Но как тогда относиться к многочисленным войнам с мусульманами? Особенно к будущим войнам?

– Очень и очень осторожно нужно относиться! Потому что наша война должна быть за их души, а не за их истребление. Мы должны всячески их убеждать, что и мы против порока и безбожия. Они не должны видеть в нас своего врага, и главное, врага Бога. Тогда и войн с ними не будет.

– На самом деле не будет? – еще больше удивился Михаил. – Ведь пророки говорят, что будет!

Киприан промолчал. Беловский переспросил:

–Ты не ответил: на самом деле не будет войн с мусульманами?

– Могло бы не быть…

– Но будут?

– Не смогут русские стать настолько благочестивыми, чтобы убедить всех мусульман в том, что Россия – не зло. Не смогут и все мусульмане поверить даже своим глазам и ушам, что Россия – не зло. Потому что их будут обманывать.

– Кто?

– Те, кто обманул Фадлана. Те, кто посылает наивных шахидов на смерть и убийства невинных людей. Те, кому как воздух необходимо погубить Россию и Церковь и не допустить крещения в будущем огромных масс народов.

– Ты говоришь про сатану?

– Да. Именно он всячески старается натравить мусульман на христиан, чтобы они уничтожили друг друга. Из этого вывод – не допускать этого.

– А если не получится предотвратить войну?

Киприан задумался и посмотрел как-то иначе. Немыслимый цвет его одежд стал еще блистательнее, он возложил руку на голову Михаила и тихо, но твердо сказал:

– Тогда – побеждать!

Он обнял Михаила и прижал к себе:

– Трудно вам будет, очень трудно… Все Небеса плакать о вас будут. Плакать и просить сокращения дней ваших испытаний. И Бог поможет… Дерзайте, детушки! Господь за ваше терпение пошлет вам такие знамения, что целые армии будут переходить на вашу сторону и принимать от вас крещение.

– И не забывай никогда о будущем, – добавил Тимофей, – и о том, что у Бога нет времени. Тебе ли это объяснять, Миш? Если придется воевать, воюйте милостиво, воюйте праведно. Кто знает, какими христианами станут потомки ваших врагов? Какими горячими молитвами будут их молитвы за своих заблуждающихся предков? Для Бога ведь без разницы – что сейчас, что через сто лет. Может, через сто лет арабы или турки за любого врага христианства помолятся, он и спасется прямо сейчас. Взять хотя бы того же самого Фадлана. Господь видит его честную душу и постарается за это благословить его род большим христолюбивым потомством. И как знать, может быть родится от его семени какой-нибудь великий святой? Самое главное, чтобы на земле была территория, где смогут рождаться святые! Только за эту территорию стоит воевать! Любая другая война преступна!

Тимофей подумал и как-то грустно добавил:

– Хотя понятия «сейчас» и «сто лет» для Бога не имеют смысла. Ты же это знаешь. Они важны только для них – черкас указал на террасу, откуда пришел Михаил.

Там в луже крови лежало его изуродованное тело. Над ним склонился рыдающий Коэн: «Миша, Миша! Не уходи! – плакал он. – Что же я буду без тебя делать, Миша!»

– Ты хотел сказать «для него»? – удивился Беловский.

– Ишь ты, какой шустрый! Не для него, а для них! – повторил Тимофей.

– Но он же там один, я ведь уже тут, с вами?

– Не пахано, Миша, а боронишь! – опять рассердился Киприан.

– Неужели мне опять возвращаться туда?

– А ты как хотел? Кто за тебя дела доделывать будет?

У Михаила сжалось сердце при мысли, что ему вновь придется вернуться в страшную боль, в лужу грязной крови, перемешанной с пылью, в изломанное тело с раздробленными ногами.

– Нужно, Мишенька, нужно, – уже ласково добавил Киприан, – нужно потрудиться ради Христа.

– Как же не хочется, отцы родные…

– Понятно, дорогой, что не хочется. А Господу, думаешь, хотелось на крестные муки? Но – нужно…. Ты вот только подумай о том, что будет, если ты не вернешься и не сделаешь свое дело. Иди и смотри, если забыл!

Киприан подошел к Беловскому, властно повернул его влево и пихнул в спину. Вместо чудесного парка и ласкового моря он увидел засыпанные бетонной крошкой и стеклом пустынные улицы какого-то города с руинами то там, то тут вместо домов. По развороченному асфальту тротуара, сшибая и отталкивая друг друга, пробежали какие-то страшные люди, похожие на крайне опустившихся истощенных бомжей. Высоко в небе он увидел белые борозды выхлопов строя тяжелых бомбардировщиков. Но они, кажется, не стали бомбить и пролетели куда-то дальше. Заметив самолеты, странные люди куда-то исчезли, и он остался один. Где-то истошно кричал ребенок. Михаил пошел на крик, чтобы помочь ему, если чего-то случилось, но крик удалялся. Михаил побежал и заметил двух мужчин, которые гонятся за маленькой буквально двухгодовалой девочкой. Они бежали как-то странно, медленно и неловко, как это делают немощные старики или некоординирующие себя алкоголики, поэтому никак не могли догнать ребенка. Девочка исступленно кричала, бегала и пряталась от них между многочисленными припаркованными во дворе машинами, которые почему-то были все вскрыты и разворованы. Ее рот и глаза были так широко открыты, что казалось, будто ничего кроме них на ее худом личике нет. Из-за дальнего угла многоподъездного дома выбежала еще одна женщина и тоже стала что-то хрипло, с каким-то животным ужасом в голосе кричать. Догоняющие девочку уродцы на мгновение остановились, но, увидев, что девочка побежала по прямой навстречу женщине, припустились, ковыляя, за ней с новой силой и почти уже нагнали ее, но девочка изловчилась, резко повернула в противоположную сторону и побежала назад, как раз туда, где был Михаил. Папа, папочка!

Догоняющие ее люди не смогли также резко развернуться и как-то нелепо, неуклюже затормозив, заковыляли опять за ней. В это время Михаил уже оказался у них на пути и одним ударом сшиб обоих. Это были безобразные скелеты, обтянутые пятнистой кожей. Они буквально рухнули на землю без признаков жизни. Девочка тоже упала без сил на землю. Михаил поднял ее и взял на руки. Кожа на ее чумазом и худеньком личике была сильно обожжена, а из-под грязной вязаной шапочки торчали клоками жидкие волосики. Девочка сильно прижалась к нему и, тяжело дыша, положила головку на его плечо.

– Папа… – еле слышно прошептала она.

– Где твоя мама?

При слове мама девочка подняла голову и стала озираться по сторонам. Наконец она увидела ту самую женщину, которая кричала в дальнем углу двора. Но и она уже почему-то не бежала, а лежала на асфальте. Девочка протянула в ее сторону ручку и сиплым голоском прошептала:

– Мама!

Откуда ни возьмись, в пустынном только что дворе появились еще несколько таких же безобразных людей. Некоторые из них несли ножовки, столовые ножи или кухонные топорики. Михаил, расталкивая их, принес девочку к матери, которая нашла в себе силы подняться и, покачиваясь, пойти к ним навстречу, обливая слезами обезображенное язвами лицо. Но со словами: «Мишенька!», протягивая к нему руки, она опять опустилась на землю.

– Мишенька, Мишенька, наконец, ты нас нашел…

Беловский с удивлением присмотрелся к женщине и не поверил своим глазам:

– Лена?! Лена?! Это ты?

Лена обняла его ноги, прижалась к ним щекой и зарыдала. Михаил, с девочкой на руках, опустился перед ней на колени:

– Лена, что с тобой? Что тут происходит? Кто это? – спросил он, наблюдая, как сползшиеся со всех сторон скелеты рвут, режут на части и делят тех самых двоих, которые догоняли девочку.

Лена пробовала что-то произнести, но рыдания душили ее.

– Лена, Леночка, успокойся. Я тут. Все будет хорошо! – пробовал успокоить ее Беловский, обнимая ее плечи свободной рукой, но она лишь сильнее начинала рыдать. Наконец она немного успокоилась и смогла выдавить из себя:

– Мишенька, наконец, мы вместе!

– Вместе, конечно же, вместе!

– Мы так долго тебя ждали, Миша!

– Почему мы? Кто еще?

– Мы с Изволькой… – она кивнула на затихшую, на плече Михаила девочку.

– Это Изволька? – закричал он, – это Изволька?!

– Да, Миша. Это – твоя дочь…

– Моя дочь? – рыдая, воскликнул он, – но почему ты мне ничего не сообщала? Почему скрыла?

– Потому что ты – американский летчик. А я не хочу, чтобы у моей дочери был американский отец. Изволька – русская. Я ждала, когда ты тоже станешь русским. Я знала, что ты станешь опять русским!

– Я уже русский, Лена! Теперь я тоже уже русский! Ты даже не знаешь – что со мной произошло! Я тебе все расскажу! Я тебе такое расскажу! Я тебе все-все теперь расскажу! Теперь у нас будет много времени!

Беловский бережно снял маленькую Извольку с плеча, прижал к себе и посмотрел в ее личико. Она лежала с открытыми глазками и неотрывно смотрела куда-то в сторону.

– Что с ней, она спит?

Лена заглянула в глаза дочери и сказала:

– Нет. Она умерла…

Михаил хотел сказать, крикнуть что-то, но звук застрял в горле, как это бывает в страшном сне.

– Не нужно плакать, Миша – услышал он голос Тимофея, – что толку в запоздалых слезах? Лучше иди и спасай. Иди и спасай!

– Иди и спасай! – добавил Киприан.

– Иди и спасай! – послышалось отовсюду, пронеслось болью во всем разбитом теле и ударило электрическим разрядом в остановившееся сердце, заставив его снова забиться.

Отрицаюсь тебя, сатана!

Анатоль, видя, что Беловский потерял сознание, не стал больше его теребить, а стянул с койки одеяло, перекатил на него раненого и выволок его на открытую террасу. Все это время его деятельный ум один за другим прикидывал планы дальнейших действий, но он не находил ни одного подходящего варианта. Он был в безвыходном тупике и от этого чувствовал непривычную для него растерянность. Коэн взвешивал жидкие плюсы и жирные минусы ситуации и был почти в отчаянии от их соотношения:

1. Беловский был серьезно ранен;

2. Сам он неузнаваемо постарел;

3. Вольфу бомба оторвала ноги, и он умер, не приходя в сознание;

4. Вся остальная прислуга была усыплена, а потому ни к чему непригодна.

Особенно он сожалел о том, что был усыплен и доктор, который мог бы сейчас осмотреть Михаила. Это минусы. Из плюсов Анатоль нашел только три обстоятельства:

1. Он сам жив;

2. Беловский тоже пока не погиб, хотя дышит на ладан;

3. И самое главное – шейх получил сигнал о взрыве. Значит, есть немного времени.

Безвыходность положения раздражала Коэна. Он не привык к такому. Он впервые в жизни не знал, что делать дальше, с чего начать и чем закончить. Но и сидеть, сложа руки и смотреть на умирающего Беловского он тоже не мог. Прежде всего, он оторвал обрывки изрубленных осколками бомбы шорт с Михаила, снял с себя и с него поясные ремни и перетянул ими ноги лейтенанта, чтобы остановить кровотечение. Потом он сбегал к доктору, сгреб в какую-то коробку все, что только попалось на глаза, включая ноутбук медика, и притащил это на террасу, где лежал раненый.

К своему удивлению, он застал лейтенанта в сознании. Тот даже немного приподнял из грязной кровавой лужи вытекшей из него голову, и, дрожа всем телом, осматривал превратившиеся в мочало ноги.

– Осторожно, Миша! Тебе не нужно шевелиться! – забеспокоился Анатоль, – я сейчас тебе помогу!

– М-м-м… – тяжело и часто дыша, взвыл от боли Михаил. – Помогать тут нечему, ног там уже нет…

– Ну что ты, что ты!? Мы еще у тебя на свадьбе спляшем!

– Дожить еще нужно… до свадьбы…

– Доживем, обязательно доживем! Ты же у нас летчик! Ты – русский летчик! Ты – вторым Маресьевым будешь! – пытался шутить Анатоль.

Беловский непослушными руками рванул с шеи приемник, и попросил Коэна:

– Ты… ничего не спрашивай… и ничему… не удивляйся – попросил он, активировав связь с Изволь.

– О, Господи! – первым делом воскликнула она. – Не трогай пока свои ноги, сейчас мы их диагностируем.

Михаил сглотнул сухость в горле и сморщился.

– Пить… дайте пить…

– Сейчас, сейчас, Миша! Подожди чуток! – Коэн вскочил и убежал за водой.

– Что там у меня? – простонал он.

– Ничего страшного: обе ноги по колено полностью раздроблены и нашпигованы металлическими шариками. Хорошо хоть, что жизненно важные органы почти не пострадали. Ты терпи. Только терпи! Мы тебя вытащим!

– Что вы собираетесь делать?

– Запустим программу регенерации поврежденных органов.

– Я не хочу…

– Как это так ты не хочешь?

– Я к Тимофею и Киприану хочу.

– Не говори ерунды!

– Скажи им, что я не смогу… Я не вытерплю… – из последних сил выдавил из себя Михаил.

– Вытерпишь! – испуганно закричала Изволь. – Ты все вытерпишь! Так будет!

Вспомнились тяжелораненые и умирающие солдаты, которых часто приходилось видеть на войне. Большинство из них сначала кричали от страшной боли, но силы их быстро покидали, и если они не теряли сознание, то, молча сосредоточась на чем-то очень важном, тихо мучаясь, умирали. Их безвольные тела, с оторванными конечностями, развороченными животами или зажаренной плотью, трепетали, а широко раскрытые глаза безразлично смотрели на суету вокруг и ничего не выражали, кроме чудовищного страдания. Каким бы ни был человек героем, каким бы мужеством ни обладал, какой бы идеей ни горело его сердце, в момент смертельного ранения у него мгновенно пропадает какой-либо интерес ко всему на свете. Только в кино раненые супермены продолжают прыгать, бегать, драться, кого-то спасать или сами спасаться. В жизни такого не бывает. В жизни тяжелораненый человек падает там, где стоял и на этом заканчивается весь героический пафос.

Вот и сейчас Михаил почувствовал полное безразличие к Коэну, России и ко всему человечеству. Зачем ему все это надо? Он опустил голову обратно в грязную кровавую лужу. Ему было все равно – где лежать и в чем лежать. Где-то далеко чего-то кричала ему Изволь. Кто-то лил в его растрескавшиеся губы воду, которую не хотелось уже даже глотать. Ему было больно. Невыносимо больно. Оставьте меня все!

– Ну, здравствуй, здравствуй, дорогой мой! Здравствуй во веки!

– Ты кто?

– Неужели забыл? С глаз долой, из сердца вон?

– Денница, ты?!

– Ну, конечно же – я! Как же я рад вновь видеть тебя! Вставай, мой друг!

Он протянул руку Михаилу и легко поднял его на изуродованные ноги.

– Что же они с тобой сделали! Как же они любят издеваться над людьми!

– Где я? – спросил Михаил, оглядываясь.

– Ты там, где у тебя больше не будет боли.

– Где я? – переспросил опять он, наслаждаясь тем, что боль совсем прошла.

– Ты на земле, на свободной земле!

– А где Коэн?

– Забудь про него! Это предатель!

– Кого же он предал?

– Того, кто дал ему столько, сколько никому не давал! Этот мерзавец оказался неблагодарной свиньей!

– А где Изволь?

– Какая Изволь? Нет ни какой Изволи! Нет, не было, и не будет никогда! Тебе морочили голову…

– Как же так?

– А вот так! Это виртуальная штучка.

– А где Киприан, Тимофей?

– Вот они-то и морочили тебе голову… Забудь! У нас с тобой начинаются очень интересные события!

– Что за события?

– Для начала, тебе нужно принять соответствующий столь важному моменту вид. Я предлагаю тебе свои услуги имиджмейкера. Между прочим, я самый лучший во вселенной имиджмейкер! Знал бы ты, из какого безобразного материала, из какого, можно сказать дерьма, я создавал кумиров публики, народов и даже целых эпох! Я предвкушаю – какой шедевр может получиться из тебя! У меня чешутся руки, Михаил!

– Кого еще ты хочешь из меня сделать?

– Самого лучшего человека всех времен и народов! Спасителя человечества!

– Но…

– Ни каких «но»! Хватит! Я один раз уже чуть не потерял тебя и не намерен больше рисковать!

– Но ты у меня хоть спроси: хочу я быть лучшим человеком всех времен и народов или нет?

– Зачем мне спрашивать. Ты уже дал согласие.

– Когда? Что-то я не припоминаю…

– Ну, во-первых, тогда, в тронном зале. Ты же не сказал «нет»!

– Я просто не успел…

– Зато ты на Сейшелах отказался служить Плотнику. Ты отказался страдать за него. И правильно сделал!

– Но…

– Оставим это, Миша… Я не хочу ничего слышать! Лучше пойдем, я покажу тебе, в чем я преуспел за время твоего отсутствия!

Денница привлек Михаила к себе какой-то силой, и они понеслись над материками и океанами.

– Смотри, я хочу показать тебе твое царство! Оно прекрасно!

Они влетели в какой-то огромный город, улицы которого были запружены ликующим народом, карнавальными шествиями, оркестрами и танцующей публикой. В воздух взлетали фейерверки и многочисленные воздушные шарики. Потом они унеслись в другой город, где все повторилось снова – народ ликовал. В третьем городе – тоже! И так – по всей земле, куда бы они ни прилетели.

– Что они празднуют?

– Они празднуют окончание всех войн и воцарение на земле вечного мира!

– Как же они этого добились?

– Не они добились, а я добился! Но не в этом дело. Главное, что человечество больше никогда не будет проливать кровь! Разве это не великий праздник? Посмотри – что делается с людьми! Такого события вселенского масштаба никогда еще не было за всю историю человечества!

– Как же ты этого добился?

– О, я долго к этому стремился. Я понимал, что пока мир разделен на государства, он не прекратит воевать! Единственный способ прекратить войны – объединить все страны и народы в одну империю! Другого пути – нет! И я много уже раз пытался это сделать.

– Ты хочешь сказать, что все завоеватели, которые стремились к мировому господству, это твои слуги?

– Какие слуги! Какие слуги! – возмутился сатана, – это мои герои! Мои братья!

– И Гитлер, и Ленин?

– О, да! Эти – одни из лучших…

– Но, помнится, эти «братья» грызлись у тебя в аду, и ты не больно их жаловал?

– Они этого заслужили… Они не оправдали моих надежд и моих сил, вложенных в них.

– А если и я не оправдаю?

– Ты не можешь не оправдать, Михаил! Я подстраховался. Если все предыдущие были разгромлены при помощи одного противного народа…

– Ты про русских?

– Ну, да… русские, – брезгливо фыркнул Денница, – ты не перебивай меня.

Он криво улыбнулся и продолжил:

– Если все предыдущие были разгромлены при помощи русских, то сейчас этой силы на земле уже нет. Можно смело идти и воцаряться! Никто не будет против!

– А где же русские?

– Давай, покажу…

Они пронеслись над океаном и оказались над огромной равнинной территорией, покрытой щетиной местами выжженных лесов и заброшенными полями.

– Вот, смотри. Это – Россия.

– И что, русских совсем уже нет?

– Можно сказать, что нет. Так, какие-то безумцы по лесам бегают. Но и им не долго осталось…

Неожиданно сатана схватил Михаила и швырнул куда-то в сторону. Оказалось, что они еле успели увернуться от пролетавших как раз в этом месте с невероятным грохотом стратегических бомбардировщиков.

– Конечно, они не причинили бы нам вреда, но я так тобой дорожу, что дую на воду, как говорится… – засмеялся Денница.

– Куда они летят?

– Они выметают последний мусор с земли перед твоим приходом.

– Можно посмотреть ближе?

– Конечно! Почему ты спрашиваешь? Ты – Царь этой планеты! Ты – владелец всего, что на ней есть! Ты восстановишь ее после страшной войны, построишь новые города, вырастишь новые красивые и здоровые поколения, которые не будут тратить свою энергию и жизни на бесконечное противостояние стран и народов, ты запустишь межпланетные корабли, засеешь жизнью далекие галактики. Это все предстоит сделать тебе, Михаил! Представляешь, какие перспективы открываются! – с восторгом кричал Денница. – Так почему же ты спрашиваешь меня, можно или нельзя? Теперь все можно! Мы же раскрепостили человечество и разрешили все!