Бяк-бяк-бяк-бяк

Глава 32

Расходы на лунную программу были определены заранее: государство на такое развлечение для народа выделило десять миллиардов рублей. Но — ни копейкой больше, поэтому в ОКБ товарища Челомея считали каждую потраченную копейку. И везде, где можно было эту копейку сэкономить — экономили.

После пуска на Луну беспилотного корабля у наземных служб получилось спасти восемь из девяти двигателей первой ступени. Девятый тоже из тайги вытащить получилось, но он оказался прилично поврежден, так что его использовать пока не стали. Пока — потому что специалисты Валентина Петровича пообещали его восстановить буквально за четверть цены нового — но вот сроки… Поэтому четвертого марта с Украинки взлетела совершенно новая ракета, поднявшая в космос и совершенно новый корабль. Почти такой же, как и тот, который уже удобно расположился на поверхности нашего вечного спутника, но лишь «почти». У сидящего на Луне система жизнеобеспечения была рассчитана на пять суток для двух членов экипажа, а не на три недели, на посадочном модуле отсутствовал мощный РИТЭГ да и большинство приборов управления были лишь дублированы, а не троированы как на новеньком корабле. Поэтому новый корабль оказался почти на шесть центнеров легче первого — но на Дуне в баках посадочной ступени сохранилась почти тонна топлива, и при острой необходимости он мог подняться и перелететь на новое место, причем расположенное почти в сотне километров от места первой посадки. Теоретически мог…

А новый корабль доставил на Луну двух советских космонавтов: Георгия Берегового и Германа Титова, и по поводу назначения членов экипажа у Челомея с Каманиным разгорелся спор, едва не переросший в драку. То есть до драки, конечно, не дошло — поскольку спорить они стали в присутствии товарища Патоличева, в при нем драться было себе дороже. К тому же Николай Семенович почти сразу согласился с доводами Владимира Николаевича:

— Мы, конечно, приняли все меры предосторожности, даже спасательный корабль на самый крайний случай на Луну посадили. Но случиться может что угодно, а рисковать жизнью первого космонавта Земли мы не имеем права.

— А рисковать другими жизнями… — начал кипятиться Каманин.

— А у космонавтов работа такая: жизнью рисковать. Как и у любого военнослужащего, кстати — но мы не жизни сейчас считаем, а престижем государства и символом, не побоюсь этого слова, торжества советской космонавтики.

— Но сам Гагарин…

— А сам Гагарин полетит на Луну скорее всего в пятой экспедиции. Там тоже будет много всего интересного: наши ученые успели такую программу на эту экспедицию составить…

— Так, — прервал спор Николай Семенович, — на этом давайте дискуссию прекращать. Владимир Николаевич прав в одном: рисковать жизнью Гагарина мы сейчас права не имеем. Что же до уровня подготовки, то по мнению инструкторов отряда Титов подготовлен, скорее всего, даже лучше.

— Это почему… — начал было Каманин, но договорить ему не дал уже Челомей:

— Я думаю, что у Германа стимул был посильнее, вот он и выкладывался на тренировках. Правда он все равно и тут окажется вторым — но, по моему мнению, уж лучше быть вторым в Риме, чем первым в Кесарии.

— Вот любите вы, Владимир Николаевич, собеседников интеллектом подавлять, — усмехнулся Патоличев. — Но насчет лучше — так я думаю, что по выполнении задания Береговому и Титову нужно будет присвоить звания Героев.

— Тогда уже Гагарину обидно будет, — не удержался Каманин.

— У Гагарина орденов со всего света понавешено, так что обида не особо серьезной будет. А нашим лунатикам, думаю, всем по Звезде повесить будет справедливо… но экипаж я утверждаю, предложенный Владимиром Нитколаевичем.

На этом споры о составе экипажа закончились и восьмого марта на поверхность Луны вышли сначала Георгий Тимофеевич, а за ним и Герман Степанович. Часок погуляли, пособирали разные камушки, сфотографировались конечно… После пятичасового перерыва снова вышли наружу, установили несколько приборов — и, вернувшись на корабль, стали готовиться к возвращению на Землю. Которое прошло вполне благополучно.

На состоявшемся через день после посадки Л-700 в казахских степях Пантелеймон Контратьевич задал вопрос, который не одного его волновал:

— А почему товарищ Челомей этот полет называет подарком женщинам к восьмому марта?

— А потому, — ответил Патоличев, — что все расчеты по этому полету провела женщина, которая у Челомея баллистиком работает. Кстати, по мнению очень многих специалистов, в том числе и у Королева, и у Янгеля она — вообще лучший баллистик в нашей стране. А следовательно, и лучший баллистик в мире.

— Тогда я предлагаю присвоить ей звание Героя Соцтруда, вместе с товаришем Челомеем она это звание точно заслужила.

— Она и без меня это звание заслужила, — широко улыбнулся Владимир Николаевич, — и я представление со своей стороны поддерживаю.

— А вот вам бы я Звезду дать обождал, — сварливо заметил Николай Семенович. — У вас сколько народу над программой работало? А вот списка награждаемых от вас…

— Да, кстати, список вот он у меня. И к списку один вопрос: вы его сразу утвердите или сначала все же читать будете?

— Безусловно читать, — усмехнулся уже товарищ Шахурин. — Ходят слухи, что вы в него вписали довольно много людей не только не из вашего ОКБ, но даже не из нашего министерства.

— Если вам особо заняться нечем, то читайте, Алексей Иванович, — тоже демонстративно-сварливым голосом прокомментировал реплику министра Пономаренко. — Но когда мы его уже утвердим: мне почему-то кажется, что товарищ Челомей лучше знает, кто что для выполнения программы сделал. И, поскольку люди, причем наши люди, на Луну успешно слетали и благополучно вернулись, то не стоит откладывать эти награждения. У кого-то есть возражения?

В СССР особого ажиотажа высадка на Луну не породила: народ принял это события как должное. То есть порадовался народ — но несравнимо слабее, чем после полета Гагарина. А вот желающих стать космонавтом среди детишек резко прибавилось, и эффект получился поразительный: по результатам закончившегося учебного года средняя успеваемость выросла буквально на порядок. То есть на порядок выросло количество школьников, закончивших год «без троек», а это — по расчетам Госстата — обещало рост производительности труда через несколько лет (то есть буквально через три-четыре года) минимум на четверть. Ну, если энтузиазм молодежи внезапно не схлынет, однако пока причин для этого вроде не наблюдалось. А вот количество абитуриентов в технические ВУЗы выросло так, что в среднем на одно место претендовало до десяти вчерашних школьников, да и число желающих получить высшее инженерное образование из числа рабочей молодежи поражало воображение.

— Ну и что нам предлагает делать наш наркомпрос? — на очередном совещании правительства поинтересовался Пантелеймон Кондратьевич. Никто из собравшихся, часто слышавший подобные оговорки Председателя Совмина, так и не смог понять: или он так шутит, или до сих пор не смог принять идею о создании вместо наркоматов министерств. Да и управлять он предпочитал «старыми проверенными методами», разве что провинившихся министров к стенке не ставил…

— Министерство просвещения, — ответил Александр Иванович, занимающий должность министра, выделив голосом слово «министерства», — всячески поддерживает инициативу группы промышленных министерств по скорейшей ликвидации двадцати четырех так называемых институтов, выпускники которых не запрашиваются отечественной промышленностью. А сэкономленные средства и, в незначительной части, преподавательский состав ликвидируемых учреждений министерство предлагает использовать для финансирования заводов-ВТУЗов в отраслях, которым квалифицированные кадры действительно необходимы. В первую очередь мы поддерживаем предложение МАП о создании завода-ВТУЗа на базе Семипалатинского авиазавода и, если Совмин поддержит передачу строительных подразделений армии для строительства жилого фонда, инициативу Министерства боеприпасов о создании такого же на базе Воткинского завода…

— Так, а чем вашему-то министерству так эти институты насолили? — крайне заинтересованно спросил Николай Семенович. То есть ответ-то он знал, но ему было важно, чтобы его услышали все собравшиеся министры.

— Институты не насолили, но для тех, что в списке, просто нет квалифицированных преподавательских кадров. В результате качество выпускников таково, что работать по специальности они практически не в состоянии — а ведь на подготовку студента в том же, скажем, Таджикском политехе средств тратится раза в полтора больше, чем на подготовку действительно квалифицированного специалиста в Барнауле или в Махачкале. А уж уровень выпускников Украинского заочного…

— То есть вы предлагаете число институтов, готовящих специалистов по техническим специальностям, сократить, невзирая на такие высокие конкурсы?

— А конкурсы вообще не имеют отношения к реальным потребностям страны. Высшая школа полностью обеспечивает нужное количество специалистов, нам просто не нужны миллионы инженеров. И тем более не нужны миллионы якобы инженеров, выпущенных периферийными ВУЗами. А если вас интересует лично мое мнение, то нам не требуются и миллионы разных искусствоведов, литературоведов, прочих дармоедов. А вот — тут уж, извините, личное наболело — историческая наука в нас пока в загоне, и это, я считаю, является огромной недоработкой идеологического отдела…

— Товарищ Данилов! Хотя вы, скорее всего, в чем-то и правы… давайте это отдельно обсудим после совещания…

Что наобсуждали Патоличев и Данилов, осталось широкой публике неизвестным, однако в два десятка институтов летний набор студентов на семидесятый год был отменен. А партийные и комсомольские организации были сильно озадачены популяризацией имен «рабочих специальностей», и одновременно в стране приступили к организации и строительству нескольких сотен техникумов, которым предстояло заработать уже следующим летом. Однако эта «просветительская» деятельность убрала в тень работы, о которых вообще не принято (по крайней мере в СССР) говорить публично. И на совещании, посвещенном результатам второго полета советских космонавтов на Луну, состоявшемся в сентябре шестьдесят девятого, обсуждались результаты не столько лунной экспедиции, сколько конкурса, объявленного прошлой осенью Комиссией ВПК.

— Я считаю, — начал свое выступление Константин Андреевич Вершинин, — что выбирать нам просто не из чего.

— То есть как «не из чего»? — возмутился Шахурин, — МАП представил только от основных ОКБ три вполне, с моей точки зрения, достойных варианта.

— Алексей Иванович, — спокойно отреагировал на буквально выкрик министра Главком ВВС, — вариантов действительно три, а вот выбирать на самом деле не из чего. Яковлев, вы уж извинимте за прямоту, просто перерисовал старую машину Мясищева в масштабе, причем вообще не затруднившись хотя бы пересчитать параметры получившейся модели. Рассматривать предлагаемое им дерьмо — это себя не уважать. Что же до предложения Павла Осиповича, то против него у нас есть единственный, но неубиваемый аргумент: ВВС от заказа на сто двадцать с таким трудом доведенных СУ-100 отказываться не намерено, а Павел Осипович, в отличие от Александра Срегеевича, прекрасно понимает, что просто увеличить машину в полтора раза не получится. Однако запускать до исполнения заказа ВВС модернизацию Семипалатинского завода мы ни возможности, ни права не имеем. Так что остается лишь вариант Мясищева, и его проект М-18, слава богу, отвечает всем пожеланиями ВВС. Тем более, что Владимир Михайлович обещает машину поднять на крыло уже в семьдесят втором году — а он, как мы имели возможность убедиться, свои обещания всегда выполняет.

— А выпускать машину где будем? — недовольным голосом прокомментировал действительно «неоспариваемое» высказывание Главкома ВВС Шахурин. — Передадим ему Акмолинский завод? Опять оставим Бартини без производства?

— ВВС эту идею не поддержит, — ответил Вершинин, — тяжелая транспортная авиация нам тоже крайне необходима. Но времени до завершения работ по М-18 у нас достаточно, будет необходимо — так и Мясищеву новый завод выстроить успеем. Или подыщем что-то из ныне действующих… хотя выбор, как я понимаю, невелик.

— Это да. Разве что полностью передать немцам производство машин Архангельского из Воронежа…

— Вам решать, Алексей Иванович, впрочем, это дело спешки не требует. Думаю, со стратегической авиацией мы в основном все проблемы рассмотрели… Алексей Иванович, позвольте вопрос несколько шкурный задать: а почему вы Ильюшина отстранили от полетов в космос?

— Насколько я знаю — а Челомей меня специально в известность не ставил — Владимир Сергеевич был занят как раз доводкой Су-100. Сейчас эта работа завершена, и вроде бы он назначен в экипаж пятой экспедиции. То есть я так слышал, но с уверенностью утверждать это не берусь. Вы лучше у Владимира Николаевича лично поинтересуйтесь…

Третья лунная экспедиция в декабре прошла уже по измененной программе. УР-700 взлетела без экипажа в корабле, а космонавты поднялись отдельно, в корабле «Союз» и с Тюратама. Затем двое суток было потрачено на стыковку с лунным кораблем — и к Луне они полетели лишь на четвертый день. Это, конечно, длительность экспедиции увеличило прилично — но теперь на лунный корабль удалось загрузить и «самобеглый автомобиль». Не только потому, что при запуске корабль оказался полегче, но и потому, что в декабре стояли сильные морозы — и в ракету просто удалось залить побольше топлива. То есть в первую и вторую ступени, которые вытащили на орбиту заметно больше «полезного груза». А еще на ракете были установлены двигатели, «один раз уже слетавшие» — и это было еще одной причиной запуска корабля в беспилотном варианте.

В начале февраля семидесятого года на Луну (причем снова на ракете с уже однажды использованными двигателями) отправили еще один беспилотный корабль, прилунившийся очень далеко от места первых трех пилотируемых экспедиций. А в марте примерно в тот же район слетали и космонавты — и в этот раз они провели на Луне уже почти пять суток. А в августе туда же полетела пятая экспедиция, с экипажем в составе Гагарина и Ильюшина. И у них действительно программа была крайне напряженная.

Во-первых, они прилунились буквально в паре километров от беспилотного корабля. Во-вторых, в течение почти полной недели они в этот беспилотник грузили «образцы лунного грунта» — и загрузили этих образцов почти полтонны («по массе»). В третьих, перетащили из беспилотника к себе в корабль кое-какие агрегаты системы жизнеобеспечения. Не по необходимости, а для «отработки процесса», а «отработку» завершив, выкинули (то есть все же аккуратно выгрузили) эти агрегаты наружу. И затем отправились обратно на Землю — а спустя сутки на Землю отправился и беспилотный корабль.

И когда все корабли благополучно приземлились, Владимир Николаевич на специальном заседании комиссии ВПК, посвященном «завершению лунной программы», высказал интересное предложение:

— Как вы все, вероятно, помните, страна на лунную программу выделила ОКБ-51 десять миллиардов рублей. Мы успели истратить восемь из них, и у нас осталось еще три готовых ракеты.

— Интересно, а откуда три? — удивился Пантелеймон Кондратьевич, — должна же одна остаться.

— А мы два раза запуски проводили с ракетами, на которые уже отработавшие двигатели ставили, вот и сэкономили парочку. Я вам больше скажу, мы сейчас из отработки еще две ракеты собрать можем. А если считать и двигатели, которые уже дважды слетали…

— Я понял. И то, что ракеты у вас есть — это замечательно. Но неужели вы думаете, что страна не найдет куда потратить сэкономленные вами два миллиарда?

— Уверен что не найдет. Потому что эти миллиарды не в неистраченных деньгах сэкономились, а как раз в этих ракетах и резервным кораблях. А использовать где-нибудь в полях для повышения урожаев парочку УР-700 или даже Л-700 вероятно и возможно, но я даже представить себе не могу как.

— Ясно. Тогда излагайте ваши предложения.

— Предложения простые. У нас есть ракеты, но их нужно все же заправить топливом, на что придется потратить миллионов двести…

— Ну, чтобы получит пользу от уже потраченных двух миллиардов, это, думаю, терпимо.

— По данным телеметрии первый лунный беспилотный корабль находится во вполне рабочем состоянии, однако ресурса РИТЭГ на нем хватит максимум еще месяца на четыре. Поэтому мы предлагаем все же закончить отработку по всем направлениям программы. Первое — отработать перелет беспилотного спасательного корабля в новую точку… вот сюда. Если получится — прекрасно, а если случится авария, то мы о ней просто никому рассказывать не станем. А запустим еще один беспилотник. А затем — в зависимости от успеха или неудачи — запустим еще один или два пилотируемых корабля, по программе пятой экспедиции, и доставим за Землю еще полтонны лунного грунта.

— Уже того, что есть, ученым на десять лет исследований хватит.

— Запас карман не тянет, нам важно испытать спасательный вариант. К тому же, пока мы летаем на Луну, американцы не будут обращать внимание на наши орбитальные станции. То есть будут на них меньше внимания обращать…

— У меня один вопрос появился, — заметил Николай Семенович, — сугубо политический. А трех человек на Луну доставить УР-700 сможет?

— Чисто технически да, но это будет примерно так, как вариант Королева с запуском трех человек на «Востоке». То есть крайне опасно…

— Тогда вопрос снимается. Я просто хотел узнать, можем ли мы взять в экспедицию представителей дружеских соцстран.

— Не можем, и ответ этот тоже сугубо политический. Разве что монгольского парня взять можно… пилоты лунных миссий просто обязаны изучить много чего, представляющего военную тайну. А в том, что они не предадут… лично я могу это гарантировать только в отношении монгольских товарищей.

— Сколько времени потребуется на подготовку монгольского космонавта?

— Примерно полгода, оба монгольских летчика практически закончили подготовку в полету на ДОС.

— Готовьте. В следующей экспедиции полетит…

— Командиром мы планируем Титова.

— Тогда пусть товарищ Титов еще и монгольский язык выучит… в объеме, достаточном, чтобы с Луны поздравить монгольский народ с выдающимся достижением дружбы наших стран. Вы, Владимир Николаевич, правы: монголы — единственные, кто безоговорочно поддержал Советский Союз во время войны. И пусть этот полет будет проявлением нашей благодарности…

Летом семидесятого состоялось еще одно небольшое совещание «по космическим проблемам». То есть на нем и некоторые именно космические вопросы рассматривались:

— Мстислав Всеволодович, — спросил Николай Семенович, — а как вы, точнее как Академия наук оценивает отказ Кеннеди от продолжения лунной программы?

— Никак не оценивает. То есть с точки зрения космической гонки американцы проиграли и просто смирились с этим. Но тут интереснее другое: американцы не просто признали свой проигрыш, но еще и постарались сделать так, чтобы они уже вообще нас догнать не смогли.

— Даже так? И в чем это выражается?

— Откровенно говоря, я даже жалею, что Кеннеди не выиграл выборы еще в шестидесятом.

— Это почему?

— У американских демократов очень, я бы сказал, интересный подход к решению вопросов о равенстве всех граждан. Очень, я бы сказал, бюджетный подход. Вместо того, чтобы существенно поднять уровень школьного образования для негров Кеннеди просто опустил до «негритянского» уровня уровень подготовки в школах для белых учеников. Результат мы увидим года через три уже, а лет через десять американская инженерная школа просто исчезнет. Они и сейчас в значительной мере для своей лунной программы использовали ресурсы европейских ученых — а когда демократы репутацию американской научной школы буквально втопчут в грязь… Грабить ресурсы развивающихся стран они уже свободно не могут, то есть привлечь тех же европейцев серьезным финансированием у них и сейчас получается с большим трудом, а лет через несколько будет просто невозможно. К тому же они — в силу наших уже достижений — вынуждены огромные средства тратить на попытки получить даже не превосходство, а хотя бы паритет в военном соревновании с нами…

— Интересные у вас мысли.

— Это не мои, я просто излагаю то, что наработал Институт США и Канады. Никсон почти что смог перенести массовое производство дешевых товаров в Китай чтобы высвободить ресурсы для тяжелой и оборонной промышленности, но Кеннеди все эти усилия республиканцев попросту спустил в унитаз. И это, откровенно говоря, радует.

— Интересно, чем же?

— Если не вдаваться в детали, то тем, что капитализм деградирует даже быстрее, чем мы могли бы ожидать. Сами американцы пока этого не замечают… то есть замечают немногие, причем те, кто исправить ничего не может. Но возникают опасения, что когда американцы сообразят, что окончательный проигрыш неминуем, то они не постесняются и ядерную войну устроить.

— А вот это плохо. А мы, по вашему, что должны предпринять чтобы войны не допустить?

— Ничего сверх того, что уже делается. Вишняков спутник целеуказания довел до полутора тонн, последние испытания показали, что подводный флот может боеголовку положить с точностью в пятьдесят метров, а ракеты Янгеля сразу десяток боеголовок с КВО в двадцать метров несут. В следующем году Челомей развернет всю группировку спутников целеуказания… В принципе, тот же Кеннеди, если ему все наглядно объяснить, быстро сообразит, что с нами воевать — это самоубийство… вы бы пригласили его на демонстрацию, скажем, следующим летом.

— И он согласится к нам поехать?

— Зачем к нам? У нас довольно приличные отношения с Аргентиной, мы в принципе можем договориться с ними о предоставлении полигона.

— Думаете, что они согласятся, чтобы мы по Аргентине пускали ядерные ракеты?

— У них серьезные амбиции в области ядерных исследований, и если мы им выстроим, скажем, электростанцию на базе ВВЭР-210… Немцам же мы таких уже четыре выстроить собрались? И с чехами вроде о двух договариваемся.

— Ну… да. Только речь уже идет о ВВЭР-365, но это, конечно, не принципиально. Интересное предложение, тем более что большую часть оборудования как раз чехи и немцы делать будут. Спасибо за идею. А деньги аргентинцы найдут…

Если правильно продемонстрировать достижения промышленности, то получиться может очень красиво. Конечно, Джон Кеннеди в Аргентину не поехал, но посланные им генералы своими глазами увидели, как боеголовка («инертная», на которой расписались другие, приглашенные уже в СССР американские генералы) упала в метре от установленного ими на аргентинском полигоне столбика, обозначающего «точку прицеливания». А затем, с разбросом метров в десять, в эту же точку упали еще четыре таких же болванки, выпущенные с подводных лодок, находящихся в Тихом океане. А на следующий день, объехав на автомобиле территорию очень немаленького полигона, они поглядели на еще несколько «подписанных» боеголовок, упавших поблизости от еще девяти столбиков-мишеней. И увиденного американцам хватило надолго. А вот насколько именно…

Аргентинцы тоже сообразили, что «американцы проигрывают» — а вот русские, которые строят атомную электростанцию, явно выигрывают. И не только в военном противостоянии, но и в экономическом соревновании. А так как АЭС у русских можно купить не за «драгоценные доллары», а за мороженую говядину… и не только АЭС, гидростанции русские тоже строят очень даже неплохо. И русские, оказывается, тем, что с ними всерьез дружит, всячески помогают — и не только финансово или технически: вон, монгольский космонавт уже на Луну слетал. Ну, на Луну пока вроде летать дороговато — но вот на орбитальную станцию своего космонавта отправить получается и недорого, и престижно.

А так как эти ребята молчать не умели, то и в других странах стали на СССР смотреть несколько иначе. Ну да, русские за любые пряники берут приличную плату — но и дают в полном соответствии с выплаченными им ресурсами, вдобавок не требуют полного им подчинения. И даже не требуют внедрения социализма в тех странах, с которым торгуют! Поэтому, выходит, с Советским Союзом дела вести получается выгоднее, чем с американцами — ну а кто же себе в убыток дела вести захочет? То есть кое-кто, кто сможет личную выгоду с этого получить, в ущерб стране далее и поведет — но и при торговле с Советским Союзом личную выгоду можно немаленькую обеспечить. А люди товарища Патоличева даже готовы объяснить как…

Бабочки — они существа могучие. Но — глупые, машут крылышками вообще не думая, к чему это привести может. А у людей нужных крылышек нет… но зато люди думать способны. И если эти люди хорошо подумают, то им и бабочки не нужны окажутся: ведь для счастья всего-то и нужно не дать воли тем, кто ради личной выгоды или славы для себя любимого готов окружающим напакостить. И вот если люди всерьез так задумаются, то результат может получиться даже получше, чем от махания крылышками бестолковых насекомых. Но думать нужно действительно очень хорошо. Думать, а затем задуманное воплощать…