Буря

АЛМАН

Истинный король Вудстоуна оставил за плечами величественный, деревянный замок и направился по широкой тропе, окруженной армией солдат в сверкающих латах. Воины в отполированных доспехах, с серебряным сердцем на груди, провожали его на переговоры, о которых ходили слухи по всему Калахару. Вожак Клана Утренней Зари покинул Долину Ветров и прибыл в древнейший город Арбор. Такого не случалось десятилетиями. Что заставило его пойти на уступки? Почему вожак дикарей решился на встречу?

Алман поправил золотые запонки на манжетах, откинул за спину атласный угольный плащ и неожиданно почувствовал, как тяжела корона на его голове. Высокая и золотистая, по легенде сделанная из сплава каменных сердец первых людей, она сверкала на макушке, пылая драгоценными камнями, несмотря на тусклый свет.

Алман Барлотомей Многолетний с хмурым видом минул край города Арбора, где в сердцевинах гигантских дубов жили его люди, и вышел на просторную поляну. Землистая Алодь поляна «Первых Переговоров». В самом центре стоял каменный стол, за которым впервые в истории Калахара сошлись главы народов Эридана, Дамнума, Халассана и Вудстоуна. Высокий, черный лес Арбора окружал поляну, словно непроходимая стена.

Алман уставшим взглядом осмотрел кроны многовековых дубов. Ветер наклонял их, силясь сломать, но деревья выдерживали. Они видели тысячи переговоров. Претерпевали ливни, землетрясения и ураганы. Они были стражами покоя Калахара долгие века, Алман знал об этом и потому ядовито усмехнулся. Деревья стражи… В подобную чепуху даже его отец Радман Барлотомей не верил. Возле каменного стола стоял высокий мужчина в клетчатых тряпках, считающихся истинной одеждой сильфов. Заросшее лицо, глубокие шрамы на щеке и серые от пыли руки. Алман внезапно подумал, что идет на переговоры с бездомной псиной, а не с вожаком самого многочисленного клана Дамнума.

Высокий солдат сделал шаг вперед и встал рядом с королем, когда тот остановился перед каменным столом и посмотрел в серые глаза Эстофа. Осгод Беренгарий гроза тех, кто стоял на пути Алмана Барлотомея. Жестокий воин и бездушный мужчина, никогда не снимающий шлем. Поговаривали, что его лицо изуродовано миллиардами шрамов, а еще люди шептались о том, что он лопает в гигантских лапищах головы солдат. Раздавливает их черепа, словно арброрские орехи.

— Какая честь, криво улыбнувшись, отрезал Эстоф и наиграно поклонился. Ждать вас великое удовольствие. Спешить незачем. Нам грозит всего лишь война.

Алман не отреагировал на слова дикаря. Он сел на деревянный трон, сделанный из вишневой сердцевины прочного амаранта, и положил руки на резные подлокотники. Его черные, мутные глаза посмотрели на мужчину и сузились.

— Наверное, приятно находиться на землях Арбора не как вор, а как гость.

Эстоф лишь вскинул брови и поставил на пояс руки. Выслушивать оскорбления из уст Алмана Барлотомея это ведь музыка для летающего человека. Он усмехнулся.

— У вас здесь оленина вкуснее.

— Не припомню, чтобы я угощал вас олениной.

— Вы и не угощали. Эстоф небрежно потер нос тыльной стороной ладони.

— Приношу свои глубочайшие извинения, хриплым голосом отчеканил Алман. Я бы накрыл на стол, но мою недавнюю поставку зерна из Станхенга перехватили дикари с ваших земель. Да и позапрошлую поставку мяса тоже.

— Прекрайне сочувствую вам.

Король фальшиво улыбнулся. Эстоф издевался над ним, и у мужчины разгорелось в груди чувство невероятной злости, он сжал подлокотники и исподлобья взглянул на гостя.

— Думаешь, можешь брать то, что принадлежит мне?

— Я беру то, что нужно моему народу, спокойно ответил Эстоф.

— И что твоему народу нужно сейчас?

— Им нужен союзник, который бы снабдил Фиэнде-Фиэль деревом и провизией.

Алман округлил глаза. Он откинулся назад и недоуменно переспросил:

— Союзник?

Эстофу не понравился тон, которым король выплюнул это слово. Он прищурился, а на лице Алмана появился пренебрежительный оскал. Он покачал головой и выплюнул:

— Ты пришел сюда, чтобы найти союзника?

— Я пришел сюда, прорычал Эстоф, шагнув вперед, потому что твой флот стоит у берегов моего дома.

— Такое случается, когда король намеревается захватить новые земли.

— Мои земли ты не получишь.

— Считаешь? Алман Барлотомей медленно поднялся с трона и придвинулся вперед, словно невидимые нити тянули его к противнику и умоляли воспользоваться клинком, от которого уже пал один предатель Вигман Многолетний. Алман оперся ладонями о стол. Его угольные глаза заполонили ненависть и высокомерие, гнев и самодовольство, многие годы он терпел бездействие брата, многие годы он позволял дикарям грабить свои земли.

Свободе воли пришел конец.

Алман Барлотомей Многолетний намеревался подчинить себе все земли Калахара. Он собирался заставить ничтожных людей приклонить колени, действовать только по его команде. Никто больше с Долины Ветров не вдохнет воздух, если он не позволит. Ни один человек Станхенга не посеет зерно, пока он не отдаст приказ. Призраки предков останутся в Эридане, если кто-то выпьет воды, не спросив его разрешения. Мужчина становился все выше, его глаза становились все темней. Он чувствовал, как руки горят от боли, и сжимал ими каменный стол, представляя, как стол переговоров крошится и превращается в пепел.

Неожиданно на плечо короля легла чья-то хрупкая рука. Алман обернулся и вскинул брови: перед ним стояла Офелия Уинифред его жена и наложница. Высокая и худая. Не умеющая плакать и просить прощения. Черное платье плотно облегало ее фигуру, одежда повторяла линии ее тела от плеча и ниже талии, русые волосы скрывались под бархатным головным убором, а к подбородку был привязан белоснежный платок, обмотанный вокруг ее головы так, что один конец падал на грудь.

Она посадила мужа обратно, надавив ладонью на его плечо, а потом перевела серо-голубые глаза на гостя. Ее пальцы сплелись в замок на животе.

— Полагаю, вам не понравился тон моего мужа.

Эстоф хмыкнул. Он знал, кто перед ним стоит, и красота ее голоса, как и хрупкость ее движений, не пускали ему пыль в глаза.

— Миледи…

— Королева, поправила его женщина и расправила плечи. Прошу прощения, меня задержали на севере города. Прогнившие стволы рухнули под тяжестью лачуг.

— Вековые дубы не гниют.

— Теперь гниют. Женщина села рядом с мужем и разгладила юбку на коленях. Она не была похожа на Милену де Труа из Станхенга. Н екоторым людям она внушала ужас. В народе поговаривали, что королева не могла иметь детей, и потому душа у нее чернела и сгорала, как угли в пламени. Вы пришли к соглашению, или разговор только начался?

— Наш дорогой сильф, Алман махнул вперед и ядовито ухмыльнулся, хочет стать нам союзником.

— Интересно, женщина подняла подбородок, это правда?

— Я имею право…

— Вряд ли. Эстоф в изумлении вскинул брови, а она продолжила. Прав у вас здесь нет. И не думаю, что они появятся. Мы же с вами не малые дети. Нам прекрасно известно, что именно ваши люди долгие годы обворовывали наши казну.

— В вашей казне много золота.

— Едва ли это причина.

— Я не вижу смысла оправдываться перед вами, миледи, Эстоф сделал ударение на последнем слове и растянул губы в кривой улыбке. Прошлое было, его нельзя изменить. Но будущее в наших руках.

Офелия Уинифред свела брови и посмотрела на мужа. Они идеально подходили друг другу, они излучали холод, безразличие и презрение. Алман и вовсе казался безумным. На его лице пылали багровые синяки под глазами, как будто он сильно болел. Когда женщина сжала руку Алмана в своих пальцах, Эстофу показалось, что две скульптуры превратились в снежный вал, способный уничтожить все живое, что находилось у него на пути.

К ороль Вудстоуна вновь презрительно уставился на гостя.

— Я твой Король. Его губы тронул звериный оскал. Признай это, дикарь, и тогда наше будущее ступит на одну дорогу.

Эстоф усмехнулся. В глубине души он чувствовал, что на него надвигалась ужасная беда, но все же беду он встречал с усмешкой.

— Попробуй приручить ветер, Алман. У тебя ничего не выйдет.

— Твои люди могут встать на мою сторону из уважения к тебе или из страха ко мне. Угольные глаза короля наполнились мраком. Он подался вперед и прошипел, выбирай.

Вряд ли Эстоф мог выбирать. Он откинул назад голову, посмотрел на серое небо, а потом зажмурился. Ветер обдул его обгоревшую кожу. Эстоф подумал о сыне. Его руки сжали рукоять меча, а сердце камнем упало вниз. Когда он вновь посмотрел на короля и королеву Вудстоуна, в его глазах застыла глубокая печаль.

— Мой ответ тебе известен, он потер нос, полагаю, домой я не вернусь.

— Полагаю, вернешься, ответил Алман, но не в этой жизни.

Эстоф усмехнулся, а потом, вытащив меч, вперед ступил Осгод Беренгарий.