Бойся меня

7

Ромеро проснулся, но понятия не имел, который сейчас час.

Просто поздно.

И темно.

Что-то происходило, но Ромеро не мог понять, что именно. И, тем не менее, оно было настоящим, иначе Ромеро бы не проснулся. Он лежал и прислушивался к своему дыханию и дыханию паренька на верхней койке.

Но было что-то ещё. Что-то, из-за чего у Ромеро пересохло в горле, и кожа стала натянутой. Это был странный, влажный, слизкий и мерзкий звук, словно что-то вытащили крюком из канализационной трубы.

Над его головой легонько скрипнули пружины и Палмквист шевельнулся… Только вот Ромеро чётко слышал, что дыхание его не изменилось и осталось таким же глубоким и спокойным. И что бы ни двигалось над его головой… это был не парнишка.

Ромеро не мог понять, что это, но слышал, как оно скользило поблизости с неприятным влажным звуком только отделившейся после рождения ребёнка плаценты.

Господи… Эти звуки… Какого хрена там происходит?

Ромеро понял, что не хочет этого знать, потому что чем бы это «что-то» ни было, оно отвратительно, и это не то, на что хочется смотреть.

Воздух стал горячим и влажным с противным запахом сгнившей капусты, и Ромеро крепко вцепился в край своей койки, как на американских горках, когда боишься, что машинка может в любое мгновение перевернуться.

Мерзкое чувство. У Ромеро все внутренности скрутились в тугой узел, а широко распахнутые глаза невидяще уставились в темноту. Он вспомнил о самодельном ноже за батареей… Но не рискнул даже двинуться и издать какой-нибудь звук.

Он не хотел, чтобы то, что находится над ним, услышало его.

Поэтому Ромеро лежал неподвижно, как бревно. Все его мышцы, связки и нервы были натянуты до предела, а из горла вот-вот готов был вырваться крик.

Снова шевеление.

Что бы там ни было с этим ребёнком, оно начало осторожно скользить вдоль койки, а когда добралось до стены, влажно соскользнуло вниз и двинулось вперёд в направлении решётки.

Ромеро решил, что это должно быть похоже на помесь огромного, толстого, ужасного слизня с хрен знает чем. И когда оно скользило вдоль стены, то издавало слабое стрекотание, словно по цементному полу скребли когти или зубы.

Существо медленно перетекало вперёд, затем замирало на пару секунд… словно проверяя, не слышит ли его кто-то.

Ромеро слышал. Но не двигался. Потому что одно дело слышать это, и совсем другое — увидеть… От одной мысли об этом у Ромеро подкатывала к горлу тошнота.

А потом… оно поднялось в воздух и бросилось на прутья решётки со звуком разбрызгивающихся капель. Ромеро слышал, как оно дышит и булькает.

В слабом свете от охранной вышки, проникающей в камеру, он видел, как что-то огромное и бесформенное растянулось по решётке, как гигантский резиновый паук, выгибающий бескостные конечности во всех направлениях.

Оно вздрагивало и неспешно ритмично билось о решётку, и Ромеро зажмурился, потому что не мог больше на это смотреть. Он говорил себе, что это просто ночной кошмар, один из тех смутных ужасов, что пришли к нему из детских снов.

А потом… оно ушло.

Оно прошло прямиком сквозь прутья со звуком упавшего на пол куска сырого мяса или помешиваемой ложкой вязкой каши.

Ромеро был весь мокрый от пота. Он дрожал и старался не обмочиться, и не дать волю крику, застрявшему в его горле. Он лежал, пытался выровнять дыхание и вытирал пот с лица.

А Палмквист над его головой спал мёртвым сном, дышал ровно и глубоко, не обращая внимания на этот мир.

Ромеро представил всё самое жуткое, что приходило ему в голову, а приходило туда много всякого дерьма, но ни в чём не было и капли здравого смысла. В конце концов, он начал задаваться вопросом, а не приснилось ли ему всё это.

И часть Ромеро вцепилась в эту спасительную мысль. Уверенный и рациональный голос в его голове говорил, что это точно был сон… А что же это ещё могло быть?!

А минут через двадцать кто-то начал громко кричать.

И эти крики… Они не продлились долго.