Бойся меня

20

В Долине Шеддок Ромеро доверял немногим.

Уж точно, не охранникам, а из зеков набиралось всего пару человек. И ДжоДжо Аквинтес был одним из них.

Судья отправил его на восемь лет в Шеддок за вооружённое ограбление, и это был уже второй раз, когда этого жёсткого парня государство посылало на перевоспитание.

Но, несмотря на историю мошенничества и всё, что он когда-либо сделал, Аквинтес походил на Ромеро, и Ромеро был рад, что они находились на одной стороне.

Если ты являлся другом ДжоДжо, то мог безоговорочно ему доверять. Он никогда не украдёт у тебя, никогда на тебя не настучит и никогда не воткнет в спину заточку.

А в тюрьме максимально строгого режима это многое значило.

Ромеро открыто рассказал обо всём Аквинтесу, вытащив на божий свет все скелеты из древних шкафов.

— Я понимаю, ДжоДжо, что это, мать его, бред сумасшедшего… Но клянусь могилой своей матери, Палмквист… Господи… Он не такой, как другие люди. Вся та хрень, что он рассказывал о своём брате — это правда.

— Я верю тебе. Наверно, все мы когда-то начинаем верить в то, во что раньше не верили, — тихо ответил Аквинтес. — Всё меняется. Пусть иногда мы и не позволяем себе во что-то верить.

Ростом Аквинтес был метр шестьдесят пять, но коренастый и крепкий из-за постоянных тренировок в тренажёрном зале. Он носил очки, зализывал назад редеющие и седеющие волосы и увлекался историей Средневековья.

Он прочёл все книги в тюремной библиотеке на эту тему и ещё сотню — через интернет-базу библиотек.

Он не был обычным зеком.

Но за годы, проведённые в тюрьмах и камерах, Ромеро понял, что не существует такого понятия, как «обычный зек».

Кто-то был юристом в этих стенах, кто-то — художником, кто-то — поэтом, а кто-то так и оставался в душе фермером.

Хотя были, конечно, и обычные хулиганы, гопники и маньяки-убийцы — от них никуда не деться.

— Я должен был кому-то рассказать обо всей этой херне, — произнёс Ромеро, — и выбрал тебя.

— Я слушаю.

— Знаешь, Палмквист… У него есть близнец…

Аквинтес молча курил и терпеливо слушал, впитывая в себя каждое слово и оценивая их правдивость. Это у него прекрасно получалось. Он с лёгкостью делал правильные выводы, обращал внимание на малейшие детали и принимал во внимание любые возможности.

Он курил, слушал и рассеянно наблюдал за прогуливающимися по двору зеками. Те с важным видом расхаживали по территории, как самцы в период брачных игр, пытающиеся произвести впечатление на самок.

— Он неплохой парень, ДжоДжо, — закончил рассказ Ромеро. По его лицу катился градом пот, а глаза постоянно моргали, словно у мужчины перед глазами стояла картинка, которую он не хотел видеть и пытался отогнать. — Мы могли бы сделать из него правильного зека, который не станет походить на этих мудаков. Я искренне в это верю. То, что произошло с Уимсом и Тони, и Хеслипом с Бургоном…

— Эти уроды получили то, что заслужили, и все это знают, — констатировал всем известный факт Аквинтес.

Ромеро кивнул.

— Я пытаюсь сказать, что нельзя винить парнишку за произошедшее. Он не в ответе за… за своего брата.

— Конечно, нет. Брат, многие тут утверждают, что пацана хранит дьявол, или что он какой-то антихрист со сверхъестественными способностями, как у тех белых чудиков в фильмах. Поэтому в то, что ты мне рассказываешь, не так уж и сложно поверить.

Аквинтес дёрнул плечом.

— Даже, я бы сказал, легче. Насколько неправдоподобным бы это не казалось, тут хотя бы присутствует некая научная доказательная база… Чёрт, и пусть она напоминает сюжет «За гранью возможного», но с этим, по крайней мере, можно работать!

— Вот теперь мне стало намного лучше, — пробурчал Ромеро.

Аквинтес усмехнулся.

— Ну, по крайней мере, здесь нету демонов и призраков. Конечно, тебе не удастся заставить поверить в это дерьмо тех идиотов, но вот я верю. Дай только уточню, — затянулся он сигаретой. — Близнец твоего паренька — Деймон, так? — живёт глубоко внутри брата, но, когда тот засыпает, может обретать материальную форму?

— Ага.

— Охренеть.

— Меня это тоже пугает до чёртиков, — не стесняясь, признался Ромеро. — Если бы ты только слышал…

— А что… что ты слышал?

— Ох, это было полным бредом. Я думал, что вот-вот заору, — голос Ромеро сорвался.

— Я лежал, и вдруг услышал движение и почуял запах гнилых фруктов. А эти звуки… наверно, оно вылазило из парнишки, и я это слышал… Твою мать, я это слышал! Влажные, хлюпающие звуки. Словно кто-то доставал требуху из кабана. Эта вонь… И ползание по стенам… О, Иисус, Мария и Иосиф!

— Но ты это слышал только той ночью, когда напали на Уимса?

— В ночь, когда оно добралось до Жирного Тони, я был в больничке. А когда распотрошили Хеслипа и Бургона, я выпил столько снотворного, что можно было слона ими свалить. Я знал, что должно случиться, и просто не мог ещё раз это слушать…

Ромеро сжал руки в кулаки, чтобы пальцы не дрожали.

— Надо что-то делать, ДжоДжо, только вот я понятия не имею что.

Аквинтес покачал головой.

— Всё, что мы можем, это не переходить мальцу дорогу. Ты знаешь, что грядёт. Думаю, все знают…

Да, Ромеро знал.

И если до этого дойдёт дело, парнишка не выживет. Потому что грядёт бунт.

Он зрел уже несколько лет, но сейчас наконец готов прорвать плотину.

Четыре жестоких убийства внутри стен тюрьмы послужили отличным катализатором, и теперь о них говорили все — и белые, и чёрные, и латиносы. Впервые за многие годы они сплотились против общей угрозы.

Нет, не если — когда это случится, зеки возьмут управление тюрьмой в свои руки.

И первым делом после бунта, установив контроль над Долиной Шеддок, зеки пойдут штурмовать камеры, где держат слабаков и стукачей.

Потом они освободят всех заключённых из карцера.

А Денни Палмквист? Они убьют его на месте.