На счет патронов я царевичу тогда соврал. Патронов уже сейчас у нас было около миллиона штук. После захвата Польши пруссами я разместил у них заказы на изготовление из латуни заготовок для гильз и пуль. И меди, и цинка в Польше достаточно, однако литьё латуни находилось под запретом, так как из неё штамповали поддельные «золотые» деньги.
Я выкупил все цинковые и часть медных польских рудников, получил у короля Пруссии патент на литьё латуни, и наши с тестем заводы штамповали заготовки в огромном количестве. Правда, он не знал, что это такое, и не признал в ней, нашу заготовку, даже, после того, как увидел автоматную гильзу. Доводили заготовки до вида гильз и пуль в нашем Лоеве на гидропрессах.
Секрет создания гидронасоса для механического пресса был прост. Из-за отсутствия каучука, для изготовления резиновых прокладок мы, использовали переработанную гуттаперчу, получаемую из растущего по всей территории Литовского княжества растения Бересклет.
Сейчас, по моим расчетам, мы были обеспечены резиной на много лет вперёд. К тому же, в первую весну мы засадили этим деревом все доступные влажные участки. Кора и корни дерева шли на резину, а из его прочной древесины изготовлялись веретена и челноки для наших ткацких машин, сапожные гвозди.
Во вращение гидронасосы приводились паровыми машинами. До электромоторов у нас пока не доходили руки, да и не хватало меди.
Капсюли тоже делали в Лоеве.
Когда я возвратился морем в Гданьск, там меня ждало письмо от Царевича Ивана, в котором он сообщал, что татары подходили к рязанским засекам, но продвигаться за границы не рискнули, повернули назад. Писал, что хорошо сработали пограничные заставы, встретившие татар плотным огнём из пищалей.
Использование телег для доставки стрельцов, пушек и как передвижных крепостей, оправдало себя и там.
Вместе с Ларисой Ивановной, кучей её мамок и нянек мы вернулись в Лоев.
И там я получил сообщение от султана, что Будапешт пал, Вена в осаде. Король Чехии вернулся в Прагу и ведёт переговоры о свадьбе. Янош Хуньяди убит.
Стоял жаркий июнь 1457 года. Не смотря на жару, русская дружина готовилась к спецоперации в Чехии. Одно новшество тянет за собой кучу других. С полигона постоянно слышалась стрельба. Лучшие меткие отбирались в стрелки. Самые шустрые и выносливые из них — в спецроту. Таких спецов набралось триста человек. Вот с ними я и проводил всё своё время.
Сам я был не особый специалист в военном искусстве спецназа. Но, кое-что сам знал, кое-что читал. И вот сейчас и сам учился, и учил бойцов. По скрытности перемещений некоторые из них давали мне сто очков вперёд.
В специальной камуфлированной форме им цены не было. Форму и обувь пошили подстать новому вооружению. Как с автоматом без разгрузки? Я не стал забивать им головы спецназовскими хитростями, которые знал по книжкам.
Основная задача была приучить бойцов к новому оружию. Ходить с ним, бегать, прыгать, ползать, стрелять и просто обслуживать. Каждый, между прочим, отстрелял к концу лета по тысяче выстрелов. Когда-то я слышал фразу, что стрелок начинается с тысячи выстрелов. И я дал им этот лимит. Я прекрасно представлял, какое оружие я им дал, и не хотел, чтобы они косили всех без разбору. Меня интересовали, и я это говорил ежедневно, вбивая в подкорку, только конкретные цели.
Небольшими группами русские спецы стали отбывать в Прагу с торговыми караванами. Время было не спокойное и торговцы нанимали охрану своим товарам. Караваны шли сначала в Пруссию. Там охранников «нанимал» мой тесть и отправлял караван дальше, в Прагу.
В Праге караваны с товаром встречал Николай Фомин. Он купил полуразрушенный Либенский замок, сейчас восстанавливал его, и очень нуждался в строителях. Там он и «пристраивал» наших спецов на работу и «постой», проводя с ними параллельно разборку планов крепостей и изучение топографии местности.
Король Чехии Ладислав вдруг решил перестроить здание пражской ратуши. Рядом за не дорого продавался дом кожевника Микша, который и был приобретён городом. Теперь надо было соединить эти здания. Фомин, в качестве безвозмездной помощи, предложил регенту Йиржи Бочеку «своих» мастеров, которые сразу и приступили к работе. Руководил реконструкцией ратуши я — известный флорентийский архитектор Андреа дель Верроккьо. Необходимые рекомендательные письма от меценатов и от учителя ювелира Верроккьо у мня были.
Моё «портфолио» и моя молодость королю Ладиславу понравились, да и Йиржи настаивал, и меня утвердили архитектором проекта. И мы принялись за дело. За два осенних месяца мы не только установили дополнительный фундамент, стали строить стены перехода, но и пробили проходы в старом, для соединения двух конструкций. «Строителей» у меня было достаточно и стены поднимались быстро.
Как «настоящий флорентийский архитектор» я ходил в широченном черном плаще и чёрном велюровом берете с пером. Я и три моих «подмастерья» успели примелькаться в Праге. Нас узнавали. Мы часто ходили по городу, что-то зарисовывая и записывая. Никого в городе не удивляло, что я говорю на смеси латыни с «немецким наречием» русского языка. Русских купцов было очень много. Поэтому мы здесь не выделялись. Город был большой и красивый. Кирпичные и каменные дома, каменная мостовая.
С разговорным языком в Чехии была ещё большая проблема, чем в России. Наречий было тысячи. В качестве языков межнационального общения чаще использовался немецкий, польский и русский. Но эта проблема существовала, похоже, во всем мире. Великие переселения народов и создали многоязычие, описанное при строительстве «вавилонской башне», когда Бог смешал всем языки. Только начиная с шестнадцатого века «умные люди» начали искусственно создавать национально-государственные языки.
В конце ноября Король Ладислав «неожиданно» умер. Ни в той жизни, ни в этой, я так и не узнал причину его смерти, но здесь сразу поползли слухи о виновности регента Йиржи. Об этом говорили на всех трёх городских базарах. Как докладывали мне мои агенты, всегда разговор о регенте-«отравителе», начинал либо какой-нибудь оборванец, либо крикливая и голосистая баба, которые потом вдруг исчезали. Чёрный «пиар», а по-простому — забрасывание фекалиями конкурента, родился даже не с человеком, а с обезьяной.
Мы продолжали строить, а в ратуше стали собираться паны и рыцари, которые обсуждали ситуацию с безвластием. Иногда на собраниях присутствовал Йиржи, но он, чаще, молчал. У него было не мало сторонников здесь в Праге, но по территориям полной информации мы не имели.
Мы не успели везде внедрить своих людей. В основном мои агенты работали под прикрытием торговцев, скупавших руды, фураж, поташ или провизию. Сейчас стоял ноябрь. Основные закупки продуктов закончились, а вывоз руды ещё не начался, реки не встали. Но мои «купцы» сидели во всех крупных городах, и более-менее оперативно сообщали о событиях по формуле ОБС. Источников на «той» стороне у нас не было. Но мне-то и так всё было ясно-понятно, и особо за ход событий я не переживал.
Доложили, что Рожмберги и другие сторонники Рима собрались в замке Страконице — штаб-квартире генерального приора Ордена иоаннитов. Йиржи Бочек назначил сбор Сейма на конец зимы. После этого собрания сторонников Йиржи в зале Сейма Ратуши участились, и часто проходили нервно, с горячими дебатами. Сторонники упрекали Йиржи за его пассивность, убеждали его начать подкуп членов Сейма, но Йиржи говорил, что никого подкупать не будет и жёстко высказал свою позицию против Рима.
Постепенно участников собраний становилось всё меньше и меньше, и вот мне доложили, что сначала один, потом другой «сторонник» Йиржи тайно выехали из Праги.
К середине зимы ситуация со «сторонниками» прояснилась окончательно. Из провинций прибыло ещё несколько членов Сейма — сторонников Йиржи. И всё. От общей численности настоящих сторонников набралось около тридцати процентов.
К дню открытия Сейма в Праге появились рыцари и другие вооружённые люди. На улицах происходили стычки католиков с гуситами. Католики вели себя агрессивно и дерзко. На рукавах некоторых пришельцев были надеты белые повязки с чёрными крестами. Гуситы, а это практически всё население Праги, вели себя сдержано. Такая была установка.
Наступил день заседания Сейма. Я наблюдал за его ходом из окошка пристроенного к залу сейма помещения. Пристройка уже была практически готова и покрыта крышей. В здании осталось завершить отделочные работы. Но их за несколько дней до начала Сейма прекратили. В день открытия представители партий обошли Ратушу и её пристройки, и убедились, что никого, кроме стражников нет. Только после этого, в Ратушу вошли участники заседания. Все их сторонники остались на площади. Гуситов было очень мало. Площадь скандировала:
— Рим! Рим! Рим! Рим!
Заседание начал Йиржи. Он высказал свою позицию, полностью повторявшую идеи Яна Гуса, хотя раньше он придерживался более компромиссных решений. Предложил новое государственное устройство с парламентом и ограниченными королевскими правами.
Зал сначала взвыл, потом загудел.
— Йиржи Бочек совсем подвинулся рассудком, — закричали со стороны ортодоксальных католиков. — Такому нельзя доверять трон не только Чехии, но и Моравии. Многие засмеялись.
— С Йиржи всё ясно! Давайте послушаем Йиндржиха Розенберга.
Послышались одобрительные возгласы.
На дощатый помост, называемый в этом мире пюпитр, поднялся молодой пан в черных лосинах, шарообразных коротких шортах и кафтан с такими же рукавами. На голове у него был надет чёрный плоский берет.
— Йиржи Бочек — это не правитель Чехии. Все знают, и сейчас он это подтвердил, что он не хочет нашего единства с Римской церковью, а значит и со всем католическим миром. И это, не смотря на угрозу от османов. Бессарабия пала, Австрия едва держится. Императорские войска не смогли снять осаду Вены. И «правитель» не послал им помощи.
— Если мы пошлём войска в Австрию, вы заберёте Прагу, — выкрикнул кто-то из сторонников Йиржи.
— Вот! — Крикнул Розенберг, — В то время, когда надо спасать мир от османского порабощения, Йиржи и его сторонники думают о своей власти!
Зал загудел.
— Гуситы — враги Чехии и с ними надо кончать здесь и немедленно!
Он сошёл с трибуны, подошёл к гуситам, достал из-за полы камзола пистоль, взвёл курок и выстрелил в Йиржи.
Громыхнуло так, что даже я, за стеной, едва не свалился с табурета.
Я быстро побежал вниз по лестнице, но там уже мои бойцы открыли хитрые двери, и гуситы выбегали через них из зала Ратуши. Внесли и Йиржи в разорванном кафтане. Двери быстро затворили и забаррикадировали. Послышались выстрелы с той стороны.
Йиржи смотрел, улыбаясь на меня.
— Ну вот, они первыми начали, — сказал я. Теперь, кто не спрятался, я не виноват.
— Спасибо вам! — Сказал он, вставая на ноги. — Хорошая броня.
— Это с чего он стрелял?! Вас швырнуло как… кролика!
Из-за двери послышались крики: «Смерть Гуситам! На улицу!»
Начался, запланированный католиками, очередной «день длинных ножей» и «горючих костров». Сколько их было в моей истории!? Не счесть. Но сегодня у них обломится.
— Пойдёмте на крышу. Хочется посмотреть. Хоть это и… несколько неловко, но это не младенцы, и их избиение не… позорно. Они первые начали, — повторил я.
Площадь была полна возбуждёнными вооружёнными людьми с белыми повязками с нарисованными на них чёрными крестами. Люди радостно встретили вышедших из Ратуши и кричавших: «Смерть Гуситам!» сенаторов, и двинулись в город. Они ещё не понимали, что все выходы с площади забаррикадированы.
Горожане активно участвовали в своей защите и понимали, что только чьё-то предвидение спасло их от жестокой расправы. Из-за баррикад полетели первые стрелы и камни. Нападающие ответили залпами их пищалей. Застучала первая автоматная очередь… Потом вторая… Их было не много, только там, где силы горожан были явно слабее нападающих.
Но без жертв горожан не обошлось. Некоторые «гости» сразу приступили к захвату зданий, имущества и убийствам гражданского населения. Это началось на рынках. Таких мои «вежливые люди» отстреливали сразу, не вступая в переговоры. Мобильные группы спецназа четвёрками патрулировали город с момента начала заседания Сейма.
Сторонники Розенбергов попытались вернуться в здание Ратуши, но двери были закрыты изнутри. Остались среди участников Сейма и такие, кто не пошел на улицы вслед за Розенбергом. Таких было примерно половина.
Когда мы спустились вниз и вошли в зал «парламента», они, увидев невредимого Йиржи Бочека, сначала затихли, а потом дружно радостно закричали.
— Слава Йиржи! Слава Королю!
Потом, подхватили его на руки и вынесли на заваленную трупами площадь.
— Наш король Йиржи жив! Слава Королю! — заревела толпа за баррикадами.
Всего на площади было убито около тысячи сторонников Римской церкви. А через пять дней Папа объявил Чехии крестовый поход. Императорскую армию мы ждали с нетерпением, но она не пришла. Агентура у Императора работала не хуже нашей, а где-то даже и лучше. От короля Германии и Императора пришло поздравление о вступлении на трон и признании Йиржи Королем Чехии, Венгрии и Австрии.
Турки, «отказавшись» от взятия Вены, двинулись на Италию. Турецкие корабли заблокировали Венецию. Султан поверил мне и не опасался нападения с севера, кинув все силы на Рим.
— Не отпускайте на «самотёк» гуситские сообщества. Табор постепенно перерождается из общественного в разночинное. Там появляются более богатые, чем остальные. Общество расслаивается. Надо помочь им с законами… С управлением… С пастырями, наконец. Революционные пастыри перевелись.
— Да где ж их взять, то? Их и так было раз, два и… всё.
— Революционные пастыри сейчас и не нужны, нужны вожди мирного времени. Я пришлю несколько человек из наших монастырей. Они грамотные и общиной помогут управлять. А на следующий год пришлю несколько человек из наших экономов. Помогут вам правительство организовать. Законы, налоги…
Да… Полномочия Сейма, панов и магнатов урежьте до совещательных. Хватит им в рот заглядывать. И урежьте их права в отношении крестьян. Суд только государственный. Следующим королём сразу своего второго сына назначьте. То есть — следующий король назначается действующим. Никаких наследований. Храните завещание под тремя замками в королевском банке, под охраной.
Я посмотрел на Йиржи устало и извиняющимся тоном спросил:
— Ничего, что я с вами так… бесцеремонно и менторно? Вы извините меня, если что…
— Если бы вы не были магом, я бы с вами не стал даже разговаривать, но вы не раз доказали своё магическое предназначение и лояльность к Чехии. Я не могу пренебречь вашими советами.
— Ну, вы… всё равно извините меня, ваше королевское величество. Не корысти ради…
Мы попрощались, и я уехал.
Конец книги