— Проходите, бабушка.
Император холоден, как иней на камне, стоящем в сугробе, а главный евнух не спускает с меня глаз. Он ведь ставленник все той же вездесущей Чун Ми. И после моего ухода понесется к ней с докладом.
— Не хотите поприветствовать меня должным образом, ваше величество?
Сын Неба озадачен. А я соображаю, что намеков он не понимает.
— Вам следует встать и поклониться мне, как старшей женщине рода. Я вдова вашего царственного деда, если вы еще не забыли. А если забыли, то я напомню. И об уважении старших тоже.
Император машинально встает, но тут же садится, потому что главный евнух делает ему знак. Конфуций всемогущий! Марионетка на троне! Кто угодно дергает ее за ниточки, даже какой-то ср@ный евнух! Чмо без яиц! Потому что в моем дворце он был никем, приспешником Чун Ми! Я к себе таких уродов не приближаю!
А этот, прости меня, Гуаньин, император, кастрирован на добрую половину мозга! Потому что позабыл, что у него-то яйца есть! И он мужик!
Я постепенно закипаю, а эта срань молвит:
— Вы провинились, бабушка, поэтому я не буду вас приветствовать, как полагается. Вас немедленно возьмут под стражу.
— И в чем же моя вина?
— Мой сын тяжело заболел.
— То есть, это я наслала ливень, вследствие чего Первый принц промочил ноги?
— Значит, вы признаетесь в том, что занимаетесь колдовством?
— Что⁈
Я же забыла, что он все воспринимает буквально! И у императора полностью отсутствует чувство юмора, видимо, оно находилось в той самой части мозга, которой его величество лишился!
— Вы совершаете колдовские обряды в красной комнате, бабушка, это цвет крови. Насылаете порчу, и наводите приворот.
Вообще-то это цвет любви, красный. А Лина мне привораживать не надо, он и так мой навеки душой и телом.
Так вот что задумала эта императорская крыса! Я позабыла и о том, что Чун Ми упертая! И если уж решила что-то у меня отнять, то на полпути не остановится. Теперь вот в ход пошло обвинение в колдовстве.
— Докажи́те, что это так, внук мой.
— В Восточном крыле немедленно проведут обыск. И доказательства найдутся.
Я догадываюсь, что туда подбросили какую-нибудь пакость по приказу Чун Ми. Куклу, изображающую Первого принца, всю истыканную иголками, пучки вонючих трав, сушеных лягушек со змеями, куриные кости. Чего-то в этом духе, я ведь не сильна в шаманских обрядах.
И что они уж точно там найдут, это сугубо мужские вещи. Их и подбрасывать не надо. Как минимум обвинение в преступной связи, ведь официально мы с князем не женаты. Проступков вдовствующей императрицы хватит на три пожизненных, казнить они меня не посмеют.
Император уже делает знак рукой, и главный евнух готов позвать стражу, но я повелительно говорю:
— Остановись! Ты кое-что забыл!
Он вырос в заброшенном дворце и не один год провел в ссылке. А я блистала на подмостках, пока мальчишка получал люлей от своих учителей, считающих его дураком. Сын Неба еще помнит мое величие. И моих влиятельных друзей. Поэтому останавливает своего прихвостня и вопросительно смотрит на меня:
— Это вы о чем, бабушка?
— О том, что ты — пустое место. А я смогу взять под контроль четыре армии. Одна на юге, в Нанкине, другая в Гуаньчжоу, куда уехал принц Ран Мин, третья на востоке, где охраняет границу князь Юн Чжоу, мой друг. Ну и четвертая на севере, куда ты отправил генерала Гао. Да, с ним мы далеко не друзья, но тебя он теперь ненавидит гораздо больше. К тому же он тесть принца Ран Мина, которого именно я когда-то сделала регентом. А принц умеет быть благодарным. И, видит Бог, я объединюсь с этими Гао, как бы я их не ненавидела. Но я пойду на это. И четыре армии, стянутые со всех концов страны, раздавят Пекин с его жалким гарнизоном, как гнилой орех. А ты уже не отделаешься ссылкой, предупреждаю.
— Вы, вы, вы… Вы все мне присягнули!
— Но это не значит, что мы не действовали все эти годы. А чем занимались вы? Ты и тупоголовые Чуны? Раздули бюрократический аппарат? Растащили казну по кладовым?
— Не смейте оскорблять сестру и братьев моей супруги!
Он вскакивает, сжимая кулаки, лицо красное. А меня этот баран, честно сказать, достал. Поэтому продолжаю:
— Вы понятия не имеете, как обстоят дела в империи. Хотя бы знаете, сколько в ней провинций? Перечислите.
— Мне регулярно поступают доклады!
— О том, что все замечательно? — с иронией спрашиваю я. — Вам просто не говорят правду, ваше величество, поскольку вы все равно не станете проверять. На местах воровство и мздоимство, коррупция достигла чудовищных размеров. А чем занимаетесь вы? Ищете в Запретном городе колдунов? Если кто-то посмеет без моего разрешения войти в красную комнату, тем паче посадить меня под арест, то мои сторонники, а их я вам перечислила, поднимут мятеж. Так как?
О, Лин! Спасибо тебе и твоей предусмотрительности! Ты навестил казармы! И еще большее спасибо за Сяоди!
— Но, но, но…
Император начинает заикаться, что означает высочайший признак волнения. И неизвестно, чем бы закончилась наша перепалка, потому что главный евнух опять подает его величеству какие-то знаки, но в кабинет влетает слуга с криком:
— Началось! Ваше императорское величество, началось!
— Что началось? — с недоумением спрашиваю я.
— По совету свояченицы я призвал к постели больного сына могущественного шамана. И он немедленно проведет обряд изгнания болезни из Первого принца.
— Так это вы, выходит, занимаетесь тут колдовством!
У меня нет слов. Какой еще обряд⁈ Ребенку нужен врач!
Но в крестьянских семьях свирепствует мракобесие, которое косит население не хуже той же оспы. Вера в колдовство и шаманов. Лекари-то дороги, и лекарства тоже. Да и где их грамотных отыщешь, в глуши-то? Мать императора, крестьянка по происхождению, ничего лучше не нашла, чем прибегнуть к привычному с детства обряду, Чун Ми тоже не бог весть как образована. А ее младшая сестра, императрица тем паче. Я пытаюсь остановить произвол, но меня никто не слушает.
— Если вы к нам не присоединитесь, бабушка, я объявлю вас пособницей дьявола. Значит, вы боитесь приблизиться к святому. Который мигом вас разоблачит.
Да к какому на хрен святому⁈ Этот баран коронованный что, имеет в виду шамана⁈ Но меня зажали в угол, к тому же я еще надеюсь спасти ситуацию. И мы с императором чуть ли не бегом направляемся во дворец к его супруге. У самых ворот мне под ноги кто-то бросается.
Я с трудом узнаю одного из придворных лекарей, потому что на нем лица нет.
— Госпожа, умоляю! — он бьется в пыли, пытаясь обнять мои ноги. — Остановите это! Мальчик умирает, ему нужно лекарство! У меня оно есть! Прогоните шамана и позвольте мне попробовать исцелить Первого принца!
Потому что если он умрет, то всех лекарей, которые его пользовали, казнят. Я несусь за императором, прекрасно понимая, что ситуация критическая, но мне то и дело преграждают дорогу слуги. Приходится буквально всех распихивать, а у дворца императрицы сегодня собралась толпа! Поэтому, когда я оказываюсь в комнате, где лежит больной ребенок, сразу понимаю — поздно!
Обряд уже начался, и я не могу его прервать, иначе меня и в самом деле объявят дьяволицей!
Я не верю, что этот татуированный во всех местах, включая даже совесть экзорцист сам святой Николай, и вообще в шамане есть хоть капля не то, что святости, хотя бы благоразумия. Чтобы понять: мальчик при смерти. Но злодей безусловно мастер своего дела, лихо работает.
Возможно, владеет гипнозом, потому что и у меня ножки подрагивают. Использует голос, набор слов, погружающих в транс, какие-то шаманские практики, мне неизвестные.
После легкого успокаивающего позванивания в колокольчик и тихого пения очистительных заклинаний экзорцист приступает собственно к процессу.
А именно к вызову духов. Рисует талисман на листе желтой бумаги и запечатывает его особой своей печатью. Потом зажигает свечу и поет мантру:
— Я, великий шаман, повелеваю источникам всех болей в теле — в мышцах, в голове, в глазах, во рту, в руках и в ногах Первого принца страдающего лихорадкой с помощью моего волшебства да будут все демоны связаны, пленены и скроются в глубинах ада! Посылаю вас туда, откуда пришли! Спешите последовать моему приказу!
Что-то они не торопятся, демоны эти, потому что ребенок в сознание не приходит. Но все молчат!
Затем шаман бросает гадательные полумесяцы из бамбука. Сначала выпадает ян, плоские стороны сверху, что означает: боги смеются. Потом неоднократно выпадает инь, плоские стороны снизу. Ответ отрицательный. Демоны туточки. А нам надо чтобы сверху были и плоская, и округленная сторона, инь и ян в равновесии.
Снова ян! И опять инь! Но упорный шаман достигает-таки положительно ответа, а мы с целителями теряем драгоценное время.
Потому что бросать гадательные таблички приходится раз десять, не меньше.
Талисман сжигают, часть пепла смешивают с водой, чайную ложку которой вливают в рот несчастному ребенку. Мое терпение заканчивается, и я рвусь к нему:
— Пустите! Ваше императорское величество! Вы убиваете единственного сына! Пустите к нему врача!
Шаман мгновенно выходит из транса и его кривоватый указательный палец с грязным ногтем, которым он насовал немало микробов в рот больному мальчику, упирается в меня:
— Она приспешница демонов! Она помешала изгнать их!
Так и знала! Первый принц весь горит и уже почти не дышит! А меня хватают под руки и оттаскивают к двери!
Уже за порогом слышу минуток через десять:
— Его высочество Первый принц скончался!!!
Твою-то мать!
Но это еще не все! Когда о смерти сына узнает императрица, у нее начинаются преждевременные роды. А шаман еще здесь и вновь принимается за свое черное дело!
Я по-прежнему не могу вмешаться и призвать на помощь медицину. Да, средневековую, но хоть какую-то! Я тоже многому научилась за эти годы! И аналог антибиотиков у меня есть! Слабенький, конечно, но хоть что-то! Если бы только мне его позволили применить! Но я ж теперь дьяволица!
Невежественные Чуны и такой же невежественный император продолжают верить в чудо вместо того, чтобы действовать! Мол, святые духи помогут роженице! Шаман бьет в бубен или куда там, потому что меня изолировали, и я ритуала не вижу. Но демоны, видать, вошли во вкус. И решили всех болящих изничтожить.
В результате разражается вселенская катастрофа. Мы за два дня теряем сразу двух принцев, а император всех своих сыновей! Потому что Мать Нации в итоге рожает слабенького недоношенного мальчика, который умирает спустя пять часов!
У меня нет слов. Я многое повидала, после того как попала в средневековый Китай, но с таким кретинизмом сталкиваюсь впервые.
Сижу в полной прострации, пытаясь переварить случившееся, и тут Хэ До открывает дверь, и в мои покои вваливается все тот же лекарь с криком:
— Спасите, меня госпожа! Я ни в чем не виноват!
— Знаю.
Мы хотели как лучше, и ты, и я. Но мальчик умер.
— Вы знаете не все!
— Говори!
— Поначалу это была всего лишь легкая простуда. Первый принц вовсе не был слабым. Но с каждым днем его высочеству становилось хуже. И не от болезни.
— Что⁈
— Я подозреваю, ему давали яд. В небольших дозах, чтобы никто ничего не заподозрил. И я хотел дать универсальное противоядие, которое могло сработать. Вот о каком лекарстве я говорил. Я бы выяснил, что это был за яд, но боюсь за свою жизнь. Всех лекарей, которые лечили Первого принца приказали взять под стражу. Уверен, что приговор будет — смертная казнь.
— Понимаю: нужно вскрытие. Анализ тканей на токсины. Или хотя бы визуальный осмотр внутренних органов. Но кто ж нам позволит! Значит, ребенка отравили.
— И это еще не все!
— Говори! — вновь приказываю я.
— Акушерок тоже арестовали. Но одна успела спрятаться. Ее сейчас повсюду ищут. И меня тоже.
— А с родами, что не так?
— Второй принц родился слабеньким, это правда. Но его можно было выходить. Ребенок сразу закричал и выглядел жизнеспособным. Но шаман никого к нему не пускал. Изгонял демонов. Пока младенец не умер.
— Но это же чудовищно! И наказание понесут невинные⁈
— Да. Боюсь, что люди не выдержат пыток и во всем признаются. Даже в том, чего не делали. А истинного виновника, шамана, никто не посмеет и пальцем тронуть.
— Только инквизиции нам тут не хватало! Принца лечили лучшие врачи! Он же уничтожит весь цвет китайской медицины, этот огородник!
— Увы. Император в горе. Надо ждать репрессий, госпожа. Массовых казней и ссылки попавших в опалу ученых и врачей, тех, которые сумеют выжить в этой кровавой бойне.
— И кто же за всем этим стоит?
— Я боюсь сказать это вслух.
— Я тоже.
Прозевала. И Чун Ми превратилась в дракона. Хотя вылупилась из куриного яйца. Поначалу это и была курица, но неразделенная любовь и глубокая обида запустили процесс трансформации. И у курицы выросли когти, гребень спустился на спину, а клюв стал изрыгать смертоносный огонь.
И получилось чудовище. Амбиции у Чун Ми всегда были непомерные. А я, дура, даже не поняла, что она любила покойного мужа. Потому и мозолила ему глаза. Ревновала. Надеюсь, к смерти Ю Сю супруга Ми отношения не имеет.
У этого чудовища есть цель. И я даже догадываюсь, какая. И мне страшно. Чун Ми стала убивать. Не посчиталась даже с тем, что жертвы — ее племянники. Чувствует свою безнаказанность. А я что могу противопоставить? И в самом деле, стягивать к Пекину армии? А как же Сан Тан? Он будет защищать свою якобы мать.
До последней капли крови, как мой ребенок выразился. Максимализм и безрассудство, свойственные юности. Но мечом Пятый принц будет орудовать всерьез. Убивать своих якобы врагов.
Как же все запуталось!
— Хэ До!
— Я здесь, госпожа.
— Все слышал?
— Да.
— Позови Сяоди.
Мне понадобятся свидетели. Надо спасти и лекаря, и акушерку. Увезти из Запретного города и из столицы, спрятать в надежном месте. Здесь теперь никто не в безопасности. Даже я.
— Госпожа… — командир Парчовых халатов смотрит на меня настороженно.
А вдруг я снова захочу доставить неприятности вдовствующей императрице, своей снохе? Я и в самом деле этого хочу. Очень. Но, увы, не могу.
— Сяоди, надо тайно вывезти из Запретного города двоих, мужчину и женщину.
— Этого? — кивает генерал на трясущегося от страха лекаря.
— Да.
— А женщина?
— Он тебе скажет, где она прячется. Это срочно, Сяоди.
— Понимаю. Но боюсь, уже поздно. Если вы об акушерке, то ее схватили. Все, кто присутствовал при родах ее величества в тюрьме. Мне приказано их пытать.
— Делай, что хочешь, но ты спасешь эту женщину. Она мне нужна.
— Хорошо.
— Спрячь их и обеспечь безопасность. Ступай.
— Идем со мной, — кивает он лекарю. — Не бойся, тебя не тронут.
Сяоди я могу доверять. Если мои распоряжения не касаются тех, кто дорог Сан Тану, генерал выполняет их беспрекословно. Это он только так говорит: я вам не подчиняюсь, госпожа. Да, приказы Сяоди не выполняет. Но мои просьбы дело другое.
К тому же генерал уже наверняка успел допросить кое-кого из задержанных, и возникли сомнения в их вине. Принца лечили правильно. Его простуду. А вот от чего он умер — вопрос.
И только Чун Ми под защитой своего, то есть моего сына. Поэтому вопрос пока останется без ответа.
Сяоди и лекарь уходят, а я беспомощно смотрю на Хэ До:
— Что же мы с тобой наделали, а?
— Все невозможно предусмотреть.
— Но как же так? Я думала, что смогу на нее влиять. Что Чун Ми — тряпка. А злодейка искусно маскировалась. Выжидала, а потом ударила. Никакой благодарности! Ведь это я ее возвысила!
— Унизили тоже вы. Она любила мужа.
— Ты тоже это понял⁈
— Гораздо раньше, чем вы.
— Почему же не сказал⁈
— Он-то ее не любил. Да просто не замечал. Ю Сю занимала все мысли покойного императора. Даже когда она была беременна, никого не звали в спальню Сына Неба. Уж как только Чун Ми не пыталась.
— А она пыталась⁈
— Взятки предлагала. Я знаю от евнухов. Но даже Сюй Муй ничего не смог сделать. Вы выпустили демона из ада, госпожа.
— Теперь я это знаю. Но почему ты мне не сказал⁈
— Я не думал, что она настолько зарвется.
— Да, беда.
В Запретном городе переполох. Хотя по сравнению с недавними трагическими событиями это так, по шкале оценки землетрясений балла на четыре. Пропал лекарь, которого приказано было взять под стражу.
Про акушерку — молчок. Потом я узнала, что Сяоди инсценировал смерть под жестокими пытками, и женщину вывезли за город, как труп. Буквально в гробу. Но она жива.
А вот лекарь растворился в воздухе. Возможно, что гроб тот был двухместный.
А в империи объявили траур. Значит, о помолвке Сан Тана говорить пока рано. Поставили на паузу.
Но это не значит, что я не буду действовать.
… Но оказалось, что действовала не только я. И у Чун Ми тоже есть план. О плане я, конечно, догадалась. Но полагала, что время у меня есть. Пока траур, то да се. Но титулованной убийце все сошло с рук. Чудовищное злодеяние, да еще и родственные связи презрела!
Вообще за гранью. И после этого Чун Ми вошла во вкус. Принялась обрабатывать моего сына. Давить на него.
Когда я об этом узнала, мне стало плохо. Хэ До аж к лекарю побежал, за успокоительным.