Большая Земля

2 Тысячная секунды

Дэвис не спит. Это уже третья бессонная ночь. Голова горит, мысли обострены. Тело стало легким и как будто чужим.

Не отрываясь, смотрит он на маленький гальванометр. Стрелка качается ровными размахами. Каждый раз, когда она доходит до середины своего пути, в глазах Дэвиса вспыхивает и тотчас угасает огонек.

Ученый ловит момент. Бесчисленное количество раз проделывает он этот трудный синтез, и все неудачно. Дэвису кажется, что уже сотни лет пронеслись над хрустальным столиком, и вместе со временем остановился на блестящей маленькой колбе и застыл его взор. А может быть, наоборот: время сошло с ума и мчится как бешеное?

Дэвис не знает…

Изредка он отходит от стола и выпивает небольшую мензурку мутной жидкости. Это простой коктейль на виски. Если бы не алкоголь — сумасшествие или неодолимый сон навалились бы и скрутили этого крепкого человека. Но он пьет. Пьет маленькими дозами, но непрерывно. Ему не хочется спать. Он уже предчувствует наступление того похожего на экстаз момента, когда психическая деятельность достигает высшей своей остроты. О, тогда он, наконец-то, добьется своего!

— Одна тысячная секунды… Это — неизмеримо малое мгновение. Поймать, ощутить его, этот атом времени… Ах, как грубы для этого наши чувства!

Напрасно Дэвис сотни раз нажимает эбонитовый рубильник, стараясь поймать одно из известных ему положений стрелки.

Розовый раствор в колбе остается прозрачным. Воспаленный взор Дэвиса ищет и не находит в нем желанного бурого осадка. Он почти неуловим, этот загадочный минима-гормон…

Проходит час. Тихо. Слышно лишь мерное капанье воды в умывальнике. Это — единственный показатель скорости времени.

Дэвис встает, потягивается и нажимает кнопку звонка. На его зов тотчас является старый слуга. Он спит под самым звонком и всегда хорошо знает, зачем зовет его странный хозяин.

— Принесите еще содовой и виски… Приготовьте, как всегда.

Жадно выпив сразу две мензурки смеси, Дэвис откидывает назад свои густые, начинающие седеть волосы и снова садится к аппарату.

«Если сегодня, — мелькает мысль, — мне удастся поймать момент, — то в моем распоряжении будет целых три грамма чистейшего минима-гормона. Только бы не уснуть!.. Ах, как болит голова! Внимание, внимание…»

Пристальный взор впивается в белый кружок аппарата. Но мысли разбегаются, обгоняют время, свиваются диковинными узорами. Дэвис пустым взглядом смотрит куда-то сквозь стены, забыв, где он и что делает. Их много, этих мыслей, юрких, как змеи, ядовитых и скользких! Они живут самостоятельной жизнью, они подчиняют его своей незримой власти.

— Маленький мир! Нет, не маленький, а большой, чудовищно огромный, бесконечно великий… А человек? Он всегда был ничтожен, его величина относительна, он — червь земли. Так пусть же он станет еще меньше, уйдет в поры и скважины, завладеет несметным богатством. Ему не нужны семьдесят килограммов.

Его давит, обременяет масса костей, мяса. Его связывают вес и объем…

— Что мы сейчас делаем? Чем отличаемся от жителей каменного века? Мы не знаем, работаем ли мы для того, чтобы пообедать, или обедаем, чтобы набраться сил для работы.

— Труд для добычи хлеба! Это — проклятие, это рабское наследие звериного существования. Труд для освобождения от труда, для окончательной победы над природой, для новой эры свободного развития человечества…

Дэвис на минуту приходит в себя и проводит рукой по волосам. Ему холодно.

— Так с ума можно сойти. Надо взять себя в руки, собрать мысли, не давать им разбегаться!

Дэвис снова оборачивается к аппарату и воспаленными глазами впивается в диск циферблата.

Снова золотая стрелка прыгает перед его глазами. Ему кажется, что это не она, а он сам вертится, качается и никак не может найти удобного положения.

— Довольно! К дьяволу все! Ничего сегодня не выйдет. Надо отдохнуть и развлечься или… или я потеряю рассудок!

Дэвис боится не за себя, а за работу. Он хорошо понимает, чем могут окончиться эти первые приступы переутомления.

Вспоминает об Эллен. Да, Эллен. Эта милая девушка, кажется, одна верит в его силы и понимает смысл его стремлений. Завтра к ней!..

Сняв халат, Дэвис подходит к большому зеркалу и, вооружившись двумя большими гантелями, проделывает обычные упражнения. Он силен и крепок. Ранняя седина посеребрила ему виски. Но она не старит его.

Теперь ему нестерпимо хочется спать, но он старается утомить еще и тело. После упражнений он примет холодную ванну.

Спустя полчаса, прежде чем отправиться спать, Дэвис навещает своих маленьких помощников. Они почти все действительно маленькие. Белая кошечка Дэзи ростом не больше недельного котенка. Ей три года.

Посадив Дэзи на ладонь, ученый долго и внимательно рассматривает миниатюрное животное. Его глаза встречаются с холодным зеленым взглядом странного существа. Кошечка нежится со сна, потягиваясь и выпуская острые коготки.

— Вчера она весила сто восемь граммов, — вслух говорит Дэвис, подходя к весам. — Посмотрим, что сегодня?

— Сто три!.. Пять граммов за одни сутки… Это слишком быстро, слишком… Если так будет продолжаться…

Дэзи почти ничего не ест. Такое полное равнодушие к пище наступило тотчас за прививкой минима-гормона. Дэвис этому не удивлялся. Он полагал, что уменьшение массы тела происходит именно за счет самопереваривания, обратного роста. Но когда же, наконец, прекратится действие минима-гормона? Или этот «рост внутрь» будет продолжаться бесконечно, пока Дэзи совсем не исчезнет?

— Надо еще уменьшить дозу. В следующий раз…

Мысли снова путаются. Резким движением бросив Дэзи в корзинку, Дэвис быстро выходит прочь. Он боится нового приступа безудержной фантазии. Это с ним в последнее время случается слишком часто. Он боится этого.

— Надо занять голову чем-нибудь посторонним. Да, завтра к Эллен. Мы поедем к морю. Какие она любит цветы? Кажется, в прошлый раз у нее стоял букет белых гладиолусов. Да, да — белые гладиолусы…