Большая Земля

16 Газы

Весь день, до самого рассвета, минима-люди брели по непролазным лесным трущобам. Эллен скоро устала и часто в изнеможении опускалась на землю. Этим пользовались и остальные. Петька торопил, он не чувствовал усталости. Минима-люди поднимались и шли дальше и дальше. Впереди маячила спина Петьки. Он покачивался на кривоватых ногах, осторожно переходя болотистые топи, срывал какие-то травки, слюнил палец и, подняв руку вверх, определял направление ветра.

Стали попадаться ягоды — морошка, черника. Маленькие люди набросились на сочные «фрукты». Морошка на их взгляд была величиной почти с абрикос, спелая, сладкая и встречалась в таком изобилии, что скоро все почувствовали тяжесть в желудке. Даже Петька, не задерживаясь, проходил мимо громадных кочек, осыпанных янтарными головками ягод. В одном месте с шумом поднялся глухарь. Он вылетел почти из-под самых ног Эллен.

Девушка вскрикнула и едва не лишилась чувств, когда исполинская птица ударила по воздуху могучими крыльями. Петька расхохотался.

— Ничего, не съест. Звери тоже не тронут. Мы хоть и маленькие, да запаху человечьего зверье боится.

Только к вечеру достигли дороги. Лес стал особенно глухим и дремучим. Местность пошла немного в гору, потом вдруг мелькнули просветы, блеснули изоляторы телеграфного столба…

Петька сделал знак остановиться. Опасно выходить на дорогу.

Устроили привал. На этот раз минима-люди ели с настоящим аппетитом. Дэвис радовался, он считал это хорошим признаком.

Уменьшающее действие прививки прекратилось.

С наступлением темноты Петька собрался в путь.

— Отсюда до деревни считается пять верст. Теперь, конечно, побольше, но не беда. К утру успею вернуться. Выведаю все, что можно.

— Как же ты, не спавши?

— Не, чего там… Вы сидите тихо и на дорогу не выходите. Огня тоже не разводите, придется потерпеть. А, может, я и не вернусь — дело военное, так ты, Иван Петрович, доведешь их до Хайн-озера. Пойдете не ручьем, где мы шли, а тропой. Здесь недалеко сворот. С озера сделаете разведку в город. А я, думаю, к свету вернусь. Ждите до завтрашнего вечера, на всякий случай.

Подвязав за плечи узелок с кое-каким дорожным снаряжением, Петька вырезал палку. Не прощаясь и не оглядываясь, он отправился в сторону дороги и скоро исчез в густой чаще.

Весь путь до села Покровского он шел быстро, почти бегом, и с большими предосторожностями, самым краем дороги. В случае опасности мог одним прыжком скрыться в лесу. Но ему не повстречалось ни одной живой души.

Деревни достиг он уже в потемках. Не доходя первых домов, свернул в поля и пошел в обход. В другом конце деревни виден был угасающий пожар. В нескольких местах еще выбивались красные языки пламени и мрачными отблесками озаряли понурые очертания уцелевших изб и построек. Светлой, словно вырезанной из картона, казалась небольшая церквушка за речкой.

Деревня молчала. Пользуясь своим маленьким ростом, Петька легко и быстро пробрался мимо амбаров и гумен на задворки.

Посидел, послушал. Потом, скрываясь в тени, пополз дальше.

Началась главная улица… Отблески пожара освещали ее мерцающими пятнами. Улица была совершенно пуста. Петька хотел было уже перестать скрываться и смело продолжать свои исследования, как вдруг откуда-то выскочила большая собака и с лаем набросилась на него. Петька спокойно вытащил перочинный нож и пошел прямо на пса. Тот, как лошадь, прыгал вокруг карлика, щерил зубы.

— Экий дурак пес! — крикнул Петька. — Коего черта брешешь? Не видишь, что ли, человека, дуралей!

Голос Петьки был тонок, как у ребенка, рост тоже невелик, но «карлик» этот имел запах взрослого человека. Этого пес не мог понять. Умолкнув, он озадаченно подошел к Петьке и принялся осторожно обнюхивать. Охотник, не показывая страха, выдержал это испытание и тем победил. Тогда пес, виновато помахивая хвостом и повизгивая, вздумал было попробовать даже поиграть. Но, один раз свалившись с ног от удара лапой, Петька больше не захотел участвовать в такой односторонней игре. Он строго прикрикнул на собаку и, как ни в чем не бывало, пошел дальше. Пес следовал за ним.

— Ах, елки-палки! — Петька кувыркнулся носом во что-то мягкое. Поднялся, пощупал. Корова! Мертвая корова… Гм… Целый слон!

В этот момент пламя пожара вспыхнуло сильнее, и глазам маленького человека открылось тяжелое зрелище. Вдоль всей улицы в разных позах, группами и в одиночку, лежали трупы людей и животных. Со времени прививки он первый раз увидал людей нормального роста. Теперь ему казалось, что вокруг поле битвы великанов. Эти титаны были обыкновенными деревенскими мужиками, бабами, детьми… Не видно было ни одного военного. Смерть застала несчастных во время бегства. У всех за плечами были котомки, кошели. Тут же валялись запряженные в телеги лошади, скот. Все было неподвижно, мертво…

Петька достаточно воевал, видал кровь и трупы, но и его это зрелище смутило. Будь еще это все где-нибудь далеко, ну, хоть в Восточной Пруссии, например, он отнесся бы к этому спокойнее. Но здесь была давно знакомая ему деревня. Он знал почти каждого домохозяина, каждую девку… Парень призадумался. Но через минуту, вздохнув, отправился дальше.

— Экая притча! — бормотал он про себя. — Как их, бедняг, устосали… Никто, видно, не ушел. Не успели. Газами, сволочи, отравили…

Около сельсовета набрел на отдельную группу мертвецов, состоявшую из женщин и ребятишек. Тут же валялось несколько коров и овец. Петька снова остановился.

— Дитятко! Дитятко! — донесся внезапно из темноты хриплый старушечий голос. — Не ходи туды, дитятко…

Маленький человек вздрогнул. Оглянулся. Никого не было видно.

— Кто там? — громко крикнул он в пространство. И снова донесся кашляющий, надорванный вопль. Пройдя несколько шагов, Петька наткнулся на маленькую хатку, каким-то чудом уцелевшую среди пожара. Окна были выбиты. Оттуда, изо мрака, доносился глухой стон.

— Тетка, а тетка! — крикнул Петька, подходя к окну. — Поди-ка сюда, к окошку.

В черном отверстии окна смутно обрисовалась какая-то фигура. Безумная хозяйка избенки не заметила маленького человечка и, притаившись, слушала.

— Что здесь делаешь?

Старуха отпрянула от окна и затихла. Потом стало слышно, как она ходит по избе и что-то делает, стучит какими-то ящиками. Через минуту снова показалась в окне.

— Прими, Христа ради…

Петька услышал стук падения и, наклонившись, нащупал под окном кусок черствого хлеба.

— Прими, Христа ради, божий человек, помолись Нилу угоднику и Алексею Божьему человеку, помолись о душах усопших…

Старуха зарыдала. Потом ее плач перешел в смех. Петька слышал, как она, отойдя от окна, принялась ходить, смеясь все громче.

— Хо-хо! Божьи человеки, проклятые человеки! Чего ищете, чего надо вам? Хи-хи-хи…

Петька постоял еще минуту, послушал. Старуха постепенно стихала, только едва слышно из пустого черного окна доносился ее веселый, как бы себе на уме, смешок: «Хи-хи-хи-хи…» Маленький человек пошел прочь.

«Вот это — война, — подумал он, — настоящая».

Стараясь быть спокойным, тихо побрел дальше вдоль улицы.

Пес отстал. Снова стало темно. Пожар угасал. Вырвавшееся было пламя не находило себе больше пищи. Дорогу приходилось искать почти ощупью.

Выйдя на край деревни, маленький человек присел и достал табак. Закурил. Здесь была тишина.

— Ишь ты! — недовольно ворчал Петька. — Газами отравили да подожгли сверху, с воздуху… Дешево и сердито! А где и какой фронт, шут его знает, не разберешь. Эскадра ушла… Прогнали, что ли? И остров бросили, как в девятнадцатом годе. А наши где?

С места, где сидел Петька, хорошо было видно море. Внезапно он прервал свои рассуждения и недвижно вонзился взглядом в сторону темного горизонта. Там, рассекая тьму туманным клином, вертикально двигался далекий луч прожектора. Как зеленый столб северного сияния, он несколько раз лениво прошелся по облакам, потом опустился куда-то вниз и исчез.

— Вот! Суда там, значит, стоят… Самолетов остерегаются. Наших, надо думать. А все-таки ничего в толк взять нельзя. Надо попасть к Алексею Иванычу. Там ближе к городу. Узнаем что-нибудь…

Поднявшись, Петька побрел обратно. Он сильно устал и только сейчас стал замечать, как заплетаются измученные ноги.

Скоро должно было светать.

Обходя лежавшие на дороге трупы, почти звериным чутьем угадывая препятствия и нащупывая правильный путь, Петька в полной темноте осенней ночи быстро пошел прочь из мертвого села. Отойдя километр, он снова остановился на пригорке закурить и оглянулся. Отсюда деревня была видна как на ладони.

Багровыми пятнами светились ее обгорелые развалины.

— Будь они прокляты! — выругался в пространство Петька, в сердцах сплевывая на дорогу. Он погрозил своим маленьким кулаком в сторону моря. — Будь они прокляты… Затаскай их Жихорь!..

Мельница! Путники остановились. Громкий шум падающей воды наполнял долину гремящим смехом. Тропинка круто сбегала вниз. Отсюда поверх вершин леса виднелись светлые глади озера. Иван Петрович вздохнул полной грудью. Вот, снова оно — Хайн-озеро!

— На мельницу опасно идти, может, там люди, — заметил Петька, — погодите, узнаю.

Через минуту он вернулся. На мельнице никого не было. Можно идти.

Мельница, все та же старая, знакомая мельница, стояла пригорюнившись, как всегда. Серебряная вода все так же летела неудержимым каскадом. Доктор со странным чувством в груди вошел в закоптелую избушку. Давно ли он спасал мух на окне!

Теперь эта хатка выросла в громадный безобразный дом. Пошел на мельницу. Наткнулся на разрытую кучу, где он искал червей.

Комары, громадные комары набросились на минима-людей.

Тучи всякого «гнуса» заставили искать спасения на берегах озера, на ветру. Пошли дальше. Вот коптилка! Петька пошарил взглядом по берегу. Лодка, та самая лодка, на которой они охотились, была здесь. Очевидно, никто с тех пор не заглядывал на этот пустынный берег.

Переезд через озеро стоил больших трудов. Маленькие люди едва справлялись с веслами, сев к каждому по двое. Эллен тоже помогала, как могла. Двигались с черепашьей скоростью, отдыхая через каждые пять минут. Четыре километра, отделявшие от острова Медведя, удалось одолеть только к вечеру.

В наступающих сумерках показался огонек у избушки. Алексей Иваныч, наверно, готовил ужин.

— Прямо не поедем, — сказал Петька. — Обогнем остров проливом.

Они пристали к острову в глубине букли, вдававшейся со стороны пролива. Лодка с тихим шелестом просунулась сквозь тростники и уперлась в берег. Высадившись, усталые беглецы бросились на траву и долго не могли вымолвить ни слова. Петька поднялся первым.

— Я сейчас вернусь.

Дэвис и доктор тем временем выгрузили из лодки свои пожитки. Эллен взяла узелок с кошкой. Показался Петька.

— Идем. Алексей Иваныч один. Уху варит.

Иван Петрович в нерешительности остановился. Его взяло раздумье. Они покажутся «Большому человеку»… Что из этого выйдет? Он медленно двинулся вперед. Его догнал Дэвис.

— Вы, доктор, знаете этого человека? Кто он такой?

— Полунищий отшельник. Живет на озере очень давно. Старик. Во всяком случае, опасаться его не приходится. Кроме того, мы с ним знакомы. Но наш рост…

— А я боюсь, — заметила Эллен, прислушивавшаяся к их разговору, — я боюсь увидеть настоящего человека. Он в два раза, если не больше, выше нас!

Тем временем минима-люди вышли на прогалину и очутились в двадцати шагах от «замка» губернатора острова, Алексея Иваныча. Старик сидел у костра и мешал деревянной ложкой в котелке, подвешенном на крючке. Видна была только эта ложка да сутулая спина в грязном полушубке.

Алексей Иваныч, по привычке всех робинзонов, за недостатком общества любил говорить сам с собой.

Группа маленьких людей остановилась на опушке.

— Вот какой еще нашелся хлюст! — доносилось от избушки. — Гривенник! Да я за гривенник лучше сам в город потопаю… Хы! Ничего, до заговенья подожде-е-ет! А мне что? Один черт, прости Господи, что ему, что другому… Хы-хы!

— С кем это он говорит? — шепотом спросил Дэвис.

— Ох!! Царица небесная…

Петька равнодушно взглянул на него.

— Сам с собой. Он всегда так.

Петька, а за ним остальные двинулись вперед. Алексей Иваныч так был увлечен разговором со своим воображаемым собеседником, что не слыхал, как они подошли. Под ногой Дэвиса хрустнул сучок.

Старик быстро поднялся, выронил ложку и, неловко обернувшись, зацепил таган. Уха пролилась в огонь.

— Ох!!! (— …Царица небесная…).

Алексей Иваныч застыл в неподвижности с широко раскрытыми тусклыми глазами. Его нижняя губа отвисла, из углов рта на спутанную бороду потекли слюни. Стало тихо. Слышалось лишь шипенье пролитой на уголья ухи, да где-то за островами жалобно кричали гагары. Никто не шевелился.

Старик начал быстро и тяжело дышать. Потом ноги его слегка задрожали. Вдруг с хриплым стоном, взмахнув руками, он повернулся и, прихрамывая, пустился бежать.

— Алексей Иваныч! — опомнившись, крикнул доктор, — Иванов! Не бойся, это мы… Иванов!

Алексей Иваныч, не оглядываясь, прибавил шагу и скрылся в кустах. Петька с доктором переглянулись и, как бы сговорившись, бегом бросились вслед за ним.

Дэвис и Эллен остались одни. Девушка сейчас же подняла котелок с остатками ухи и снова подвесила его над огнем. Потом они сели рядом на лежавшее у избушки полено.

— Какой он большой! — сказала Эллен. — Он испугался нас.

— Да, Эллен. Минима-гормон… Я не думал, что все так выйдет. Где мы и с кем? Что творится вокруг? Меня угнетает мысль, что я не сумел там, на Манор-стрит, иначе выпутаться из всей этой истории. Чарли и твои друзья что с ними?.. Я думал сначала остаться и молчать. Но… я боялся за свои записки. Они могли разобраться в них, сам я считал себя полезнее на свободе. Ты слышала про «Трест рабочей деминимации»?

Эллен доверчиво посмотрела ему в глаза.

— Я ни о чем не жалею и ни в чем не раскаиваюсь. Мне хотелось бы только, чтобы все хорошо кончилось. Как в американских фильмах. Что за беда, если мы останемся такими маленькими! Я чувствую себя хорошо, и, кажется, мы остановились на этом росте. Несчастные только эти — доктор и мистер Петька. Они могут быть недовольны своими размерами. У них, наверное, есть близкие. Это не всегда удобно…

Эллен умолкла. Потом подняла глаза на озеро.

— Как здесь хорошо! И как далеко от Лондона… Знаешь, я согласилась бы прожить здесь всю жизнь вместе с тобой. Дико здесь.

Для минима-людей открывавшееся зрелище представляло грандиозную панораму. Лиственницы, росшие на мыске, колоннами вздымались к небу. Колоссальной декорацией раскинулись кусты. Берег убегал вниз крутым скатом, и яркими красками начавшей желтеть листвы пестрели лесистые стены больших островов. Дэвис молча, задумчиво смотрел в туманные дали широко раскинувшейся водной глади. Темнело.

Спустя полчаса раздались шаги. На поляну к избушке вышло странное шествие. Алексей Иваныч, мокрый с ног до головы, плелся в сопровождении доктора и Петьки, которые держали его за руки. Казалось, дедушка ведет маленьких детей. Алексей Иваныч шел как истукан, едва передвигая ноги, и совершенно бессмысленно смотрел перед собой. Его губы слегка шевелились, слышалось неясное бормотание.

— Что с ним? — Эллен поднялась навстречу.

— Да вот, убегая от нас, бросился в озеро. Едва уговорили вернуться. Совсем с ума сошел.

Открыли дверь избушки. Оттуда пахнуло дымным теплом и спертым запахом овчины. Старик теперь безропотно повиновался. Как сноп, повалился он на койку и принялся глухо стонать.

Доктор пробовал с ним говорить, но Алексей Иваныч не узнал его. Смотрел в потолок, мычал.

Минима-люди собрались у подживленного Петькой костра.

Молчали, чувствовали себя неловко. Дэвис вопросительно смотрел на доктора.

— Не знаю… Душевное потрясение и холодная ванна в такие годы… Ему около девяноста лет. Все возможно.

В молчании принялись за ужин. Эллен приготовила из молока с шоколадом нечто вроде какао, попробовали ухи. Петька нашел на чердаке избушки гору копченой рыбы, спрятанной там стариком. Рыба не испортилась и была весьма кстати, потому что провизия, взятая с собой на острове, приходила к концу. Минима-люди боялись действия гормона. Им надо было питаться.

В жилище старика было всего две койки, но маленьким людям хватило места. Они легли все, поперек. Притворили дверь. Алексей Иваныч, по-видимому, заснул, но дышал хрипло и отрывисто. Доктор пощупал ему пульс и, насколько это было возможно, выслушал старика. Сильная горячка разжигала дряхлое тело, сердце жестко отбивало неправильные удары.

— Плохо. Как бы не умер, — шепнул доктор.

Вскоре все затихли. Но Дэвис никак не мог заснуть. Бледный лунный свет, пробиваясь сквозь закоптелое стеклышко, рисовал на бревенчатой стене и дверях легкий узор, а само окно походило на кусок голубого льда. Где-то поблизости долго и настойчиво крякала утка. Пахло дымом и рыбой…

— Ты спишь? — тихо окликнул он Эллен.

— Нет, не спится. Все лежу и думаю.

— Я тоже не могу спать. Пойдем на воздух. Здесь безопасно и луна светит. Хорошо сейчас, тихо…

Осторожно поднявшись, они вышли из хатки. Оранжевый серп поднялся над темным лесом, и его недвижное отражение глядело из зеркальной воды. Лес стоял черной стеной над голубым и прозрачным озером.

Дэвис и Эллен в восхищении остановились и долго молча любовались невиданным зрелищем. Потом, взявшись за руки, как сказочные гномы пошли по тропинке вдоль берега острова. Вокруг вздымались колонны сосен, кустарник стоял сплошной стеной, вперед неясной лентой убегала дорожная тропа.

— Вот, Эллен, — мягко и тихо начал Дэвис, — перед нами уголок мира. Это — антипод гремящего Лондона. Здесь и люди другие, такие, наверно, как наш охотник. Надо сделать так, чтобы в городе, страшном неумолимом городе, жилось так же легко, дышалось свободно. Кругом война и смерть, нам тоже предстоит что-то испытать, а может быть и погибнуть… Но, пока мы живы, будем продолжать начатое…

Голос Дэвиса прервался. Он минуту помолчал, справляясь с собой, потом встал и поднял голову. Луна залила зеленым светом его высокий лоб и двумя бледными точками отразилась в глазах.

— Мы должны жить и умереть за будущее счастливое человечество на Большой Земле, за его грядущее счастливое могущество! Мы пойдем к тем, кто борется с угнетением. Мы больше не принадлежим себе…

Спокойно и смело подошла к нему Эллен и положила на плечи свои маленькие руки. Дэвис порывисто и крепко схватил их. Его блестящие зрачки приблизились к широко раскрытым, таким знакомым глазам.

— Дэвис! — едва слышно прошептала девушка, опуская веки.

Луна поднималась все выше, бледным светом заливая дремучие, задумчивые леса. Было тихо. Только неугомонные гагары отзывались иногда в далях жалобным, стонущим воплем.