Божий молот

8 октября, 12.15

Полковник Туан Ан Пхань вместе с двумя ассистентами стоял в изоляторе, недавно занятом Гостем, а теперь его мёртвым телом. На каждом медике — белый комбинезон и шлем, все трое снабжены автономной системой дыхания. Харри Файнман вошёл в комнату, не надев специального костюма. Он с трудом протиснулся к стене — в изоляторе, куда внесли аппаратуру, необходимую для проведения аутопсии, почти не оставалось свободного места. Артур сидел в лаборатории за стеклянной перегородкой и наблюдал.

В середине комнаты на метровом возвышении лежал Гость. Голова распластавшегося на спине космического жителя откинулась так, что линия «подбородка» проходила почти параллельно плоскости стола. Пластиковые ремни удерживали четыре конечности по обе стороны от туловища.

Рукой в резиновой перчатке Пхань показал на три видеокамеры, установленные позади защитных экранов.

— 8 октября 1996 года, 12.17. Я, полковник Туан Ан Пхань, приступаю к вскрытию тела внеземного биологического объекта, обнаруженного в Долине Смерти, Калифорния. Объект, также называемый «Гость», скончался в восемнадцать часов двадцать восемь минут седьмого октября в изоляторе номер три лаборатории срочной реабилитации, центр управления полётами номер шесть, военно-воздушная база, Ванденберг, Калифорния. Мы не видим следом каких-либо физических повреждений или травм. — Пхань вооружился скальпелем с подноса, протянутого ассистентом. — Я уже брал образцы микроорганизмов с кожи Гостя при его жизни. Теперь я возьму образцы с конечностей, туловища и головы, чтобы посмотреть, как микроорганизмы земного происхождения размножаются на внешних тканях существа.

При помощи скальпеля Пхань вырезал кусочки кожи и собрал их на тампоны. Каждый тампон он опустил в пробирку, после чего ассистенты тщательно их закупорили.

— Как видите, трупные пятна не проступают, на теле не видно ни признаков разложения, ни внешних или внутренних изменений. — Пхань поднял переднюю конечность. — Сохраняется естественная эластичность мышц, и не наблюдается окоченения. Единственное, что свидетельствует о наступившей смерти — это неподвижность и отсутствие реакции на раздражение. Также не наблюдается признаков электрической активности в черепной коробке Гостя или в других частях его тела. Так как подобная активность ранее отмечалась, то можно предположить, что её отсутствие является показателем смерти. Гость не шевелился в течение десяти часов и тридцать одной минуты. Доктор Файнман, согласны ли вы, что, судя по результатам доступного нам исследования, Гость мёртв?

— Согласен, — сказал Харри. — Полностью отсутствуют рефлексы. Ранее мускульной системе Гостя было свойственно напряжение, проявлявшееся при соприкосновении его тела с предметами. В настоящее время мы не замечаем этого напряжения.

— Скорее всего, то, чем мы сейчас занимаемся, больше походит на исследовательское препарирование, чем на аутопсию, — продолжал Пхань усталым тоном. — Мы тщательно изучили организм Гостя при помощи наружных методов. Я имею в виду рентген и ультразвук. Мы увидели, скорее всего, очертания внутренних органов и небольших полостей, причём некоторые из них заполнены жидкостью, а некоторые пусты. Используя снимки как карты, — и Пхань указал скальпелем на листы бумаги, прикреплённые на внешней стороне окон для наблюдения, — я смогу подробнее изучить внутренности пришельца. Грудная клетка Гостя существенно отличается от человеческой. Она состоит из костяных лучей — таких, как у дикобраза, — соединённых коллагеновыми гибкими сочленениями. Эти лучи охватывают всю внутреннюю полость. Лёгкие отсутствуют. В теле Гостя мы отмечаем наличие пустот. — Пхань провёл скальпелем по хребту, расположенному вдоль «груди». В разрезе кожи, сине-зелёной, как медь, показалась тускло поблёскивающая серо-зелёная ткань. Вот центральная «грудная кость», или костяной выступ, обнаруженный нами при помощи рентгена. — Он отворачивал кожу, помогая себе скальпелем, до тех пор, пока полость грудной клетки не обнажилась полностью. — Такие сочленённые отростки костей обеспечивают защиту внутренних органов. Образуется гибкая, но крепкая клетка, которая, как вы видите, в одном направлении неподвижна. — Пхань надавил на кости, безрезультатно пытаясь сдвинуть их в сторону головы Гостя. Он нажал в противоположном направлении, и клетка шевельнулась. — Очевидно, что здесь можно провести аналогию между человеком и Гостем: у обоих имеется в наличии клетка, защищающая грудные органы. Но на этом сходство кончается.

Пхань взал маленькую электрическую циркулярную пилу и провёл ею по левой стороне «скелета» так, чтобы находящиеся в лаборатории видели весь процесс через окно. Когда он выпилил из костяка квадрат со стороной в двадцать сантиметров, перед глазами медиков предстала внутренняя часть грудной клетки, заполненная вязким веществом, и в глубине — мембрана жемчужного цвета.

Артур сидел, словно прикованный к стулу, полностью сконцентрировавшись на раскрытой грудной клетке Гостя. Пхань протиснулся между Файнманом и ассистентами и обошёл стол, бросив взгляд на компьютерные распечатки. Потом он взял шприц и ввёл иглу в мембрану, чтобы взять пробу жидкости. Харри надавил на мембрану шпателем и соскрёб им длинный тонкий кусок ткани, предназначенный для биопсии.

Он передал его ассистенту, который поместил образец в пробирку и опечатал её, а затем передал вместе с другими пробирками в лабораторию через выдвижной ящик из нержавеющей стали.

— Сейчас температура двенадцать градусов по стоградусной шкале. Мы поддерживаем её на этом уровне, чтобы предотвратить распространение земных микроорганизмов. Образцы ткани и жидкости отправлены на анализ. Мы продолжим вскрытие через час. Господа! Мне необходим отдых. Мои ассистенты проведут дальнейшие измерения и возьмут образцы тканей конечностей. После перерыва проведём аутопсию головы.

Хикс сидел за столом напротив президента и улыбался официантке, пока та разливала кофе. В этот ранний час, в половине восьмого утра, никого кроме них в банкетном зале не было. Президент позвонил Хиксу в полночь и попросил его разделить с ним завтрак, дабы побеседовать наедине.

— Что вы заказываете? — спросил Крокермен.

— Тосты и омлет, — ответил Хикс. — Вы можете приготовить омлет по-денверски?

Официантка кивнула.

— То же самое принесите и мне, — решил Крокермен.

Когда девушка отошла от столика, Крокермен отодвинул стул на несколько дюймов и нагнулся, чтобы достать бумаги из открытого портфеля, стоящего на полу.

— Завтра в девять я встречаюсь с отчаявшейся матерью, в одиннадцать — с адмиралом и генералом. Потом возвращаюсь в Вашингтон. Всю ночь я провёл за письменным столом, приводя мысли в порядок. Надеюсь, вы не будете возражать, если я вытяну из вас несколько идей.

— Конечно, сэр, — сказал Хикс. — Но прежде всего, я хочу понять свой статус. Я — журналист, прилетевший сюда в поисках сенсации. Ваше предложение остаться вместо того, чтобы прогнать меня с глаз долой — это… слишком необычно. Должен честно сказать, что при определённых условиях я… — Он запнулся, взглянув в карие глаза Крокермена, и обвёл рукой банкетный зал. — Мне не доверяют здесь, да и не должны. Я посторонний.

— Вы человек с богатым воображением и интуицией, — перебил его Крокермен. — У некоторых имеется только эрудиция. Файнман и Гордон обладают и тем, и другим, и Гордон, к тому же, хорошо знаком с подобными проблемами как бывший сотрудник Отдела Космических Связей. Возможно, даже слишком хорошо знаком… Вот о чём я думаю: мы действительно имеем дело с пришельцами из космоса, как утверждает Гордон, или нет? Вы смотрите на все как бы со стороны, у вас свежий взгляд на происходящее, и мне представляется полезным узнать его.

— А каков мой официальный статус, моя роль?

— Ясно, что сейчас вы не можете сделать репортаж о случившемся. Оставайтесь здесь, работайте вместе с нами, пока вся история не перестанет быть тайной. Подозреваю, нам скоро предстоит раскрыть карты перед общественностью, хотя Карл и Дэвид упорно сопротивляются. Если мы решим предать события огласке, вы получите исключительное право на освещение новостей. За вами первый удар.

Хикс нахмурился.

— А наши с вами беседы?

— То, что мы говорим друг другу, пока не следует обсуждать где-либо ещё. Когда-нибудь потом — для полноты исторической картины, если вздумаете писать мемуары… — Крокермен неопределённо кивнул. — Я не против.

— Надеюсь, мы вернёмся к вопросу о моём месте в группе, — сказал Хикс. — Особенно, если мистер Роттерджек, мистер Маккленнан или мистер Лерман будут контролировать меня или мою работу. Но пока я согласен. Я не стану писать о наших частных беседах.

Крокермен положил бумаги перед собой.

— Теперь слушайте. Вот что я думаю: или мы дважды за последний год подверглись вражескому вторжению, или кто-то надувает нас.

— Правильный ответ лежит где-то между понятиями фатума и целенаправленной политики в космосе, — предположил Хиск.

Президент в знак согласия кивнул.

— Я нарисовал несколько логических диаграмм. — Он протянул журналисту лист бумаги. — Диаграммы Венна. Скудные остатки математических знаний, полученных в колледже. — Он улыбнулся. — Ничего слишком заумного — просто попытка лучше изучить возможные варианты. Каково ваше мнение?

Хикс внимательно рассмотрел начерченные на бумаге пересекающиеся и непересекающиеся круги с заметками внутри, посвящёнными различным интерпретациям событий.

— Если два известных нам космических корабля имеют одно и то же происхождение, я рассматриваю несколько возможных вариантов. Первый: австралийцы имеют дело с группойц пришельцев, избравших иную тактику вторжения — нечто вроде оппозиционеров. Тогда информация, полученная нами, правдива: основная цель обоих кораблей — уничтожение Земли. Гость — действительно представитель мира, подовергшегося нападению. Вы следите за ходом моих мыслей?

— Да.

— Второй вариант: это два независимых друг от друга события, которые случайно совпали по времени. Две группы инопланетян, не знакомые между собой или некогда мимолётно пересекшиеся в космическом пространстве… И в-третьих, мы вообще имеем дело не с пришельцами, а с посланцами.

Хикс удивлённо поднял броки.

— Посланцами?

— Я не совсем уверен в многообразии Вселенной. — В течение десяти-пятнадцати секунд Крокермен молчал, глядя на стол. Его лицо ничего не выражало, а взгляд перебегал от подсвечника к чашке с кофе. — Полагаю, что вы готовы поспорить со мной.

— Я — человек, — сказал Хикс. — Я не все могу понять. Я принимаю многообразие Вселенной, но не осознаю и не ощущаю его.

— На душе становится легче от ваших слов. Мои сомнения можно понять, не так ли?

— Да, сэр.

— Иногда я думаю, не лишились ли мы чего-то, рассматривая Вселенную с точки зрения науки… Может, мы утратили чувство… — Крокермен снова замолчал, подбирая подходящие слова. — …греха. Если мы видим в Боге проявление высшего разума — не человеческого, нет, но требующего поклонения… Вы слушаете меня?

Хикс кивнул.

— Тогда, быть может, Высший Разум больше не доволен нами. Он послал своих посланцев, своих ангелов, если хотите, чтобы те пригрозили мечом правосудия. Уничтожением Земли.

Крокермен посмотрел на Хикса.

Официантка принесла завтрак и спросила, не хотят ли они ещё кофе. Крокермен отказался. Хикс попросил кофе погорячей. Она ушла. Журналист поковырял вилкой омлет. Он более не чувствовал голода — желудок сжался, во рту ощущался кислый привкус. В душе нарастало ощущение панического ужаса.

— Я не склонен к религиозной трактовке событий, — проговорил он.

— Разве мои мысли имеют отношение к религии? Неужели нельзя считать их альтернативным объяснением появления враждебно настроенных существ?

— Я не совсем понял вашу теорию.

— »Перст указующий». Вот и все.

— Ага. «Мене, мене, текел, упарсин[1]» или как там?

— Вот именно. Мы дошли до предела. Развращены, вооружаемся без всякой меры. В двадцатом веке всё перевернулось с ног на голову. Самое кровавое столетие в человеческой истории. Больше невинных жертв, чем когда-либо.

— Вы правы, — поддержал его Хикс.

— И теперь пришло время перебираться в другое пространство. Быть может, нам суждено страдать, пока мы живём на Земле. Теперь…

— Мысль не слишком оригинальная, прервал Хикс президента. Чувство неловкости, охватившее его, перешло в раздражение.

— Но значит ли это, что она неправильна?

— Думаю, есть идеи получше.

— А, — протянул Крокермен. Завтрак стоял перед ним нетронутым. — Но ни одна из них не убеждает меня. Я — единственный судья, на которого я могу положиться в этой ситуации, верно?

— Нет, сэр. Есть специалисты…

— Занимаясь политикой, я множество раз пренебрегал советами экспертов — и немалого достиг. Этим я отличался от стандартно мыслящих политиков, стремящихся к вершинам власти. Сейчас, я признаю, такая тактика кажется рискованной.

— Я снова в растерянности. О какой тактике идёт речь?

— Не брать в расчёт мнение специалистов.

Президент наклонился вперёд и положил руки на стол, крепко сжав кулаки. Его глаза влажно блестели. Весь его вид говорил о болезненном отчаянии.

— Я задал Гостю один вопрос и получил на него весьма многозначительный ответ, самый важный из всех… Я спросил его: «Вы верите в Бога?» — и он ответил: «Я верю в возмездие». — Президент откинулся на спинку стула. Потом он разжал кулаки и принялся потирать ладони в тех местах, где ногти оставили глубокие следы. — За его словами, должно быть, многое скрывается. Может статься, он жил в другом, не похожем на наш, мире, где грех сурово карается. Из всех мест они выбрали Фернис, Долину Смерти… Мы получили предупреждение, что Земля превратится в горстку пепла. Тотальное разрушение. Мы получили предупреждение, что нам не избежать конца. Я верю — не избежать.

Хикс собрался что-то сказать, но президент тихо продолжил:

— Бог, Высший Разум, придаёт нам форму и наполняет её содержанием. Потом Он видит, что изделия не удались, и отсылает их назад, на кузницу, чтобы перелить в другие формы. Это место. Фернис. Наковальня Господа. Вот с чем нам предстоит столкнуться. Возможно, предстоит.

— А австралийские события — гора, роботы, послания?

— Не знаю, — ответил Крокермен. — Покажется безумием, сли я скажу, что австралийцы имели дело с проявлением мирового зла… Но, тем не менее…

— Проявлением мирового зла? Вы имеете в виду Сатану?

— Я подразумеваю кого-то, противостоящего Создателю. Силы, питающие надежду, что нам будет и дальше разрешено жить во грехе. Тем самым они стремятся развалить мироздание.

— Полагаю, что есть более подходящие объяснения, господин президент, — спокойно заметил Хикс.

— Тогда, будьте любезны, представьте их мне.

— Я недостаточно подготовлен, — ответил журналист. — И я мало знаю о происшедшем — только то, что услышал от вас.

— В таком случае, почему вы критикуете мою теорию?

Крокермен разговаривал, как обиженный ребёнок, которому известны всякие умные взрослые словечки. Хикс вздрогнул от ужасного воспоминания: в 1959 году он слышал подобные речи от одной знакомой; месяцем позже женщина наложила на себя руки.

— Ваша теория нереалистична, — сказал он.

— Есть ли вообще что-нибудь реалистичное во всей этой истории? — спросил Крокермен.

Ни один из них не притронулся к завтраку, они лишь поковыряли еду.

Хикс придвинул тарелку. Омлет остыл. Тем не менее, журналист принялся за завтрак, и Крокермен последовал его примеру. Никто не произнёс ни слова, пока тарелки не опустели. Казалось, что оба играют в молчанку.

Официантка убрала грязную посуду и долила кофе в чашку Хикса.

— Прошу меня простить, — сказал президент, вытерев губы салфеткой и бросив её на стол. — Я был груб с вами. Это непростительно.

Хикс промямлил в ответ несколько слов: мол, у всех натянуты нервы и несдержанность вполне объяснима.

— Тем не менее, благодаря вам, я могу хорошо представить себе перспективы. Наблюдая за вашей реакцией, я понял, чего ждать от других. Наступает нелёгкая пора, нелёгкая по многим причинам. Я нарушил ход избирательной кампании. Выборы состоятся меньше чем через месяц. Важно правильно воспользоваться оставшимся временем. Ясно, что необходимо сгладить шероховатости в некоторых фразах…

— Сэр, это не просто фразы. Это будущее. — Голос Хикса зазвучал решительнее. — Если вы не откажетесь от идеи Божьей кары, я хорошо представляю, какой огромный вред вы можете принести.

— Да. Понимаю.

Понимаешь? — мысленно переспросил Хикс. И потом, увидев недоверчивое выражение лица президента, его полузакрытые глаза, сказал про себя: да, возможно, ты все понимаешь… но это тебя не остановит.