Битва судьбы

Глава 7

Утро занималось тяжелое, муторное. Бессонная ночь, да еще проведенная в бою, бодрости никому не прибавит. Позавтракали без аппетита, предварительно оттащив трупы нападавших в сторону. Затем Хорт отправился собирать уцелевшие стрелы, а Ратан занялся клинками. Точильный камень всегда при нем, и вскоре мерное вжиканье огласило лес, заставив задержавшиеся ночные мороки окончательно исчезнуть.

Леслав подсел к Ратану, уставился на мерно снующий камень в руках воина. Ратан, не отрываясь от дела, спросил юношу:

– Что, нравится?

– Ага, – мечтательно вздохнул ученик мага, и в этом вздохе явственно ощущалось, что ему всего двадцать лет, когда гораздо чаще мечтают о боевых подвигах, чем о славе мага. Леслав – не исключение. Наверняка, снится по ночам, как во главе победоносных воинств входит в Эмайн Маху или в одиночку сражает дракона.

Улыбнувшись про себя, Ратан сказал:

– Брось, не мечтай. Не твое это дело, – металл звучал в голосе воина, такой же, как и в клинке, что стонал, как женщина, под умелыми пальцами.

– Почему? – почти выкрикнул Леслав. Брови его сошлись домиком, лицо посуровело.

– Потому, – ответил Ратан просто. – Потому что твой Дар иной – Дар мага, и все тут. Ничего не поделаешь.

– Разве носитель Дара не может заниматься чем-либо другим? – юноша шмыгнул носом, напрягся в ожидании ответа.

– Нет. Дар – не благословение, как считают многие, – полынная горечь звучала в голосе Ратана. – Вернее, не только благословение, но и проклятие. Да, обладающий Даром всегда лучший в том деле, для которого предназначен. Если это воин, то, непременно – лучший боец, если маг, то могучий повелитель стихий, правитель – достойнейший из сидящих на троне. Но носитель Дара лишен главного права человека, права выбора. Он должен быть тем, кем должен. И не может отказаться.

– Как так? Если я, например, откажусь быть магом и уйду в воины, что со мной будет? – щеки Леслава разрумянились, глаза горели.

– Дар накажет тебя. Вероятнее всего, вскоре после отказа идти нужным путем ты просто заболеешь и умрешь, – вжиканье оборвалось. Ратан отложил наточенный меч, взялся за другой. – Неужто учитель не рассказывал тебе о судьбе отступников?

– Нет, – тихо сказал Родомист, которого Ратан почувствовал за спиной уже давно, но не стал ничего говорить. – О таких вещах магам рассказывают только после совершеннолетия, после тридцати двух лет.

Подошел Хорт, прислушался с интересом:

– Учитель, это правда? – Леслав почти кричал, лицо было испуганное, как у зайчонка. Боль звучала в его голосе, страдание разумного существа, переживающего крушение ложного, но давно лелеемого, родного идеала.

– Правда, – слова упали на юношу, точно молот кузнеца. Родомист успокаивающее положил руку ему на плечо. – Это очень больно слышать, но все так. Носителям врожденного Дара с самого детства внушают, что они избранные, особенные, лучшие. Внушают, и правильно делают. Они необычны, как необычен человек с тремя руками, он может больше, чем двурукий, но отказаться от своего преимущества, или уродства, он не в силах, а иногда третья рука просто мешает.

– Вот как? – Леслав сгорбился, глаза его потухли. – Я урод, да?

– Нет, это не так, – сказал Ратан, вставая. – Ты просто другой, не такой, как обычные люди. Это не повод для горя и стонов, это не предлог для гордости, – воин потянулся так, что хрустнули суставы. – Не обижайся на судьбу, и ты сможешь многое сделать для себя и для других.

Леслав держится молодцом, хотя видно, что открытие об ограниченности носителя Дара глубоко поразило его. Можно только догадываться, какая буря бушует у парня в сердце. Вся надежда на то, что он переживет, примет в себя эту боль, это знание и станет другим, станет крепче, как клинок, прошедший пламя и воду.

– Эгей, народ! – маг прокашлялся, прочистив горло. Пора отвлечь всех от мрачных дум. Вот они: нахмуренный Леслав, спокойный, как всегда, Ратан. Зевнув, обернулся и Хорт.

– Дело в том, соратники, что сегодня нам необходимо покинуть Темнолесье. Третью ночь в его пределах мы просто не переживем.

– Точно, – с отвращением процедил сквозь зубы Хорт, сплевывая на снег.

–: До границы тридцать пять верст, своих сил нам попросту не хватит. Пришло время прибегнуть к крайнему средству, к корню эфедры.

– Что это? – спросил Ратан. На мрачном лице Леслава появились некоторые признаки изумления.

– Возбуждающее средство. Оно даст нам силы и поможет выйти из Темного леса до темноты.

– Раз поможет, надо использовать, – Ратан решительно протянул руку.

– Но потом будет довольно плохо. Ничего не дается просто так, – маг говорил серьезно. – От эфедры может быть бессонница, судороги или тошнота.

– Лучше меня стошнит, чем я попадусь на ужин здешним ребятам, – сказал Хорт и протянул мозолистую ладонь.

– Хорошо, – кивнул Родомист. Небольшие серые ко-: решки перекочевали в ладони путешественников. Хорт и Ратан тут же задвигали челюстями. Леслав долго и с сомнением разглядывал корень, но затем тоже решился.

– Горький, – сказал юноша с отвращением.

– Жуй, не привередничай, – ответил Родомист немного неразборчиво из-за того, что рот его забила противная, словно полынь, слюна.

Только когда горький и жесткий поначалу корень превратился в чуть кисловатую кашицу, Родомист проглотил его.

Шли очень споро. Леслава после случая с подземным чудищем поместили в середину отряда. Крепко тогда ухватила подземная гадина, нога болит до сих пор, заставляя морщиться при не очень удачном шаге. Но идти, по большому счету не мешает, и снег привычно хрустит, отмечая пройденные сажени.

Южная часть Темного леса оказалась гораздо более проходима, чем та, по которой шли вчера и позавчера. Уже почти полдень, а пока не встретились ни падающие деревья, выпускающие ядовитую пыль, ни иные чудища. Только черные стволы высятся вокруг причудливыми колоннами, и солнце на небе ненастоящее, словно вырезанный из дерева желтый круг.

Только Леслав успел подумать, что все идет нормально, как начались неприятности. Снег впереди зашевелился, потом полетел во все стороны, а из-под сугроба поднялась огромная голова на длинной извивающейся шее. Чешуя исполинской змеи отсвечивала иссиня-черным, а в зубастой пасти поместилась бы крупная свинья. Громкое шипение огласило лес, и змеюка весьма неприветливо оскалилась в сторону людей.

Ниш бы нс съеденный корешок, увернуться не получилось бы. А так – успел, отскочил в сторону, словно лягушка от ужа. Змеища вновь задрала голову, зашипела, готовясь ко второму броску.

– В стороны! – крикнул Родомист. – Эта тварь намертво привязана к земле.

Леслав сам позже не смог вспомнить, как отчаянным броском преодолел расстояние до ближайшей группы деревьев. За спиной доносилось тяжелое дыхание учителя. Потом догнала мощная волна воздуха и гневное шипение, огромный хищник промахнулся совсем немного. Леслав отбежал еще дальше, ухватился за ствол. Дыхание вырывалось с хрипами, тяжелое. Пот лил – как вода с холма весной.

Так и стоял некоторое время, пока не дошло, что держится за проклятую древесину. Отскочил с воплем, вытирая рукавицы о полушубок, и попал прямо в руки Родомиста:

– Тихо, тихо. Все уже. Чего орать? – успокаивающе сказал маг.

Леслав осмелился поглядеть в сторону чудовища. Гадина торчала над лесом толстенным темно-синим деревом. Потом разочарованно зашипела и убралась обратно в дыру. Снег над змеей послушно пополз, сомкнулся, спрятав ее от чужих глаз. Раз, и не видно ничего, сугроб себе и сугроб.

– А где Хорт с Ратаном? – спросил Леслав.

– Пока ты тут с деревьями воевал, они в другую сторону махнули. Теперь нам туда пробираться, – узловатый палец указал на дерево, что отлично выделялось среди остальных благодаря высоте и сдвоенной верхушке.

Встретились благополучно. Пошли еще быстрее, и что чудно, усталости совсем не чувствовалось. Эфедра – сильное средство. Правда, учитель упоминал судороги и прочие неприятности. Но это – потом, как возникнут, тогда и придется с ними разбираться.

Край Темнолесья Леслав заметил первым. Покрасневшее и раздувшееся солнце уже клонилось к горизонту, тени легли долговязые, обманчивые. Но просеку, что уродливым шрамом пересекает щетину леса, не заметить просто невозможно. Спутники то ли отвлеклись, то ли устали, но именно юноша крикнул:

– Все, дошли, дошли!

Вот и все, вот и кончился уродливый лес, в котором путники нашли в основном неприятности. Хорту было немного стыдно, что исцеление коснулось только его, остальные обогатились усталостью, ранами и синяками, но он понимал, что без захода к Сиреневому озеру путешествие не было бы легким. Зато теперь он может идти наравне с остальными. Приступы удушья и одышка отступили, и охотник наслаждался почти неведомой ранее возможностью свободного дыхания.

Спустились в приграничный ров. За спиной в этот миг, словно угрожая на прощание, свирепо зашумел темный, страшный лес. Ратан мгновенно развернулся, но нападения не последовало.

На ночлег сразу останавливаться не стали, решив отойти как можно дальше от изуродованной земли, от обиталища древних страхов. Шли в полной темноте. Хорт, которому любой мрак не помеха, все время беспокойно вертел головой. Наконец, Родомист не выдержал:

– Что такое?

– Здесь вырубки. Старые, но вырубки.

Когда из темноты, плохо различимый в сени гигантских сосен, выплыл домик, родной брат его собственного, то охотник почти не удивился.

– Вот, – сказал он, останавливаясь. – Жилье.

– Не пахнет дымом, – нахмурился маг. – Не видно огня. Тут никто не живет. А рублен домишко явно людьми, хотя мы на землях Эрина.

– Да, – кивнул Хорт. – Люди, судя по всему, ушли отсюда после войны.

– Раньше это была наша земля? – спросил Ратан удивленно.

– Да. И Хорт прав, – заявил маг, поглаживая бороду. – До Войны Предательства здешние земли подчинялись Северину. Когда пришли Остроухие, люди ушли, а дом остался.

– И сохранился он хорошо, – Хорт осторожно подошел, обследовал строение со всех сторон. Из-за стены донесся его радостный вопль.

– Даже баня не развалилась!

– Вот завтра и попаримся, – улыбнулся Ратан и отворил входную дверь, что обрадовано заскрипела, впервые за долгие годы ощутив прикосновение человека.

Леслав с Хортом натаскали дров, и вскоре в печи запылало настоящее, веселое пламя. Заколоченные окна и местами рассохшиеся стены не очень хорошо держали тепло, но впервые за путешествие путники ночевали под крышей.

Спал Ратан ужасно. Последствия от съеденной эфедры явили себя в полной красе. Болели мышцы, в голове шумело, волнами накатывала липкая тошнота. Лишь под утро удалось забыться.

Помогло только то, что на сегодня назначили дневку, и воин проспал почти до полудня. На рекомендацию «Книги Дней», по которой в день Кабана нельзя много спать, он просто махнул рукой. Ведь могут же быть извиняющие обстоятельства!

Так что встал Ратан самым последним. Потягиваясь, вышел из избушки. Леслав и Родомист обнаружились неподалеку. Маг что-то объяснял ученику, показывая на пушистую зеленую ель. Хорта видно не было.

– Где охотник? – спросил Ратан, зевая так, что обитатели окрестностей, наверняка, в ужасе разбежались от страшного чудища.

– Как где охотник? – деланно удивился маг. – На охоту ушел.

– Ну-ну, – невнятно согласился Ратан, и отправился за мечом. Нарушив одно установление «Книги Дней», он не собирался пренебрегать вторым, в котором говорится: «День Кабана, как никакой другой, подходит для воинских упражнений».

– Не княжье это дело – войско расквартировывать, – ворчал воевода, вроде про себя, но так, чтобы Владигер его услышал. – Я бы и сам справился.

– Не обижайся, Мстислав, – успокаивающе бросил князь. – Я не квартировать их приехал, а просто показаться. Наемники должны знать, кому они служат, за кого умирают.

– Наемники, – досада и презрение смешались в бурчании воеводы. – Раньше без них обходились.

– В былое время – обходились, – отрезал князь. – И в будущем, надеюсь, тоже обойдемся. Но сейчас – нет. И ты это знаешь!

Впереди открылся временный лагерь. Туда поселили шесть тысяч воинов-Полурослых, что вчера подошли к Северину. Полурослые хоть и уступают остальным народам в силе, но отменные стрелки и метатели копий. На них самих редко кто нападает, и многие правители прибегают к помощи горских воинов. Стоит армия Полурослых дорого, но отличается железной дисциплиной, хорошей боевой выучкой и непробиваемой преданностью нанимателю. Не известно ни одного случая, когда Полурослые позорно бежали с поля боя, или же переметнулись на сторону победителя.

При виде князя в лагере началось движение. Зазвучали зычные гортанные голоса, забегали воины. И когда Владигер въехал в пределы лагерной ограды, его встретили две шеренги закованных в доспехи бойцов. Все, как один, при оружии, нестриженые бороды воинственно топорщатся. Из всех Семи Племен, кроме людей, бороды растут только у Полурослых.

К князю направился воин в богатом, украшенном серебром, доспехе. Вскинул руку в приветствии.

– Легат Корнелий приветствует тебя, могучий князь, – по-людски Корнелий говорил хорошо, с едва заметным акцентом.

– Привет и тебе, легат. Легок ли был ваш путь? – сказал князь, спрыгивая с коня. Обычай встречи этого не требовал, но обойти войско пешим – высшее почтение.

– Добрались хорошо, – склонив голову, ответил легат вежливо.

– Ну и славно, – князь повернулся к войску. – Здорово, молодцы!

– Ave, caesar! слитным гулом донесся ответ шести тысяч глоток.

Князь медленно пошел вдоль рядов.

Мясной дух плыл по избе, щекотал ноздри. Давно дом не ощущал этого запаха, не видел людей. Теперь, казалось, ожил, зашевелился, принимая забредших гостей, словно одичавший в одиночестве хозяин, что вдруг вспомнил бывшие еще вчера такими далекими законы гостеприимства. Из окон стало меньше дуть, комнаты обрели домашний уют.

Ратан сидел на лавке и отдыхал, глядя, как Хорт священнодействует у печи. До этого бывший воевода на пару с Леславом таскал и рубил дрова, много дров, сколько нужно для бани. Париться на ночь глядя не так уж и полезно, но днем – не решились, дым выдал бы местонахождение путников.

Хлопнула дверь, вошел маг, довольный, словно кот, обожравшийся сметаны. Таким его Ратан не видел с начала похода.

– Все готово, камни нагрелись так, что не подойдешь, – заявил Родомист, почесывая бок. Да, изрядно запаршивели за десять дней, что в пути.

– Мы туда точно уберемся, вчетвером? – спросил Хорт, вытаскивая найденный магом казан из печи. В казане этом, отчищенном и отмытом, удалось сготовить добытого оленя. Запах из казана шел такой, что разбудил бы голод и у мертвого.

– Влезем, – уверенно заявил Родомист. – Идем скорее, а то Леслав заждался.

За дверями оказалась тьма, наполненная мягкими прикосновениями гибнущих снежинок. Свернули за угол, и вот она, баня, пышущая жаром, похлеще печи – раскаленный камень, брошенный неведомо кем посередь леса.

В предбаннике тесно, но все же как-то исхитрились раздеться одновременно. Одежду свалили кучей на длинную лавку, и быстро, один за другим, чтобы не выпускать тепло, заскочили в парную. Жар мгновенно ударил по глазам, вызвал ломоту в теле. Сердце застучало чаще, кровь рванулась по телу, словно вода в снеготаяние, горячим животворным потоком омывая мускулы.

Ратан почти сразу полез на верхний полок. В бане светло, пышет жаром груда углей, на которых – раскаленные до красноты камни. По стенам стекает и быстро испаряется вода. Родомист благостно раскинулся на среднем полке, Леслав робко жмется внизу, ребра торчат, как у голодной лошади. Глядя на юношу, Хорт захохотал: «Чего вверх не лезешь? Замерзнешь скоро. Давай сюда – нагреешься!» – и охотник сам полез наверх, к Ратану.

Жар постепенно проник в мышцы, впитался в кости, принес сладкую истому, легкую дурноту. По телу выступил пот, унося с собой грязь, болезни, все нечистое и ненужное. Когда потек ручейками, Ратан с кряхтением потянулся к загодя заготовленному венику, сказал веско: «Ну что, пора? Попаримся», – ив ответ зашелестела хвоя на еловых ветках.

Вода очистила не только тело, но и разум. Родомист ощутил себя вновь родившимся. Стало легко и спокойно. Когда вернулись в дом, бурю смеха вызвал спящий на лавке Леслав. Хорт даже предложил его не будить, оставить без ужина, но маг вступился за ученика, отговорил. После серии толчков парень разомкнул очи и спросил, выворачивая челюсти:

– Что, я задремал?

– И чуть не проспал ужин, – ответил Родомист, ехидно ухмыляясь.

Казан выставили на широкую доску, что служит столом, рядом примостилась фляга самогона. Мясо, хоть без приправ и особых поварских хитростей, получилось отменное. Немного жесткое, как у всякого лесного зверя, оно елось великолепно, особенно под слегка пованивающий деревенский самогон. Несмотря на некоторую мутность и упомянутый запах, пойло оказалось крепкое. Подогретых парилкой едоков оно разобрало почти сразу. Хорт начал рассказывать удивительные истории, что случались с ним на охоте. Плел такое, что уши вяли. Подобного слышать Родомисту за долгую жизнь не доводилось. И медведя доблестный охотник заваливал одним ножом, и от стаи волков спасаясь, просидел на тонком дереве целую неделю. Лису поймал голыми руками, Зайца на бегу за уши схватил. Леслав слушал эти враки с открытым ртом, а Ратан хмыкал-хмыкал и все же не выдержал, заявил прямо:

– Все ты врешь!

– Я, вру? – возмутился охотник, лицо его при этом обрело самое свирепое выражение.

– Ага, врешь, – радостно подтвердил Ратан, слегка ткнув Хорта кулачищем в грудь, отчего тот как-то осел, подался назад, и принялся остервенело чесать в затылке, вспоминая, на что же обиделся.

Закончили тему тем, что выпили еще по одной. Потом еще по одной, и еще. Над миром давно царила полночь, а разговор становился все горячее и горячее. Глаза спорщиков блестели, щеки раскраснелись.

Последнее, что слышал, засыпая, Родомист, был возмущенный вопль Ратана:

– Что, я придумываю? Да я тебе сейчас.

Полозья саней противно поскрипывали, и Терик с опаской думал, на какой срок их еще хватит. И не столько боялся за сани, на каких ехал сам, как за те, на которых везли его корабль, малый драккар. На нем сыну конунга предстоит пересечь море. Но полозья пока держали. Мощные тяжеловозы северной породы бежали без устали, и версты снежного пути проносились назад, одна за другой, становясь прошлым.

Ехали по руслу, ночами, следуя совету конунга. Выезжали только с наступлением темноты, благо темнеет зимой рано. Двигались почти до рассвета. А когда солнце яичным желтком выползало на небосвод, искали место для дневки, желательно в лесу. Конечно, спрятать почти пятисаженный драккар не так-то просто, даже в густом ельнике. Но они старались, и соглядатаев пока не было заметно в воздухе. Лишь раз столкнулись с реальной опасностью, когда дорогу преградил лишенный обычного зимнего сна медведь. Бурый зверь угрожающе встал на задние лапы, заревел. Лошади дернулись, захрапели, закричали возницы, пытаясь удержать обезумевших животных. Терик, ухватив секиру, вышел вперед. Нет, он не собирался сражаться с собственным тотемом, сын конунга должен чтить закон: «Посягнувший на жизнь своего тотема лишается благословения Творца».

Так они и стояли: огромный зверь и почти столь же огромный йотун. Стояли до тех пор, пока зверь не опустился на четыре лапы, рявкнул напоследок, гораздо более миролюбиво, чем вначале, и спокойно потрусил прочь.

Случилось еще ночное нападение грифонов. Сражаться с этими свирепыми обитателями Полуночных гор бесполезно. Грифоны огромны и быстры, а перья их по прочности не уступают металлу. Едва завидев темные силуэты на фоне багрового вечернего неба, Терик скомандовал: «К берегу!» Заорали погонщики, кони рванулись, пологий берег под боком пришелся как раз кстати. Как только последние сани въехали под укрытие стволов, мощные тела с шумом пронеслись над вершинами, и раздраженный клекот огласил небеса. Чудовища покружили над людьми, обдавая их запахом грязных перьев, и исчезли, умчались на закат.

Дорога, которой сын конунга пробирался к Внутреннему морю, идет сначала по реке Каменке, что тянется вдоль гор от самого Нордбурга. Затем сто верст пути через леса – волоком до Порубежной реки. А уже по ее руслу, по прочному льду, до самого моря, что не замерзает, в отличие от Внешнего, даже в самые лютые морозы.

Проснулся от головной боли и ощутимой жажды: в рот словно песка насыпали. Брага оказалась гораздо сильнее, чем предполагал Леслав. Голова юноши гудела, в животе что-то неприятно ворочалось.

Со стоном Леслав встал, направился к печи. На ней должен быть заранее припасенный котелок с водой. С трудом Леславу удалось ухватиться за края посудины, опрокинуть в себя. Жидкость оросила гортань, животворной струей провалилась в неспокойный желудок. Головная боль сразу уменьшилась.

Восстановив твердость походки, Леслав выбрался на крыльцо. Солнце висело довольно высоко, намекая на то, что идти поздно. Придется дневать. Вокруг пусто: мага не видать, Хорта тоже, Ратан на утоптанном месте машет двумя мечами, ловко и хладнокровно. Леслав завистливо вздохнул: и похмелье его не берет.

Воин остановил свистящую мельницу, улыбнулся приветливо:

– Здорово, пропойца. Как, головушка не болит?

– Болит, – сокрушенно признался Леслав, опуская трещащую часть тела. – Еще как.

– Ничего, не переживай. Со всеми это бывает. Тот не мужик, кто от выпивки отказывается. Только меру свою надо знать, и все будет в порядке, – тяжелая ладонь ударила Леслава по плечу, и он немного осел, провалившись в снег.

– А где Хорт, где учитель?

– По лесу болтаются. Хорт раньше всех встал, разбудил нас, да и на охоту отправился. Еще кого-нибудь словить хочет, про запас. А учитель твой тоже где-то там. Сказал, что чага ему нужна, – Ратан пожал плечами, явно сомневаясь в полезности означенной чаги.

– А мне он ничего не наказывал?

– Не бойся, без дела не останешься. Попросил меня Родомист немного поучить тебя бою. Стой, не радуйся, – увидев, что юноша подскочил от радости, воин поднял руку. – Бою без оружия. С мечом или копьем тебе нельзя сживаться, сам знаешь. А так, сможешь от ворога отбиться, если чего.

– Ладно, а когда учиться начнем? – Леслав слегка поник.

– Сейчас! – строго, входя в роль учителя, сказал Ратан.

– А у меня, это, похмелье?

– Ничего, учебе это не помешает, – Ратан аккуратно убрал мечи. – Пойдем.

Повинуясь знаку нового наставника, Леслав последовал за ним. Вышли на место, которое Ратан утоптал за два дня упражнений. Площадка широкая, можно свободно перемещаться, не боясь врезаться в дерево.

К концу занятия одежда Леслава оказалась мокра, снаружи – от снега, и изнутри – от пота. Пошатываясь на дрожащих конечностях, вошел новоявленный боец в дом, с ужасом услышав напоследок:

– Теперь будем заниматься каждый вечер, на каждой стоянке.

Леслав сидел за обедом квелый, едва не ронял ложку. Зато Ратан лучился радостью, как весеннее солнышко теплом. Ученик значит очень много для любого носителя Дара, будь то Дар воина или Дар мага, лишь правителям легче, у них нет учеников, только подданные. Пусть даже Леслав никогда не станет полноценным воином, все же Ратану теперь будет немножко легче нести свое Благословение.