Биос

Пролог

Регулятор располагался в плече девушки, в глубине плоти — белёсое яйцо в плотном окружении капилляров.

Анна Чопра удалила его аккуратными движениями гемостатического скальпеля. Её небольшие руки, руки опытного врача, порывались задрожать. Усилием воли она заставляла их держаться ровно.

Она сознавала, что совершает акт саботажа, выполняет хирургическое вмешательство без согласия пациента; что ещё хуже, вмешательству подвергается инструмент Трестов. В любом случае, налицо нарушение закона — даже если клятва Гиппократа, быть может, и не нарушена.

Анна была наедине с девушкой — под наркозом и напичканной успокоительными. Отчасти искушение в этом и заключалось. В любой операционной на Земле хирурга окружали бы коллеги и студенты, на Земле тебя всегда кто-то окружает. Здесь же, по крайней мере, в данный момент, вокруг были только немые машины и хирургические инструменты, свисающие на пружинах в условиях почти полной невесомости. Никакой аудитории, а потому — никаких свидетелей: Анна заслуживала доверия, по крайней мере так считали Тресты.

Тимостат вживили в руку девушки годы назад. До сих пор он выполнял свои задачи безукоризненно, не проявляя никаких намёков на возможный отказ. «Термостат души», как в своё время называл обыкновенный биорегулятор профессор Анны из Калькутты. В сущности, это искусственная железа, отслеживающая состав крови и поддерживающая концентрации синтезируемых ею нейротрансмиттеров и ингибиторов — выравнивая настроение, поддерживая бдительность, подавляя усталость. У Анны Чопра тоже был такой, как и у большинства технических работников и менеджеров с Земли.

Но эта девушка, Зоя Фишер — вообще-то, скорее молодая женщина, хотя с высоты прожитых Анной семидесяти лет она казалась младенцем — она была иной. Зоя Фишер была детищем одного из подразделений Трестов — «Устройства и Персонал», её взрастили и подготовили к работе на далёкой планете Исис. По сути, она была человеком-машиной. Её биорегуляция была впечатляюще тщательной; Анна не сомневалась, что каждый скверный сон или краткие моменты экстаза отслеживались, вычислялись и сглаживались этим небольшим, но сложным устройством, тимостатом, ещё до того как она научилась говорить.

У биорегулятора были усики, выходящие в плечевую и локтевые коллатеральные артерии. Анна Чопра обрезала эти соединения чисто и профессионально, проследив, чтобы оставшиеся части, самосшиваясь, слились с пульсирующими стенками артерий. Сам тимостат размером с яйцо малиновки, раздутый от крови, Анна толкнула в приёмник для биологических отходов. Отдельные алые капельки уплывали к булькающей вытяжке.

К чему же этот маленький акт саботажа, и почему сейчас? Может, потому что целая жизнь послушания заставила Анну Чопра почувствовать себя уставшей и бесполезной. Может, потому что эта девушка напомнила Анне её сестёр: троих из них из-за семейных финансовых неурядиц продали в государственный публичный дом в Мадрасе.

По всеобщему мнению, обитатели публичных домов счастливы — они много тренируются и обстоятельно биорегулируются.

Вероятно, юная Зоя Фишер никогда не приближалась к борделю. Но она — точно такой же раб, и её тимостат с тем же успехом мог быть железным сапогом или стальным ошейником. С тех пор, как Анна Чопра покинула Землю, она познакомилась со многими техническими специалистами из Койперовской Республики; никто из них не носил в себе никаких регуляторов, и Анна научилась завидовать их спонтанности, богатству настроений, чувствительности. Она и сама могла бы стать такой, будь у неё возможность. Будь у неё новая жизнь.

Пусть Тресты узнают, каково это — когда одна из их марионеток вдруг проснётся без ниточек.

О, вероятнее всего, пропажу регулятора обнаружат и установят новый. Но может, и нет. Зоя Фишер направляется на Исис — самый дальний аванпост человечества, гораздо дальше самых изолированных общин Койперовской Республики. Туда, где власть Трестов ограничена.

Анна Чопра закрыла надрез и запечатала его гелем с большим количеством регенеративных нанобактеров. Покончив с актом саботажа — и сразу же чувствуя вину за свой поступок — Анна приступила к настоящей цели операции: вращала бессознательное тело девушки в хирургических креплениях, делала надрезы в брюшных мышцах для замены выработавшего ресурс кровяного фильтра. Зоя была под завязку набита новыми технологиями, главным образом усилителями иммунной системы; таких Анне видеть не доводилось. Кровянистые светлые биомодули, словно яйца насекомых на источающем сок молочае, гроздьями облепили брюшную аорту. Эти таинственные устройства Анна проигнорировала. Она заменила дефективный почечный фильтр и закрыла надрезы в мышечной ткани очередной порцией геля.

И — на этом всё. Анна поставила анестистату, массивному чёрному роботу, задачу вернуть Зою в состояние нормального сна и поддерживать общий фон болеутоляющих. А затем стянула с себя перчатки и отступила от хирургических креплений.

Вот теперь её руки затряслись по-настоящему. Семьдесят лет — возраст Анны — это лишь половина от жизненного срока, отпущенного топ-менеджерам или членам Семей. Но она — простой технический специалист третьего уровня, и её теломеры стремительно укорачиваются. Согласно карьерному плану, до конца декады Анне суждено оказаться в гериатрическом хосписе на Земле; там она сможет позволить рукам трястись сколько им заблагорассудится, в ожидании конца своих дней от дегенеративной болезни или своей квоты на эвтаназию — в ожидании конца своей функциональной, идеальной жизни как добропорядочного гражданина Трестов и служителя Семей.

Если не считать редкого акта неповиновения.

По чистому рефлексу Анна обернулась, чтобы посмотреть через плечо. Разумеется, рядом не было никого, кто мог бы стать свидетелем её преступления. Сейчас этот небольшой кометный объект, называемый Феникс, практически обезлюдел. Весь персонал, помимо занятого в подготовке к запуску корабля Хиггса, его покинул. Вещественные улики тоже проблем не представляют: в скором времени от Феникса не останется ничего, кроме рассеянных радиоактивных частиц и излучения Черенкова.

Пепел и зола. Эта мысль каким-то образом навевала спокойствие. Часто-часто бьющееся сердце Анны забилось реже. Всё, что останется, сказала себе Анна, так это зола и пепел, искры и пыль.

Название «Феникс» для этого планетезималя придумали койперовские технические специалисты. Даже столь малый объект, настаивали они, до своего исчезновения должен иметь какое-то имя.

Феникс вращался вокруг Солнца гораздо дальше орбиты Нептуна и выше плоскости эклиптики — на задворках Солнечной системы. Уже через считанные часы ему предстояло сгинуть в наиболее драматичном из всех возможных вариантов гибели. И когда Феникс исчезнет из Солнечной системы, с ним исчезнет и Зоя Фишер.

Техники, готовящие Зою к запуску, казалось, благоговеют перед нею, хотя свои действия они отрепетировали бесчисленное множество раз. Или, по меньшей мере, благоговеют перед силами, в распоряжении которых она вскоре окажется. Дай им волю, подумала девушка, и они испишут её тело своими именами, как боевые лётчики двадцатого столетия, ставившие автографы на ракетах.

Но Зоя была не ракетой, она была просто грузом. Пяти с половиной футов роста, сто тридцать фунтов груза. Ничем не отличающиеся от ещё троих человеческих существ, нескольких сот клонированных мышей, эмбрионов свиней и различных припасов, также направляемых на Исис. Вскоре все они будут загружены в катакомбы внутри сферы Хиггса, погребённой в ледяном ядре Феникса.

Контролёр по подготовке к запуску — один из тех землян с вытянутыми лицами, которые обслуживали межзвёздные корабли и их грузы, но сами и помыслить не смели о том, чтобы однажды на одном из них прокатиться — приблизился к Зое, когда та сидела, наполовину утопленная в защитную оболочку. Его губы были недовольно поджаты.

— Гражданка Фишер, вам звонок.

Звонок, в разгар предстартовой подготовки? Зоя решила, что это наверняка кто-то, обладающий огромным влиянием, кто-то из верхушки Трестов или, по меньшей мере, — смеет ли она надеяться? — из подразделения «Устройства и Персонал». Нижняя половина её тела уже покоилась в массивной платформе — стальном футляре, слишком массивном, чтобы при сколько-нибудь значимом вращении сдвинуть её с места без мощных гидравлических подъёмников. Зоя чувствовала себя странствующим рыцарем, которого вот-вот водрузят на лошадь. Такой же беспомощной.

— Кто это?

— Ваш человек из УиП, с объекта на Деймосе.

Тео. Ну, разумеется! Зоя счастливо улыбнулась.

— Пожалуйста, разверните передо мной монитор.

Мужчина состроил кислую мину, но экран принёс. В помещении для переодевания было тесно; впрочем, тесно было и во всех остальных помещениях в этой части кометы. Существенная часть грунта Феникса была извлечена для того, чтобы установить там термоядерную стартовую установку и полезную нагрузку; при этом богатые водой отвалы сбрасывались по векторам в области сбора неподалёку от Солнца. Эти помещения, в которых поддерживалось атмосферное давление, в сущности, были времянкой: зачем тратить усилия на объекты, которым суждено испариться? Комната, в которой сейчас находилась Зоя, была точно такой же строгой и аскетичной, какой её оставили тьюринговские сборщики; медицинские и технические приспособления были хаотично закреплены на ровных белых стенах.

Ну, хотя бы её руки оставались свободными. Зоя коснулась пальцем области идентификации на мониторе.

Тут же на нём возник Аврион Теофилус. Тео был старым человеком, твёрдо шагнувшим в первый десяток второй сотни лет жизни. Его шевелюра была седой, но плотной, кожа бледной, но эластичной. Он поприветствовал её на высоком английском, отчего техники, уроженцы пояса Койпера, обменялись смущёнными взглядами.

Тео извинился за то, что помешал.

— Не то, чтобы ты в ней нуждалась, но я хотел пожелать тебе удачи. Времени мало, я знаю.

Слишком мало. Или недостаточно мало. Зоя не могла определить странную пустоту, которая возникла у неё внутри.

— Спасибо.

Ей хотелось, чтобы он был здесь, чтобы мог лично сказать ей «до свидания». Зоя скучала по наставнику, с которым рассталась больше года назад в солнечном саду на Деймосе. Тео не мог прибыть на Феникс, потому что с собой он неминуемо принёс бы свою кишечную флору. Феникс был чист — на текущий момент это было наиболее чистым из населённых мест в Солнечной системе; собственные бактерии и прочие биологические наездники Зои систематически уничтожались, при необходимости заменяясь стерильными нанобактерами. Для работы на Фениксе даже техникам из свободных от болезней колоний Койпера приходилось проходить обработку.

— Выше нос, малышка, — сказал Тео. — Похоже, там у вас тесновато.

В комнате и правда было тесновато — от техников, набившихся словно скот в загоне. И все они нетерпеливо ждали, когда Зоя закончит разговор.

— Они обращаются со мной так, словно я радиоактивна, — прошептала девушка.

— Ты — нет. Но они такими станут, если не эвакуируются по графику. Не сомневаюсь, это заставляет их нервничать. Мы должны дать им продолжить заниматься своим делом.

— Я рада, что ты позвонил.

Было здорово ещё раз его увидеть, это лицо Высокого Семейства — такое спокойное и гордое. Аврион Теофилус был единственным человеком, которому Зоя доверяла полностью и безраздельно, и самой трудной частью её миссии — до сих пор — оказалась для неё разлука с Тео. Ну, не парадокс ли это? Её растили и регулировали с тем, чтобы она справлялась с одиночеством. Но Тео был иным, не таким как обычные люди. Это был… ну, это был Тео.

Он был самой близкой заменой отца, которую она когда-либо знала.

— Безопасного тебе полёта, Зоя, — сказал Тео и помедлил, словно в нерешительности. — Ты знаешь, я тебе завидую.

— Мне бы хотелось, чтобы ты мог отправиться со мною.

— Когда-нибудь. Если повезёт, довольно скоро.

Слова прозвучали загадочно, но Зоя не стала спрашивать, что он имеет в виду. Тео всегда хотел увидеть Исис. И, в каком-то смысле, он отправляется туда вместе с Зоей. В межзвёздный перелёт много багажа не взять, говаривал Тео. Но воспоминания ничего не весят, а её память о Тео запрятана глубоко. Зоя хотела ему это сказать, но слова застряли в горле.

Тео ободряюще ей улыбнулся и исчез — вот так, внезапно. Техник тут же унёс монитор прочь.

Теперь время понеслось гораздо быстрее. Кольцо держателя от платформы со щелчком сомкнулось вокруг её шеи, блокируя голову. Здесь будет некомфортно, хотя данную процедуру Зоя репетировала не раз и не два; ей предстоит вытерпеть паралитическую скованность и абсолютную тишину — по крайней мере, в ожидании активации медицинской системы. Потом её скафандр начнёт подавать в тело молекулы снотворных и транквилизаторов. Я буду спать в стальной коробке, подумала Зоя.

Она ждала, когда на неё наденут массивный шлем, тёмный и закрывающий всё вокруг. Сердце молотом билось в груди.

Последний технический персонал, в том числе Анна Чопра, покинул Феникс в небольшой армаде химических ракет.

Анна не забыла о своём маленьком акте протеста, сколь бы ей этого ни хотелось. Разумеется, её поступок был глупым; это был просто жест, прихоть без какой-либо пользы, и — по всей вероятности — безо всяких последствий. Анну так и подмывало признаться и покончить со всем этим: уж лучше преждевременная эвтаназия, чем ещё десять лет в гериатрической клинике.

Впрочем… ей доставлял глубокое и очень личное удовлетворение тот факт, что она в своём возрасте наконец-то имеет секрет, который стоит хранить.

Оказала ли она услугу этой девушке? В тот момент, когда Анна орудовала скальпелем, ей казалось, что да. Сейчас она в этом сомневалась. Когда Зоя Фишер очнётся без своей нейрохимической сетки безопасности, перемены не будут явными. Пройдут недели, а то и месяцы, пока её нейронные рецепторы ощутят и отреагируют на отсутствие тимостата. Симптомы будут накапливаться понемногу — быть может, достаточно постепенно для того, чтобы Зоя сумела приспособиться к нерегулируемой жизни. Может быть, она даже сумеет научиться нравиться себе такой. Но, рано или поздно, Тресты всё равно обо всём узнают. Девушке поставят другой тимостат, и новая сущность Зои — какую бы она в себе ни раскрыла — уйдёт в небытие. И на этом — всё.

Тем не менее… Всему, что родилось, суждено умереть — быть может, за исключением Трестов. И если жизнь хоть что-нибудь значит, тогда даже краткая жизнь лучше, чем никакая. В глубине души Анне нравилась мысль о том, что Зоя Фишер, порождённое «Устройствами и Персоналом» дитя из пробирки, хоть на день сумеет вырваться из железной хватки Трестов.

Сделай что-нибудь, Зоя, подумала Анна. Что-нибудь яркое, глупое или великое. Плачь, влюбляйся, пиши поэзию. Взгляни на свой новый мир широко распахнутыми глазами.

Анна вывела на экран своей каюты вид на Феникс, превратившийся в слабую искорку света в бездонном колодце пустого пространства. Она решила, что хочет увидеть момент запуска — яркий распустившийся цветок термоядерного события, блистательную зарю с последующим увяданием.

Обездвиженная и введённая в состояние комы, Зоя стала лишь ещё одним инертным объектом для того, чтобы роботы перенесли его в самое ядро пусковой установки и закрепили внутри сферы с полезной нагрузкой. Эту сферу, в свою очередь, поддерживали колоссальные пилоны, выступающие из массива камня и льда. Линзы из экзотической материи окружали сферу гигантскими кристаллами-восьмигранниками. Линзам, как и остальной части Феникса, тоже предстояло разрушиться — но только через фемтосекунды после того, как они выполнят своё предназначение.

Тело кометы приспособили под термоядерный синтез индуцированным полем. Ни Зоя, ни грузовые роботы не имели понятия об обратном отсчёте, идущем в массивах сверхохлаждённых процессоров. Детонации предстояло запуститься процессорами самой капсулы с полезной нагрузкой, как только нужные критерии будут соблюдены.

В текущем земном году это был уже третий межзвёздный запуск, причём стоимость каждого из них была сопоставимой со стоимостью создания нового поселения в поясе Койпера или марсианской фермы по производству воздуха. На этот проект уходила измеримая часть валового продукта всей Солнечной системы. Впервые со времён «Аполлонов» и «Союзов» изучение пространства стало столь неимоверно трудным по организации и затратам.

Точка невозврата пройдена. Микропереключатели, месяцами стоявшие в одном и том же положении, выстроились в нужном порядке.

Зоя спала. Если ей что-то и снилось, так только движение, отход столь же медленный, как откалывание айсберга от ледника.

Свет в её снах был пронзительно ярок.