…Я вошел в комнату, где меня ждал Тайгер. Закрыл дверь. Прошел к столу и положил на него камень, подобранный у дома Амины.
— Сувенир. Из Александрии.
Охотник окинул его внимательным взглядом.
— Песчаник, если не ошибаюсь. Обычно в качестве сувениров везут статуэтки сфинкса или пирамид.
— А ты отсеки взглядом все лишнее.
Тайгер усмехнулся, взял камень и убрал в ящик стола. Становясь серьезным, спросил:
— Ты опять нырял сквозь Глубины?
— Это был единственный способ добраться до Сотеров.
Мой рассказ он выслушал молча, сосредоточенно, не задавая лишних вопросов. В процессе повествования я взял лист бумаги, лежащий в стопке других таких же листов, карандаш и принялся чертить схему. Нечто вроде краткой карты снов. Амина в центре. И быстрые портреты тех, кого я обнаружил, пока был в агломерации и когда проник в подсознание дочери Лонгина.
— «Ворон». «Вожатый». «Длинный»… — читал Тайгер имена, которые я давал дэймосам. — «Слепой». «Хирург». Оригинально… как всегда. Слепого узнаю. И Вожатого тоже. Оба известные люди. Родовые имена другие, конечно.
Длинная цепь, вернее сеть, широко раскинутая по пустыне и тянущаяся в Полис. Тайгер отодвинул листок.
— Ты проделал большую работу, но я не полезу в Александрию.
В ответ на мой недоумевающий взгляд, охотник спросил:
— Знаешь, что такое фаланга?
— Фаланг — брат Арахны, боевое построение или…?
— Паук, — ответил он, — вернее паукообразное. Второе название сольпуга: «убегающий от солнца». Здоровый, хищный, носится со скоростью шестнадцать километров в час. Кидается на все живое и громко пищит, когда нападает. Когда я увидел его впервые, испытал незабываемые ощущения.
Я улыбнулся невольно, слушая его.
— Александрия сейчас наполнена фалангами, которые мечутся по пустыне и хватают все, что напоминает добычу.
— Их можно прихлопнуть, пока они сидят днем в своих норах.
— Нет, Аметил. Не в этот раз. Мы потеряли слишком многих в Бэйцзине. Я рассказывал тебе.
— Да. Помню.
Поэтому Бэйцзин все еще держится.
— Мне жаль, — произнес вдруг Тайгер, но его сожаление не имело ничего общего с невозможностью помочь Александрии. — Если бы я нашел тебя в твоей юности, тебе было бы легче. Я не хотел бы причинять тебе боль, если бы можно было избежать этого.
— Знаю. — Ответил я. — Я это понял.…я сам пришел к тебе. И обнаружил в себе редкие таланты с твоей помощью… Тайгер, можно вопрос?
— Спрашивай.
— Как ты перековываешь неинициированных дэймосов. Тех, кто еще не знает, кто он на самом деле.
Охотник помедлил, я подумал, что он не ответит, однако он сказал:
— Я обращаюсь к архетипам…
Я оборвал воспоминание.
Мы сидели по разные стороны стола в рабочем кабинете. Феликс не выглядел привычно невозмутимым.
— Рассказать тебе раньше о моих планах — было бессмысленно, — произнес он, глядя на книгу танатосов, лежащую перед ним. — Я должен был изучить врага. Ты бы предложил мне помощь, но только мешал бы мне. Как тебе стала мешать Хэл. От тебя нужно было избавиться, но так не говорят верному союзнику. Поэтому пришлось дипломатично отодвинуть тебя от моих дел. Как бы там ни было, сколько бы лет ни прошло, ты для меня подмастерье, мальчишка-ученик, которого я так ничему и не научил за эти годы.
Это было правдой. Ничему танатос не мог научить искусителя. И я действительно только мешал бы ему в его поисках.
— Мне кажется или ты беспокоишься?
— А у меня есть для этого причины? — осведомился он.
Книга все еще лежала под рукой Феликса и он не спешил расставаться с ней.
— Хэлене лучше оставаться спящей. Безопаснее. Идет война. А женщинам не место на войне… Ее роль в этой игре — не выжить. Ее роль в твоей жизни: быть принесенной в жертву. Ты понимаешь это? Роль молодого дэймоса для более опытного и сильного.
— Мне кажется или ты извиняешься? — перефразировал я свой вопрос.
— В этот раз все по-другому, — наконец произнес мой учитель и это прозвучало как просьба быть осторожным.
— Каждый раз по-своему непредсказуем. — Я забрал «учебник».
— Я буду рядом, Аметист. Если что-то пойдет не так, я уведу тебя в Глубины.
Так уже бывало в прошлом.
Я лежал на диване в нашем рабочем кабинете. В одной руке книга, в другой — пуговица.
Феликс сидел за столом, перебирая бумаги. Как будто пытался найти в картах Нестора нечто такое, что могло помочь нам… мне. Но не находил.
Я подумал про Бездну. То место, по краю которого вечно ходил учитель и куда он погружался ради новых знаний. Абиссальная зона пространства сновидений. Темная, мрачная, беспросветная. Наполненная тенями, безусловным ужасом и древними хтоническими существами Хаоса — как олицетворение этого ужаса. Теми, кто не поддается никакому контролю и не имеет ничего общего с разумными божествами, обитателями Глубин. Вполне возможно когда-нибудь появится дэймос, которому будет по силам поднять на поверхность одну из таких сущностей и даже договориться с ней.
Феникс брал меня в Бездну с собой.…Память милосердно старалась сгладить подробности. Но впечатление леденящего, сверхъестественного кошмара, словно льдом сковывающего тело и разум, осталось. Ощущение невозможности находиться в этом месте, как не может человек быть на дне океана — толща воды задушит, раздавит…
После того, что я испытал там, встреча с Фобетором, истинным или ложным, вряд ли должна испугать.
— Ты у меня в голове. Я помню, Феликс.
Он посмотрел на меня и улыбнулся. Прежняя улыбка промелькнула по его новому лицу.
Я закрыл глаза.
На миг показалось, будто учитель произнес что-то беззвучно.
— Вокруг… — прошептал я тихо и ощутил, как привычный мир сделав полный оборот, погас.
А меня потянуло дальше. Книга вела по своему пути. Возвращала в то место, откуда была похищена много столетий назад.
Помещение было огромным.
Если бы я не знал точно, куда стремлюсь, был бы потрясен увиденным. Колонны поднимались на необозримую высоту, под ними клубилась легкая бледная дымка. Она стекала вниз и застывала тонкими арками. Между них виднелись книги. Ряды книг. Невозможно сосчитать все тома, заполняющие эту библиотеку.
Я шел по каменному полу, отполированному до зеркального блеска, в нем отражались все те же дымные арки и книги… вполне возможно — именно этот перевернутый мир и был настоящим, а я двигался по иллюзорному.
Я остановился подле одного из стеллажей. На корешках одинаковых по формату томов не было названий: разной выглядела кожа, которой они обтянуты. Палитра цветов от желтовато-светлой, до темно-коричневой.
— Что ты ищешь здесь? — прозвучал у меня за спиной знакомый голос.
— Вот эту книгу, — я показал на старинный том среди других таких же древних фолиантов.
Не знаю почему, но он привлек мое внимание.
— Элегия искусителя.…Большая редкость.
— Элегии или искусители?
Я повернулся. Она стояла в шаге от меня. Такая же как прежде, какой я ее помнил. В белой одежде с золотым орнаментом, тяжелым узлом черных волос. В лице целительницы дэймосов была одновременно осторожность орикса и хищность гепарда.
Так уже было однажды. Только тогда я изучал статую в мире снов особняка Амины. Теперь полное собрание сочинений, принадлежащих Фобетору. И градус опасности повысился.
— Где ты взял книгу?
Амина задала самый главный вопрос, отбросив все ненужное типа «Как ты сюда попал?» «Кто тебе сказал?» или «Откуда ты узнал об этом месте?» Нам обоим известно, что проникнуть в библиотеку можно только через древний том. Один из древних томов.
— Позаимствовал у владельца.
— Как ты смог?
— У меня свои методы.
Ее настороженность перестала быть такой концентрированной, но еще не растворилась до конца.
— Кто владелец?
— Один морок по имени Мар. Вернее, его хозяин.
Амина на мгновение прикрыла глаза и по ее полным губам скользнула кривая усмешка. Она знала, кто такой Мар. Вполне возможно знала, что мир его снов погас. Также как мир снов его господина.
— Я думала, искусители слабее. Ты слабее.
Я промолчал, никак не комментируя это спорное заявление. Воздействие Амины отменило часть действия перековки, но не вернуло моего дэймоса до конца. Знала ли она об этом?..
— Чего ты хочешь?
— Видеть Фобетора.
Она приподняла черные красивые брови в легком удивлении.
— Он не является по приглашению. Великая честь получить хотя бы послание от него.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Изучали. Несколько долгих минут. В библиотеке царила абсолютная, глубокая тишина, казалось что мир снов застыл здесь навечно.
Потом Амина подошла к полке, коснувшись меня тяжелым шлейфом густых, пряных духов, взяла книгу и подала мне. Не скрывая нетерпеливого любопытства я открыл ее… Шокирующего откровения не снизошло на меня. Ни одного знакомого слова. Текст похож на следы птичьих лап. Нет даже картинок, по которым можно уловить хотя бы о чем здесь говорится. Амина рассмеялась, видя разочарование на моем лице.
— Я могу тебе почитать.
Знала бы она, что в том же положении оказался ее отец. Его заставили учить танатоса. Она соглашалась добровольно.
— За верное служение?
Я положил элегию на высокий круглый столик рядом со стеллажом. Амина оказалась стоящей еще ближе ко мне.
— Хорошо, что ты помнишь свое слово.
Никаких обещаний я ей не давал. Но это было не нужно. Работала все та же схема, от которой дэймосы не могли уйти. Слабый всегда готов служить сильному. Или обладающий редким даром желает продать его подороже.
Я протянул руку и коснулся лица Амины. Ее щека была горячей… а ладони ледяными.
И я ей, по-прежнему, нравился.
Мои пальцы коснулись ее шеи, спустились ниже к ключицам, я отвел в сторону вышитый золотыми нитями воротник, на коже под ним все еще виднелось несколько тонких, едва заметных царапин.
Она первая потянулась ко мне. Зрачки темно-карих глаз расширились до предела, утопив в своей черноте плывущий взгляд. Ее губы были раскаленными, прикосновение к моей груди вызвало воспоминание о той боли, которую Амина причиняла, исцеляя, но оно тут же исчезло.
Она пахла горячим песком и густой амброй. Грубая ткань одежды сползла с ее тела под моими руками, открывая беззащитное, гладкое тело. Соскользнула на пол и девушка перешагнула через нее, нетерпеливо прижимаясь ко мне.
Библиотеку наполнил тихий шорох. Страницы книг медленно парили и падали на пол, покрывали каменные плиты сухими опавшими листьями. Мелькали бэйцзинские иероглифы, черные росчерки клинописи, знаки похожие на брызги крови. Иллюзия стала казаться вещественно-абсолютной реальностью, когда я опустил Амину на обрывки бумаг. Они шелестели под нашими телами, под черными, распущенными волосами девушки, под ее рукой, переплетающей пальцы с моими пальцами.
А потом в какой-то миг весь мир перестал существовать. Для нас обоих оставалось лишь обжигающее удовольствие, до темноты, до гулкой пульсации крови в висках… и прерывистое дыхание Амины касалось моих губ жаром пустыни.
Потом мы долго лежали не шевелясь, лишь моя ладонь медленно скользила по ее гладкой, узкой спине.
Но любой, даже самый приятный сон заканчивается.
Амина медленно поднялась, потянула за собой свое белое длинное одеяние, небрежно накинула его и подошла к полкам. Повела по корешкам пальцем, на ощупь выискивая нужный том. Остановилась. Вытащила ничем не примечательную книгу. Раскрыла. Страницы были чистыми.
Посмотрела на меня, улыбнулась. В ее глазах все еще плескалось утомленное удовольствие.
— Нужно оставить послание. Тогда он может ответить. Или прислать видение.
— Напиши: «Мне известно про храм».
Не задавая вопросов, без сомнений, без удивления, она записала послание, теми же странными значками, что испещряли страницы книги, которую я уже видел.
Амина поставила том на прежнее место. И вновь подошла ко мне, опустилась рядом.
— Ожидание может быть долгим.
— Во сне нет времени.
…безвременье закончилось в тот миг, когда целительница дэймосов взяла книгу, которую обещала читать мне. Раскрыла ее на первой странице. И мне показалось, что реальность сна исказилась. Сквозь неведомые значки проступили бэйцзинские иероглифы, я увидел несколько иллюстраций, великолепно нарисованных изображений эротики и пыток. А потом на страницы брызнула алая кровь.
…Морок развеялся.
Мы сидели у стены. Волосы Амины свободно падали на ее спину и на мое плечо. Босая горячая узкая ступня девушки прижималась к моей ступне, бедро к моему бедру. Сквозь ткань брюк я чувствовал горячечный жар ее тела. Голос ламии звучал тихо, приглушенно. Она читала мне книгу искусителей. И разбирала написанное очень оригинально, не просто рассматривала символы, еще и водила пальцами по строчкам, словно часть слов была начертана невидимыми знаками на бумаге.
— «Когда человек внутренне, генетически…» — Амина прервалась и пояснила: — Здесь написано не генетически. Другое слово.…кровно…наследственно…Это сложно перевести на современный язык. Но смысл примерно такой.
Я кивнул в ответ, прося продолжать.
— «…наследственно готов испытывать благодарность и для него это правильное, приятное чувство, он воспринимает милосердие и добро как то, на что надо ответить тем же».
Амина с недоумением посмотрела на меня.
— Я не совсем понимаю…
— Ожидала описаний нереальных методов обольщения, способов доставить какое-то невероятное удовольствие, тактик раскрытия собственной сексуальности или особых слов, действующих на подсознание? — спросил я, улыбаясь.
— Примерно так, — ответила она.
Я снова кивнул в ответ на ее жаркий удивленный взгляд. И Амина продолжила читать:
— «Когда человек внутренне, наследственно способен испытать только зависть, злость, и для него чувство благодарности отвратительно и неприемлемо — он считает, что милосердие унижает его».
Ламия, хмурясь, перевернула страницу, вглядываясь в сложные символы.
А я чувствовал, что эти слова находят отклик во мне. Второй, глубокий смысл. И мой дэймос впитывал их жадно, без остатка, словно губка воду.
— «Мстительный человек как змея под камнем. Кто из вас считает, что змея под крыльцом вашего дома имеет право жить там? Имеет право кусать всех в этом доме, потому что она приползла сюда жить. Любой из вас убьет змею. То же, для всех, есть смысл сделать с мстительным человеком…»
Амина прикрыла книгу и снова посмотрела на обложку. Видимо хотела удостовериться, что действительно читает элегию искусителей, а не философский труд неведомого мыслителя. Я рассмеялся невольно, наблюдая за ней. Она улыбнулась мне в ответ и снова посмотрела на страницы, испещренные древними знаками.
— Ну вот это как будто понятнее, хотя тоже странно, — произнесла девушка с чуть большим воодушевлением. — «Когда он появился среди нас впервые, то спросил с величайшим удивлением: почему вы слушаете ее? Делаете то-то и то-то без сомнений и вопросов. И мы ответили: потому что она попросила. Нет ничего лучшего, чем выполнять ее просьбы… Не было вражды между нами, борьбы и лукавства… были мы едины и сильны безгранично…»
Девушка замолчала, потому что я опустил руку на ее колено.
— Подожди…
Она послушно ждала, а я, закрыв глаза, размышлял. Только что целительница дэймосов помогла мне осознать. То, что я ощущал интуитивно, но не осмыслил до конца. Феликс мог убить Хэл, но не сделал этого. Адриан, которому я сломал жизнь, идет за мной на риск, убеждает остальных не отправлять меня в логово врага. Клио, к которой я пришел в тот, самый первый, раз не вызвала Тайгера, чтобы сразу сунуть меня в клетку, как сделала бы с любым другим дэймосом. Герард стал считать меня другом и выгораживал перед Пятиглавом…
Опровергала ли эта книга то, что говорил мне Феликс, да и доказали многие другие дэймосы, с которыми я имел неудовольствие быть знаком? Месть — движущая сила любого темного сновидящего. У таких как я, у искусителей это…не совсем так? Есть что-то еще… то, что для Амины — бред.
В некоторых случаях нужно отказываться от мести? Будет больше толку, если отступиться от желания немедленной расплаты?
Я сам — отступал. Что-то во мне, в моем даре, позволяло мне уходить от жажды возмездия.
Другие дэймосы, зачастую, мстят не тому, кто их «задел», а срывают зло на том, кто попался под руку, до кого можно дотянуться. Раздувают это чувство в колоссальных масштабах. Наказание намного выше преступления. Разрушения больше нанесенного ущерба…
— Амина, когда я был в рассыпающемся мире снов твоего отца, я успел заметить образ: мужчина с очень запоминающимися глазами. Они походили на мишень.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — отозвалась девушка охотно. — Один из слуг отца захватил двоих людей из Полиса. Она, к сожалению, быстро погибла. А тот мужчина жил еще долго.
Ламия перехватила мой выразительный взгляд и рассмеялась приглушенно:
— Нет, это не то, что ты подумал.
Не знаю, правильно ли она оценила мои мысли…
— … пыток не было.…даже оглушать наркотиками ни к чему, — продолжила ламия, — если можно воздействовать через сон. Но ты сам знаешь.
— Зачем?
Амина закрыла книгу, опустила ее подле себя на пол. Откинула черные волосы за спину. Было видно, что ей не вполне комфортно от моих вопросов, но не отвечать она не может.
— Мы слабеем, — наконец призналась дочь Лонгина. — Темные сновидящие Александрии слабеют.…Мы совершили ошибку, Мэтт. Когда устроили эту войну с мастерами сна.…войну с Полисом. Я не должна говорить этого…
Девушка окинула безмолвную библиотеку тревожным взглядом.
— Кровь Полиса давала нам силы. Рождались дети с уникальным, сильнейшим даром. За последние сорок лет на нашей земле не появилось ни одного танатоса, талант ламий слабый, едва уловимый. Я не знаю, как это объяснить, но мы связаны с вами. С такими как ты. Омфис пытался восстановить утраченный баланс.
— Омфис? — повторил я незнакомое имя.
— Один из наших сильных логосов, — ответила Амина, не задумываясь. — Он мертв, к сожалению.
— Севр не был сновидящим.
— Это не важно. По теории Омфиса не имеет значения, есть у жителя Полиса дар, или нет. Рано или поздно он проявится у его детей.
— Проявился? — осведомился я скептически.
— Нет, — вздохнула Амина. — Но это была не единственная задача.…И один из его сыновей послужил своей цели.
Да, расстреливал жителей Полиса на улице.
Сумасшедшие селекционеры. Я подумал о Власисе, который также служил целям своих хозяев-дэймосов. Надо найти его… потом.
Мне припомнились слова Тайгера.…«Истинные сновидящие рождаются только на этой земле». Он имел в виду Полис.
Но говорил не о географии.
Он подразумевал наследственность.
Все сновидящие в мире были родом из Полиса.
Сейчас Амина сказала именно об этом.
…Были ли это дэймосы, которые бежали после войны с мастерами снов, или потомки тех, кто просто уехал, в любые, самые далекие, времена. Но все они, обязательно, имели хотя бы каплю крови жителей моей земли.
Мне, сейчас, несложно попробовать соотнести эту генетическую связь с архетипами. Гипнос — бог Полиса. Как и его сыновья. Элемент только нашей культуры. Его нет у других народов.
Соответственно, и возможности выходить в мир сновидений у них не было? Они ничего не знали об этих богах — значит, не имели и способностей? Которые мы развивали с древности: когда первыми сновидцами, столетия назад, стали жрецы храмов бога снов, Гипноса (оракулы тогда служили Аполлону…).
А если «чужаки» не могли обратиться к этому архетипу, то не могли и использовать…
Общее коллективное бессознательное у них есть, не быть его — не может. А вот архетипы — другие. Свои. Как и умения. И, возможно, у них нет… не было как раз «точки входа», которая открывалась для наших сновидящих. Тогда другие народы не могли путешествовать по миру сновидений так, как это делаем мы.
Но и в Полисе обычные люди, мои сограждане, живут, не имея возможности действовать согласно законам мира снов, он доступен только сновидящим…
Впрочем, они все равно действуют. Окружающие также влияют на нас, как и мы на них. Итогом становится то, что чем более счастливы и позитивны люди вокруг и чем стабильнее общество — тем меньше в нем рождается дэймосов. А чем более деструктивно, тем выше их число. Теория Хаоса в действии.
Так что разрушение коллективного разума можно устроить и не погружаясь в мир снов…
Достаточно ненависти, или безумия…
Мелькнула мысль, как я хотел бы знать, к каким архетипам народа своей матери имеет возможность обратиться Феликс. А еще… что если бы я остался в Александрии с учебником искусителей и ламией — надежной переводчицей, война закончилась бы, не начавшись.
Усмехнувшись, я остановил полет неуместной фантазии. И снова вернул внимание Амине.
Мои вопросы все более начинали напоминать допрос, но ламия не замечала этого.
— С кем контактировал морок Мар, кроме своего основного хозяина? Кому передавал сведения?
— В Полисе есть дэймос, который направляет остальных.
— Кто он?
Она пожала плечами.
— Знаю, что он очень молод. Внешне. Носит медальон с крыльями…
Медальон с крыльями… Я сам в свое время носил такой же, когда в юности подрабатывал курьером. Отличная работа для тех, кому необходим допуск к чужим вещам. Тайгеру будет нужна эта информация.
— Кто такой Акамант?
Снова тот же небрежно-равнодушный жест.
— Через него мне передавали пути к тем, кто нуждался в исцелении.
Ламия хотела сказать что-то еще, но запнулась, насторожилась.
В эту секунду послышался посторонний звук.
Тяжелые шаги.
Амина посмотрела на меня с ужасом, вскочила и тут же упала на колени, словно подрубленное дерево. Склонила голову. Она знала, кто приближается к нам. Я поднялся тоже, но остался стоять и смотрел на него.
Он замер в полутора метрах от меня. Высокий. Не уступающий в росте Герарду. Такой же мощный, излучающий силу и энергию. Лицо закрыто тканевой маской.
Он пришел не один. Четыре дэймоса его свиты неспешно, бесшумно перемещаясь по зеркальному полу, взяли нас в широкое кольцо.
Древний ужас не выглядел пугающим. Вполне возможно, долгие годы работы с Феликсом, и годы работы без него были подготовкой к встрече с этим дэймосом. Было интересно, как он не путается во временах, которые посещает? Они все реальность для него?
— Встань, дитя, — мягко произнес «причиняющий множество страданий», касаясь черноволосой головы девушки.
Сам он смотрел на меня. Я чувствовал изучающий взгляд. Любопытно, каким он видит мир сквозь ткань маски?
— Откуда ты?
— Из Полиса.
— Ты знаешь, кто я?
— Фобетор.
Этот ответ удовлетворил его.
— Я пришел к тебе с даром, — произнес я и замолчал.
Может быть темный оракул и был древним, но любопытство вневременное чувство. Одинаковое для всех. Прокруст продолжал смотреть на меня, и я чувствовал как он желает знать, чем я могу удивить его. Выдержав вполне театральную паузу, я продолжил:
— Из твоей библиотеки была похищена книга. Я возвращаю ее.
— Книга, — повторил он.
— Энхиридион танатосов.
— Откуда она у тебя?
Сам того не желая, он был вовлечен в эту игру вопросов и ответов, а внимание приковано ко мне. И я начал неспешный рассказ.
— Главный охотник Полиса принес мне трофей. Пройдя по нему, я нашел Лонгина Сотера — отца Амины.
Я взглядом указал на ламию, слушавшую меня с напряженным интересом.
— Он успел рассказать мне, что является логосом и верно служит Фобетору. Враг Лонгина, Альбинос, украл у него книгу, пленил и запер. Альбинос — и мой давний враг, так же как и его слуга, морок Мар. Через этого морока Альбинос пытался найти Амину, желая исцеления. Я убил их обоих. Я не мог привести к Амине убийцу ее отца. Сомневаюсь, что она желала бы исцелить его.
Из всего мною сказанного правдой было лишь то, что трофей действительно вел к Сотеру и Анахарсис мечтал исцелиться. Ну, и Тайгер в самом деле охотник.
Я посмотрел на ламию.
Ее темные глаза сверкали и в них отражалось абсолютное, безграничное восхищенное доверие. И благодарность…
Прокруст молчал. Я ждал решения Фобетора. Еще некоторое время он смотрел на меня, потом спросил.
— Как тебя зовут?
Его интересовало не мое имя. Ему нужно было знать, как называть мое тело сновидения.
— Аметист.
Оракул чуть повернул голову, окутанную тканью в сторону Амины.
— Он искуситель, — заговорила она быстро и взволнованно. — Он пришел ко мне, для того, чтобы я исцелила его. Он может быть полезен Логосам.
— Да. Он может быть полезен, — произнес Полипемон как мне показалось задумчиво.
И вдруг в тишине зала прозвучали три негромких хлопка, так равнодушно ударяют ладонью о ладонь зрители, чтобы выразить презрительное недоумение игре не слишком талантливых актеров. Актера.
Она появилась из пустоты. Зеленое платье обтекало стройную фигуру, золотые волосы спускались потоком до самого пола.
— Браво! — произнесла Мелисса, глядя на меня с такой лютой ненавистью, что та змея из книги искусителей, о которой мне только что читала Амина, сдохла бы от зависти. — Явление героя. Deus Ex.
Наверное, пришла пора паниковать, но у меня возникло лишь одно воспоминание: пчелы. Я видел их в нашем доме. Предостережение. Мелисса — медовая пчела…
— Он предатель! Марионетка Тайгера. Каждое его слово ложь! — заявила она с яростью.
Мне показалось я услышал усмешку темного оракула, наблюдавшего за нами.
— Тайгер объявил амнистию? — спросил я гурию, которая должна была сидеть в тюрьме. — Как ты проникла сюда?
Она зло улыбнулась, отдернула с запястья свой хризолитовый рукав. Там чернела татуировка — сложный символ:
— Чернила, которыми написаны большинство из этих книг.
Уже несколько мгновений я чувствовал, что не могу двигаться. Кто-то из дэймосов… воздействовал, лишив меня возможности перемещаться.
— Я обещаю, у тебя будет самая мучительная смерть, какую ты можешь представить, — прошептала Мелисса, приближая прекрасное лицо к моему лицу. — Клянусь Фобетором!…Я знаю, чего ты боишься.
— Это вряд ли, — ответил я, глядя в ее сузившиеся глаза.
— Потерять свое тело сновидения. Всегда хотелось увидеть, что будет, если начать резать его по кусочкам. Сколько оно просуществует без ног, рук? А если останется одна голова?
— Ты напоминаешь мне моего старого знакомца Альбиноса. Тебя тоже не заводят целые люди? Предпочитаешь разрезанных на куски?
Ее рука с острыми ногтями ударила меня по лицу. А затем я ощутил настоящую боль, гораздо более сильную чем мог ожидать. Казалось, что кто-то из дэймосов пропустил ток по моим нервам.
— Повелитель! — воскликнула Амина. — Он не опасен. Он нам не враг. Он говорил правду, я проверяла его, когда лечила…
— Ты глупа, — процедила Мелисса поворачиваясь к ламии. — Он уже оплел тебя. Но на меня его сила не действует.
— Не печалься, дитя. — Благодушно произнес Полипемон. — У Фобетора нет врагов. А он принесет пользу, как ты и говорила. Послужит великой цели. Станет ритуальным агирликом, который мы так долго ждали.
Он протянул руку и Мелисса, отпрянув от меня, подошла к нему, с благоговением глядя на закрытое лицо темного оракула.
Интересно, когда он поймал Герарда, говорил также высокопарно?
Полипемон-Прокруст, мертвый хватает живого, прошлое уничтожает настоящее и будущее.
Я не боялся. И боли больше не чувствовал. Попытался вырваться, повлиять на этот сон, однако тот был монолитно-непробиваемым. Я словно застыл в осколке стекла. Холодного, мертво-стабильного.
И вдруг ощутил как веет теплом. Первые искры большого зарева. Совсем близко… А потом увидел Феникса, окутанного пламенем.
Вскрик Мелиссы заглушил гул пожара. Я услышал шум воды, плеск волн, затем снова стало тихо.
Мой учитель шагнул вперед… и словно наткнулся на невидимую стену. В нее ударил поток огня, однако не смог пробить. И никто не сможет. Я понял это абсолютно отчетливо. Темный оракул перенес нас… меня, гурию, Амину, своих слуг-дэймосов во времени, поменял его пласты. Может на долю секунды. Но этого достаточно, чтобы я видел Феликса, он видел меня, но ничего не мог сделать.
Мы оба знали, что рано или поздно эта игра со смертью может закончиться. Однажды мне не повезет.
…Танатосы-слуги, безмолвные орудия убийства вели меня. А я смотрел, как горит библиотека.
Не только здесь в отдельном фрагменте пространства, я ощущал, что она испепеляется во всех пластах мира снов, это пламя множилось сотни тысяч раз. Все слои, до Бездны.
Последнее что я видел, обернувшись: мечущаяся на границе безвременья черная фигура, поражающая огнем все, что вокруг нее.
Сам воздух горел…
Летел пепел вспыхивающих книг, кружили обрывки исчезающих в небытие бесценных бумаг. Плавился пол, падали стеллажи, рушились колонны.
Никто никогда не сможет вернуться сюда.
Феникс уничтожил библиотеку дэймосов.…второй раз.
Теперь безвозвратно.
Отрываясь от этой картины, я перевел взгляд и наткнулся на искаженное бешенством, исступленное лицо Полипемона. Больше на нем не было маски.