Бич сновидений

Глава 15 ПРОРОЧЕСТВО АНДОНИСА

Когда люди повышают голос (я имею в виду, кричат на вас), чаще всего — они просто испытывают страх. Требовалось прожить жизнь, чтобы понять это.

Агрессивные высказывания, обвинения, ругань, прямые оскорбления — все это звучит лишь потому, что человека захватывает иррациональная паника.

И чем больше ненависть, чем сильнее градус жажды уничтожить: тем, значит, сильнее боятся.

Дальше, при понимании этого, можно делать разные вещи. Оценить причину страха (найти его объект). Понять, можешь ли ты ее устранить. Способен ли объяснить, чего человек боится. Ему объяснить в первую очередь. И себе.

Если страх иррационален — то его не стереть никакими поступками и убеждениями. С таким страхом должен бороться тот, кто его испытывает…

Мы принимаем решения.

…Я стоял перед окном, из которого была видна мастерская Нестора, и выкладывал на подоконник сухой белый мох: отличное средство, впитывающее конденсат. Тройных вакуумных стеклопакетов во времена учителя моего учителя еще не придумали, а я не собирался нарушать давние традиции…

Человек — очень пугливое существо.

Важно понимать, что ненависть усилит твой страх во много раз. Потому что проявление агрессии — вызовет агрессию в ответ. И тогда то, чего ты боишься, станет еще ближе и реальнее.

Тот, кто слаб, всегда боится того, кто сильнее. Потому что боится потерять свое.

Но, во-первых, нельзя показывать свои страхи — это твои слабости. Во-вторых… не лезь к сильному. Ничего у него не бери. А если берешь, то только с его согласия. И имей совесть отдавать долги.

(Вторая, тяжелая деревянная рама встала на свое место. Теперь осталось лишь законопатить щели…)

Иногда страх способен полностью разрушить человеческую жизнь.

Только он и ничто иное.

Вызвать ряд глупых поступков. Которые как раз и приведут к тому, чего человек боится больше всего.

Иногда люди делают свой самый большой страх — своей манией. Целью жизни.

Но, да. Я умею лечить страхи. Я даже специализируюсь на этом. Мне известно о страхе очень много.

И…

Первое, что надо сделать — запретить себе кричать.

А второе (мысленно) сказать:

НИКОГДА.

НИЧЕГО.

НЕ БОЙСЯ.

Зима началась рано. Слишком рано. Лед на реке встал. И белая неподвижная лента застыла между берегов.

Предаваясь размышлениям, я чистил засыпанный двор, отбрасывал тяжелые пласты снега с дорожек, нагребая высокую гору.

Герард ответил на звонок и даже согласился приехать в мое убежище. И я очень надеялся, что сумею подтолкнуть оракула к тому, чтобы принять нужное решение.

Решение, выгодное двум дэймосам.

Я убрал снеговую лопату в сарай и вернулся домой. Феликс мог возвратиться через час, через два, сутки или месяц. Нет смысла тратить время на ожидание. Мы действовали по давно отработанной схеме: я «готовлю почву», затем он появляется, чтобы нанести удар.

…Сначала до меня долетел приглушенный гул мотора, хлопнула калитка, проскрипел снег под тяжелыми шагами и Герард вошел в прихожую. Кот на его плечах был похож на черный косматый воротник, припорошенный снегом. Усы его топорщились, а глаза сверкали восторгом. В Центральном Полисе снегопады довольно редкое явление, так что Аякс испытывал всю гамму позитивных эмоций, положенных котам: нырнуть в сугроб, а потом погреться у огня.

Зверь, косматый сильнее обычного, стек с плеча оракула на пол, прошел мимо, боднув головой мое колено в знак дружеского расположения, и отправился к разожженному камину.

Герард привычно окинул все вокруг проницательным взглядом, делая какие-то свои умозаключения, снял куртку, прошел в комнату, сел к столу и посмотрел на меня ледяными серыми глазами.

Я опустился на стул напротив. Мелькнуло воспоминание обо всех сидевших за этим столом. Дэймосы уже трех поколений обсуждали за ним свои проблемы, искали решения и праздновали победы.

Минуту тишину комнаты нарушал лишь шелест огня в камине, потрескивание поленьев, потом я заговорил:

— Второй раз я пришел сдаваться с повинной. Знаю тебя много лет, и опять ситуация повернулась так, как мне не нравится. Но она такая, какая есть… Я опять преступник. И опять у тебя с тем, чтобы просить помощи.

На Герарда это признание не произвело особого впечатления. Или он подозревал о чем-то подобном или считал, что я преувеличиваю.

— В этот раз ты не пришел, вызвал к себе.

— В зависимости от того, как ты все воспримешь, дальше будут происходить события, связанные со всеми нами. Я не знаю, будет ли мир разрушен, если ты поступишь не так, как должен поступить. Но мы очень рассчитываем на твой здравый смысл и благоразумие.

— Кто это мы? — осведомился оракул. — Что значит преступник? И в чем твое преступление?

— Во-первых, я тебе врал.

— Об этом я мог догадываться и сам…

Определенно, мне всегда нравилась его выдержка.

— Тебе долго пояснять, в чем вранье, или рассказать основные новости?

— Давай поэтапно. Сначала основное. С остальным разберемся позже.

Я помолчал, взглянул на Аякса, разлегшегося у огня, и произнес:

— Феликс жив.

Герард смотрел на меня в упор, и я видел, что он мне не верит. В это известие невозможно было поверить.

— А я старец Нерей, — отозвался оракул, при этом его глаза оставались холодно-настороженными. — И мой спутник, — он кивнул на Аякса, развалившегося на полу подле камина, — Немейский лев.

— Он явился ко мне во сне. Потребовал встречи. И я на эту встречу отправился.

— Тебе было велено из дома не выходить, — напомнил Герард.

— А вот мы как раз переходим к вранью… Перековку можно отменить.

Оракул пошевелился, и стул скрипнул под его весом.

— Это ты на собственном опыте делаешь заключение? Или в теории предполагаешь?

— Давай пока вернемся к Феликсу. Он просит встречи с тобой. Он знает, что произошло в волне времени. И ему известно, кто напал на тебя.

— Уверен ли ты, что это Феликс?

Вопрос Герарда прозвучал для меня не слишком ожидаемо. Хотя, на самом деле, именно я должен был подумать об этом… раньше, чем он.

— События, которые сейчас происходят, заставляют сомневаться в любой вероятности. Как он выжил? Это невозможно.

В моей голове мелькнула быстрая смутная мысль, на уровне ощущения. Все могло бы быть прекрасной инсценировкой, сложной операцией. Вполне в духе умного, опасного врага: подослать ко мне кого-то, кто выдал себя за моего учителя, и заманить сюда оракула… если его уже пытались убить один раз, почему не попробовать снова? Но я тут же отбросил подозрение. В Бэйцзине со мной общался Феликс. Я был уверен.

— Значит, ты ездил встречаться с ним. И кто это? Как он объяснил свое воскрешение? Расскажи подробно и четко, потому что встречаться в очередной раз не пойми с кем я не намерен.

— Он сказал, на тебя напали в волне. Что произошло?

Герард не спешил отвечать, и я не торопил его. Но мое искреннее признание предполагало, что он также будет честен. Во всяком случае, так было прежде.

— Он не стал уточнять для меня информацию. И вы с Тайгером тоже скрыли… скрываете ее. Расскажи мне то, что знаешь ты, — предложил я. — Я расскажу все, что известно мне.

Аякс поднялся со своего теплого места, встряхнулся и запрыгнул на стол, задев оракула плечом, улегся между нами на столешнице. И Герард начал неспешно рассказывать:

— Я работал с одной девушкой, она андроид… биоробот… инженер-подводник. Человек, с которым она сотрудничала, погиб на глубине. Она пришла, чтобы узнать, что могло быть причиной его смерти. Волна времени показала мне много занимательного. А потом перенесла нас в прошлое. Я увидел гибель Фидия. И в… замкнутом отрезке пространства меня захватил дэймос, по имени Полипемон.…Прокруст. Помнишь такого?…Если бы не Аякс, я там бы и остался. Разделил участь оракула древности.

История в изложении Герарда оказалась краткой, но весьма информативной. Я пока не делал никаких заключений, кроме того что все произошедшее абсолютно невозможно, однако произошло. А еще — что не зря Аякс всегда рядом с ним.

Теперь была моя очередь:

— Как оказалось, Феликса я никогда не знал, и за последние пару недель мне стало известно столько, сколько не было за всю жизнь. Он рассказал многое из своего прошлого. Из прошлого этого дома. Он сказал, ты не поверишь ни одному моему слову про него и если тебе нужны доказательства — выйди в сон здесь.

Герард посмотрел на Аякса, Аякс посмотрел на Герарда. Их невербальная система общения позволяла обмениваться информацией на уровне взглядов и жестов. Оба сделали какие-то выводы, но не спешили сообщать их мне.

— Теперь давай вернемся к перековке, — сказал оракул.

— Перековка обратима. Я встречался с одной из Логосов. Она обладает возможностями, как она это называет, лечить покалеченных дэймосов.

Аякс уставился на меня сверкающими глазами, в которых горел настороженный огонь хищника, вышедшего на охоту. Оракул остался внешне невозмутим.

А я продолжил:

— Как понимаю, логосы уже какое-то время активно исправляют работу Тайгера и его корректировщиков. И я не знаю, сколько из перекованных дэймосов, возвращенных к социальной жизни, больше не на вашей стороне. Их ничто не сдерживает от стремительного отката к своей истинной природе. Тебе надо будет передать Тайгеру, что «заключенные» уже вырвались на свободу, либо это вот-вот произойдет.

Герард поднялся, подошел к камину, глядя на горящие поленья. Свет красного пламени, падающий на его лицо, делал оракула похожим на статую с фронтона Храма всех богов. Атлант, держащий на плечах весь мир, ноша которого становится тяжела для него.

— Моя перековка не была устранена полностью, потому что Феликс вмешался. И, наверное, только поэтому я с тобой разговариваю. Так как изначально у меня не было желания никому из вас, опять, раскрывать свою истинную суть.

Я замолчал, Герард тоже не говорил ни слова, за окном загудел ветер. Короткий день начал меркнуть.

— Я знаю, что оракулы находятся за пределами добра и зла. И только поэтому мы пришли к тебе. Ты сможешь понять то, чего не могут понять другие.

— Что-то еще? — спросил он, не глядя на меня.

— У дэймосов есть хранилище информации. Они называют его библиотекой Фобетора. Черпают оттуда знания и могущество. И считают, что у мастеров сна нет ничего подобного — и не будет.

Аякс на столе тихо фыркнул, то ли выражая свое кошачье недоверие, то ли привлекая внимание спутника. Герард кивнул собственным мыслям.

— И последнее, — продолжил я. — Не приложил ли бы ты усилия сделать так, чтобы я не встречался с Тайгером как можно дольше? Что-то не могу его видеть. Ты об этом не задумывался конечно, но вы для нас палачи. И я способен много рассказать тебе о связи палач и жертва, но быть свободным гораздо приятнее.

— Безусловно, — неопределенно отозвался оракул.

Феликс затеял серьезную игру, настолько серьезную, что поставил на кон свою жизнь. В прямом смысле. Планирует ли он рискнуть жизнью Герарда? Наверняка.

— Ладно, — сказал прорицатель. Обменявшись еще одним взглядом с котом, сел на диван. — Мне нужны доказательства.

— Я проведу тебя.

Аякс прыгнул со стола прямо мне на колени и улегся, тяжелый, горячий, слегка сжал когти на моей руке. Напоминал и предупреждал, что остается верным стражем оракула.

Мое тихое «вокруг», погрузило в сон всех троих.

…Для Герарда дом с этой стороны должен был выглядеть точно таким же, как в реальности. Также гудел ветер и шел снег, поскрипывала мебель, сделанная еще Нестором, потрескивали дрова в камине и гуляли сквозняки.

Оракул осматривался, кот молча водил носом, на свой лад изучая чужое убежище.

— Идем.

В кухне витал аромат поджаренного хлеба и ледяной колодезной воды. Еще пахло снегом. А когда я поднял крышку погреба — холодным камнем.

Аякс первым оказался у темной квадратной дыры и прыгнул вниз.

— Здесь невысоко, — прозвучал его низкий баритон из темноты.

И я снова машинально отметил, что спутник оракула умеет говорить в мире снов.

Я спустился следующим, затем к нам присоединился Герард. Потолок погреба для него был низковат, и ему приходилось стоять, слегка согнувшись.

— Что дальше? — спросил он, осматривая голые каменные стены и пол, засыпанный песком.

А дальше мне придется открыть одну из тайн своего убежища. Может не основную, но важную. Впрочем, сделав первый шаг, придется делать и остальные.

— Abyssus abyssuminvocate, — произнес я негромко.

Аякс насторожился, глядя во тьму подвала, которая перестала быть непроницаемой. Где-то вдалеке загорелось бледное пятно света. Оно приближалось, приближалось… и превратилось в светлячка, кот припал к земле, следя за насекомым и явно собираясь сбить его лапой. Но жук взлетел выше и исчез.

Я шагнул, было, в ту сторону, откуда он появился, но Герард придержал меня за плечо. Оракул стоял, больше не наклоняя голову — потолок ушел вверх — и смотрел куда-то в сторону.

— Волна, — произнес он кратко, и Аякс тут же взлетел ему на плечо, напружинил все тело, готовясь встретиться со стихией прорицателя.

И мне тоже предстояло ощутить на себе это неслабое удовольствие.

— Главное удержись на ногах, — дал мне ценное указание оракул.

— Уж постараюсь, — отозвался я сквозь зубы.

Меньше всего хотелось, чтобы меня уволокло куда-то сквозь эпохи прошедшие и еще не наступившие, и вышвырнуло на берега безвременья.

Послышался отдаленный рокот, повеяло реальным запахом водорослей и морской соли… Я успел подумать, что дом может смягчить удар этого цунами, но тут же понял: зря обольщаюсь. Волна рухнула, сметая ошметки реальности, потащила за собой. Сопротивляться ей не было никакой возможности. Я ощутил себя утлым суденышком на гребне девятого вала. Единственным якорем была рука Герарда, держащая меня.

Сколько это длилось, неизвестно. Но в какой-то миг я, почти задохнувшийся, придавленный весом воды, понял, что вновь могу нормально дышать. Как оракулы выдерживали удар стихии времени, да еще и были способны разглядеть в ней что-то, запомнить, по-прежнему оставалось загадкой.

— Что ты видел? — спросил я, вытирая мокрое лицо рукавом.

— Не видел, — сказал Герард. — Вижу. Сейчас.

Вокруг нас были камни. Колонны поднимались в серое осеннее небо, по которому бежали рваные облака. Темная терракота на сером… это было красивое сочетание.

Столбы держали высокую крышу портика, ее скаты напоминали острые изгибы крыльев, как у хищного и опасного сокола, на мгновение застывшего в небе…

Храм стоял на небольшом возвышении и в то же время выглядел идеально подходящим к местности. Темные камни, поросшие у основания красным лишайником, казались вырастающими из холодной земли, как стволы деревьев. Внизу, у подножия невысокого холма текла река. На другой стороне — черно-зеленая зубчатая полоса дремучего леса.

Аякс молнией слетел с плеч оракула и, приминая пожухшую траву, побежал мимо колонн. Принюхиваясь и перепрыгивая через резкие, глубокие тени. Я посмотрел на Герарда, ожидая объяснений. В конце-концов это была его волна. Выражение лица прорицателя мне совсем не понравилось. Он был… ошеломлен?

Не обращая на меня внимания, оракул поднялся по трем полустертым ступеням к колоннаде и принялся обследовать основания. Определенно, он знал, что ищет. Остановился. Коснулся ладонью, запрокинул голову, скользя взглядом по шершавому граниту.

Я подошел и увидел, на что он смотрит. В камне было выбито изображение серпа. Нет, вырезано, выплавлено. Словно кто-то неведомый прожег твердейший материал, чтобы оставить этот рисунок.

— И настанет конец времен… — порывом ветра долетел до меня приглушенный голос Герарда, лишенный интонаций.

Аякс вынырнул из-за колонны и устремил холодный взгляд на символ. Тот явно что-то значил для этих двоих.

Оракул обернулся. Он выглядел торжественно мрачным, и я понял: нужные доказательства, чем бы они ни были, получены. Можно возвращаться.

Мне хотелось еще побродить по окрестностям, спуститься к реке, войти в храм и посмотреть на того, кому посвящено это святилище, но я уже слышал отдаленный гул воды. Время, приоткрывшее одну из своих тайн, спешило поскорее смыть все наши догадки, домыслы, фантазии.

Мы вышли из сна одновременно. Аякс отправился на кухню и принялся там чем-то греметь. Герард сел, шумно выдохнул и, помолчав, сказал:

— Андонис умер.

— Твой учитель? Соболезную…

— Его убили, — продолжил оракул, не дослушав. — Во сне.

Какой смысл убивать прорицателя, который давно отошел от всех пророчеств и тихо доживал отпущенные ему годы в госпитале сновидящих? Я не произнес этого вслух, давая возможность Герарду сказать все, что тот собирался.

— Он очень хотел поговорить со мной. И не успел. А в его записях я нашел рисунок храма, отмеченного серпом. Храма, который мы видели только что. А серп это…

Он замолчал, но я продолжил:

— … символ Сатурна. Хроноса.

Дрова в камине прогорели, в комнате стало почти темно. Но мне казалось, что в этом полумраке лицо Герарда светится ярким провидческим огнем.

— Твой дом, Мэтт, стоит на древнем фундаменте храма Времени.

Это ничего не объясняло. А быть может, наоборот, объясняло все. Я узнал то место, куда нас принесла волна оракула. Я не мог его не узнать. В моей памяти, подобно рисунку серпа на колонне, был вырезан каждый камень здесь, каждое дерево, каждый изгиб реки… Даже запах за столько веков не изменился. Сырость воды, сухая трава, мох… Лиственницы еще не выросли. Они появятся позже, когда тяжелое основание величественного здания погрузится в землю…

— Андонис видел храм, который был здесь прежде. Его предсказание сбылось, — произнес Герард.

Я всегда знал, это место особенное. Три поколения сновидящих жили на древнем святилище. Оно защищало их, скрывало от врагов, давало возможность выхода в другие, самые защищенные сны. Теперь меня не удивляло, почему сюда отправили тех дэймосов. Логосы пытались проникнуть в наше убежище. Безуспешно. И лишь Хэл удалось.

По словам Герарда, дэймос с именем Полипемон, и прозвищем Прокруст, пытался убить его в волне времени. Умер Андонис, который увидел храм Хроноса. Все связано с временем… И Феликс должен знать, как именно.

— Я видел достаточно чтобы принять решение, — произнес Герард неожиданно и, похоже, мы с ним думали в одном направлении. — Я встречусь с ним.

Провожая оракула до калитки, я предупредил:

— Скорее всего, встреча произойдет во сне. Ему ни к чему появляться здесь.

Я не собирался посвящать никого в планы учителя. Пусть для всего Пятиглава в целом и для Герарда, в частности, Феликс остается далеким скитальцем.

Мой спутник кивнул. Его не интересовали такие мелочи, перед внутренним взором прорицателя рисовались картины совершенно других масштабов. Аякс сверкнул внимательными полуприкрытыми от ветра глазами — верный сателлит был на страже. Во сне и в реальности.

Машина Герарда уехала, а я продолжал смотреть сквозь падающий снег на реку, вновь чувствуя раздвоенность сознания между сном и явью. И когда из темноты, расчерченной белыми полосами пороши, выступил знакомый силуэт, я не удивился. Может быть он был здесь уже давно. А, может, появился только сейчас, это не имело значения.

— Он видел все?

— Да.

— Тогда идем. У нас много работы.