Безбашенные

Глава 4

После завершения генеральского банкета Берген вышел из штабного ангара в горячую ночь. Адъютант Катц, ожидавший в штабной машине, завел двигатель, чтобы отвезти его в офицерскую гостиницу. Несмотря на поздний час и тот факт, что на рассвете его дивизия выступала в поход, Берген не хотел отправляться в постель. Махнув рукой Катцу, он сказал, что вернется в гостиницу пешком. Хотя он свел потребление алкоголя до вежливого минимума, крепкий амасек Гэлбрайза вызвал легкое онемение пальцев, поэтому Берген решил прогуляться. Его живот был непривычно полным, а разум — беспокойным и затопленным противоречивыми мыслями. Он знал, что сон придет не скоро. Возможно, время, проведенное на открытом воздухе — пусть даже со зловонным запахом серы, — поможет ему немного расслабиться.

Берген бесцельно шагал вперед, выбирая участки земли с умеренным освещением и относительно ровной поверхностью. Через несколько минут он оказался в южном секторе базы. Джерард не впервые воевал в подобных регионах. Он ожидал, что к ночи температура понизится, как это часто бывало в пустынях на других планетах. Но слой облаков, постоянно накрывавший Голгофу, удерживал тепло в нижней части атмосферы. Для ослабления жары потребовалось бы немало времени. Берген расстегнул китель и пуговицы на вороте рубашки.

Завернув за угол недостроенного барака, он едва не столкнулся со взводом пехотинцев, направлявшимся к палаткам столовой. Солдаты остановились, отдавая ему честь. Цвет их беретов указывал на принадлежность взвода к дивизии Реннкампа. Не замедляя шага, Берген ответил им, быстро вскинув руку в приветствии. Он рассеянно заметил, что не узнал ни одного из бойцов. Хотя в этом не было ничего странного. На базе Хадрон размещалось около тридцати тысяч гвардейцев: две полные пехотные дивизии и его бронетанковая. Каждая дивизия насчитывала примерно по десять тысяч человек, не считая потерь при десантировании. А еще имелся гражданский персонал, принимавший участие в операции.

«Итого, по скромным подсчетам, тридцать тысяч бойцов», — подумал Берген. Собранные на плато в кольце высоких защитных стен, они казались огромной и неудержимой силой. Однако Джерард знал, что подобное впечатление обманчиво. Преодолевая трудности, возникшие при сканировании планеты с плотной облачностью, их инженеры выяснили, что Голгофа по-прежнему кишит врагами. Несколько зондов-сервиторов, которым удалось вернуться на базу, сообщили о том, что в более прохладных регионах к северу и югу — там, где позволяла пустыня, — располагаются огромные поселения. Возможно, теперь, заметив в небе огни посадочных ботов, легионы орков мчались через темные барханы к скалистому плато в надежде на свирепую и кровопролитную битву. «Паразиты, — подумал Берген. — Зеленокожие мрази стали чумой галактики».

Он подошел к основанию южной защитной стены и начал подниматься по зигзагообразной лестнице, которая вела к верхней площадке с зубчатым парапетом. В ближайшей башне располагался грузовой лифт. Однако Берген, страдая от избытка калорий после генеральского банкета, решил воспользоваться лестницей. Поднимаясь по ступеням и наслаждаясь равномерным ритмом поступи, он вновь подумал о голгофских орках.

За эти тридцать восемь лет беспечного покоя они распространились по всей планете, занимая имперские базы и собирая каждую часть брошенной бронетехники. Даже с учетом неисчислимой орды, которая покинула этот и ближайшие миры, примкнув к наступлению Траки на имперский космос, здесь обитали миллионы орков. Возможно, даже миллиарды. Кто мог сказать наверняка, сколько тварей расплодилось на Голгофе?

При такой численности орков Восемнадцатая группа армий «Экзолон» представляла собой ничтожного противника, и любой, кто говорил иначе, являлся либо психом, либо рупором пропаганды — либо тем и другим, как это часто бывало. Несмотря на высокопарную речь генерала о важности их миссии, Берген разделял плохие предчувствия своих солдат и считал, что лучше бы они примкнули к битве на Армагеддоне. То сражение было бы действительно достойным испытанием для его бронетанковой дивизии, потому что при потере Армагеддона над Святой Террой, священной колыбелью человечества, нависла бы прямая угроза нашествия — впервые с тех пор, как божественный Император прошел по сияющим звездам. Соответственно, Голгофа даже в темные времена не представляла большой опасности для сохранения Империума.

Когда Берген, тяжело дыша, добрался до верхнего уровня стены, его лоб покрылся потом, а мышцы ног налились свинцовой тяжестью от напряжения. Он повернулся и посмотрел вниз на базу Хадрон. Ее вид производил большое впечатление. Вся территория мерцала огнями, словно остров света в море абсолютной темноты. Джерард взглянул на небольшой аэродром, располагавшийся в северо-восточном секторе. Строительство ангаров близилось к завершению. Ожидалось прибытие истребителей «Вулкан», обещанных коммодором генералу. Чуть южнее плотными и ровными рядами, как солдаты на смотровом плацу, стояли десятки водозаборных башен и складских бараков. На восточной стороне, рядом с массивными армированными воротами, размещались ремонтные мастерские и большой моторный парк. Обе зоны освещались прожекторными мачтами. Сотни техников и инженеров в красных робах сновали среди танков и бронетранспортеров, проводя профилактические работы. Тут же суетились каптенармусы, одетые в форму ржавого цвета, — пожилые бойцы из эшелона поддержки, раздававшие боеприпасы и сухие пайки. Техническая служба работала, невзирая на время суток. До рассвета оставалось несколько часов. Большие гвардейские грузовики — надежные и верные «тридцатьшестерки» — направлялись к складам на загрузку амуниции, вооружения и бочек с горючим. Десятки механизированных «Часовых» поджали металлические ноги и присели группой, словно домашние птицы. Бригады обслуживания заливали в них масло и проводили проверку оружия.

Подобное зрелище грело душу Бергена. Каждый раз, когда он видел подготовку боевых колонн, его сердце замирало от восторга. Проходили минуты, а он стоял как вкопанный, наблюдая за сбором экспедиционных сил. Джерард ощущал радость от того, кем он был. С шести лет — с момента, когда мать сказала ему, что он был выбран для военной службы, — Имперская Гвардия стала для него единственно реальным смыслом жизни. Она сформировала его характер и определила ход судьбы.

Повернувшись к базе спиной, он подошел к парапету, за которым простиралась ночная тьма. Слева от него дремали пушки «Сотрясатель». Их духи машин отдыхали, ожидая зова к кровопролитным сражениям, в которых им не было равных. Большинство солдат из орудийных расчетов отсутствовали — артиллеристы, вероятно, спали в бараках или ужинали в столовой. В случае вражеской атаки они по звуку аварийной тревоги прибежали бы обратно к пушкам. Лишь несколько команд несли дежурство в карауле. Бойцы сидели у орудий, курили и играли в карты. Некоторые затачивали ножи или практиковались с товарищами в приемах ближнего боя. Дозорные прохаживались парами вдоль парапета. Они ежеминутно приподнимали к глазам магнокуляры ночного видения и осматривали подступы к плато. Впрочем, там, в пустыне, не на что было смотреть.

За спиной Бергена послышались шаги. Он обернулся и увидел маленького пухлого солдата, который нес в руках поднос с зеленым кувшином и чашками.

— Не желаете ли горячего кофеина, сэр? — нервозно предложил солдат.

Он с тревогой рассматривал золотые глифы и витые ленты на кителе генерал-майора.

— Ты уверен, что он горячий, сынок? — с улыбкой поинтересовался Берген.

Из открытого горлышка кувшина не поднимался пар. Солдат утвердительно кивнул:

— Наш сержант говорит, что это из-за атмосферного давления, сэр. На Голгофе не бывает пара. По крайней мере, при нормальных температурах. Сардж сказал, что, если я увижу пар, меня уложат в медицинский блок с ожогами. Я не совсем понимаю причину, но верю ему на слово. Мой сержант — бывалый солдат.

Берген снова улыбнулся и вежливо отказался от предложенной чашки. Джерард знал, что, выпив глоток кофеина, он вообще не уснет этой ночью.

— Твое имя и звание, сынок? — спросил он.

— Риттер, сэр. Два-один-пять-три-пять. Из Восемьдесят восьмого полка артиллерии Фероса.

— Это ваши пушки? — Берген указал через плечо большим пальцем.

Маленький боец гордо кивнул:

— Так точно! Наши, сэр. Красавицы, правда? Я надеюсь скоро войти в орудийный расчет. Сейчас я у них на побегушках.

— Неплохие пушки, между нами говоря, — заметил Берген, оглянувшись через плечо. — Отличные орудия. Ты должен гордиться, солдат, что твой полк участвует в нашей операции. О ней будут писать в книгах по истории.

— Я тоже так думаю, сэр. Мне нравится служить в артиллерии. Пока мои товарищи рядом, я не ломаю голову, в какой ад мы идем. Хотя воздух тут немного пованивает. И женщин тут нет, кроме сестер Медикае. А с ними только у офицеров имеются какие-то шансы. Даже с самыми несимпатичными. Ну, вы понимаете. Разве не так?

Берген рассмеялся.

— Я рад, что ты поделился со мной тяготами службы. Главное, ты знаешь, к чему стремиться, верно?

— Так точно, сэр.

— Тебе лучше вернуться к орудию. Готов поспорить, что твоим товарищам понадобится добрый глоток кофеина, чтобы не заснуть в карауле. Держи нос по ветру, боец.

— Буду стараться, сэр. Спасибо, сэр.

Риттер неуклюже помялся с подносом, пытаясь высвободить руку для салюта. Кувшин и кружки угрожающе зазвенели. Солдат торопливо повернулся и направился к своему орудийному расчету, к которому так яро хотел присоединиться.

Посмотрев ему вслед, Берген зашагал вдоль парапета в сторону офицерской гостиницы. По пути он быстро останавливал жестами отдыхавших бойцов, которые поднимались для приветствий и рапортов. Разговор с юным Риттером улучшил его настроение. Он высоко ценил беседы с рядовыми солдатами. Их честные ответы освежали его. В них отсутствовали скрытые мотивы, всегда управлявшие словами офицеров-карьеристов. Некоторые молодые гвардейцы буквально излучали оптимизм и блаженную наивность. Когда-то он и сам был таким одержимым романтиком. Наверное, здесь проявлялись социально-классовые отношения. До его вступления в кадетскую школу родители и близкие Джерарда — пусть святые пребудут с ними — без устали готовили мальчика к солдатской жизни. Сотни шрамов на его спине доказывали верность старой поговорки: «Нет ничего тверже характера кадийской бабушки».

Пока он шагал вдоль зубчатого парапета, его мысли вернулись к генералу де Виерсу. Настроение Бергена снова испортилось. Мохамар Антоний де Виерс. Тревожные предчувствия, как колокольчики, уже несколько месяцев звенели в голове Джерарда. Других толкований не было: после уничтожения Палмероса их генерал утратил чувство реальности.

Кампания на Палмеросе должна была увенчать их старика неувядаемой славой. Де Виерсу давно полагалось уйти в отставку, и, если бы ему удалось отбить орков и спасти часть мирной популяции планеты, он получил бы долгожданную медаль Почета и, возможно, имперское звание лорда. Это полностью удовлетворило бы его жажду славы. Но Газкулл Трака направил на Палмерос семнадцать гигантских астероидов. Он убил миллиарды имперских граждан и стер цивилизованный мир со звездных карт галактики. Де Виерс не получил той вечной славы, которую он ожидал. Наверное, старик думал, что жители планеты возведут в его честь огромные монументы. «Наверняка он мечтал об этом», — усмехнулся про себя Берген. Но без победы статуй не бывает.

Опозоренный генерал искал иные возможности и, на свою беду, был отправлен в эту безнадежную экспедицию. Другие генералы всеми силами и ловкими маневрами уклонялись от безумной миссии по возвращению танка Яррика. И тут появился «козел отпущения». Командование сектора пообещало де Виерсу, что он получит наконец заслуженное место в анналах истории. Они просто пожертвовали старым маразматиком, мрачно подумал Берген. Де Виерс был последней ветвью на своем фамильном древе. Но он хотел, чтобы память о нем сохранилась. Он с такой одержимостью пытался оставить после себя какое-то наследие, что подверг группу армий смертельному риску.

Спускаясь с защитной стены, Берген пошел медленнее. Его клонило в сон. Прогулка сделала свою работу. Усталость накрыла Джерарда, подобно тяжелому одеялу. Пока его ботинки звенели по металлическим ступеням одной из южных лестниц, он вспомнил совещание у генерала. Перед тем как отпустить командиров дивизий, де Виерс сказал ему:

— Каравассу вам придется брать штурмом. Можете не сомневаться, что каждый чертов аванпост, возведенный Ярриком в прошлую войну, будет наводнен паразитами. Клянусь Троном, у них было много времени, чтобы окопаться там. Остается надеяться, что сорок лет покоя сделали их мягкими и благодушными. Тем не менее я требую, чтобы вы выполнили мой приказ. Прежде чем двинуться дальше и заявить свое право на священную реликвию, мы должны обезопасить маршрут доставки дополнительных припасов.

— Вы по-прежнему считаете разумным ваше личное участие в экспедиции? — спросил Берген, зная, что спорить с генералом бесполезно.

Ему хотелось оставить де Виерса на базе. Переглянувшись с Реннкампом и Киллианом, он рассудительно добавил:

— Мне кажется, мы трое должны отговорить вас от этого. Зачем так рисковать?

— Я не изменю своего решения! — вскричал де Виерс.

Берген подумал, что сейчас начнется новое извержение старческого гнева. Но его не последовало. Генерал покачал головой и, понизив голос, сказал:

— Ценные вещи требуют рискованных действий. Если бы чертовы жуки в Муниторум сочли меня слишком ценным, чтобы рискнуть мною, они не послали бы меня сюда. Разве не так? Но сейчас это не важно, Джерард. Я молился о том, чтобы такая возможность оказалась на моем пути. Я заслужил эту миссию. Мне на роду написано вернуть «Гибельный клинок». И если кто-то из вас думает, что я собираюсь командовать из тыла, вы сильно ошибаетесь!

«Один из нас выжил из ума, — вспоминая беседу, подумал Берген. — И это точно не я».

Джерард спустился на скалистое плато и, прибавив шагу, увидел офицерскую гостиницу — низкое двухэтажное здание, которое он делил с полковниками Виннеманном, Мэрренбургом и Грейвсом. Там его ожидали прохладный душ и накрахмаленные простыни. Подумав об этих скромных, но приятных удобствах, он зашагал еще быстрее. Однако, несмотря на усталость, его мысли по-прежнему крутились, словно масло в маслобойке.

Он знал, что в ближайшие дни погибнет множество людей. Неожиданные потери при спуске на планету уже сократили их силы как минимум на пару тысяч человек. И худшее было впереди. Голгофа показала свои зубы. Десятки солдат угодили в медблок, а дивизии еще не спустились в пустыню. Некоторых бойцов свалила «взвесь» — частицы красной пыли, настолько мелкие, что они проникали в человеческое тело сквозь клеточные мембраны. Медики ничего не могли поделать. Они использовали антитоксические средства, вызывавшие рвоту и судороги. Но реальное решение предполагало незамедлительное бегство с этой чертовой планеты. Вторым источником болезней были клещи — покрытые хитином маленькие кровососущие существа с мощными трехсторонними челюстями. Казалось, они находились везде, даже внутри машин. Если человек пытался оторвать клеща от кожи в тот момент, когда тот кормился, жирное красное тельце насекомого расчленялось. Оторванная голова углублялась в плоть и, попав в кровоток, начинала выделять токсичный антикоагулянт. Неосторожный человек мог умереть от внутренних и внешних кровотечений. Лучше было не мешать питательному циклу клещей. Чтобы удалить такую тварь без осложнений, люди накрывали присосавшееся насекомое ватой, обильно смоченной в спирте или в крепком алкоголе. Данный способ страдал двумя недостатками. Во-первых, солдатам не нравилось расходовать ценную жидкость на удаление клещей. Во-вторых, использование спирта всегда грозило опасными инцидентами. Несколько злостных курильщиков уже поняли это на собственном опыте.

Кроме клещей и «взвеси» люди страдали от и других неприятностей. Возникали многочисленные трудности, связанные с атмосферным давлением; с аллергией на необычный, но пригодный для дыхания воздух; с гравитацией в 1,12 g. Бергену казалось, что Голгофа, встав на сторону врага, уже вела свою войну против Кадии. А ведь орки пока даже не заметили их вторжения.

Берген не был склонен впадать в уныние. Скорее, наоборот. Внешность Джерарда была настолько романтической и привлекательной, что, когда он учился на кадетских курсах, его порою приглашали на съемки коротких пропагандистских фильмов для вербовки добровольцев. Но когда Берген вошел в гостиничный номер и увидел Катца, спавшего в кресле за столом, он еще больше убедился в трех своих пессимистических предположениях.

Первое: что его командир все больше терял рассудок. Де Виерс утратил чувство объективной реальности. Его окружала аура отчаяния, и каждый, кто ощущал ее наличие, интуитивно знал, что Восемнадцатой группе армий грозила неминуемая беда.

Второе: что «Экзолону» не удастся найти легендарную «Крепость величия». Будь это священная реликвия или обычный танк, но орки правили на Голгофе тридцать восемь лет. За такое долгое время они ободрали ее до болтов и винтиков. И если хоть что-то осталось от нее, она уже будет неузнаваемой. Нет, «Крепость величия» служила чем-то вроде морковки, которую Адептус Механикус подвесили перед носом Муниторум. Берген мог поспорить, что марсиане вернулись сюда не ради поисков любимого танка Яррика. У них имелись иные причины.

Третье и последнее, что заботило Бергена больше всего и в чем он ни капли не сомневался: если сам Император не спустится с небес, чтобы предложить им свою божественную помощь, ни один человек в его дивизии не покинет живым эту планету. Таких слабых шансов у них никогда еще не было. Годы назад здесь, в Голгофской войне, погибли миллионы людей. И теперь такая же судьба ожидала солдат Бергена. Их кровь тоже впитается в этот красный песок.

Конечно, он будет сражаться до последнего дыхания. Он дал клятву Кадии. Берген был рожден для битв. И только так он мог смотреть на смерть своих людей в подобной авантюре. «Если потребуется, я переступлю через старика, — подумал Джерард. — Киллиан и Реннкамп поддержат меня. Вместе мы надавим на комиссара Мортена и…»

Мысль осталась незаконченной. Усталость навалилась на Бергена, словно приливная волна. Он рухнул на кровать и заснул за миг до того, как его голова коснулась подушки.

Где-то на базе, в километре к западу от гостиничного номера Бергена, три старших представителя Адептус Механикус вернулись в свои жилища. Их тут же окружила стайка детишек-рабов. Настоящие дети мгновенно погибли бы в таком необычном месте — едкие пары, туманившие воздух, растворили бы ткани их легких. Но это были ненастоящие дети. Когда-то, давным-давно, они родились живыми, затем хирургия превратила их в неподвластную времени смесь из плоти и металла. «Дети» стали похожими на техножрецов, которым они служили. Неразумные послушные подобия. Лишившись некоторых частей мозга, они не могли независимо мыслить. У них не было голосовых связок, а значит, и голоса. Их единственная функция заключалась в безграничном подчинении, и поэтому они пребывали вне греха, за пределами зла и страданий. По этой причине жрец, придумавший «детей», изготовил им бронзовые маски — лица с застывшими красивыми улыбками. Они выглядели как полуживые изваяния херувимов.

Собравшись вокруг своих владык, детишки сняли с них мантии, удалили периферийные устройства и вытащили разъемы от гнезд, вживленных в плоть. Затем они помогли техножрецам погрузиться в глубокие округлые контейнеры, наполненные густой мерцающей субстанцией молочного цвета, ее переменчивое сияние отражалось на металлическом потолке. Завершив работу, «херувимы» удалились в тенистые альковы, встроенные в стены. Там они деактивировались и стали похожими на кукол в поднятых на торцы гробах.

Не считая зала, освещенного мерцающими контейнерами, все остальные покои Механикус оставались погруженными во тьму. Воздух был насыщен неприятными запахами. Впрочем, для техножрецов это не имело значения. Их механические глаза могли видеть в любом диапазоне светового спектра. Запахи регистрировались как списки компонентов в их различных концентрациях. Здесь не было деления на «приятное» и «неприятное». Просто отмечалось наличие химических веществ.

Пройдя вброд к дальней стороне контейнера, техномаг Сеннесдиар погрузил свое бесформенное тело в густую жидкость. На поверхности осталась только голова. Адепты Ксефо и Армадрон последовали его примеру. Мерцающая субстанция забурлила пузырями, как горячий суп.

Первым нарушил молчание Армадрон. Его слова передавались в той форме механической речи, которую он использовал за столом генерала.

<Если де Виерс еще раз устроит такой прием, я попрошу вас официально освободить меня от него. Опыт был неприятным. Экстаз, демонстрируемый людьми при употреблении органических компонентов, вывел меня из равновесия>.

Техномаг ответил сжатым высокотональным скрежетом:

<Века назад вы питались так же, как они. Вас научили преодолевать эту слабость. Мы можем славить нашу технологию, но вы не должны забывать хронологию прошлого. Особенно свою. Люди нуждаются в нашем руководстве, а не в презрении. К сожалению, в отличие от нас, они не могут понять славы Омниссии>.

Армадрон промолчал. То был знак, что он задумался над словами начальника.

<Магос, в будущем я тоже хотел бы воздержаться от подобных банкетов>, — сказал Ксефо.

В конце фразы его жвалы громко щелкнули. Сеннесдиар покачал головой. Он считал это плохой привычкой.

<Я подсчитал вероятность в три кома семьдесят девять процентов>, — продолжил техноадепт, — <что органика, потребленная за генеральским столом, заставит одного и более гостей страдать паразитарными заболеваниями нижних отделов кишечника. Я не понял, почему вы не позволили мне предупредить гостей де Виерса. Ваши доводы показались мне трудными для осмысления. Вы хотите, чтобы у них в кишках завелись паразиты?>

<Конечно не хочу>, — ответил Сеннесдиар. — <Но риск инфекции приемлемо мал. Поверьте, адепт, генерал не поблагодарил бы вас за такую информацию. Как, впрочем, и его гости. На свете имеется множество фактов, которые люди стараются не замечать>.

Ксефо шевельнулся, послав медленную рябь на поверхности молочной субстанции.

<Предпочтение невежества? Какая обидная концепция>.

<Согласен>, — произнес Армадрон.

Сеннесдиар перевел жужжащие линзы с одного адепта на другого.

<Принятие личной обиды указывает на чрезмерно высокий уровень субъективности. Не забывайте, что ваше следующее техническое улучшение будет зависеть от моей характеристики, данной вам как исполнителям. Генерал-фабрикатор настаивает, что мы должны сохранять объективность во всех наших делах. Вы либо будете придерживаться этих принципов надлежащим образом, либо пройдете процедуру насильственной регулировки. Давайте лучше ограничимся оценкой высокопоставленных гостей генерала>.

<Конечно, магос>, — ответил Армадрон. — <Представитель Министорум, епископ Август, старался приглушить остаточный запах сексуальной активности>.

<Безуспешная попытка>, — добавил Ксефо. — <По моим подсчетам, епископ входил в интимную близость с другим человеком примерно за четыре часа до банкета. Его партнером наверняка был…>

<Специфика поступков этого священника понятна мне не хуже вас, Ксефо>, — прервал адепта Сеннесдиар. — <Но в данный момент она не относится к делу>.

<Он экклезиарх>, — возразил Ксефо. — <Человек Имперского символа веры. По законам церкви ему запрещается участвовать в таких сношениях. Может быть, нам нужно сообщить де Виерсу о его порочном поведении?>

<Нет, не в этот раз. Люди часто совершают запрещенные законом поступки. Епископ Август, как и вся его абсурдная организация, настроен против нас, и было бы полезно дать ему урок уважения. Однако в настоящее время его похотливые забавы не интересуют меня. Хотя мы, конечно, запротоколируем полученную информацию. Давайте продолжим. Что вы можете сказать о других?>

<Многие военные оказались предсказуемо несложными людьми>, — отметил Ксефо. — <Я считаю их типичными представителями кадийского офицерского корпуса. Их жизни посвящены Императору. Они жаждут славной смерти в бою и всеми силами добиваются уважения сослуживцев. Я не нахожу в этом ничего интересного. В данный момент никто из них не угрожает нашим планам>.

<Вы согласны, Армадрон?> — спросил техномаг. Адепт склонил гладкую голову, туго натянув сегментные кабели, которые соединяли упакованный в сталь мозг с различными информационными портами, размещенными на его обнаженных металлических позвонках.

<Мне думается, что заявление моего достопочтенного коллеги имеет несколько важных исключений. Например, непроизвольные гримасы генерал-майора Киллиана, замеченные мной во время банкета, позволяют предполагать, что он питает неприязнь к генералу де Виерсу. Тем не менее он вел себя достаточно осторожно и умело скрывал свое недовольство>.

<Я не зарегистрировал никаких гримас>, — возразил Ксефо.

<Я согласен с вашим выводом, Армадрон>, — произнес техномаг. — <Мне хотелось бы выяснить причину этой неприязни. Информация может пригодиться нам, если генерал де Виерс станет неуправляемым. Организуйте наблюдение за Клотом Киллианом>.

<Магос, я заметил, что вы начали использовать сослагательные наклонения>, — сказал Армадрон. — <Неужели ваши планы изменились? Генерал почти не противодействует нам, хотя раньше вы постулировали такую возможность>.

<Я постоянно пересматриваю планы. Генерал де Виерс представляет собой сложную систему противоречий. Сила его личных амбиций позволяет нам надеяться, что мы проникнем в Дар Лак и найдем Ифарода. Однако эти же амбиции создают огромную опасность для нашей миссии. Я не исключаю вероятности того, что он прогонит нас прочь, когда узнает истинное положение вещей. Если дело дойдет до прямой конфронтации, нам понадобятся сильные союзники, чтобы отстранить его от власти. Я присматриваюсь к генерал-майору Бергену. Это наиболее перспективный офицер для компромиссного сотрудничества с нами. Он всю жизнь связан с бронетехникой — то есть долго и тесно работал с нашими инженерами. Возможно, он будет симпатизировать нам больше, чем остальные командиры дивизий>.

<Я наблюдал за ним некоторое время>, — сообщил Армадрон. — <Джерард Берген создает впечатление человека, убежденного в своей скорой и неминуемой гибели. Может быть, нам лучше выбрать кого-то другого?>

<Я внесу ваше наблюдение в мои расчеты>, — ответил Сеннесдиар. — <Хотя это ничего не меняет>.

<Значит, вы намерены придерживаться плана?> — спросил Ксефо. — <С тех пор как наши предшественники покинули Голгофу, прошли десятилетия. Мы не рассчитывали, что уровень электромагнитных помех окажется таким высоким. Духи машин беспокоятся. Они начинают уклоняться от сотрудничества. Привезенные нами логические матрицы вообще не функционируют. Голосовые коммуникаторы остаются…>

<Я уже настроил свой разум на решение этих технических проблем>, — перебил его Сеннесдиар. — <Армадрон, завтра утром вы отправитесь в поход вместе с генерал-майором Бергеном. Объявите техножрецу Аурину о своих полномочиях. Он старший инженер Десятой бронетанковой дивизии. Я дам вам сервиторов-телохранителей и надежный транспорт. Уверен, что генерал-майор будет рад иметь под рукой адепта, наделенного вашими опытом и знаниями>.

Армадрон склонил голову и издал краткий скрип, выражая таким образом понимание поставленной перед ним задачи и абсолютное подчинение. Сеннесдиар поднялся на ноги и активировал код для «херувимов», ожидавших в альковах. Как только он выбрался из контейнера, они метнулись к нему, готовые к любым услугам. Густая жидкость стекала по его бескровному телу вдоль клапанов и кабелей, выступавших из остатков бледной плоти, которая досталась ему при рождении четыре века назад. Серебристые капли падали с металлических пальцев на решетчатый пол, пока он ждал, когда рабы оденут его. Накинув мантию на плечи, он направился в личные покои.

На пороге магос остановился и, повернувшись, сказал:

<Не забывайте о ваших обязанностях, адепты. Мне тоже предстоит много дел. Да снизойдет благословение Бога-Машины на вас обоих>.

<Слава Омниссии!> — почтительно воскликнули они.

<Пусть ваша логика будет безупречной, магос>, — добавил Армадрон.

<И ваша, адепт>, — сказал Сеннесдиар. — <Не разочаруйте меня>.

Он вышел из зала, оставив адептов в пузырящихся контейнерах. Вскоре они тоже отправились выполнять свои многочисленные обязанности.