Без меня меня женили

Глава 1

Как меня зовут?

Проснуться мало, главное проснуться зная где ты, кто ты, и зачем ты здесь. Я же не понимала ничего. По одной простой причине. Я проснулась чистым листом, ничего не помнящим. Умеющим говорить, ходить, но не знающим на какое имя откликаться. Стоило только открыть глаза, как вокруг поднялась суета. Странные личности забегали, захлопотали и всё завертелось в сумасшедшем круговороте.

Меня пытались пичкать едой в неимоверных количествах. Расспрашивали про то, помню ли я хоть что-то. И жутко расстраивались из-за того, что в памяти не отложилось ничего. Три лекаря устроили что-то вроде ритуальных плясок, один за другим щупали мне пульс, заглядывали в глаза и рот, мяли живот, касались висков и качали головами, разводя при этом руками.

Вердикт врачей гласил — здорова, но усиленное питание, покой и отдых, не помешают, как и свежий воздух. Слуги, которые, казалось, занимались только моей драгоценной персоной, восприняли вести трепетно и на столе на постоянной основе обосновался поднос с фруктами, лёгким перекусом из пяти блюд, вином и компотами.

Не удивительно, что у меня очень быстро от этой заботы разболелась голова и появилось стойкое желание сбежать куда-нибудь подальше отсюда. Останавливала только растерянность, потому как после того, как по моей просьбе мне принесли зеркало и я увидела в нём незнакомку, мне оставалось только несколько раз сглотнуть и сделать всё, чтобы не потерять сознание. Мир от шока поплыл перед глазами, но взяла себя в руки. Не хотелось, чтобы вслед за мной, переживающие за мою судьбу лекари отправились туда же, а после начали бы пичкать меня какими-нибудь гадкими микстурами и прописали бы что-нибудь столь же идиотское, сколь и усиленное питание.

Потому растянула губы в резиновой улыбке, стараясь не задаваться пока лишними вопросами. Стоило только попытаться вспомнить что-нибудь о прежней жизни, и голова тут же начинала болеть сильнее. Моим слабым попыткам показать, что всё нормально не поверили, но наседать не стали. И после недолгих колебаний оставили одну. Уж очень я просила дать мне возможность отдохнуть от мельтешения лишних лиц в комнате.

И вот я одна и снова держу зеркало в руках. Опять и опять рассматриваю юную девушку и внутри зреет твёрдая уверенность, что заявленный в отражении возраст не соответствует моему внутреннему содержимому, что я гораздо старше той, что смотрит на меня из зеркала синими глазами. Провела пальцами по скуле, ощущая бархатистость и нежность кожи. Незнакомка в зеркале повторила мой жест. Нахмурилась, поджала губы и лёгкая складочка пролегла между бровей. Показала самой себе язык и со вздохом отложила зеркало на тумбочку возле кровати. Обхватила плечи руками, стало как-то очень зябко и тоскливо, словно призрак чего-то плохого навис надо мной, рождая дурные предчувствия и тоску. Почему я не помню ничего? Что случилось такого, что теперь у меня нет памяти? Кто я такая? Врачи бегать-то бегали вокруг, как и слуги, но ни слова лишнего не проронили. Только про моё самочувствие и удобство ворковали, а вот нужной информации в тех голубиных песнопениях было ноль. Что от меня скрывают?

Попробовала подняться с постели сама, вопреки запрету лекарей. Встать удалось не с первой попытки. Конечности слушаться не хотели и к тому моменту, как цепляясь за один из столбиков, к которому крепился вычурный, расшитый золотом балдахин, смогла всё-таки подняться на дрожащие ноги, взмокла как омар в кастрюле с кипятком. Постояла у кровати чуток, чувствуя что штормит нещадно и обессиленно опустилась на постель, не в силах даже лечь нормально. Меня била мелкая, противная дрожь, на лбу выступила холодная испарина и слёзы бессилия сами собой соскальзывали с ресниц.

Осознала что плачу только тогда, когда в комнате появился не известный мне персонаж. Среди слуг и лекарей я его ранее не видела. А такое колоритное и пугающее чудо, сложно забыть. Вот и получалось, что примчался какой-то неизвестный, высокий и широкоплечий, скрывающийся под чёрным плащом с глубоким капюшоном, поднял меня на руки, уложил на кровати поудобнее, осушил мои слёзы невесть откуда взявшимся платком, при этом обратив моё внимание на то, что не соизволил ради этого действа снять тонкие перчатки и испарился, прежде прорычав нечто невразумительное тут же появившимся лекарям.

После его ухода меня стало клонить в сон и не успела задаться вопросом, а кто это был и что это было. Сил на любопытство и какие-либо эмоции не осталось. Только запечатлелось в памяти то, как сверкнули на меня зелёным светом нечеловеческие глаза из-под капюшона, когда этот некто что-то там лекарям рычал и этот странный, вызывающий смутный страх взгляд, стоял перед внутренним взором до тех пор, пока я не окунулась в сон без сновидений.

А проснувшись, первым делом поинтересовалась у девушки, сидевшей в кресле у кровати, кто это такой страшный ко мне забегал. Получив ответ: "Ваш супруг", почувствовала очередную настоятельную потребность грохнуться в обморок. Спасло только понимание, что есть шансы столкнуться с незнакомым мне супругом лицом к лицу ещё раз. Вон как прибежал, как только мне совсем плохо стало. Каждый раз так будет бегать или нет? Проверять это опытным путём не хотелось.

После моего пробуждения мои попытки куда-то там идти, на самотёк оставлять не стали. Появившиеся служанки, под руководством одного из лекарей помогли мне подняться и довели до уборной. Там ненадолго оставили меня одну, а после занялись моим туалетом. Вымыли меня, высушили, одели в тонкую ночную рубашку и вернули порядком уставшую в кровать. Чуть ли не с ложечки, опять же под бдительным приглядом лекаря, покормили. Утомлённая, откинулась на мягкие подушки, желая только одного — снова уснуть. Моё желание исполнилось, стоило только вспомнить горящий зелёным светом взгляд и глаза сами собой закрылись. Загипнотизировали меня, что ли?

В следующее своё пробуждение чувствовала себя намного бодрее и справилась с дорогой до уборной уже сама. И снова еда, и снова навеянный неизвестным мне супругом сон… И очередное пробуждение. Мою жизнь нельзя было назвать разнообразной. Однозначно! И что-то меня такое растительное существование перестало устраивать, совсем. Есть и снова спать… Вот чего хотелось меньше всего. А ещё меньше хотелось, чтобы кто-то за меня решал, спать мне или не спать. Есть мне или не есть. Сама в состоянии о себе подумать… И ложку в руках способна удержать. С учётом того, что информацией со мной так никто и не спешил делиться, раздражение росло как снежный ком, грозя вылиться в истерику с битьём посуды. И я не выдержала, когда одна из служанок произнесла с улыбкой, обращаясь как к ребёнку:

— Откройте ротик, госпожа. Вот сейчас съедите одну ложечку…

— А что будет, если я не открою рот и есть с ложечки не стану? — спросила с невинной улыбкой.

Только боюсь, взгляд выдавал степень моей злости и градус накала.

— Но господин велел вас накормить, — растерялась служанка, явно не ожидавшая от меня такого поведения.

— А что ещё велел господин? Снова усыпить меня, не поинтересовавшись моим мнением? — закипала на пустом месте, это понимала, но эмоции не хотели подчиняться здравому смыслу, выходя из-под контроля и концетрируя обиду в невероятных количествах.

— Я сам, — раздалось с порога и в комнату вошёл давешний широкоплечий и в плаще с капюшоном. — Выйдите все. Госпожа, — обратился мужчина ко мне низким голосом, в котором звучал металл. — Вы должны поесть.

— Никому и ничего не должна, — буркнула в ответ.

— Не заставляйте применять к вам силу и право господина, — от ощутимой угрозы в его голосе меня передёрнуло.

— К слабым силу применить — не велика доблесть, — бросила ему с презрением.

— Я предупредил, — сказал этот богатырь и устроился в кресле, в котором до него сидела служанка.

Предмет меблировки был явно маловат для этой горы мышц и жалобно скрипнул, когда мужчина нагнулся вперёд, прежде прихватив тарелку с бульоном. Мой незнакомый мне супруг окунул в янтарную жидкость ложку, помешал, потом поднёс столовый прибор, полный ароматной еды, к моим губам.

— Ну же, — мягко сказал мне и я открыла рот, при этом чётко сознавая, что делать этого не собиралась.

Меня кормили, а я тихо ненавидела того, кто заставил подчиниться, совершив явное насилие над моей личностью. Давилась слезами от ощущения унижения, чувствуя себя марионеткой в чужих руках.

— Что с вами? — наконец-то заметил моё состояние мучитель, скормив мне почти весь суп.

— Вы заставили меня, — снизошла до ответа, ненавидя ещё и себя за то, что не удаётся сдержать слёзы.

— Вы должны соблюдать предписания лекарей. А они гласят, что вам нужно хорошо питаться. Иначе вы никогда не придёте в норму, — сказал терпеливо, как неразумному дитяте.

— Никому и ничего я не должна, — гордо вздёрнула подбородок, сумев справиться со слезами и не став позорно всхлипывать.

Отвечать мне не стали. Мужчина только сверкнул на меня горящими зелёным светом глазами и я послушно съела всё, что он подносил к моему рту, а после снова погрузилась в глубокий сон. А когда проснулась в очередной раз — уяснила, мне никто и ничего не собирается объяснять или разрешать. Просто будут заставлять делать то, что нужно, так же, как заставили поесть… И что я нахожусь в ловушке, из которой нет выхода.

Очередная кормёжка с ложечки служанкой привела к тому, что я поперхнулась и начала задыхаться. Перед глазами потемнело, воздуха катастрофически не хватало, я царапала короткими ногтями горло, пытаясь дать доступ кислороду к лёгким, но при этом старалась не очень-то и сильно. Мрачное чувство внутреннего удовлетворения от того, что сбегу из этой комфортабельной тюрьмы, постепенно становилось сильнее и я скоро просто перестала бороться с удушьем. Свет перед глазами погас и, кажется, я умерла. Ещё раз… Это "ещё раз" довольно чётко промелькнуло в мозгу перед тем, как уплыла в спасительное ничто. И это же "ещё раз" вспомнила тогда, когда вопреки глупой и какой-то странной надежде на смерть, очнулась снова. Опять без сил, опять не могущая сделать шага без посторонней помощи, и теперь срывающаяся в слёзы постоянно. Чуть что-то выбивало меня из колеи, и тут же солёные капли скользили по щекам.

В этот период времени в комнате стал постоянно дежурить тот самый некто, которого все называли Господин, а так же величали моим супругом. Он следил за тем, чтобы я глотала пищу, пила лекарства и спала. Не один раз он прибегал к тому, чтобы подавить мою волю, которая упорно сопротивлялась тому, что со мной делали. Меня преследовало ощущение, что я нахожусь не на том месте, которое предназначено мне Судьбой. Что я должна быть где-то ещё, но только не тут. И я всё больше и больше замыкалась в себе, пропитываясь всё большим чувством ненависти к тому, кто заставлял меня быть здесь и ломал, даже не замечая этого. Он пёр как танк к какой-то неведомой мне цели и совсем не интересовался моим мнением по какому-либо поводу. Просто решал, когда спать, когда есть… Такими темпами он скоро станет решать, когда моему организму нужно в туалет.

Но вся забота, которую проявляли слуги, лекари и даже мой супруг, пропадала втуне. Мой отрицательный настрой сказывался на процессе выздоровления гораздо сильнее, чем лекарства или еда. Сил с каждым днём становилось всё меньше и меньше, как и желания жить. Всё так же лились слёзы по любому поводу и силы уходили вместе с ними. Теперь вместе с супругом у моей постели дежурил кто-нибудь из лекарей. Чуть что тут же кидался ко мне, проверять самочувствие. Лечащие врачи всё больше и больше мрачнели, боясь даже смотреть в сторону неизвестного в плаще. Атмосфера в моей просторной и светлой комнате сгущалась с каждым часом и пришёл миг, когда я не смогла нормально проснуться. Глаза не хотели открываться, налившись неподъёмным свинцом и мозг отказывался осмысливать поступающую информацию. А зря, подумать было о чём, так как я стала свидетельницей разговора, не предназначавшегося для моих ушей.

— Свет, нужен свет, воздух, свобода. Она гибнет в клетке, — испуганно, но твёрдо, произнёс один из целителей.

— В этой комнате есть свет! — раздражённо бросил богатырь в плаще.

— Иллюзия, — произнёс только одно слово лекарь, в ответ раздался рык.

— Я не могу находиться там постоянно. И там небезопасно. Об этом вы подумали? — сказал мой супруг. — Кто её защитит, если что-то случится?

— Пошлите преданную охрану. Вы должны понимать. Мы бессильны в этом случае. В шур нет жажды жизни. Её нужно пробудить. Этого не сделать в клетке. Если она останется здесь, она обречена.

— Я могу создать райский сад для неё. Прямо здесь, — наконец вынес вердикт мужчина в плаще. — Другого даже не просите.

— Это только отсрочит угасание, — не согласился с ним лекарь.

— Для неё я попрошу света у отца, — ответил мой супруг.

— Вы уверены, Господин? — почтительно обратился к нему явно шокированный врач.

— Вы сказали свет? Он будет, — заявил решительно богатырь и судя по шагам покинул комнату.

Не знаю, сколько его не было и чем он занимался те дни, когда я тихо погружалась в пучину равнодушия, не желая из неё выплывать. Более не было слёз, более не было пробуждения. Я грезила наяву, постепенно уходя куда-то за грань. И только одно желание держало меня ещё как-то на плаву. Появилась одержимость одной единственной идеей, понять хотя бы, как меня зовут и что было до того, как я умерла в первый раз. Но память играла со мной в подлые догонялки. Вертела хвостом, манила, пряталась и ускользала, не желая приподнимать завесу над тайнами. А я всё напрягалась, всё рвалась догнать и узнать, хоть что-то узнать, хотя бы для того, чтобы не умирать пустым листом. И как насмешка, перед самым уходом в благодатную и равнодушную тьму, скользнуло по краю памяти, тихим нежным шёпотом: "Алина", а потом кануло в океане безразличия. Узнала, вот только тогда, когда стало абсолютно всё равно, что там с именем.