Беспокойное наследство

Глава двенадцатая

Помогло благословение, или по какой иной причине, но место обитания таинственного колдуна обнаружилось довольно быстро.

Покинув город через северные ворота, и проскакав в том же направлении чуть больше получаса, товарищи увидели перед собой небольшую, на первый взгляд ничем не примечательную рощицу, и чуть было не проехали мимо, как Степан неожиданно осадил коня, подав знак остальным сделать то же самое.

— Стоп, други! Приехали… Это где-то рядом! И ближе мне с вами нельзя. Если учитель учует мое присутствие — то может насторожиться… Тогда с ним гораздо труднее совладать будет.

Остальные растерянно осмотрелись по сторонам, не видя ничего, хоть сколь-нибудь напоминающее жилище. И бог весть, как долго еще продлилось бы их недоумение, если б огромная стая воронья, облюбовавшую рощицу для отдыха, с шумом не снялась в воздух. И сразу же, сквозь верхушки деревьев, проглянуло какое-то монументальное, но вконец обветшалое строение. А как стало понятно, где искать, так и тропка-дорожка, ведущая к нему, обнаружилась. Но, судя по запущенному состоянию, еще проглядывающей из-под травы, местами размытой глубокими рытвинами, испещренной пятнами луж дорожки — здешние хозяева не слишком привечали гостей. Или те прибывали на дружеские посиделки иным путем.

Издалека эту огромную усадьбу, поднимавшую в небо над лесными зарослями островерхие кровли, можно было принять даже за небольшой замок. Особенно внушительно смотрелись две круглые башни, увенчанные остроконечными крышами, которые с обоих концов подпирали здание, а сторожевые вышки на башнях и флюгера придавали дому видимость настоящей крепости.

Но вблизи все смотрелось совсем иначе.

Увитый плющом и посеревший от века камень, почерневшая, изъеденная желтыми потеками черепица, которая расползалась в разные стороны. Местами совсем прогнившие стропила, а главное — заржавелые флюгера, что показывали каждый собственное направление ветра. Верхушки труб и углы карнизов были обильно облеплены ласточкиными гнездами, с характерными белесыми следами птичьего помета на стенах под ними.

Окружающий дом запущенный сад превратился в первобытную чащу. Очень давно не подстригавшиеся деревья во все стороны развесили мощные ветви. Случайно занесенные ветром семена сорных трав дали буйные всходы, вытеснив садовые цветы. А колючие ветки терновника переплелись со всей этой порослью непроходимой стеной.

И если б над одной из потерявших часть кирпичей, труб не поднималась вялая струйка дыма, усадьбу можно было бы счесть давно покинутой и необитаемой. А учитывая пропадающую почем зря уйму строительного материала, все еще не прибранного к рукам рачительными жителями близлежащих околиц — в голову приходили мысли о страшном родовом проклятии. Или чем-то еще — но таком же, не менее таинственном и ужасном. Из-за чего, суеверные крестьяне предпочитали обходить это гиблое место десятой дорогой. Махнув рукой не только на само строение, но и на всю его богатую начинку…

Что, собственно, не уходило слишком далеко от истины. Ибо тот дом, который избрал для своего жилища чернокнижник, с полным основанием можно считать нечистым и отягощенным жуткими злодеяниями. В любом другом месте колдуну нечем будет подпитывать свою темную ауру.

— Так вот где я провел столько времени… — задумчиво промолвил Степан, поглядывая на зловещий замок. — Даже не верится…

— Здесь? — удивился Василий. — Вообще-то мне приходилось слышать, что чародеи, особенно чернокнижники, выбирают для своего жилья самые невероятные места, но никогда не мог понять: зачем им это надо? Неужели обычный человеческий уют им совсем не нужен? А сырые сквозняки и трухлявая мебель предпочтительнее теплого очага и мягких диванов?

— Это видимость… — кратко объяснил Степан. — На самом деле все гораздо пристойнее. Вернее — наоборот, но какая разница? Если отличить подделку от настоящего все равно невозможно?

Сообразив, что побратим видит нечто иное, в данный миг недоступное его взгляду, Куница спешно закрыл правый глаз, и сразу же узрел замок таким, каким он был для чародея, благодаря наложенным на ветхое строение мощным заклятиям.

С белыми, гладко оштукатуренными стенами, посверкивая позолотой оконных рам и дверных откосов. С крышей, покрытой еще помнящей жар печи красной черепицей. И золочеными флюгерами — дружно поворотившими острия стрелок на запад. А дикая рощица превратилась в великолепный, ухоженный сад с яркими, аккуратными цветочными клумбами, великолепными статуями и небольшим фонтаном.

Что-то похожее должен был сделать и Василий, потому что опричник удивленно присвистнул и одобрительно кивнул.

— Так вот, оказывается, в чем дело… А я уж было начал придумывать себе, что чем чернее душа у колдуна, и чем более демонические силы он использует, тем быстрее ветшают вокруг него обычные вещи. И волей-неволей им приходиться жить среди развалин.

— Угу… — хмыкнул Степан. — Причем, прошу заметить: все наколдованное, а выглядит — как настоящее. Мастер, ничего не скажешь. Знали б вы какие он деньжищи за услуги берет! С тех, кто обращается… Так для себя самого почему бы не постараться? Да и живет колдун, считай третий человеческий срок… Если не врал, конечно. И это вы еще только снаружи поглядели. А знали бы — что внутри находиться, от зависти слюной бы удавились…

— Тьфу, на тебя… пустозвон, — сплюнул через плечо и перекрестил рот суеверный Василий. — Думай, что языком мелешь… Чай, не в трактире сидим!

— Извини, — искренне покаялся тот. — Воспоминания одолели… Все ж, он меня, хоть и с потаенными мыслями, как самого дорогого гостя потчевал…

— Точнее, как рождественского гуся откармливал… — буркнул Куница.

— Тоже верно, — согласился Степан. — Ну, значит так, Тарас-джан: внутрь к чернокнижнику выпадает тебе идти! Не думай ничего такого, но меня и орла-оборотня учитель вмиг учует. А твоя аура пока еще вполне обычная, человеческая, на чем ты, кстати, сам постоянно настаиваешь. Если повезет — колдун на тебя вообще внимания не обратит. Забрел себе кто-то, несмотря на отводящие глаз заклинания, по большой или малой нужде в рощу, да и пускай себе. Входа внутрь жилища обычный человек все равно не сыщет. А и обнаружит случайно — так ничего интересного не увидит. Побродит, побродит себе незваный гость пустыми руинами — да и уберется восвояси. Очень на это надеюсь… Увы, но пока ты, Тарас, сам не разобрался в своих возможностях и не сможешь в чародейской схватке участвовать, нам с Василием, вдвоем против колдуна не выстоять.

— Вот как? Неужто так силен чернокнижник?

— Поживи с его — тоже кое-чему научишься. Кстати, если не помешаем задуманный обряд провести — он еще сильнее станет…

— А что, собственно, происходит? — поинтересовался опричник. — В доме у армян ты ничего не хотел говорить, так может, хоть сейчас объяснишь?

— Конечно… Я, правда, не совсем уверен, но — завтра день поминовения апостолов Петра и Павла, после которого до дня успения Пресвятой Богородицы, нежить не сможет вредить людям в полную силу, а все злые чары теряют большую часть своей мощи. К тому же, сегодня безлунная ночь, — самое лучшее время для подпитки колдовской энергии. Чернокнижник не зря похитил не просто девицу, а именно невесту перед свадьбой. Для усиления свойств заклятия, ему нужна не только кровь невинной девицы, но и ее бесчестье! Вот почему я не хотел говорить об этом при отце Аревик. Не уверен, что узнай Ваграм, какая судьба уготовлена его дочери, мы смогли б уговорить его дожидаться дома.

— Возможно, да только вряд ли купец считает, что его Аревик сейчас сахарными леденцами кормят… — пожал плечами Василий. — Ладно, мы-то сами, что делать станем? И когда колдун приступит к своему черному делу?

— Ровно в полночь он должен вонзить девушке ритуальный клинок в сердце… — уверенно начал Степан, потом замялся и уже не так твердо закончил. — А по поводу того, когда он должен ее опозорить, я точно не помню. Даже не уверен — сам этим займется или инкуба вызывать станет. Читал, вроде… но — запамятовал. Во всяком случае, раз мы уже здесь — тянуть нечего. Я с Василием покружу возле рощи, так, чтоб учитель смог уже почувствовать наше присутствие, но оставался уверенный, что кто-то, из наделенных силой, просто проезжает рядом с его жилищем. Это заставит его чаще посматривать в нашу сторону и забыть о безвредном человечишке, путающемся под ногами. Тебе же, побратим Куница, придется как можно быстрее найти девушку, и выкрасть ее из замка чародея.

— И как я это сделаю, Степан-джан? Схвачу девицу в охапку и выбегу на улицу?

— Примерно… Но, немного иначе, — ухмыльнулся вслед за Василием Степан. — Все дело в том, что волшебное зрение имеет свои особенности. Для колдуна, находящийся в бессознательном состоянии человек, на некотором расстоянии уже не отличим от вороха его же одежды. Так что, когда доведешь девицу до обморока, платье ее лучше с собой не бери, а оставь на месте…

— Ты хочешь сказать, — округлил глаза молодой казак, многозначительно постукивая себя пальцем по лбу. — Что мне придется оглушить бедняжку Аревик, вытряхнуть ее из платья, потом одежду девушки оставить на память колдуну, — а ее саму, в голом виде, принести вам на смотрины? Так что ли?

— Считаешь, лучше бросить у чернокнижника саму Аревик, а родне вернуть ее платье? Такой вариант тебе больше нравиться?

— Да мне то что, — пожал плечами Куница. — Я только не уверен, что наше лекарство лучше болезни. Для армян опозоренная девица — хуже чем мертвая. Так что, пока я туда-сюда бегать буду, — вы, други, думайте: как бы нам добрые намерения не превратить в злое деяние.

— И то верно, — согласился Василий, потирая задумчиво орлиную переносицу. — Закавыка, однако, братцы… Ну, да ничего, Бог не выдаст — свинья не съест. Что-нибудь сообразим, потом. Ты главное — сам живой воротись и девицу цельную доставь.

— И еще одно, — дал последнее напутствие Степан. — Прежде чем войти в дом, набей табаком трубку и держи ее в руке.

— Зачем?

— Чужие мысли читать не только мы умеем. Уверен — учитель сразу попытается к тебе в голову заглянуть. А у тебя на поверхности, все время будет вертеться желание закурить. Прием нехитрый, но если колдун не воспримет тебя всерьез и не станет вглядываться, то на первый случай сойдет.

— А если не сойдет?

— Тогда нам, здесь, всем не сладко придется. Уж будь уверен, побратим Куница. Так что давай, на всякий случай обнимемся и попрощаемся…

— Вот уж дудки, — отстранился от распростершего объятия товарища Тарас. — И думать не смей. Не казацкое дело, перед битвой хоронить друг друга. Поживем, бродяги. Пускай костлявая еще поскучает без нас…

Внутри, если смотреть обычным человеческим зрением, замок колдуна казался еще более убогим и ветхим, нежели снаружи.

Старательно и довольно громко ворча о том, что если б не собирающиеся на небе тучи, ему б и в голову не пришло искать укрытия для ночлега в столь ненадежном и подозрительном месте, Куница неспешно обходил одну комнату за другой. При этом ведун старательно притворялся, будто видит только то, что хозяин хочет показать невзначай забравшимся в развалины замка людям, и совершенно не замечает ни богатой мебели, ни драгоценной утвари. Для пущей убедительности, Тарас даже несколько раз нарочно неловко наталкивался на кресла и стулья, случайно переворачивал подсвечники и вазы — одним словом вел себя как самый обычный человек, исключительно по воле случая, попавший в столь неприглядное место. Мол, и рад бы убраться отсюда как можно скорее, да вымокнуть от дождя, ему хочется еще меньше. Вот и приходиться лазить по развалинам, в поисках уголка, хоть немного подходящего для непредвиденного ночлега. Но, если судить по, становящемуся все более громким, ворчанию казака, на первом этаже дома, ничего подходящего для своих нужд, он так и не обнаружил.

Страха Тарас не испытывал, но напряжение, поселившееся где-то в районе пупка, вызывало непрерывную мелкую дрожь во всем теле. И именно ей притворство Куницы было настолько естественным, что когда молодой ведун, совершенно неожиданно для самого себя, в одной из осматриваемых комнат, наткнулся на сидевшего у камина чародея, то не вызвал у хозяина замка никаких подозрений.

Худощавый мужчина, закутанный в какой-то грязно-фиолетовой расцветки балахон, всего лишь на мгновение окинул Куницу коротким и острым взглядом. Криво ухмыльнулся, успев заметить, как тот судорожно сжимает в кулаке чубук трубки, которую даже забыл раскурить. После чего чернокнижник, наверное, решив, что непрошеный гость не заслуживает его внимания, снова уткнулся в лежавший на приставном столике огромный фолиант.

Но, по мере того, как Куница успокаивался, притворятся незрячим, ему становилось все труднее.

Закроешь правый глаз: вокруг в дорогих рамах картины, портреты, на постаментах и подставках статуи, вазы, ценная мебель и прочая роскошь. От множества зажженных в десятках подсвечников и канделябров свечей и ослепительного сияния позолоты видно как днем. Закроешь левый — вокруг только полумрак и запустение. От такого двойного виденья, с непривычки, начинало стучать в висках, и кружилась голова.

Не найдя Аревик на бельэтаже, Куница, для порядка поворчав еще громче и кляня позабористее, двинулся на поиски девушки этажом выше.

В верхние комнаты замка вела огромная лестница с точеными деревянными перилами. Проклиная свою незадачливую планиду, осторожно придерживаясь руками, казавшихся более надежными, нежели изъеденные временем резные поручни, стен, Тарас стал подниматься по совершенно трухлявым на вид, но вполне крепким на ощупь, ступеням наверх. На второй этаж… Всякий раз непроизвольно вздрагивая, когда очередная ступенька издавала под его весом характерный треск, будто сама лестница удивлялась тому, что по ней еще можно ходить.

Дверь с площадки вела в огромную бальную залу. Достаточно просторную для того, чтобы в ней, совершенно не мешая друг другу и не натыкаясь на расставленные вдоль стен мягкие диваны и софы, могло одновременно кружиться несколько десятков танцующих пар.

Посреди залы стояла, совершенно здесь неуместная, высокая, просторная кровать без балдахина, застеленная темно-синим покрывалом, изумительно подчеркивающим белоснежность кожи, лежавшего на нем, обнаженного тела. В то время как беспорядочно разметавшиеся черные волосы девушки почти сливались с покрывалом, от чего она казалась остриженной наголо и еще беззащитнее.

Одежда Аревик валялась тут же, на полу, в ногах, брошенная небрежной кучкой. Собственно, сколько той одежды было на девушке, похищенной прямо из родительского дома? Платье, платок да нижняя рубашка…

"Хорошо, хоть раздевать ее не придется… — подумал как-то отстраненно Тарас. — А то, за такое спасение, недолго, вместо друзей, кровных врагов нажить".

Настораживало другое…

Вокруг кровати, прямо поверх мозаичного пола из дорогостоящего паркета, талантливо составленного из разных пород древесины, отвратительной бурой краской, напоминающей засохшую кровь, был неряшливо нарисован жирный круг, заключенный в два равносторонние, перекрещивающиеся треугольники. А во всех шести углах этой гексаграммы, на невысоких поставцах стояли пятисвечные шандалы с зажженными свечами. Но при этом, излучаемого ими света хватало лишь для того, чтобы вырвать у все более сгущающейся тьмы, небольшой островок вокруг зловещего ложа.

Аревик лежала совершенно неподвижно. Либо очень крепко спала, либо находилась без сознания.

Куница шагнул ближе, безотчетно любуясь изумительно стройным, даже чуть худощавым телом девушки. Его Ребекку тоже нельзя было назвать толстушкой, но все-таки фигура деревенской девушки и близко не могла сравниться с утонченным изяществом юной армянки. Зато груди у Аревик, как на вкус парня, были уж слишком маленькие: не только взяться, а даже взглянуть толком не на что. Это обстоятельство позволило Тарасу очнуться и вспомнить, зачем он здесь.

Тряхнув чубом, прогоняя с глаз остатки наваждения, ведун хотел было подойти к кровати, но неожиданно понял, что не в состоянии даже пошевелиться. Что-то невидимое прочно удерживало его на месте, как клейкая паутина неосторожную муху.

— Ну, здравствуй, Тарас, сын Тимофеев! — насмешливо прокаркал сзади него незнакомый, но очень неприятный голос. — Что-то ты не слишком торопился. Я уж и ждать устал…

— Какого лешего?.. — начал Куница, пытаясь хотя бы повернуть голову, но тщетно. — Ты ошибаешься, хозяин… Кем бы ты ни был — я совсем не тот, за кого…

Громкий смех колдуна заглушил его слова.

— Интересный поворот. Неужели станешь отказываться от родного отца? Вот никогда б не подумал. Хотя, лично для меня, твои чувства не столь важны. Главное, чтобы душа покойного Тимофея Куницы, к этому времени, о вашем кровном родстве не позабыла…

Чернокнижник вышел из-за спины казака и остановился рядом с ним, чуть сбоку, не закрывая от глаз молодого Куницы распростертую навзничь девушку. И ведун, теперь, уже не опасаясь, что будет раскрыт, смог как следует рассмотреть бывшего учителя побратима Степана.

Вблизи колдун выглядел как самый обычный человек преклонного возраста, каких сотни в каждом городе. Вот только странноватого покроя балахон — одновременно напоминающий и монашескую рясу с капюшоном, и отороченную горностаем мантию — как бы сотканный из фиолетовой тьмы, сводил на нет это мирное впечатление. Да еще непривычный взору кулон из черепа какого-то мелкого животного, висящий на груди чародея.

— Сосунки! Неужто вы и в самом деле решили, что можете меня обмануть? И где? В моем собственном доме! Хотя, — сбавил тон колдун, — чему тут удивляться — если в главных советниках у тебя мой непутевый приемник? Именно чего-то подобного от недоучки и следовало ожидать. Один трубку в руке вертит, а два других, вокруг замка бродят… Смешно! Ведь вам, несмышленышам, даже невдомек, что это не вы меня отыскали, а я сам вас к себе заманил. Проложив для этого тропинку шириной в королевский тракт. Чтоб следопыты невзначай не заплутали и не сбились с пути… Герои! От слова горе. Ну, да ладно… — устало вздохнул колдун. — Конечно, весьма приятно: в очередной раз оказаться прозорливее своих соперников, да только какие из вас соперники? К тому же, подобное бахвальство в моем почтенном возрасте уже не к лицу. Поэтому, коль все в сборе, приступим к поиску…

— К чему приступим? — переспросил Куница, упорно придерживаясь роли недоумка. Если колдун так легко в это уверовал — зачем разочаровывать старика? — Чего искать изволите?

— Юноша, пораскиньте ж, в конце концов, мозгами, если они у вас есть в наличии! — раздраженно ответил чернокнижник. — На кой ляд магу моего уровня понадобилось именно вас сюда заманивать? Что лично в вашей персоне такого особенного и неповторимого? Неужели самому не понятно?

— В моей персоне?.. А-а, так вам тоже нужна реликвия… — радостно сообразил казак. — Та самая, которую будто бы архангел Михаил передал моему отцу?

— Ну, вот, ты и сам все понял. Совершенно обленился народ, — проворчал колдун. — Нет, чтоб хоть чуть-чуть головой подумать. Привыкли обо всем только выспрашивать. А коли и тебе теперь все ясно — будь добр помолчать немного. Мне надо сосредоточиться…

— Но я не имею ни малейшего понятия, где она находится. Чем угодно поклянусь, если не верите.

— Само собой, — равнодушно пожал плечами чернокнижник. — Стал бы я иначе все так усложнять. Зато ваш покойный батюшка обо всем прекрасно осведомлен. Вот с ним мы и потолкуем.

— С покойником? — Тарас вновь попытался оглянуться, словно подозревал, что за спиной у него сейчас появиться пропавший отец. Но сковывающие чары надежно удерживали его от любого движения. — А разве такое возможно?

— Господи, неужели человеческому невежеству нет предела? — тяжело вздыхая, безнадежно взвел вверх очи колдун. — Скажите мне, неугомонный вьюнош, как ты считаешь: что здесь может делать это прелестное создание? — он указал пальцем на кровать.

— Аревик?

— Как ты сказал? Аревик? Ах, ну да… Кажется, эту юную армяночку именно так и зовут. Право слово, не помню. Но, ты не ответил на мой вопрос. И чтоб тебя не вводили в заблуждение ее обнаженные прелести, спешу заверить, что разговор сейчас не о насилии… Во всяком случае, пока не о насилии… — чуть подумав, поправил себя чернокнижник. — Все же девица чертовски хороша, верно?.. И хоть со временем и под бременем прожитых лет телесные забавы теряют большую часть остроты ощущений, а так же прочую былую прелесть, здесь, порой, бывает слишком скучно. От чего ж не попытаться развеять тоску хоть как-то? Сам я еще не удосужился попробовать, но слышал, что женщины презабавно визжат, если с них снять не только одежду, но и кожу. Не хотите остаться и проверить? А впрочем, не будем отвлекаться по пустякам… — сам себя прервал разговорившийся старик. — Итак? Я вас слушаю, юноша! Еще ничего путного не пришло в голову?

— Как же я могу знать то, о чем впервые услышал от вас, господин чародей…

— Понятно, — принял такое объяснение колдун. — Жаль, а я, уж было призадумался над тем, что возможно стоит попытаться взять вас, юноша, к себе в обучение. Все же некие изменения в цветах ауры подает определенные надежды. Но, коль вы столь упорно не желаете воспользоваться собственным умом, придется мне эту мысль отбросить, как не конструктивную. А ведь информации у вас имеется более чем достаточно…

— Она, — Куница посмотрел на неподвижную девушку, — может связать вас с потусторонним миром?

— Браво! — довольно воскликнул чернокнижник. — Оказывается, вы все же умеете мыслить и делать верные умозаключения. Только для этого вас необходимо слегка раззадорить. Да, вы совершенно правы, молодой человек, это юное создание — великолепный медиум. И именно с ее помощью мы сейчас призовем сюда дух вашего покойного отца. А уже Тимофея попросим рассказать подробно: где им спрятана реликвия? В обмен на вашу жизнь. Как видите, никакого изощренного изуверства, а все просто и логично. И даже — несколько примитивно.

— Вам-то она зачем понадобилась? — не смог сдержать удивления парень. — Это же православная реликвия.

— Объяснять слишком долго. Да и незачем, — отмахнулся колдун. — Но, уж во всяком случае, не для участия в битве Добра и Зла. Знаете, я совершенно уверен, что они и без меня, как-нибудь промежду собой разберутся. А что касаемо православия — то я, как и вы, тоже был крещен, в младенчестве. А значит, смогу безнаказанно взять ее в руки. Так-то вот, юноша… Гм, вам не кажется, что я к старости слишком говорлив стал? Все, хватит балагурить! Это было мое последнее объяснение. И если не хотите, чтоб я заткнул вам рот, прошу больше не отвлекать от дела пустопорожними разговорами!

— Самый последний вопрос! — взмолился Куница. — Пожалуйста…

Чернокнижник насупился и чуть раздраженно топнул.

— Не знаю, почему я сегодня такой покладистый, наверное — от предчувствия успеха. Ладно, спрашивай.

— Мне, собственно, мало что известно… — неспешно начал Тарас. — Но даже из тех крох ведаю — реликвия в Явь не сама пришла. Не боитесь, что хозяин за нее спросит?

— Архангел Михаил?! — засмеялся чародей. — Вы меня опять разочаровали, юноша. Пристало ли бояться ангельских сил тому, кто давно запродал душу другому владыке? В Яви у архистратига надо мной власти нет, а в чертоги Прави мне уже давно путь заказан. И даже Страшному Суду не освободить душу чернокнижника из Нави, когда придет мой черед распроститься с грешной жизнью. Надеюсь, ответ был достаточно исчерпывающий и вы, наконец-то, перестанете меня отвлекать?

Колдун приблизился к кровати и простер над Аревик руки, ладонями вверх.

— Дух запорожского казака Тимофея Куницы я, Ох Чернобородый, призываю тебя! Явись!

Совершенно неподвижная до этой минуты девушка вздрогнула и беспокойно заворочалась. Выражение лица не изменилось, она не открыла глаз, но при этом явно пыталась то ли приподняться, то ли что-то сказать.

— Дух Тимофея Куницы — явись на мой зов! — повторно потребовал чародей, повышая голос и добавляя в него повелительных интонаций.

Пытаясь не упустить главного, Куница прикрыл правый глаз и неожиданно увидел, что весь, с ног до головы, обмотан какой-то тоненькой светящейся паутинкой. Причем, один конец нити прилеплен к полу, а второй — свободно висит в воздухе прямо перед его носом. Отчего-то начинающему ведуну вспомнился кудель и веретено в руках у бабушки Аглаи, при помощи которых та с необычайным проворством тянула с вычесанной пряжи тонкую, бесконечную нить.

Он мысленно представил себе этот процесс, и в тот же миг остроконечная деревяшка беззвучно завертелась вокруг него юлой, ловко наматывая на себя смирительную паутину, наброшенную чародеем. С каждым оборотом вокруг оси, освобождая парня из колдовского плена.

Теперь оставалось только молиться, чтоб чернокнижник невзначай не оглянулся и не заметил Тарасовых манипуляций.

А у колдуна тем временем, что-то не ладилось. Раз за разом он призывал явиться непокорный дух, от чего тело медиума покрылось обильным потом, и она уже тихо постанывала от проходящего через нее потока сил, но тщетно — запорожский казак Тимофей Куница даже после смерти не хотел подчиняться чьей-то воле.

Тогда колдун вынул из-за пояса короткий кинжал и легонько провел им по внутренней стороне своей руки. И когда выступила кровь, провел окровавленной ладонью по губам девушки.

Аревик в тот же миг выгнулась дугой, взмахнула руками, громко вскрикнула и заговорила хриплым басом:

— Не будоражь напрасно наш покой, колдун! Уймись, смертный! Здесь нет того, кого ты ищешь!

— Как нет? Это невозможно! Он не исполнил своего предназначения и не мог так быстро покинуть чистилище!

— Глупец! Какое чистилище? Как может оказаться среди усопших тот, кто еще не умирал?

— Не умирал? Так Тимофей Куница жив?!

— Ты узнал достаточно…

— Нет! Постой! Это не все вопросы! — вскричал колдун. — Я хочу…

— Ты ничего не можешь хотеть, колдун. У тебя нет надо мной власти! А вот наказание ты заслужил. Не стоит слишком широко открывать двери туда, откуда нет возврата, глупый человечишка… — голос неизвестного духа становился все тише. — В следующий раз они могут и не закрыться перед тобой. А чтоб ты навсегда запомнил об этом, мы возьмем у тебя толику жизненных сил.

Все еще взирающий на мир одним только левым глазом, Тарас отчетливо увидел, как от тела колдуна отделилось едва заметное облачко и растворилось в воздухе. После чего чернокнижник нелепо взмахнул руками и в беспамятстве повалился наземь. А его великолепный замок тут же начал терять, поддерживаемую колдовством, привлекательность и прочность, стремительно превращаясь в то, чем был на самом деле — древнюю развалину.

К счастью, как раз к тому времени, призванная кудель успела смотать всю волшебную паутину, удерживающую казака на месте.

Прекрасно понимая, что второго шанса им может и не представится, Куница без раздумий, в три прыжка подскочил к кровати, подхватил на руки бесчувственную и совершенно неподвижную Аревик и, — под треск ломающихся стропил, да грохот осыпающейся каменной кладки, — бросился вон из комнаты и самого замка. Моля Господа и своего ангела хранителя лишь об одном: чтобы трухлявая лестница смогла выдержать их общий вес.