Глава 6 (Дэйн)


Свет заливал лицо Дэйна, заставляя морщиться и закрывать глаза; его было слишком много, а затем лишь чернота сплошная окутала его взор, заставляя стоять на месте. Не мог двигаться, только наблюдал, при этом участвуя на первых ролях. Ему хотелось бежать, но он не мог; хотелось проснуться, но это невозможно. Картина должна была быть дорисована. Когда-то Дэйн уже оказался среди тьмы и не побоялся сделать шаг вперёд, отбросив прошлое и грядущее, ведомый незримыми дуновениями. Шепчущий инородный голос, подкравшись словно ночь, сказал ему:

— Зеркало матери находится в погребе. С него все началось, там я родился. Там буду ждать тебя. В погребе. Красный дом, помнишь?

Дэйн не ответил на вопрос, ведь его перенесло в совсем друге место: посреди полей пшеницы бродил кругами; колосья дотягивались до лица, мешая взору ощущать горизонт.

Сожгли меня прямо здесь, и пусть золотистые тона не обманывают тебя.

Гэльланка повернулась к нему, и той прошлой радости не найти на лице девушки.

Это — то, что они сделали со мной. Это — их благодарность и признание за мою доброту.

Сильный порыв ветра захлестнул их. Ему уже пора просыпаться.

— Помоги мне найти ребёнка Лиров. Прошу.

— Возьмёшь меня за руку — найдёшь это место; а когда окажешься среди полей — найдёшь девочку, но не в телесном обличии, а в другом: в минувшем и потерянном. В неосязаемом и неведомом. Средь вереска её дом.

Ветер буйствовал со страшной силой; Дэйн еле стоял на ногах, сопротивляясь урагану. Нужно просыпаться, пока это не вылилось в страшные последствия.

— Куда мне идти?! — кричал Дэйн, сопротивляясь урагану.

— Туда, где меня сожгли. Сейчас, это заброшенная деревня. Возьми меня за руку и отыщешь место. Она не виновата в том, что с ней произошло, просто она жертва грядущего, неминуемого, невидимого нам события.

Дэйн потянулся к ней.

Резкая боль пламенем охватила его ладонь, заставив Дэйна вскрикнуть и проснуться. Подушка влажная, а сам он в поту. В комнате пребывал не один.

— Меня тоже порой терзают кошмары, — проговорила Айла, сидя рядом с кроватью.

Теперь ее волосы собраны в косу, а хрупкие плечи особо выделялись в серой сорочке. Верадка ненамного старше Дэйна, но в уголках глаз уже проступали еле заметные морщины женщины средних лет.

— И долго вы тут были? Полагаю, очень интересно наблюдать за спящим.

— Только услышала звук и поднялась к вам.

— Вы прекратили соблюдать обет? Раз говорите со мной.

— По правде говоря, — она слегка улыбнулась, — я его и не соблюдала, просто нужно было понаблюдать за вами, так как я ничего не знала о вас, кроме того, что Лиры попросили меня принять в свой дом на время человека, поклоняющегося огню. Но вам можно доверять, в этом я уверенна.

— И почему вы так решили?

— Я же вижу. Хороший человек распознаётся издалека. К тому же отец о вас хорошо отозвался.

— Да? — удивлённо спросил он. — Это тот высокий муж, вчера утром пребывавший в доме?

— Он. Абероном его звать.

— А мне показалось, гостя он невзлюбил.

— Папа на многих оказывает подобное впечатление.

Дэйн протёр глаза и встал с кровати.

— А он тут важная персона, да?

Айла промолчала.

— Вы опасаетесь меня. И правильно делаете. Я не знаю, какие там дела у вашего отца и сенешаля, но, полагаю, догадались, что сюда меня могли подселить не просто так. А ради сведений о проживающих тут. Так знайте, Айла, я здесь только ради пропавшего ребёнка, остальное меня не интересует.

— Вы здесь, чтобы помочь всем нам, — подытожила она тихо и вышла из комнаты.

Дэйн слегка нахмурился. От верадки это прозвучало странно.

Сегодня нужно было расспросить сира Карвера — разжалованного рыцаря, ответственного за безопасность дочери герцога; пожилой защитник обители Лиров, неустанно выполнявший свой долг тем не менее всё равно поплатился: сразу же после происшествия его бросили в темницу и проводили над ним дознания, сопровождаемые пытками.

Слипшиеся от крови седые волосы, видные при утреннем свете, с трудом проходящего через узкое окно, говорили о побоях. Когда заключённый поднял голову и посмотрел на свет — словно ввёл отсчёт до скорого события, — то на лице показались синяки. Глаза уставшие, измотанные жестокостью темноты.

— Что ты видел тогда? Что было странного?

— Ничего.

— Но ведь что-то…

— Я же говорю, ничего! — у заключённого слегка сорвался голос, но бывший рыцарь старался держать себя в руках. — Ничего. Она просто исчезла, испарилась…

— Ты им то же самое говорил?

— Да… А что ещё-то можно было сказать в своё оправдание? Поначалу первая мысль пришла — вскарабкались по стене, открыли ставни и похитили. Но оно было закрыто на задвижку. Замок в Лирвалле — громадина знатная. Не знаю, кто смог бы забраться по стене до пятого этажа. Дверь в её комнату, как и весь коридор, был под моим наблюдением, и никто не заходил и не выходил. Видел, как сударыня зашла в комнату и больше не выходила. Слуги всё время были в своих соседних комнатах. Кроме меня других в коридоре не было. Естественно, появилась мысль, что в комнате есть секреты: ну, может, там, потайные ходы или что-то в этом духе, но ничего.

— И только ты попал в немилость?

— Насколько знаю, нет. Других тоже потрепали.

— Карвер, может, посреди ночи ты уснул, стоя на страже?

— Нет, я бодрствовал. Давно уже ночь стала для меня днём, а день — ночью. И нет больше у меня имени, его отобрали у меня … Семье нельзя больше со мной общаться… Опорочил шатиньонцев, предатель, что затесался в ряды кормильцев народа, — он уже говорил себе под нос, так, что его плохо было слышно, — о, да, невзлюбили меня Боги, раз такой позор на преклонные лета приготовили. Мне много раз предоставлялся шанс уйти достойно с мечом в руке на поле брани, защищая сюзерена, но тогда я не знал истинной цены такого шанса. Вот и дожил до старости, — сказал старик, а затем ругнулся.

— Если я найду её, твоё имя могут восстановить.

— Уже нет. Я же не справился с обязанностями. И вообще не сыпь надеждами, когда в них не уверен. Лучше промолчи.

— Но ты можешь помочь мне, рассказав то, что не говорил им.

— И что же я мог им не рассказать?

— Что-нибудь. — Дэйн приблизился к решётке и посмотрел ему прямо в глаза. — Что мог забыть. Ты ведь видел кого-то?

Карвер усмехнулся и ответил:

— Мне, конечно, много лет, но память хорошая. Ничего необычного той гребанной ночью не было. Безмолвная она стояла, — проговорил старик и потом повторил всё то, что Дэйн слышал уже от других.

— С кем Бетани часто общалась?

— С этой, как ее… С Энит. Рыженькая такая. Красивая. Постоянно около Бетани бегала. С девчатами тоже общалась, там, ну, с подружками при дворе. Не знаю… А это важно?

— Не было бы важно — не спросил.

— Ответь на вопрос, капеллан.

— Давай.

— Весь мир в твоих руках, капеллан, ты — хозяин своей жизни, и тебе кажется, что так будет и дальше… и дальше… Сколько времени, капеллан? А? Сколько у тебя времени, чтобы найти пропавшую племянницу короля? А что будет, если ты её не найдешь? Тогда, может, моя зависть к посетителю моей новой обители резко угаснет? Может, у меня появится брат по несчастью? Да ты, наверное, и так это знаешь. Видел свою смерть уже? Всяко видел, а то не был бы так мрачен, как сейчас.

— Мне ничего не будет. Мой орден попросили помочь, и мы делаем всё возможное, чтобы достичь успеха. Я делаю.

— Непохоже, чтобы всё, — узник усмехнулся и стал ходить перед решёткой в разные стороны, — и непохоже, чтобы всё шло гладко, ведь тогда бы не пришёл ко мне. Ты ведь сны видишь, и на них вся твоя мощь? Мне жаль тебя, потому что на таком далеко не уедешь, да и… Нехорошее это дело — на горе чужом имя делать себе.

— Ты многого не знаешь, поэтому лучше опустить тему.

— Да ну? Тогда почему они тебе просто не покажут лицо похитителя? Или где находится она? Если уж твои сны такие особенные, что ставятся вровень с работой группы умов, сделавших себе имя на таких делах, то не кажется ли тебе, что видения твои должны быть более… продуктивными?

Многие не верят, но Дэйн их отлично понимал и принимал такую позицию, куда больше Дэйн удивлялся людям, что с полуслова о его «способностях» смотрели на него, как на некое откровение, скрывавшееся ранее, что способно решить их трудности. И таких было большинство — благодарящих и ласкающих тёплыми словами, а если что-то не так — закидывающих бранью. Он глубоко вздохнул, и взор его пал на воробушка, посиживающего на краю окна. Рыцарь никак не помог, он никого не видел в ту ночь.

— Если бы все было так просто…

Они помолчали какое-то время, затем Карвер спросил:

— Как там на поверхности? Готовятся к празднику-то?

— Потихоньку.

— Да… Я сейчас был бы не прочь ещё раз встретить его как подобает, ну, с другими. Не в одиночестве. Всё-таки быть среди тех, кто тебе дорог, видеть событие, дающее радость своей идеей — сего уже не испытаю. А он меня, как и они все, и позабудет: праздник, что радужно принимал гостя своего на долгожданный пир и не раз, не вспомнит улыбки моей… Моих детей… Иди уже, капеллан, и берегись. Опасайся того, что за спиною твоею крадётся в ночи, похищая видевшие его очи.

— Странно ты говоришь…

— Тебя разве в детстве не пугали рассказами о Диве, приходящем в ночи? Миф, только и всего, но основан ведь на чём-то. Как мне ещё объяснить, что случилось, а? Как убедить себя, что причина-то должна быть хоть какая-то? Если её никто не похищал. Пущай фольклор во всех бедах виновным будет.

— Уповать на легенды? Веришь в них?

— А почему бы и не верить? В легендах, как правило, больше правды, чем в речах ближнего. Иди уже… Что смотришь на меня так, словно я рукою собственною унёс дочь Лиров от родных? Не будь, как они; пощади старого, и пусть Миратайн осветит тебе путь.

Дэйн только сейчас обратил внимание на обгоревший талисман из дерева в виде меча размером с палец, который Карвер бережно держал в руке, словно это была надежда, которую нельзя отпускать в тяжёлые часы.

Рыцарь сказал:

— Да, внучок подарил.

— Твоя семья здесь во дворе проживает? Мне передать им что-нибудь?

— Не делай того, о чём сердце не упрашивает и не поёт. К чему был вопрос, ежели не интересны кровники мои? Иди молча и действуй как должно.


Загрузка...