Глава 36 (Амор)


Томное ожидание под надвигающимся дождем бесило Амора. Хотелось вытащить клинок и исполосовать кого-нибудь, но он сдерживал себя. Когда группу покинул маг, стало совсем скучно, с другими разговор не приносил удовольствия. Амор переживал за Леандрия и хотел отправиться с ним, когда тот вознамерился вдруг в одиночку встретить ушедшую троицу.

Балиону тоже не терпелось показать себя, но Леандрий и его уговорил остаться. Мол, он же чародей, справится и один. «Сраный магик, кто тебе сказал, что ты справишься там один?» Паренек не отходил далеко от друзей — Энит и Адриана. Они даже в кости немного поиграли, чтобы скоротать время и снять напряжение. Безобидные пташки, ой, как миленько! Балион, обросший густой щетиной, должен сказать спасибо чародею и Виллену — спустись паренек вниз, он бы там долго не протянул. С таким слабым ударом, как у него, ему должно быть стыдно перед всеми, а главное — перед самим собой; Амор вообще не почувствовал тогда хилого кулака Балиона. «И это рыцарь?! Рыцарь?! Говно какое-то». Хотя Амор умышленно провоцировал, чтобы увидеть его настоящего, но засранец сопротивлялся. Пришлось про мамку излагать — самый действенный способ. Тут уж не до молчания, либо бей, либо беги, иного не дано природой. На свете, наверное, не было человека, который бы сравнялся с Амором в количестве упоминаний матерей при ссорах и дискуссиях.

Адриан выглядит так, будто его сразило жесткое похмелье. Вот-вот и заблюет здесь все. Трусливый мальчик, который боится показаться несмелым — хуже всего. В первую очередь для него. «Тут скрывать нечего, будь собой, юноша, и веди себя достойно! Авось и полюбишь себя, и будешь смотреть людям в глаза!»

Веснушечка с недовольным лицом постоянно поджимает губы, как ребенок, желающий извинений от родителя. «Сама поперлась сюда. Говоришь, Бетани стала тебе сестрой? Так не ной и делай уже что-нибудь».

Миллара он оставил в Вевите. Когда они обороняли верадскую деревню, оруженосцу порезали бедро, поэтому он слегка прихрамывал. Пока лучше не пускать его в бой, особенно с нечистью, успеет еще показать себя.

Полдень прошел, тучи заменили утреннюю синеву, предвещая дождь. Не кончится все это хорошим для них, полагает Амор. Если это игра какого-то божка, то пускай покажется; он объяснит словами, кто он такой и где его место в мироздании.

Амор стоял у балюстрады, закрывавшей небольшой участок, где изначально должны были расти цветы, но сейчас тут везде виднелся плющ. «Я бы посадил тут лилии, а памятники снес. Место еще не потеряно, увядающую красоту можно спасти».

— Сир Амор.

Энит незаметно «подплыла» к нему. Он не соизволил сразу повернуться к девушке. «Ее красному платью с воротником не хватает только глубокого выреза, так как титьки у Энит хорошие. Такую прелесть прятать — преступление. Я пару раз представлял, как мну их. Она строит мне глазки и надеется, что я ее приласкаю, утешу, прошепчу на ушко, что Дэйн-страдалец вернется с Бетани, и все будет хорошо, но нашей простушке стоит поискать счастье в другом месте. Кем бы я стал, если бы отвечал на все намеки от девушек? Правильно, — сраным магиком, ведь Леандрий — зазнавшийся трепач, простофиля под мантией, юродивый с хрустальным шаром, жалкий бабник, одним словом — ничтожество. А еще замечательный собутыльник и друг».

— Веснушечка, — сказал он, повернувшись, — а ты разве не сердишься на меня?

— Нет, и не сердилась. — Девушка потерла руку и запорхала глазками. — Просто сначала не могла понять, кто же передо мной, ведь представляла вас другим, но время, проведенное вместе, все расставило на свои места. Первое знакомство оказалось ложным, но теперь я знаю, какой вы.

Амор облокотился о каменное ограждение. «Никто не ведает, какой я, даже если и попытаюсь объяснить».

— И какой же я?

— Книги не врали. Герой, помогающий простому люду справляться с трудностями. Я не понимала, что столько деяний, наполненных переживаниями, оставляют тяжесть в сердце и меняют человека. — Энит подошла ближе и пристально посмотрела на Амора. — Но в тот вечер увидела рыцаря, которого всегда себе представляла.

— Помнится, ты скромненько назвала меня плохим человеком.

— Я ошиблась, — виновато произнесла она.

Мир дал ему редкую красоту и умение ласкать слух медовыми речами — женщины всегда рады делить с ним ложе, но зачем ему потакать желанию матушки-природы ради сомнительного наслаждения? Другие на его месте бы пользовались дарами, а Амор — нет. «Если мужчина не способен обуздать примитивные желания, которые диктуют ему правила жизни, то как тогда его вообще можно называть таковым? Это — не мужчина, а — недочеловек, который в свой последний день вопросит у неба: «Боженька, а зачем я вообще жил?» Многие сказали бы, что это боги благословили его поцелуем, чтобы он оставил в мире как можно больше здоровых и красивых детей, и они, возможно, будут правы. Но опять же — зачем ему угождать какому-то злобному творцу, если таковой существует?

Энит найдет свое счастье с кем-нибудь другим.

— Я прочитала много текстов, и в каждом вы показывали себя благородно, сир. Одна из моих любимых историй — спасение принцессы Маргарет от монстра, кой заточил ее в башне на Островах Вечной Памяти. Вам тогда было всего пятнадцать лет, и вы, будучи оруженосцем сира Делора, смогли одолеть противника, что был гораздо крупнее вас.

— Не читаю книги про себя, но уверен, там все радостно, и история завершилась счастливо.

— У вас с Маргарет была любовь, но ее отец не принял вас и выгнал из своих владений.

Амор не сдержал смеха.

— Я сказала что-то забавное?

— Чудовищем в той истории была принцесса, а так называемый монстр — один из сыновей мелкого барона, что жил на островах, — оказался жертвой. Выглядел как обычный человек, но здоровый был, к тому же добродушный и полоумный, чем воспользовалась прекрасная Маргарет и ее мамаша.

Девушка широко раскрыла глаза, а он продолжил:

— Принцесса с матерью хотела заполучить земли семьи Альдоров. Там всего-то три небольших острова, но красивых и полных растительности. Позагорать им на солнышке, видите ли, захотелось. Мечом и огнем — опасно, ведь соседи не поймут, да и знаменосцам не понравится, когда их сюзерен нарушает клятву; браком тоже не стали решать вопрос, так как не выгодно. И старый барон на обмен не соглашался, ибо каменные столпы на островах — часть его семьи. Вот и решила принцесса соблазнить полоумного и уговорить того расправиться с отцом и братом. Беда на Островах Вечной Памяти дала возможность латникам Маргарет напасть на земли Альдоров и установить там свою власть. Вся эта шумиха с древним монстром, вышедшим из глубин Сапфирового моря, и заточением прекрасной девы всего лишь хорошо спланированная сцена, только вот мне забыли дать наряд лицедея.

— А ваша любовь с ней…

— Красавица пыталась, да, когда поняла, что от именитого молодца-то может быть больше неприятностей, чем от надвигающегося шторма. Ноги раздвинула передо мной, и ее мамка тоже; последняя была особенно хороша. Но у меня хватило воли отказать им. Также я уже тогда нашел в себе силы не предавать их мечу, хотя злости во мне было немерено, ибо я — не судья. И никто не должен быть судьей в здравом уме.

Веснушечка такого не ожидала услышать, а потому замолчала и не знала, куда себя деть.

— А что насчет чудовищ Ангремского нагорья? Брата и сестры в обличье зверей, терзавших крестьян? Тоже будет подобное откровение, кое забыли упомянуть в тексте?

Амор закивал.

— В любой моей истории, веснушечка, присутствует недосказанность. — «Я сам — одна большая недосказанность».

— Расскажите про брата и сестру.

— Про них не буду.

— Почему? Вы же поведали про принцессу.

— Если историю с Маргарет можно сравнить с пощечиной, то мое путешествие в Ангрем — с раной от ножа. Мне тяжело вспоминать те события, веснушечка. Возможно, тебя это удивит, но у меня тоже есть чувства. Лучше поди к друзьям. Побудь с ними, коль дороги, а меня оставь одного. Это все не закончится хорошо; путешествия непредсказуемы, а невидимые творцы жестоки. В моих историях эпилог всегда печален, почему эта должна быть исключением?

— Творцы? Вы ведь говорили, что не веруете…

— Сказал, что отвергаю — это другое. Не могу знать, существуют ли они или нет, пока не увижу кого-нибудь. Они не показывались мне, и это, однако, не дает мне права орать каждому встречному об отсутствии высших сил, как это любят делать некоторые недалекие.

— Но вы ведь этим и занимались последние дни…

— Я провоцировал.

Амор ожидал, что девушка спросит, зачем он такое вытворял, но она промолчала. Энит посмотрела на поместье за внутренней стеной и грустно вздохнула.

— Наивно полагала, что мир за Лирваллом подобрее будет. Думала, все как в ваших историях — герой побеждает, давая дорогу справедливости. Больно много всего произошло за такое малое время. — Она подняла руки, вглядываясь в ладони. — Я, кажется, человека убила во время защиты деревни. Подожгла его, когда он пытался зарубить верада. Другие тоже горели от моего огня. Когда… когда мне хотелось закрыть глаза и спрятаться за деревьями, я представляла перед собой мою Бетани, и силы идти вперед сразу же находились. Ради нее готова все вытерпеть. А что заставляет вас действовать? Что поддерживает ваш огонь?

Амор на мгновение представил, что путешествие станет последним для веснушечки, и где-то внутри у него кольнуло. Он до сих пор не отошел от смерти лесничего. Совместное распитие, конечно, сблизило его с Вурзой, но старику он был благодарен за то, что тот отправился искать его, когда Амор покинул лагерь, решив побыть один. «Он рассказывал истории обо мне детям. Хотел, чтобы они вырастали достойными, беря с меня пример. Я не защитил человека, с теплотой относившегося ко мне, который решил отыскать меня в лесу. Рудольф Гирн… Я отказался от мести, потому что все ее от меня ждут, но, быть может, для сраного вассала Айхардов сделаю исключение, хотя свои руки пачкать не буду».

Он винил себя за смерть Вурзы. Амор хотел взять его с собой и поездить по стране, слушая рассказы лесничего.

— Вы сказали, что любовь дает вам сил, Леандрий же говорит, та вечерняя сценка была еще одной забавой от именитого спутника. Но я не верю чародею. Любовь к семье позволяет вам идти вперед?

— Ко всем, правильнее будет выразиться.

— Нельзя любить всех… Как это возможно? Дети прежде всего.

— Не сразу пришел к этому.

— Нет, в это сложно верится. Что-то есть еще. В ваших действиях и характере. Вы не такой, как остальные мужчины.

— Теплее, веснушечка, возможно, потом ты догадаешься.

— Ну скажите… — Энит голоском сейчас напоминала ребенка, который все еще жил книгами.

Неожиданно послышались возгласы — из внутренней стены должно быть кто-то показался. Не Леандрий ли? Да, это был он.

Маг вернулся один, не запыхавшийся, должно быть, врагов в катакомбах так и не встретил. Все окружили его, только Дантей и Кагул с другими четырьмя воинами не торопились слушать магика.

— Ничего, — произнес чародей, отпивая из бутыли с водой, — не нашел их. Нить, оставленная Вилленом, обрывается где-то в середине пути.

— Что насчет нечисти? — поинтересовался Балион.

— Ее тоже нет. Только крысы.

— Так ты не дошел до двери, ведущей в другой мир? — Иордан, хромая, приблизился к каменной скамье, заросшей сорняком.

— Говорю же, нить обрывается, а без нее блуждать там — верная смерть.

— Что будем делать? — взволнованно спросила Энит, озирая группу. — Уже вечер начинается, а их все нет. Виллен сказал, возвращаться в деревню, если они не придут.

— Хорошая мысль. С сумерками появится нечистая сила, а потому нам лучше вернуться в Вевит. Я соберусь с силами и еще раз спущусь в катакомбы, но в этот раз дойду до двери, открывающей Долину Цилассы.

— Снова один? — спросил Амор.

— У меня больше шансов, чем у кого-либо из вас остаться в живых.

— Сказал магик, которого оглушил бумерангом копченный калека.

— Да, Амор, — устало усмехнулся Леандрий, — калеки порой уделывали меня.

— Я пойду за Вилленом, — уверенно сказал жрец. — И не нужно обо мне беспокоиться — меня защищает Адон.

«Он не защитил тебя от раны, из-за которой сейчас каждый шаг дается с трудом. Там тоже не защитит».

— Лучше нам вернуться обратно, — повторил маг. — Уверен, с капелланом и с другими ничего не случилось. Шар показал мне, что они…

— Энит! Энит! — вдруг послышался детский голос со стороны поместья.

— Бетани! — ответила веснушечка.

«Племянница Алиона… Я думал, что она мертва. В моих сказках обычно так и бывает».

Леандрий закрыл глаза и матюгнулся грязными словами, которые и в порту не всегда услышишь.

Девочка и веснушечка обнялись. Слезы на их щеках говорили обо всем. В этот приближающийся вечер пускай все так и закончится. Это был бы хороший эпилог. «В любой истории герой ближе к концу встречается со злодеем. Пускай эта моя история будет особенной. Мне не нужны противники, закончите ее без кровопролития, пожалуйста. — Амор взглянул на небо. — Закончите историю сейчас на хорошей ноте. Я сдержу обещание, данное Вурзе, и навещу детвору в Лирвалле, которая так хочет меня увидеть. А насчет троицы, коя сейчас до сих пор в ином мире… Каждый из них найдет там что-то свое. Ведь не просто же так они рвались спуститься в катакомбы — им необходимы ответы, которые помогут в дальнейшей жизни, особенно страдальцу-капеллану. Свои же ответы я давно отыскал, а потому ничто не сломит меня на пути. Завершайте историю».

В ответ тучи не расступились и не показали небесную гладь. «Ну, конечно, как всегда. Ничего не меняется».

Адриан с Балионом также обняли племянницу короля, но девочка, когда освободилась от рук, первая нарушила радующую сердце сцену, указав на чародея и произнеся с осуждением:

— Он запер Дэйна своей магией! Капеллан сейчас в туннелях! И Леандрий не хочет, чтобы я была с вами! Не верьте ему!

— Что?! — возмутилась Энит.

«О, нет… Нет… ну зачем так-то, а?..» — Амор с трудом стал дышать и перехватил взгляд чародея, тот заметно нервничал и боялся смотреть в ответ.

— Я не доверяю капеллану, поэтому не позволил ему вернуться с ребенком…

— Ты нам соврал! — взревел Балион. — Хотел оставить ее себе, а, маг сраный?!

— Отойдите все от Бетани, — повелел Леандрий и двинулся к группе. — Вы знаете, я могу вас всех разнести в клочья в прямом смысле. Отойдите от нее, не заставляйте меня. Никому не нужно умирать.

«Значит, человек, к которому я больше всего привязался за последние дни и есть мой противник? Да, жестоко».

— Ты уверен в том, что ты делаешь, маг? — процедил медленно Амор, схватившись за позолоченные ножны; Леандрий аж остановился.

— Ты уверен в том, что хочешь собирать свою веснушечку по кусочкам? — жестко парировал чародей.

Давно Амор так не ошибался в людях, давно его так не дурили. Последний раз, наверное, такое было в Ангреме. Обычно он с первых речей уже понимал, кто перед ним стоит, а если и нет, то приходилось подстрекать к гневу, чтобы увидеть настоящего человека. Нет, никакого злого умысла или желания унизить — его слова в тот вечер были правдивы; он в самом деле открылся группе. Все его вызывающее поведение было лишь ради предотвращения подобных неожиданностей, но как же Амор ошибся. Леандрий даже после двух бутылок c огненной водицей не открывал подлинного себя, хотя пару ночей валялся вусмерть пьяным. «Я проиграл с самого начала, иначе предвидел бы это. А Дэйн? Наш «главный герой» разве не знал, что у нас змея пригрета?»

— Со своей мамкой-шлюхой ты также общаешься, когда ее имеют кметы?

Маг широко раскрыл глаза и подавил разрастающуюся злость.

— Не надо так о моей матери…

«Попался… Вот она — открывшаяся рана. Стоило всего лишь начинать с простого. Его мамка и есть ответ».

— Отойди назад, маг. Ты прекрасно знаешь, что живым отсюда не выберешься. Я убью тебя.

— Да, конечно. — Леандрий сделал вымученную улыбку. — Сколько раз я такое слышал от отребья, грозящегося заколоть меня. Рыцари тоже хорошо взрываются.

— Я даю тебе еще один шанс, чтобы уйти.

— Что ж ты творишь, милаха? Твоя веснушечка разлетится на части, а Бетани будет…

Чародей не договорил, потому что на него ринулся с ревом Балион, держа меч и щит с зеленой краской, который вмещал два рисунка: серебряного сокола и лик Миратайна.

Балион, сын Адалрика Кронвера, чьи предки одними из первых высадились на берега Арлена, мечом поранил мага: сталь разрезала лиловую мантию, кровь брызнула на каменную плитку. Не смертельный удар. Если бы парень занес удар чуть позже, то от чародея живого места бы не осталось.

Из рук Леандрия со свистом вылетел бледно-розовый шар, разорвавший молодого рыцаря. Взрыв отбросил всех, в том числе и мага. На лицо Амора упали внутренности, а две белые лилии, выгравированные на панцире, сделались красными. Когда он повернулся на бок, то его встретило лицо Предка, изображенное на куске щита. Вопль Энит с болью засел в голове. Леандрий быстро поднялся и побежал к ребенку, Амор устремился за ним, но опоздал: маг уже схватил Бетани и помчался с ней к северной части форта. Девочка била чародея, царапала лицо и кусалась, он же ругался, продолжая бежать.

Даже с доспехами и мечом в руках он мог без труда догнать Леандрия, хотя в предстоящем бою они, наверное, и не помогут против магии. Амору еще не приходилось сражаться с чародеями.

Маг, бранясь, скрылся за деревянной стеной разрушенной кузницы. Уже устал, понял Амор. Эта мысль позабавила его, так как они пробежали немного. Леандрий отдыхом дал возможность еще сильнее приблизиться к нему.

Амор ожидал, что за ним побежит кто-то из группы, но никого не видел. «Энит могла пострадать от взрыва, хотя она и поднялась на ноги, когда я рванул за чародеем. А Балион… Знал, во что ввязываюсь, когда решил отправиться с ними, но все равно после стольких лет тяжело. Тяжело терять людей, с которыми разделял еду и делил ночи. Но просьбу короля я не мог отвергнуть. Алион вообще-то не верил в нахождение племянницы, да и я тоже, но все равно послал меня в Лирвалл. Я справлялся с непосильными для обычного смертного задачами, и король подумал, что сейчас я каким-то чудом приведу Бетани к нему. «Предок благоволит тебе. Ты — талисман моей семьи», — сказал Алион, когда я готовился отправиться со своей свитой в город герцога. Удивительно, но его затея может принести плоды, конечно, если переживу битву с магиком».

Леандрий снова рванул вперед, терпя удары по лицу от Бетани. Маг бежал к колыхающимся соснам, перед которыми стояло ограждение в виде огня. Роща Предка, о которой говорил Виллен. Запах лежащих шишек навеял образы о жене, которую забрала сонная чума. В беседке в окружении сосен они часто беседовали обо всем. «Я рассказывал ей о своих приключениях, о народах и созданиях, повстречавшихся мне. Только ей поведал о событиях в Ангреме. Она была моей слабостью, которая не давала мне идти дальше».

Боем все закончится. Хотя он надеялся, что чародей сдастся. Философия Амора о ненасилии и отказе от агрессии, учитывая, сколько жизней он отнял и каким ремеслом занят, может получать неоднозначный отклик и непонимание. Большинство не хотело принимать то, о чем он говорил, как в тот вечер, перед пленом у Гирна, и считали бредом сумасшедшего, редкие личности такое называли новаторством. «Каждый прав в своем видении мира. Истины нет. Мое мировоззрение утешает меня и шепчет о лучшем дне. Это мой щит с гербом и девизом, и с ним я закончу свою сказку, а злобные творцы пускай молчат».

Игольчатые ветки царапали лицо, подобно кошкам. Леандрий остановился, когда их отделяло всего ничего. Маг так тяжело дышал, что казалось, сейчас упадет.

— Что, чароплет, по утрам никогда не бегал? — Амор протянул клинок, отражавший верхушки сосен на свинцовом небе.

— Амор… — Маг сглотнул, продолжая поглощать воздух и держать ребенка на руках. Бетани успела исцарапать ему лицо и поранить глаз, который сейчас открывался лишь наполовину. Молодец, девочка. Одеяние чародея посередине пропиталось кровью от раны, нанесенной Балионом. — Оставь меня… Если будет бой, мы оба не переживем его. Никому не нужно умирать.

— Балион уже умер! Ты убил его!

— А тебе действительно было не наплевать на них?.. Ты привязался к ним?

— Я привязался к тебе! — закричал Амор, и запах шишек вместе с обидой на потерю спутника, который мог бы стать в будущем близким человеком, заставил проснуться чувства. Маг ничего не ответил.

Леандрий намеренно решил остановиться в роще, потому деревья будут мешать размахиваниям меча, но не они могут стать главной преградой для Амора, а мысли о жене, сидящей в беседке и смотрящей на игры детей. «Силина… Себастин все также увлекается игрой на арфе, а Аврора… Нет… не надо, не возвращай былое. Я давно отказался от прошлого, потому что оно забирает все, не давая возможности увидеть весну. Но воспоминания коварны и порой протягивают пальцы, в которых, если их не рубить, обязательно затеряешься».

— Кто тебе заплатил? — спросил Амор.

— Уходи, пожалуйста.

Племянница короля схватила чародея за волосы и вцепилась зубами в его ухо, Леандрий закричал и швырнул девочку на землю. От такого падения она могла что-нибудь сломать. Это стало последней каплей для Амора, и он устремился на мага: гнев в этот раз победил, хотя сейчас он необходим.

Прямо перед ударом, чародей умудрился отскочить назад, создав ледяную копию себя, которая разлетелась на куски от клинка. «Лед? Леандрий на привале говорил о владении древними знаниями, которые относятся к магии некоего астрала. Все эти его розовые сферы, разрывающие врагов, наверное, оттуда. Но чтобы лед? Что еще умеет эта тварь?»

Сотворив еще одну копию себя, преградившую путь, чародей атаковал бледно-розовым шаром. Амор успел отскочить от взрыва, но правое его ухо оглохло, и одна из сосен чуть не упала на него. Леандрий создавал лед, затрудняющий продвижение, а затем кидал светящиеся сгустки, валившие деревья. До него сложно добраться.

Амор заставил отступить противника дальше в лес, где встретила их покосившаяся статуя Миратайна. Вокруг статуи божества находились потрепанные временем изваяния забытых воинов.

Очередной взрыв, отбросивший Амора. Он выплюнул иголки изо рта и выругался. Из рук мага полетели ледяные копья, врезавшиеся в деревья и землю. Дождь из осколков льда смешался с летающими щепками сосен в Роще Предка. Амор начал говорить нехорошие вещи про мать Леандрия, чтобы вывести того из себя. Слова порой способны ранить страшнее топора, и Амор во время боев часто использовал непростительные оскорбления родственников или богов, к которым враг относился с теплотой. Сначала, если имелась возможность, нужно было изучить противника путем острых речей и прямых вопросов, выявить его эмоциональные связи и привязанность и потом использовать это против него. В очень редких случаях слова не помогали. Леандрий, на удивление, оказался простым случаем, в отличие, например, от Рудольфа Гирна. Мать чародея — его главная слабость, которая его и убьет.

Ледяная стрела врезалась в панцирь, и осколки оставили царапины на лице Амора. Не зря он был в доспехах, а вот золотой шлем стоило взять с собой и не оставлять в деревне с Милларом. Ухо Леандрия кровоточило, и он постоянно к нему прикасался, как и к порезу на теле.

«Блин, я же с тобой водку пил…»

Почти добрался до мага, но тот снова выпустил шар, а взрыв отбросил Амора, спиной врезавшегося в дерево. Первое копье он смог разрубить, но последовавшее второе и третье врезались в панцирь и плечо, защищаемое кольчугой. Амору пришлось припасть на колено и вытащить впившиеся в лицо щепки. «У него что, неограниченные запасы магии?! Если он так и продолжит неустанно метать шары и копья, обороняясь глыбами льда, я не смогу до него добраться…»

Амор уже готовился отскочить от очередного бледно-розового сгустка, когда черная веревка, подобно змее, неожиданно обхватила шею мага и потянула его назад. Леандрий с воплем рухнул на покрытую льдом и щепками землю. Веревка изменила цвет, став оранжевой, и с немыслимой силой сдавила шею мага, напоминая работу капкана. Леандрий в одночасье стал ледяным, и его фигура разлетелась на куски от сработавшего механизма.

«Что вообще произошло сейчас?»

— Маг — существо довольно трусливое, любящее прятаться за иллюзией, — произнес человек, показавшийся из сосен. «Обгорелый? Это же Казимир мар Диодор Эса — охотник на магов из особняка Гирна. Он и вырубил тогда Леандрия бумерангом. Что он тут забыл?» — Позади, сир Амор! — предупредил человек с ожогами.

Не имея времени на раздумья, Амор сделал кувырок в сторону охотника и избежал очередного взрыва, рядом с которым стоял чародей. В шагах двадцати находился еще один маг. «Два Леандрия?! Вы что издеваетесь?!»

— Как это понимать?!

— Вы дрались с иллюзией, сир. — Казимир намотал кнут, ставший снова черного цвета, и оттащил ошалевшего Амора. Они укрылись за изваянием воина. Слышать слова было тяжело после стольких взрывов. — Двойника убить нельзя. И самого мага тоже, пока существует двойник: настоящий при угрозе будет мгновенно меняться местами с иллюзией.

— Что?.. Тогда…

— Есть три способа: зарубить одновременно и иллюзию, и настоящего, что крайне сложно; надеть на настоящего или двойника кандалы из даронита, что еще сложнее; и просто подождать пока у волшебника иссякнут запасы магии.

Два мага стояли поодаль и не торопились ничего предпринимать, видимо, отдыхали.

— Он уже умирает от усталости: в основном только льдом швыряет…

— Да, сир, третий способ неплох. Для слабых магов. Этот… Вопрос в том, доживем ли мы до изнеможения чародея, уже неспособного использовать магию. Я сомневаюсь.

— Если это иллюзия, то как она может навредить мне?!

— Поверьте, может. Одаренные маги способны иллюзией на многое, а перед нами сейчас… Весьма сильная особь.

Казимир запустил бумеранг в одного Леандрия, а во второго выпустил болт из небольшого арбалета, спрятанного в рукаве. Первый маг сумел увернуться от кинутого предмета. В живот второго со свистом вошел болт, и этот Леандрий после болезненного выдоха превратился в ледяного, распавшегося на куски.

— Не получилось, — досадно сказал авелин.

Тут же рядом с магом, уклонившимся от бумеранга, появился еще один.

— Рубим двух сразу!

Амор и Казимир ринулись к противникам. Авелин спрятал кнут и вытащил небольшой топор, на котором были изображены цветы, как и на причудливом плаще охотника. Снова летели светящиеся шары и копья. Сколько грохота-то стояло, наверное, все животные покинули этот небольшой лесок.

Оба Леандрия создавали собственные, ледяные копии, затруднявшие передвижение. Неподвижные статуи мага ломались под ударами меча и топора, падали от толчков. Чародей, как и его двойник, кровоточили и двигались одинаково. Невозможно понять, кто из них настоящий, да это и не поможет.

Казимир, точно лис, увернулся от нескольких копий и, ловко обойдя изваяния мага, успел схватиться за мантию и рубануть по шее Леандрия, но Амор из-за доспехов чуть запоздал.

— Ничего, еще раз! — прокричал Казимир.

Во второй их попытке лед изрезал Амору щеку, неизвестно, как сильно. Два копья врезались в стальной панцирь, который так помялся, что его уже невозможно было носить. Охотник почти приблизился к одному из Леандриев и в прыжке, замахнувшись топором, полетел на врага.

«Опять не успею! Давай!»

Разбив ногой ледяную копию, Амор взял меч в обе руки и швырнул его в стоявшего рядом мага. Топор засел в черепе чародея, а в тело другого Леандрия, стоявшего рядом с Амором, вонзился клинок.

«Получилось!»

Оба чародея превратились в лед и разрушились. «Так и должно быть?!»

Настала нервозная пауза. Падающие льдинки гладили лицо. Ледяные изваяния Леандрия стояли вокруг них в разных позах, целые и разрушенные. Вода стекала с их пальцев на почву, покрытую иголками. Амор впервые увидел в глазах охотника растерянность. Тот произнес шепотом:

— Две иллюзии…

Ледяное копье пробило кожаную броню авелина и прошло через тело охотника. Рот Казимира наполнился кровью. Позади него стоял с вытянутой рукой Леандрий, закрывавший разодранное девочкой ухо. Гримаса боли на его лице никуда не уходила, как и одышка.

На следующую атаку маг отвечать не стал и сразу отбежал от Амора, скрывшись за безголовой, поросшей мхом, скульптурой.

— Казимир! Казимир! — произнес Амор, подходя к охотнику, который еще дышал и корчился.

— Мой… мой напиток… — пытался выговорить охотник, захлебываясь кровью.

Авелин, отхаркавшись, с трудом достал из кармана доспеха эликсир с прозрачной жидкостью и быстро осушил его. Вены на ладонях вздулись, а зрачки расширились, и глаза охотника из бледно-серых сделались черными. Он, словно боль перестала для него существовать, разломал успевшее подтаять кровавое копье на груди, и снова оттащил Амора, на этот раз они укрылись за статуей Предка.

— Это уникальный экземпляр чароплета… Еще никто на моей практике не был способен на две одновременные иллюзии… Сейчас мы имеем дело с реликтом… — Казимир зловеще рассмеялся. — Наконец-то я нашел достойного противника!

— Как мы с ним справимся?!

— Сталь всегда побеждает магию! Сегодня, мы докажем это еще раз! — Авелин снова захохотал. В одночасье спокойный и рассудительный охотник на магов превратился в безумного убийцу. Что он выпил?

— Как мы победим его?! — Амор взял Казимира за плечи и развернул его к себе.

— Как-как?! Даронит-родимый успокоит любого бесноватого магика! — Авелин вытащил из пояса багровые кандалы и потряс ими, словно игрушку. У него их было несколько.

— Это самоубийство.

— Сир, я уже мертв! — Казимир похлопал по плечу Амора. — А вот вы можете выжить! И выживите, потому что я надену эти кандалы на чароплета! Идемте!

Помятый панцирь давил на тело и мешал движениям. Он снял доспех и не поторопился его бросить. «Мои лилии…»

«Пап, а почему тут только два цветочка?» — спросила его дочка, перед последним посещением Лирвалла. Аврора часто дотрагивалась до выгравированных лилий, когда провожала его.

Две лилии. Два начала. Мужчина и женщина. Жизнь. На землях рода Рейнов эти цветы росли всегда.

— Потому что они — это ты с Себастином. Вы — мои лилии. И мы всегда будем вместе. Я никогда вас не оставлю.

— А для мамы где лилия?

— Она тоже всегда со мной. Мама всегда рядом с нами.

— Я скучаю по ней…

— Я тоже…

«Господь издевается надо мной. Он свел меня с Силиной, а затем забрал ее, когда я больше всего нуждался в ней. Придет черед, когда он заберет и Аврору с Себастином. Они умрут до меня…»

Амор увидел в отражении панциря себя с разодранной щекой.

«Леандрий уже победил, когда завел меня в сосновую рощу. Я полагал, что стал сильнее, и былое не властно, но снова думаю детях, коих когда-нибудь потеряю».

— Простите, но я должен идти дальше без вас, — тихо сказал он, смотря на рисунки цветов, и положил доспех на землю. «Бог мой главный враг, не эти бедные, что умирают от одного взмаха, посылаемые им». Амор дотронулся до лилий и отвернулся.

— Очищение. Я тоже его испытал в младых годах, — проговорил Казимир, который уже немного успокоился.

— Я готов, идем.

— Достойный противник… Это хорошая смерть, — произнес авелин с улыбкой, которая вместе с его ожогами на лице и новыми ранами от осколков делало его лицо жутким.

— Она не может быть хорошей.

Казимир охотился за магами не из-за денег. Он нашел свое призвание, и больше ему ничего не нужно было. Никаких забот, лишь поимка волшебников. Так вот, значит, какой он — мифический счастливый человек.

Их встретило три Леандрия, шедших разными путями.

Амор, несмотря на всю его великолепную выносливость, ощутимо подустал и вряд ли выдержит затяжной бой, тем более с тремя. Щека разодрана до зубов, на лице множество ран, а тело перенесло столько ударов от ледяного волшебства. «Скорее всего, я не покину Рощу Предка», — пронеслось у него в голове.

Шквал магии посыпался на них. Охотник под эликсиром двигался еще проворнее, а потому без труда избегал увечий, Амор в одной кольчуге тоже стал быстрее. Одного из магов он нагнал и заколол. Леандрий, видимо, понимал, что задумал авелин и просто стал убегать, заодно метая сферы.

Еще один запущенный бумеранг попал в колено чародею, заставив Леандрия упасть. Казимир рванул к магу, сумел отбить руками два ледяных копья, но третье пробило ему бедро. Авелин, когда маг уже поднялся и снова стал убегать, налетел на Леандрия.

— Попался… — произнес охотник, защелкивая багровый браслет на одной руке.

Ледяное копье пробило Казимиру живот, когда он попытался надеть кандалы и на вторую руку. Затем второе, вылетевшее через грудь, оттолкнуло его назад. Третье копье повалило охотника на магов, и тут уже ни один эликсир, никакое чудо не поможет.

Леандрий, стоявший рядом с Амором, расплылся в тумане, как и второй, находившийся подле двух статуй воинов Миратайна. Остался лишь один единственный с надетыми кандалами на руке.

Он судорожно пытался снять даронитовый браслет, до крови истирая запястье. Леандрий смог свободной от кандалов рукой выпустить лишь одно копье, которое по размерам уже напоминало стрелу. Амор взмахнул мечом и рубанул мага — тот упал, и кандалы зазвенели. Затем он ногой придавил свободную руку чародея и на ней защелкнул второй браслет.

— Кто тебе заплатил? — Амор надавил ботинком на пальцы, и маг застонал. — Говори! Бриан Апло?! Ты проговорился о нем в особняке Гирна. Ты ведь Вилдэру служишь, при чем тут граф?!

— Да… Он… Большой аванс получил… Это огромные деньги… они… Они бы помогли моему университету…

— Что ты должен был сделать с Бетани?

— Привести ее… — Чародей закашлял. — Если она действительно жива и каким-то образом оказалась в другом мире, то привести ее в одно место… В Синие Сады…

— И?! Дальше что?!

— Там нас уже другие люди встретят… Я не знаю, что было бы дальше…

— Ты один?! Или с тобой еще союзники?! Нам еще что-нибудь угрожает?! Дантей с тобой?!

— Я…

Леандрий перестал дышать. Изумрудный кулон, подаренный ему в благодарность верадами, висел на шее и поблескивал.

Он отошел от тела чародея.

— Казимир, — произнес Амор, подходя к неожиданному помощнику. — Охотник на магов лежал на боку и, казалось, спал. Льдинки таяли, падая на застывшую улыбку авелина.

Он прилег на землю, и боль пронзила все тело. Разодранная щека стала ныть.

— Амор, — послышался знакомый голос.

— Как ты мог, Леандрий… Как ты мог… — Амор подполз к магу. — В сказках, которые я придумываю детям, такого никогда не случается. Почему ты так поступил?

— Сам не знаю, почему так случилось. Думаю, в правильной истории все должно быть иначе. Возможно, где-нибудь в ином измерении… в ином мире мы вместе и дружно отыскали пропавшую и вернулись все целыми, став хорошими товарищами на долгие года. Возможно, где-нибудь.

«Нет, это неправда. Леандрий мертв. Так с кем я сейчас разговаривал, и что это было?» Амор лежал между двумя телами, смотря на верхушки покачивающихся сосен. Начался дождь.

— Сына, ты шо тута разлегся, аки боров дородный?

— Вурза… Из-за меня ты умер.

Лесничий стоял перед ним с арбалетным болтом в груди.

— Ребятам нужна помощь доброго молодца. Прославленный рыцарь из моих рассказов никогда не бросает беззащитных в беде.

«Я уже начинаю бредить… Надо найти сумку и обработать раны. Она должна быть за статуей Предка… Нет, не смей умирать… Вставай и помоги им».


Загрузка...