Глава 16.

Вернувшись назад в таверну, Нильда никак не могла прийти в себя. Веселиться со всеми она не могла, отпросилась у Пайкуса и ушла на берег моря.

Слишком тяжело хранить некоторые тайны. Но и доверить их нельзя никому. Боже, как безжалостна бывает судьба. Почему так, почему? Слезы сами текли у нее из глаз, но девушка знала - самое неприятное еще впереди, и от нее потребуется все ее мужество, чтобы выполнить то, что она должна. Невольно задаваясь вопросом, что бы было, не пойди она в ту ночь к шаману морского народа.

Не знала бы, не коснулось бы ее все это? Нет. От судьбы не уйдешь, она настигнет тебя так или иначе, уж лучше лицом к лицу встретить все, что несет завтрашний день.

Не бывает испытаний, которых нельзя вынести.

***

Вильмор привел всхлипывающую Онхельму в свою спальню, собственноручно искупал ее, вытер, как ребенка и уложил в постель. Все это он проделал молча. Молча выслушал ее бессвязные жалобы, молча подождал, пока жену осмотрит лекарь. Тот долго цокал языком, осматривал и ощупывал царицу, потом изрек:

- Большая потеря крови и упадок сил. Но осложнений для здоровья нет, вместе с кровью вышло все. Ей повезло. Даст Бог, у вас еще будут дети.

Вильмор также молча кивнул и выпроводил лекаря. Видя, что измученная Онхельма уснула, царь пошел сначала к себе в кабинет. Там он размышлял некоторое время, после пошел в крыло, где была лаборатория Мелисандры, теперь лаборатория Онхельмы, мысленно поправил он себя.

И все-таки, войдя, он произнес:

- Мелисандра, любовь моя, я пришел...

Женщина на портрете смотрела на него, и Вильмору показалось, что он видит в ее глазах грусть. Он ведь пришел к ней понять, почему же она хотела, чтобы трон достался мальчику Алексиору. Потому что сегодняшний поступок брата не укладывался у него в мозгу.

- Мой брат, моя кровь, сын моего отца, чудовище? Моя кровь и плоть - чудовище? Неужели ты могла так ошибиться?

Женщина на портрете смотрела с любовью, словно говоря, что никакой ошибки не было, просто случилось нечто очень странное. Настолько странное и простое, что истина ускользает от него.

- Подумай. Подумай хорошенько, - говорили глаза женщины на портрете.

***

Сафор стоял за спиной царя и наблюдал. Явиться ему просто так без зова, без предупреждения он не мог. Это Властительница Мелисандра могла бы заметить его первым и поприветствовать, но Вильмор темного духа не видел, не ощущал его присутствия.

А старейшина духов города Версантиума с тоской осознавал, что новая царица впустила в их мир зло, которое поселилось в ней. И теперь это зло будет стремиться вырваться на свободу, каждый раз провоцируя ее на все более чудовищные поступки. И что царю, который сейчас пытается выяснить причины несчастья и найти истину, не под силу будет с этим злом бороться.

И ему, Сафору, тоже не под силу.

Духу вспомнилось, как в свое время царица Мелисандра воспользовалась помощью злого, чтобы наслать проклятие на мужчину, отвергнувшего ее любовь, но та была умнее несоизмеримо, та хоть не делала этого в собственном доме! Не впускала злого в себя! И все равно поплатилась.

Хорошо хоть страны это не коснулось.

Но новая-то царица также разумна, как разъяренный подраненный медведь! Ее колдовская сила слепа, и зло направляет ее к разрушению.

Их ждут тяжелые времена.

Делать-то что? Бороться как...

***

Просидев полночи в кабинете Мелисандры, Вильмор пришел к выводу, что не всегда все именно такое, как кажется. И чтобы хорошенько уяснить, что же произошло, ему нужно допросить Алексиора, а после еще раз, уже когда та успокоится, Онхельму. Царю все равно не спалось, он решил отправиться в застенок, поговорить с братом, просто посмотреть ему в глаза.

Арестованных содержали на нижнем этаже дворцовой крепости, точнее, в подвале. Но сам застенок был не отнюдь в земле, он был устроен прямо в толще береговых скал. Весь дворец вообще выстроили на древних белесых скалах высокого берега. Получалось так, что нижний уровень, где помещались заключенные, со стороны въезда на два этажа уходил под землю, но со стороны моря он был высоко над водой. Крохотные окошки под самым потолком пропускали немного света и позволяли услышать шум волн. А из коридора наружу вела низенькая служебная дверь, к которой вдоль почти отвесного берега шла узкая каменистая тропка.

Сейчас в дворцовом застенке других узников, кроме царевича Алексиора не было. Государь Вильмор спустился туда, взял факел у охранника и отпустил его, желая остаться с братом наедине. Алексиор не спал, он сидел, скрючившись у стены, и смотрел остановившимся взглядом в одну точку. Увидев царя, подобрался и вскочил.

- Брат...

Вильмор остановил его жестом. Потом потер лоб и спросил:

- Я хочу понять.

- Брат, я пальцем к ней не прикасался! - выкрикнул юноша.

- Я хочу понять, что произошло, - повторил царь, - Что произошло?

- Я не знаю...

- Не знаешь... Тогда отвечай мне. Как ты вообще оказался там?

- Я... Я искал Евтихию... Услышал, что она меня зовет, и пошел...

- Евтихию?

- Да, я ее с прошлого вечера не видел, беспокоился...

- А как получилось, мой юный братец, что ты искал свою невесту в спальне моей жены?

- Это может показаться абсурдным, но голос доносился именно оттуда.

- И что? Нашел свою невесту? - спросил царь.

- Нет, - буркнул Алексиор, - нашел царицу. Полуголую.

Вильмор молча кивнул. Алексиор вдруг заговорил быстро и взволнованно:

- Брат! Я как увидел государыню Онхельму в этом халате... Я хотел сразу уйти! Но она не отпустила! Дала выпить вино какое-то странное... А потом поцеловала... А когда я оттолкнул ее... Страшно рассердилась! Запустила в меня молниями... но они почему-то в нее саму попали, - тут Алексиор затряс головой, словно отгоняя видение, - Брат, так страшно было. Ей вдруг стало так плохо... И кровь... Прости, брат... Отец...

Вильмор слушал его внимательно.

- Вино, говоришь?

- Вино... в таком розовом бокале. Странное, сладкое, переливалось, как перламутр.

Вильмор больше не мог слушать, ему стало противно.

Кто бы из этих двоих, близких ему людей, не лгал ему, это было одинаково больно!

Одинаково отвратительно и больно!

Он ушел, никого не хотелось видеть.

- Брат... Отец... - позвал его Алексиор, но царь не имел больше душевных сил продолжать этот разговор.

К себе царю тоже идти не хотелось, потому он пошел пройтись по ночному саду. Решил посидеть в той беседке, что на мысе.

Ну вот... Пришел...

А беседки-то нету! Почти половина мыса ушла вместе с беседкой. Обрушился кусок скалы. Сразу вспомнились слова царевича, что Евтихии не было видно весь день. Неприятное предчувствие, что с девушкой случилась беда, возникло у Вильмора. Странно, как странно... Голос, говорит, слышал...

Вино.

Если вправду было вино, надо пойти проверить сейчас, пока еще в спальне жены никто не убирал. Не переставая думать о судьбе пропавшей девушки, это помогало отвлечься, Вильмор направился прямо в покои жены. На секунду остановился, перед тем как открыть двери спальни, зажег свечу. Страшно стало, что увиденное там может окончательно разрушить его мир.

Вошел. Разгром, перевернутые стулья и опрокинутый туалетный столик, разметанные по всей комнате посуда, фрукты и покрывала. Все это больше походило на взрыв. Вот кровь на полу, рядом рвотные массы...

Вильмор обвел взглядом комнату. Бокал из розового стекла...

Он горько усмехнулся.

Бокал из розового стекла обнаружился на полу. Целый. Царь присмотрелся, действительно остатки опаловой жидкости. Но он не спешил делать выводы, надо сперва выяснить, что там за вино такое. Может, просто вино, которое Онхельма пила перед сном, а мальчишка от страха наврал, желая отвести от себя наказание?

Он уже ни во что не верил.

Государь аккуратно взял платком розовый бокал с остатками жидкости, поднял его, завернул в салфетку и спрятал за пазуху. Он покажет это специалисту. Сейчас же. Вот и узнает.

Боже... Зачем ты позволил ему дожить до этого дня... Зачем...

***

Если не спит государь, кое-кому из его слуг тоже придется не спать. Вильмор велел поднять Антионольфа и послал за Кириосом, главой городских колдунов, который по совместительству преподавал естественные науки в школе при городской ратуше.

Оба явились незамедлительно и были даже не заспанные, из чего государь сделал вывод, что дурные вести уже начали распространяться по городу. Подумать только, еще и утро не наступило! Первое, что сказал царь, было:

- Все, о чем здесь будет говориться, не должно выйти за пределы этой комнаты.

Оба немедленно поклялись молчать. После чего Кириосу был передан розовый бокал с неизвестной жидкостью для исследования. Тот попросил один час на работу. Вильмор отдал распоряжение, чтобы его отвели в лабораторию жены. Когда колдун ушел, царь обратился к Антионольфу:

- Что ты можешь мне сказать?

- А... О чем? - прикинулся было престарелый философ.

Вильмор выразительно взглянул на него и сказал:

- О том, что произошло сегодня ночью в спальне моей жены.

Философ вздохнул, раздул щеки и выдавил:

- Странно, невероятно, чудовищно, нелепо.

- Это и я знаю. Что ты думаешь о наследнике, - на последнем слове голос царя сорвался на шепот.

- Думаю, что он такого сделать не мог. Точнее... Простите... Не могу выразить... Но слишком уж нехарактерно для него... Непонятно...

- Тогда, что, по-твоему, там произошло?

- Я не знаю.

Какое-то время оба молчали, потом Антионольф нерешительно произнес:

- А что говорит он сам?

Вильмор не ответил. Сказал только:

- Давай подождем, что найдет Кириос.

Они уселись ждать за рабочим столом в кабинете Вильмора. Царь и наставник наследника были ровесниками, но выглядели они в обычное время совершенно по-разному. Антионольф - на все свои восемьдесят с хвостиком, а Вильмор был еще красивый статный мужчина. И седые волосы в косе его нисколько не портили. Но сейчас они оба смотрелись стариками.

Кириос управился быстро. Пришел в кабинет, принеся с собой бокал с остатками опаловой жидкости. На вопросительный взгляд Вильмора колдун ответил:

- Сыворотка страсти. Действует убойно, вызывает непреодолимое, животное желание. Применять ее опасно, потому что результаты могут быть непредсказуемые.

- Как в этом случае? - глухо спросил царь.

Кириос поморщился, но сказал:

- Возможно.

Все. Еще. Хуже.

- Спасибо, вы мне очень помогли. Можете пока что быть свободны. Помните о молчании.

Оба поклонились, Кириос вышел, Антионольф ненадолго задержался.

- Государь, я хотел сказать...

- Говори.

- Пропала Евтихия. Девушки нигде нет со вчерашнего утра. Никто не знает, где ее искать.

- Я знаю, - ответил царь, он почему-то был твердо уверен, что искать слепую девочку придется на дне морском, но не сказал этого в слух, - Утром объявим розыски.

Антионольф ушел.

А утро почти уже настало. Царь все равно спать не собирался, а потому захватил с собой тот самый бокал и пошел дожидаться пробуждения жены. Послушать теперь ее.

Загрузка...