Белая Роза

Глава 21

— КАК ПОЖИВАЕТ НАШ ЗВЕЗДНЫЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР? — звучит жестоковатый голос Гарнета через аркан, который плывет над плечом Рейвен.

Она сидит на пирамиде из тюков сена. Две недели в Белой Розе — и она превратилась в нового человека… более здорового, счастливого.

— Отлично, — говорит Рейвен. — В этом вся Вайолет.

Я становлюсь воздухом.

Я принимаю элемент, растворяясь в невесомые молекулы, которые зачерпывают отдельные пряди сена, разбросанные по полу амбара. Они зависают в воздухе. Я чувствую каждый их крошечный вес. Я направляю их к Рейвен, и они окружают ее, как странные планеты, вращающиеся вокруг Солнца.

Она хлопает. Эш хихикает с того места, где он стоит и чистит Репку, лошадь Сил, которую называли просто «Лошадь», пока Эш не стал заботиться о животных. Репка — это прозвище, которое он дал Синдер в детстве.

— Ей стоит попробовать вышивку, — говорит Гарнет. — Или вязание. Знаешь, пора бы бросить вызов себе.

— Или, может быть, она должна начать собирать миниатюрные чайные сервизы, — говорит Рейвен с ухмылкой. — Значит, у нее и твоей жены будут маленькие ремесленные вечеринки.

— Я хочу, чтобы вы знали, Корал имеет ровно двести шестьдесят пять подобных вещей. Поверьте мне. Она считала. В моем присутствии. Мне пришлось сидеть и улыбаться, пока она демонстрировала мне целую презентацию. То есть, это смешная навязчивая идея, но следует восхититься ее решимостью.

— Я выгляжу очень впечатленной.

— Я собираюсь притвориться, что это не сарказм.

Рейвен разговаривает с Гарнетом больше, чем я. Они любят подтрунивать друг над другом. Я думаю, он поддерживает ее остроты. Он напоминает ей, какой она была раньше.

— Я думал, что ты позвонил не просто так, — сказала Рейвен. — Есть новости из Жемчужины?

Соломинки падают на пол, когда я прерываю связь с воздухом. Я хочу полностью присутствовать при этом разговоре.

— Я не видел Люсьена со свадьбы, — говорит Гарнет, — поэтому я не знаю, что он задумал. У моей матери есть какой-то план в рукаве, но мне не удалось вытащить его из нее, и я не могу притвориться, что у меня внезапно появился интерес к суррогатам.

— План с суррогатом? — говорю я. — Но у нее нет суррогата.

— Да, но никто в Жемчужине, кроме меня и Люсьена, этого не знает. О, и этот новый компаньон, о котором вы, ребята, рассказывали мне, так как он, очевидно, видел тебя, Вайолет.

— Его зовут Рай, — напоминает ему Рейвен.

— Как у него дела? — спрашивает Эш, откладывая щетку в сторону.

— Отлично, я думаю. Я не разговаривал с ним, он не знает об Обществе или чем-то подобном. Карнелиан все еще страдает по тебе, если ты можешь в это поверить. Она все время говорит о тебе. Я думаю, она надеется, что он расскажет ей некоторые особенные истории об Эше Локвуде. Вообще-то, это грустно.

— Что насчет плана суррогата? — говорю я. Я не хочу тратить время на разговоры о Карнелиан. — О чем она думает?

— Как я уже говорил, она не доверяет мне. И я пытаюсь играть в идеального сына; знаешь, брак привел меня в порядок, больше никаких поздних ночей в тавернах Банка, и такого рода вещей. — Он делает паузу. — Но она определенно что-то задумала. Прошлой ночью она передала письмо Курфюрсту. Передала его лично. Последний раз, когда моя мать доставляла свою почту… ну, наверное, никогда.

— А Общество? — спрашивает Эш, бросая горсть корма цыплятам, которые пищат в своем загоне. — Что они делают? Есть хоть какое-то движение?

— Вам придется спросить об этом Люсьена, — говорит Гарнет. — Все, что я знаю, это то, что я прочитал в газетах. И это потому, что я знаю, что искать.

Общество подпортило королевскую собственность, поразив конкретные цели в Смоге и Ферме. В основном судейские кабинеты и Ратниковые казармы, так же, как Эш и предполагал, хотя Люсьен никогда бы не признал, что идея Эша была хороша. Они находят слабые места там, где королевская власть имеет свои когти в нижних округах. Они не взяли на себя ответственность за это, хотя было одно упоминание о Черном Ключе, нарисованном на двери почтового отделения. Люсьен не очень обрадовался, когда рассказал нам об этом.

Эш тоже, но я думаю, он предпочел бы быть с вандалами. Я знаю, что он расстроен нашей изоляцией и отсутствием активной роли в этой революции. Теперь я вижу это в его лице и по напряженным плечам.

— Я иду на пробежку, — говорит он. Он чешет одну из коз за ушами и покидает амбар.

Эш пробегает по периметру Белой Розы не реже двух раз в день. Я думаю, что это помогает ему направить всю эту накопленную энергию.

— Я что-то не то сказал? — спрашивает Гарнет.

— Нет. — Я вздыхаю. — Он просто расстроен.

— Расскажи мне об этом. По крайней мере, ему не нужно присутствовать на лекции о разнице между костяным и обычным фарфором.

— А какой ты предпочитаешь? — дразнит его Рейвен.

— О, костяной фарфор, определенно. Вы знали, что он самый белый из всей столовой посуды?

Мы с Рейвен смеемся.

— Я должен идти, — резко говорит Гарнет, и аркан замолкает. Рейвен ловит его, прежде чем он падает в тюки сена. Она спрыгивает с них и отдает мне его обратно.

— Как думаешь, что замышляет герцогиня? — спросила она.

— Я не знаю. Ее разговоры о том, что у нее есть суррогат, настораживают.

— Да, — констатирует она. — Не думаешь ли ты, что она украла его у какой-то другой королевской женщины?

— Я думаю, это было бы во всех новостях.

— Наверное. — Рейвен сжимает губы. — Я собираюсь сделать чай. Хочешь?

Я киваю.

— Я буду через минуту.

Как только она выходит за дверь, я вздыхаю и широко раскрываю руки.

Я становлюсь воздухом.

Сотни соломинок поднимаются вверх, когда я присоединяюсь к элементу. Ощущение невесомости, которое дает мне воздух, так волнующе. Это как летать, стоя на земле. Я взлетаю до самой вершины амбара, беря с собой сено.

Репа топает ногами.

Аркан гудит в моей руке, и я освобождаю свою связь с элементом.

— Она на пути к вам, — говорит Люсьен. Солома опускается вниз и приземляется на мои волосы и гриву Репы. Она качает головой и фыркает.

— Львица?

— Да, лот 199.

Отвратительно, что никто из нас не знает ее имени.

— Что ты ей сказал? — спрашиваю я.

— Я ничего ей не сказал, — ответил он. — Мы не можем подходить к этому так же, как с тобой. Я приведу девочек к тебе самым безопасным способом.

— Каким образом?

— Мой первоначальный план, — с нетерпением отвечает Люсьен. — Я добавил в ее вино сыворотку. В самый последний момент. Я думаю, что графиня Розы собиралась устроить ей несчастный случай.

Эти слова заставляют меня поежиться.

— Так… она собирается появиться здесь и понятия не имеет, что происходит?

— Я делаю свое дело, — говорит он, — Вы должны делать свое. Она будет на поезде, который прибудет на станцию Бартлетт завтра днем в два. Ищите ключ.

— Я всегда так и делаю, — говорю я.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ СТАНОВИТСЯ ОЧЕНЬ ХОЛОДНО. Я плотнее закутываюсь в шарф и опускаю наушники своей шапки.

Сил дала мне смешную пару тонированных очков, чтобы скрыть мои глаза. На всякий случай, если кто-то ищет меня.

— Я хочу пойти, — говорит Эш, пока закрепляет Репку к тележке.

— Это рискованно, — говорит Сил с места водителя. Эш обращает на нее холодный взгляд, прежде чем повернуться ко мне.

— Я хочу пойти, — говорит он снова. — Я хочу что-то сделать.

— Я знаю, — говорю я. — Но… это слишком опасно. Что, если кто-то снова тебя узнает?

— С твоим красивым лицом мы можем поспорить, что кто-то позовет Ратников, не успеешь ты произнести слово «халма», — говорит Сил.

— Однажды меня замаскировала Вайолет, — говорит он. — Она может сделать это снова.

— Эш… — Я колеблюсь. — Это было с помощью Заклинаний. Я не… Я больше не хочу их использовать. — Это отчасти правда. Я все еще могу использовать Заклинания, но меня больше беспокоит безопасность Эша, которая сдерживает меня. Я не буду рисковать его жизнью.

— Верно, — отвечает он коротко. — Я понял.

— Ты позаботишься о Рейвен, пока меня не будет?

— Рейвен теперь может позаботиться о себе сама.

Я кладу руку ему на плечо.

— Мы скоро вернемся. Может быть… возможно, ты сможешь поехать в следующий раз.

Эш кивает, но я знаю, что он мне не верит. Он похлопывает Репку по боку и убегает в сторону амбара.

Я вздыхаю и сажусь рядом с Сил.

— Этот компаньон действует мне на нервы, — говорит она.

— Он больше не компаньон, — говорю я, когда тележка катится вперед. — Я хочу, чтобы вы с Люсьеном запомнили это. И он… разочарован. Он хочет помочь.

— Как он должен помочь? Соблазнить наш путь в Жемчужину?

— Ты ничего о нем не понимаешь.

Сил смеется.

Поездка через лес очень отличается от той ночи, когда Люсьен привел меня сюда. Небо ясное, безоблачное, голубое, воздух холодный и свежий. Мое раздражение исчезает, сменяясь возбуждением, что я наконец-то выхожу за пределы Белой Розы.

— Мы должны сначала сделать остановку, — говорит Сил.

— Где? — спрашиваю я. Я не уверена, что осознавала, как я устала сидеть на одном месте, но теперь, когда мы снова в мире, я переполнена энергией.

— Я должна выполнить поручение Его Королевской Ключности, — говорит она.

Мы выезжаем из леса, и у меня перехватывает дыхание — когда я приехала на ферму, было темно, и я была в бочке большую часть путешествия. Теперь, когда я вижу это… здесь так много места. Я привыкла к широкому полю вокруг Белой Розы, знакомому кольцу деревьев, которое охватывает весь мой мир.

Я и забыла, насколько велик настоящий мир.

Поля простираются так далеко, насколько я могу видеть. Мы находимся на вершине холма, и вдалеке в небольшой впадине между холмами есть маленький городок с дымоходами и острыми крышами. Большой фермерский дом находится справа от меня, среди аккуратно постриженных рядов желтеющей травы. Интересно, что будет расти здесь, когда сменятся сезоны. Мое самое яркое воспоминание от этой роковой поездки на поезде в Жемчужину — это цвета Фермы. Розы, апельсины, зелень… теперь все тускло-желтое и ржаво-коричневое.

Но я все еще нахожу это красивым.

— В каком квартале мы находимся? — спрашиваю я.

— Южном, — ответила Сил.

— Мой брат, Охра, работает в Южном квартале, — пробормотала я и немного улыбнулась. Приятно чувствовать себя рядом с кем-то из своей семьи, даже если это только для вида. Южный квартал огромен — он может быть где угодно.

Размышление об Охре заставляет меня подумать о Хэзел. Опять же, я беспокоюсь о сроках этого плана. Мы должны остановить аукцион, прежде чем ее можно будет протестировать. Хотелось бы, чтобы это было не так скоро. До октября еще так далеко. Сейчас только январь.

Проезжая через город, я нахожу трудным не разглядывать всё вокруг. Женщины в длинных шерстяных платьях и толстых плащах, мужчины в комбинезонах и больших меховых шапках; дома с крышами темно-красного и желтого цветов; бакалейная лавка, верховный суд, магазин инструментов и семян. И мне нужно посмеяться над собой, потому что я три месяца жила в Жемчужине и видела так много невероятных вещей, а теперь я чувствую трепет от продавца фруктов.

Мы останавливаемся перед таверной. Покрашенный знак, вырезанный в форме дерева, скрипит на ветру. Жирные буквы на нем провозглашают имя таверны «КОЛОДЕЦ ЖЕЛАНИЙ». Я улыбаюсь, задаваясь вопросом, является ли владелец поклонником детской сказки. На вывеске прикреплен белый квадрат бумаги. Я едва могу разобрать слова.

Бумага выветрилась и выцвела, но лицо Эша все еще точно узнаваемо. По мне пробегает дрожь. Я была права на счет того, чтобы он остался дома. Сил привязывает Репку.

— Держи язык за зубами и позволь мне поговорить, — бормочет она. — Мы не будем здесь долго.

В «Колодце желаний» имеется большое деревянное крыльцо и балкон с видом на улицу. Можно услышать звуки музыки из окон, обрамленных белыми кружевными занавесками. Фасад окрашен в желтый цвет. Эта таверна очень отличается от таверн, которые я видела на Ряду, захудалом районе Банка.

Интерьер так же приятен, как и внешний вид. Бар выполнен из темного полированного дерева, с тремя полками позади него, на которых стоят блестящие бутылки спиртных напитков всех форм и размеров. Зеркало на стене перечисляет специальные предложения дня большим петлистым почерком. Столы распределены по светлому деревянному полу, только несколько из них заняты клиентами. Сморщенный старик за барной стойкой потягивает виски из пыльного стеклянного стакана, перелистывая «Вестник Одинокого города». Человек в полосатой рубашке играет на пианино в дальнем углу комнаты.

— Сил! — кричит бармен, выходящий из распахивающейся двери, которая ведет, наверное, на кухню. Он несет тарелку жареной курицы и зеленых бобов с миндалем. У меня желудок урчит. — Сейчас подойду.

Он спешит подать еду, пока Сил и я садимся за барную стойку. Я замечаю, что Сил выбирает барные стулья как можно дальше от курящего человека.

— Он знает, что не должен называть меня так, — ворчит Сил.

— У вас тоже есть кодовое имя? — спрашиваю я.

Губы Сил сжимаются, а ее щеки темнеют. Она игнорирует меня, хватает дополнительную копию «Вестника» и притворяется, что просматривает ее.

— Прошло довольно много времени с тех пор, как я видел тебя, — говорит бармен, подходя к нам. Он вытаскивает бутылку с одной из полок и достает два стакана. — Как обычно? А кто твой молодой друг?

— Никто, — говорит Сил, кладя газету. — И она не пьет.

Бармен, должно быть, привык к грубости Сил. Он кивает и наливает в стаканы две порции виски, беря один себе. Сил выпивает свой одним глотком.

— Вот. — Она вытаскивает из пальто сверток, обернутый в коричневую бумагу. — Кое-что на помощь мальчику-пастуху.

Лицо бармена вытягивается.

— А, да. Кажется, он выздоравливает, учитывая…

— Учитывая что? — спрашиваю я. Сил бросает на меня свирепый взгляд.

— Его дед хотел продать его в качестве фрейлины, — говорит бармен приглушенным голосом.

— Но он испортил дело, — говорит Сил. — Черт возьми, он почти убил этого бедного мальчика.

— Как ужасно, — вздыхаю я.

— Да, — бармен подозрительно смотрит на меня, и я опускаю взгляд. Он поворачивается к Сил. — У тебя есть сообщение от Черного Ключа?

— Я когда-нибудь приезжаю сюда без него? — спрашивает она. Ее лоб сжимается, когда она говорит дальше, — Третий справа, четвертый слева. Трактир Вестинга. Похоже на джин. — Она одобрительно кивает. — Вот и всё. И не записывай на этот раз. Это теряет весь чертов смысл.

Бармен кивает, бормоча загадочное сообщение самому себе.

— Мне лучше уйти, — говорит она. Она швыряет пару диамантов на стол — две сверкающие серебряные монеты с выгравированным лицом Диаманты Великой, Курфюрстины, которая начала первый Аукцион.

— За мой счет, — говорит бармен, отмахиваясь от денег. Но Сил оставляет их, и мы выходим на холодную улицу. По пути я срываю бумажный лист.

— Что это было? — спрашиваю я, когда мы залезаем обратно в телегу и начинаем ехать по оживленной улице.

— Оружие, — ворчит Сил. — У Люсьена есть люди, которые делают их в Смоге и отправляют сюда. Но это тяжело. Невозможно сделать или отправить больше, чем несколько за раз. Медленно движущаяся революционная сила, состоящая из фермеров и фабричных рабочих. И забывчивых барменов.

Я думаю о Симстресс, Кобблере и Тифе, единственных членах Общества, с которыми я встречалась. Без них мы бы никогда не добрались до фермы, но… Являясь чрезвычайно полезными в шпионаже и побегах, они все же не солдаты. Определенно не те, кто мог бы выстоять против объединенной силы Ратников.

Кажется, Сил читает мои мысли.

— Не твоя забота, — говорит она, взмахивая поводьями, чтобы отправить Репку в рысь. — У нас есть поезд, который нужно догнать.

— Что вы ему дали для того мальчика? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Порошковая красная ива и гвоздика. Должно помочь утолить боль.

— Что с ним случится?

— Он будет жить. — Ее тон не очень оптимистичен.

Я открываю газету и просматриваю ее. В дворце Леди Света была вечеринка, которая немного вышла из-под контроля — несколько королевских сыновей начали драться друг с другом на кулаках. В газете отмечается, что «это была сцена, достойная Гарнета из Дома Озера, но брак, похоже, смягчил нрав самого знаменитого дурного мальчика в Жемчужине».

Я просматриваю другие страницы. Размещено объявление о рождении, которое меня нервирует. «Дом Ивы приветствует девочку. Имя будет объявлено». Нет упоминания о суррогате. Еще одна девушка умерла из-за них.

Я перелистываю страницу, и мое дыхание перехватывает. Лицо герцогини смотрит на меня. Ее темные волосы прибраны и усеяны жемчугом, и на ней платье с глубоким вырезом. Я будто чувствую ее взгляд на себе, её холодная жесткость заставляет мурашки пробежать по спине. Заголовок гласит: «ГЕРЦОГИНЯ ОЗЕРА ПРЕДОСТАВЛЯЕТ ЧАСТНУЮ АУДИЕНЦИЮ С КУРФЮРСТОМ».

Это должно иметь отношение к письму, которое она доставила, как сказал Гарнет. Но что она задумала?

Станция Бартлетт находится примерно в 30 минутах езды от города в узком овраге, окруженном холмами. На этом поезде должно быть много поставок, потому что на вокзале ждут около десяти или пятнадцать тележек. Несколько мужчин смотрят на меня и на Сил, складывая ручные сигареты. Я благодарна за свою шапку и очки.

Я слышу поезд до того, как замечаю его — два свиста, которые отдаются эхом от окружающих холмов. Поезд, большой и черный, выпускающий толстым белый дым. Он прибывает на станцию с оглушительным визгом, в то время как люди с вымазанными сажей лицами выпрыгивают, открывают двери на фургонах и вытаскивают ящики, мешки и пакеты, завернутые в коричневую бумагу.

Я ищу что-либо, отмеченное черным ключом, и нахожу его нарисованным на ящике, который выгружается. Я вздрагиваю, когда двое мужчин бесцеремонно бросают его на землю.

— Этот наш, — говорит Сил.

У ящика есть две ручки, но он довольно тяжелый. Когда мы пытаемся поднять его на тележку, порыв воздуха поднимается вверх, подталкивая дно ящика так, что он с громким ударом приземляется на тележку. Сил подмигивает мне.

— Полезно, — говорю я. Хотелось бы, чтобы мы открыли его сейчас.

— Подумать только, — говорит она, поглаживая ящик, — это могло быть твоим путешествием ко мне. Так же просто, как несколько капель сыворотки и поездка на поезде.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

— Ты говоришь, как Люсьен, — говорю я.

Сил фыркает.

РЕЙВЕН И ЭШ ВЫХОДЯТ НА ПЕРЕДНЕЕ КРЫЛЬЦО, чтобы поприветствовать нас, когда мы возвращаемся к Белой Розе. К моему облегчению, Эш в лучшем настроении.

— Вот, — говорит он, прыгая на телегу с ломом в руке. Он выдергивает крышку деревянного ящика. Запах сена и спертого пота наполняет воздух.

Львица лежит в позе зародыша. На ней коричневое шерстяное платье. Я полагаю, Люсьену пришлось одеть ее в морге. Она такая тощая, почти такая же, как и Рейвен раньше, ее кожа натянута на кости. У нее под глазами темные круги, темнее её шоколадной кожи.

Эш аккуратно берет её за запястья и укладывает на свое плечо.

— Где мне её положить? — спрашивает он.

— В комнате Рейвен, — говорю я. — Я буду с ней, пока она не очнется.

ЛЬВИЦА СПИТ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ДНЯ.

Когда солнце начинает садится, действие сыворотки ослабевает.

Сегодня небо тихое, приглушенное жженными оранжевыми и выцветшими желтыми оттенками. Я смотрю в окно, как вдруг она склоняется вниз, тяжело дыша. Я хватаю ведро, которое я принесла для этой цели.

— Вот, — говорю я, держа его одной рукой, второй — её спину, пока ее тошнит. Сыворотка Люсьена имеет довольно неприятный побочный эффект.

Львица кашляет, и я подаю ей тряпку, чтобы вытереть рот. Она неловко моргает, словно ее глаза не уверены, хотят ли они оставаться открытыми или закрытыми.

Я наливаю ей стакан воды из кувшина на тумбочке.

— Выпей это.

Теперь она проснулась. Я нахожу себя немного нервной. Эта девушка из той, теперь такой далекой части моей жизни. Я не знаю, как себя вести при ней.

Она пьет в тишине и подает мне стакан без «спасибо».

— Ты, — говорит она, занимая сидячее положение.

— Я Вайолет, — говорю я. — Как тебя зовут?

— Где я? — Ее глаза сужаются. — Как я сюда попала? Что тебе надо?

— Ты на Ферме, — говорю я. Наверное, не стоит удивляться ее настроению. — Я хочу помочь тебе. И… Мне тоже нужна твоя помощь.

Если бы я планировала, что хотела бы сказать, получилось бы лучше.

Ухмылка Львицы выглядит так неправильно, слишком много сарказма на таком изможденном лице.

— Конечно. Так ты похитила меня? Как ты вообще сюда попала? Я думала, ты заперта во дворце Озера.

Я игнорирую ее вопросы.

— Однажды ты говорила со мной о власти, — говорю я. — На похоронах Далии, ты сказала мне, что у нас больше власти, чем у королевской семьи, потому что мы делаем их детей.

— Я рада, что произвела впечатление, — говорит она.

— Ты понятия не имеешь, какая у нас сила.

Воздух — это самый простой элемент для соединения, потому что он всегда присутствует. Я выпускаю себя в него, принимая пьянящую невесомость, которая приходит с присоединением к этому элементу. Я выталкиваю его, кружась по комнате, сначала медленно, но потом быстрее, пока не почувствую, что я летаю. Львица прижимает простыню к груди.

Я разорвала соединение. Комната успокаивается. Я чувствую волнение.

— Что ты такое? — спрашивает Львица.

— Я… — Я не совсем уверена, как ответить. — Я такая же, как ты. Мы одинаковые.

— Хочешь сказать, я могу сделать то, что ты только что сделала?

— Что-то вроде этого. Надеюсь.

Львица фыркает.

— Ты надеешься? Зачем ты привела меня сюда?

— Ты бы предпочла вернуться в Жемчужину? — говорю я.

Она колеблется. Я вижу боль в ее глазах. Интересно, что память воспроизводит сейчас.

— Нет, — говорит она.

— Тогда все в порядке.

— Так ты собираешься сказать мне, почему я здесь?

— Как я сказала, мне нужна твоя помощь. Свержение королевской семьи.

Темные глаза львицы расширяются, так что я вижу белки глаз.

— Ты серьезно.

Я чувствую, что этот момент имеет решающее значение. Мне нужно, чтобы она поверила мне, и все же у меня нет ничего, чтобы убедить ее здесь, кроме как кружить по спальне. Как я могу объяснить истину о Заклинаниях, Паладинах и об этом острове, о том, кто мы есть на самом деле? Я глубоко вздыхаю.

— Я так много могу тебе показать и рассказать. Если хочешь. Но сначала я хочу, чтобы ты сказала мне свое имя.

На полсекунды я подумала, что она не ответит мне. Потом она улыбается.

— Сиенна, — говорит она. — Меня зовут Сиенна.