Глава 24. Побоище на реке Бечевке

In my time of dying,

Want nobody to moan.

All I want for you to do,

Is take my body home.

«In my time of dying», Led Zeppeling


Последнее, что я сделал вечером накануне, – отправил Рыбину лаконичное, но исполненное надежд сообщение: «Чемодан со мной. Завтра буду. Готовьте деньги».

Долго ждал ответа. Не дождался. Впрочем, в Зоне такое сплошь и рядом.

Вообще-то нам повезло. Засветло мы успели дотянуть до моего схрона в Ёлкином Лесу. Поскольку в кевларовой берлоге места хватало только на одного, внутрь мы определили нашу принцессу. Сами же, расстелив спальные мешки, залегли снаружи. Разумеется, предварительно мы выставили мои любимые «монки» и оговорили очередность ночных дежурств.

Вообще-то я был против дежурств. Мне хотелось, чтобы все выспались как можно лучше – и лично я в первую очередь. Но то ли Тополем овладели дурные предчувствия, то ли на Речном Кордоне ему успели подсадить в голову маленького сержанта, алкавшего неукоснительного исполнения Устава гарнизонной и караульной службы… Так или иначе, мой друг настаивал, а я не стал спорить. У меня тоже на душе было муторно.

Но, несмотря на все наши предчувствия, ночь прошла спокойно. Грибы-мутанты не покусились на наши «монки», кровососы – как бесхозные, так и одомашненные контролерами – обошли наш бивуак десятой дорогой.

Когда я проснулся, часы показывали ровно 6:00. Эх, заспался… По крайней мере по своим меркам. А все потому, что пришлось просидеть с двух до четырех на посту. Вот если бы я спал нормально, всю ночь, то, конечно, встал бы на час раньше.

С четырех на стражу заступил Тополь, но он почему-то не разбудил меня в 5:00, как я просил.

– Что же ты, брат? – укоризненно спросил я.

– Да ладно тебе, Володя, не гони коней. Пусть наша принцесса еще немного посопит.

– Кто рано встает, тому Зона дает, – проскрипел я. И громко возвестил: – По лагерю «Ёлочный» объявляется подъем!

Тополя, непрерывно трущего глаза костяшками пальцев, я отправил снимать «монки». А Ивана поставил дежурным по кухне – намазывать на бутерброды шоколадное масло, резать колбаску и вскрывать неизменные банки «Завтрака туриста». Принцессе же ничего не оставалось, как, сидя на корточках перед берлогой, варить этим грубым русским мужланам (то есть нам) кофе в грязном кофейнике, водруженном на горелку. Видел бы это князь Бертран Адам Третий!

– А с кем вы там, в Лихтенштейне, враждуете? Ведь есть же у вас враги, а? – спросил я, активно пережевывая огромный кусище бутерброда с докторской колбасой.

– Наш враг – Чехия, – серьезно сказала Ильза.

Я поперхнулся.

– Кто?!

– Чехия. Это враг!

– А чем они… заслужили? Что они сделали-то?

– Украли у нас землю!

– И много?

– Тысячу шестьсот километров. Квадратных, – мрачно пояснил Иван. – Это сразу после Второй мировой войны было. Чехи прирезали к себе симпатичный лесок в Моравии. И с тех пор не отдают!

«Нормальный лесок, – прикинул я. – Полторы тыщи квадратных километров – едва ли не половина нашей Зоны! Немало».

– Скажите на милость, какие гады! – с наигранным драматизмом провозгласил Тополь.

– Да! Да! – горячо поддержала его Ильза. – Наши дипломаты стараться!.. Хитрить!.. Но Чехия не отдавать земля!

– Ну и как, воевать с ними будете? – поинтересовался я.

Ильза спрятала глаза и замолчала. Видно, для нее, как для патриотки своей страны, это была больная тема. Вроде Ольстера для ирландцев.

– Воевать нехорошо… Пацифизм – хорошо, – наконец сказала принцесса.

«Знаем мы ваш пацифизм, – подумал я. – Небось, могли бы вы в своем Лихтенштейне поставить под ружье тысяч этак сто пацанов призывного возраста, сразу бы начали права качать. А так… По сравнению с такой крохой, как Лихтенштейн, Чехия – настоящая сверхдержава. Ну а Польша какая-нибудь так вообще Империя Зла».



Утро выдалось свежим, даже слишком.

Зябко поеживаясь, мы шли через Ёлкин Лес на северо-восток.

Нашей целью была Бечевка, приток Припяти, образовавшийся по геологическим меркам вчера – шесть лет назад.

Причиной его образования стали те же самые катаклизмы, которые изменили русло Припяти, породили Пылающий Остров и Речной Кордон.

Бечевка славилась глинисто-красной водой, стремительным течением и ничем не объяснимым отсутствием аномалий. Из-за этой особенности, кстати, в сталкерском фольклоре возникло поверье, что если обмазать этой самой красной глиной из истоков Бечевки все тело, то никакая аномалия тебе страшна не будет. Мне кажется, это полная чушь. Впрочем, я лично не знаю никого, кто отважился бы это проверить на себе…

На берегу Бечевки у нас с Тополем была припрятана лодка – добротная алюминиевая плоскодонка, способная при необходимости поднять не только четверых, но и шестерых. Мы давным-давно уговорились не использовать ее без крайней надобности. Почему? Да потому, что сплавиться на ней вниз по стремительной Бечевке – одно удовольствие. А вот кто и как попрет ее вверх по течению на прежнее место?

Мы-то с Тополем в свое время использовали знакомство со славными мужиками из клана «Долг», которые наловчились кататься по Зоне на самопально бронированном «Патриоте». Эти мужики нашу лодку на крыше своего вездехода и подвезли. Но уже года два как об этих «долговцах» не было ни слуху ни духу, и «Патриота» их никто не видел…

Как решили мы с Тополем еще вчера, крайняя надобность сейчас как раз настала. Чем быстрее мы оттарабаним принцессу и ее бесплатное мясное приложение в «Лейку», тем лучше. А лодку… Я успокаивал себя тем, что она, возможно, больше никогда не понадобится.

А что? Будущее виделось мне в самом что ни на есть шоколаде. Денег рисовались форменные горы!

Во-первых, гонорар от Рыбина за КМПЗ.

Во-вторых – гонорар за спасение принцессы. Вдруг князь Лихтенштейнский окажется добряком и накинет тысчонок сто на чай?

На этом фоне вознаграждение за «колокол» и «ведьмину косу», которое бессовестно зажал Хуарес, уже не выглядело таким эпическим, как давеча. И все же деньги лишними не бывают. А я умею радоваться каждой копейке!

Между прочим, именно по этой причине я уговорил Тополя забрать с собой все мины МОН-5МС, распределив их между нашими рюкзаками. Все равно их гарантийный срок подходил к концу, и я, что греха таить, намеревался толкнуть их какой-нибудь отмычке, возомнившей себя бывалым сталкером.

Ну а в-третьих, конечно, гонорар за «звезду Полынь»! Предварительные оценки, основанные на банковском курсе платины, давали двести тысяч единиц. А расчеты по научным таблицам статистической редкости артефактов обещали увеличение этой суммы в полтора раза.

Итого. Миллионерами нам с Костей, конечно, не стать. Но сделать шаг в следующий имущественный класс мы вполне могли! При желании мы сможем оставить сталкерство и заняться чем-то более респектабельным. И более спокойным, само собой.

– Ты чего насупленный такой? – спросил меня Тополь.

– О вечном думаю, – соврал я.

Мы шли по отличной, надежной тропе. Лучшей в Ёлкином Лесу просто не было.

Я хорошо знал тропу и без карты. Вначале она вьется по траверзам между низинами, затем взбирается на оплывший холм, поросший корабельной сосной, а затем спускается к Бечевке, отбитой от опушки Ёлкина Леса пойменным лугом.

Конечно, мы с Тополем как опытные сталкеры ни на секунду не прекращали отслеживать аномалии. Даже на этой проверенной тропе можно было вляпаться и в зыбь, и в мясорубку. А уж в зарослях вокруг тропы аномалии стояли стеной.

Плотные цепи трамплинов выдавали себя дешевенькими артефактами типа «медузы», сгенерированными за последнюю ночь. Птичьи карусели – «кровью камня». Все эти дары Зоны мерцали в ломкой белесой траве фальшивыми драгоценностями. Если бы только мы не спешили, если бы наши финансовые перспективы не были столь обворожительны, мы бы с Тополем наверняка не удержались и занялись сбором всей этой приятной мелочевки. Все-таки страсть к собирательству, которую приобретает каждый сталкер после первого же «своего», найденного и принесенного из Зоны артефакта, – она посильнее полового инстинкта и чувства самосохранения, вместе взятых!

Лишь в одном месте я обнаружил коридор, который мог с гарантией, без лишнего риска, вывести из скопищ аномалий, окружающих тропу. Вход в коридор, как по заказу, был четко обозначен двумя изрядными птичьими каруселями.

В тот момент информация о наличии такого коридора для нас была лишней. Но кто знает, как завтра жизнь сложится? И, между прочим, Синоптик, который поведен на картографировании Зоны, за каждый квант достоверной информации о расположении аномалий охотно платит по десятке.

– Вон гляди, какие птичьи карусели здоровенные. Видишь? – Я обратил внимание Ильзы на пару аномалий, обозначенных отчетливыми пылевыми вихрями.

– А какой… птица катается на этой… карусели? – спросила Ильза. – Курица? Или дятел?

Как видно, других птиц принцесса Лихтенштейнская по-русски не знала.

– Какая попадется, такая и катается, – мрачно заметил Тополь, известный жизнелюб. – Но недолго.

Я криво улыбнулся. В словах Тополя было слишком много правды.

Мы удалились от каруселей шагов на пятьдесят. Там тропа упиралась в мощную воронку и делала вынужденный поворот.

Я машинально сообщил Тополю точные координаты эпицентра воронки. Тополь машинально подтвердил.

Я уже хотел было рассказать анекдот, чтобы развлечь Ильзу, когда взгляд мой упал на огромные, блестящие, как коллекционные рубли, глазища… крысиного волка!

Зверек сидел на задних лапах. Сидел прямо на тропе, как-то очень по-человечески вытянув передние лапки нам навстречу и выставив вверх чувствительный нос-локатор.

Это был матерый крысиный волчара с шестью оранжевыми полосками на спине.

Моя рука бездумно потянулась за «стечкиным» – мало ли, что у твари на уме, – когда меня осенило.

«Шесть полосок! Шесть! Да это же крысиный волк из клетки Трофима! Тот самый, которого я отпустил возле девятой скважины, в Заозерье!»

На душе у меня потеплело. Я исполнился сентиментальных чувств и вернул «стечкин» на предохранитель.

– Чего встал? – спросил Тополь встревоженно. – Опять тетки в белых халатах мерещатся?

– Старого знакомого встретил.

– Не понял. Комбат, ты в порядке? Что за знакомый?

– Да крысиный волк этот. Ну помнишь, которого мы отпустили? Он на тропе сидит!

– Ну, волк и волк. У тебя что, «хай пауэр» заклинило? Патроны экономишь?

– Да нет, ты не понял! Он не только сидит, он словно что-то хочет этим сказать! Понимаешь? Важное сказать!

– Вроде чего?

– Ну, вроде предостережения… Чтобы мы туда не шли… Мы ведь его спасли один раз! Вот и он нас теперь хочет спасти!

– Комбат, у тебя «морской еж» на месте? – тоном психиатра буйного отделения справился Тополь.

– Да на месте, на месте! Но это и правда очень странно! Сам посмотри!

Чтобы оказаться рядом со мной, Тополю требовалось пройти двенадцать шагов.

Он успел сделать одиннадцать, когда я отчетливо услышал оружейный «кланг-кланг». С таким звуком патрон досылается в ствол перед первым выстрелом из снайперок типа СВУ и ей подобных.

По-видимому, услышал этот «кланг» и Тополь, поскольку он резко обернулся к Ивану и спросил:

– Ты взвел пистолет?

– Нет…

В руках у Ивана и впрямь ничего не было.

«Что же мы слышали?» – подумал я, чувствуя, как неприятный холодок побежал по моему хребту.

И тут меня осенило. Это же атмосферный звуковод! Вполне заурядное (хотя и редкое, особенно за пределами Зоны) физическое явление, благодаря которому звуки переносятся почти невредимыми на весьма заметные расстояния.

А как только меня осенило, я услышал еще один «кланг». Нет, точно не мерещится!

Ну и где же прячутся те, кто досылает в ствол патроны? И зачем они это делают?

Я посмотрел на ПДА. Поблизости вроде бы никого.

Перевел взгляд на крысиного волка – в его глазах стояла мольба. Мол, ни-ни-ни! Ни шагу дальше!

Ну, чем гадать, так лучше проверить.

Я загнал в подствольник «Грозы» дымовой выстрел и нажал на спусковой крючок.

Граната улетела за ближайшие ели и там, метрах в сорока от нас, взорвалась, расплескав на уровне макушек деревьев кляксу ярко-зеленого маркерного дыма.

Я рассчитывал на то, что у наших пока невидимых «кланг-клангов» не выдержат нервы.

И, как оказалось, правильно рассчитывал!

Ёлкин Лес взорвался сразу несколькими истерическими очередями. Минимум один ствол был мощнейшей гауссовкой последнего поколения. Слева от нас гиперзвуковые пули безжалостно разорвали ствол дородной ели, и она с протяжным скрипом рухнула наземь.

– Ну что, побежали? – спросил я.

– Без вопросов! – сказал Тополь.

Иван вдруг ловко подхватил Ильзу на руки. И, как будто принцесса весила не больше плюшевого зайца, побежал вслед за Тополем.

«Ого! – впечатлился я. – Он что, в Баре стимуляторов себе прикупил новейших, пока мы кофеи гоняли?»

Каковы бы ни были причины этого преображения, и легкоатлетическая прыть, и тяжелоатлетическая грузоподъемность Ивана оказались очень кстати. Ведь всякому известно, что скорость эскадры определяется скоростью самого медленного корабля. В нашем случае обузой обещала служить, конечно же, Ильза.

Нам ничего не оставалось, как опрометью броситься по тропе назад – туда, откуда мы пришли.

За считанные секунды я мысленно реконструировал приблизительную тактическую картину происходящего. Впереди на тропе нас ждала засада. Кто попало с гауссовками по Зоне не ходит. Поэтому следовало предположить, что мы имеем дело с серьезным кланом – «Монолитом» или «Свободой».

Серьезный клан – это очень плохо. Наверняка на тропе был устроен классический огневой мешок, а это никак не меньше десяти стволов (зная пристрастие «Монолита» к перерасходу сил и средств, можно предположить и все двадцать).

Но самое главное – это то, что стрелками, включенными в систему огневого мешка, весь отряд наверняка не исчерпывается. Должна быть еще и группа отсечения – четыре-восемь бойцов, которые выйдут на тропу позади, перерезая все пути отступления. И «Монолит», и «Свободу» не пацаны ведь сколачивали, а отставные офицеры… Как и «Долг», само собой. Идейки, правда, у всех этих кланов были разные, но тактическая подготовка – одна на всех.

Стоило мне об этом подумать, как ход событий подтвердил мою правоту.

Впереди на тропе мелькнул пятнистый силуэт. Мы с Тополем выстрелили одновременно.

Незадачливый боевик из группы отсечения улетел с тропы ровнехонько в фокус жарки. На несчастного тут же обрушился испепеляющий жар в полторы тысячи Кельвинов. Тот истошно заорал.

Одним меньше… Но всего лишь одним! Расслабляться было ни в коем случае нельзя.

– Падай! – крикнул я Ивану и сам рухнул на землю.

Очень вовремя!

Стоило нам упасть, как со стороны только что позавтракавшей жарки в нашу сторону ринулся шквал пуль. Это били в шесть стволов бойцы группы отсечения, успевшие, как и мы, попадать среди высохших папоротников.

Хуже всего было то, что автоматы и оба ручных пулемета этих мерзавцев были оборудованы приборами бесшумной и беспламенной стрельбы.

Из-за этого засечь их огневые позиции по характерной «сварке» выстрелов было невозможно.

Но глазастый Тополь вычислил одного пулеметчика по столбику пыли и немедленно отправил туда две осколочных гранаты из подствольника.

Что будет, когда враг ответит нам тем же, я старался не думать. А чтобы эффективней не думать о грустном, я перекатом сменил огневую позицию и взялся костерить Рыбина.

«Ну скотина, ну тварь! И какой бес меня попутал вчера ему сообщение послать? Кто меня торопил? Вот пришел бы в «Лейку» – и послал уже по-нормальному… Нет же, все меня тянет КПД увеличивать! Всё заранее распланировать, как учат всякие мудаки в книжках «Стань хозяином своей говножизни»… Ведь этих молодцев наверняка Рыбин прислал. Чтобы контейнер забрать, а меня – пришить. Сразу две выгоды рисуются – и платить ничего не надо этому Комбату, и свидетелей лишних нет. А что вместе с Комбатом еще три человека прижмурятся – так подобные мелочи солидные организации никогда не волнуют. Подумаешь, принцесса Лихтенштейнская! Тамошний князь еще молодой, новых настрогает!»

Короче, мне стало стыдно. И я решил сделать все от меня зависящее, чтобы вытащить принцессу живой из этой передряги.

Я снова поменял позицию, короткой перебежкой переместившись из-за своего бугра за поваленный ствол красавца-дуба, за которым затаились Ильза с Иваном.

Я хотел возглавить спасение принцессы.

Но стоило мне улечься на брюхо рядом с ними, как я заметил, что Иван, наш простофиля Иван, занят чем-то в высшей степени странным.

Иван вооружался.

Его пальцы порхали со скоростью челноков ткацкой машины.

Словно из воздуха он выхватывал одну за другой всё новые детали. Он вращал их с бешеной скоростью, придавая им верную пространственную ориентацию, и почти беззвучно сопрягал друг с другом.

Спустя несколько секунд первая пушка была готова. Иван положил ее рядом с собой на землю, после чего сразу же взялся за изготовление второй – с той же самой нечеловеческой четкостью и ловкостью в пальцах.

Я никогда не видел ничего подобного. Его оружие отдаленно напоминало шестиствольные пистолеты позапрошлого века. По крайней мере стволов у него тоже было шесть. И расположены они были кругом.

На этом, впрочем, сходство заканчивалось и начинались различия. Например, этот монстр был изготовлен не из железа, а, по-видимому, из неизвестных мне сортов линейного трансфуллерена – высокопрочного карбидного полимера. Что же до калибра, то было ясно, что эта штука, снаряженная скорее всего керамическими пулями, оторвет жопу и бегемоту.

Вторая пушка тоже удалась Ивану на славу.

Это была единственная в своем роде неметаллическая реплика малокалиберного пистолета-пулемета «Tsunami», воплотившего концепцию «Metal Storm 2». Кургузый двухствольный агрегат был призван засыпать противника градом коротких бронебойных стрел с темпом три тысячи выстрелов в минуту. Вдумайтесь! Три тысячи выстрелов в минуту!

Ваш Комбат никогда не узнал бы об этой прожорливой фигне, если бы не Любомир, который еще зимой пробовал втюхать мне серийный сингапурский «Tsunami» за бешеные деньги. Ага, держи карман шире, братка. Мне и со «стечкиным» хорошо. Старый друг лучше новых двух, и притом в разы.

Больше всего меня интересовало вот что: где Иван намерен взять два литра гелеобразного гидробутана – жидкого пороха для своего самопального «Tsunami»?

Как бы отвечая на мой невысказанный вопрос, Иван расстегнул куртку, затем задрал футболку, оголяя живот, и после серии едва заметных манипуляций в районе пупка вырвал из своего чрева что-то вроде катетера с розовым наконечником! Я знаю, звучит глупо – «вырвал из чрева». Но, поверьте, со стороны это так и выглядело!

Затем Иван воткнул наконечник в казенную часть «Tsu–nami». Раздалось шипение – этаким макаром он, по-види–мому, заправил баллон. Из некоего резервуара, находящегося у него… в животе.

«Слава Богу, Тополь этого не видит. Его бы точно стошнило».

А вот Ильза взирала на все эти приготовления с хладнокровием патологоанатома. Как видно, ей было не впервой.

«А я, наивный, еще размышлял, как эти сиротки три дня в Зоне продержались, такие беззащитные… Как же! Сиротки! В левой руке – шестиствольный пистолет. В правой – «Tsunami»… Интересно, Ильза тоже такая? Или все-таки обычная?»

Однако события не оставляли мне времени на размышления.

– Пойду почищу сектор. – Иван обратил ко мне свое бесстрастное лицо. – Их там семеро. Два пулеметчика, гранатометчик, снайпер, три стрелка.

Я почти не удивился. Иван был сигомом – это было уже совершенно очевидно, – а у сигомов, в числе прочего, при необходимости включается цифровая обработка всей входной информации.

В частности, звуки стрельбы мозговые сопроцессоры Ивана наверняка подвергали точному спектральному анализу и, сличая их с зашитой библиотекой звуков, делали выводы. Приборы бесшумной стрельбы, имевшиеся у наших врагов, картину не меняли, потому что органы чувств у сигомов развиты на порядок выше, чем у нас, простых смертных.

Тем временем Иван продолжал:

– Прикройте меня сосредоточенным огнем сюда. – Иван ткнул пальцем в экран моего ПДА. – Через пятнадцать секунд перенесите огонь на тридцать градусов правее. Ждите, не высовывайтесь, пока я не подам сигнал.

«Смотри, как раскомандовался! Ну прям выпускник Академии Генштаба!»

Впрочем, спорить с Иваном не было никаких резонов. Человек (точнее, сигом – человек с синтетическими элементами) дело говорил.

– Понял, – ответил я.

– Мне пора, – сказал Иван.

С этими словами он наградил Ильзу многозначительным взглядом и пружинисто вскочил на ствол дуба, испещренный отметинами от пуль. Там он застыл ненадолго и, не двигаясь с места, открыл беглый огонь с двух рук, по-македонски.

Шестиствольный пистолет ухал, как заправская гаубица. Один выстрел, второй, третий, четвертый… Когда он собрался перенести огонь на пятую цель, я наконец-то опомнился и, крикнув Тополю: «Делай как я!», выпустил полный магазин в кусты жимолости, которые служили ориентиром для первой прицельной точки, указанной Иваном.

Иван между тем скатился со ствола вниз, с нечеловеческой быстротой перезарядил пистолет и рванул вперед по тропинке.

Неподавленный пулеметчик боевиков показал великолепную реакцию. Тропа перед Иваном вспухла метровыми фонтанами грунта. Три пули превратили левую ступню Ивана в крошево, но он как будто не замечал этого. Как видно, в тот миг все человеческое в нем было выключено.

Увы, новый, преображенный Иван властвовал над законами биохимии и физиологии, но перед законами механики даже он был бессилен.

Еще две пули вошли ему в бедро. Полученный импульс закрутил сигома юлой. Падая, Иван успел выставить вперед правую руку и следующие три метра преодолел в головокружительном сальто-мортале. При этом левую руку с «Tsunami» он ометающим движением перебросил на линию огня и перерезал очередью тонкую осину перед собой.

Видимо, он сделал это с умыслом. Ветви упавшего дерева накрыли его, спрятав от наблюдения, и сигом получил возможность перезарядить оружие, а также провести экспресс-ремонт повреждений.

Я так засмотрелся на былинные подвиги Ивана, что не сразу расслышал обращенный ко мне крик Тополя.

– Комбат! Сзади! – крикнул Костя и выпустил несколько одиночных пуль в восточном направлении – туда, где мы встретили крысиного волка и откуда мы бежали, спасаясь из огневого мешка.

Я все же обернулся. С запозданием в секунду, но обернулся.

Что же я увидел? На землю оседал боевик с архаическим гранатометом РПГ-7 за спиной. Одет он был в комбинезон «Ветер», какие обожают носить ребята из «Свободы» и, пожалуй, только они. Живот боевика был щедро запятнан кровью. Было ясно, что Тополь попал.

Черт, что же делать? Сзади наседают, надо уходить, но там эта проклятущая группа отсечения…

Я понимал, что без моей помощи Ивану скорее всего не справиться. Он, конечно, сигом, но отнюдь не настоящий боевой робот, каким был, например, Авель. Любая пуля наносит ему вполне действенное ранение. Другой вопрос, что он может позволить себе не замечать ранений, но лишь какое-то время.

В общем, надо Ивану срочно помогать… С другой стороны, незащищенный тыл – это тоже никуда не годится.

– Костя, держи восточное направление! – крикнул я Тополю. – Будет передышка – сразу выставляй «монки», не жалей! А ты, пожалуйста, лежи тут и не рыпайся, – это я сказал Ильзе, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно нежнее и убедительнее.

– Рыпаться… нихт, – бескровными губами произнесла Ильза.

Раздав указания, я бросился вперед – поддержать Ивана в его трудных пробах на главную роль в фильме «Терминатор наносит ответный удар».

Тремя короткими перебежками-змейками я достиг лежащей поперек тропы осины – той самой, которую Иван перерубил очередью из своего самопального «Tsunami». Оттуда, из-под прикрытия ее ветвей, я выпустил две осколочные гранаты по-минометному – то есть уперев приклад «Грозы» в землю, а ствол задрав круто вверх.

Гранаты, похоже, упали куда надо. По крайней мере назойливое кудахтанье РПК оборвалось.

Следующие полминуты я вслушивался в хаотическую стрельбу впереди, пытаясь вычленить уханье Иванова шестиствольника (самого Ивана я нигде не видел).

Когда я накачался адреналином под завязку и уже готов был взорваться, я «на психе» перекатился через осинку и ужом пополз вперед. Мне хотелось знать, куда подевался Иван и, главное, в кого стрелять. То, что не все боевики перебиты, было очевидно. То и дело татакали два «калашникова» и гулко бахал минимум один «ремингтон».

Наконец мне на глаза попался окровавленный полусапог, торчащий из кустов. Поодаль валялась беспризорная «беретта» с отстрелянным магазином и сдвинутой назад затворной рамой.

Вдруг я услышал, как впереди ударил пистолет Ивана. Кто-то истошно завопил. Растрещался очередью и вдруг захлебнулся «калашников».

Я пополз вперед с удвоенной прытью.

Но повоевать мне было не суждено – впереди воцарилась зловещая тишина. Я замер, вглядываясь в переплетение стеблей, веток, теней. И вдруг, небрежным движением отгоняя от лица зловредное облачко жгучего пуха, на тропу выступил Иван. Он был смертельно бледен. Он шел медленно, будто каждое движение причиняло ему смертельную боль. Как выяснилось вскоре, так оно и было.

Иван жестом увлек меня под защиту ствола гигантского граба, сел на землю (его лицо исказилось мучительной гримасой) и сказал:

– Я смертельно ранен, Владимир. Разрушены печень и сердце. Мозг отключится через две минуты двадцать четыре секунды.

«Ну и точность!» – ужаснулся я, кивая ему.

– Поэтому слушай меня внимательно и не перебивай.

«А ведь раньше один лишь я позволял себе подобный тон в нашем маленьком отряде…»

– Говори.

– Во-первых, Ильза. Позаботься о ней. Если она потеряет сознание от боли или страха, у нее на поясе есть аптечка. Вколешь ей препарат номер 4.

– Понял.

– Теперь о контейнере…

– Ты обещал отдать его мне, – напомнил я.

– А ты обещал не перебивать.

– Извини.

– Так вот, контейнер отдашь магистру.

– Кому?

– Человеку, который назовет пароль.

– Что за пароль?

Надо признаться, я не собирался отдавать контейнер какому-то там магистру. Но и спорить с умирающим, пусть даже этот умирающий – сигом, я совершенно не имел охоты. Поэтому я делал вид, что полностью подавлен ситуацией и загипнотизирован терминаторской харизмой.

– Пароль: «Меркурий светит белым на закате». Запомнил?

«Чего тут запоминать-то?»

– Запомнил.

– Отдашь контейнер тому, кто произнесет эту фразу. И не пожалеешь.

– А что в контейнере? Ты сам хоть знаешь?

– Философский камень.

– Это бриллиант, что ли?

– Нет.

– Артефакт?

– Ни в коем случае.

– А что?

– Философский камень, повторяю. Для тех, кто не умеет с ним обращаться, он не имеет никакой ценности.

Мне было что спросить у него, первого в моей жизни живого сигома. Но две минуты и все приложенные к ним секунды вышли.

– Прощай, – сказал Иван и закрыл глаза.

– Эй, ты что… всё? – Я потрепал его за плечо.

Иван не ответил. Он лежал передо мной недвижимый и величественный, немного похожий на куклу. Словно кто-то там наверху вдруг нажал кнопку «выкл».



Следующие пятнадцать минут были заполнены спасительной суетой, одышливым бегом и сумбуром в мыслях.

Хотя Ивану удалось расправиться с группой отсечения, отходить на запад, к моему схрону, мы не решились. Это значило бы самим себя загнать в ловушку.

Вместо этого мы выскользнули с тропы на примеченный мною загодя боковой коридор между аномалиями, обозначенный двумя птичьими каруселями.

Мы уходили в направлении холма, покрытого рыжей выгоревшей травой, за которым, мы знали, должен открыться вид на реку Бечевку.

Наши преследователи напоролись на выставленные Тополем «монки». Страшная смерть нескольких временно остудила пыл остальных, и мы вроде как оторвались.

Кстати, кто же они, эти преследователи? Об этом мы спорили с Тополем прямо на бегу. (Впрочем, бежать удавалось ровно в той мере, в какой это нам позволяла Ильза, а бегунья из нее была никудышная.)

– Думаю, «Свобода», – утверждал Костя.

– Но зачем?! Что мы им сделали?

– Как это что? Ты же сам начистил репу Зеленому! В Баре!

– Ну так и что? Из-за такой малости целый взвод за нами посылать?

– А кто их знает, этих психов!

– Не верю. Это кто-то покруче.

– Да куда круче-то?! «Монолитовцы»? Так они все были бы в экзоскелетах поголовно. Военные сталкеры вообще не так экипированы, поверь знатоку. Для бандосов – чересчур хорошая организация. Да и нет уже таких многочисленных шаек. А наемники – те против нас не напружинили бы хвост. Слишком дорогие деньги для них. Они только падаль рвут. Или верняк… Тоже ведь профи своего рода.

Все это было верно.

– Может, весь сыр-бор из-за Ильзы? – вдруг осенило меня при виде жалко ковыляющей принцессы Лихтенштейнской. – Сначала вертолет с ней на борту завалили. Потом группу наемников выслали на поиски. Ту самую, которую Авель в Заозерье нашинковал! Ну а теперь вот это… А что, если, предположим, папенька ейный преставился и она – наследница престола?

– А чем Ильза может кого-то не устраивать? – недоуменно спросил Тополь. – Ей вон любой сигом в состоянии так мозги засрать, что она его полюбит как человека и замуж за него захочет!

При Ильзе мы говорили так, будто ее с нами не было. Это было невежливо и некрасиво. Единственное, что нас извиняло, так это наша совместная уверенность: следить за нашей беглой, напичканной сленгом речью она со своим зачаточным русским не сможет. Однако мы ошиблись.

– Сигом – это человек… наполовину! – громко сказала Ильза. – Я… любить… эту половину! – В глазах у принцессы стояли слезы, но она не плакала. Что значит европейское воспитание.

Да, она была совершенно права. Сигом – человек, в частности человек. Скажем, сигом совершенно спокойно может иметь детей и все такое.

– Скажи мне, дорогая, а как вы смогли спастись при крушении вертолета? – спросил я, ласково улыбаясь.

– Иван… меня спасать… Когда вертолет начинать падать… Иван взять меня в руки… И прыгнуть из кабины! – объяснила Ильза.

– У него был парашют? – спросил въедливый Тополь.

– Нет. – Ильза отвела глаза – наверное не хотела, чтобы мы видели ее слезы. – Я… Мы… Не могу объяснить… Не имею слов.

Я решил спасти принцессу от языковых затруднений.

– Да не нужен ему парашют, дурачина! – сказал я Тополю. – Это же сигом! У него кинематика скелета такая, и мышцы полимерные такие, что он смог погасить корпусом всю энергию удара. На этом-то у него наверняка батарейки на фиг и разрядились, – посетило меня еще одно прозрение.

– Да, да. Батарейки! – горячо закивала Ильза. – Батарейки были нет… Но в Баре… Источник энергии… Электричество…

– Да ясно, ясно, розетка, – закончил за нее я.

Картина потихоньку прояснялась. Наконец-то исчезла нестыковка, мучившая меня с той минуты, когда Иван, выхватывая прямо из своего тела фуллереновые детали, начал собирать шестиствольный пистолет. А именно: почему могучий сигом Иван не смог завалить разнесчастного псевдогиганта тогда, на берегу озера? Да потому он не смог его завалить, что все его сверхчеловеческие способности были выключены за полным исчерпанием энергии! А его человеческие способности, за исключением разве что актерских, были очень даже умеренными. Да здравствует Бар – место, где могут подкрепиться не только люди, но и сигомы!

Тем временем мы достигли своей промежуточной цели – макушки рыжего холма.

Там сам Бог велел залечь и оглядеться. Что мы и сделали.

Тополь по моей просьбе взялся уточнять карту аномалий при помощи датчика. А я достал бинокль и принялся за визуальную рекогносцировку.

Внизу петляла юркой змеей Бечевка. Я сразу заметил наше дерево – его сильно изуродовала молния или какая-то аномалия типа жарки. Но по крайней мере оно по-прежнему служило превосходным ориентиром!

На правом, высоком берегу, как и раньше, волновалась мертвенная зелень заметно мутировавших кустов боярышника. Дальше простиралась неприветливая пустошь с темной кляксой, которую оставил невесть когда взорвавшийся БТР. Уж сколько лет прошло, а гарь была свежая, как вчерашняя!

А еще дальше… сука!

– Костя, их еще больше, чем мы думали, – сказал я ровным тихим голосом.

Боевики из «Свободы» двигались гуськом, след в след. Их было двенадцать человек.

От Бечевки их отделяло метров четыреста. От нашего холма, стало быть, девятьсот.

Я перебросил бинокль на полгоризонта – то бишь в сторону Ёлкина Леса. Увы, чуда не произошло, и наши преследователи не провалились сквозь землю, прямо в ад, истошно вопящей оравой. Крадущиеся фигуры в комбинезонах «Ветер» мелькали между стволами деревьев, двигались по тропе, медлили на приметной полянке, определяясь с количеством и качеством аномалий.

– На том берегу Бечевки их двенадцать, – отрапортовал я. – В лесу – никак не меньше десяти. И это только те, кто попался на глаза.

– Начинаю нами гордиться, – сказал Тополь. – Столько народу на наши потертые задницы!

– А может, и на Ильзину. В смысле – задницу, – сказал я, продолжая настаивать на своей «лихтенштейнской» версии с неугодной наследницей трона.

– Что делать будем? – Тополь посмотрел на меня своими глазами грустного сенбернара.

– Я тебе сейчас скажу, что мы будем делать, – пробормотал я, с интересом изучая индикатор заряда гауссовки. Как и следовало ожидать, он показывал сто процентов. – Дело в том, брат, – я поднял гауссовку, приладил ее к плечу и прицелился в ведущего «свободовцев» на пустоши за рекой, – что эти бандерлоги выйдут к реке быстрее, чем мы спустимся к нашей лодке. А чтобы этого не произошло, кто-то из нас должен остаться здесь. Например, я.

Я плавно нажал на спуск.

– Что? – Тополь, похоже, меня недослышал.

Пятнадцатиграммовая пуля из обедненного урана, развив космическую скорость четыре километра в секунду, вонзилась в грунт рядом со «свободовцами». Эффект был такой, будто рядом с ними упал небольшой метеорит. Тугие фонтаны жидкой земли и пара окатили их с ног до головы, все попадали, как сбитые кегли.

– Что ты сказал? – переспросил Тополь.

– Вы с Ильзой идете. А я остаюсь здесь. Иначе всем троим труба.

– Согласен.

Я улыбнулся. Люблю Тополя за конструктивность. Другой бы затеял получасовую дискуссию «Почему ты остаешься, а не я?».

– Ну и отлично. На счет «три» ты берешь Ильзу и ведешь вниз, к Бечевке.

– Погоди. Я тебе кое-что хотел оставить. – Тополь принялся колдовать с застежкой своего рюкзака и, раскрыв его, вытащил на свет контейнер.

– Нашел время хабар делить.

– Да при чем здесь?! Я просто хочу… Чтобы «звезда Полынь» была с тобой, – сказал Тополь, глядя мне в глаза для вящей убедительности. Задолбал он меня в тот день своими проникновенными взглядами!

– Это еще зачем? Думаешь, она пули отводит?

– Мне так Ньютон велел. Понимаешь?

– Ну, если Ньютон, тогда давай. Я с друзьями Хозяев Зоны спорить не привык.

– То-то же!

Я переложил «звезду» в свой контейнер, и мы с Тополем обнялись.

– Я тоже… хочу, – сказала Ильза и шагнула ко мне.

Я обнял и ее. От белой щеки принцессы шел жар. Волосы пахли гвоздикой и порохом.



– Ну, с Богом! – бодренько сказал я и принялся выкладывать на землю перед собой оружие и боеприпасы.

На языке прапорщиков это называется «инвентаризация».

В моем распоряжении имелись четыре ствола – «стечкин», «хай пауэр», «Гроза» и винтовка системы Гаусса G-15. Отличный арсенал. Многие из моих коллег отвалили бы за него серьезные бабки…

А вот с боеприпасами было худо. К «стечкину» оставалось всего двадцать маслят. К «хай пауэру» – две обоймы. К «Грозе» – полтора магазина и две гранаты. Ну а к гвоздю программы – гауссовке – имелось и всего-то полмагазина. Одиннадцать пуль… Так мало, что в пору было давать каждой имя. Это Джон-Мщу-За-Всех. Это Ванюшка-Пущу-Вам-Юшку… А это Ляля. Просто Ляля… мля.

Моих любимых эргэдэшек имелось три штуки.

Была еще «монка». Одна. Прочие Тополь выставил в лесу, близ тропы, пока я приглядывал за Иваном в роли Терминатора. И правильно, на кой ляд мне эти «монки» теперь?..

Наконец, надкалиберная граната «Wiper»… Что на языке родных осин означает «Чистильщик». Или, если угодно, «Стиратель», не все ли равно…

Внешне эта граната напоминает маленькую саперную лопатку. (Ну или морского ската – это кому какое сравнение больше нравится.) «Черенком лопаты» заряжаем гранату в подствольник, при этом ее расширенная и уплощенная часть остается торчать снаружи. Ну и выстреливаем ее, как обычную гранату для подствольника, – у нее в хвостовике для этого соответствующий заряд имеется.

После чего «Чистильщик» немножко летит и множко взрывается. И взрывом своим весьма радикально чистит местность в радиусе десяти метров. Вот если бы в пределах этого радиуса собрались все мои враги!

Но этого нет и не будет. Остается надеяться, что «Чистильщиком» удастся их хотя бы как следует пугнуть…

И вдруг я, размышляющий над вариантами применения своего самого мощного боеприпаса, обнаружил, что граната – прострелена. Надо думать, еще во время боя в Ёлкином Лесу. Одна пуля пробила ее боевую часть… О-о, только не это!

Я изо всех сил отшвырнул «Wiper» прочь. Граната, вращаясь, пролетела полтора десятка метров и бесследно сгинула в ближайшей воронке.

Перевел дух. Ну и ну! А если бы взорвалась?

Впрочем, если трезво рассудить, аэрозоль, который ответственен за объемный взрыв в этом боеприпасе, наверняка бинарный, а то и трехкомпонентный. Стало быть, вероятность подрыва гранаты «Wiper» пулей ничтожна…

Вот так. Таскался с этим проклятым «Чистильщиком» по всей Зоне, из конца в конец, а в итоге что? Тьфу.

Ну и, заканчивая обзор моих вооружений, надо вспомнить моего любимца родом из начала прошлого века, траншейный нож. Им я рассчитывал продырявить минимум одного врага. Вот так, да.

Надо ли говорить, что против взвода вооруженных до зубов парней из «Свободы» всего этого было категорически недостаточно?

Артефакты, которые при мне оставались, картины не меняли.

Некоторые виды «морских ежей» наш брат-сталкер умеет использовать как достаточно эффективные прыгающие мины. А «золотые рыбки» при апгрейде, который умел делать покойный Лодочник, превращаются в отличные одноразовые мортирки. Рвут любую тварь в клочья!

У меня всего этого не было и в помине. Имелась только «звезда Полынь». Наш, так сказать, мирный атом. Демутатор.

И зачем мне, по мнению Ньютона, демутатор? Он что думает, у меня тут от натуги хвост вырастет? Рога и копыта? Так я тогда к больному месту сразу же «звезду» приложу и снова в Комбата демутирую! Так, что ли?

Или все же есть у этой платиновой штуковины какое-то боевое применение? Может, если ее к мине скотчем примотать, такая «вспышка слева» образуется, что в Берлине стекла в окнах повылетают?!

Жаль, что на эксперименты такого рода у меня не было времени. А то, глядишь, моя физиономия красовалась бы в одном ряду с портретами Хирама Максима, Роберта Оппенгеймера и Михаила Калашникова.

Описание моего положения будет неполным, если не упомянуть особенности позиции.

На вершине холма имелись три ложбинки, каждая из которых худо-бедно могла служить окопом для стрельбы лежа.

Центральная ложбинка предоставляла наибольшие удобства для обстрела борзой группы «свободовцев» на пустоши за рекой Бечевка. Крайняя западная – для огневого боя с мерзавцами, засевшими в Ёлкином Лесу.

Оба фланговых ската холма – и западный, и восточный – были наглухо запечатаны аномалиями. Мой детектор показывал и жарки, и электры, и карусели. Два роскошных, пышущих жаром разлома наблюдались визуально. Как, кстати, и гигантская воронка. Листья и былинки кружились над эпицентром воронки, гонимые ленивым до времени штопорным возмущением гравитационного поля.

«Крупная… Не дай Бог такую возбудить! Она в себя и «Титаник» запрессует. А выплюнет такой смерч железной шрапнели, что иссечет весь лес в мелкую щепу».

Конечно, мне было наплевать на всю эту аномалистику. Точнее, меня интересовал лишь тактический аспект, а он был крайне благоприятен для обороняющегося. Конфигурация аномальных зон была такова, что я был надежно прикрыт ими с флангов и чувствовал себя царем Леонидом в Фермопильском ущелье. Не ясно было, правда, куда задевались триста долбаных спартанцев…

Кстати о спартанцах. Я осторожно высунулся из укрытия, чтобы глянуть, как там Тополь с Ильзой.

Неплохо, неплохо… Они уже были на полпути к дереву с опаленной верхушкой. Тут же я обнаружил и нездоровое оживление в отряде за рекой.

Потеряв всякий страх, «свободовцы» прыткими перебежками приближались к Бечевке.

Требовалось немедленно их проучить.

Я не пожалел четырех пуль гауссовки, чтобы разорвать надвое их снайпера с узнаваемым веслом винтовки СВД за плечами. После такого аргумента у них поубавилось прыти, и остальные «свободовцы», мгновенно попадав на землю, прикинулись ветошью.

К сожалению, врагов было много. И снайперов у них тоже хватало.

Двое вильгельмов теллей из Ёлкина Леса смогли занять удобные огневые позиции и открыли охоту за моим левым ботинком – единственной видимой им частью сталкера Комбата. Ботинок быстро остался без каблука. К счастью, ступню не задели.

Я сразу же перекатился в другую ложбинку, извернулся ужом и, подавляя дрожь в руках, подключил бинокль к ПДА при помощи мини-коннектора USB.

Выставив бинокль на бруствер, я жадно впился в экранчик ПДА, на который пошло изображение.

Полминуты напряженного ожидания – и снайперы-«сво–бодовцы», нервно открыв беглый огонь по бликам моего бинокля, раскрыли свои позиции.

«Так-так-так… Развел, как лохов… Отличненько!»

Запомнив ориентиры, я подтянул к себе гауссовку и привел к молчанию одного за другим обоих снайперов.

Это была редкая удача, но я не радовался. Мне было глубоко по фигу, сколько именно боевиков клана «Свобода» я изничтожу. Важно было лишь, чтобы Тополь с Ильзой благополучно достигли лодки.

Меж тем у них все вроде бы складывалось.

На пару минут они исчезли в зеленке. Тополь искал наш тайник и отвязывал лодку.

Когда на стремнину быстрого потока выскользнула алюминиевая красавица, я понял: удалось.

И Тополь, и Ильза лежали на дне – чтобы не схлопотать шальную пулю. Правильное решение! Я сам поступил бы так же.

Чувствуя, что добыча ускользает от них, «свободовцы» будто утратили инстинкт самосохранения.

Отряд с дальнего берега Бечевки бегом бросился к реке, к уже близким, спасительным для них зарослям боярышника.

Одновременно с этим второй отряд разделился на две группы. Одна группа, не меняя позиций, открыла ураганный огонь по вершине, а вторая цепью бросилась к южному скату холма. Это я успел увидеть на экранчике своего ПДА, прежде чем ураганный огонь разбил мой бинокль вдребезги.

Пора было уходить с гребня холма, пока моя удобная ложбинка-окоп не превратилась в удобную могилу.

Я скатился вниз по северному скату метров на пять, волоча за собой рюкзак. Из положения полулежа я выпустил в бегущих к Бечевке «свободовцев» все остававшиеся у меня пули к гауссовке.

Затем, методично снабжая каждую РГД осколочной рубашкой, перебросил все три гранаты через вершину холма, адресуя их той группе камикадзе, которая решилась пойти на открытый штурм моей позиции.

Я надеялся, что эргэдэшки задержат атакующих хотя бы на полминуты. И, похоже, мне это удалось.

Эти полминуты я потратил с толком. Выставив прицел «Грозы» на четыреста метров, я отстрелял короткими очередями оба магазина по «свободовцам» за Бечевкой.

Если гауссовка предоставляла какие-то шансы, то попасть на такой дистанции из «Грозы» было совершенно невозможно. Разве что случайно.

Да, я ни в кого не попал. Но, вновь заставив «свободовцев» залечь, мне удалось выиграть у судьбы те самые несколько мгновений, которые требовались быстрому течению, чтобы вынести лодку с Тополем и Ильзой далеко за возможный сектор огня преследователей.

Лодка полностью скрылась из глаз.

«Прощайте, друзья».

Неожиданно накатила волна горячей сентиментальности.

Я вдруг понял, что друзья мои ушли насовсем. Что я остался один на этом изгрызенном аномалиями холме. Что лишь одна смерть ищет теперь моего общества. И что жизнь – дерьмо, а умирать все равно не хочется…

«Последний бой – он трудный самый», – всплыла в голове неопознанная цитата.

Положение мое было абсолютно безвыходным.

Боеприпасы – почти на нуле.

Помощи ждать – неоткуда.

Бежать? Куда? Как? Бежать быстро означает, что рано или поздно по недосмотру попадешь в мясорубку. А если не в мясорубку, то в жарку. Если же «бежать медленно», то это уже не бег, а ходьба. И тогда очень быстро станешь добычей вражеских пуль. В какую бы сторону ты ни двигался.

Вот если бы под землю провалиться!

Кстати о земле…

Мой рассеянный взгляд упал на гигантскую воронку, над которой теперь, помимо листьев, кружились полтора десятка перехваченных пуль и облачко словно бы сигаретного дыма.

Это облачко напомнило мне радон, который выделяется на Касьяновых топях. Он тоже такими вот призрачными вуалями повисает – их в сумерках видно, фосфоресцируют они между кочек. Вспомнилась мне и Мисс-86, которая, прежде чем исчезнуть, сделала круг почета вокруг эпицентра одной из гравитационных аномалий, а потом вдруг показалась из совсем другой воронки…

Погодите, господа. Это что же получается, воронки на Огородах связаны между собой? Если она в одну нырнула, а из другой вынырнула, значит, связаны?! Или я ничего не понимаю в законах физики! А точнее даже – логики!

И тут меня осенило.

Осенило так, что даже пальцы на ногах занемели. Я даже вспотел, такой у меня был приход.

Я вдруг вспомнил легенду о «звезде Полыни», которую совсем недавно считал чистым бредом. О сталкере, который со «звездою» в руках угодил в воронку, но потом спустя пару дней заявился в «Шти» целым и невредимым, хотя и изрядно потрепанным. И плел какую-то околесицу о том, что выскочил из-под земли на Агропроме, словно пробка из бутылки…

Решение созрело во мне быстрее, чем мой мозг успел прокрутить все аргументы против. Неудивительно, ведь «свободовцы» не оставляли мне времени на дискуссии с внутренним голосом! Бандерлоги были уже достаточно близко, чтобы подвергнуть меня обстрелу через холм из подствольников по-минометному.

Гранаты падали не так точно, чтобы оторвать мне голову. И все-таки их было вполне достаточно, чтобы вероятность быть нашпигованным осколками быстро стремилась к ста процентам.

Я надел на себя рюкзак.

Взял в левую руку «звезду Полынь», крепко прижав ее к груди, как щит. Ох, тяжелая!

В правую руку я взял «хай пауэр» (в нем последнем еще оставался полный магазин).

И с криком «Мама!» бросился в воронку, выдерживая направление на темное пятно, обозначающее ее эпицентр…



Запомнилось мне немногое, но запомнившегося достанет на пять диагнозов из архива старого доброго дурдома.

С каждым шагом к эпицентру воронки всё вокруг меня меняло цвет, приобретало вначале синий, а затем фиолетовый оттенок. Я очень быстро бежал. Мне казалось, бег мой затянулся уже на несколько минут, я выбивался из сил, а черное пятно, к которому я стремился, было по-прежнему столь же далеко, как и в начале.

В меня наверняка стреляли боевики «Свободы», вышедшие на гребень холма. По крайней мере с какого-то момента я обнаружил, что слева и справа от меня движутся металлические прутья длиной сантиметров по тридцать. Полагаю, это были пули.

Возможно, вместе с аномальным изменением метрики пространства пули действительно вытянулись в направлении эпицентра гравитационного катаклизма. Или, что скорее, это был всего лишь один из эффектов моего исказившегося субъективного восприятия. Например, из-за изменения течения времени я мог начать воспринимать как слитное целое множество последовательных положений пуль в пространстве.

Потом я вдруг обнаружил, что нахожусь уже по ту сторону темного пятна на земле. Весь микрокосмос аномальной зоны словно бы вывернулся наизнанку вокруг полюса катаклизма!

А по ту сторону полюса я увидел… себя!

Сталкер Комбат бежал мне навстречу, прижимая к груди «звезду Полынь» и энергично отмахивая правой рукой, в которой чернел вороненый ствол «хай пауэра».

Комбат – то есть я, хотя я-то был по ту сторону эпицентра, поэтому буду говорить «он», – озарился вдруг металлическим белым блеском.

Спустя секунду я понял, что невидимый, потусторонний ветер невероятной силы – излучение? мощный поток частиц?! – бьет в грудь Комбату, прямо в «звезду Полынь», которую он прижимал к себе. И, ударяясь о «звезду Полынь», этот невероятный ветер рвет ее на частички, на крошечные кусочки, разбирает материю артефакта на ниточки и струйки. Они змеились под напором квантового ветра по туловищу, по рукам и ногам Комбата, растекались по его лицу, покрывая его тончайшим металлическим покровом.

И когда вдруг ударил из эпицентра воронки страшный черный свет, антисвет взрывного гравитационного коллапса, он ничего не смог поделать с Комбатом. Человек с «хай пауэром» в руке был защищен тончайшим, но сверхпрочным коконом, в который превратился вдруг слепок надмирных энергий, известный нам, невежественным смертным, как «звезда Полынь».

Загрузка...