Беглый огонь

Глава 12. Рыжий Лес

Как сталкеры относятся к Рыжему Лесу?

Правильно. Они его ненавидят.

За что сталкеры ненавидят Рыжий Лес?

За его непредсказуемость.

Людям, оказавшимся в Рыжем Лесу впервые (а уж я таких знаю, я туристов в Зону сотни три завел!), кажется, что он создан высшими силами исключительно для того, чтобы изумлять своей своеобразной мрачноватой красотой.

И что ничего особо страшного в этом самом Рыжем Лесу произойти не может.

То ли дело Свалка с ее ржавыми остовами и громоздящимися до неба кучами. Или какой-нибудь Агропром… Один беглый взгляд на разрушенные здания со зловеще играющими всеми оттенками тьмы оконными проемами без стекол – и у чувствительных туристочек уже бежит по ногам газировка, а у туристиков седеют волосы на висках. Потому что ясно: тут живет Заяц Пц.

А вот в Рыжем Лесу все время кажется, что ты внутри передачи «Мир кинопутешествий». И находишься в экзотическом, но абсолютно безопасном месте. Что из-за кустов вот-вот выйдет на тропу как следует обросший к зиме шерстью красавец-вепрь. Он посмотрит на тебя своим равнодушным ореховым глазом, хрюкнет, взроет копытом землю и понесется к своим деткам и женушке, которые как раз дружно лопают желуди под ближайшим дубом…

Все это было бы именно так, если бы Рыжий Лес находился за пределами Зоны.

А он – внутри.

Зона же портит не только людей, но и флору с фауной.

Из-за ржаво-коричневого дуба на тебя выйдет свирепый припятский кабан разновидности «вульгарис», облысевший, с выцветшими глазами. С его желтых клыков будет капать чья-то свежая кровь. Завидев тебя, дитя природы разбежится как следует и попробует сбить тебя с ног, чтобы потом, когда ты распластаешься на земле, распороть твой живот и попировать твоими бурыми кишочками. И хорошо, если в твоих руках будет снятый с предохранителя «калашников» или хотя бы граната…

По части аномалий в Рыжем Лесу тоже все в порядке. В смысле, некий злой гений насовал их туда щедрою рукой в числе немереном.

Что ни шаг – жарка. Что ни овражек – карусель. Что ни поваленное дерево – трамплин…

В общем, срань, а не уровень. Адреналин один.

Неудивительно, что Рыжий Лес я лично всегда обминаю десятой дорогой. Но в тот раз у нас с Тополем альтернатив Рыжему Лесу не было – не через Радар же идти. А попытка обойти Радар с юга стоила бы нам лишних суток.

В общем, мы решили, пусть будет Рыжий Лес.

Не успели мы как следует углубиться в Рыжий Лес, как на тропу перед нами выступили два сталкера из группировки «Свобода», звезданутые анархисты, много возомнившие о себе и Зоне.

Первого звали Баранов – косая сажень в плечах, короткая шея, дегенеративный узкий лоб с длинным шрамом, выраженные надбровные дуги и свернутый набок нос. Красавчик!

У второго была кличка Молоток. К слову, что за молоток имелся в виду, было неясно – не то синоним к слову «молодец», не то хозяйственный инструмент.

Молоток был отмороженным сукиным сыном. А еще – дальним родственником предателя Михая – не то двоюродным братом, не то сводным. Многие Молотка презирали и не думали скрывать свое презрение.

Что, впрочем, не мешало торговцам брать у Молотка хабар за нормальную цену, а хабара он таскал много. А что еще надо сталкеру? Да больше ничего. Зона – то еще место для выковывания нравственной оси индивида.

Баранов был не лучше. Его лоб, как уже говорилось, рассекал шрам.

Поговаривали, что шрамы эти нанесли Баранову его же коллеги «свободовцы» на так называемой «правилке», где мерзавца воспитывали коллективно.

Воспитывали за воровство – сталкеры жаловались, что во время совместных ночевок Баранов таскает у них из контейнеров артефакты.

Еще говорили, что на самом деле фамилия Баранова по паспорту Берзоев и что он находится в розыске Республики Чечня. Уголовник, в общем. Ну, так или нет, я не знаю.

Вот таких граждан встретили мы с Тополем на тропе, ведущей к заброшенной овощебазе.

Сворачивать было поздно. Да и некуда. Датчик аномалий показывал: справа изрядная мясорубка, слева жарка. Лучше не рисковать.

Мы с Тополем переглянулись. Без слов было ясно, что общение с Молотком и Барановым надо свести к минимуму. Если, конечно, получится. Я взглядом показал Тополю, что переговоры беру на себя – как более языкатый и менее вспыльчивый.

– Здорово, мужики! – сказал я миролюбиво. – Как дела?

– Еще не родила, – с презрительной миной сказал Молоток, пристально оглядывая с ног до головы сначала меня, а затем и Тополя. Рука его, и это я заметил сразу, лежала на кобуре.

– Далеко намылились?

– Да в Мертвый город, – сказал я, не видя смысла врать. – А вы-то сами куда?

– На Кудыкину гору, воровать помидоры, – скривился Молоток.

– Ну, не хочешь говорить, не говори. Это же такое дело. – Я улыбнулся. – Добровольное!

– Побазарить бы надо, – сказал Молоток.

– О чем это еще? – как можно спокойнее поинтересовался я.

– Мне тут братва написала, – с этими словами Молоток постучал ногтем заскорузлого указательного пальца по своему наручному ПДА, – что ты, дескать, с фраерком одним знаешься. Из очень плохой организации!

– Что еще за фраер? – о Рыбине я в тот момент не думал ни секунды. Поэтому мое удивление получилось весьма натуральным. Думаю, Баранов, который внимательно следил за моими реакциями, это оценил.

– Да Рыбин его фамилия. Сука порядочная! Четверых наших положил! – сказал Молоток.

– Ну так положите вы его – и вся недолга! – предложил я. К слову, я очень старался, чтобы в моих словах не звенел ледяной сарказм.

– Ты не понимаеш-ш-шь… – змеей прошипел Молоток и его глаза злобно сузились. – Ты не понимаешь, какие силы стоят за этой сукой!

– Я действительно не понимаю, тут ты прав, брат. Я вообще лицо частное. И интересы у меня сам знаешь какие – бабос, бухло и художественная гребля.

Молоток и Баранов осклабились, обнажая желтые кариесные зубы, – очевидно, им понравилось про «художественную греблю».

– Да мы знаем, что ты по этому делу спец, – с улыбкой детдомовского старосты сказал Молоток. – Попа-рот, все дела…

– Так что я этих ваших терок не понимаю – долг, свобода, честь… А Тополь вон, – я указал на своего друга, который тем временем закурил, имитируя непринужденность, – вообще четыре класса только окончил. Читает и то с трудом! У него вообще никаких идеалов нет. Мы на вас, на пацанов из «Свободы», смотрим как на небожителей. Потому что сами-то мы не выше скотины. А у вас цели есть в жизни, идеалы… Короче, респекты, уважуха и удачи всяческой!

– Что-то уж больно складно заливаешь, – с недоверием процедил Молоток, критически глядя на Тополя.

– Зуб даю! – Я сделал характерный прикусывающий жест.

«Тот, кто не боится показаться дураком, одурачит кого угодно», – помнил я наставления одного из моих учителей, великого, и тут без всяких преувеличений, сталкера по кличке Дед Иван, с которым познакомил меня мой наставник Дайвер, ныне, увы, покойный.

Вдруг ветер в голове у Молотка резко переменился. И он, забыв о благодушном презрении, с которым смотрел на меня секунду назад, вновь начал наезжать.

– Хорош трындеть, Комбат. Говори, что у тебя с этим чуваком? Вас в «Лейке» видели. И зафотали.

– Да чего-чего… – задумчиво пробормотал я. – Хабара ему, как обычно, надо. И не простого, а золотого! «Чипсов» просил, да таких особых, кварцитовых, если знаешь. – Я посмотрел на Молотка взглядом рассеянного полудурка.

– Слышал, не пальцем деланный. Еще что?

– «Свинцовый иней» ему нужен. Причем в количествах немереных. Такое ощущение, что он его планирует автогеном растапливать и в бензобак заливать..

– Но это все дешевка. А на самом деле что ему нужно? – проявил проницательность Баранов.

– А на самом деле ему нужна «звезда Полынь»! – выпалил Тополь, будто бы «взятый на понт».

– Ч-чего? – спросил Баранов, тараща глаза.

– П-полынь? – Брови Молотка взлетели на лоб.

– Да. «Полынь». Нужна этому козлу. Как его фамилия…

– Типа я помню! – Я скроил презрительную гримасу.

– Рыбин, – напомнил Молоток.

– Да. Рыбину!

– И вы за ней идете? За «звездой»?

– Ну вроде. Если получится.

– Ладно. До «звезды» вашей мне дела нет. Добывайте, если знаете где. – Молоток издал гнусный смешок. – Но вы оба запомните хорошенько. Если отдадите «звезду» этому Рыбину, мало вам не покажется. Найду и на вот это дерево ваши кишки намотаю. Сначала твои, Комбат… А потом и твои, Тополь… Хорошо слышали, мясо радиоактивное?

– И вообще вашему клану трындец придет. Быстрый и мокрый, – пообещал Баранов, и его восточные глаза устрашающе сузились. – Это понятно?

Мы с Тополем для приличия помолчали. Посопели в тряпочку. Не борзели. Изображали крайний испуг.

Потом я проблеял:

– Да чего уж тут непонятного? Если этот тип… как его?

– Рыбин, – подсказал Баранов.

– Да… Рыбин… Если он сунется, сказать, чтобы шел к монахам. И «звезду» ему не отдавать.

– Так мы и не отдадим! – поддержал меня Тополь. – Мало, что ли, покупателей на местности?

– И вообще. Держитесь от этой ихней Организации подальше. А то разведут вам педали – не мы, так кто-нибудь еще.

– Не вопрос, пацаны! Нет так нет! Но вы хоть скажите, откуда он, этот ваш… Раков. Из какой организации?

– Рыбин, – поправил Баранов.

– А этого тебе, Комбат, знать не положено. Не тот у тебя, братан, уровень, – развел руками Молоток.

«У тебя только, мля, настоящий уровень. До первой жарки», – подумал я, но, конечно, сдержался. Я это умею, когда надо.

– Мы поняли, братва, – заверил их Тополь. – Можно мы пойдем? А то спешим сильно…

– Свободны.

И мы с Тополем, втянув головы в плечи, пошли своей дорогой, шурша ржавой листвой Рыжего Леса.

– Что-то вы больно сговорчивые сегодня, – бросил нам в спину Молоток, обернувшись через плечо.

Мы с Тополем не ответили. Согласно сценарию, мы были ужас как напуганы! Напуганы до чертиков! Встретили таких олдовых старшаков – самого Молотка и самого Баранова!

На самом деле крутизна Молотка и Баранова существовала в основном у них в головах (и некролог на Баранова, свалившийся нам с Тополем на ПДА спустя три дня, был тому лучшим подтверждением; впрочем, я сейчас явно забегаю вперед).

Тогда, если Молотков и Баранов не столь уж круты, какого же черта сталкеры Тополь и Комбат, которые топчут Зону не один год, которые видели все возможные виды аномалий, которые добывали почти все известные науке артефакты, а также несколько науке совсем не известных, отчего же они, эти Тополь с Комбатом, уступили первым встречным понтярщикам?

А потому что понтярщики эти принадлежали к группировке «Свобода». То есть были анархистами. Идейными. Воинственными и лихими сорвиголовами. Иначе говоря, пацанами с наглухо сорванными башнями. И ладно бы они сами – весь клан у них был безбашенный. Мстительный, злобный, никогда не думающий о завтрашнем дне, о безопасности своих членов. Иногда казалось, они вообще ни о чем не думали! Поэтому-то и вели бесконечную войну против всех. Они чехлились и с военными, и со штатскими, и с другими кланами, и между собой…

Жизнь у среднего «свободовца» была куда насыщеннее, чем жизнь, к примеру, среднего сталкера из клана «Чистое небо». Но в то же время она была значительно короче.

В общем, если кто не понял, мы не стали ссориться с Молотком и Барановым – хотя могли бы, очень даже могли зарезать их, как двух свиней, – лишь потому, что не захотели связываться с их шибанутым в голову кланом. И не хотели, чтобы наш клан сталкивался лбами с их кланом. Мы не хотели вообще ничего, что связывало бы нас или наших с неуправляемыми детьми «Свободы». Вот поэтому-то нам и пришлось вести себя как двум обоссанным енотам.

В то же время я знал, я был совершенно уверен – Зона не любит таких, как Молоток и Баранов.

Она не любит трусов, потому что трусы ей отвратительны.

Но и крутых, уже оставивших страх позади, обретших некую ясность и этой ясностью полностью ослепленных, она не любит тоже.

Эту ясность тоже надо забыть, как и страх. Ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Всему надо удивляться. И оказывать респекты, хотя бы внутренне.

Вот правильное поведение в Зоне. Этому учил меня мой наставник. И если у меня когда-либо будут ученики, я тоже научу их тому, что страх – первый враг сталкера, а ясность и крутизна, которая в этой ясности коренится, – второй.

Как-то так, да.

До западной опушки Рыжего Леса оставался какой-то разнесчастный километр. Мы с Тополем повеселели, ослабили бдительность и даже начали вести ни к чему не обязывающие разговоры.

– А кто такой этот Рыбин? – спросил меня Тополь.

– Так это же мужик, который хотел у нас «звезду» купить! – сказал я, намекая на то, как он ловко подыграл мне при Молотке и Баранове.

– Нет, ну а если серьезно?

– А если серьезно, это тип один, который просил, если я в Зоне одну штуку увижу, эту штуку ему принести. Мол, ехали цыгане, кошку потеряли, кошка сдохла, хвост облез, кто найдет ее тушку, тот получит лавэ.

– А что за кошка? Ну или… что за тушка?

– Да чемодан один… Бронированный. Аквамаринового цвета.

– А что внутри?

– Да кто же мне скажет… – пожал плечами я.

– С пониманием относимся, – кивнул Тополь. Что за сволочь средний клиент с его подозрительностью, враньем и в лучшем случае недоговорками, он сам знал не понаслышке. – А где ты планируешь этот чемодан искать?

– Да где-где… Если сам найдется по дороге – хорошо. А не найдется, так и хрен с ним…

– А что ты думаешь, этот твой Рыбин – он еще кого-нибудь за чемоданом посылал?

Вопрос Тополя был не праздным. Потому что так обычно и поступали клиенты из различных «организаций», подобных рыбинской – делали заказ сразу нескольким сталкерам. Так сказать, бросали сочный кусок на собачью драку. Кто первый нашел (вариант: отобрал у других) – тому и приз. В общем, вовлечение в дело других сталкеров, особенно же сталкеров из конкурирующих кланов, означало резкое усиление геморройности данного дела.

– Думаю, да.

– И что тогда?

– Да что… Как всегда. По принципу «мы делили апельсин, много наших полегло»…

Развить свой прогноз я не успел. Потому что кусты впереди зашевелились, и на тропинку выскочил… бюрер.

Точнее, это я чуть позже понял, что бюрер. А в ту секунду я подумал: «Что за мелкая сволочь?» Ну а Тополь, вместо того чтобы думать, вскинул «Грозу» к плечу и, шустро прицелившись, выстрелил одиночным.

И самое удивительное, что ведь попал!

Существо хрипло вскрикнуло и упало.

Затем оно как-то неуклюже извернулось и посмотрело на нас исподлобья.

В следующее мгновение мой автомат (он висел на плече) рванула вниз неодолимая сила. Оружие брякнулось на землю. Та же участь постигла и «Грозу» Тополя.

Телекинез!

Тут-то я и опознал наконец в раненом существе бюрера.

Вот уж кого не ожидал я здесь!..

Бюрер, завсегдатай мрачных подземелий, подвалов, канализационных сетей, был редким гостем в Рыжем Лесу. Я боялся даже строить предположения, какая напасть выгнала скрытного бюрера из его естественных мест обитания в эти звонкие рощи, где…

Но не успел я додумать эту глубокую мысль до конца, как все извилины моего мозга запылали от сильного пси-удара.

Мой язык онемел.

Словно огненным бичом хлестнуло по лобным долям.

Глаза на несколько секунд ослепли…

Слава Богу, я не рухнул наземь, смог удержаться на ногах. Но передо мной все плыло, я находился в состоянии, которое боксеры называют грогги…

Однако пришел я в себя сравнительно быстро. И все это потому, что мой дорогой Тополь выдержал удар куда лучше меня и не терял времени даром.

Поняв, что пистолет или автомат – слишком легкие предметы, которые бюрер, даже раненный, без проблем выбьет у него из рук телекинетическим ударом, – он в несколько прыжков сблизился с мутантом и принялся что было дури молотить его ногами.

Пребывая в прострации, я все же выделил две секунды на то, чтобы насладиться техникой Тополя. Приходилось признать, что мой напарник, в прошлом профессиональный боксер-фристайлер, в прекрасной физической форме! А почему бы и не в прекрасной? Ведь они там, на Речном Кордоне, дрючили тренажеры каждый день, поедали здоровое питание и витамины, а по вечерам играли в шары – французскую игру, полезную для нервной системы…

Бюрер, конечно же, пытался угостить Тополя своим особенно зловредным ударом обеими руками одновременно, но пока что ему это не удавалось – он лишь молотил в воздухе конечностями, издавая маловнятные, хотя и яростные звуки. Точно так же не удавалось ему и сконцентрироваться, чтобы поразить обидчика телекинезом или пси-воздействием.

Я достал свой «хай пауэр» и принялся ловить на мушку голову бюрера.

Какой мерзкий толстяк! Оплывшие черты лица… Гнилые зубы… На теле изношенный комбез… Боже мой, это форма заправщика бензоколонки с потертой, но все же читабельной эмблемой «Лукойл» на груди…

Хм, а ведь бюрер – не зомби. Но, как принято считать, результат военных экспериментов. Как прикажете понимать увиденное? Наш бюрер убил заправщика бензоколонки и снял с него форму? Где, когда?

Увы, нажать на спусковой крючок я не успел.

Телекинетический удар невиданной силы повалил на нас с Тополем молодой дубок, росший в шаге от тропинки, а последовавший за этим пси-удар отозвался жгучей болью в основании черепа.

Я ничего не мог с собой поделать.

Я сел на задницу… и… заплакал!

Сейчас я не могу вспомнить, о чем именно я плакал в ту минуту – о том, что жизнь несправедлива, или об отсутствии мира во всем мире, но слезы по моим щекам катились размером с виноградину, и они были натуральными, эти слезы.

Вот чего я не мог бы сделать, так это выстрелить. Единственное, что мне в тот миг казалось важным, – это моя печаль.

Оказывается, бюреры бывают не только сильными телекинетиками, но и сильными пси-агрессорами! Они способны наводить на сталкерские мозги деконструирующие эти самые мозги эмоции! Ну или это называется не пси-агрес–сор?.. В общем, пси-мастером тот бюрер был сильным, да.

Вся надежда была на психически устойчивого Тополя.

Однако… с горем пополам наведя на резкость – смотреть тоже было больно, глаза слезились, – я заметил, что… не может быть… что Тополь лежит на животе и… придавлен к земле этим самым рыжего цвета дубком! Мои надежды на его психическую неуязвимость не оправдались!

– Костя… Костя, твою мать! – позвал я.

Но Костя не шелохнулся. Даже рукой не пошевелил.

Отчего-то я подумал самое страшное: Костя погиб. Вмиг представил себе его похороны – на кладбище возле Хорошево, где у меня, кстати сказать, давно куплен участок на чужую фамилию…

Похороны самого близкого человека в этом мире! Похороны Тополя! С которым мы снова помирились! Ну уж не-е-е-ет!!!

И такое возмущение вдруг мое сердце сжало, такая ненависть наэлектризовала мои мускулы, что я вскочил, бодрый, словно берсерк, подхватывая с земли свой «хай пауэр», и засадил бюреру между глаз всю обойму. Одну пулю к одной.

И никакая защитная аура бюрерская не подействовала. И никакая адская хитрость ему не помогла.

Потому что в тот миг я его реально ненавидел. И хотел сжить со свету как можно скорее.

Мое намерение было несокрушимым.

Наблюдая агонию жирного монстра, исчадия неприютных подземелий, я думал вот о чем. Если бюреры и впрямь появились на белом свете как результаты генетических экспериментов спецслужб над преступниками, значит, встреченный нами в тот день Баранов, он же Берзоев, он же уголовник в бегах, родись он на двадцать лет раньше, вполне мог бы угодить в лапы к тем самым спецслужбистам и стать… одним из таких вот бюреров! Вот это был бы номер, да.

А когда бюрер издох, я бросился с Константину.

Первым делом стащил с его спины тяжелый ствол.

Потом перевернул друга на спину – лицо его было мертвенно-бледным, губы сухими, бескровными.

– Тополь… Ау! – Я похлопал его по щекам. – В школу пора, Костя!

Реакции – ноль.

Приложил ухо к его груди. Хвала Черному Сталкеру – я услышал хорошо знакомое мне «тук-тук-тук».

Я снова похлопал Костю по щекам. Полил ему на лицо из фляги.

И лишь удостоверившись, что он в глубокой отключке, полез за стимулятором.

Длинная толстая игла прошила одежду Тополя, пронзила кожу, и вот уже кровь разнесла по организму моего товарища вещества, способные поставить на ноги и быка. Спасибо некробиотику Трофиму – снабжает меня новейшими лекарствами. Небесплатно, конечно.

– Что здесь происходит, нах? – спросил Тополь.

– Широко простирает химия руки свои в дела человеческие, – ответил я, облегченно откидываясь назад.

– Что ты сказал?

– Это не я сказал. Это химик Менделеев.

К Мертвому городу мы подошли уже в сумерках, усталые, голодные и злые.

Тополь прихрамывал – от усталости это с ним бывало.

Я думал над тем, что с бюрером-то, в сущности, нехорошо получилось. Шел себе бюрер по своим делам… Может, его Хозяева Зоны куда-то послали… Или темные сталкеры…

Шел он, значит. А Тополь в него зачем-то выстрелил.

В такой юридической оптике все дальнейшие действия мутанта представляются самообороной. А все наши действия… хм… с формулировками я затруднялся, но на душе было как-то нехорошо.

Еще у меня голова болела. Так, что туши свет. Боль пульсировала в голове, мигала, как праздничная гирлянда. Глазам было больно глядеть. Во рту стояла такая сухость, словно я дня три не брал в рот ни капли воды. В общем, типичная радость под названием «остаточная акклиматизация».

– Где ночевать будем? – спросил Тополь, не отрывая взгляда со своего датчика аномалий.

– А что, варианты есть? – удивился я.

– Есть. Мне тут наследство привалило.

– Что еще за наследство?

– Помнишь Нелиня?

– Какого Нелиня?.. А, друга этого ловчилы Шустрого из «Чистого неба»?

– Ну да, его. Он еще в Анапу к дяде уехать собирался. И денег у меня занимал.

– А что с ним?

– Представь себе, ничего. Сказал, что со сталкерством завязывает. Все продал. А что не смог продать, раздарил. Короче, уехал в свою Анапу две недели назад…

– Можно уже делать ставки, когда назад вернется – через месяц или к Новому году?

– Экий ты пессимист…

– Пессимист – это хорошо информированный оптимист, – отшутился я. – Так что Нелинь?

– Свой схрон мне в Мертвом городе завещал. Он его в детской библиотеке устроил. Говорил, камер слежения везде навешал. Подходы заминировал. Там аптечки у него. И боеприпасы… И кровать устроена… Короче, все, что надо сталкеру с дороги!

– Неплохо! Тебя послушать, так не хуже моего в Ёлкином Лесу. Но только…

– Что только?

– Не верю я в Нелиня твоего. Он всегда производил на меня впечатление маменькиного сынка, которому только из-за его везения все еще не оторвало голову. А на самом деле он – отмычка-переросток. Если смотреть объективно, по его умениям – место ему под шконкой. А вот гляди ж ты – с нами, со сталкерами, на равных вроде бы, ко всем на «ты»…

– Вообще-то я с тобой согласен. В оценке Нелиня. Но только какое это имеет отношение к его схрону в библиотеке? На халяву ведь и уксус сладкий, так?

– Нет, не так. Уксус сладкий на халяву, только если он уксус. А если он яд – тут уже совсем другая поговорка к месту.

– Ты хочешь сказать, что у ненадежного маменькиного сынка Нелиня и места ночевок такие – ненадежные?

– Примерно.

– Ну а ты что предлагаешь?

– Действовать по обычной схеме. Найти жилой дом, какой понравится. Желательно в большом жилмассиве. И там на первом этаже окопаться.

Тополь громко вздохнул. Как видно, ему не нравилась эта идея – окапываться, организовывать оборону, когда можно прийти на все готовое и просто лечь спать.

Однако у меня была моя хваленая интуиция. Я не сдавался.

– Ну ты хоть понимаешь, что бесплатный сыр только в мышеловке?

– А ты хоть понимаешь, что Зона – одна большая мышеловка с бесплатным сыром? Боишься мышеловок, не ходи в Зону! – окрысился Тополь.

Еще пять минут мы шли по дороге со взгорбленным асфальтом в напряженном молчании. Я размышлял, не слишком ли глупо с нашей стороны достать и включить фонарики. А Тополь, подозреваю, ни о чем таком не размышлял.

Я решил, что поссориться с Тополем еще раз, на сей раз из-за места для ночевки, будет уже перебором. И елейным тоном спросил:

– А знаешь, как у пиндосов, Костя? Мне Буржуй недавно рассказывал, мы еще его призовой мартини пили… Там у них в Штатах мужик когда с бабой стакнулись, чтобы, значит, это самое, они всегда выясняют такой вопрос – «твое место» или «мое место»? В смысле у мужика будут любиться или у бабы?

– Ну и?

– Вот мы этих самых пиндосов мне напоминаем. Полчаса о ерунде препираемся… В общем, я сдаюсь. Пошли уже в твою библиотеку.

Большое, крупной лепки лицо Тополя озарилось улыбкой торжества.

Мы вышли из леса и сразу же оказались на проспекте Вернадского, центральной улице Мертвого города.

Это выглядело дико. Из леса – и сразу на центральную улицу.

Но мы-то с Тополем понимали, что советские архитекторы планировали широкий проспект не просто так, не для того, чтобы по нему ходили в лес за подснежниками. Но с расчетом на то, что город вот-вот объявят «комсомольской стройкой» и в него съедется молодежь со всего Союза. Тогда город разрастется, станет вдвое больше, затем втрое, и начнется в нем полный коммунизм. Мечты-мечты…

В конце улицы показалась стая псевдособак – особей семь-восемь. Стая внимательно следила за нами, желая нам всего наихудшего. Ненавижу этих тварей. А вот Тополь, похоже, им сочувствовал.

– Да ты не напрягайся, Комбат… Это местные… Я с ними успел подружиться… Даже кормил их пару раз…

В первую секунду мне страшно хотелось сказать что-нибудь глубокомысленное по поводу способности людей обманываться, но я все же промолчал. Лимит споров на этот день был явно исчерпан.

Мы шли по гофрированному асфальту в направлении перекрестка с улицей Двадцати шести бакинских комиссаров. Там, в доме номер 26, и располагался схрон горе-стал–кера Нелиня.

«Нехорошо, – подумал я. – Два раза двадцать шесть…»

И тут же одернул себя: «А ну-ка отставить паранойю!»

«Детская библиотека Коминтерновского района» – кое-как прочитывалось на жестяной вывеске, густо заросшей ржавыми волосами.

– Это здесь?

– Это здесь.

Библиотека располагалась в торце обычной «хрущевки», на первом этаже.

Ко входу вело высокое крыльцо с перилами, за которые я бы браться не рекомендовал даже в защитной перчатке.

Тополь шустро отыскал в тайной шхере неподалеку от входа ключ, бодро взбежал по ступенькам и отпер бронированную дверь.

– Добро пожаловать в обитель знаний! – провозгласил он, приветливо осклабившись.

На улице уже стояли густые осенние сумерки, и неудивительно, что помещение показалось кромешно темным. Я по привычке пустил туда луч фонарика, а Тополь сразу же зажег старомодную керосиновую лампу, которую взял с пола справа от входа. Она озарила схрон Нелиня неверным маслянисто-желтым светом.

Библиотека представляла собой обычную трехкомнатную квартиру, переданную жрицам народного просвещения в семидесятых годах прошлого столетия в вечное пользование.

Из двух комнат был сделан читальный зал – стройные ряды парт, покрытых ныне толстым слоем ядовитой пыли, портреты Тургенева и Пушкина на стене.

Третья представляла собой небольшое книгохранилище, по совместительству – библиотекарскую. Именно там Мариванны и Ольгипетровны гоняли чаи, обсуждали подруг-разведенок и смотрели на модном «кухонном» телевизоре (с экраном величиною с блюдце) сериал про Глеба Жеглова и Володю Шарапова, сыщиков московского угро…

В библиотекарской было поуютнее, чем в читальном зале. Мы с Тополем решили обосноваться именно там. Уселись на стулья вокруг видавшего виды стола, достали провиант и принялись ужинать.

– Гляди-ка… Свифт у них тут… – с набитым ртом сказал я, косясь на стеллаж с книгами по левую руку от себя. – «Путешествия Гулливера»… Любимая книга моего детства, между прочим.

– Мне тоже нравилось. Очень меня заводили эти интимные отношения между малышом Гулливером и похотливыми великаншами…

– А что, были и интимные? Что-то я не припомню… – произнес я скептически.

– Были! Как не быть! Ты просто детское издание читал. А я – издание для взрослых, с комментариями всякими…

– Вундеркинд нашелся! – хохотнул я.

– Там, во взрослом издании, было еще про академиков острова Лапута смешное. Эти академики, прикинь, изобрели способ превращать какашки в еду!

– По-моему, этот способ известен пищепрому с первого дня его существования, – проворчал я, косясь на только что открытую баночку с йогуртом, который оказался плесневелым – а ведь, между прочим, он вовсе не был просроченным!

– А эт-то что?! – вдруг взвыл от восторга Тополь, метнувшись в дальний угол.

– Что там?

– Нунчаки! Оцени! Реально нунчаки!

Тополь потряс передо мной парой граненых эбонитовых дубинок длиной в локоть, скрепленных качественной стальной цепочкой, – он снял их с гвоздя на стене. На цепочке не было и следа ржавых волос – похоже, нунчаки совсем недавно принес сюда кто-то из друзей Нелиня.

Перед моим мысленным взором встали фильмы полувековой давности. В этих добрых наивных фильмах всякие шустрые китайцы совершали при помощи таких точно нунчак эпические подвиги. Помню, Брюс Ли или кто-то из его многочисленных клонов зажигательно вынес огромную банду мерзавцев, а потом еще и полицейский участок (стражи порядка тоже оказались мерзавцами, а как же). И все это одними нунчаками!

Судя по идиотской улыбке Тополя, он тоже что-то такое вспомнил.

Ловко перебросив нунчаки из левой руки в правую, Костя энергично прокрутил несколько базовых фигур. Было видно, что когда-то он учился этим премудростям специально.

– Круто, да? – спросил он, настойчиво ища моего одобрения.

– Ну… – замялся я. – Как по мне, «стечкин» несколько круче…

– Зануда! Умеючи нунчаками можно даже спецназ валить! Не говоря уже об обычных лохах…

– Это в фильме, Костя. А в жизни…

– Приземленный ты чувак, Комбат, – перебил Тополь обиженно, как будто я в душу ему плюнул.

Чай мы пили в гробовом молчании. Тополь, кажется, дулся на меня. А я просто чувствовал себя смертельно усталым и не мог пошевелить языком.

Время от времени до нас с Тополем долетали какие-то невнятные звуки из подполья. Я не стал акцентировать на них внимание. Думал, крысы.

– Ну а спать-то мы здесь будем или в читальном зале? – спросил наконец я.

– Я – тут. А ты – где хочешь! – сказал Тополь холодно.

– А на чем мы будем спать?

– Да вот на этих матрасах… – Тополь взгромоздился на стул, потянулся к одной из верхних полок книжного стеллажа и наконец сбросил на пол плотный рулон из нескольких полосатых матрасов самого сиротского, «плацкартного» вида, скрученных капроновыми веревками.

Я зажмурился и зажал нос, предвидя явление клубов ядовитой пыли, которые спустя секунду заволокут всю комнату.

Но в тот же миг мне стало не до пыли. Потому что пол вдруг убежал из-под подошв моих ботинок, а также и из-под ножек стула, на котором я сидел, и понесся вниз с ускорением ровно g.

Вслед за ним понеслись мы с Тополем, стеллажи с книгами, керосинка и матрасы…

К счастью, летели мы совсем недолго. И ударились несильно.

Со звоном разлетелась керосинка, и жидкое пламя расплескалось по грудам обрушившихся вместе с полками книг.

Вот вспыхнула одна куча. Занялась другая, третья…

– Костя, ты как? – спросил я.

– Вроде жив… Надо бы выбраться отсюда наверх!

Я обернулся, ища глазами лестницу или что-то вроде. И сразу же понял, что есть темы и поактуальней.

По черному подвальному коридору, уводящему невесть куда, на нас двигались четыре фигуры, хорошо различимые в свете занимающегося пожара.

Зомби!

Двое были как бы «свеженькими», на них хорошо различалась оранжевая униформа с надписью «Nautilus». Один «оранжевый» был вооружен куском арматуры, его товарищ – обрезком трубы.

Двое других, напротив, выглядели матерыми ветеранами некротического фронта. Одежда на них истлела и распалась на отдельные ленты, а плоть полностью мумифицировалась. Первый «старичок» был вооружен багром – и где только они нашли не разграбленный доселе пожарный стенд? Второй размахивал пожарным же топором.

Зомби распределили цели следующим образом. Двое «свеженьких» бросились на Костю, который – позер неисправимый! – немедля встал в вычурную боевую стойку с нунчаками. Двое «старичков» – те предпочли меня.

Тут надо понимать, что оба наших автомата были погребены под завалами книг, обломков и мусора. Найти их быстро не представлялось возможным.

К счастью, я никогда не расстаюсь со «стечкиным». Он пришел мне на помощь и в этот раз.

Я бегло выпустил пять патронов в ближайшего зомби с топором. Тот завалился на спину, комично дергая конечностями. Я вновь нажал на спусковой крючок, но вместо ожидаемого шестого выстрела раздался лишь сухой щелчок.

Мать моя женщина! Патроны йок!

Воспользовавшись моим замешательством, второй зомби нанес мне сильнейший колющий удар пожарным багром. Прийдись он между пластинами бронежилета, моей печени можно было бы сказать «ауфвидерзеен». А так я просто отлетел назад, больно ударившись затылком об угол стола. Из глаз моих полетели искры.

Краем глаза я видел, как Тополь ловко парировал нунчаками не очень уверенные удары «оранжевых». Ну чисто Брюс Ли напополам с Джеки Чаном!

Пока я извлекал из разгрузки запасной магазин к «стечкину», зомби с багром предпринял еще одну попытку прикончить меня. И прикончил бы, если б раньше не споткнулся о мой рюкзак и не упал прямо в пылающие подшивки журналов «Техника – молодежи» за 1980–1985 годы.

У самых носков своих ботинок я увидел его голову, поросшую омерзительным серым пушком и покрытую буро-зелеными пятнами. Туда-то, в самую макушку, я и выпустил пол-обоймы из «стечкина». А затем, наступив на шею зомби, сломал ее. Для профилактики.

Надо сказать, что его собрата с топором ни скорбная участь его товарища, ни пять полученных пуль нисколько не смутили.

Поднявшись на ноги и подобрав свое оружие, зомби двинулся на меня, предусмотрительно прикрыв голову от пуль лезвием топора.

– Ишь ты какой! – разозлился я. – А некробиотики еще спорят, есть ли у зомби интеллект!

Пришлось и мне переменить тактику.

Я подобрал с пола пожарный багор, которым прежде орудовал его дважды покойный коллега в оранжевой куртке. И сильным ударом подсек зомби ноги.

Удача! Враг потерял равновесие и рухнул, широко раскинув свои сухонькие руки.

Голова зомби открылась, и я тут же расстрелял его четырьмя пулями почти в упор.

Неужели финита ля комедия?

Моя часть подвала была свободна от зомби.

А вот Костина…

В сущности, я застал своего друга в том же положении, в котором и оставил его.

Тот по-прежнему скакал между разорванной трубой и скрученной в бараний рог арматуриной, время от времени нанося по зомбакам удары эбонитовыми дубинками. Эти удары действительно держали тварей на расстоянии. Но покалечить их были не в силах.

«Пора кончать этот цирк», – подумал я устало. И тут же выпустил в ближайшего зомби с арматурой скупую очередь.

Зомби замер, упал на колени, а я, не тратя времени даром, расколол ему голову трофейным топором.

Что ж… Остался один.

У меня мелькнула шальная мысль оставить его Косте. Пусть уже уконтрапупит его своими любимыми нунчаками и тем спасет свою репутацию мастера рукопашного боя!

Но потом взгляд мой упал на черный зев коридора, откуда в любую секунду вполне могла появиться еще какая-нибудь веселая компания полуистлевших людишек, и я понял, что Костя просто обречен на разочарование в нунчаках…

Я тщательно прицелился зомби в висок. И, кучно уложив три пули, снес супостату башку.

По кирпичной стене подвала поползла зеленоватая жижа, которая заменяла мутанту мозг.

– Ну что ты наделал! – досадливо воскликнул Костя, воздевая руки к небесам. – Я только во вкус вошел! Еще минута – и я бы его сам!

– Прости, родной, – сухо сказал я и принялся откапывать свой автомат.

Мы переночевали в читальном зале, наглухо забаррикадировав вход в библиотекарскую партами и книжными этажерками.

После пережитого мы оба долго не могли заснуть.

«А зомби в Зоне ждет рассвета… А рассвета-то и нету…» – крутилась в моей голове старая песенка, хит времен расцвета бара «Шти».

Но и разговаривать не было сил. Лишь под утро мою дрему разорвали Костины слова:

– Слышь, Комбат… А ведь прав ты был насчет Нелиня… Сам он – труха. И схрон у него трухлявый…

– Нашел время и место… – проворчал я, переворачиваясь на другой бок.