Барон Серж де Сангре. Книга 2

6 глава

Десять имперских тысяч широким веером разошлись от места переправы и пошли стальным катком по Степи, ее стойбищам и редким поселениям. Только наша тысяча так и осталась и наведенного моста, потому как в планах местного «генштаба» была она уже списана со счетов. Индар по секрету мне шепнул, что по подсчетам местных стратегов, после переправы, захвата плацдарма и его обороны, остаться нас должно было, ну, дай Бог, сотни две. Совсем никто не ожидал, что наши потери потянут на пару десятков. Ни и радости своей ни тысяцкий, ни тем более сотники, не скрывали. Пусть рваные халаты и плохая защита от каленых стрел, а меховые малахаи очень плохо защищают от тяжелого кавалерийского палаша, но степняки «рождаются в седле» и с луком, да и саблей, учатся владеть едва ли не раньше, чем ходить. Так что, потери у имперских легионов будут совсем не маленькие, а вот добыча… Ну что взять в нищих юртах степняков? Вытертые шкуры? Потертый войлок? Нет, у вождей и ханов, конечно есть чем разжиться, но и они ведь совсем не дураки и свои богатства просто так не отдадут, не бросят. Единственные трофеи, что светят имперцам, это несколько десятков тысяч рабов, что нахватали и увели с собой, во время своих набегов, степняки. Но в Империи рабства нет, так что, даже эти люди не принесут своим освободителям-спасителям особой прибыли, разве что кому повезет и среди освобожденных окажется какой богатый торговец, местный дворянин или жрец какого бога, что в порыве чувств решит отблагодарить своего спасителя.

Слова Индара оказались пророческими. Уже через неделю через реку потянулись первые колонны бывших рабов, под охраной десятка легионеров, да редкие возы с трофеями, в основном самородное железо, шкуры и меха. Ну и само собой, огромные стада скота и небольших степных лошадок, так ценимых местными крестьянами за выносливость. Империя подошла к вопросу Степи очень основательно. Легионы не только уничтожали всех способных носить оружие, но и грабила степняков, практически под чистую. Даже детей и тех вывозили, правда только малолеток, а что было с остальными, я предпочитал не думать. Скорее всего поступила как в свое время Чингисхан, всех кто не дорос до чеки арбы в полон, а остальных под нож.

В общем, почти семь месяцев мы охраняли переправу. Рядом с нашим неказистым понтонным мостом выросло еще три, эти уже были добротные, построенные со всем старанием и в соответствии с местными правилами и обычаями, настоящие мосты, хоть и плавучие. Ну а через семь месяцев и армия вернулась, причем, как и говорил Индар, заметно поредевшая, в лучшем случае каждый второй выжил, а не раненых было процентов десять, не больше. Зато, на многие годы Империя теперь могла вздохнуть более-менее спокойно, угроза со стороны Степи была, если и не ликвидирована, то на полтора-два десятилетия снижена почти до минимума. А приграничные районы получили десятки тысяч поселенцев, крестьяне лошадей и скот, ну и облегчение налогов, часть легионов сразу же направилась на север, а оставшиеся были переформированы, да и осталось их всего два, две тысячи воинов, вместо десяти, это заметное облегчение бремени. Ну а нашу тысячу, не знаю, за какие такие заслуги, единственную из всех, перевели в столицу, ну и меня с ней, ясно дело. Так я и оказался в столице Империи, «славном городе Марассе».

В этом Мире я прожил уже почти год. Иногда, нет-нет, да и закрадывается в голову паническая мысль, что меня жестоко кинули и я здесь застрял до конца своих дней, ведь помнится, что кто-то мне доказывал, что на счету каждый день, если не каждый час и надо срочно найти нужную Сущность, чтобы восстановить защиту острова, а я что вижу… Прошел почти год, мой перстенек никаких сигналов не подает, никаких следов магии я до сих пор не заметил, да и упоминаний о ней не очень-то и много, если не считать того, когда я плавал в озере, а потом учил детишек тысяцкого, их почитай что и не было. Но потом возникала мысль, что может быть в этом Мире время течет совсем не так как в том, или это все же какая-то магическая виртуальность и в реальности прошло каких-нибудь пара-тройка минут. Почему-то, особенно часто такие мысли посещали меня во время нашего передислоцирования в столицу. Может быть потому, что я откровенно маялся от безделья, может быть потому, что у меня, неожиданно, появилось слишком много свободного времени, а может потому, что я никак не мог понять и разобраться в жизни Империи, все вокруг мне казалось каким-то ненастоящим, картонным и неправильным.

Это чувство «лубочности» окружающего прошло только в Марассе, после тихого и провинциального Бандура, столица обрушилась на меня как ураган, как смерч и цунами в «одном флаконе». Толпы людей на улицах, все куда-то спешат, торопятся, вокруг раздаются десятки самых разных говоров и языков, огромные и прекрасные дворцы, стоят в окружении самых настоящих лачуг, слепленых из соломы и навоза, в этих хибарах, зачастую, нет ничего, кроме грязной циновки, служащей хозяину и постелью, и столом. И кругом храмы, десятки, сотни храмов. Каждый божий день какой-нибудь религиозный праздник, потому как богов в Империи оказалось не один, не два и даже не десять, а несколько сот. Праздники эти шумные, с карнавалами и жертвоприношениями и как специально, начинаются вечером и город бурлит до утра. Я не понимаю, когда все эти люди умудряются еще и спать. Вот в такой обстановке я и прожил следующие два месяца, до того самого момента, когда меня разбудил взъерошенный пацан с известием, что, пожалуй, единственный мой друг в этом Мире совершил убийство и приговорен к смертной казни, а меня срочно вызывает тысяцкий Сахди.

– Это правда?! – ворвался я в кабинет тысяцкого.

– Смотря то, о чем ты говоришь, сотник. – в меня уперся тяжелый взгляд Сахди.

– Правда, что сказал мне мальчишка о Хегоре?

– Я не знаю, что тебе сказал твой мальчишка.

– Правда, что Хегора сегодня после восьмого колокола казнят? Правда, что он убил каких-то там жрецов?

– Не «каких-то там», а жрецов Единого и не только их! Ты, чужак, тоже под подозрением и тебе крупно повезло, что твоего дружка взяли прямо на месте убийства, да еще и всего в крови и с окровавленным мечем в руках. Если бы не это, то уже завтра ты пел бы в подвалах Тайной Стражи Империи! А теперь, пошёл вон, сотник! – пара телохранителей тысяцкого, умело вытеснили меня из комнаты.

Закипая от гнева и обиды, я искал на ком бы сорвать свою злость. Подвернулся мне Индар, мой первый сотник. Хотя, ну как подвернулся, он был первым, кого я встретил, вылетев из штабного домика. Тяжелая рука опустилась мне на плечо, сжав его с немаленькой силой.

– Сергар, пойдем отсюда. Пойдем, выпьем, помянем душу Хегора, он был прекрасным воином и добрым малым. Пойдем, не зли этого выкормыша Единого. – сильные руки потянули меня куда-то в сторону казармы.

– Нет! Не верю! – я грохнул кружкой по столу. – Не верю, что Хегор мог просто зарезать жрецов и их семьи! Не такой он человек!

– Хегор приносил жертвы Хали… – чуть слышно сказал Карст.

– И что?! Хали-Мали, какая разница? Хегор солдат, а не убийца и не палач!

– Сергар, почти год ты живешь с нами, но так ничего и не понял. Более того, ты даже не пытался и не пытаешься понять нашу жизнь. – немного укоризненно сказал Индар.

– А я что, должен был обвешаться цветочками и водить хороводы?! Мои Боги далеко, да и не признают они подобных закидонов.

– Вот это-то и пугает. Любой чужак, оказавшись в Империи и чуть-чуть освоившись, подает прошение на имя Императора с просьбой построить Храм своего Бога. Ты за год, ничего подобного не сделал. Ты знаешь, почему ты все еще сотник, а не тысяцкий? Именно поэтому. Никто не знает, каким богам ты поклоняешься, кому приносишь жертвы, как и какие. Сахди тебе сказал, что тебе крупно повезло, что Хегора взяли с мечом в руках… он не соврал. Капитул уже прислал запрос на твой арест. Если бы сегодня ночью не взяли Хегора… завтра взяли бы тебя.

– Замучились бы брать! – пьяно ответил я.

– Ты прекрасный боец, Сергар, но против десятка, двух, трех, сотни и жрецов Единого… и ты бы не выстоял. – как-то грустно сказал Индар, а я начал стремительно трезветь.

– Да что вы все так уперлись в этого Единого?! Еще один божок, ну и что с того? Вон их у вас сколько. Храмов больше чем кабаков. – Индар усмехнулся.

– Авантюрист – вот ты кто. – без всякого сожаления заявил сотник. – Однажды настанет день, и ты покинешь нашу страну. Не сказав никому ни слова, и, возможно, прихватив с собой на память что-нибудь из дворцовой сокровищницы, или обчистив какой-нибудь Храм. Но не потому что ты испугаешься какой-нибудь непосильной задачи, а просто потому что тебе станет скучно.

– Ну… когда это еще будет. – пьяно усмехнулся я.

– Очень скоро, друг мой, очень скоро… Империя тебе не интересна, наши Боги… да плевать ты на них хотел. Я вот только не пойму почему…

– Слишком много запретов. Того не делай, этого не ешь, это не пей. У вас даже шлюхи, прежде чем лечь в постель, приносят жертвы. И всем дай денег, дай, дай, дай…

– Тут ты неправ. Если бы ты взял на себя труд разобраться что и как, то не говорил бы таких слов. – и в следующие полчаса я узнал об Империи больше, чем за предыдущий год. – Вся наша жизнь завязана на «Парну», мы верим, что Боги всегда за нами следят и взвешивают каждый наш поступок. От парны зависит перерождение Души.

– Карма, или как там ее… дхарма.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, но догадываюсь. Все наше общество поделено на части, мы называем их «парсы». На самом верху стоят воины и жрецы, под ними торговцы и чиновники, еще ниже – ремесленники и крестьяне, а на самом низу все остальные. Перейти из парсы в парсу очень просто, но только вниз, подняться… практически невозможно. Так что, большинство жителей Империи умирают в той же парсе что и родились. Бывают конечно редкие исключения, но очень уж редкие. У низших парс только одна надежда – перерождение, а оно зависит от парны.

– И что?

– Политическая ситуация Империи – это постоянное ожидание перемен. Сил, способных повлиять на политику в нашей стране, огромное множество, но все они уравновешены между собой. Они постоянно ищут пути усиления собственных позиций, устраивают союзы, разрывают их, предают друг друга, но практически никогда не действуют открыто. Ведь, в случае неудачи того, кто начал активную игру уничтожат. В первую очередь, бывшие союзники, чтобы самим уйти из-под удара. Поэтому, преимущества пока не у кого нет. В руках высших парс оружие, деньги, власть, а у низших – пища и товары. А теперь скажи, куда тут можно засунуть магов? Какое им отвести место?

– Магов?!

– Да, магов. Что ты знаешь о Храме Единого?

– Ничего. Я знаком только с жрицами Храма Лякшми.

– Ты даже с ними не знаком и принимаешь их за самых обычных шлюх, которых полно в закатных странах, а это совсем не так. У них совсем иные цели и задачи. Но об этом в другой раз, если тебе будет интересно. Итак, Храм Единого и его адепты… Этот Бог пришел к нам с заката, совсем недавно, каких-то полсотни лет назад, но очень быстро набрал силу. Причем именно в высших парсах, ведь для низших парс, бедняков, которых в Империи большинство, в первую очередь важна парма – их жизненный путь, потом еда и кров над головой. Именно в таком порядке. А вот у высших… у них хватает времени и денег на то, чтобы заниматься вещью, которую на закате именуют политикой. И именуют, пожалуй, ошибочно, потому как допускают огромное упрощение. Имперцы не просто стремятся возвеличить, к примеру, свой род. Они одновременно заботятся об интересах парсы, количестве верующих в божество, которому они поклоняются, следуют парме и умудряются при этом делать вид, что живут обычной жизнью.

– Для меня это все очень сложно… А при чем тут Храм Единого, его адепты и маги?

– Понимаешь, Сергар, чем выше парса, в которой родился человек, тем меньше у него обязательств перед окружающим миром. Мы все живем в мире запретов. Под страхом дурного перерождения мы не можем совершать великое множество поступков. И если воины и жрецы хоть как-то свободны в своих деяниях, то низшие парсы скованы запретами по рукам и ногам. Лишь не совершая недозволенного, мы можем получить желанное перерождение. А адепты Единого… они отрицают запреты. Вообще все, для них никаких табу, все можно, все дозволено.

– Почему я тогда об этом ничего не слышал?

– Ты о многом не слышал. Есть вещи, о которых не принято говорить. Тебе рассказали, что адепты Единого, это люди другой веры, но в подробности посвящать тебя нужным не посчитали. Потому что правда о них может стать сильным оружием в руках чужеземцев, вздумавших разрушать местный уклад жизни. А в таком намерении здесь подозревают чуть ли не каждого приезжего. В Империи слишком ценят нынешнее равновесие.

Адептов Единого в Империи не любит практически никто. Низшие касты, в силу своей непросвещенности и закостенелости, не могут принять некоторых их внешних атрибутов. Адепты едят мясо, не отказывают себе в вине и настойках, пьют сколько считают нужным, любят всех женщин и мужчин, которых захотят, сколь угодно долго, и выборе форм для выражения любви не стесняются. Многие воины и жрецы, наверное, тоже были бы не против есть мясо и вдоволь заниматься любовью, но их останавливает другой аспект мировоззрения адептов Единого. Они отрицают парсы, Сергар! Представь себе. Для них не имеет никакого значения, в какой семье ты родился. Все, кто пришел к жрецу-учителю, равны в его или в ее глазах. Разумеется, есть более талантливые ученики, чем разум готов постигать их, так называемую, истину, а душа открыта для их веры, а есть те, над кем предстоит кропотливо трудиться. И все же все они равны, по крайней мере, именно так говорят их жрецы. Рассказать тебе, как они продвигаются в своем обучении?

– Давай.

– Сначала человек, обратившийся к жрецам Единого, с просьбой принять их к себе, выбирает из их числа учителя для себя. Это самый важный, определяющий момент. Потому что именно учитель на протяжении многих лет будет указывать неофиту путь. Путь этот можно разделить на три участка. На первом ученик мало чем в своем поведении отличается от простых людей. Его сознание еще недостаточно подготовлено, чтобы воспринять отказ от запретов и перейти к вседозволенности. И учитель выбирает для своего ученика упражнения, что преобразят его восприятие мира, сделают его более «открытым и для людей, и для богов», а на самом деле, более беспринципным, забота о своей парме, о своей семье и роде, отходят на второй план, зато вперед выходит жажда власти, денег, могущества. На втором участке пути происходит осознание человеком самого себя как адепта Единого. Он отбрасывает в сторону запреты. Изучает свой разум и тело. Кстати, для последнего как раз и требуется постоянная смена любовных партнеров, что ведет к распущенности и игнорированию интересов и желаний других, во главу угла ставится только постижение собственного тела и разума, личное «Я». И лишь спустя десятилетие или даже больше, ученик вступает на завершающий участок пути. Он получает право самостоятельно выбирать для себя упражнения, принимать других учеников, если те остановят на нем свой выбор, но связи со своим учителем он не теряет,

потому что тот знает его, как никто другой, да и невозможно разорвать эту связь, за годы «обучения», человек становится моральным и эмоциональным рабом своего учителя.

– А чем они на жизнь зарабатывают, все эти ученики и учителя, те, конечно, что не служат в Храмах?

– Ученики работают, если они вышли из младших парс. Если из старших, то получают доходы с поместий. Учителя же занимаются магией.

– Магией?

– Да-да, магией. Все жрецы Единого колдуны. Кто-то больше, кто-то меньше. Помнишь, я тебе говорил о тех упражнениях, что дает учитель ученику? Они несут в себе магическую основу. Это либо пассы – движения рук, ног, туловища, головы, либо мантры – такая своеобразная словесная форма заклинаний. Многократное повторений одних и тех коротких слов, через которое адепты Единого пытается добиться внимания своего бога.

– Кажется, я что-то начинаю понимать. Обыкновенные имперцы стремятся показать богам свое расположение, постоянно что-то приносят им в жертву, а адепты Единого пытаются получить то же самое с помощью магии.

– Если бы! С помощью магии они пытаются забрать то, что принадлежит другим. Ты забыл, у них нет запретов. Захотел женщину – взял, захотел давку торговца – забрал. Но для этого им нужна Сила, а вот ее-то они и получают от своего бога. И чем противней, чем мерзостней ритуал обращения к богу, тем больше силы он им дает. А вот, чего-чего, а смелости в исполнении обрядов им не занимать. Колдовать, к примеру, они любят над трупами, причем над свежими. Достают где-нибудь покойника и несут к месту, где они организовали алтарь. Там над ним читают мантры, творят ритуалы с разными порошками, травами, а потом перед тем, как сжечь, выкрикивают воззвание к богу.

– И он откликается? – усмехнулся я.

– Еще как! И не смейся. Я слышал, что колдовство жрецов Единого может очень многое, оградить дом от непрошенных гостей, наслать болезнь на человека, изгнать демона или даже воскресить мертвеца.

– Получается, что жрецы Храма Единого ведут нечестную игру? Но почему именно Хегор?

– Хегор поклоняется Хали – богине Смерти. Именно жрецы Хали противостоят жрецам Единого, причем очень жестко.

– Индар, ты думаешь, что жрецы Храма Хали приказали Хегору совершить эти убийства?

– Все может быть, Сергар. Вот только убийства поклоняющихся Единому начались задолго до появления в столице нашей тысячи. Причем, убивают самых разных людей, и нищих, и лавочников, и воинов. Правда, жрецов убили впервые.

– Но как простой воин мог убить мага, да еще и не одного?

– А вот этого никто не знает. Именно поэтому делом Хегора и занимался Капитул Верховных Жрецов. И вот что еще странно… казнь десятника будет происходить не на площади, как обычно, а в закрытом дворе одного из Храмов, причем Храмов давно уже мертвого Бога. Никого кроме жрецов туда не пустят. Да и время очень необычное. Такое ощущение, что жрецы пытаются что-то скрыть.

– И что именно? – Индар развел руками.

– Сергар, я не жрец и тем более, не Верховный Жрец. Так что, давай-ка выпьем за то, чтобы его парны хватило на достойное перерождение. Хегор был знатным воином и надежным товарищем, пусть Хали будет к нему благосклонна.

Наш загул, начавшийся еще до полудня, все продолжался и продолжался. Лишь изредка мы отвлекались, когда над Храмом одного из Богов бил колокол, отмеряя время. Сутки в Империи делятся на двадцать колоколов, первый в полдень и десятый в полночь, так что, казнить Хегора должны где-то часов в восемь вечера, уже после захода солнца, точнее с его последними лучами.

Первым нас покинул Карст, сразу после пятого колокола он поднялся и непопрощавшись ушел. Индар высидел до седьмого колокола, хотя вино в нас уже и не лезло. Мы просто сидели за столом, каждый думал о чем-то своем. А потом сотник как-то встрепенулся и почти трезвым голосом заявил:

– Сергар, пойдем.

– Куда?

– Есть тут одно место…

– Тысяцкий мне запретил выходить из казармы и стражу предупредил. Не хотелось бы убивать своих.

– Никого убивать и не надо. Когда-то, на месте нашей казармы была сторожевая башня. Это было еще в те времена, когда никакой Империи не было, а Марасс был небольшой деревушкой.

– Подземный ход? – догадался я.

– Он самый. Помешать казне мы не сможем, а вот посмотреть и может быть понять в чем тут дело, вполне.

Минут двадцать мы пробирались по полуобвалившемуся ходу, потом еще с полчаса бежали узкими улочками кварталов городской бедноты, пока не добрались до старого маяка. Горсть серебра и смотритель проводил нас на верхнюю площадку. Почти вся столица оказалась у нас как на ладони, но Индар указал мне в противоположную сторону. Недалеко от порта, на небольшом каменистом островке располагались древние развалины какого-то сооружения, обычно темные и пустые, а сейчас довольно оживленные и неплохо освещенные.

– Это Храм Безымянного Бога. Считается, что он тут стоял уже в те времена, когда людей тут вообще не было. Никто не знает, кто и когда его построил и какому Богу посвятил. Несколько раз его пытались использовать, то как жилье, то как тюрьму, то посвящали одному из Богов и всегда это заканчивалось ничем. Люди просто уходили оттуда. Ходят слухи, что там обосновались демоны и они не терпят людей, сводят их с ума, заставляют в ужасе бежать, бросая все. Но алтарь там есть, по крайней мере многие жрецы считают вон те два столба именно алтарем. – как бы в подтверждение слов сотника, два стражника откуда-то вывели Хегора.

Руки и ноги моего друга были скованы цепями, на голове и шее красовались какие-то металлические обручи. Десятник шел сам, не пытался бежать, не умолял его пощадить. Наоборот, лицо его было спокойно-сосредоточенное, как будто он принял какое-то решение и сейчас пытался претворить его в жизнь. Оказавшись между столбов, Хегор спокойно остановился и дал себя к ним приковать, при этом стражники ничуть не опасались поворачиваться к нему спиной и даже, кажется, о чем-то с ним вполне мирно беседовали.

– Сергар, а цепи-то… серебряные.

– Ты уверен?

– Абсолютно! Скажу тебе больше, это цепи из Храма Пуруши, главная реликвия Храма. По легенде, именно эти цепи должны удержать Иджлиса, когда он попытается вырваться из Подземного Царства. Да что тут происходит!

– Индар, не забывай, я у вас чужак. Давай по подробнее, что тебя так удивляет?

– Жрецы… Верховные жрецы двенадцати Храмов и каждый с артефактом своего Бога. Видишь, вон тот, высокий в черной мантии с серебряными молниями? Это Верховный жрец Храма Вашту, а в руках у него Чаша. По приданиям, эта Чаша упала с Неба. Из нее можно пить даже самый сильный яд и никакого вреда для человека не будет. А если налить в нее обыкновенную воду, то она вылечит даже от Черного Мора. Кстати, вот это уже не легенда, не сказка, а вполне доказанный факт. Последний раз жрецы выносили Чашу из Храма всего каких-то двадцать лет назад, тогда на Марасс обрушилась чума. А вон та женщина, в темно-красной мантии, это Верховная жрица Храма Хали и держит она Меч Богини. Именно этим Мечом Хали победила Иджлиса и загнала его в Подземное Царство. В зеленом, это Верховный жрец Ангди, а перед ним Плуг. Если с его помощью вспахать самую безжизненную пустыню, то через пару месяцев там будет цвести сад. Даже Верховная жрица Храма Лякшми и та тут, а при ней Рог Богини. Если в него подуть, то самый жестокий шторм успокаивается. Сергар, ты не поверишь, но сейчас, в этих развалинах сосредоточены все артефакты Богов Империи, главная ценность и сокровище Империи.

– Что-то мало это все походит на казнь простого десятника…Пусть даже и убившего несколько жрецов.

– Вот и я о том же.

– А жрец Единого… он тоже здесь?

– Да. Вон тот, в белом.

– А что это он держит?

– Арфа. Жрецы Единого утверждают, что это Арфа их Бога. Что в ней особенного, я не знаю, да и никто не знает, а жрецы не говорят. Смотри! Начинается. – Индар был прав, действительно, в развалинах что-то начиналось и это «что-то» было, скажем так… несколько неожиданно.

Двенадцать Верховных жрецов выстроились полукругом перед растянутым между двух столбов Хегором. Жрец Единого попытался тоже пристроиться, но, судя по всему, был послан, да и не очень-то он и стремился, раз безропотно ушел и заныкался в одном из темных углов развалин. Воздев свои артефакты в верх, жрецы затянули какую-то заунывную мелодию. Тяжелее всего, не смотря на габариты, пришлось мужику с плугом, а вы сами попробуйте задрать над головой этакую штуковину, но к нему на помощь быстро подбежала еще парочка, они-то и подперли своего Верховного, заодно и поддерживая его руки, клонившиеся к земле под тяжестью ноши.

Удар колокола прервал это тягучее пение. Расставленные по развалинам факелы вспыхнули, выбросив к небесам полутораметровые снопы огня. Артефакты Богов засветились в руках жрецов и из них выстрелили толстые жгуты какой-то энергии, больше всего похожие на скрученные в пучок молнии. Все двенадцать уткнулись в безвольно повисшего на цепях Хегора, заключив его в энергетический кокон. Вся эта картина была в чем-то сюрреалистичной, даже на расстоянии почти в две сотни метров, я чувствовал какая огромная энергия заключена в этом коконе. Тело человека должно было вспыхнуть и осыпаться жирным пеплом, но ничего подобного не было, никакого вреда человеку она не причиняла, не было даже рефлекторного сокращения мышц, Хегор висел на цепях безвольной куклой, а вокруг него продолжал бушевать энергетический шторм.

Какой-то совсем неподходящий звук, вдруг вторгся в заунывное пение, как будто кто-то тихонько наигрывал на гитаре. Я начал озираться в поисках источника этого звука и тут раздался резкий звон лопнувшей струны.

Левая нога Хегора странно дернулась, цепь, сковавшая ее, лопнула. Женщина, в бордовой мантии, зашаталась и рухнула на колени, а меч, который она держала над головой, как будто одномоментно ставший неподъемным, устремился к земле. В тот же миг к жрице кинулось трое жрецов, попытавшихся удержать ее руки. Трое здоровенных мужиков с трудом остановили падение клинка, но я отчетливо видел, как их ноги постепенно погружаются в камень двора.

Опять послышался музыкальный наигрыш, а затем звук очередной лопнувшей струны. Жрица Лякшми, как подрубленная рухнула на землю, Рог, подпрыгивая, покатился по камню, оставляя глубокие вмятины, а цепь на правой руке Хегора в тот же момент рассыпалась дождем серебряных колец.

Это как будто послужило толчком к чему-то мерзкому, страшному. Из ниоткуда налетела волна зловония. Несколько десятков жрецов, рангом поменьше, попадали на землю, задыхаясь и буквально выплевывая легкие, но их мучения оказались недолгими, то один, то другой, они замирали, их тела начали покрываться какой-то слизью. С ураганной скоростью тела начали разлагаться. Прошло всего пару минут и на месте людей остались лишь только серые костяки.

Я перевел глаза на тело Хегора и не поверил своим глазам. Внутри кокона бушующей энергии начал раскручиваться смерч, состоящий из абсолютной тьмы. Время от времени он касался внутренних стенок кокона, и очередной Верховный жрец выпадал из общей обоймы, валясь на камень двора. В, совсем еще недавно, монолитном коконе начали появляться разрывы и бреши. В одну из таких брешей вдруг выстрелила длинная лента Тьмы. В этот момент брешь сомкнулась. Извиваясь как змея, лента забилась в агонии, постепенно истаивая.

Опять послышалась гитарная мелодия, закончившаяся очередным звоном лопнувшей струны. Еще одна цепь, удерживающая Хегора лопнула, рассыпая серебряные кольца. Зато я смог разглядеть этого «музыканта». Верховный жрец Единого… именно он что-то там наигрывал на своей Арфе и в отличии от всех остальных, ему происходящее безусловно нравилось, более того, оно доставляло ему огромное удовольствие. Жрец поднял свою Арфу и начал что-то наигрывать. В какой-то момент его лицо перекосилось, и он с силой дернул струну.

Вот только ожидаемого звука лопнувшей струны не последовала. Возникло ощущение, что само время замерло, хотя это было и не так. Прямо за спиной Хегора начала раскручиваться огненная воронка. С каждым мгновением она становилась все больше и больше, пока не заполнила все расстояние между столбами.

Полутораметровый шар огня вылетел из воронки и с огромной скоростью врезался в группу жрецов Единого. А потом раздался страшный треск. Из воронки показалась рука, затем на плиты двора шагнула нога, а за ней из огненных протуберанцев вышла женщина. Нестерпимый свет плазменных нитей окутывал все ее тело, у меня даже возникло ощущение, что все ее тело и соткано из этих нитей. Две Звезды, сияющие вместо глаз, осветили каменные развалины, мазнули взглядом по нам с Индаром и уперлись в тело Хегора. Те, немногие, кто еще стоял на ногах, попадали на колени. Никто из Верховных жрецов уже даже и не думали удержать свои артефакты в руках, да и невозможно это было бы сделать, казалось, что сам воздух горит и плавится. Горящая рука воткнулась в грудь Хегора и плавно что-то потянула. Это «что-то» сопротивлялось, огненная женщина что-то недовольно сказала и с силой дернула. Рука вышла из тела десятника и потянула за собой что-то огромное, темное и мерзкое, напоминающее осьминога. Самое интересное, что осьминог этот был почти прозрачным, больше всего он походил на какую-то тень, огромную, живую Тень.

С серебряным звоном покатились по камню кольца цепей, упали на землю ошейник и обруч, стягивающий голову Хегора. Женщина наматывала эту Тень на свою руку, когда наши глаза встретились. Мне даже показалось, что в этих Звездах мелькнуло какое-то чувство узнавания. Лицо пылающего существа исказилось в гримасе, мне очень хочется надеяться, что это была улыбка, а не оскал. Женщина подняла руку и тряхнула ею, как будто что-то стряхивая. Во все стороны полетели сотни, тысячи огненных капель. Несколько штук долетели и до маяка, на котором мы с Индаром сидели, боясь даже дышать. Одна капля попала на Индара, но он даже не вздрогнул, только сейчас я заметил, что он сидит плотно зажмурившись и что-то бормочет, скорее всего молится своему Богу, а может быть и всем богам Империи сразу. Несколько капель плазмы упали на площадке маяка, а две неслись прямо на меня. Чисто инстинктивно, сам того не заметив, как мечи оказались у меня в руках, я попытался ими прикрыться. И мне это удалось. Капли попали прямо на клинки и за мгновения впитались в них. Женщина опять посмотрела прямо мне в глаза, на этот раз мне показалось, что в ее взгляде мелькнуло удивление, разочарование, обида, а потом… понимание. Ее взгляд перешел на Индара, немного задержался на нем и женщина, как бы с чем-то соглашаясь, кивнула головой.

Никто не заметил, как одна из щупалец Тени метнулась в сторону, и на излете, коснулась лба одного из немногих оставшихся в живых стражников. Едва заметная вспышка и Тень вместе с женщиной исчезли в клокочущей воронке, только небольшой кусок тонкого щупальца, как бритвой срезанный огненным протуберанцем мгновенно исчез, как будто впитался в тело стражника. Вот только, этого никто не заметил, и я в том числе.

Сразу стало как-то темно. Воронка схлопнулась почти моментально. Единственное, что напоминало о недавнем событии, это два, горящих диким, выжигающим все и вся, каким-то первозданным огнем, каменных столба, между которыми лежало тело Хегора.

Похоже не только я подумал, что все закончилось. Жрецы кинулись к своим патронам, помогая им встать, бережно поддерживали их под руки и упаковывали артефакты своих богов. Но тут началась вторая часть «представления». Тысячи огненных капель, которые стряхнула странная и непонятная женщина и которые, казалось бы, уже давно потухли, вдруг засияли разноцветными огнями, поднялись в воздух и закружились в каком-то диком танце. За каждой огненной каплей тянулась тонкая светящаяся нить. Эта паутина начала опутывать камни древних развалин. Несколько десятков капель поднялись со дна небольшого пролива, отделяющего островок от материка. А потом, прямо на наших глазах, руины начали преображаться. Из ниоткуда поднялись высокие стены, к небу устремилась высоченная башня, увенчанная сияющим куполом. Потрескавшиеся и обветшалые стены и плиты двора, вдруг засияли и засверкали полированным мрамором. На наших глазах появлялось грандиозное строение, новый и прекрасный Храм. Между островком и материком, прямо со дна моря поднялась горная гряда, которая в считанные минуты превратилась в широкую дорогу.

От созерцания всего происходящего меня отвлек испуганный голос Индара.

– Сергар, она ушла?

– Да вроде как. Индар, ты посмотри что творится-то! – я заставил сотника открыть глаза. – Индар, что это было?!

– Богородица вернулась! Это была Мората – Матерь всех Богов и Повелительница Подземного Царства. Богиня Жизни и Смерти, основа Равновесия. Была легенда, что когда будет восстановлен Храм Мораты жизнь всех людей изменится. Этот Храм искали многие столетия, искали в пустынях и джунглях, даже на дне морском и то искали, а он оказывается все это время был у нас прямо перед глазами, и мы сами, своими руками оскверняли его. Сергар, немедленно возвращаемся в казарму, если кто-то узнает, что мы тут были и что мы видели, нас ждет страшная кара. Нельзя простым смертным наблюдать за ритуалами Верховных жрецов и уж тем более становиться свидетелями явления Бога. Уходим! – похоже, что не мы одни решили как можно скорее покинуть наш наблюдательный пункт. Такого же мнения придерживался и тот стражник, которого коснулась рука Тени. Я видел, как он, не дожидаясь, когда жрецы придут в себя, быстро-быстро скрылся на берегу, где стояло несколько десятков лодок, а через минуту он уже греб к городскому причалу, но не предал этому значения, ну мало ли куда и кто послал стражника, тем более, что Тень только лишь коснулась его и тут же скрылась в воронке

Мы с Индаром еще успели добраться до казармы, запереться в моей комнате и опустошить по кувшину вина, когда всю нашу тысячу подняли по тревоге и отправили к новому Храму Мораты. Как и откуда горожане узнали о ночном происшествии, никто не скажет, но с первыми лучами солнца к Храму потянулись тысячные толпы. Каждый хотел прикоснуться к святыне, посмотреть своими глазами на «Пылающие Столбы Мораты», совершить жертвоприношение и вознести свои мольбы к Матери Всех Богов.

Неделю город веселился и праздновал. Весть о возрождении Храма Мораты понеслась по всей Империи и в столицу хлынули многотысячные толпы паломников. Только для нас эта неделя была самой трудной и нам было не до праздников. Мы охраняли Мост к Храму, охраняли сам Храм и срочно собравшийся Конклав Верховных жрецов, которые пытались определиться, как им жить дальше. Храм есть, да еще какой, за его появлением они все наблюдали лично, ну пусть не все, но Верховные жрецы Старших Богов, уж точно все, а вот не то что Верховного, даже самого низшего ранга жрецов Мораты не было. Вот эту-то проблему и пытались решить члены Конклава. Тем более, что и Император их подгонял, потрясения в Империи ему были ни к чему, да и жертвы надо принести, какой же он иначе Император.

Откуда-то из глубокой провинции, привезли чуть живого старичка, он оказывается был единственным и последним жрецом Мораты. Единственным, кто, пусть и не полностью, но знал и помнил порядок богослужения давно забытой Богине.

Постепенно жизнь в городе начала налаживаться. Аврал закончился и у меня опять появилось свободное время. Вот только одно не давало мне покоя, камень в моем перстне начал светиться, внутри него начали прокатываться какие-то световые волны и время от времени появлялись странные силуэты-тени. Говорить это могло только об одном, нужная мне сущность наконец-то себя проявила, дала о себе знать и находится где-то рядом.

А потом на город обрушился Ужас. Всего два дня прошло с момента окончания грандиозного праздника, посвященного Морате, как со всех концов города начали поступать сведения о многочисленных смертях. Причем смертях странных и необъяснимых. Вот только все это уже было и было совсем недавно, Марасс еще не успел позабыть убийства жрецов, воинов и торговцев. Те самые убийства, в которых обвинили Хегора. И опять тысячу подняли по тревоге. Разбили на группы и разослали по всему городу. Мы с Индаром, как сотники, от поста были избавлены, зато нам пришлось целыми сутками колесить по городу, проверяя несение службы нашими подчиненными и вызывать наряды городской стражи к местам все новых и новых убийств.

Мы шли уже привычным за несколько дней маршрутом. Нам достался квартал зажиточных ремесленников, добротные дома, масляные светильники освещают улицы, чистая и сухая мостовая. Неожиданно Индар остановился.

– Сергар, что-то мне не хорошо. Вот тут жжёт, – сотник указал себе на грудь, – и по всему телу распространяется жар, как будто на медленном огне поджаривают. Помоги. – едва сказав это, Индар рухнул на мостовую.

Не успел я наклониться над ним, как все его тело буквально вспыхнуло. Горело все, руки, волосы, лицо, но при этом никакого вреда ему это не причиняло, даже одежда и та не пострадала. Также внезапно, как и вспыхнул, Индар погас. Я стоял и не мог сказать ни слова.

– Сергар, что это было? Что со мной?

– Не знаю, Индар, не знаю. Но дальше идти тебе не стоит. Я сам проверю посты, а тебя надо где-нибудь тут устроить. Подожди минуту, я сейчас. – я молнией метнулся к ближайшему дому. Хорошо, что все местные жители уже прекрасно знают нас с Индаром, знают кто мы зачем и откуда. Поэтому двери мне открыли без проблем.

Небольшой домик был чисто прибран, все в ней говорило о достатке хозяев и о том, что жизнь у них более чем сносна. Женщине едва ли было больше двадцати лет. Она смотрела на мирно почмокивающий розовый комочек и улыбалась – той особенной улыбкой, какую можно видеть только на лицах счастливых матерей. Муж, как сказала хозяйка, вот уже как две недели, как уехал в соседний городок, где у него престарелые родители. В доме только она и старшая сестра мужа, помогающая ей по хозяйству и с ребенком. Так что, присмотреть за Индаром они не отказались и пообещали, что до утра из дома его не выгонят. Перед уходом мне предложили стакан вина и нехитрую закуску. Предложено это было от чистого сердца, так что, отказываться и обижать хозяек я не стал.

Пока сестра мужа хозяйки собирала на стол, я с умилением смотрел, как молодая мамочка кормит грудью девочку. Нравы в Империи достаточно свободные и обнаженного тела, да к тому же, если оно еще и красивое никто не стесняется, ну а уж вид любящей кормящей матери, может вызвать только умиление.

Не знаю когда, но в какой-то миг что-то изменилось. Молодая мама, все так же продолжая нежно и мягко улыбаться, стала прижимать к себе ребенка все сильнее и сильнее. Ее рука, поддерживающая крохотную головку, еще слишком слабую, чтобы самой дотянуться ротиком до соска, прижимала девочку к мягкой и полной груди со всевозрастающей силой. С прежней улыбкой – но теперь какой-то застывшей и мертвой – мать наблюдала, как розоватое личико погрузилось в ее округлую, полную молока грудь. Ребенок забился, задыхаясь, однако мать словно бы ничего не замечала. Она продолжала напевать тихую и ласковую материнскую колыбельную даже тогда, когда крошечные ручки и ножки завернутой в одеяло девочки забились в агонии. Только тогда я очнулся от какого-то наваждения и рванулся к женщине, вырывая из ее рук чуть живое тельце. И в тот миг из соседней комнаты раздался полный ужаса крик. А еще через секунду в комнату ввалился полыхающий Индар.

От сотника шел чистый, плазменный жар, выжигающий вокруг даже самую незначительную тьму, убивая все тени. Мига оказалось достаточно, чтобы я смог разглядеть возвышающуюся посреди комнаты уродливую фигуру. Нет, это был не человек, ничего человекоподобного в фигуре не было. Большая, вытянутая голова, точнее череп, на котором еще, а может быть уже, видны остатки мяса и кожи, напоминала птичью. Несоразмерно длинное тело, на коротких, выгнутых, как у жабы лапах, длинный хвост, с острым шипом на конце и огромные крылья как у летучей мыши. Существо свободно перемещалось по комнате, проходя и через живые и неживые предметы, единственное, что не могло повторить этот трюк, это тот самый шип на конце хвоста. Он единственный был материальным, а все остальное было всего лишь тенью, призраком, где-то плотнее и почти не прозрачным, а где-то лишь слабым маревом. Исходящий от Индара свет высветил эту тварь во всей ее красе.

Дикий визг твари буквально свалил меня с ног, зато сотник не растерялся и бросился на призрачное существо, обхватив его своими пылающими руками. Я думал, что Индар просто проскочит сквозь эту Тень, но нет, его руки плотно сжались на горле твари. Я попытался ему помочь, но лишь ловил пустоту, вот мои-то руки, как раз и проходили сквозь тварь не встречая преграды.

Пламя и Тень боролись между собой, ни одна из сторон не могла взять верх, а я стоял с клинками в руках и не знал, что делать.

– Сергар, шип, отруби шип! – прохрипел-прорычал Индар.

Я уже несколько раз пытался поразить тварь мечом, но безрезультатно, поэтому почти ни на что не надеясь, рубанул по кончику хвоста. Визг на грани инфразвука опять свалил меня на пол, зато я явно почувствовал какое-то сопротивление клинку. С трудом поднявшись на ноги, я выбрал момент и нанес еще один удар, в том самом месте, где призрачный хвост переходил в черный наконечник. На этот раз было не только ощущение какого-то сопротивления, нет, я почувствовал, как клинок рассекает кожу и кость, твердую как железо.

Очередной визг твари стал ее прощальным приветом. Едва шип отделился от тела Тени, как та начала истаивать буквально на глазах, выгорая в пламени, охватившем сотника и оседая на пол серым пеплом. Я приходил в себя от последствий визга Тени, когда Индар спросил.

– Сергар, что у тебя за клинки? – только сейчас я увидел, что оба моих меча горят тем же самым плазменным светом, что и руки Индара.

– А что у тебя за руки? Я так понимаю, что это подарок твоей Мораты. Потом расскажу, тут не место и не время. – добавил я вспомнив о огненных каплях, поглощённых телом Индара и моими клинками. – Ты это… давай затухай и надо помочь девушкам.

Вот только похоже, что помогать надо было не им, а нам, точнее Индару. Обе женщины, и пришедшая в себя молодая мама и ее золовка стояли на коленях и пытались хотя бы прикоснуться к Индару.

– Сотник, похоже, что Храм Мораты обрел своего Верховного Жреца и первых адептов.

– Ты это сейчас о чем, сотник?

– В тебе, так же как и в этих мечах, частичка Силы, а может быть и самой сущности богини Мораты.

– А в твоем кольце?

– А при чем тут мое кольцо? – устало спросил я и опустил глаза.

Н-да, похоже, что мое приключение в этом Мире подходит к концу. Камень в перстне пульсировал как бешеный, озаряя небольшую комнатку всполохами красного пламени. Если бы не свет, все еще идущий от Индара, я бы это и сам заметил. Только одно непонятно, мне говорили, что я должен найти какую-то Сущность, перстень мне поможет и заключит ее в себя. Но тварь-то сгорела, развоплотилась в огне, если только… Я поднес кольцо к валяющемуся на полу шипу. В тот же миг багровое пламя окутало костяшку и она исчезло. Зато камень в кольце стал совершенно черного цвета, лишь иногда по нему прокатывались темно-красные волны.

Мы с Индаром были настолько опустошены и морально, и физически, что практически не обращали внимания на женщин. А вот они внимательно прислушивались к нашему разговору очень внимательно.

– Господин, вам надо срочно идти в Храм. Если ваш друг прав, то Мората примет вас. Люди должны знать, что у них теперь есть защитник против Иджлиса. – восторженно протараторила золовка хозяйки.

– А ведь она права, Индар. Ты как, готов стать Верховным жрецом Храма Мораты?

– Да там и без меня желающих полно. Вон сколько времени уже Конклав заседает, делят теплое местечко.

– Боюсь, что решение того вопроса стоит вне пределов компетенции Конклава. Богиня сама решает, кто достоин, а кто нет, стать ее Голосом в этом Мире. Возьми мои мечи, Индар. – прохрипел я. – Похоже, что я в этом Мире задержусь ненадолго. – реальность вокруг меня начала расплываться, сквозь стены домика начали проступать каменные плиты с розоватыми прожилками орихалка, а в голове зазвучал голос моей нейросети. Ноги мои подкосились и я рухнул на… нет не рухнул я на пол, а воспарил куда-то в высь, поднимаясь все выше и выше, пробил слой облаков и оглядел планету из Космоса. Но все это только для того, чтобы спустя мгновение камнем рухнуть вниз. Сознание мое провалилось в серое Ничто, а в спину уперлось что-то твердое и холодное.