Атолл

- Это правильно, - сказал писатель. - Книги читать вредно хотя бы потому, что надо жить собственной жизнью, а не жизнью выдуманных героев.

- И это говорите вы, писатель? - удивился Генри Уилсон.

- Да, к концу жизни я пришел к такому выводу. Кто читает книги, то есть уходит в другой мир? Те, кто недоволен этим миром. А среди таковых большинство имеют какой-то физический или душевный изъян, часто физически ущербные люди. Здоровому человеку не нужны книги.

- Вы рассуждаете, как... как... - доктор так и не решился назвать слово "нацист". Для кого же вы пишите свои книги?

- Для больных, разумеется, - решительно ответил Джон Кейн. - Если они читают про все эти идиотские убийства, значит они не здоровы... Значит, они не могут или не способны взять от жизни все, необходимое для полноценного существования. И поэтому они довольствуются суррогатом. Вот человек, - Кейн указал на Бена, - ему не хватало денег, он грабит казино, то есть живет реальной жизнью, он, конечно, преступник, но здоровый человек. А у другого тоже не хватает денег, но он трус или немощен, и тогда он читает боевик, где некий герой грабит казино. И этим суррогатом удовлетворяется. На некоторое время. Но поскольку проблемы его так остаются нерешенными, он покупает другую книгу... Это как сидеть на игле.

- Ну вы даете! - удивился доктор. - Вы отрицаете культуру!

- Я отрицаю ублюдочную культуру суррогата жизни. Я не отрицаю научные книги, классику... Но современная... - тут надо придумать особое слово для этой гадости - этот гнилой аппендикс надо удалить, как можно скорее, пока не погиб весь организм традиционной человеческой культуры.

- Я понял вас, - сделал вывод доктор, - вы - традиционалист.

- А вы консерватор. Мы с вами близки по духу.

- Это несколько разные вещи...

- Во многом схожи...

Джон Кейн налил себе виски, выпил и закончил мысль:

- И в первую очередь в этом виноваты американец и англичанин. Роковые камушки, которые вызвали лавину кровавых описаний, первыми бросили Эдгар По, со своим "Убийством на улице Морг", и Конан Дойл, впервые придумавший серийного сыщика Шерлока Холмса... Вот так, мой дорогой друг.

- Серьезные обвинения, - сказал доктор, тоже наливая себе виски.

- Ну, ладно, - сказал Бен, поднимаясь, - вы тут пока пофилософствуйте, а я пойду на палубу, подышу свежим воздухом.

- Бен, вы, разве, с нами не выпьете? - сказал Кейн.

- С удовольствием выпью, когда прибуду на место. А пока: воздержание и бдительность - вот мой лозунг на данный момент.

- Воистину вы - железный человек.

- Я обыкновенный человек, который просто хочет выжить в этом гребаном мире.

- Секундочку, Бен! Вы нам так и не сообщили о конечном пункте прибытия.

- Конечный пункт прибытия для меня будет, надеюсь, еще не скоро. А что касается промежуточного пункта, где мы с вами расстанемся, это остров Пако. Завтра утром мы будем ввиду его берегов.

24

На следующий день, когда солнце, встав на цыпочки, только-только выглядывало из-за горизонта, чтобы выпрыгнуть на небо, из утреннего тумана проступили очертания острова. Он появился как бы сгущаясь из субстанции тумана - сначала как некое темное образование, с каждой минутой делаясь все отчетливее. И вот перед взором предстал небольшой остров, несомненно, вулканического происхождения, густо покрытый тропической зеленью.

- Это и есть ваш остров Пако? - спросил Джон Кейн, стоявшего рядом Бена Ганна.

- Да, это он, - ответил налетчик, зорко вглядываясь в приближающуюся землю. - У вас бинокля не найдется?

Кейн открыл специальное отделение возле штурвала, достал оттуда бинокль, передал его Бену. В отделении также были сложены на полках, ракетница и сигнальные факелы, дающие цветной дым.

Бен Ганн конфисковал ракетницу и выкинул её за борт, факелы милостиво оставил.

Вооружившись биноклем, он тщательно осмотрел побережье острова.

- Этот остров обитаем? - спросил Кейн.

- Нет. Он слишком мал и беден в смысле сельскохозяйственного использования.

- Кому он принадлежит?

- Формально - США, хотя он не входит в группу Гавайских островов.

- Как близко мы можем подойти к берегу? Моей яхте нужно не менее трех метров глубины, чтобы не задеть килем дно.

- Здесь достаточно глубоко, если не будем приближаться вон к тем скалам, - сказал Бен Ганн, указывая на зловещие черные зубцы, торчащие из воды (хорошая ловушка для судна, подходящего к берегу ночью, подумал Джон Кейн). - Еще ярдов двести проплывем, и можно будет встать на якорь. После чего мы спустим шлюпку, и вы с доктором отвезете меня на остров. Там мы распрощаемся...

- Зачем беспокоить доктора, - возразил Джон Кейн, - я и один вас могу довести, я неплохо управляюсь с веслами.

- Мистер Кейн, напоминаю, мои приказы обсуждению не подлежат. Вам ясно?

- Да, мне ясно, что я в вас ошибся. Я полагал, что вы благородный разбойник, а вы...

- Благородство умерло в восемнадцатом веке. А нынче век двадцать первый - каждый сам за себя.

- Очень хорошо, - прозвучал голос Генри Уилсона, - в таком случае, подними руки и не двигайся, проклятый ублюдок.

Джон Кейн и Бен Ганн медленно обернулись и увидели доктора, стоящего в пяти футах от них с пистолетом в руке. Опытным глазом Бен сразу определил тип оружия противника. Машинка была довольно компактной, с характерным вырезом затвора, почти на всю длину открывающим ствол. "Беретта", одна из моделей старого образца... Скорей всего "М-949", "кугуар".

- Бен Ганн, если вы шевельнетесь, я всажу в вас пулю. Джон отойдите от него.

Джон замешкался и доктор сорвался:

- Да отойдите же от него, черт вас побери!

Пистолет в руке доктора плясал. Кейн хотел отойти, как велено, но у Бена Ганна оказались на удивление длинные руки. Он, словно медведь когтями, зацепил пальцами одежду писателя и мгновенно подтянул его к себе, обхватил руками и, спрятавшись за его спиной, выхватил свой пистолет из-за пояса и выстрелил в доктора.

Однако доктор оказался проворным, успел скрыться за палубными надстройками. Пуля, очевидно, попала во что-то металлическое, потому что противно взвизгнула. Бен выстрелил еще раз, но скорее уж от злости за промах, чем по цели. А доктор между тем уже скатился по лестнице в каюту. Потом снова поднялся и затаился возле дверного проема. Выглядывая из двери, он, в принципе, мог подстрелить Бена.

Бен, стоя за спиной Кейна, взял писателя за ворот левой рукой, правую с пистолетом приставил к затылку.

- Доктор, - ласково позвал Бен Ганн, - на счет "три" ваш друг умрет. Выходите на палубу с поднятыми руками и положите оружие к моим ногам. Если вы проделаете это достаточно проворно, я прощу вашу выходку. Начинаю отсчет - "раз"...

- Послушай, ублюдок! - ответил доктор из своего укрытия. Мне вовсе не нужно твое сраное прощение. Это раз. Джон Кейн мне не друг и мне глубоко наплевать, что ты с ним сделаешь. Это два. Когда ты его убьешь, у нас с тобой будут равные шансы. Как военный, я стреляю лучше. Как ты заметил, я, в отличие от тебя, еще ни разу не промахнулся... ха-ха-ха!.. А теперь я говорю - три. Можешь начинать.

На палубе воцарилось зловещее молчание. Только волна билась о борт яхты да поскрипывали рангоуты. И еще с приближающегося берега доносились крики чаек.

Прошло две минуты напряженного ожидания. Выстрела так и не последовало. Затем раздался сильный всплеск, словно кого-то выбросили за борт. Доктор даже испугался, не выбросил ли преступник писателя. Хотя, впрочем, не исключено, что и наоборот. Но это вряд ли. Но когда заскрежетала якорная цепь, стало ясно, что за борт был сброшен всего лишь якорь. Яхта остановилась и стала разворачиваться под давлением волн носом к океану, кормой к берегу. Паруса сами собой стали сворачиваться. Хорошая у писателя автоматика, подумал доктор едва ли не с завистью.

Потом послышался скрип подъемного механизма. Доктор осторожно выглянул из укрытия и увидел то, что и ожидал. Бен Ганн, укрывшись за палубными надстройками, заставил писателя спустить шлюпку. Когда спуск был закончен, и шлюпка закачалась на волнах, Бен приказал Кейну прыгнуть в шлюпку, занять место на веслах, потом сам, подобно змее, соскользнул с палубы яхты и занял место на корме шлюпки. Все это время он держал заложника под прицелом, поэтому доктор так и не рискнул выстрелить.

На самом деле, Генри Уилсон первый раз в жизни держал в руке пистолет. Да, во время Фолклендской войны он прошел обязательные стрельбы из автоматической винтовки, но все посланные им пули ушли мимо мишени. Однако, поскольку он был врачом, то на его прирожденное неумение стрелять посмотрели сквозь пальцы и поставили зачет.

Между тем шлюпка отчалила от борта яхты. Джон Кейн действительно греб хорошо. Не сбивался с ритма, и весла его не били по поверхности воды, а входили глубоко и синхронно. Писатель сидел спиной к приближающемуся берегу, Бен Ганн, сидя на кормовой банке, управлял рулевым пером. Вот он отклонил румпель вправо, выбирая место на берегу, где удобнее было пристать, шлюпка стала поворачивать на левый борт. Прибой подхватил посудину и понес над отмелью и выбросил на песчаную косу.

Бен приказал своему пленнику выбираться на берег. Джон был в шортах, поэтому он взял в руки свои сандалии и выпрыгнул на песок. Бену Ганну, прежде чем вылезти на берег, пришлось закатывать брюки до колен, и снимать носки и ботинки, чтобы не замочиться в прибое. Все это он делал неуклюже, поскольку работал одной рукой, в другой руке он держал своего верного помощника - пистолет.

Под прицелом своей пушки Бен Ганн повел Джона Кейна в глубь острова. Но сначала он отобрал у пленника дистанционный пульт управления механизмами яхты. Он оценил это устройство, видя, как лихо Джон им манипулирует.

- Вот теперь порядок, - сказал Бен Ганн, кладя обтекаемую коробочку пульта себе в карман, и голос у него при этом был радостный.

Едва они преодолели прибрежные заросли молодого бамбука, как стало трудно идти - начался каменистый подъем, и приходилось все внимание переключить, чтобы смотреть под ноги, иначе легко можно было оступиться и, чего доброго, сломать ногу. Этого только не хватало, подумал Джон Кейн. Еще он прикидывал возможность удрать от преступника. Вот как сейчас, когда Бен Ганн, чтобы цепляться руками за камни, убрал свой пистолет за пояс. И вообще на суше он вел себя гораздо увереннее, чем на борту чужого судна, в окружении потенциальных врагов, увереннее, а значит, беспечнее.

Значит, решил писатель, который в силу своего ремесла, неплохо мыслил логически, значит, у него на острове есть сообщники. Вот он и радуется, что скоро сможет расслабиться, когда приведет пленника в лагерь своих друзей. Рано радуешься, сволочь!

Писателю в голову пришла мысль посеять рознь между Беном Ганном и его сотоварищами и тем самым развалить преступную коалицию изнутри.

- За таких друзей, как твои подельники, я бы и гроша ломаного не дал, - закинул удочку раздора Джон Кейн. - Ведь они, по сути, бросили тебя на поле боя, а значит, сдали фараонам. По кодексу джентльменов удачи, это считается предательством и карается смертью.

- По какому кодексу? - с усмешкой спросил Бен Ганн, когда они на минуту присели отдохнуть.

- По кодексу джентльменов удачи.

Бен Ганн откровенно расхохотался.

- Очнитесь, писатель, и оглянитесь вокруг себя, где вы видите джентльменов?

- Один сидит перед вами, простите за нескромность, другой остался на яхте.

- Вы имеете в виду того джентльмена, который сдал друга с легкой душой, да еще и оскорбил при этом, вы про этого джентльмена говорите?

- Это был хитрый тактический ход, и вы на него купились, разве непонятно?

- А если бы я вас шлепнул?

- Но ведь не шлепнули... - съязвил писатель, находясь на грани фола от дерзости.

- Мне ничего не мешает сделать это прямо сейчас. И все ваши хитроумные построения пойдут коту под хвост.

Бен Ганн достал пистолет и навел его на пленника. Кровь отхлынула с лица Джона Кейна, но голос его не дрогнул:

- Если вы не убили меня раньше, значит, не убьете и сейчас, стало быть, я вам для чего-то нужен.

- Значит, значит... Ни хрена это не значит, идиот вы этакий. Я сам еще ничего не решил, пока не увижу рожи своих корешей. Уж потом я отведу душу на вас на всех. И на тебе, и на твоем друге-джентльмене, и на твоей черненькой сучке. Когда захватим твою яхту, а мы её захватим, кроме тебя посудиной никто не может управлять. Я в этом убедился. Доктор в этом деле полный профан...

Бен Ганн подумал и вынес решение:

- Доктора, впрочем, оставим, нам лекарь нужен при нашем ремесле... Баба нам тоже нужна. Мужики совсем изголодались по упругой щелочке... ха-ха-ха! Ох, и драть будем сучку!.. - глаза его полузакрылись от предвкушения сладостной оргии. - Раз десять пропустим всей кодлой. Затрахаем вусмерть. Впрочем, бабы живучи, а черные и подавно.

Лицо Бена Ганна опять обрело жесткое выражение.

- А вот писатели нам ни к чему, - сказал он. - Вообще, ненавижу писак... Всех этих гребаных журналистов. Наврут, навешают тебе столько, чего ты не совершал...

- Журналист и писатель - это вообще-то разные профессии, - вставил слово Джон Кейн. - Я сам не очень жалую журналистскую братию.

- Ладно-ладно, не подлизывайся. Хорошо, уговорил. Мы тебя оставим на острове. Будешь уборщиком и потом надо же кому-то стирать носки моим парням. Сами они это делать не любят, потому в пещере всегда спертый воздух, а я уже привык к свежему воздуху... ха-ха-ха!

Бен Ганн встал, сунул пистолет за пояс и скомандовал:

- О'кей, писатель, подъем. Еще две мили - и мы дома.

Джон Кейн, кряхтя, с трудом начал подниматься, хотя на самом деле чувствовал себя, как воздушный шар, наполненный гелием или водородом - в общем, опасной гремучей смесью. Опираясь рукой, чтобы встать, он ощутил под ладонью камень, как раз подходящий по размеру и по весу, поднял его и, развернувшись, запустил природный снаряд прямо в лицо преступнику. Противников отделяло от силы пять футов, поэтому камень попал врагу точно в переносицу. Раздался хрустящий звук, Бен Ганн рухнул на валуны как подкошенный. Все лицо его залило кровью. Он дернул ногой и затих, вывернувшись как-то неестественно. Было видно, что он умер мгновенно.

Джон Кейн наклонился над телом, забрал пистолет, пошарил в карманах преступника и нашел запасную обойму и свой УПДУ. От пережитого волнения Джону резко, требовательно захотелось по-маленькому. Была бешеная злость и острое желание надругаться над трупам негодяя, но Джон не стал унижать себя варварством, отошел подальше, и там облил камни горячей мочой.

Первым делом Джон осмотрел добытое в бою оружие. Будучи писателем-детективщиком, он в свое время не мало потратил времени на изучение разных типов стрелкового оружия, и умел им пользоваться. В свободное время писатель частенько тренировался в стрельбе, продырявливая пустые банки из-под пива. Поэтому Джон довольно легко определил, что держит в руках кольт "хантсмен", калибр двадцать два. У него был длинный ствол и очень ёмкий, десятизарядный, магазин. С этой штукой хорошо можно повоевать.

Джон Кейн задумался, а стоит ли теперь, когда он обрел свободу, воевать? Гнев его уже схлынул, лишь руки до сих пор немного дрожали. Этот дурак Бен Ганн, или как его там, совершил большую глупость, когда начал оскорблять и унижать его достоинство. А описание насилия над Аниту вызвали в нем некое временное затмения разума. Если честно, то он ничего не видел перед собой от гнева, когда швырял камень в лицо врага. Правду говорят - гнев ослепляет. В другой ситуации, если бы Бен повел себя тактично, ни на какое восстание Джон бы не решился. Вот, что значит, довести человека до крайности.

Джон Кейн огляделся. До вершины подъема оставалось всего ничего, стоит подняться и осмотреть местность внимательнее. Мало ли что? Собравшись взять высотку, Джон оглянулся и еще раз посмотрел на поверженное тело врага. "Враг лежал в позе трупа", где-то Джон вычитал эту фразу, тогда он посмеялся над нелепым оборотом речи незадачливого автора, но теперь увидел сам, что это выражение наиболее точное. Тело действительно лежало в позе трупа. Живой так лежать не мог. Джон бывал на местах многих преступлений; у него даже был знакомый полицейский, который иногда звонил писателю, что бы тот приехал и посмотрел, авось пригодится для будущих романов. За это Джон ему слегка приплачивал. Вот и сейчас Бен лежал как сломанный лист, как скомканная бумага, как нечто плоское и хрупкое, хотя еще недавно был довольно объемным и сильным.

Джон Кейн полез на вершину. Ступив, наконец, на плоскогорье, он, дыша полной грудью, оглядел мир вокруг себя. Остров утопал в тропических лесах, там и сям виднелись кокосовые и королевские пальмы, на севере виднелся конус вулкана. Наветренная сторона горы у подножья поросла южно-хвойным лесом. Выше рос эльфин лес* (карликовый лес - изогнутый, кривой, характерный для альпийской зоны), у самого конуса, скалы оголялись, выставляя на обозрение красно-черную вулканическую породу, покрытую зелеными пятнами мхов. Все остальное пространство занимала безбрежность океана. Отсюда, с высоты около пятисот футов было видны волны прибоя, как длинные белые полосы, равномерно набегавшие на берег.

"Жемчужину" он увидел сразу. Белое пятно яхты виднелось среди волн там, где он её оставил - в двух кабельтовых от берега. Кейн вспомнил, что индейцы для усиления остроты зрения используют своеобразный прием. Они сворачивают пальцы рук наподобие бинокля, и подносят этот свой "инструмент" к глазам. Угол зрения сужается, и острота его возрастает на порядок.

Джон Кейн так и поступил. Действительно, далекое белое пятно будто приблизилось, и стали видны детали. То, что Джон Кейн разглядел, заставило все его существо содрогнуться. У него похолодело в животе от страха. По палубе его любимого дома ходили какие-то люди. Их было гораздо больше двух человек, а значит, это были чужаки. Господи Боже мой! - взмолился Джон, где же теперь Аниту и доктор? Что с ними сделали? Наверняка их связали и бросили в каюту.

На заднем плане сознания Джона промелькнули такие важные вопросы, как: почему сообщники Бена - а это наверняка его сообщники - почему сообщники не вышли навстречу своему приятелю, а прятались? А может, и не прятались, а просто случайно разминулись. Ответы на эти загадки Джон надеялся получить позже, а теперь его внимание занимали более важные вещи.

Джон видел, как захватчики пытаются поднять якорь и паруса, но у них ничего не получалось. Кажется, Джон поднялся на гору вовремя. Еще немного и эти идиоты сломали бы всю его автоматику. А так блокировка еще пока держится. Надо её поскорее снять, чтобы сохранить механизмы в целости. Яхту все равно сейчас не спасти, зато потом, в удобное время...

Джон Кейн достал из кармана УДПУ (Универсальный Дистанционный Пульт Управления), с которым никогда не расставался. Слава Богу, что он недавно поставил свежие батарейки. С такой высоты он запросто достанет сигналом до исполнительных механизмов. УДПУ работал не по принципу телевизионных пультов - на инфракрасных лучах, в этом случае дистанция воздействия невелика, - а посредством радиосигнала.

Джон нажал соответствующую кнопку, послал сигнал, отключающий автоматику. Теперь специальный приемник на его судне будет находиться в ждущем режиме, как часовой на вахте. При приеме определенного сигнала, он вновь включит исполнительные механизмы. Так, кроме всего прочего, экономилась энергия.

Между тем угонщики явно обрадовались, что упорные механизмы яхты вдруг легко заработали. Преступники, крутя барабан вручную, подняли якорь. Толкаясь и суетесь, кое-как подняли грот. Парус поймал ветер, яхта пришла в движение. Порыв ветра тут же понес её на торчащие из воды скалы. Джон Кейн видел, как идиот, стоявший у штурвала, пытается вывернуть руль, чтобы изменить курс судна, отвести его подальше от каменных зубов острова. Был огромный соблазн перехватить управление яхтой, включив пульт. Вот бы угонщики удивились, когда на яхте сами по себе заработают руль и паруса, и яхта, подобно "Летучему Голландцу" понесется в открытый океан. Возможно, преступники в ужасе покинут яхту, выбросившись за борт. Но нет никаких гарантий, что перед этим они не убьют Аниту и доктора.

Джон Кейн поймал себя на мысли, что сам того не желая, давно и прочно утвердил приоритеты. Как в своей задачке на моральный выбор. У него Аниту стоит на первом месте, а доктор на втором. И хотя они одинаково дороги ему, Аниту все же ближе его сердцу. Потеряв доктора, он, конечно, будет скорбеть, но скоро потеря эта забудется.

А вот потеряв Аниту, он уже не оправится никогда. Или слово "никогда" здесь слишком патетично? Время лечит. Да, время лечит, время калечит, время убивает людей.

Все это Джон Кейн думал уже сидя на камне в расслабленном состоянии. Команде угонщиков удалось спасти яхту, буквально в последнее мгновение увернуться от грозных скал, пройти в нескольких футах от острых каменных зубов.

"Барокка", отойдя на глубокое место, совершила разворот и пошла вдоль берега. Вскоре яхта скрылась за мысом. Джон Кейн понял, что похитители перегоняют его судно на свою тайную стоянку. Где находится эта стоянка, Джон, конечно, не знал, но решил, что пересечет остров и выйдет на противоположный берег. И уже там станет искать пристанище бандитов. Это хорошо, что все сойдутся в одном месте. Джон Кейн вновь почувствовал прилив гнева и понял, что готов вступить в смертельную схватку. И еще он понял, что готов убивать без содрогания.

25

В руках его была крепкая палка. Он пробивался через нехоженые места, через великанскую поросль папоротников, в том числе и древовидных, растущих здесь с доисторических времен. Время от времени попадались поляны, утопавшие в цветах. Орхидеи всех видов и расцветок распространяли головокружительный аромат. Птицы-медуницы, колибри всех расцветок кружились в воздухе, садились на цветы, или порхая на месте рядом, погружали длинные клювы в самое средоточие, высасывали сладкий нектар. Пестрые попугаи перелетали с ветки на ветку, оглашая округу гортанными выкриками.

Тропический лес переполнялся звуками жизни: малоприятным скрежетом, посвистом, придушенными криками, хлопаньем крыльев диких голубей. С деревьев, обвитых лианами, смотрели на Джона какие-то маленькие дружелюбные существа непонятного семейства. Из-под ног иногда выпрыгивали огромные, как футбольные мячи, жабы. И тогда сердце Джона обрывалось и билось сильнее от неожиданности. Хорошо хоть на островах Океании не водятся ядовитые змеи. Только ужи, иногда удавы. Это Джон знал. И это радовало, ибо нет ничего противнее и опаснее, чем наступить на змею. Впрочем, расслабляться не стоило. Да, змей нет, нет и скорпионов, кажется, но зато водятся крупные пауки, и некоторые из них ядовиты.

В общем, лес жил своей жизнью, с любопытством наблюдая за передвижением пришельца, не опасен ли? Но, почувствовав миролюбие чужака, и лес стал дружественнее. Уже не хватал за ноги колючими зарослями, не оплетал лианами, не подставлял под ноги подлые ямы-ловушки, заполненные доверху опавшей листвой, куда легко провалиться и повредить ногу. Вот только огромные тараканы, копошившиеся в перегное, были не очень приятными попутчиками. Еще донимали мухи и прочая мелкая летающая дрянь.

Джон отломил большую метелку папоротника, чтобы отмахиваться от назойливых летающих насекомых. Через два часа трудного пути сквозь первобытный лес, Джон Кейн сделал привал.

По часам Джона было время второго завтрака, и ему очень хотелось выпить чашку кофе, да и перекусить бы не мешало. Хороший сандвич с цыпленком был бы в самый раз. Поблизости на ветке миловалась влюбленная парочка голубей. Рука сама потянулась к пистолету, но разум остановил руку. Стрелять в лесу, когда поблизости могут оказаться враги, не очень умно.

Кстати, о врагах, Джон хотел бы знать, какова их численность, где их убежище, что оно из себя представляет? Бен упоминал о пещере, но эта могла быть шутка. Хотя, что может быть надежнее, в смысле убежища, чем пещера. Хорошая глубокая пещера. С запасным выходом. Да еще со своим озерцом чистой родниковой воды...

Черт! Джон захотел пить. После перехода во рту все пересохло. Хорошо бы найти ручей... Ладно, ручей мы найдем, а может быть и речку, такой большой остров обязательно должен иметь речку. А теперь нужно проверить, чем мы располагаем, кроме пульта и пистолета.

Джон поискал по карманам. Хорошо, что его рубашка полувоенного покроя имела аж четыре кармана, застегивающиеся на пуговицы. Он выложил свое добро на землю: блокнот, ручка... Вау! В одном из карманов он обнаружил свою старую, всю в царапинах, непромокаемую бензиновую зажигалку "зиппо", верный спутник всех путешественников и настоящих мужчин, курящих сигары. Жаль, что самих сигар забыл прихватить. Из другого, самого нехоженого кармана вытащил моток прочной лески. Как-то туда сунул, когда снаряжал спиннинг, да и забыл. Правда, крючка не было. И не надо. Все равно рыбу таким инструментом не поймаешь. А вот на тетиву для лука леска вполне сгодится. Надо только найти подходящую палку для лука - гибкую, упругую и прочную. Тогда можно будет подстрелить какую-нибудь птицу или кролика. Они здесь, наверняка, водятся. А если не водятся, удовольствуюсь голубем. Чистые, здоровые птицы, в смысле безвредности, а не размера. Их мясо должно быть вкусным...

Есть захотелось еще сильнее. Джон поднялся и отправился в дальнейший путь, по дороге высматривая подходящую заготовку для лука. Вскоре такая палка нашлась. Не гнилая, крепкая, гибкая и даже с утолщение посередине - как раз то, что нужно. Жаль, не было ножа. Какой же ты мужчина, если не носишь с собой нож? - укорил себя Джон. Надо было хорошенько обыскать Бена, наверняка, при нем был нож. Быть того не может, чтобы Бены ходили без ножа в кармане. Но обыскивать труп, шарить у него по карманам было так противно, что, вернув свой пульт, Джон только и решился, что забрать пистолет и обойму. Ладно, обойдемся минимумом.

Джон зубами ободрал кору, шершавой ладонью зачистил палку, потом привязал к одному концу леску. Затем - тут пришлось повозиться и слегка порезать руку - согнув палку, привязать другой конец лески с помощью петли. О'кей! Лук был готов. Теперь самое трудное - изготовить стрелу.

Еще через два часа пути он нашел подходящую палочку - прямую, длинную, тонкую и прочную. Майку пришлось снять и пустить её на нитки. По дороге Джон насобирал подходящих перьев попугаев для стабилизатора стрелы. Для наконечника подошел длинный осколок острого камня, который можно было закрепить на конце стрелы тонкой "веревкой" растительного происхождения. Здесь же был найден другой камень, покрупнее, он пригодился как заготовка для ножа. Тут пришлось пожертвовать одним рукавом рубашки. Джон разорвал материю на полоски, обмотал ими конец камня, получилась рукоять, которую можно сжимать, не боясь поранится. Противоположный конец камня будет "лезвием", оно было грубоватым, но острым.

Помаленьку осваиваем первобытную технологию, усмехнулся про себя писатель Джон Кейн. Однако от этого подобия шутки Джону отнюдь не стало веселей на душе. Мысль о том, что Аниту в руках негодяев сильно беспокоила, просто терзало его мозг. Доктору что, ему пока ничего не грозит, ну получит пару затрещин за неподчинение... а вот Аниту...

Нет, об этом лучше не думать, не думать, не думать! Думать надо, как уничтожить бандитов?! Сконцентрироваться, стать суперосторожным, суперхитрым, суперметким, стать... Черт возьми, кем стать? Суперменом? Человеком-пауком? Ты - писателишка, какой из тебя супергерой, одернул себя Джон, и сам же себе возразил. - А ты забыл, что сначала супергерой вовсе не проявлял чудес храбрости, ловкости и прочего. Наоборот подчеркивалось, что он обычный, даже заурядный человек. Жалкий какой-нибудь клерк, на которого кричит начальство, друзья считают пентюхом, а знакомые девушки - недотепой. Но вот ему попадает в руки некий эликсир силы или просыпаются у него некие гены, и - вот он уже супермен, спайдермен, железный человек и так далее. Короче, ему нужна была сильнейшая встряска всего организма и сознания, чтобы с ним произошли радикальные перемены. Совсем уж простенько - чтобы ты, пентюх, встал с пробздетого дивана и начал вкалывать, а не жаловаться на судьбу и экономический кризис.

И вот его, Джона Кейна, встряхнуло так, что он просто не может не быть суперменом. Иначе бабушка Мэрилин, глядя с небес, плюнет ему на голову и обзовет маленьким засранцем.

- Бабушка Мэрилин! Если ты меня слышишь, помоги мне! - воскликнул Джон, и засмущался. Уж не собирается ли он канонизировать бабушку Мэрилин как новую святую? А почему бы и нет? Она прожила достойную жизнь и умерла дай Бог всякому - без долгих мучений - минута в минуту, как и предсказывал тот оборотень... Интересно бы знать, что это за тварь к нему подъезжала? И оставила ли она его в покое? Или она где-то рядом, наблюдает за ним, ждет своего часа. А может, ждет, когда Джон попросит у нее помощи? Или совершит подлость - бросит всех, спасая свою шкуру. Вот тогда она выйдет из укрытия, и они вместе порадуются.

Нет! Не дождется. Я иду, Аниту! Я иду, доктор! Я спасу вас или умру вместе с вами. Черт возьми! Оказывается, я могу еще выдавить из себя слезу. Как мелодраматично. Как сопливо... Вот-вот, сказал себе Джон, вот это и есть её, твари, проявления, вот эти пораженческие мысли, эти смехуёчки, а потом - оголтелое охаивание всего доброго и благородного под видом того, что это все устарело еще в 18-м веке, а сейчас 21-й век и что в моде жесть и яйца... Нет! Благородство всегда будет благородством, а предательство предательством. Сволочь всегда будет сволочью, а герой - героем. Я, конечно, не герой, но нельзя же опускаться до подлости.

- Стой! - сказал чей-то четкий голос. То ли в голове прозвучал, то ли наяву?

Джон так и замер с поднятой ногой. Потом осторожно утвердил ступню на грунте, присел на корточки. Густые заросли папоротника скрыли его с головой. И тогда он услышал, как кто-то к нему приближается. И судя по звукам - не один. Как минимум два человека шли через лес и разговаривали. Вот хрустнула ветка, сломанная неосторожной ногой. Впрочем, они и не осторожничали, не прятались. Они шли открыто, разговаривали, смеялись... В общем, вели себя как хозяева острова. Они никого не боялись, пусть их боятся.

Они прошли мимо, всего в шести футах от него. Говорили по-английски с американским акцентом. Двое мужчин, одетые в майки и шорты. На ногах были ботинки с высокой шнуровкой. Мужчины были вооружены автоматами - у одного был израильский "узи", у другого - русский "Калашников". Увидев "Калашников", Джон не удивился. Этот автомат давно и прочно завоевал третий мир. И чем грязнее и беднее дыра, тем большая там концентрация "Калашниковых". И это понятно. Его проще вывести, его легко купить, он дешевле американского оружия и, главное, надежнее в "эксплуатации". Впрочем, не только третий мир завоевал "Калашников", но и Соединенные Штаты.

Бандиты - а это, несомненно, были бандиты - удалялись, а Джон все не решался последовать за ними, хотя ему почему-то было невероятно неудобно сидеть. Наконец, когда мужчин поглотил лес, Джон разогнулся, но не во весь рост. Только теперь он осознал как больно давил стволом кольт, засунутый под ремень, в основание пениса.

Джон обругал себя. Он вел себя как последний гражданский идиот. Надо же - в такой момент забыть об оружии. При том, что ствол чуть не проткнул ему живот.

Джону стало стыдно за свое лохачество, и он преувеличенно резко выдернул из-за ремня военный свой трофей - кольт "хантсмен", поставил на боевой взвод.

Пригнувшись, короткими перебежками, он устремился за бандитами. Их следы легко было обнаружить. Они вытоптали изрядную полосу в папоротниковых зарослях. И пока растения не выпрямились, Джон легко может следовать за бандитами и, если повезет, обнаружить их базу.

Он шел не торопясь, но и не забегая слишком, иначе можно было нарваться. Вдруг им придет в голову остановиться по нужде или просто посидеть - передохнуть... Пока он шел, в голове неотступно билась мысль, чей голос его предупредил? Знакомый такой голос, с характерной хрипотцой заядлого курильщика. Именно таким голосом обладала бабушка Мэрилин. Ну, нет, это уже слишком! Едва он ей помолился, как она тут же пришла ему на помощь. Просто, когда он болтал о геройстве, подсознание его уловило подозрительный, не лесной шум и скомандовало остановиться. А уж интонации это он сам придумал... Впрочем, если это все-таки была бабушка Мэрилин, то он просит у нее прощения. Спасибо, бабуля! Дай тебе Бог... ну, чего им там не хватает на небесах?.. В самом деле, почему бы бабушке не быть в роли ангела-хранителя своего внука, чем она хуже какого-то постороннего дядьки-ангела. Уж кому и быть хранителями, так это как раз умершим родственникам. И он, Джон Кейн, в свое время...

Тут Джон огорчился, осознав, что у него-то как раз и нет детей и даже племянников, чтобы после смерти присматривать за ними. Беспокоиться о их судьбе.

И такая его взяла злость на себя, прямо скрутила всего. Что ж ты, писатель говенный, не позаботился о потомстве?! Утешал себя - мои книги, вот мои дети. Кому на хрен нужны твои книги?! Какому-нибудь засранцу, чтобы не скучно было сидеть на унитазе? Чтобы скрасить одинокий вечер зачуханному коммивояжеру в задрипанном мотеле?..

Да! Оправдывалось самолюбие. А чем плох засранец, сидящий на унитазе? Или лузер-комивояжер? Они разве не люди? Униженные и оскорбленные, с плохим желудком, с ущемленным дверным косяком чувством собственного достоинства...

Ну, хватит! Скомандовал Джон Кейн. Хватит разводить достоевщину. Ишь, раскукарекались. Делом надо заниматься, господин писатель, делом!

Джон сосредоточил все внимание на следах. Местность заметно стала опускаться. Пару раз фигуры бандитов мелькнули среди стволов и растаяли в золотистом воздухе полудня. Прячась за стволы, Джон последовал за ними.

И вскоре увидел сквозь деревья сапфировую ширь океана. Вот он и вышел на другой берег, подумал Джон, спускаясь по склону. Значит, он пересек весь остров. Примерно за четыре часа. Значит, остров в среднем около десяти миль в поперечнике... Да, не большой, именно потому и не обитаем.

Многие полагают, что в наш век перенаселенности уже не осталось на Земле необитаемых островов. На самом деле их очень много. В одной только Океании необитаемы целые архипелаги. Причем вблизи таких крупных материков и островов как Австралия и Новая Зеландия. Среди них, принадлежащие Новой Зеландии острова Баунти, Антиподов, Окленд, которые расположены в южной части Тихого океана.

Все это верно и для Гавайского архипелага. Главные острова плотно заселены, а всякая мелочь с бедными почвами достается колониям птиц. А что касается клочков земли посреди океана, наподобие Пако, не принадлежащих ни к каким архипелагам, то это и вовсе забытые Богом места. Такие островки - весьма удобное место для всякой уголовной сволочи. Возможно, они не брезгуют и мелким пиратством, но в основном, наверное, промышляют налетами на игорные заведения. А потом смываются на быстроходном катере. И здесь их база. И хотя это фактически территория США, поди их найди. Если уж в центре Нью-йорка в Централ-парке их не могут вывести, то что говорить о таком захолустье.

Ряды деревьев редели, и океан все вырастал, раздавался вширь, словно великан, раздвигающий плечи. С этой высоты хорошо просматривались бирюзовые пятна отмелей и фиолетовые колонии водорослей, а там, где было солнце, вода рябила расплавленным серебром.

Ослепленный ярким светом после полумрака леса, Джон не заметил, как склон стал слишком крутым. Черт побери! Джон поскользнулся на траве и покатился вниз. В голове мелькнула мысль: как глупо... - и он повис над пропастью. Вниз смотреть было страшно, там был пляж, и лететь до него - секунд восемь. А это верная смерть.

Джон висел, ухватившись за воздушные корни сосны, одиноко стоящей на самом краю обрыва. Половина корней у сосны уже была в воздухе, вторая половина в грунте. Пройдет несколько лет, грунт осыплется, и сосна рухнет вниз. Но пока она стояла прочно. Лишь бы корень, за который Джон держится, не сломался. Но корень был крепким и даже гибким, значит, еще питается влагой, еще живой и будет живым еще много лет, а вот Джон, если не предпримет геркулесовых усилий, очень скоро будет мертв.

Как глупо иногда человек умирает. Только что он ни о чем подобном не думал, радовался солнцу, и вдруг - прочтите последнюю молитву. Впрочем, пешеходу в Нью-Йорке часто и на молитву время не отпускают. Так что тебе еще повезло, подбадривал себя Джон Кейн.

Свое спасение Джон начал с того, что стал накачивать себя кислородом, это первое, что надо сделать, ведь предстоит тяжелая работа. При тяжелой работе кислород мышцам потребуется в огромном количестве. Когда закружилась голова (впрочем, она и так кружилась от высоты), он понял, что баки наполнены под завязку.

Теперь начнем подтягивать себя. И, пожалуйста, не надо потеть. Пот на ладонях - наш враг. Он подтянулся, мышцы напряглись до предела, даже через предел - боль пронзила плечо. Левая рука ослабла. Но правая держит крепко. Превозмогая боль, Джон подтянулся еще. Носки ботинок уперлись в склон, посыпался песок, ногу, однако, поставить некуда. Джон повернул голову, лица его коснулся еще один корень. Джон схватил его зубами, и висеть стало легче. Еще бы, сила челюстей у человека - ого-го какая! Некоторые силачи черт знает какую тяжесть держат и поднимают челюстями. Зубы у Джон Кейн крепкие... Вот левая рука отдохнула, вытрем ладонь о бедро и - раз-два подтя-я-ну-у-ули-и-ись! Еще Ра-а-аз! Джон забросил колено на кромку обрыва, лезть стало легче, под руку подставлялись уже толстые участки корня со всякими удобными ответвлениями, держаться уже не составляло труда. Еще усилие - и он вылез.

Джон лежал под сосной, смотрел сквозь её игольчатую крону на небо. Белые чистые облака плыли в бездонной синеве. Пахло смолой. Вспомнилось детство, как он с дружками ходил в лес, едва растаивал снег. Жгли сухую прошлогоднюю траву. Томас поджег смолу на сосне, и они стояли, любовались огнем, как болваны. И когда сосна загорелась по-настоящему, тогда опомнились. Запаниковали. И всего-то надо было взять кусок дерна и приложить к огню. Участок еще был небольшой. Но они растерялись. Том сорвал пальтишко со своего младшего брата, и этим пальто яростно хлестал по горящему стволу, пока не сбил пламя. Потом они расслабленно смеялись, а младший брат Тома (вот забыл, как его звали?) плакал. Все пальто его было в смоле и черной саже, и ничего нельзя было оттереть. "Меня мать убьет!" - плакал пацан. А мы, как дураки, хихикали. Славное было время. Еще родители были живы...

Слеза скатилась из правого глаза Джона и, прочертив по лицу мокрую дорожку, запуталась в двухдневной щетине. Джон уселся на краю обрыва и стал осматривать новый берег. С этой высоты, если посмотреть налево, побережье представляло собой три мысы, с довольно высокими "спинами", "носы" мысов походили на морды муравьедов или каких-то животных, которые подползли к воде и пытаются выпить океан. Между мысами белел песок и пенистая полоса прибоя. Пенистая полоса все время меняла очертание, как будто время устало от жары и текло лениво, но в этой лености было и величие.

Солнце припекало, и океан, похожий на искрометный сапфировый ковер, чуть-чуть дышал, спокойный, поистине Тихий, убаюканный солнечным светом.

Однако, Джон Кейн, опытный уже мореплаватель, знал, что это спокойствие кажущееся, или, по крайней мере, недолговечно. По едва заметным приметам - форме облаков, коварному затишью, влажному сквознячку, иногда пробегавшему по траве, после чего становилось еще жарче, Джон определил, что к вечеру разыграется шторм, придет муссон с проливным дождем. К общей заботе о судьбе пленников добавилась еще одна: что станет с его яхтой, если её не укроют в спокойной бухте? Как тогда добираться домой, если яхту разобьет о скалы? Да что там лукавить, вопрос более серьезен: как он, Джон Кейн, будет жить дальше? Яхта его дом и другого он не желал.

Джон не знал, в какую сторону двигаться. Где найти спуск? Влево идти не хотелось. И так видно, что за третьим мысом вырастит четвертый и так по кругу. Более перспективным в смысле уютной бухты почему-то казалась правая сторона. Поверив интуиции, он пошел над обрывом вправо.

И сразу вспомнил про оружие. Кольта при нем не было. Ну, конечно, он его выронил, когда кувыркался, скатываясь к обрыву. Джон на всякий случай обыскал себя. Пульт уцелел только потому, что лежал в кармане рубашки, застегнутом на пуговицу, а вот кольта не было. Более того, из карманов шорт исчез каменный нож, с таким трудом изготовленный. Зато в кармане была дыра. Ну, все понятно - пистолет и нож он потерял.

Смирится, однако, с этим было трудно, и Джон пошел по следам своего падения. Следы были еще видны - широкая петляющая полоса примятой травы. Джон не надеялся найти оружие в траве, может, кольт упал с обрыва... Как вдруг его обнаружил. Лежит себе, голубчик. У Джона отлегло от сердца. На радости он даже не стал искать нож. Черт с ним! Некогда, надо спешить.

Удача не покидала его, когда он, наконец, двинулся в выбранном направлении, и почти сразу он вышел на хорошо утрамбованную песчаную дорожку. Дорожка пошла вниз и вскоре приобрела ступени, выложенные из плоских белых камней. Эге, подумал Джон, да ведь это искусственное сооружение. Кто-то здесь потрудился, чтобы легко было спускаться и подниматься. Значит, здесь часто ходят. По этой дорожке и лестнице ушли, скорее всего, бандиты, которых он, растяпа, упустил.

Джон долго стоял у начала лестницы, не решаясь начать спуск - а вдруг столкнется с бандитами? Потом решил, что преимущество внезапности все-таки на его стороне. Бандиты не ожидают встречи с ним именно здесь, а он как раз ожидает. Джон проверил кольт, крепко сжал рукоять. Если столкнусь с ними лицом к лицу, - подумал он, - пока они хлопают глазами, я уложу их... Да, это если их будет двое, а если четверо? Тут уж они точно уложат меня. Отступать, однако, было поздно. И так устал уже дальше некуда. Сейчас бы поспать. Солнце пекло голову, хотелось пить, руки и ноги дрожали от усталости и голода.

Когда он еще был в лесу, ему так и не удалось подбить голубя из лука. Единственная его стрела улетела и застряла на дереве. Вот и вся охота. Все это дерьмо! - в сердцах плюнул он и в гневе сломал лук. Леска, впрочем, могла пригодиться. Да, это только в приключенческих романах всякие там Сайрусы Смиты придумывали разные хитроумные штуки для выживания колонистов поневоле. Но у него, Джона Кейна, нет времени заниматься робинзонадой. Ему надо найти и спасти близких ему людей.

Джон вышел на пляж. Прячась за воздушные корни прибрежных деревьев, крадучись, а иногда и подползая, как ящерица, Джон продвигался по берегу. Все время приходилось быть в напряжении, а тут еще мертвые сосны, которые давно свалились с обрыва, пугали, сбивая с толку. Их сухие торчащие корни и обломки стволов иногда так походили на человеческую фигуру, что Джон тратил безумно много времени, чтобы с безопасного расстояния разглядеть и определить - враг это - сидящий, стоящий - или просто коряга. Определить безошибочно. Потому что, если он ошибется... Вот и приходилось иногда ползти ящерицей или сидеть и долго выжидать - шевельнется предполагаема фигура или так и будет стоять in saecula saeculorum.*

[* во веки веков (лат.)]

Он уже начал сомневаться, правильно ли он поступил, что сошел на берег. Может, эти двое просто проходили дозором, а может, прогуливались, а сама база бандитов находится где-то в глубине острова. Это разумно со всех точек зрения. На берег могли приехать какие-нибудь туристы. А базу в дебрях леса, если её тщательно замаскировать, найти будет не так-то легко. Да и отступать, разбегаться, случай чего, можно на все четыре стороны. Ладно, пройду еще немного, - решил он, - и начну искать тропинку, ведущую наверх.

И тут он увидел водопад, небольшой такой водопадик в две с половиной струи. Впрочем, вполне достаточно для того, чтобы захлебнуться, если стать под главную артерию. Джон не поверил глазам своим. Господи! Чистая пресная вода! Лилась себе со скалы и речушкой впадала в океан. Дно речушки было каменистым. Он разделся до нага и вошел в водопад, там, где струя была послабей, и стал пить, остужать голову и омывать тело. Вода была холодной и вкусной. Сто лет можно прожить, пия такую воду.

Холодный, благодатный душ смыл всю усталость, словно божья роса. Даже чувство голода притупилось. Главное, организм насытился водой, а остальное может потерпеть. Джон, слегка обсохнув на солнце, оделся и обулся. Он был полон решимости действовать.

И тотчас обнаружил следы на песке. Он вообще удивлялся, идя по пляжу, почему не видны следы тех двух бандитов, ведь они точно здесь прошли? Очевидно, эти хитрюги прошли по самой кромке прибоя, и следы за ними смывала вода. Но человек, который побывал у водопада до Джона, оставил на песке цепочку следов, которые вели сюда и обратно. Следы были большими, глубокими - значит, человек был высок и тяжел. Причем, следы, ведущие обратно, были более глубокими. Что это могло значить? Очень просто, сказал бы любимый герой романов Джона Кейна, детектив-индеец Лонгваль Пинокль (кстати сказать, уникальная личность в истории англо-американской - да и любой другой - детективной литературы. Это он вычислил Таксидермиста, как, впрочем, и других не менее опасных негодяев). Это означает, что к водопаду человек подошел налегке, а ушел с грузом. А какой груз может быть возле водопада, какой стоило бы нести? Ну, конечно, вода! Человек приходил за водой. Элементарно, как говорил другой, куда более знаменитый сыщик.

Люди обычно селятся вблизи источника воды. Значит поблизости должна быть их база, либо береговой пост наблюдения. Скорее всего последнее. Базу все-таки лучше основать в центре острова. Ведь речка берет начало где-нибудь из середины. Если взобраться наверх и пойти вверх по ручью...

Нет, взбираться сейчас, когда он только что спустился, вовсе не хотелось. Надо разобраться с этим водовозом или, правильнее сказать, водоносом. Джон Кейн пошел по следам, полоса пляжа стала сворачивать направо и, когда открылся новый вид, он сразу увидел береговой дозор. Без всякой визуальной двусмысленности. На растяжках был раскинут тент, где можно было укрыться от солнца и дождя. Рядом горел костер, на огне кипел котел. Дым относило ветром как раз в сторону Джона, затаившегося за прибрежным валуном. Вместе с дымом в нос ударял запах варева - восхитительный аромат чесночной похлебки с дикой козлятиной, аппетитный, с ума сойти! Желудок Джона отозвался столь громким урчанием, что в пору было испугаться, не услышат ли враги?

Враги, однако, были заняты своими делами. Один помешивал черпаком варево, доставал им из котелка и, обжигаясь, пробовал на зуб (Джон проглотил голодную слюну). Другой, сидя на бревнышке, курил и плевал в сторону океана, то есть выполнял свои прямые обязанности - мониторил акваторию. Третий - огромный детина в одних трусах - развешивал на сухих корнях поваленной сосны только что выстиранную рубаху, цвета хаки. Тут же уже висели некогда синие джинсы, по тропической моде обрезанные чуть ниже колен. Рядом стояли ведро и тазик. Все как у людей. Ребята затеяли постирушку. Пост как пост. Оружие - автоматы - в пирамиде. Но главное, у них была лодка. Причаленная к берегу лодка модели "Крестлайнер-Фантом-2100", снабженная мощным, в двести пятьдесят лошадинных сил, подвесным мотором "Меркурий".

Джон понял, что это не те люди, за которыми он следил в лесу. В таком случае, куда же делись те двое? Плохо дело, когда в тылу у тебя ошиваются враги, и когда они ударят неизвестно.

А, может, эти парни вовсе и не пираты? Просто отдыхающие, приплыли на пикничек... Но по здравом размышлении, он сделал вывод, что они все-таки пираты, и здесь у них пост. Наличие при них скорострельного оружие, запрещенное зоконом, говорило само за себя.

От первоначального плана, перестрелять из укрытия дозор, оставив в живых одного для допроса, пришлось отказаться. На выстрелы могут прибежать те двое, если они, конечно, поблизости. Но, скорее всего, то был мобильный дозор, и они не сидят на месте (молодец, утешил себя). И все же стрелять нежелательно. Да и честно сказать, рука не поднимается вот так подойти и пристрелить человека. Конечно, можно накачать себя ненавистью, мол, это бандиты и все в таком духе... но если ты по натуре не убийцы, то переломить себя очень трудно.

Судя по всему, обед был готов, потому что повар что-то сказал товарищам, и они, все побросав (здоровяк выплеснул воду из тазика и вытер руки о мощные бока), побежали под тент занимать места вокруг импровизированного стола, основой которому служила большого диаметра чурка распиленной сосны. Рядом лежали побелевшие от времени бревнышки, на которые они и расселись.

Они ели с большим аппетитом: скребли ложками, громко хлебали, экспансивно говорили о чем-то и раскатисто смеялись своим дозорным шуткам.

- Хэлло, парни! - сказал Джон Кейн, неожиданно появляясь возле веселого застолья. - Приятного аппетита.

Немая сцена, как у писателя Гоголя. Один даже ложку выронил. Это был тот, кто мониторил. Проморгал, стало быть.

- Ешьте, ешьте, ребята, будьте как дома, - сказал Джон Кейн, приближаясь еще на шаг и занимая позицию против солнца так, что его лицо трудно было разглядеть - солнце светило бандитам в глаза, как лампа на допросе у следователя. Троица как завороженная не могла оторвать глаз от "кольта" в руке пришельца.

Один из бандитов, наконец, очнулся от транса и покосился на "пирамиду". Автоматы были безответственно далеко, в футах примерно десяти.

- Вы кто? - спросил, тот, кто проморгал. Он, очевидно, был здесь за главного.

Это был необыкновенно худой человек с темным, ястребиным лицом и живыми маленькими глазами. Лицо покрыто было глубокими морщинами, свидетельствовавшими о скрытой хронической болезни.

- Я-то? - усмехнулся пришелец. - Турист...

Никто из бандитов не поверил бы, что этому задубевшему типу, который так внезапно нарисовался, его легкая усмешка дается с неимоверным трудом и что он едва себя сдерживает, чтобы не запаниковать.

- ...мы тут с друзьями (в этом месте голос его все же слегка дрогнул) причалили неподалеку. Мы на яхте...

- Путешествуете, значит, сказал второй - повар - коренастый человек, загоревший под тропическим солнцем до того, что кожа его приняла прочный медно-красный цвет. Глаза смотрели из узких припухших щелок. Круглый, женский, подбородок свидетельствовал о вероломном и неустойчивом характере.

- Да, знаете ли..., - Джон Кейн почесал щеку стволом кольта и снова навел оружие на троицу.

- Добро пожаловать к нам на остров, - елейным голосом сказал повар, - аллоха! - как здесь у нас говорят... Извините, цветочных гирлянд мы не приготовили, зато, может супчика отведаете? Очень вкусный... сам готовил...

- Что ж, очень любезно с вашей стороны, - сказал Джон Кейн. - Не откажусь. Честно говоря, целый день не ел.

Повар засуетился, из-под брезента достал еще одну чистую тарелку (а мог бы достать и пистолет, идиот, ты этакий, хватит с ними миндальничать!), зачерпнул со дна котелка и налил до краев. Тут же был положен хлеб, аккуратно нарезанный. Звякнула о край тарелки чистая ложка, приложенная проворным поваром.

- Вот спасибо, ребята, - сказал Джон, облизывая губы, как это делала Аниту (вспомнив её, он сразу нахмурился, но голод настойчиво требовал утоления в первую очередь). - Но, сами понимаете, мне не пристало сидеть за одним столом со всякой сволочью, так что, уж будьте добры, лягте вон там, на песочке, мордами вниз... нет-нет, не туда, в другую сторону, подальше от вашего оружия...

Худой командир, оказавшийся удивительным молчуном, и разговорчивый повар выполнили приказ - легли посреди пляжа, уткнувшись носами в песок. Кинг-Конг, как прозвал здоровяка Джон, продолжал сидеть, набычившись. Это был темнокожий метис неизвестно какой расы. С тупым выражение лица смотрел он на тарелку, приготовленную для Джона, словно ему было жалко бандитской жрачки.

- Эй, малый! - окликнул его Джон, чтобы вывести из ступора.

Метис поднял голову на голос, точно собака, и как у собаки, увидевшей чужака, у него ощерился рот, он закричал что-то нечленораздельное или зарычал по-звериному. Поднялся во весь громадный свой рост и двинулся на Джона. Гигант расставил руки с венами, как канаты. Его мускульной упаковке позавидовал бы и Шварценеггер.

Джон Кейн судорожным движением направил на него кольт, хотел сказать: "стой!", но язык присох к гортани. Гигант придвинулся еще на шаг, и Джон выстрелил прямо в его могучую грудь. Грохот оглушил. Пуля вошла прямо в сердце, из раны хлынула кровь. Она лилась из раны толчками, чем-то похожая на кетчуп, но это была настоящая человеческая кровь, которую Джон Кейн выпустил собственноручно. Это сумасшествие: за короткое время он убивает уже второго человека!

Ему было безумно жаль этого дебила, который не понимает, что сопротивление в данном случае бессмысленно. Но гигант, к его удивлению, и не думал умирать. Он шагнул, качнулся, побледнел, но снова сделал шаг вперед. С ревом он поднял руки, чтобы схватить и разорвать врага на клочки. Джон в панике снова выстрелил. Удар пули задержал противника только на мгновение. Джон в замешательстве отступил. До него долетало затрудненное дыхание метиса. Он был смертельно ранен, но продолжал удерживаться на ногах. Он умирал невероятно мучительно и медленно, существуя в каком-то другом, далеком от белого человека мире, где даже пуля уже бессильна причинить больший вред. Прошло, казалось, бесконечно много времени - пожалуй, секунд пять,- прежде чем он грузно осел на колени. Изо рта потекла слюна. Здоровяк вдруг как-то неимоверно одряхлел. Из жалости, чтобы тот не мучился, Джон хотел добить противника, но стрелять в голову рука не поднималась. А метис все не умирал, напротив, с огромным трудом невероятно медленно он поднялся с колен и продолжал двигаться на подгибающихся ногах, с безвольно опущенной головой. Это был какой-то кошмар. Уж не сон ли мне снится, подумал Джон и выстрелил в третий раз.

Этот выстрел оказался роковым. Все тело метиса содрогнулось от нестерпимой боли, ноги лишились последних остатков сил. Падая, он словно приподнялся: подогнувшиеся под тяжестью тела ноги и устремленные ввысь словно в молитве руки делали его похожим на срубленное дерево.

Он вскрикнул в последний раз. А потом повалился с глухим стуком, от которого, казалось, содрогнулась земля.

Джон Кейн стоял с дымящимся револьвером в дрожащей руке и смотрел на поверженного гиганта. Его живучесть поражала. Но теперь он был, безусловно, мертв.

Говорят, что мертвые выглядят умиротворенными. Чушь. Почти все трупы, которые Джону доводилось видеть, оставляли жуткое впечатление. И этот не был исключением. А сознание того, что он убит тобой, наполняло душу беспредельной тоской.

"Этот парень мог быть моим сыном, - подумал Джон Кейн, - и вот я убил его...". Первую свою жертву Джон ненавидел, вторую жалел. А ведь придется сражаться с остальными. Сколько их здесь?

Джон Кейн посмотрел на тех, кого он заставил лежать. Из двоих остался один. Худой сбежал, повар остался. И то, потому что со страха зарылся головой в песок, как страус. Ну вот упустил, может быть, самого опасного бандита, подумал Джон. Так всегда: злодеи умирают последними.

- Встать! - скомандовал Джон, пиная под зад повара.

Толстомордый поднял голову. Из ушей у него высыпался песок. Увидев грозного противника с оружием в руке, он, встав на колени, поднял руки.

- Прошу вас, не убивайте меня! Я не бандит, всего лишь бухгалтер. Я всегда был приличным и безобидным человеком...

- Вот как? - сказал Джон. - Что же общего у тебя с бандитами? (Вот и начался допрос, подумал Джон).

- То же, что и у всех. Я скрываюсь от закона... Видите ли, я подвержен пагубному пристрастию - не могу устоять, когда вижу карты. Короче, я проигрался... и тогда я украл деньги у фирмы, где работал. И что хуже всего, делал это неоднократно...

Из его сбивчивого рассказа Джон узнал, что толстомордый служил в счетном департаменте. Серьезная правительственная контора. Однажды прислали комиссию, проверка счетных книг показала, что он систематически утаивал суммы, находившиеся под его контролем.

- Как твое имя?

- Пол Диккер, сэр.

- Понятно, - сказал писатель. - Сколько я знал Полов - все они болваны.

- Это точно подмечено, сэр, - повинился бывший бухгалтер. - Я всегда говорил маме, когда она была жива, зачем вы с отцом назвали меня Полом? Дали бы имя Дик или Сэм, как бы я жил! А мать говорит: "Твой отец был Пол..." Папаша бросил нас, когда мне было два годика...

- Заткнись и продолжай.

- Какую команду исполнять, сэр?

- Говори по существу.

Короче, продолжил Диккер, чудом ему удалось ускользнуть из-под носа агентов ФБР. Скрываясь от правосудия, он, через знакомого картежника, сошелся с Диком Минчером, бывшим лейтенантом полиции, уволенном за коррупцию.

- Он вытянул из меня все деньги, но все-таки помог, - сказал Пол. - С помощью своих дружков переправил меня на этот остров... Так я стал членом шайки...

- Сколько человек в вашей шайке?

- Активных - человек пятнадцать... Четырнадцать, - посмотрев на мертвого, подвел баланс бывший бухгалтер. "Тринадцать", мысленно поправил его Джон и произнес, с гримасой похожей на улыбку:

- А пассивных?

- Тут вообще много людей, - признался Пол Диккер. - Целая колония. Это в глубине острова. Есть женщины и даже дети. Большинство из них гавайцы, полинезийцы - обманутые гастарбайтеры с других островов. Но есть и белые. Некоторые живут по принуждению, другие, как я - добровольно... Хотя есть ли у меня выбор. Только и утешение, что все-таки территория США. Вроде как дома... Хотя и в бегах...

- Кто главарь?

- Такой тип - Херси Джексон, австралиец, не знаете? Известная личность... в определенных кругах...

Джон Кейн нехорошо усмехнулся, желваки у него на скулах угрожающе выделились.

- Ну, разумеется, откуда вам знать, вы же честный человек... - льстивым голосом сказал казнакрад.

- Честный, думаете?.. Это как посмотреть... Впрочем, чего там говорить, перед вами человек, так же бежавший от правосудия.

- В чем вас обвиняют? - голос у Диккера стал заметно радостный.

- В убийстве с отягчающими обстоятельствами.

- Фью-у-у! - уважительно присвистнул казнокрад. - Это же убийство первой степени, как пить дать - электрический стул...

- Ладно, хватит трепаться, - оборвал его писатель. Надо закопать этого Кинг-Конга...

- А откуда вы знаете, что у него кличка Кинг-Конг? - удивился Диккер.

- Профессиональный опыт. Клички по большей части даются по признакам, которые сразу бросаются в глаза. Если большой и черный, значит, Кинг-Конг.

- Он метис, из Малайзии. Убил своего родственника из-за женщины, ему тоже грозила смертная казнь. Херси Джексон помог ему бежать.

- Этот Джексон, я вижу, вездесущий. Всюду бывает, всем помогает. Хороший ловец заблудших душ...

- С ним лучше не встречаться, - испуганно сказал Пол Диккер. - Говорят, ему помогает сам дьявол.

- Хватит болтать! Давай, бери этого малайца за руку, я - за другую. Ну, взя-я-я-я-ли!!!

- Черт! Какая тяжёлая горилла! - пожаловался Диккер.

Джон Кейн и сам еле тащил. Ноги вязли в песке. Безвольные ступни гиганта, как плуг вспахивали пляж, оставляя длинную глубокую полосу.

- Стоп! - скомандовал Джон, измученный непомерной тяжестью. - Лопата есть?

- Сейчас принесу, - сказал Диккер и бросился в сторону бивака.

- Стоять!.. Не так прытко. Пойдем вместе.

Джон Кейн и Пол Диккер закопали тело под скалой.

- А знаете, почему вы не могли его убить? - сказал Диккер, когда они сели отдышаться.

- Почему?

- Потому что у него сердце с правой стороны. Вы стреляли в левую сторону груди, а у этого болвана сердце справа...

- Он не болван. Просто умственно неполноценный. Я таких встречал. В принципе, они добрые и даже ласковые... Все зависит от воспитания. В чьи руки они попадут.

- Да, вы точно подметили, шеф, - согласился бывший бухгалтер. - Меня мать не воспитывала, ей приходилось работать, воспитанием моим занималась моя тетка-инвалид, двоюродная сестра матери. Без влияния мужчины, разве можно воспитать твердого мужчину? Вот я и вырос безвольным, слабохарактерным, подпадающим под чужое влияние.

Джон Кейн посмотрел на Диккера в поисках что-то вроде родственной души, но морда Диккера все так же была малосимпатичной.

- У меня была бабка, - сказал Джон, - она любому мэну сто очков даст вперед.

- Я не спорю, шеф, есть очень сильные женщины...

- Что это ты меня шефом называешь? Быстро же ты переметнулся.

- Для меня, кто с пистолетом, тот и шеф.

- Вот как... Жаль, а то я стал уже проявлять к тебе нечто вроде симпатии. Все время я ошибаюсь в людях, писатель называется!

- Вы писатель? - еще более уважительно спросил Диккер.

- Джон Кейн, - представился писатель, не подавая руки.

- Таксидермист! - воскликнул бывший бухгалтер.

"Черт побери, - огорчился Джон. - Сколько же времени они это лыко будут мне вставлять в строку?!"

- Ну, конечно, а я думаю, где я вас видел? А оказывается... Вы в натуре немного старше, чем на фото. Я читал все ваши книги, я же ваш фанат! Автограф не дадите?

- О Господи! - Джон воздел очи горе. - На лбу что ли у вас? (мысленно отметил, что лесть все-таки сделала свое дело, он стал говорить этому типу - "вы").

- Почему на лбу? У меня ваша книга есть.

И, прежде чем Джон Кейн среагировал, Диккер бросился к вещам, нырнул рукой под брезент (у писателя опять оборвалось сердце, и он вскинул пистолет), порылся в ящике и вытащил потрепанную книжку в мягкой обложке. По оформлению обложки Джон Кейн узнал свой роман "Антиподы". И у него потеплело на сердце. Роман "Антиподы" был его гордостью, до некоторой степени интеллектуальное чтиво, не просто бездумная стрелялка.

Он подписал книгу (ручка и блокнот всегда были при нем) просто одной фамилией, потом сказал:

- Запомните, Диккер, пока вы мой пленник, вы ничего не должны делать, не спросив разрешения, ясно? Иначе можете вместо автографа получить пулю. Имейте в виду, я еще вам не доверяю.

- Понял, шеф, извините. Больше не повторится.

- А теперь идемте, я, наконец, хочу есть.

- Сию минуту!

- Но прежде - принесите мне воды и мыло, если, конечно, оно у вас имеется...

- Обижаете, мы же не дикари какие-нибудь.

Он принес металлический кувшин с водой и мыло. Джон мыл руки, а Диккер, с полотенцем через сгиб руки, поливал ему. Идиллическая картинка, подумал писатель. И это всего через какие-то полчаса после смертоубийства.

Джон Кейн ел суп с мясом, с жадностью голодного волка, а Диккер подливал добавки. "Никогда бы не написал про своего героя, что он жадно ел, после того, как убил человека", - подумал писатель. Распространенный и, в сущности, идиотский штамп - героя выворачивает наизнанку, какая уж тут, мол, жратва. Но жизнь - штука противоречивая..."

За обедом Джон Кейн узнал от словоохотливого Диккера, что сбежавшего худого субъекта звали Бивер Моррис. Еще тут выделяется помощник главаря шайки - Пит Борзак. Его в данный момент нет на острове... "Значит, главарь - Херси Джексон и его помощник Пит Борзак - ничего себе парочка, запомним", - сказал себе Джон Кейн.

А Диккер продолжал:

- Колония живет в деревне с глумливым названием - "Фридом". Это, собственно, примитивные жилища из глины и бамбука, с крышами из пальмовых листьев. Располагаются на большой поляне. Вообще-то это бывшая колония хиппи, но с тех пор - шестидесятые - семидесятые - сами знаете, прошло столько лет. Из тех первых добровольных поселенцев остался только один - старый хиппи Хэнк Питерс. Его все зовут старик Хэнк. Он тоже малость не в своем уме. Ну просто старый маразматик. Курит все что дымится: марихуану, гашиш, опиум. Короче обкуренный в доску. Воображает, что он губернатор острова. Может, когда-то он и вправду был у хипачей за главного, но теперь... это смешно. Но, что удивительно, колонисты, ну те, пассивные... что живут в деревне, и вправду его считают своим губернатором. Хотя все знают, что главный на острове, конечно, Джексон. Власть Джексона никто не оспаривает, даже его помощник и правая рука Пит Борзак. В этом отношении Джексон деспотичен. Но на старика Хэнка смотрит сквозь пальцы, считая его неопасным старым придурком. Даже кое в чем полезным. Если, например, остров захватят федералы, то всегда можно сказать, что всем заправлял старик Хэнк. И он ответит по закону как главарь.

- Подставное лицо, - сказал Джон Кейн.

- Да, что-то вроде этого, - кивнул Диккер. - И что самое смешное, люди из деревни это подтвердят, ведь они думают, что это так и есть... Эти дураки из деревни думают, что Джексон у Хэнка что-то вроде командира армии. И Джексон это мнение умно поддерживает.

Но если Хэнку придет в голову дурь предьявить права на реальную власть, Джексон немедленно оторвет ему голову. Хэнк дурак, дурак, а умный, не рыпается. Командует в своей деревне и этим довольствуется.

- А где живет Джексон и его боевики?

- Они живут отдельно. Им построили хороших два дома. В одном живет Джексон с охраной, в другом - все остальные. Это собственно крепость. Усадьба обнесена оградой из бревен, поставленных стоймя. Чтобы взять эту крепость штурмом, нужна, как минимум, сотня хорошо вооруженных федералов.

- Значит, старики, женщины и дети работают на этих гадов...

- Да, деревня имеет огороды и небольшие участки земли для выращивания овощей и некоторых злаков. Земли здесь плохие, урожаи скудные, живут впроголодь...

- Зато снабжают Джексона и его банду продовольствием.

- Это само собой. А куда они денутся. Бежать отсюда невозможно... Во всяком случае, старым это не под силу, а женщины вообще, как кошки, боятся воды. Так и живут.

- Ну, а эти... гастарбайтеры?

- А-а-а, - махнул рукой Диккер, - пассивные, они и есть пассивные. Жалкие ничтожные личности. Их даже в бандиты не рекрутируют...

Тут Диккер прикусил язычок, поняв, что неосторожно высказался, тогда выходило, что сам Диккер далеко не такой безобидный бухгалтер. Но Джон Кейн в гневе не заметив его оплошности, воскликнул возмущенно:

- Но это же настоящее рабство! И это на земле, находящейся под юрисдикцией США! Страны, где рабство победили полтораста лет назад!

- Жизнь полна противоречий, - мудро ответил бывший бухгалтер.

26

Когда Джон Кейн насытился, пришла трезвая мысль, что надо отсюда сматываться. Сбежавший Бивер Моррис, командир берегового дозора, наверное, уже взбудоражил весь остров. Боевики подняты по тревоге и вот-вот здесь появятся! Удивительно, что они до сих пор не нагрянули.

- Ничего удивительного в этом нет, - сказал Диккер. - Боевики действительно подняты по тревоге, но у них другое задание. Они рыщут по всему острову, ищут какую-то девушку-полинезийку.

- Какую девушку? - насторожился Джон.

- Да я толком не понял, просто сообщили нам на пост, что, если увидим девушку-полинезийку, то должны задержать её. Наверное, из деревни сбежала... Хотя это очень странно - из деревни никто не сбегает, потому что бежать некуда.

Они шли по лесу в глубь острова в сторону деревни. Диккер нес два автомата, а Джон Кейн магазины к ним. Еще один автомат, полностью снаряженный, он взял себе. Это были французские "клероны", диковинной формы, с магазинами в прикладе, работают безотказно, выпуская 16 пуль в секунду. Так что лучше из них стрелять сериями по три патрона. А то враз выпустишь весь комплект. Об этом Джона проконсультировал Диккер. Пока Джон не доверял Диккеру. Но первое же боевое столкновение покажет, за кого он.

При мыслях о боевом столкновении Джона передернуло от страха. Он уже едва не пожалел, что отказался от наиболее разумного решения проблемы. Сесть в лодку, которую он мог реквизировать у дозорных, взять с собой пленного и рвать отсюда когти, вызывать подмогу. И пусть уж они, коммандос по борьбе с терроризмом и пиратством, профессионалы, делают свою работу. А ему, цивильному писателю, по окончании операции привезут трупы доктора и Аниту в целости и сохранности...

- А как вы держите связь? - спросил Джон.

- Обыкновенно. С помощью сотовых телефонов. А вы как думали?

- Ну, рации там...

- Это все устарело.

- А как оплачиваете разговоры? Едите на обитаемый остров?

- Бывает и так... но обычно мы это делаем, то есть оплачиваем счета, по Интернету. У нас беспроводной Интернет, две спутниковые тарелки - одна лично у Джексона, другая - у ребят... По Интернету мы отсюда можем заказать все, что угодно, кроме атомной бомбы. Но в основном заказываем разные товары, деликатесы там всякие... Потом нам их доставляют. Иногда сами ездим, когда бываем на большой земле по делам.

- Значит, о вас многие знают?

- А мы особо и не скрываемся... Конечно, мы скрываемся от правосудия, но парни, которые доставляют нам товары и продукты, не вникают. Им это по барабану. Привезли, деньги получили, отвалили.

- Вот вы там на берегу говорили, что этот, как его... Пит Борзун?.. ну, помощник Джексона...

- Пит Борзак.

- Да. Вы сказали, он сейчас не на острове. А где?

- Ну... вообще-то это военная тайна... Но раз уж я перешел на вашу сторону, то чего уж там темнить... На дело они ездили. Борзак и подобранная им команда. Всего шесть человек. Я тут особо не в теме, но слыхал краем уха, они где-то присмотрели казино... Короче у них там, кажется, случился облом. Все ребята вернулись, а про Борзака сказали - погиб. Копы, мол его подстрелили. Ну, Джексон им устроил головомойку. За то, что бросили товарища. Чуть не шлепнул одного, самого трусливого...

Джон Кейн начал догадываться, о ком идет речь. Он описал внешность человека, которому они с доктором дали имя Бен Ганн.

- Да, это он, Пит Борзак, - подтвердил Диккер. - А откуда вы его знаете?

- Неважно... Т-с-с! Сюда, кажется, идут, - прошептал Джон Кейн и жестом приказал Диккеру залечь.

Они укрылись за деревьями в кустах. Мимо опять проходили двое, но другие. На вид отпетые бандиты. На них были надеты охотничьи безрукавки со множеством карманов, набитых патронами. На обнаженных потных плечах у каждого чернели замысловатые наколки, в основном агрессивного характера. Головы их покрывали банданы камуфляжной расцветки. "Этим лучше не попадаться, - подумал Джон, осторожно высовывая нос из зарослей. - Настоящие хищники".

Двуногие хищники проходили совсем близко, когда в кармане у Диккера заиграл телефон.

- Телефон звонит, - сказал один бандит другому.

Второй машинально полез в свой карман, достал телефон, но он молча.

- Это не у меня, - сказал второй бандит.

- И не у меня... - сказал первый бандит.

Из кустов поднялся Диккер и сказал:

- Это у меня звонит.

- О! - оторопели бандиты. Это же наш голубой бухгалтер. Ты чего тут делаешь?

- Грибы собираю... - сказал Диккер и благоразумно нагнулся.

Из-за его спины поднялся Джон Кейн и двумя короткими очередями уложил бандитов. Когда Джон нажимал гашетку, он даже не подумал, взведен ли автомат или нет. На его счастье оказалось, что взведен.

Бывший бухгалтер перекрестился, потом плюнул на труп одного бандита и пнул другого. Потом объяснил свои действия:

- Самые говенные людишки были. Все время меня унижали. Педиком обзывали, сексуально домогались, суки, как будто я им баба... А вы молодец, господин писатель. Настоящий мужчина! Другие писатели горазды на бумаге подвиги совершать, а у самих на деле - кишка тонка... А вы...

- Скажите, Диккер, почему у нас так уважают убийц? Почему умный, но слабый физически профессор из университета не вызывает уважения. В лучшем случае, смешной чудак, скажут про него. А того, кто не моргнув глазом, уложил пару тройку людей, вы считаете достойным уважения?

- Еще бы, - ответил Диккер, - попробуй такого не уважь... Я тому человеку не позавидую, кто на это осмелится.

- Понятно, - сказал Джон. - Вот что, Диккер, кажется, вы прошли испытание верности. Получите обойму с патронами.

- Спасибо, конечно, за доверие, мистер Кейн, - ответил Диккер, умело снаряжая "клерон", но от меня мало толку. Я не могу убить человека.... Даже самого отъявленного негодяя. Уж извините... Так я устроен. Отвлечь внимание, пожалуйста, но стрелять буду только в воздух.

- Как же вас взяли в бандиты?

- А на плантациях тяжело... - засмеялся бывший бухгалтер. - Потом, служба в отряде, это ведь не обязательно налеты на казино и прочее... Налеты дело добровольное. Джексон никого не заставляет бандитствовать. Да и сам практически никогда не выезжает на дело. Зачем ему рисковать. Его дело организовать...

- Вы упомянули о плантациях, что за культуры выращиваются на них?

- Я сказал "плантации"? - Диккер замялся. - Просто оговорился. Я имел в виду огороды там всякие... Это для вас, писателей, слово должно быть точным, а нам, простым людям, как на язык ляжет, так и скажем...

- Вы знаете, что именно в оговорках человек говорит правду?

- Прошу вас, - взмолился Диккер, - не надо меня пытать насчет плантаций. Я очень боюсь Джексона...

- Да, ладно и так понятно. Марихуану выращиваете.

- Я ничего не говорил.

- Разумеется, я же суперсыщик, - пошутил Джон.

Диккер сразу повеселел.

- А какой он из себя? - спросил Джон. - Молодой, старый?

- Кто? Джексон?.. Да как вам сказать... На вид ему лет сорок, но на самом деле - меньше. Просто у него на подбородке и щеке ужасные шрамы, которые его старят. Говорят, что эти шрамы он сам себе нанес, чтобы устрашать других. Хотя... он дважды сидел в тюрьме, а там всякое бывает... Может, порезали... только я думаю, кто это сделал, не долго прожил. Джексон скор на расправу. А если не может отомстить сразу - и через десять лет достанет.

- Слишком уж страшный портрет вы нарисовали, - сказал Джон. - Слушайте, куда вы меня завели? Какие-то дебри...

- Ну вот мы пришли, - сказал Диккер.

И тогда Джон Кейн увидел вигвам. Он так был построен, можно сказать, встроен в лесные дебри, что его можно было разглядеть, только уткнувшись в него носом.

- Это укрытие я соорудил для себя, - сообщил Диккер. - Так, на всякий случай, мало ли что... Вдруг федералы нагрянут или какие-нибудь козлы начну доставать. Всегда полезно иметь убежище, свою, так сказать, личную территорию, ну, вы меня понимаете...

- Хорошее убежище - это как раз то, чего нам всем не хватает, - согласился писатель.

Диккер открыл замаскированную зеленью плетеную из веток дверь, которую бы Джон сам не обнаружил. В вигваме, как это ни странно, было сухо. "Потому что давно не было дождей", - сказал себе Джон.

Там имелась даже лежанка. Пол устилали циновки. Всё это обнаружилось, как только Диккер зажег спичку, а потом и огарок свечи, который хранился в старой консервной банке.

- Вот тут, - сказал Диккер, - в непромокаемом пакете, запас кофе, сахара и галет, чтобы заморить червячка. Тут же, на лежанке, непромокаемая накидка. Если хлынет тропический ливень, вигвам, конечно, начнет протекать, тогда можно под ней укрыться.

Диккер огляделся по сторонам.

- Ну, вот. Располагайтесь, - сказал он. - Ночью я приду за вами и отведу в деревню. Я все объясню старику Хэнку. Убежден, он не откажет вам в убежище... Осмелюсь спросить, каковы ваши намерения?.. что вы намерены делать?.. Я к тому, если бы я хотя бы отчасти знал ваши планы, то смог бы помочь...

Джон Кейн понял, что раскрыть карты, хотя бы некоторые, ему все равно придется.

- Знаете, Диккер, откровенность за откровенность. Я вам тоже открою свою тайну. Как я подозреваю, девушка, которую ищут по всему острову, это моя... ну как бы это вам сказать... ну, можно сказать, что жена.

- Понимаю.

Джон Кейн кратко рассказал выдуманную сею минуту историю (не упомянув о Бен Ганне, то есть о Пите Борзаке ни словом), о том как они путешествуют на яхте, в поисках пресной воды пристали к острову. И как он, Джон Кейн, с приятелем - он доктор - высадились на берег и пошли на разведку, а женщина оставалась на судне. На острове они с доктором разошлись в поисках питьевой воды. А когда Джон вернулся на берег, яхты уже не было. Вернее, она была, но её захватили и увели на противоположный конец острова какие-то люди. С тех пор о судьбе доктора и Аниту - так зовут женщину - он, Джон Кейн, ничего не знает. В поисках своих людей Джон наткнулся на береговой дозор. Что было дальше, Диккер знает.

- Теперь меня интересуют три вопроса, - сказал Джон. - Где моя... жена? Где мой друг? И где моя яхта?

- Ну, на последний вопрос я могу почти со стопроцентной уверенностью сказать, что яхта ваша стоит в бухте Гостеприимная. В бухту ведет узкий извилистый залив. Вход в залив не сразу заметен. В этой бухте яхте не страшны ни какие ураганы. Там Джексон держит весь свой флот - два скоростных катера (один его личный) и три моторные лодки.

Джон Кейн смотрел на Диккера, как утопающий смотрит на спасательный круг, брошенный с борта проходящего судна.

- А вот на первый и тем более на второй вопрос вам я ответить не смогу... пока не смогу. После того, как я схожу в разведку...

Тут у Диккера опять заиграл телефон - какой-то рэгтайм. Он вытащил аппарат и уставился на него, как на гранату с выдернутой чекой.

- Вы лучше ответьте, - посоветовал Джон. - Нам важна сейчас любая свежая информация. Только включите громкую связь, я хочу слышать разговор.

- Диккер слушает...

- "Диккер, мать твою! Ты почему не отвечаешь?!"

- Это кто?

- "Это я, Моррис, ты чего, голос начальства не узнаешь?"

- А-а-а это тот начальник, что бежал, бросив пост и подчиненных на произвол судьбы?

- "Ну-ну, ты поосторожней бросайся словами... Я-то как раз нахожусь на посту, но ни тебя, ни оружия здесь нет. Как прикажешь это понимать? Мне ведь надо докладывать коменданту... Ты-то сам где находишься?"

- Оружие забрал тот псих, что напал на нас, - Диккер посмотрел на Джона, тот улыбнулся и кивнул. - Я тоже сбежал от него, но в отличие от тебя - не побежал спасать свою шкуру, а стал следить за ним... и выследил. Он сейчас залег в чаще, как зверь, и не выходит оттуда. Наверное, дожидается темноты. Советую тебе присоединиться ко мне и мы вместе попытаемся его взять живым или на крайний случай убьем. Заберем у него оружие и реабилитируемся. Ну, как тебе мой план?

- "План, план, Наполеон, мать твою! Ты тут мне не командуй. Я сам знаю, что надо делать... Ладно, предложение принимается. Где встретимся?"

- У седьмой отметки.

- "Седьмая... седьмая..."

- Там еще рядом ведьмин овраг...

- "Без тебя знаю... Это что, на развилке?"

- Да-да.

- "Когда?"

- Прямо сейчас, а то мало ли что... Мне надолго упускать его из виду нельзя, вдруг уйдет, ищи потом...

- "О'кей, дуй на седьмую, я тоже подгребу. Конец связи".

Джон Кейн полуподозрительно смотрел на Диккера. Глазки того задорно сверкали.

- Как вы полагаете, он вам поверил? - спросил Джон.

- Этот простофиля поверит в любую лажу, если дело касается спасения его шкуры. Не бойтесь, господин писатель. Я подведу его вплотную, а вы его встретите, как это вы умеете делать. Ловко вы тех двоих уложили, прямо как в кино!..

- Подождите, Диккер. Надо кое-что прояснить. Все предыдущие убийства (в том числе и Бена Ганна, подумал Джон) были вынужденными. Я защищался. Мы защищались. Но специально заманивать человека в ловушку и убивать его, я не собираюсь. Усните себе это раз и навсегда.

- Мистер Кейн, вы не понимаете. Логика борьбы подсказывает методы этой борьбы. Вы хотите вернуть себе вашу жену, друга и вашу собственность. Этому препятствуют враги. Чем больше вы убьете врагов, тем меньше препятствий...

"Ого! - подумал Кейн, - он уже осмеливается меня учить. Вот что значит, находиться на своей территории: сразу же навязывается другому своя мораль, своя тактика и своя стратегия. Нет, я это поломаю".

- Послушайте, господин бухгалтер, мне не нужна такая калькуляция. Я постараюсь спасти жену и друга, но не ценой кровавого террора. Пусть даже это бандиты. Вам ясно?

В глаза Диккера погасли задорные огоньки. Он весь как-то скис, увял, словно из него выкачали воздух. Джон Кейн стал подозревать, что Диккеру нравилось присутствовать при убийстве, лицезреть убийство, получать от этого удовольствие. Может, это одна из причин, почему он подался в бандиты. Сам может и не убивал, но на кровушку насмотрелся вдосталь. А чтобы оправдать свои дурные наклонности, воображает себе этаким партизаном, повстанцем против тирании.

- Диккер, вы, случайно, не чегеварист?

- Нет. С чего вы взяли?

- Ну тогда вы хуже, чем чегеварист. Мой друг доктор ответил бы вам так: вы говорите как проклятый русский коммунист.

- Упаси Бог, Мистер Кейн... Я вообще ни к каким партиям не принадлежу. Раньше, да, поддерживал республиканцев, а теперь...

- Ладно, сейчас не время для политических дискуссий. Идите на встречу с Моррисом и приведите его сюда... оружие оставьте, а то он заподозрит подвох. И смотрите, не переметнитесь обратно. В этом случае, я убью вас без всякой жалости. Убийство предателя входит в мой кодекс чести.

- Конечно, конечно, мистер Кейн, как скажите.

Диккер выполз из вигвама и, шурша листвой как змея, исчез. Джону было противно сидеть в логове Диккера. Воздух был пропитан какой-то вонью, не сильной, но вкрадчивой, неотвязной - так пахнет дохлая крыса. Джон вышел на свежий воздух и залег в кустах поблизости.

27

Он, кажется, задремал, когда сторож подкорки пробудил сознание. Джон Кейн услышал приближающиеся шаги. Опять шли двое и разговаривали. Потом они замолчали и стали подкрадываться к вигваму. Джону, находящемуся у них в тылу, хорошо было видно. Бивер Моррис, пригнувшись и выставив автомат, шел первым, позади, приседая на корточки, передвигался безоружный Диккер. Моррис остановился, поднял руку с выставленным вверх средним пальцем и этим непристойным жестом (несомненно намеренным и унизительным для своего подчиненного) приказал напарнику зайти справа.

Джон Кейн неслышно, как привидение, появился у Морриса за спиной и коротким резким ударом приклада по шее свалил врага.

- Черт возьми! Даже я испугался, - отпрянул Диккер и прибавил льстиво: - Вам бы, мистер Кейн в морскую пехоту...

Джон Кейн не то улыбнулся, не то оскалился, в общем, показал зубы. У Диккера мороз по коже прошел. Джон выдернул ремень из штанов Морриса, загнул ему руки за спину и этим ремнем связал пленнику запястья. Пленник так и не пришел в себя.

- Помогите затащить его в вигвам, - приказал Диккеру Джон.

Вдвоем они впихнули Морриса головой вперед в открытую дверь убежища. Всем троим едва-едва хватало места в этом жалком подобии жилища, диаметром что-то около шести футов. Впрочем, писатель, отвыкший уже от огромных размеров американских комнат, не чувствовал себя особо стесненным. Только вот запах раздражал. Была бы с ними Аниту, она бы навела здесь порядок, принесла бы ароматные цветы... На рабочем столе Джона всегда стояли свежие цветы, а он, черствый человек, никогда даже не поблагодарил Аниту за это. Считал, что так и должно быть.

Пока Джон предавался воспоминаниям и терзал душу, может быть, запоздалым раскаянием, Диккер умудрился из припасенных сухих щепок, развести костерчик посреди жилища и сварить кофе. Дым от огня уходил через отверстие вверху, но все равно - на высоте человеческого роста дышать было трудно. В таких жилищах лучше сидеть.

Дым и аромат кофе прогнали первоначальную вонь. Сидеть на циновках, скрестив по-индейски ноги было почти удобно и приятно. К тому времени, когда Джон Кейн и Диккер сделали по первому глотку горячего кофе, очнулся Моррис. Джон помог ему сесть и велел Диккеру угостить пленного. Тот с удовольствием стал вливать горячий кофе в рот связанному человеку. Пленный рычал от боли, плевался и отворачивался.

- Полегче, полегче, Диккер, - недовольно сказал Джон, я вам велел напоить его, а не казнить, заливая в рот жидкий свинец.

Диккер послушно стал дуть в чашку и поить из нее Бивера Морриса. Тот перестал ругаться и угрожать, словно ребенок из рук няни стал прихлебывать ароматный напиток.

- Ну, вот... - сказал Джон, машинально шаря по карманам в поисках сигары, огорчился, когда понял, что не может получить удовольствия, которое знакомо только курильщикам: затянуться табаком после выпитой чашки кофе. А бандиты, при всей своей порочности, кажется, не курили. Впрочем, Джон вспомнил, что Бивер как раз курящий, но не мог унизиться до того, чтобы стрелять сигаретки у такого отребья...

Джон нахмурился, переломил свое хотение и через силу продолжил:

- А теперь, когда соблюдены все формальности гостеприимства, вы, мистер Моррис, расскажите нам что-нибудь интересное. Иначе, сами понимаете, нам нет резона оставлять вас в живых.

Диккер воспрял, а Моррис задрожал от страха. Что он знал об этом человеке? Что он безжалостно застрелил Кинг-Конга? Перетянул на свою сторону эту жабу Диккера. На что он еще способен? Пустить ему, Моррису, пулю в лоб у него точно рука не дрогнет.

- Я никак не могу понять, - сказал Бивер Моррис, - что вам от нас надо? Вы напали на нас, мы вас не трогали. Мы тут тихо-мирно живем себе на острове...

- С автоматами наперевес, - съязвил Джон Кейн.

- Без оружия здесь нельзя, - оправдывался пленный. - Дикие же места... Верно, Диккер? Подтверди. Ты ведь знаешь, что делает Джексон с предателями, а, Диккер?

- Не надо мне угрожать, Моррис, - окрысился Диккер. - Скоро Джексон и вся его банда, все вы получите то, что заслужили. Пулю вот сюда! - и он постучал согнуты пальцем себе по голове. - На остров явился Суперсыщик, чтобы очистить его от всякой мрази, наподобие тебя... ха-ха-ха!

"Вот же идиот!" - огорчился Джон Кейн. - Он мою шутку принял за чистую монету".

Моррис плюнул обидчику в рожу. Диккер неловко ударил Морриса по щеке, как бьют женщины. Моррис презрительно скривился, на худом его лице еще добавилось морщин.

- Ты дерешься, как баба! - сказал он и с ехидной улыбкой прибавил: - Недаром Чак и Гарри хотели тебя трахнуть, ха-ха-ха!

- А ты знаешь, где сейчас эти ублюдки - Чак и Гарри? Не знаешь? А я тебе скажу. Не более получаса назад мы с мистером Кейном повстречали их в лесу и прикончили гадов! Тра-та-та! - из автоматов.

Диккер весь затрясся, показывая как он стреляет из воображаемого автомата.

- Заливаешь... - неуверенно ответил Моррис. Его лицо побледнело и еще более вытянулось.

- Это правда, - сказал Джон Кейн, и Моррис сейчас же поверил этому жесткому, с умными глазами, человеку.

- Что вы хотите от меня услышать? - сказал Моррис, - Я простой командир поста, ничего сверх того, что знает Диккер, вам сообщить не смогу. Уж он-то, Диккер, вам все выложил?

Джон Кейн попридержал рукой Диккера, опять было полезшего в бутылку.

- Скажите нам, что нового вы знаете о сбежавшей девушке? - спросил писатель.

- Так и есть, сбежавшей. Я тут пока рыскал... слышал от ребят, что к острову пристала какая-то яхта... насколько я понял это ваша яхта, мистер...

- Джон Кейн. Не отвлекайтесь.

("Никакой реакции на мое имя, подумал писатель, стало быть книг не читает, молодец".)

- Короче, те придурки, что захватили судно и двух человек на нем... короче, они повели задержанных в лагерь. Мужчине связали руки, а девчонку недооценили - вели так... А она возьми да и сбеги. Эти аборигены - она из аборигенов - в лесу чувствуют себя как дома. Шмыгнула между деревьями - да и была такова, только её и видели... Сбежала, короче. До сих пор найти не могут.

- А доктор? - спросил Джон. - То есть мужчина? Что с ним?

- А что с ним может случиться? Дали пару раз по морде, что бы не зазнавался и отвели в лагерь. Если он доктор, то его счастье. Будет лечить людей, никто его не обидит... если не станет выпендриваться.

- А что будет с девушкой? - угрожающе спросил Джон.

- Хм... Само собой, отведут к Джексону, ему решать...

Джон Кейн задумался, лицо его исказила гримаса страдания.

- Простите, мистер... э-э... мистер Кейн, - сказал Моррис, - насколько я понял, эта девушка вам небезразлична, верно?

- Еще как верно.

- Если бы вы меня отпустили... я бы мог... постарался бы, если её задержали, постарался бы её освободить и привести к вам...

Моррис умолк, видя, что человек, сидящий напротив, отрицательно крутит головой.

- Нет, мистер Моррис, - сказал Джон Кейн. - Простите, но я вам не верю. За информацию спасибо. Дальше - я сам. Свою женщину мужчина должен спасать сам, если он настоящий мужчина.

- Это верно, - согласился пленный.

Писатель поднялся, поправил за ремнем кольт, проверил автомат. Вверху вигвама еще стоял дым, но дышать уже было можно. Моррис покосился на оружие.

- Хотите убить меня? - спросил худой командир поста.

Джон с удовольствием отметил: хотя в глазах Морриса мелькнул страх, все же он мужества не потерял.

- Ну, если вы дадите клятву, что не будите мне мешать, то я сохраню вам жизнь, - ответил Суперсыщик.

- Чем вы хотите, чтобы я поклялся? - оживился худой.

- А что для вас самое дорогое, тем и поклянитесь.

- Клянусь памятью матери! - подняв руку, как свидетель в суде, произнес Моррис.

- Как же, матерью... - съязвил Диккер, - У него и матери-то никогда не было... Сам же говорил, что из приюта... и приемные родители от тебя отказались, когда ты их ограбил... Тогда ты первый раз попал в тюрягу...

- Заткнись, жаба!

- Крысеныш!

- Вошь лобковая!

- Гниль тюремная!

- Ну, вы тут пообщайтесь, а я пойду на разведку, - сказал Джон.

- Мистер Кейн! Я с вами! - встрепенулся Диккер.

Джон подумал и отказал. Он больше не мог доверять этому человеку. Он запросто мог втянуть его, Джона, в такое сражение, из которого живым не уйти.

- Охраняйте пленного, Диккер. Если я не вернусь через два-три часа, - пленного освободите.

- Как же так?! Вы оставляете меня на произвол судьбы? - чуть не заплакал Диккер. - Мистер Кейн, если я его отпущу, они же меня растерзают!..

Моррис злобно улыбался.

- Ну, тогда убей его, для своего спокойствия, - посоветовал Джон Кейн.

Диккер от неожиданности сел на задницу. А Моррис тяжко закашлялся. Казалось, его вывернет наизнанку.

- Не пойму я вас, - растерялся Диккер. - То вы милуете, то велите казнить... Как вас понять?

- А понять меня, Диккер, очень просто. В жизни каждый делает свой выбор самостоятельно. Я вам не нянька.

Видя, что Диккер все-таки впадает в панику, Джон дал совет:

- Попытайтесь заключить перемирие. Поскольку вы оба виноваты перед Джексоном, то вам лучше мирно не замечать друг друга, чем воевать. Ну что, решил я вашу проблему?

Диккер неуверенно улыбнулся, Моррис нахмурился. Но чувствовалось, что накал взаимной ненависти явно пошел на убыль.

- Вот и хорошо, - сказал Джон Кейн и вышел наружу.

28

Джон крался по лесу и терзался мыслью, что он все-таки поступил дурно, как сказал бы граф Лев Толстой. "Я нарушил золотое правило Экзюпери - "мы в ответе за тех, кого приручили". Я приручил Диккера и почти приручил Морриса - и сразу бросил. Если они перережут друг другу глотки, это будет моя вина.

- А если они договорятся? - спросил Альтер Эго.

- Это будет моя заслуга, - ответил Джон Кейн.

- Ага! - воскликнул Альтер Эго. - Ты все-таки тщеславен.

- Благодаря твоему животному эгоизму, - ответил Джон и подумал, что вот доктор, например, не мучился бы такими проблемами. Для него бандит, это бандит. И все, что способствует погибели бандита, то морально. А для него, Джона Кейна, бандит еще и человек... А может, я просто подражаю Достоевскому? А на самом деле, мне вовсе не жаль ни загубленной судьбы проститутки, ни тем более бандита?

Все-таки в моих смятениях виновата частичка русской души, которая сидит во мне как заноза. Будь я нормальный западный интеллектуал...

Нет, - одернул себя Кейн. - Русское во мне не то, что я рефлексирую, а именно то высокомерное мнение, будто только я, как русский, способен на рефлексию и сострадание, а все остальные обитатели Запада - бездушные манекены. Вот что мне надо выдавливать из себя по капле.

Пока он шел и был занят привычной мозговой деятельностью, в реальном мире сгустились сумерки, а затем почти сразу, как село солнце, наступила тьма. Идти стало трудно, а потом и невозможно. Джон Кейн уперся в глухую стену. На ощупь это был забор, состоящий из бревен, стоймя врытых в землю. Так укрепляли боевые позиции еще древние греки при осаде Трои.

Несомненно, это была крепость Джексона. Джексон-хаус, так сказать. Джон подпрыгнул, вытянутой рукой шлепнул по бревну. Верхушки он не достал. Высокая, однако, стена. Идя вдоль стены, он на ощупь проверял каждый стык бревен, надеясь, что где-нибудь да отыщется щель. И такая щель отыскалась. Ничто не совершенно в природе, а в сооружениях человека и подавно. Одно бревно имело некоторый изъян и потому не плотно прилегало к другому бревну. Изъян был невелик, не по всему стволу, а лишь длиной несколько дюймов. Но все же можно было попытаться забить туда обломок ветки потолще, чтобы выдержала вес тела человека. Щель была на высоте полутора футов от земли, так что получится хорошая ступенька.

Он долго искал, шаря по земле, палку, обломок ветки, наконец нашел, обломил до нужного размера. Воткнув обломок ветки в щель, каблуком сандалии (жаль, не надел ботинки), а потом прикладом автомата, как мог забил её, чтобы она не шаталась. Потом, ногтями цепляясь за бревна, он вскочил на импровизированную подножку, и она сразу обломилась. Джон чуть не поранил голень в кровь, торчащим из стены обломком, когда нога сорвалась. Но, к счастью, проверив рукой и не ощутив мокроты, только слегка поцарапал (а мог бы порвать вену - и тогда крышка).

Ногу саднило, но Джон Кейн, не обращая внимания на боль, повторил попытку. Обломанная ветка все еще имела длину, достаточную, чтобы на ней утвердился хотя бы носок его сандалии. Тут он опять пожалел, что не надел крепкие ботинки. Поправил висевший за спиной автомат (кстати, он хотел было использовать ремень автомата, но тот был слишком короток). До боли в икроножной мышце напрягся и, поднявшись, всем телом прижался к бревнам, чтобы не упасть. Вытянул руки вверх. Верхушки не прощупывалось. Надо прыгать. Черт побери! Автомат мешал. Кольт норовил скользнуть в штанину. Из этой труднейшей позиции Джон все-таки подпрыгнул, как мог, и только тогда его пальцы поймали-таки острия бревен. Для рук эти заострения не были страшны, зато держаться было легче. Давненько он не занимался такой гимнастикой. Он подтянулся и закрепил взятую высоту, зацепившись локтем. Бросок ноги, осторожно, для ноги острия опасны. Он еще раз подтянул себя, еще выше. И вот, наконец, он сидит верхом между заточенных бревен.

Отдохнув, он перебросил внутрь крепости вторую ногу, повис на руках, как мог оттолкнулся и прыгнул. Мягкая почва приняла его без коварного подвоха. Он упал на бок без травмы и лежал, прислушиваясь. И даже принюхиваясь. И тогда он почувствовал, как потянуло сыростью, жара сменилась прохладой. Подул ветерок. Сначала слабый, потом все сильней. Деревья, росшие за территорией крепости, зашумели кронами. Особенно дребезжали, как жесть, листья пальм.

"Муссон пришел, черт бы его побрал! Сейчас как вольет!"

Джон Кейн поднялся, озираясь, в поисках укрытия. На территории крепости все деревья были вырублены. Это понятно. Территория должна все просматриваться и простреливаться. В ближайшем доме в окнах горел свет. Причем электрический. Значит, где-то есть у них своя дизельная подстанция. Двухэтажный дом по добротности и по многим другим признакам принадлежал Джексону. А где-то дальше (отсюда не видно) стоял дом его боевиков. По сути - казарма. А этот дом с элементами роскоши никак казармой не назовешь. Точно, это жилище босса. А где же охрана? Охраны не было. Странно, но объяснимо. Кого им бояться? Они у себя дома. О нем, Джоне Кейне, они, по-видимому, так и не узнали. Они захватили яхту, мужчину и женщину (которая от них сбежала). Если доктор не проболтался, то они будут думать, что экипаж яхты состоял из двух человек. По сути, Джон Кейн так и странствовал - то один, то вдвоем с Аниту...

Правда, о третьем члене экипажа знают Диккер и его командир Моррис. Это я сглупил, пожалел Джон, предоставив им свободу действий. Чертов благородный идиот! Связал бы их в один клубок, пусть полежали бы в вигваме до утра... Ладно, чего уж теперь.

Однако, надо подбираться к дому. Хотя и темно, но усадьба - место открытое, может, она все-таки как-то просматривается. Не может такого быть, чтобы часовых не было. Я бы на месте Джексона, обязательно где-нибудь соорудил вышку с прожектором и поставил бы там часового. Для собственного спокойствия.

Думать, как преступник, стало для детективного романиста Джона Кейна второй натурой. Чтобы не быть замеченным (ведь существуют приборы ночного видения), он лег на землю и пополз к дому по-пластунски. И в ту же минуту ослепительный свет упал сверху. От страшного взрыва, казалось, раскололось небо. Молния ослепила Джона, гром упал на темя тяжелым чугунным молотом. И хлынул ливень.

Джон вскочил и побежал. Теперь можно. Все равно ничего, кроме плотного потока воды не было видно. За секунду он промок насквозь. Джон добежал до дома и укрылся под верандой. Сюда залетали только брызги да порывы ветра. Ладонями обтер голову, чтобы вода не заливала глаза, осмотрелся. Снаружи бушевал ад. Молнии блистали беспрестанно, и гром грохотал беспрерывной канонадой. Дождь лил стеной. Вода уже заливалась под веранду. Джон заполз подальше, к стене дома, и обнаружил, что никакой, собственно, стены нет. Просто по периметру была набита дощатая юбка, имитирующая сплошной фундамент, а под верандой её не было. На самом деле дом стоял на сваях. Может быть, здесь так и надо строить. Джон в этом деле был профан, но это неважно. Главное, можно обследовать дом снизу.

Он пополз дальше. Тут была кромешная тьма, даже отблески молний сюда не доставали. Джон полез в карман, вытащил зажигалку. Обтекаемое металлический корпус был холодным и влажным. Это не беда. Таким зажигалкам не страшна вода. Джон откинул крышку, надавил на кресальное колесико пальцем, тотчас вспыхнул огонек - сначала небольшой красноватый, потом пламя поднялось и стало давать белый свет. Джон не боялся, что свет кто-нибудь увидит. Потому что увидеть огонь можно было только со стороны веранды. Для этого надо обойти дом от фасада до тыла и зачем-то стоять под проливным дождем. Ни один дурак, кроме часового, этого делать не станет. А часовых, как уже выяснилось, не было. Во всяком случае, поблизости.

Пространство между полом дома и землей было не больше двух с половиной футов, передвигаться приходилось, что называется, на карачках. Держа горящую зажигалку перед собственным носом, у Джона иногда возникал соблазн поджечь это бандитское гнездо и посмотреть, что будет. Тем соблазнительней была эта мысль, когда он видел торчащий из щелей досок разнообразный мусор в том числе и легко воспламеняющийся. Какой-то пух, сухая трава или что-то в этом роде. Донимала паутина и пыль, которую он поднимал с земли, задевая её коленями. Иногда головой он влезал в паутину, чувствовалось, как волокна натягиваются и даже, кажется, потрескивали, когда рвались. Паутина прилипала к щекам, подбородку. Не столько щекотно, как противно. Какой-то паучок, размером, наверное, с ноготь, пробежал по уху и хотел залезть за ворот рубашки. Джон его задержал уже у основания шеи, выгреб и брезгливо отбросил копошащееся тельце в сторону. Паучок, слава Богу, оказался не ядовитым.

Еще на полу виднелись высохшие экскременты, наверное, крыс. Среди этой гадости валялись полураскрытые пакетики с каким-то сухим веществом. Ну конечно, это крысиный яд. Дохлых крыс, однако не наблюдалось. Понятное дело, крыса - она не дура, яд жрать не станет. Живых крыс, впрочем, тоже не было видно. Возможно, крыс распугала гроза или он, Джон, - сам ползающий, как большая крыса, черт знает где.

Иной раз он, если был недостаточно осторожен, ударялся головой о поперечные брусья, которые были ниже половых досок и к каковым брусьям, собственно, эти доски и прибивались. Несколько раз он, надавливая стволом автомата, пробовал на крепость доски, хорошо ли в них сидят гвозди. Гвозди сидели крепко, доски держали хорошо. Тогда Джон стал прощупывать по углам. В углах люди почему-то часто халтурят. Может, там не удобно работать, как бы там ни было, но в одном углу ему показалось, что доска закреплена не намертво.

Джон посветил ближе к доске и увидел, что она до половины изгрызена крысиными зубами. Замечательно! Спасибо за помощь, зубастые ребята. Джон на время погасил зажигалку, чтобы посмотреть, пробивается ли сквозь щели в полу свет из комнат? Кое-где пробивался, но не над ним. Над ним было темное помещение. Это хорошо, значит, в данную минуту никого здесь нет. Сюда и стоило проникнуть. Заодно самое время проявить дедукцию. Куда обычно стремятся попасть крысы? Ответ: конечно, на кухню. Скорее всего, надо мной кухонное помещение, пришел к заключению детективный писатель.

Джон снова щелкнул зажигалкой, и, когда пламя загорелось, лег на спину, уперся ногами в предполагаемую слабую доску - и надавил. Скрежета выдираемых гвоздей он не услышал из-за постоянного грохота разбушевавшейся стихии, но почувствовал, что доска поддается давлению. Воодушевившись, Джон приналег на доску, для устойчивости опершись руками о землю. Доска отошла еще больше. Он поднес пламя зажигалки ближе к доске и увидел тускло поблескивающие гвозди, выдранные из балки наполовину. Джон прицелился, погасил огонь, и резким ударом ноги выбил доску внутрь дома. От удара доска сломалась в том месте, где сильнее всего была подпорчена крысами. Отлично!

Вторая доска поддалась уже легко, даже на ощупь. Ну и хватит. Доски были широкими, пространство образовалось достаточное, чтобы человек его поджарой комплекции мог свободно пролезть. Джон выпрямился во весь рост. Как хорошо стоять, не сгибаясь! А еще лучше, посидеть, не сгибаясь. Он сел на доски пола уже находясь внутри дома. Огляделся. Темно. Зажечь свет, рискнуть? Рискнул.

При свете зажигалки он увидел, что находится на кухне. Дедукция не подкачала. Хоть на что-то его ремесло годится. Теперь, на всякий случай, надо поставить доски на место... или оставить путь для отступления? Подумав, Джон все-таки вставил доски на место. Даже сломанная доска и та сошлась более менее аккуратно. Если не приглядываться, то сойдет. Место, однако, надо запомнить.

Потом он разведал помещение. Это была стандартная американская кухня с огромной стойкой посредине. Окно было закрыто снаружи ставнями. Джон прислушался, стоя под дверью, ведущей в жилые комнаты. Небесная канонада, однако, забивала все звуки жизни. Тихо отворив дверь, Джон пробрался в коридор. На другом его конце, сквозь стеклянные двери из комнаты пробивался свет.

"Ну вот и пришло время делать главное пиф-паф", - подумал Джон. Шуточкой, он хотел заглушить страх. Как никак, он пролез в логово к самому Джексону!.. Хотя, что такое этот Джексон? Человек, который, по словал Морриса, своими шрамами пугает людей. Значит, сам по себе Джексон не уверен в своей силе. Значит, и его можно напугать. Дедукция!

Джон скрупулезно взвел автомат, поставив на стрельбу сериями. Глубоко вдохнул и решительно распахнул дверь.

29

Стоя на пороге, Джон одним расширенным взглядом обозрел комнату. Большое помещение. Главные предметы: кожаный диван с одной стороны, с другой - белый рояль "Бехштейн". За роялем, спиной к двери, где находился Джон, сидел на вращающемся стульчике совершенно голый человек. Мускулистая спина и мускулистые же ягодицы. Человек играл сонату Фастбингера "Вертикальные трубы". Хорошо играл. Но как любитель. Это было незабываемое сочетание - величественная музыка на фоне небесного грома. Джон подумал, что Вагнер был бы более уместен в сочетании с небесной канонадой. Но Вагнера, кажется, на рояле не сыграешь... Видно было, что человек играл под настроение.

- Чего тебе, Маркус? - спросил человек, не прерывая игры.

Джон открыл было рот, но человек снова спросил:

- Ты закрыл на кухне ставни? Я слышал там какой-то шум.

Вот это слух у человека, подумал Джон. Однако, нужно было отвечать на вопрос, и Джон ответил:

- Да, сэр.

Конец фразы Джона заглушил раскат грома. Человек был удовлетворен ответом, потому что по прежнему сидел не меняя позы, только под загорелой кожей спины играли мускулы в такт тому или иному акорду.

Джон выставил автомат и пошел на сближение, одновременно обходя человека справа. Если он не левша, то это неудобная для него сторона. По мере того, как менялся ракурс, Джону открывалась забавная картинка. Человек сидел, расставив сильные мускулистые ноги, а между его ног виднелась голова девушки. Потом стала видна вся девушка. Тоже голая. Она сидела под роялем и делала минет игравшему на рояле человеку. Девушка была азиаткой, скорее всего малазийкой или филлипинкой. Человек имел на подбородке и правой щеке шрамы.

- Добрый вечер, мистер Джексон, - сказал Джон.

Хозяин дома прервал игру на полуакорде. Девушка же продолжала старательно трудиться над его членом, самозабвенно, со сладострастным причмокиванием. Видно было, что она под кайфом, скорее всего, героиновым.

- Пошла прочь! - скомандовал хозяин и, развернувшись на стульчике, встал.

И тут же сел обратно, потому что неудобно же стоять перед гостем с торчащим пенисом.

- Принеси мне полотенце! - скомандовал он девушке, выползавшей из-под рояля.

Девушка, стараясь сохранять равновесие, упорхнула куда-то, потом впорхнула обратно в комнату, уже с большим махровым полотенцем в руке. Хозяин накрутил полотенце вокруг бедер и сразу почувствовал себя увереннее. Он жестом отослал девушку, и когда та с недовольным видом ушла, обернулся к незваному гостю, спросил:

- Кто вы такой?

- Я Джон Кейн. А как ваше имя?..

- Вы его только что назвали.

- Ну, проверить не мешает...

- Ну и тип. Заходит ко мне в дом без приглашения и у меня же проверяет имя... У вас наш автомат, где вы его взяли?

- У ваших людей.

- Если вы убили хоть одного моего человека...

- Не торопитесь делать заявления, о которых потом пожалеете. Я убил ТРЕХ ваших людей и двух взял в плен. Вернее, в плен я взял тоже трех человек. Потому что сейчас вы мой пленник. Если что-то пойдет не так, я убью вас не задумываясь. Вам ясно?

- Вполне. И все же: кто вы такой и что вам надо?

- Мистер Джексон, в отличие от вас, я вообще-то мирный человек... э-э... писатель, путешествующий на собственной яхте...

- Ну, а я-то здесь причем, путешествуйте себе на здоровье.

- Ваши головорезы захватили мою яхту и моих людей, когда мы неосторожно пристали к этому острову...

"Черт возьми, почему я до сих пор умалчиваю о Бене Ганне, то есть о Пите Борзаке?" - недоумевал Джон, но интуиция подсказывала ему, что лучше об этом молчать. Надо же хоть какой-то козырь держать в запасе. Хорошие игроки сразу все карты не выкладывают на стол.

- Кого, конкретно задержали мои люди?

- Мою жену и друга. Он доктор.

- О белом мужчине - докторе - мне докладывали, а о белой женщине доклада не было.

- Моя жена не белая женщина.

- Вы хотите сказать, что та аборигенка, которая убежала и которую мои люди все же поймали... ваша жена?

- Где она!?! (одновременно с вопросом у Джон мелькнула мысль, что, если бы на месте той малазийки он застал бы Аниту, то всадил бы в Джексона из автомата весь магазин).

- В деревне.

- В какой деревне? - глупо спросил Джон.

- У нас одна деревня.

- Вы хотите сказать, что не оставили её себе?

- Послушайте, как-вас-там, не знаю, какой вы писатель, но в людях вы разбираетесь не очень... Вы полагаете, что у вас безупречный вкус. И, если вам нравится женщина, то и во всех остальных мужчинах она должна зажигать страсть. А вот мне она, например, не приглянулась. Удивлены? А я нет. Ваша жена - полинезийка... она что, правда ваша жена?

- Мы в гражданском браке.

- Ваша жены - полинезийка. А мне нравится только определенный расовый тип. Меня возбуждают только азиатки, даже к белым женщинам я равнодушен. Я не могу... я пробовал раньше... с другими... ничего не выходит.

- Странный бзик у вас, - посочувствовал Джон.

- Странности, они потому и странности, что странны, - ответил Джексон. - Но объяснить это просто. Все наши сексуальные предпочтения закладываются в детстве, это еще Фрейд сказал... Когда я был пацаном, у нас поблизости жили две девушки. Одна азиатка - не то вьетнамка, не то китаянка или что-то в этом роде. Другая - обычная белая. Белая была чопорной, холодной и вредной. Любила помучить парня. Я сох по ней... Её звали Бренда. Бывало иду со свидания на расшарагу, яйца болят, спасу нет... Тогда бежишь к азиатке. Она давала всем, кто ни просил... Однажды Бренда уступила мне, видать, самою пробрало, так я зажал её в автомобиле. Но у меня ничего не вышло! И так было во второй раз. И в третий.

- Это классический психологический зажим, - сказал Джон Кейн. - Бренду вы любили, а к азиатке были равнодушны, а потому и не скованы - только трах и ничего больше.

- Вот именно, господин писатель, только секс и никакой любви! - такой я дал зарок себе. Но не из-за Бренды. Это была мимолетная любовь. Сибилла была моей настоящей любовью. С Сибиллой повторилось то же самое. Дело дошло до свадьбы, но все расстроилось. Сибилла назвала меня... ну, вам ясно?..

Джон кивнул, стараясь, чтобы лицо было бесстрастным.

...- Я был вне себя от гнева. В исступлении я порезал себе лицо, а потом вскрыл вены... Но меня спасли. В больнице за мной ухаживала медсестра. Азиатка. Я её трахнул прямо в палате...

У Джексона заблестели глаза, воспоминания его возбудили. Он поправил полотенце. Наверное, ему там стало тесно.

- Потом мы поженились, у нас родился ребенок - девочка. Я загремел в тюрягу по первому разу... Когда вышел, семьи у меня уже не было - ни жены, ни дочки... Оказывается, они уехали на родину.

Джон Кейн прочистил горло. Джексон это понял как намек заткнуться.

- Ну, вот, я исповедался. Теперь готов умереть. Вы где намерены меня убить - прямо здесь или выйдем во двор?

- С чего вы решили, что я вас собираюсь убивать?

- Я бы на вашем месте так и поступил, - ответил Джексон. - Вы знаете, где искать свою жену, а оставлять меня в тылу - глупо и неосторожно.

- А я вас и не оставлю у себя в тылу, - ответил Джон. - Вы будите моим заложником. Сейчас мы пойдем в деревню, возьмем мою жену, доктора, потом сядем на мою яхту... Она где, в Гостиприимной бухте?