Архивы Конгрегации

Был волчонок - станет волк

Авторы: Мария Аль-Ради (Анориэль), Дариана Мария Кантор

Краткое содержание: Основные вехи пути Максимилиана Хагнера под покровительством Конгрегации

Пробираться по горным дорогам было непросто, хотя за свою недолгую жизнь Макс успел повидать и исходить множество путей, от трактов до лесных тропинок. Впрочем, жаловаться он не привык и изменять своему обыкновению не собирался. А испытующие взгляды, которые на него нет-нет да и бросали двое его не то провожатых, не то конвоиров, только добавляли решимости не замедлять шаг и даже не помышлять о внеурочном привале. В конце концов, по всем раскладам он сильнее обычных людей, а значит, никаких скидок на возраст и малую тренированность не заслуживает. Пусть даже его сопровождающие и не знают об этом.

Под ногу попался особо неудобный камень, ко всему прочему оказавшийся еще и неустойчивым. Нога поехала в сторону, норовя подвернуться; Макс исхитрился подпрыгнуть, оттолкнувшись от коварного куска породы, чуть не упал и восстановил равновесие, только пробежав несколько шагов. Сопровождавшие его бойцы переглянулись, обменявшись молчаливыми усмешками, истинный смысл которых был понятен только им: не то "вот неуклюжий увалень", не то "а парень ничего, небезнадежен" - понимай как хочешь. Или не понимай никак, просто шагай себе дальше навстречу неизвестности. Точнее, неопределенности - куда именно он направляется, Хагнер знал, но ближайшее будущее представлял себе смутно. Хотя к этому ему было не привыкать. Дойдем - увидим.

Макс тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, поправил начавший сползать с плеча мешок и зашагал дальше, поглядывая под ноги.

К воротам тренировочного лагеря, в прошлом, судя по всему, монастыря, они добрались только к ночи. Хагнер про себя дивился тому, как его проводники - обычные люди - ориентируются в сгустившейся мгле. Сам он благодаря звериной составляющей своей сути неплохо видел в темноте, но они-то нет. Хотя, если он верно понял назначение того места, куда забрался, эти парни проводят тут столько времени, что, должно быть, и впрямь способны перемещаться здесь с завязанными глазами.

Спутники Макса обменялись парой фраз со стражниками, открывшими им ворота, и прошагали внутрь впечатляющих каменных стен.

- Ну, Хагнер, теперь обратной дороги точно нет, - подмигнул один из зондеров и махнул рукой, призывая следовать за собой: - Пойдем, передам тебя нашему старшему инструктору.

Старший инструктор зондергрупп Альфред Хауэр оказался сухощавым, поджарым мужчиной лет сорока - сорока пяти. Новоприбывшего он смерил оценивающим взглядом из-под нахмуренных бровей, махнул рукой в сторону табурета у стены, бросил "Садись" и погрузился в чтение бумаг, переданных ему Максом. Провожавший юношу боец куда-то испарился - он даже не успел уловить, когда именно.

Хагнер неподвижно замер на указанном ему табурете, дожидаясь, пока будущий наставник дочитает его сопроводительные бумаги. Что именно в них написано, он, к слову, точно не знал, хоть и имел на сей счет некоторые предположения. Месяца полтора после того, как они с майстером Гессе и его помощником оставили злополучный трактир Альфреда Велле и добрались до города, переменивший судьбу Макса и подаривший ему надежду на будущее прославленный следователь, по выражению майстера Хоффмайера, гонял курьеров в хвост и в гриву, ведя непростую переписку с руководством Конгрегации. Хагнеру довелось стать свидетелем того, как по получении ответа на одно из первых своих писем майстер Гессе едва ли не последними словами клял свою сломанную ногу, из-за которой не мог сесть в седло и отправиться на личную встречу с начальством. В подробности новые опекуны не вдавались, но тут не требовалось специальной подготовки инквизитора и многолетнего опыта дознавательской работы, чтобы догадаться, что идея "завести ручного оборотня" не вызвала у конгрегатского руководства неописуемого восторга.

По крайне скупым и редким оговоркам следователя и его помощника Максу удалось заключить, что, помимо ряда ожидаемых вопросов, ответы на которые были продуманы заранее, отец Бенедикт (именно он упоминался в разговорах чаще всего) задал и несколько непредвиденных, и на некоторые из них ответы писал майстер Хоффмайер, а не его непосредственное начальство. В какой-то момент Максу даже начало казаться, что из затеи майстера Гессе ничего не выйдет, убедить руководство в перспективности его идеи ему не удастся, и лучшее, на что сможет надеяться Хагнер - предреченные его отцом тайные подвалы и лаборатории Инквизиции. Однако же обошлось без этого: вскоре после первого в его жизни полнолуния, в которое рядом не было матери, опекавший его следователь сообщил, что все улажено и что дальнейшая судьба юноши определена и вовсе не так ужасна, как он, должно быть, себе уже вообразил. "Хотя тут я бы поспорил, - хмыкнул майстер Хоффмайер. - Несколько месяцев в ласковых руках Хауэра - то еще наказание". Его начальник на это лишь криво усмехнулся и добавил: "Осталось соблюсти еще некоторые формальности, предупредить Хауэра, но это вопрос полутора-двух недель. Скоро начнется твоя новая жизнь, Макс. Простой она не будет, но и скучной - тоже. И не вздумай раскисать или считать, что с тобой станут обращаться хуже, чем с кем-то другим в Конгрегации. Это - понятно?".

"Это" было, несомненно, понятно и еще понятнее становилось при виде выражения лица старшего инструктора зондергрупп. Скепсис сменялся удивлением, удивление - сомнением, а сомнение - заинтересованностью. Изнывающему от нетерпения Максу казалось, что за прошедшее с момента его появления время можно было прочитать бумаги раза три. Впрочем, не исключено, что именно так сидящий за столом человек и сделал. С другой стороны, сам Хагнер на его месте, наверное, еще дольше бы вчитывался. Непросто поверить, что существо, по природе своей должное быть злобным и жестоким, этой самой природе взялось противиться. И не из страха перед всемогущей Инквизицией, а просто потому, что искренне считает себя человеком. Хотя кто сказал, что в бумагах написано именно это? Быть может, там содержится совет приглядывать за ним в оба и проверять по-всякому. Если так, то это ничего, проверки он все выдержит. Главное, чтобы к делу все же пристроили.

Тем временем старший инструктор закончил шуршать свитком, отложил его в сторону и пристально посмотрел в глаза Максу. Взгляд у Хауэра был не злой, но суровый и недоверчивый. Казалось, он одной лишь силой этого взгляда хочет проникнуть в самую душу, вырвать оттуда ответы на все свои, без сомнения, многочисленные вопросы.

- Значит, ликантроп, - тяжело уронил Хауэр, поднимаясь из-за стола. И сам себе ответил: - Значит, в темноте видишь.

Макс кивнул, хоть и сомневался, что его будущему наставнику (начальнику? тюремщику?) требуется подтверждение.

- Идем, - велел Хауэр. - Два часа на отдых и ужин, потом я за тобой приду. Не успеешь поесть или отдохнуть - пойдешь голодным или усталым.

Хагнер подхватил свой мешок и заторопился вслед за стремительно шагающим инструктором по темным коридорам бывшего монастыря. Ему снова пришли на ум предупреждения майстера Хоффмайера и майстера Гессе, и теперь ему казалось, что он начинает понимать, что они имели в виду.

Хауэр вел его по каким-то переходам и лестницам. Поначалу Макс пытался запоминать дорогу, но после лаконичного "Не вздумай здесь шляться без сопровождения" бросил это занятие и принялся гадать, куда именно его ведут. Спрашивать у сурового старшего инструктора было не то чтобы боязно, но проще было унять любопытство, чем заставить себя открыть рот.

Спустя несколько минут Хауэр остановился у тяжелой деревянной двери, обитой железом, отпер ее большим ключом и толкнул.

- Заходи, - велел он. - Здесь ты будешь жить. Ужин сейчас принесут.

За дверью оказалась небольшая комната с кроватью, крепким массивным столом и парой табуретов. На столе имелась свеча и огниво. Окно в противоположной от двери стене было забрано решеткой.

"Все-таки тюрьма", - с тоской подумал Макс, озираясь. И дверь окну под стать. Эдакую махину и в зверином-то виде навряд ли выбьешь. Впрочем, после замечания про ночное зрение Хагнер уже был готов, что и свечи ему не дадут.

Пока он оглядывался, дверь захлопнулась, и Макс остался один. К своему удивлению, звука поворачиваемого в замке ключа он не услышал. Сбросив мешок на пол у кровати, юноша на цыпочках подкрался к двери и осторожно потянул за ручку. Будь он обычным человеком, "осторожно" у него бы нипочем не вышло, пришлось бы приложить изрядно усилий. А так дверь медленно и почти бесшумно приоткрылась. Макс выглянул в пустынный коридор. Инструктор уже ушел, а охрану у двери оставлять не стали. По крайней мере, он никого не видел и не слышал.

Памятуя о краткости отведенного на приведение себя в порядок времени и запрете на одинокие прогулки по коридорам, Хагнер вернулся в комнату и лег на кровать, спеша дать отдых усталым ногам. Спать не хотелось, новые впечатления, опасения, предвкушение и любопытство гремучей смесью бурлили в душе, не давая забыться сном.

Спустя четверть часа явился человек, чем-то неуловимо схожий с его охранниками-конвоирами, принес лохань, изрядный кувшин с водой и простой, но сытный ужин.

- Спасибо, - поблагодарил Макс.

Вошедший поглядел на него с легким интересом, криво усмехнулся и вышел, так и не проронив ни слова.

Хагнер пожал плечами, наскоро ополоснулся и принялся за еду. Он только сейчас понял, насколько проголодался.

Старший инструктор зондергрупп появился, как и обещал, ровно через два часа, когда усталость, наконец, взяла свое, и Макс только-только начал задремывать. Подскочив как ужаленный, он поспешно принялся обуваться и натягивать куртку. Хауэр ждал, не говоря ни слова, затем жестом поманил его за собой.

Они прошли по еще нескольким коридорам и лестницам, пока не оказались на улице. Хауэр указал на неровную, но очень утоптанную тропинку, змеящуюся вокруг здания монастыря, и велел:

- Бегом!

Повалившись на четвереньки в подсыхающую грязь, Макс мимоходом порадовался, что не завтракал. Иначе удобрять бы ему апрельскую слякоть свежесъеденной пищей. А он-то, дурак, полагал, что вынослив... И что это вчера ночью его гоняли до изнеможения. Вот до этих самых четверенек и спазмов в горле. А потом констатировали "Неудовлетворительно", велели подняться, отдышаться и шагать на плац, где и было произведено форменное избиение. Сперва инструктор выдал ему меч, сам вооружившись таким же. Но стоило Максу пару раз взмахнуть оружием, как майстер Хауэр велел убрать меч с глаз долой, если он еще не научился при обращении новые руки-ноги отращивать. Дальше дрались врукопашную, и никакая нечеловеческая сила и ловкость не помогали. Валялся Макс по всему плацу, как куль по амбару. Всю грязь собрал.

- Встать, - раздался откуда-то сверху суровый глас инструктора. - Отдышался - бегом дальше.

- Я... не могу... больше... - натужно прохрипел Макс, который не то что не отдышался, а едва перестал помышлять о том, чтобы лечь в благословенную весеннюю грязь всем телом, как порядочная свинья, и пролежать так хотя бы ближайшие пару часов.

- Болтать можешь, значит и бежать в состоянии, - безжалостно отрезал Хауэр. - Поднимайся, волчонок. Слабак и неуч Гессе, и тот дольше держался.

Хауэр несколько кривил душой. Приведенный в пример "слабак и неуч", он же самый упрямый и выносливый из попадавшихся ему новичков, держался дольше после пары месяцев тренировок. Но Хагнеру об этом знать было неоткуда, а нелицеприятная характеристика, выданная инструктором, совсем не вязалась с образом прославленного следователя, на его глазах вполне успешно противостоявшего ликантропам, но тратить и без того сбитое дыхание на возражения и уточнения он не стал. Собрав все силы, дабы не ударить в грязь лицом в прямом и переносном смысле, Макс с трудом, пошатываясь, поднялся и потрусил на шестнадцатый круг по успевшей уже опостылеть тропинке.

Вчера вечером ему казалось, что он понял смысл предупреждений и переглядываний майстера Гессе с помощником. Сегодня ему казалось, что вчера он был юн и наивен и не понимал ровным счетом ничего.

* * *

К концу недели Макс окончательно освоился с распорядком - точнее, с почти полным его отсутствием. Тренировки начинались и заканчивались в любое время дня и ночи и продолжались неопределенное время. Неизменным оставалось лишь полное изнеможение по окончании (по окончании, а не в тот момент, когда разум в отчаянии вопил, что тело больше ни на что не способно) да суровый голос инструктора, требующий встать и продолжать.

Хагнер смирился и к третьему дню забыл про "я не могу". Понял, что инструктора этим не проймешь, а пустой скулеж и жалоба только заставляли чувствовать себя слабаком. Если майстер Хауэр считает, что для достижения результата нужно выкладываться до последнего издыхания, значит, так оно и есть. В конце концов, он старше и опытнее. Ему виднее.

На пятый день он перестал скалиться на "Волчонка", как честил его все тот же Хауэр, и вяло возражать "я человек".

- Ты, - сказал ему инструктор в ответ на очередную попытку возмутиться, - не оправдывайся. Ты, парень, ликантроп. А тебе с зондерами работать. Таких, как ты, они привыкли убивать, а не доверять прикрывать спину. От вашего яда... и не дергайся, - оборвал очередную попытку возмущения майстер Хауэр. - Знаю, ты "не такой, как они". Но это я твои бумаги читал, и то только личное знакомство с Гессе заставляет меня в это поверить. Так вот, от укусов твоих сородичей моих парней погибло столько, что у каждого живого найдется к оборотню счет за погибшего товарища. И они, парень, прежде чем с тобой работать согласиться, будут тебя проверять. На износ. До слез и кровавых соплей. И если ты станешь обиженного ребенка изображать, сожрут тебя с потрохами и хвостом. А потому запомни: у тебя, Волчонок, есть два выхода. Выход первый: ты можешь драться... Точнее, пытаться драться. С такими умениями, как у тебя сейчас, любой зондер от тебя мокрое место оставит. И, поверь, сделает это с превеликим удовольствием. Некоторого уважения ты этим добьешься. Если жив останешься. Выход второй: отшучиваться. Зубоскалить, подтрунивать в ответ. Главное, не показывать, что их выпады тебя задевают. Парни у меня в основном с юмором, хорошую шутку ценят, как и простое обращение. Станешь своим - никто и не вспомнит, какого ты роду-племени. Понял?

Макс понял. Теперь к задаче "встать и бежать дальше" добавлялась необходимость достойно реагировать на подколки. Легче всего было просто удерживать безразличную мину. При такой степени усталости это было скорее облегчением, чем трудностью, но не было выходом и не приносило пользы. Макс это понимал и старался, как мог.

А во время краткого отдыха инструктор рассказывал. Рассказывал разные интересные вещи, например, про загадочное "озарение", после которого ты можешь бежать сутки напролет с тяжеленным мешком на плечах и не чувствовать усталости. Поначалу Хагнер не верил, потом решил во что бы то ни стало достичь озарения как можно скорее. В какой-то момент он даже испугался, что если не сделает этого достаточно быстро, майстер Хауэр просто откажется его учить. Кому нужен такой слабак и неумеха, который устает раньше, чем толком начинается обучение?

Кстати, сам старший инструктор наверняка достиг и другого озарения, которое позволяло ему проводить возле Макса бесконечные часы, как будто он единственный ученик в этом лагере. В том, что это не так, он был абсолютно уверен, хотя откуда именно взялось это знание, он сказать не мог.

Ритм жизни в альпийском лагере был таким непривычным, насыщенным и малопредсказуемым, что в какой-то момент Макс начал терять счет дням. Однако природа скоро исправила сию оплошность юноши: не ощутить приближение полной луны он не мог. Чем больше округлялось ночное светило, тем сильнее обострялись все чувства молодого вервольфа. Слух, и без того более тонкий, чем у обычного человека, улавливал звук шагов старшего инструктора за дверью почти на минуту раньше, чем обычно, различить утоптанную тропинку вдоль монастырской стены в плотных вечерних сумерках не составляло уже никакого труда, а чтобы понять, что именно готовится сегодня на обед, достаточно было один раз потянуть носом, проходя мимо кухни.

Подступающее полнолуние Макса тревожило. Оно было уже третьим после смерти матери, однако два предыдущих рядом находились майстер Гессе и майстер Хоффмайер, которые видели, как справлялась с ним мать, и знали, что делать. Теперь и они далеко, и рядом только Альфред Хауэр, способный свернуть такого, как он, в бараний рог даже в зверином обличье, но знающий ли, как обезопасить от зверя окружающих и себя самого?

На тренировку за два дня до полнолуния Макс вышел погруженным в свои мысли и переживания, что не замедлило отразиться на результатах. Он забывал о дыхании, о правильном ритме, встряхивался, вспоминал, снова отвлекался...

- Нет, Волчонок, это никуда не годится, - постановил инструктор непререкаемо, когда задыхающийся Хагнер сполз по каменной стене после всего лишь восьмого круга пробежки. - Вытряхни из своей ушастой головы все лишние мысли. Тебе пока требуется постоянно думать о том, как ты дышишь. Это неправильно, но пока без этого никак. А ты о чем думаешь?

- О полнолунии, - глухо отозвался Макс, глядя в землю.

- Ах, вот оно что, - усмехнулся Хауэр. - Небось, гадаешь, что с тобой будет этой ночью? А ничего нового. Дверь и мебель в твоей комнате крепкие, решетка на окне - тоже. А вот задание тебе на сегодняшнюю и четыре последующих ночи особенное: учись помнить, кто ты. Не только днем, но и после восхода луны. А днем - помнить, кем был ночью. Понял? А теперь выбросить лишние мысли и марш еще пять кругов. Бегом!

До своей комнаты Макс дополз уже затемно. До восхода луны оставалась еще пара часов, это он чувствовал всем своим существом. Их он потратил на краткий отдых после долгой, изнурительной тренировки, ужин и, наконец, приведение мыслей в порядок по заданию майстера Хауэра. Последнее, разумеется, оказалось самым сложным. Он вспоминал мать, почти каждый месяц стягивавшую все его тело прочной веревкой и оберегавшую не столько весь мир от него, безумного зверя, сколько его - от всего мира. Вспоминал, как три месяца назад впервые слышал вой, который только он мог безошибочно отличить от волчьего. Вспоминал, как стоял, обвешанный железом с головы до ног, и смотрел в лицо твари, даже в человеческом обличье остававшейся зверем, бросившей его мать еще до его рождения, затем убившей ее, а теперь звавшей его, Макса, стать таким же. При этом воспоминании в душе вскипала злость - жгучая, тяжелая, нечеловеческая, - и подавить ее стоило немалых усилий. К тому же, его все больше охватывало возбуждение, обычное перед трансформацией, и от этого думать, а тем более контролировать свои мысли становилось еще тяжелее.

"Я человек, - твердил про себя Макс. - Я человек, все остальное - второстепенно. Я сильнее, чем зверь...".

Он едва не пропустил начало превращения, опомнившись, лишь когда знакомая боль скрутила все тело, ломая и складывая по-новому кости, мышцы, кожу, горным водопадом смывая все мысли, воспоминания, намерения. Волк вспрыгнул на лапы, коротко, глухо взрыкнув вслед отступающей боли, и вскинул морду к окну, сквозь которое светила почти полная луна.

Утром, вернувшись в человеческое обличье, Макс пару минут сидел неподвижно, обхватив себя за плечи и пытаясь припомнить, почему же он оказался на столе. Память сопротивлялась отчаянно, однако постепенно разум начал вяло отзываться на упорные попытки Хагнера до него достучаться. Смутные, расплывчатые образы приходили неохотно и норовили ускользнуть, но Макс вцеплялся в них зубами, не давая раствориться слишком быстро.

Холодный камень под лапами. Камень со всех сторон. Ловушка! Дерево. Теплее и мягче камня. Но на дереве - железо. Обжигает. Бежать от него! Воздух. Где воздух - там выход. Там свобода. Там луна. Добраться туда! Высоко. Забраться выше. На пути преграда - опять железо! Выхода нет... не выбраться...

Макс потряс головой, возвращаясь в реальность. Слез со стола, медленно натянул одежду и прошагал к двери. Присел на корточки, критически осмотрел глубокие борозды между двумя горизонтальными железными полосами. Вздохнув, выпрямился, прошелся по комнате и присел на кровать. Спать не хотелось. Непривычные смутные образы снова вспыхивали в голове, путались с мыслями человека. Он смог что-то вспомнить, впервые настолько четко...

Приближение Хауэра юноша почувствовал задолго до того, как во впервые со дня его приезда запертом замке повернулся ключ, и дверь распахнулась.

- Вставай, - махнул рукой старший инструктор.

Макс повиновался молча. Коридоры старого монастыря, лестницы, крыльцо. Набившая оскомину тропинка вдоль стены. Кажется, он сорвался с места за полмгновения до ставшего привычным "Бегом!".

- Вставай, Волчонок, - скомандовал неумолимый майстер Хауэр, и Макс с трудом вскарабкался на ноги. - Послушай-ка меня внимательно, парень, - негромко заговорил инструктор. - Ты ведь не простой человек. Этой ночью ты был зверем. Волком. А ты когда-нибудь задумывался, как бегает волк? Вижу, не задумывался, а зря. Вот тебе еще одно задание на ближайшие ночи. Если поймешь, в чем суть, вот тогда и придет озарение. Нет, ты сейчас не вспоминай, не отвлекайся. Бегом три круга и на плац.

Как бегает волк? Он должен это знать, тут Хауэр прав, ведь не все же ночи полнолуния он провел связанным или запертым. Вот только как вспомнить, а потом еще и повторить это в человеческом обличье?

С этой мыслью он просидел до самой ночи и восхода луны. А наутро, вновь обретя разум, обнаружил себя посреди своего скромных размеров обиталища с ощущением прерванного бега.

Сесть. Собраться. Вспомнить, как это было.

Лапы мягко отталкиваются от пола, подбрасывая все тело вверх. Распластаться в воздухе, не напрягая ни единого мускула. Каменные плиты несутся навстречу - выставить лапы и в последний миг напрячься ровно настолько, чтобы не удариться о холодный пол, а мягко опуститься... Так просто, так естественно.

К несчастью то, что "просто и естественно" для зверя, человеку так легко даваться не спешило. Ни в этот день, ни назавтра. Лишь в следующее полнолуние ему удалось усвоить звериную науку.

Неровная тропка бежит, сама ложится под ноги. Волк бежит, после каждого шага расслабляясь всем телом. Он сейчас не волк, но это неважно. Неважно даже то, что ног у него не четыре, а всего две. Он бежит, вдыхая прохладный горный воздух, который сегодня не обжигает пересохшее горло, а лишь приятно холодит лицо.

Макс стоял под перекрестным огнем четырех настороженных, напряженных взглядов и старался сохранить невозмутимость. Со дня, когда он впервые ступил во двор тренировочного лагеря Конгрегации, прошел уже год с лишним, и большую часть этого времени он провел именно здесь под чутким руководством Альфреда Хауэра, однако ни разу не встречался на дорожке или плацу ни с кем другим. До этого дня.

- Вервольф, значит... - с неприкрытой неприязнью проговорил зондер, стоявший в ряду вторым справа. - Майстер Хауэр, я не стану спрашивать, с какой радости подобную тварь решили держать на сворке, да еще и на операции брать - не нашего это ума дело, - а все ж как нам с ним работать предполагается? Три недели на вольном выгуле, неделю в клетке?

Сохранить спокойное выражение на лице стоило некоторых усилий, однако не таких уж огромных, за что следовало благодарить все того же старшего инструктора зондергрупп, который снова оказался кругом прав.

Последний, к слову, на вопрос отвечать не спешил, со значением глядя на Хагнера, мол, попробуй-ка сам.

- Лучше в лес выпускать. Глядишь, к утру зайчика принесу...

Двое парней, стоявших слева, тихонько хмыкнули, обменявшись взглядами.

- Ну да, мы тебя в лес, а ты полгруппы положишь, потому как крышу сорвет и кровушки захочется? - еще более недружелюбно отозвался тот же зондер, теперь уже глядя прямо на Макса.

- Я ручной, своих не кусаю, - беззлобно усмехнулся Хагнер.

- Вот только кто для себя свои? - недобро сощурился крайний справа боец.

Макс кивнул на Хауэра:

- Вот он, например. И те, на кого он укажет.

Теперь четыре недоверчивых взгляда уперлись в старшего инструктора, и тот наконец подал голос:

- Парень верно говорит. Полностью он себя пока не контролирует, но своих от чужих и впрямь отличает.

- Пока? - негромко уточнил молчавший доселе зондер, крайний слева. - А потом будет?

- Будет, - кивнул Хауэр. - Когда еще подрастет.

- А какая нам с него тогда польза пока? - не унимался первый боец. - Тебе годков сколько, щенок? Семнадцать?

- Волчонок, - поправил Макс, оскалившись в усмешке. - Мне шестнадцать.

- Тю! - пренебрежительно поморщился зондер. - Сопляк.

- А ты проверь, - негромко предложил Макс и поймал одобрительный взгляд майстера Хауэра.

Зондер коротко глянул на старшего инструктора, дождался ответного кивка и сорвался с места. Оружие он доставать не стал, видимо, надеясь управиться и так.

Двигался он стремительно и почти бесшумно. Будь Макс обычным подростком, у него не было бы ни единого шанса не то что выйти победителем, а хотя бы остаться в сознании. Но обычным человеком он не был, а потому первый удар пропустил мимо себя, плавно шагнув в сторону, второй принял на блок и тут же ударил сам, просто и прямо, но сильно. Разумеется, противник от атаки закрылся, но Хагнер и не рассчитывал достать его с первого же раза. Силы все еще были неравны - зондер был выше и сильнее, не уступая Максу в скорости, а то и превосходя его. На стороне Хагнера оставался меньший вес и, как следствие, большая изворотливость. Соперники кружили по неровной площадке, ритм и темп боя постоянно менялся. Пару чувствительных ударов Макс пропустил, но и сам все же сумел достать противника.

- А Волчонок неплох, - одобрительно заметил один из зондеров, наблюдавших за схваткой.

Противник Макса только фыркнул и снова ринулся в атаку, от которой юноша едва успел уклониться так, чтобы удар прошел всего лишь по касательной. Подловив момент, Хагнер метнулся зондеру под ноги, намереваясь подсечь под колени. От подсечки боец ушел, но запнулся о резко выброшенную вперед ногу Макса, потерял равновесие и был вынужден перекатиться по площадке.

- Довольно, - коротко скомандовал Хауэр, и парень, уже собиравшийся возобновить бой, с явным сожалением отступил на шаг. - Поразмялись, и будет. А теперь пора и делом заняться.

Когда боль обратного превращения отступила, а кости и мышцы вновь выстроились в человеческое тело, Макс привычно замер на минуту, закрыв глаза и обхватив себя руками за плечи. Вся группа знала, что в такие мгновения его не надо тревожить, вот и сейчас к нему не спешили подойти.

Он уже года полтора как научился помнить, что делал в облике зверя, но привычка собираться с мыслями после трансформации, тщательно перебирая и фиксируя в человеческой памяти события прошедшей ночи, осталась.

Его давно перестали связывать или прогонять в лес по ночам в полнолуние. До полного осознания себя в волчьей шкуре было еще прискорбно далеко, однако теперь Макс умел уже не только отличать своих от чужих, но и выполнять несложные команды. Это порождало бесконечное количество шуточек на тему "волчонка на сворке" и прочего "волка Господня", но, как и предсказывал майстер Хауэр, шутки давно перестали быть злыми. Хагнера в группе любили. Даже Якоб Шрёдер, потерявший лучшего друга из-за укуса ликантропа, первым пожелавший проверить два года тому назад, на что способен "щенок", перестал цедить слова сквозь зубы и глядеть на него, как на врага.

- О! На человека стал похож, - поприветствовал Макса Карл, когда тот оделся и вышел к остальным.

- Этой ночью он приходил к лагерю, - сказал Хагнер, не отвлекаясь на лишний треп. Он чувствовал себя виноватым, а потому хотел поскорее предупредить о возникшей проблеме. - И он меня учуял. Ушел в лес и теперь будет осторожничать... Следующей ночью я смогу пройти по его следу! - добавил он, стараясь оправдаться.

- Учуял? - нахмурился Дитер. - Уверен?

Макс кивнул.

- Значит, надо добивать, - констатировал зондер. - Пока он своим не растрезвонил, что у нас тут его собрат в стае бегает.

- И ждать до ночи нечего, - поддержал Карл. - Зачем нам драться с тварью в полной силе? Попробуем его выследить, пока он на двух ногах передвигается. А уж если не получится, тогда дождемся ночи и понаблюдаем собачьи бои.

Им повезло: выследить логово вервольфа, по чью душу зондергруппа и явилась в эти края третьего дня, удалось к вечеру. В качестве лежки, как выражался остряк Эрих, сородич Макса выбрал заброшенную сторожку лесника. Место было глухое и безлюдное, однако деревня располагалась недалеко, во всяком случае для зверя.

- Сколько у нас времени? - тихо спросил Карл, из-за куста разглядывая нежилой на вид домик.

- Часа три, - так же тихо отозвался Хагнер, даже не взглянув на небо.

- Отменно, - удовлетворенно кивнул зондер. - Не чуешь, он дома?

- Далековато... Была бы ночь, я б почуял, а сейчас точно не скажу.

- Ладно, сейчас проверим. Команды только дождемся...

Они замолчали, вслушиваясь в тишину леса и вглядываясь в сгущающиеся летние сумерки. Сигналом к началу операции должен был стать трижды повторенный через равные промежутки времени хруст веток с противоположной от них стороны сторожки. Условный знак был подан примерно через четверть часа.

Уже подбегая к домику, Макс понял с отчетливостью, что его обитатель находится внутри и - главное - в зверином облике. Как именно он определил последнее, Хагнер не смог бы сказать, но сейчас это было неважно.

- Он превратился, - успел бросить Макс, прежде чем Карл одним ударом вышиб дверь, а с обратной стороны строения кто-то вынес окно.

Зондеры тут же отступили от открытых проемов, и с обеих сторон в темноту полетели железные арбалетные болты. Внутри послышался шорох. Через некоторое время обстрел прекратился. Следующая минута показала, что план был рассчитан верно: сочтя, что теперь стрелкам потребуется время, чтобы перезарядить арбалеты, тварь темно-серым вихрем вылетела из дома, явно намереваясь прорваться в лес. Навстречу зверю свистнули два припасенных именно на такой случай болта, один из которых угодил в цель. Волк коротко взвыл, поджав раненую лапу, и бросился вперед с отчаянной решимостью.

Макс и Дитер оказались у него на пути одновременно. Два железных клинка сверкнули в пробившихся сквозь кроны лучах закатного солнца. Волк отпрянул назад, намереваясь обойти возникшее препятствие сбоку, но Хагнер успел извернуться почти звериным движением и всадить меч в бок твари. Подоспевшие с другой стороны зондеры довершили дело в считанные мгновения.

Когда Макс подошел и присел к костру, у которого расположились бойцы, его встретили вопросительные взгляды.

- Ты чего, Волчонок? - осведомился Дитер, глазами указав на железные цепочки на шее и запястьях Хагнера.

- Не хочу сегодня, - передернул плечами тот. - Иногда можно. Вот и пользуюсь.

- Ты сегодня молодец, - хлопнул его по спине Якоб. - Заслужил человеческое общество. Будешь? - он выразительно кивнул на бутыль, стоявшую невдалеке от костра.

Макс только фыркнул и чуть качнул головой.

- А зря, - заметил зондер, тяжелее всего принявший товарища-ликантропа. - Тебе, похоже, не мешало бы.

Макс молча пожал плечами, но сунутый под руку стакан все же взял и отхлебнул огненной жидкости.

- Нелегко, наверное, убивать таких, как ты сам, да? - негромко произнес Дитер, глядя на Хагнера с неподдельным участием; тот вскинул голову и посмотрел зондеру прямо в глаза:

- Нет, Дитер. Они не такие, как я, вернее, это я не такой, как они. Я так решил три с половиной года назад и о решении своем ни разу не пожалел.

- А почему ты так решил? - почти шепотом спросил Якоб. Должно быть, давно хотел задать этот вопрос, но не мог найти предлог.

Макс глотнул еще обжигающего пойла и перевел взгляд на Якоба:

- Три с половиной года назад меня разыскал мой, с позволения сказать, отец. Хотел забрать в свою стаю, чтобы я жил с себе подобными. Только перед этим он убил мою мать, которая зачем-то пошла с ним разговаривать... И искренне недоумевал, почему я так горюю о никчемной человеческой женщине.

Он замолчал, сделал глоток, оказавшийся слишком большим, коротко закашлялся и продолжил в повисшей тишине:

- Я отказался уходить с ним. И убил одного из его прихвостней. А потом уехал с майстером Гессе. Чтобы помогать выслеживать и уничтожать таких, как мой папаша.

- Гессе, - со странной интонацией протянул Дитер. - Действительно, кто еще мог добыть Конгрегации этакое приобретение.

- Прости, Макс, - непривычно тихо произнес Якоб.

- Брось, - отмахнулся Хагнер, глядя в огонь.

Макс привычно задвинул засов. Так зверю точно не открыть дверь. Он давно и полностью контролировал себя в волчьем теле. Вот уже больше двух лет Хагнер мотался по Империи в составе зондергруппы и давно не уходил в лес под полнолуние. Но почему-то все еще цеплялся за старую привычку.

Сегодня была важная ночь. Этим утром он впервые настолько четко поймал чувство контроля над обратным превращением, прочувствовал и запомнил ощущение толчка и изменения, а не только привычную, хоть и сократившуюся до считанных мгновений, боль. Сегодня он собирался попробовать превратиться обратно в человека по собственному желанию.

Луна показалась из-за горизонта. Короткий миг боли, и вот он уже стоит на четырех мощных лапах. Несколько шагов туда и обратно по комнате. Собраться с силами, вдохнуть поглубже, вспомнить ощущения прошлого утра и... ничего. Четыре лапы по-прежнему стоят на полу, хвост в волнении бьет по бокам.

Не расслабляться. Еще раз. Сосредоточился, вдохнул...

И еще раз.

И еще.

И еще...

До изнеможения. До тумана в мыслях и боли в груди.

И вдруг, на неведомо какой попытке вспышка боли - и вот он стоит на двух ногах, смотрит на мир человеческими глазами, впервые за много лет глядя ими на полный лунный диск в окне.

Дрожащими от усталости и потрясения руками он натянул штаны и рубаху, обулся и со второй попытки отодвинул засов. Прислушался к себе. Зверь недовольно ворочался внутри, намекая, что сейчас его время, но попыток вырваться не предпринимал, признавая руку вожака. Хагнер распахнул дверь и вышел в коридор, впервые нарушив запрет ходить по лагерю в одиночку.

Дойдя до комнаты майстера Хауэра, он постучал и, дождавшись приглашения, вошел. Несколько секунд старший инструктор изучал его пристальным взглядом, затем проронил:

- Ну, здравствуй, Волк.