Аппарат смерти

В 2OOO-OM ГОДУ

В Париже, Лондоне, Берлине, Москве, Вене, Риме, во всей Европе развевались голубые флаги с вышитыми на них золотыми буквами «С. С. Е. Р.» — «Свободный Союз Европейских Республик».

Была середина декабря.

Везде шли деятельные приготовления к рождественским праздникам.

К городским аэростанциям то и дело подлетали аэробусы с подарками и лакомствами для детей. На одних были игрушки из Нюренберга, на других — фрукты из Валенсии и Смирны, на третьих — цветы из Ниццы, с Канарских островов, с берегов Ганга. На особых аэромоторах привозили баллоны с конденсированным воздухом Ривьеры, Крыма, Тасмании.

Телевизифон работал вовсю. Иван Сергеевич Карпатов, которому Московская городская управа поручила устройство рождественской елки, совсем захлопотался. Он без конца вел переговоры с появлявшимися на экране в его кабинете директорами театров, артистами и артистками, певцами, певицами, представителями отдельных городов. Надо было выработать общую программу, столковаться относительно целого ряда деталей.

Уловив момент, когда на экране никого не было, Иван Сергеич зажал кнопку телевизифона.

— Дайте мне, пожалуйста, метеорологическую станцию!

Несколько секунд спустя на экране выступил кабинет директора этой станции.

Он ласково кивнул головой.

— Здравствуйте! Чем могу служить?

— Скажите, пожалуйста: какая завтра перед вечером будет температура?

— Между 13 и 15 градусами ниже нуля!

— Этак у нас дети мерзнуть будут. Потрудитесь свести температуру до трех градусов.

— К вашим услугам.

— И, пожалуйста, чтоб снег не падал!

— Слушаю!

Едва исчез с экрана кабинет директора метеорологической станции, раздался сигнальный звонок — и на экране выступила огромная аэроторпеда, у волана которой сидела закутанная фигура.

— Честь имею! — заговорила она. — Летчик Громов. Нахожусь со своим «Орлом» за пределами притяжения земли, по пути на Луну. Мой привет детям, которые соберутся завтра вокруг елки. Если полет мой удастся, я привезу им в подарок образчики лунной флоры… Быть может, даже целую елку…

На другой день к вечеру почти все уже было готово.

Иван Сергеевич отдавал последние распоряжения. В огромном думском зале суетились стальные роботы, одетые в зеленые куртки с блестящими пуговицами и такого же цвета узкие брюки со штрипками, с плоскими форменными бескозырками на голове. Они размещали в вазах последние, только что доставленные цветы, хлопотали у нак-крытых столов, у огромной поставленной в центре елки. Покончив с приготовлениями, каждый из них занял заранее предназначенное ему место, — кто у столов, кто у теле-визифона, кто на богато декорированной флагами и цветами трибуне для почетных гостей. Десять роботов двумя рядами выстроились у главного входа и скромно ждали дальнейших приказаний.

Как только Москву стали окутывать сумерки, на центральной световой станции зажгли искусственное солнце. В городе стало светло, как в самый ясный солнечный день. Надвинувшаяся с востока темная снеговая туча была немедленно рассеяна с помощью особых радиоэлектронов.

Температура медленно повышалась, и уже к пяти часам пополудни термометр показывал всего лишь три градуса ниже нуля. Звезды, которые засверкали было на спокойной глади воздушного океана, испугались света искусственного солнца и нырнули в небесные глубины.

Где-то за высокими и далекими горами притаилась ночь, которая бледнела от злости, видя, как злейший ее враг, свет, занимает ее место.

Коля Горелов собирался лететь вместе с отцом на елку. Он весь дрожал от нетерпения.

— Мы так долго копаемся, что опоздаем! — волновался он.

— Успеем, еще рано! — успокаивал его отец.

— Да, рано! Смотри, вот!

Он нажал у подзеркальника кнопку — и тотчас же на стене выступил освещенный циферблат часов главной обсерватории.

— Видишь, уже три четверти пятого, а начало в пять!

— Не беда! Мы долетим в несколько минут.

Коля уже надел свой летательный пояс. Скоро был готов и отец. Прежде чем вылететь, он проверил, все ли у Коли в порядке.

— Затяни потуже пояс! — сказал он. — И поставь на малую скорость. Нечего пороть горячку! А на какую высоту ты поставил?

— На двести метров.

— Не к чему так высоко забираться! Поставь на 75.

— Этак еще за крыши цепляться будешь! — ворчал Коля, но подчинился.

Еще через минуту оба вышли на просторный балкон, служивший в то же время аэростанцией.

— Раз, два, три! — скомандовал отец. — Летим! Держись рядом со мной!

Оба нажали кнопки на своих летательных поясах — и в то же мгновение отделились от балкона. Поднявшись на несколько десятков метров над крышами домов, они полетели по направлению к Городской думе.

Впереди и позади их, над ними и под ними летели, точно гигантские птицы со сложенными крыльями, взрослые и дети. Большинство держалось на одной приблизительно высоте, так что летающие часто почти касались друг друга. Воздух оглашался возгласами: «Правей! Левей!» Знакомые обменивались приветствиями, махали друг другу шляпами, платками. Увидев летевшую впереди компанию одноклассников, которая издавала такие воинственные крики, точно собиралась в атаку на невидимого врага, Коля стал так неистово размахивать фуражкой, что уронил ее, и она упала на какую то крышу.

Он то и дело узнавали знакомых:

— Папа, смотри, Петя Малинин! Направо… А внизу, метров тридцать под нами, Маша Сивцова. Летит, как курица! Еще на проводах повиснет… А вот и Васильев Женя… Впереди. Видишь? Папочка, можно мне догнать его?

— Ну уж Бог с тобой, догоняй!

Коля нажал на своем поясе еще какую-то кнопку — и в несколько секунд опередил отца на добрую полусотню метров.

— Васильев! — неистово кричал он, приложив руки рупором ко рту. — Держись! Лечу на тебя!

Скоро оба мальчика летели рядом.

Отец догнал Колю только уж над думским аэродромом, над которым, словно стая грачей над полем, носились сотни детей и взрослых.

Распорядители с помощью роботов регулировали спуск.

Описав для форсу совершенно не входившую в программу восьмерку, Коля плавно спустился рядом с отцом на усыпанный гравием помост аэродрома.

Перед входом в зал роботы отбирали у гостей летательные пояса. Один из них все время выкрикивал:

— Кто пронесет в зал запасной пояс, лишен будет подарков! Запрещено подниматься в зале на воздух!

С помощью особого изолятора, думский зал оставался вне действия искусственного солнца.

Купол изображал ночное небо. Бледным, голубоватым светом светила луна, мерцали, таинственно подмигивая, звезды разных величии.

Дети возбужденно выкрикивали названия звезд и созвездий.

— Венера! Марс! Меркурий! Сириус! Большая Медведица!

Находившийся в зале директор главной обсерватории, в ожидании, пока зажгут елку, стал рассказывать детям о чудесах неба, о жизни далеких миров, этих таинственных кораблей, плывущих по океану Вечности.

— Вселенная для нас все еще остается загадкой, — говорил он своей жадно слушавшей аудитории. — Но мы все же сделали в этой области крупные успехи, и скоро, быть может, осуществится наша заветная мечта о полете на Марс. Правда, пробные полеты на аэроторпеде профессора Брауна цели далеко еще не достигли, но они показали, что она вполне пригодна для полетов в безвоздушном пространстве. И я твердо убежден, что раньше или позже люди все же попадут на Марс. Это будет первый этап на великом пути в необъятный Божий мир….

В это мгновение луна и звезды на куполе погасли, и сотнями огней вспыхнула елка.

На огромном, занимающем почти всю переднюю стену экране выступила эстрада Большой Парижской оперы с сидевшим на ней оркестром — и зал огласился торжественными звуками популярной оперы «Да здравствует жизнь!».

Это был как бы сигнал к открытию праздника.

Один номер богато составленной программы следовал за другим. На экране появлялись артисты, певцы, музыканты из Риги и Милана, Берлина и Лондона, Вены и Стокгольма. Их видели и слышали так, как если б они играли тут же, в зале.

Гвоздем программы была разыгранная детьми комедия под названием «Полет на Марс».

Группа школьников, в возрасте от 10 до 14 лет, решила тайком полететь на Марс. Они ночью забрались на аэродром, где стояла совершенно готовая для отлета в безвоздушное пространство аэроторпеда профессора Брауна, уселись в нее, нажали рычаг — и она стремительно взмыла кверху.

Во втором акте изображена была внутренность аэроторпеды. Дети-актеры визжали от страха, катались по полу, судорожно цеплялись за что придется, — все это под оглушительный хохот детей-зрителей. Наконец, один из актеров случайно нажал на рычаг спуска — и аэроторпеда стала с головокружительной быстротой спускаться вниз.

В третьем акте она спустилась уже на какой-то деревенский двор, — и из нее, точно горох из прорванного мешка, посыпались пассажиры. Визг, крик, мольбы о помощи. Взбудораженные свиньи, гуси, утки, куры тоже кричали на все голоса. Потом на сцену явились привлеченные шумом крестьяне и, узнав, в чем дело, за уши повели горе-путешественников в деревню.

Был уже десятый час ночи, когда Коля с отцом прилетел домой.

В устроенной на елке потешной лотерее он выиграл билет на полет на Марс и обратно.

— Как ты думаешь, папа? Скоро можно будет туда полететь? — спросил он, раздеваясь.

— Выспаться ты, во всяком случае, успеешь, — ответил отец. — И я очень советую тебе тотчас же идти в постель: дорога-то предстоит дальняя!

Долго в эту ночь не мог Коля уснуть: все думал об аэроторпеде профессора Брауна, о далеких таинственных мирах, о полетах в безвоздушное пространство.

А когда сон, наконец, смежил глаза его и подхватил его в свои объятия, Коля с головокружительной быстротой понесся, в великолепной аэроторпеде, прямиком на Марс.