Аппарат смерти

ПРЕСТУПЛЕНИЕ ТОМА ГРАНТА

Элеонора Грант встала в скверном настроении: муж ее улетел по делам в Париж, и она безумно скучала в этом осточертевшем ей Лондоне. Обещал вернуться через день, но прошло уже больше недели, а его все нет.

Накануне вечером он по радио сообщил ей, что произошла новая задержка: какие-то недоразумения на фабрике радиомоторов. Он не может уехать, пока дело не уладится. Ужасно досадно!

Странно, что он сегодня еще не пожелал ей доброго утра! Обычно он около 9 часов будит ее из Парижа по радио, делится впечатлениями, говорит о своих планах на предстоящий день. Теперь уже половина одиннадцатого… Странно, очень странно…

Она решительно подошла к радиоскопу.

— Я должна узнать, в чем дело! — вслух сказала она.

На одном циферблате радиоскопа она поставила стрелку против надписи «Париж», а на другом перевела четыре различные стрелки на цифры 2, 7, 5, 3 — 2753. Это был номер, по которому можно было сноситься с ее мужем в Париже.

Элеонора Грант, стоя перед аппаратом, лукаво усмехнулась. Она сначала пошпионит за мужем, а потом вдруг скажет: «Здравствуй, Томми! У тебя в комнате ужасный беспорядок!» То-то он будет удивлен!

Мысль эта ей так понравилась, что ее скверное настроение как рукой сняло. «Теперь, Томми, держись! Я тебя сейчас накрою!» — весело подумала она.

«А вдруг у него радиоприемник закрыт», — мелькнула у нее мысль. — «Сейчас увидим…»

Элеонора нажала кнопку. На одном из циферблатов выступил светлый кружок.

«Его приемник открыт! — обрадовалась она. — Наверное, говорил с кем-нибудь и забыл закрыть. Это с ним бывает…»

Она сняла выключатель, поднесла к глазам трубку радиоскопа — и застыла на месте, как если б ее хватили дубиной по голове. То, что она увидела… Неужели это возможно?!.. В дальнем утлу кабинета, на софе, сидел ее Томми, держа на коленях какую-то женщину!

Рука Элеоноры судорожно сжала трубку. Перед глазами у нее пошли красные круги, ноги подкосились. Но минуту спустя она уже вполне овладела собой и напряженно стала всматриваться.

Женщина была совсем еще молода: лет 20, не больше. Пикантная блондинка со вздернутым носиком и легкомысленными ямочками на щеках, смеющаяся, жизнерадостная. Одета так, как если бы только что встала с постели. Красивые обнаженные руки были обвиты вокруг шеи Томми. Он совал ей в рот шоколадную конфетку, которую она кокетливо откусывала своими мелкими, ровными зубами. Потом он стал целовать ее в шею и, по-видимому, щекотал ее своими усами, потому что она со смехом отбивалась.

Безумный гнев охватил Элеонору. Он придавил мозг и сердце, захватил дыхание. Хотелось кричать, рвать на себе волосы, платье, вдребезги разбить этот ужасный аппарат, такой бесстрастный и безжалостный.

Но огромным напряжением воли ей удалось взять себя в руки. Она выпрямилась перед аппаратом и спокойно, как если бы ничего особенного не случилось, сказала:

— Здравствуй, Томми!

Она видела, что он вскочил как ужаленный, резким дви-женим сбросил с колен женщину и толкнул ее за стоявшую поблизости японскую ширму. Потом он торопливо поправил съехавший набок галстук, поправил волосы и подбежал к радиоскопу.

— Здравствуй, Элеонора… Это так мило с твоей стороны… Я только что собирался тебя вызвать, но…

— Но ты был занят? — с убийственной иронией перебила его жена. — Очень, очень занят. Я видела… Прости, что помешала. Можешь продолжать занятия… с этой особой. Желаю успеха!

Элеонора не выдержала роли — и вдруг расхохоталась. Смеялась она долго, истерически, судорожно.

— Ха-ха-ха… Нет, это так забавно! Муж, жена и любовница за ширмой… Ха… ха-ха…

— Элеонора, ради Бога!

Он стоял перед аппаратом, жалкий, уничтоженный, не зная, что придумать, чтоб выйти из создавшегося положения.

Он смотрел, как она корчится от смеха, и бессмысленно повторял:

— Элеонора, ради Бога!

Потом на циферблате аппарата выскочил черный кружок: она повесила трубку и оборвала разговор. Тщетно Томми изо всех сил нажимал кнопку, звал, умолял:

— Элеонора! Элеонора! Выслушай!

Ответа не было.

Не добился он ответа и в течение всего остального дня.

Был уже девятый час вечера, когда он сел в аэро-экспресс и полетел в Лондон.

Бесшумно летела гигантская стальная птица, освещая себе путь прожектором, а в ушах Томми все еще звучал злой, истерический смех Элеоноры..

Что-то ждет его в Лондоне?

— Миссис нет, — встретила его горничная.

— А где же она?

— Миссис улетела на свою воздушную виллу.

— Одна или с пилотом?

— Одна.

— Гм… Ничего не поручила передать мне? Может быть, письмо оставила?

— Нет. Миссис очень быстро собралась — и только уж перед самым отлетом…

Горничная замялась.

— Говорите! Что она сделала перед отлетом?

— Миссис вызвала по радиоскопу мистера Бернса и… сказала, что будет ждать его в своей воздушной вилле.

— Вы сами это слышали?

— Да. Миссис говорила очень громко, да и дверь была открыта.

Он отослал горничную и забегал по кабинету, как зверь в клетке. Джон Бернс! Проклятье! Он давно уже подозревал… Быть может, в эту самую минуту…

Том Грант в бешенстве сжал кулак, потом подбежал к радиоскопу и соединился с воздушной виллой. На циферблате выступил светлый кружок: приемник был открыт.

— Алло, Элеонора!

В то же мгновение он увидел жену.

Полулежа на оттоманке, она читала какую-то книгу. На зов мужа она даже не повернула головы.

— Элеонора!

Она не переменила позы.

— Элеонора, я умоляю тебя! Я требую, наконец.

Вдруг она отложила книгу, привстала немного и сказала, обращаясь к двери:

— Войдите!

Дверь отворилась, и Том Грант увидел входящего Джона Бернса, своего бывшего компаньона, с которым он в прошлом году, после одной бурной сцены, порвал всякие отношения.

Элеонора встала навстречу Бернсу и… — проклятье! — обвила руками его шею.

Том Грант в бешенстве чуть не сломал трубку.

— Элеонора! — угрожающе прорычал он.

Джон Бернс, высокий мужчина с моноклем в глазу, с изумлением оглянулся на аппарат, а потом вопрошающе взглянул на молодую женщину. Вместо ответа она притянула его на оттоманку и усадила рядом с собой. На лице ее играла улыбка торжества.

— Так это месть?! — крикнул Том Грант. — Хорошо же! Я принимаю вызов!..

И он отшвырнул трубку.

Элеонора и Джон Бернс сидели на террасе воздушной виллы.

Вокруг расстилался безбрежный воздушный океан. Там и сям, на различной высоте, виднелись другие воздушные виллы самых причудливых стилей. Одни имели форму пагоды, другие напоминали оснащенный корабль, третьи походили на легкое шале где-нибудь в горах Швейцарии. Были среди них и многоэтажные гиганты, настоящие воздушные небоскребы.

Все виллы держались в воздухе неподвижно, с помощью особых магнитных токов, которые направляла и регулировала центральная магнитная станция Лондона. Только время от времени та или иная из них как бы снималась с якоря и начинала плавно носиться по волнам воздушного океана.

Одна вилла, находившаяся километрах в двух от виллы Элеоноры и построенная в мавританском стиле, вдруг быстро стала спускаться вниз. По мере приближения к земле скорость спуска, благодаря особой системе тормозов, постепенно уменьшалась. Элеонора и Бернс, с интересом наблюдавшие за ней, видели, как она, осторожно лавируя, медленно опустилась на поле в окрестностях Лондона.

— Должно быть, с магнитным током что-то неладно! — сказала молодая женщина. — Как бы высоко мы ни забирались вверх, мы все же точно невидимым канатом привязаны к земле. От нее не уйдешь!

Солнце близилось к закату. Внизу, на глубине двух с лишним тысяч метров, раскинулся Лондон, походивший отсюда на поле, изборожденное во всех направлениях межами.

Элеонора нажала прикрепленную к столу кнопку — и Лондон вдруг приблизился, вырос, принял ясные очертания. Можно было уже различить Вестминстерский дворец, Трафальгарскую колонну, Тауэр.

Потом Элеонора снова нажала кнопку, — и Лондон опять чуть стал виден, словно он нырнул в самое дно воздушного океана.

— Давайте посмотрим другие воздушные виллы! — продолжала Элеонора.

Она придвинула кресло к вделанному в стене циферблату и начала передвигать на нем стрелки; в поле их зрения ясно выступала та или иная воздушная вилла. Каждую из них Элеонора сопровождала комментариями, чаше всего злыми и насмешливыми.

— Вот вилла этого разбогатевшего колбасника Гордона. За километр пахнет свининой! Посмотрите, какое безвкусие! Говорят, что она построена в стиле чикагских боен… А это вот вилла чудака Брайса, который после измены своей жены окончательно покинул землю, устроился на высоте 4000 метров и сидит там безвыходно, никого к себе не допуская… Внимание! Вилла нашего знаменитого художника Кеннеди. Настоящей музей! В нее слетаются художники со всех концов света. Вы не знакомы с Кеннеди? Ба! Небоскреб Джима Морли. Целых девять этажей! Настоящее воздушное пугало. У него тут и банки, и конторы всякие: он сюда все дела из Лондона перевел. Даже театр тут завел, и здесь часто выступают знаменитости сцены…

— Если, я не ошибаюсь, сюда кто-то летит! — перебил Элеонору Джон Бернс, стоявший у балюстрады.

Она тоже подошла к балюстраде и взглянула вниз.

— Мой муж! — воскликнула она — Я узнаю его гондолу! Он, по-видимому, вздумал нанести нам визит. Но я теперь очень мало расположена принимать его…

Она подумала немного.

— Вот что, дорогой друг: вы, кажется, любите приключения?

Он иронически поклонился.

— И ничего не будете иметь против… ну, несколько рискованных воздушных гонок?

— С вами, Элеонора…

— Не забывайте, что мой муж будет преследовать нас, как рассвирепевший охотник ускользнувшую дичь.

Вместо ответа он галантно поцеловал ей руку.

— Вот и прекрасно! — воскликнула она. — Выключите, пожалуйста, ток… В углу направо… Так…

В то же мгновение вилла, словно снявшийся с якоря корабль, плавно понеслась по воздуху.

Элеонора стала у циферблата, регулирующего движение.

— Я — капитан этого корабля! — с улыбкой сказала она.

— Я здесь располагаю правом жизни и смерти — и требую беспрекословного повиновения.

Он низко поклонился.

Вилла быстро поднялась вверх, потом забрала вправо, по направлению к Атлантическому океану.

— Прокатимся в Америку! — воскликнула Элеонора.

— Слушаю-с, господин капитан! — снова поклонился Бернс.

Вилла неслась на высоте четырех с лишним тысяч метров над океаном.

— С какой скоростью мы летим, капитан? — спросил Бернс.

— 340 километров в час.

— А супруг ваш не отстает! Скоро, пожалуй, догонит.

— Вряд ли. Я знаю его гондолу: для гонок она не годится. Впрочем, лучше увеличить скорость.

И она перевела стрелку с 340 на 400 километров. Потом она нажала кнопку подъема — и вилла птицей взмыла к самым облакам, которые барашками рассыпались по всему небу.

Джон Бернс, облокотившись на балюстраду, безмятежно дымил сигарой, и на лице его играла легкая улыбка. Приключение это положительно начинало ему нравиться!

— У меня, кстати, в Нью-Йорке дело есть! — сказал он.

— В ресторане Клинга, говорили мне, подают к десерту какой-то необыкновенный шербет, и я давно уже собирался слетать туда, чтоб отведать его… Когда мы будем в Нью-Йорке?

— Завтра около полудня.

— Великолепно. Приглашаю вас к Клингу пообедать. А наш преследователь, кажется, порядком отстал!

— Да, между нами километров 30–40! — отозвалась Элеонора. — Постойте-ка! — вдруг воскликнула она. — Он хочет говорить с нами! Видите, он зажег сигнальный огонь… Что ж, послушаем!

Она открыла радиоприемник — и тотчас же раздался возбужденный голос Тома Гранта.

— Алло, Элеонора! Довольно глупостей! Теперь мы квиты, и я предлагаю тебе бросить эту комедию. Не забывай, что дело идет о моей чести…

Она подчеркнуто громко расхохоталась в самый аппарат.

— Элеонора! Одумайся, пока не поздно! — снова донесся голос Гранта. — Ты носишь мое имя — и я не могу допустить…

— Идиот! — с презрением бросила она.

— Так ты вот как! — бешено крикнул Грант. — Послушайте же, что я вам скажу… Тебе, Элеонора, и вам, мистер Бернс: если через пять минут вы не повернете назад, по направлению к Лондону, я обоих вас сожгу живьем. Поняли?

Десять минут спустя Том Грант, связавшись по радио с главным полицейским управлением Лондона, спокойным, ровным голосом доносил:

— Я, Том Грант, живущий на Риджет-стрит, в доме № 73, только что поджег на расстоянии 35 километров, с помощью джексоновых лучей, воздушную виллу, носившую имя моей жены Элеоноры, урожденной Соммерстон. Вилла, объятая пламенем, упала в океан. Находившиеся в ней жена моя и мистер Джон Бернс погибли. Отдаюсь в распоряжение полиции.

Был уже десятый час ночи, когда гондола с Томом Грантом, эскортируемая двумя полицейскими аэропланами, приближалась к Лондону. Высоко над городом, задевая облака, горела гигантская надпись: «Потрясающая драма в воздухе! Заживо сожженные в воздушной вилле!»

Том Грант взглянул на огромные огненные буквы, перед которыми, казалось, испуганно тускнели звезды, — и перевел стрелку на максимальную скорость. Потом он посмотрел на летевших по обе стороны его полисменов и промычал сквозь зубы:

— Аll right!

Снизу все яснее поднималось гигантское зарево: то приближалось море огней неугомонного ночного Лондона…