Апотекарий

Глава 9

Гия продолжала стоять посреди своей мухоморной поляны, внимательно прислушиваясь и оглядывая всё вокруг на уровне почерневших в сумерках ветвей.

Я, спустя долгие мгновения смог отдышаться, вытирая рубашкой лицо. Головокружение с тошнотой отступало, оставляя после себя ужасную слабость и в мыслях, и в теле. Слова отказывались складываться в связные формы, отчего я молча повернулся к чемодану, собираясь заняться подмогой Скитальцу.

Он за всё это время, после того как свернул свои массивные кольца, так ни разу не шевельнулся. Но я ощущал, что он жив и, даже несмотря на раны, засыпает.

Я на трясущихся ногах поплёлся за лампой между исчезающих в земле магических грибов и с печалью присел возле осколков — её пробило стрелой. Вынув минерал из держателя, легонько потряс — он ответил мне тусклым свечением, от сердца отлегло — целый. Это хорошо, потому что второго такого у меня нет.

Девушка, закончив осмотр округи, шумно выдохнула, поворачиваясь ко мне:

— Ты в порядке?

Я услышал сталь в её голосе и тихо ответил, совладав с собственными сжатыми челюстями:

— Да. Ты вовремя крикнула, — я увидел, как шляпа с её головы и белый шлейф исчезли вместе с оружием.

«Проявление боевого обличия зáмерших?» — спросил сам у себя, тут же забывая этот бессмысленный вопрос.

— Зачарованые стрелы! Кто бы мог подумать! Хорошо, что слабые, иначе нас по пропасти бы раскидало! Или бы перерезало, — шикала она, тряхнув головой.

Я собрал осколки лампы в свободный мешочек, чтобы обезопасить наши ноги от стекла, и отнёс его к кулю. Полянка выглядела ужасно: размётанные остатки перьев и пуха; местами вывернутые кочки мха; птичьи останки раскурочены и переломаны, что изъять из неё ничего полезного, кроме мяса и костей, уже не получится. Рюкзак зáмершей валялся помятым, с разбросанными вокруг вещами. Я рассмотрел инструменты, выкатившееся из ткани яйцо и колбы — в одной из них уцелевшее сердце. Стекло посверкивало в сумеречных бликах, словно упрекая нас в таком отношении. Но это было всего лишь моё воображение и игра остаточного света.

Я потряс этерий, заставляя его светиться ярче, внимательнее оглядывая мелкие детали и собирая свои пожитки: мой куль перевернуло, вытряхнув лёгкие вещи и книги. Их раскрытые страницы шелестели от слабых порывов обычного ветра. Птичьи когти разметало из кучки — я собрал те, что остались, и, подобрав пару уцелевших кожаных лоскутов с лап, сложил ещё в один мешочек, заталкивая вместе с остальным в куль.

Вернув туда же записи, я пошёл обратно к чемодану: мои силы, вместе с переживаниями за Скитальца и жгучим спешащим желанием ему помочь, словно растворились в воздухе. Сердце тяжелело, голова отказывалась думать, но при этом я точно знал, что нужно делать. Без сомнений и без эмоций — я словно перегорел от этого нападения. Это было странное ощущение, раздражающее, но по-своему притягательное.

Подойдя с источником света к полости, я стал внимательно осматривать плотные кольца. Голова змея лежала на одном из них, ближе к выходу, отчего я смог увидеть три торчащих древка. Вокруг них слабо сочилась тёмно-синяя кровь. Я продолжил осмотр, осторожно протискиваясь по свободным местам между древесными стенами и самим змеем. В глубине я нашёл ещё четыре стрелы. Подобраться к ним будет труднее — придётся залезть на кольца. А вот восьмая от меня скрывалась. От этого мне стало тревожно, но я успокаивал свои чувства тем, что закрытие бόльшей части уже поможет Скитальцу справиться с ранениями.

Я вернулся к чемодану, осмелев и ведя рукой по тёплой сухой чешуе, получая удовольствие от ощущений. Сейчас, после всего, я почувствовал необъяснимую, сильную привязанность к этому прекрасному ползучему созданию. В голове, на отголосках памяти, звучала старая песня убаюкивающим голосом бабки Каши.

…«Среди звёзд, не касаясь хвостами небес»…

Эта строка всегда нравилась мне больше прочих. В детстве я много смотрел в ночные небеса и размышлял — а как это? Бабка мне рассказывала, что чёрные воды Океана настолько непроницаемы, что ночами они словно зеркало для звёзд и светил. Особенно в тихую погоду, когда его гладь непоколебима, он подобен второму, перевёрнутому, небу.

Закрепив этерий в держателе внутри чемодана, я потянулся за мешочками, ступками и флаконами, как меня отвлекла тёплая вспышка света. Повернул голову: Гия, собрав свои вещи, развела свежий костёр посреди полянки из кучи чего-то мне непонятного, но точно не дерева — слишком сбитые формы. Потянуло жжёной кожей и терпким дымом. Девушка отошла от костра, держа в руках небольшой бурдюк. Подойдя ко мне, она протянула его мне:

— Пей, — её голос смягчился, но звучал требовательно. Я молча принял мягкую ёмкость, сделал пару маленьких глотков и закашлялся от неожиданно резкого, алкогольного и ягодного вкуса.

Протянул бурдюк обратно, она качнула головой:

— Пей, — строго повторила она. — Тебе сейчас это нужно.

Я с сомнением согласился, опрокидывая в себя ещё этого крепкого вина. Внутри разлилось тепло, и я почувствовал, как перегруженные долгим напряжением и страхом мышцы начали расслабляться, поднывая и покалывая кончики пальцев. Голове стало легче, мысли возвращались к своим звучным голосам, и даже язык стал гибче.

Прочувствовав это на себе, мне стало ясно, для чего бабка отпаивала медовухой и вином некоторых особенно тяжёлых раненых.

— Благодарю. Так и правда проще, — я даже попытался улыбнуться девушке, повторяя свой жест. На этот раз она приняла бурдюк и, кивнув, молча отошла к костру.

Я повернулся к чемодану, постепенно приходя в себя.

— Собирайся. Морель отведёт тебя в поселение, — неожиданно произнесла Гия, не оборачиваясь и ввергая меня в замешательство. У меня внутри в мгновение всё вскипело.

Да она ума лишилась?! Сейчас отправлять меня куда-то? Нет, я помню о своей просьбе, но в иной ситуации. Волна возмущения пронеслась по всему моему естеству, расшевелив память и знания о том, кто я, каков мой путь и к каким решениям я пришёл уже за сегодняшний день.

— Нет, — отрезал в ответ и сам подивился своему тону. Но я готов был стоять до последнего на своём, если потребуется. Потому что здесь есть тот, кому нужна подмога. И если она хочет от меня избавиться, ей придётся меня убить и скинуть в пропасть. Или оставить в качестве утренней пищи Скитальцу.

— Так будет безопасней. Напавшие могут вернуться и…

— Ему нужна помощь! — я вскочил, яростно глядя на зáмершую. Только-только явившееся успокоение смели накопленные эмоции.

Она срезала с остатков птицы пригодное мясо и бросала в котелок, с каждым жестом ещё больше отворачиваясь от меня и змея за моей спиной.

— Я с места сдвинусь, только когда буду уверен в его здравии. Не'ча меня гнать! — воскликнул и прикусил язык от неожиданности: бабкино слово проскочило сквозь моё взбудораженное состояние.

Девушка с удивлённым взглядом обратила на меня внимание, останавливаясь. Мгновение тишины, и её короткий смешок:

— Чуднόй ты, Элей. И слишком ответственный. Его жизнь — она кивнула в сторону Скитальца, — не твоя забота. Их направляет судьба. И если ей угодно, то эта ночь будет для него последней.

Я скрипнул зубами от её слов. Неужели она не понимает?! И как она может так просто соглашаться с чьей-то гибелью?! Если для них, вечных, наши конечные жизни ничто, то для меня — нет. Важнό любое бьющееся сердце, будь то хоть вредная мышь, хоть смертоносный хорхой, хоть человек. Этому учила меня Каша многие годы. И этим мы почитаем Зелёную Богиню, прилагая своё ремесло к подмоге и борьбе за жизнь её созданий. А тут — Скиталец! Один из Искателей в нашем мире. Как она может так о нём говорить?

— Его жизнь сейчас — моя забота! Я — алхимик! И моё дело — помогать нуждающимся! А твоими словами, — я ткнул пальцем в её сторону, — я должен был пройти и мимо тебя!

Я в сердцах стукнул кулаком по ноге и сел на место, хватаясь толочь нужные травы. Возмущённые и обиженные такой разрозненностью взглядов мысли полностью сконцентрировались на алхимии, избегая внимания на зáмершую и её реакции.

Кровь змей своеобразна, бабка говорила, к ней нужен особый подход. И то, что обычному живому существу благо, для них будет погибелью.

Я растолок корень вредня и вытащил нижние ящики с одной дверцы. Там в маленьких холщовых мешочках хранились ядовитые травы и ягоды. Их было мало, но и использовались они очень редко. Я развернул один, с вываренными и высушенными стеблями ерсаля — жгучей подкамневой травы, способствующей разжижению.

Дай её настой любому живому созданию, хоть зверю, хоть человеку — и он погибнет от потери крови: потому как она будет течь словно вода, до того, как нейтрализуют реакцию и её загустят; или до полного иссушения тела.

Но на хладнокровных змей ерсаль имеет полностью обратное действие — он густит их кровь и, укреплённый вреднем, поспособствует её остановке.

После этого в рану следует поместить смесь из острокорня, зёрен гремучки и корней чистоцвета. Последний, в связке с этими двумя ингредиентами, и после добавленных капель крови Скитальца, даст эффект слияния и обеззараживания. В чистом же виде он, скорее всего, приведёт его к гибели, вычистив изнутри от его же протравленной крови.

И останется только закрыть отверстия от стрел. В этом мне поможет хвойный дёготь, который я смешаю с лишайником, принесённым мне в дар лисёнком, и нанесу на поверхность ран.

Я занимался приготовлениями, опустив голову и следя за собственными действиями. Потрясённое пережитым состояние медленно восстанавливалось, принося за собой ощутимое телесное утомление. Да и сказанное зáмершей теребило сердце, гоняя по голове возмущённые мысли.

Знали ли лисы, что так случится? Может быть, именно для Скитальца был этот дар? Совпадение? Или судьба? Или все мои думы ошибочны? И предназначения в чём-то ином? Или его вообще нет?

В голове потоком перебирались все эти вопросы, отказываясь звучать для зáмершей. После её слов внутри меня что-то закрылось, что отказывалось с ней соглашаться. Она так же пребывала в молчании, копошась возле костра и своих вещей.

Морель вернулась, укладываясь строгим часовым возле входа на полянку. В отблесках пламени я видел её тёмный силуэт. Она смотрела сквозь огонь прямо на меня — я чувствовал её изучающий взгляд. И на мгновение мне почудилось, что я услышал её безмолвное одобрение от того, что остался, и того, что делаю. Это ощущение вызывало новые вопросы, но на них я уже не отвлекался, концентрируясь на взвесях ингредиентов.

Когда я их отмерил и подготовил в ступе, принимаясь смешивать с сильным проминанием, ко мне подошла Гия, садясь рядом. Я поднял глаза, осматривая девушку — вид у неё был подавленный.

— Что из всего тебя так огорчило? — ровным тоном спросил я, внутренне всё же теплея — она спасла мне жизнь и конечности.

«Ноги за ногу», — мелькнула мысль, я устало улыбнулся. Зáмершая ещё мгновения молчала и со вздохом подняла голову, наблюдая за мной.

— Прости, Элей. Ты во всём оказался прав.

Я понимающе вздохнул, она криво улыбнулась:

— Мне не стоило предлагать тебе уйти. Ты — человек дела. И оно сейчас здесь. Просто, — она замолчала, мрачнея, — у меня есть два предположения: первое — нападение было именно на Скитальца. Второе: за нами следили и вмешались, чтобы спасти от опасности или убить. Кто это был — неизвестно, но есть факт — кто-то кому-то помешал. И кто-то что-то не закончил. От этого есть большая вероятность, что нападут снова. Что думаешь по этому поводу?

Гия замолчала в ожидании. У меня не было ни единой мысли, я только злился на них, не задумываясь о причинах. Пожал плечами:

— Мне трудно тебе ответить. Возможны оба варианта, и ещё другие, я не знаю. Я знаю только то, что на Скитальцев воспрещено охотиться, как и на всех Искателей Чёрной Души, — я говорил размеренно и спокойно, но при этом упоминании девушка вздрогнула.

— Молчи о ней!.. — прошипела она, переменившись в лице и приложив пальцы к губам и своим и моим. Я озадаченно хлопал глазами, отстраняясь. Понимание её действий и настроя у меня отсутствовало. Хотелось бы прояснений, но голова начинала болезненно противиться, говоря, что ей на сегодня хватит. Она даже отказывалась вспоминать и поднимать для завершения предшествующие нападению вопросы.

Но вот реакция девушки на Чёрную Душу вызывала недоумение и вопросы — почему её это напугало и озадачило? Неужели она не знает, что Скитальцы — одни из Искателей?

Спросить я так и не решился, продолжая заниматься своим делом. Вторая смесь в ступе приобрела нужную рыхлость, скрепив которую смолистой водой, я смогу поместить в раны. Не зелье регенерации, конечно, но змеям и нужно иное. Осталось добавить капли самой его крови, чтобы получить «синергию». Это слово Каша очень редко использовала, в основном для подчёркивания важности и необходимости крепкого слияния некоторых ингредиентов с их усилением друг друга.

Я поднялся с места, вытащив из крепления этерий, и, беря с собой заготовку с ножом, побрёл к торчащим из змея стрелам. Зáмершая отправилась к костру, вороша угли одним из снарядов и что-то добавляя в закипевший котелок. По полянке потянулся сытный мясной аромат, щекоча нос. Я с наслаждением вдохнул, желудок требовательно заворчал.

Высветив ближайшую рану, я осторожно подставил нож, собирая лезвием капли крови. Снял их в ступку, тщательно перемешивая смесь остриём — она постепенно приобрела синий цвет, слабо поблёскивая под светом минерала. Я вернулся обратно, бросая взгляд на движение на полянке — Гия собирала стрелы, одни скидывая сразу в костёр, а другие оставляя в руке. Присмотревшись, я понял, что сжигает она простые, летевшие парами; а оставляет зачарованные.

Отставив вторую ступку к предыдущей, встряхнул ещё раз этерий, чтобы удерживать его равномерный свет, я взялся за крайнее подготовительное действие, используя деревянную маленькую чашу, на манер той, в которой держал воск для часовых лучин.

Обдирая щепотками лишайник и скидывая в ёмкость, я услышал голос девушки:

— Ты много зачаровальных рун знаешь?

— Только постоянства для сбора материалов и защиты для очагов, — я поднял голову, посмотрев на неё.

— Значит, чары на стрелах ты опознать не сможешь… Ладно, с этим я разберусь, — она задумчиво жевала губами, крутя в пальцах снаряды. После чего скинула их кучей возле своих рюкзаков, садясь там же лицом к костру и принимаясь что-то писать на листе бумаги.

Я потянулся вглубь чемодана, выуживая деревянный, заткнутый плотной пробкой и туго перевязанный льняной тканью, флакон и нехотя раскупорил: запах дёгтя ввергал меня в жуткое отвращение с самого детства, но его польза перевешивала любое неприятие. Я сам себе сопел и морщился, но продолжал делать заготовку, тщательно и равномерно её вымешивая деревянной ложкой, после оставив её в чаше.

Когда я закончил с приготовлениями, выбирая из инструментов ещё одну ложку и длинный щуп, собрал всё в руки и, поднимаясь с места, услышал тихий странный звук. Закрутил головой в поисках источника и увидел, как зáмершая дует в короткую продолговатую щепку. Она вынула её из рта и поднялась, сворачивая трубкой лист бумаги. На ближайшем к ней корне я заметил тусклое зелёное свечение и замер: что ещё?!

На корневой гребень забрался источник этого света — маленькое, с предплечье высотой, бело-зелёное создание с длинным хвостом, гибким, почти что жидким, телом и просто огромными для его размеров висячими ушами и овальными бесцветными глазами без зраков.

Я открыл рот в изумлении, тихо шепча и интуитивно отступая назад, упираясь гузном в одно из колец спящего змея:

— Гия!.. Это ещё что такое?.. Кто это?!

Девушка меня услышала, повернула голову, подбадривающе улыбаясь и передавая существу свиток.

— Марьянки. Наши посыльные и связные, — создание передними лапами взяло бумагу и выжидающе посмотрело на зáмершую.

— Латунь, — она произнесла всего одно это слово, но существо понимающе кивнуло, зажало в зубах записку и, встав на все четыре лапы, с такой скоростью пробежало по корню, растворяясь в воздухе, что я заметил только остаточный зеленеющий шлейф его следа.

Вопросам в голове стало тесно. Я мотал ею, словно ель под ветром, то ли в попытках вытряхнуть из себя это видение, то ли в усердии упорядочить и принять то, что я только что увидел.

Отправив создание, Гия подошла ко мне. И я только сейчас обратил внимание, что от её близости я перестал ощущать грибной аромат. Или мой нюх уже с ним свыкся?

— Помочь тебе вытащить стрелы?

Я качнул головой.

— Нет, я сам.

— Тогда я буду тебе светом, — решила она, беря в руку этерий из чемодана. Отчего-то это её действие внутри меня принялось со спокойствием. Пока перемещался к ближним ранениям Скитальца, подумал об этом и пришёл к выводу, что я стал ей доверять.

Остановившись и составив на землю ёмкости, сложил руки лодочкой у лба, произнося шёпотом своё обращение к Зелёной Богине. Гия без слов повторила мой жест, поднимая светящийся минерал так, чтобы высветить три торчащих из змея древка.

Я аккуратно схватился за один возле самого оперения обеими руками и сначала слабо потянул на проверку — реакция Скитальца отсутствовала, стрела пошла легко — после с силой резко дёрнул. Из раны хлынула кровь, почти сразу же замедляясь в своём токе.

«Преимущество хладнокровных», — с успокоением думал я, отдавая стрелу зáмершей и принимаясь за дело. Щупом проверил отверстие на всю глубину, выбрав из него осколки чешуи и несколько кусочков необычно пахнущей плоти, после чего набрал ложкой смеси из первой ступки, аккуратно сгружая её внутрь и продавливая вглубь с помощью щупа. Змей как был недвижим, так и оставался, но я ощутил слабые сокращения его мышц вокруг обрабатываемого места.

Поменяв ступки, я, помешивая щупом содержимое, добавил его к первому, смешав закручиванием обе смеси и подтягивая их к краю раны, создавая своеобразную затычку. Кровь перестала вытекать, но я поздно сообразил, что забыл взять лоскуты для очистки чешуи.

На выручку пришла Гия, протянув квадратный маленький платок из мягкой, незнакомой мне ткани. Я с благодарностью принял его, аккуратно вытирая остатки жидкости с поверхности, ведя рукой так, чтобы избежать соприкосновения кожи и крови: иначе я могу получить отравление.

Отложив ткань, я взял чашу с ложкой и, морщась от запаха, стал замазывать средним слоем рану и чешую вокруг.

Закончив с этим, мы переместились к следующим стрелам, повторяя все действия шаг за шагом. Гия всё это время молчала, только один раз отойдя от меня для замены ткани. Я направил её к кулю, чтобы она принесла лоскуты, а сам осторожно полез на кольца к другой паре торчащих стрел. По её возвращении мы справились ещё с двумя ранами и в спокойной тишине двинулись дальше.

Мне нравилась такая её компания и подмога: я вспоминал, как точно так же помогал Каше и понял, что в действительности делал большое дело. Такое подспорье, молчаливое и своевременное, очень облегчает любое действие. В особенности, как сейчас — долгое и объёмное. Я думал о том, сколько мне одному пришлось бы бегать, вспоминая то то, то это, да принося-унося и это, и то — и понимал, что времени бы ушло в разы больше.

С третьей парой снарядов пришлось повозиться — они находились с внутренней стороны колец, мешая их резкому выдиранию.

Я призадумался, довольно скоро решая просто отломить часть с оперением, давая достаточно места для выуживания основного древка. Не учёл только, что сломать такую стрелу оказалось труднее, чем я себе представлял. И из-за этого, пока с ней возился, расшатал рану, едва не перемазавшись в змеиной крови.

— Не будешь её собирать? — поинтересовалась Гия, перегибаясь через верхнее кольцо ко мне и тряся этерий, чтобы я лучше мог рассмотреть повреждение.

— Нет, — я обрабатывал рану, ступкой прижимая ткань к её нижним краям, — Скиталец жив, а я разрешения не спрашивал.

— Мне кажется, после такого он тебе не откажет, — судя по тону зáмершей, она заметно успокоилась, возвращая свои прежние добродушие и бойкость.

Я улыбнулся на её слова, с одной стороны соглашаясь, с другой — противясь. Потому что все договорённости должны соблюдаться, а быть кровяным вором, надеясь на последующее возможное одобрение жертвы, вызывало во мне отторжение.

Мы вновь погрузились в молчание. Я вытаскивал осколки и складывал в развёрнутый льняной лоскут в руке девушки. Здесь сама шкура была намного прочнее, с крупной жёсткой чешуёй, отчего и повреждение от пробития оказалось грязным. Рваной плоти внутри раны было больше, чистка затянулась. Из-за моей ошибки пришлось использовать все остатки смесей, что я наготовил, и возвращаться к чемодану, чтобы сделать ещё — оставалось два ранения, одно из которых мы так и не нашли. Это меня тревожило, но я ясно понимал, что если оно находится где-то в глубине змеиных колец или вообще ближе к брюху, то до рассвета я попросту ничего не смогу сделать — сдвинуть с места даже одно кольцо Скитальца нам оказалось не под силу: мы попробовали, пока возвращались. Останется ждать, когда он проснётся и, если посчитает нужным, сам даст нам возможность помочь ему.

Гия вернула этерий в держатель и отправилась к костру: глухое бульканье котелка требовало её внимания, а я занялся взвесями, прислушиваясь к почерневшему лесу с замирающим сердцем — это моя первая ночь вне дома и привычных деревьев. Здесь даже листва звучала иначе. И запахи отличались. Если дома пахло хвоёй, то тут преобладал травяной и грибной аромат, отчего-то сейчас выраженный намного ярче, чем днём. Он чуть-чуть кружил голову и словно куда-то звал или манил.

Я клюнул носом и встрепенулся, тряся головой. Это надо же — почти уснул!

С силой потёр плечами глаза, отгоняя от себя улучившую момент усталость. Ступка в руках опасно накренилась, готовая вывалить своё содержимое на землю и мои ноги. Я подобрался, проморгался и, отставив её в сторону, умылся холодной водой из фляги. Сонливость окончательно отступила, я вернулся к делу.

Гия сняла с огня котелок, ставя на землю и довольно принюхиваясь. Гуляющий ветер меня миновал, от чего я только порадовался — соблазнительные аппетитные запахи пусть ещё немного подождут.

Полностью их от себя отогнал, откупорив флакон с дёгтем — и слюни сразу же высохли и глаза открылись — превосходное средство.

Я закончил приготовления, поднимаясь с места. Гия подошла ко мне, забирая этерий, и мы вновь полезли на кольца Скитальца, заканчивать начатое.

Перед тем как ломать стрелу, я подрезал ножом её по кругу, нарушая целостность древка, облегчая себе задачу и ограждая Скитальца от ещё одной увеличенной раны. Осколки чешуи с кусочками плоти мы собрали все в один лоскут, завязывая тугими узлами, и убрали в кожаный мешочек, чтобы обезопасить себя от крови, которая скоро просочится через ткань.

— Тебе он нужен? — Гия подкинула его на ладони, я покачал головой. Она забрала его себе, тихонько бубня что-то про то, что ей есть кому передать такой «подарочек» и ушла к костру, оставив мне светящийся минерал.

Я, приловчившись, довольно скоро обработал и закупорил эту седьмую рану. Мысли о последней восьмой гнал от себя подальше и до утра, понимая, что они принесут больше тревог, чем пользы. А измываться таким образом над собой и Скитальцем всю ночь — хуже медленного яда.

Выбрался из колец, перекатываясь и шумно выдыхая — сейчас это всё, что я могу сделать. От этой мысли задумался: а смогу ли больше? Почему-то была уверенность, что смогу. Нужно только набираться опыта и знаний — ведь к таким же мыслям я сегодня уже приходил. А сейчас просто укоренялся в них, настраивая себя на познания. Это воодушевляло.

Сложил всё использованное вместе, завернув в два льняных лоскута и поставив возле хвоста спящего змея. Попутно размышлял, где бы взять ещё один котелок, чтобы вскипятить и очистить соляным раствором инструменты и ёмкости после того, как они освободятся. Утром-то я думал, что сегодня вечером буду в городе и смогу выменять свежие зелья на некоторую кухонную и алхимическую утварь. Но — я мысленно развёл руками — судьба, бабкиным подарком, распорядилась иначе.

Я побрёл к костру, возле которого Гия наполняла две глубокие деревянные чаши из снятого с огня котелка. Только я присел рядом, как она сунула мне в руки одну из них, и я едва не захлебнулся слюнями — мясной бульон пах настолько призывно, что желудок требовательно заворчал. Я потянулся к съестному узелку на поясе, осторожно его снимая. Рассмотрев в свете костра отсутствие змеиной крови на ткани, я его развернул, положив возле нас. Куски хлеба и сыра, думал я, будут хорошим дополнением.