Консул, защищавший Гену, задумчиво проводил нас взглядом, закуривая прямо на крыльце здания. Похоже, на правила ему плевать — потому что рядом на четверть стены висит табличка, запрещающая курить.
Наша машина стоит на парковке за углом. Туда и направляемся.
— Внимание. — Неожиданно собрано командует Мартинес сразу за поворотом.
Сама при этом ещё больше вешается на моё плечо, шарит левой ладонью в районе моей спины и щипает чуть ниже, имитируя то ли игривость, то ли какое-нибудь своё стандартное амплуа.
— На какую тему внимание? — ровно уточняет Миру.
Ловлю себя на том что говорить "сестра" почему-то язык не поворачивается, а брать в кавычки, даже мысленно, не поднимается рука.
Одноклассница не отвечает. Лишь напрягается (чувствую по её мышцам), прислушиваясь или присматриваясь к трафику какого-то узкоспециализированного расширения.
— Худая что-то заметила, — переводит нам на простой язык Эрнандес, знающая подругу намного лучше. — Не на земле заметила, что-то по вертикали.
— Как...? — Хамасаки обращается к баскетболистке и своей лаконичностью, как обычно, может поспорить со сфинксом.
— Вижу в её интерфейсе.
— Да дроны там. Думаю, совсем небольшие, класс мини или как это в вашей классификации называется, — бросаю небрежно с видом всезнающего учителя.
Ана и Миру синхронно поворачиваются в мою сторону и так же одновременно поднимают брови.
— Быстро объясняй. — Абсолютно не шуточным и ни разу не игривым тоном требует Мартинес.
Смотрит она при этом не под ноги, а расфокусировано — словно сквозь землю.
— Он что, прав? — заинтересовывается японка вслух.
— Он же плохо видит? — добавляет баскетболистка. — Рыжий, а и правда, как...? Ты же слепой, как котёнок. А расширений у тебя в принципе нужных нет, потому что это уже армия. У Худой армия есть, родительская, оттуда и продукт, но ты-то?
Быстро прокрутив в голове нашу последнюю беседу с завучем, прихожу к выводу, что Трофимов не просил не говорить кому-либо.
Наоборот. Даже специально обозначил, что к сведению можно принять (в моём случае это равно поделиться с теми, кто меня опекает и у кого я живу). Он не хотел, чтоб слова прозвучали в его исполнении — это да (концентратор был включен). Но ограничений на распространение подсказки он демонстративно не поставил.
Айя истолковывает мою паузу по-своему: активирует у себя что-то такое на браслете, от чего даже у меня зубы начинают ныть. Потом она ну очень энергично дёргает меня за руку:
— Я поставила крышу от чужих ушей! Быстро объясняй, она недолго стоять будет!
— Я же перед выходом был у Трофимова: общались, то да сё.
— ЗНАЕМ!
— ... кроме прочего, коснулись некоторых интересных нюансов нашей с ним общей родины. Он, кстати, предупреждал, что консул в суде с наезда начнёт.
— Бля. Не тяни кота за... хобот. Ради Иисуса. — Непохожим на саму себя тоном просит младшая Эскобар. — Быстрее рожай. — Затем коротко касается губами моего носа.
— Я его спросил, каким образом этот Гена смог меня найти в многомиллионном городе. Настолько оперативно и точно локализовать, чтобы даже за стол мой подсесть в кабаке, откуда вы только вышли. Ни раньше, ни позже.
— Потом?
— Я подумал по кое-каким нюансам, Трофимов в курсе: звучали разные намёки. Он в ответ вот так руками помахал, — соединяю кисти и повторяю жест, как будто машут крылья. — Ещё он на потолок посмотрел и указательным пальцем туда же потыкал. А когда я сам сказал про дроны, Трофимов кивнул.
— Не хотел с активным концентратором собственным языком говорить, — мгновенно соображает Миру. — Айя, а что тебя встревожило? Нам уже пора бояться? Может, бегом?..
— Размеры меня встревожили, — ворчит в ответ Мартинес. — Бегом неактуально пока. Наши леталки этих определили вот только что; у нас на вэцэ все на ушах сейчас стоят. Да, Свин не соврал: есть какие-то маленькие хреновины в воздухе, а количеством на половину авиакрыла тянут. Наверное, именно что для наблюдения, не для иных функций. Нападать с таким — разве что глаз выбить... Рыжий, можно я эту твою инфу своим отобью прямо сейчас? А то наши ещё часа три на голове стоять будут, до самого конца смены.
— Без проблем.
— Свин на тебя не осерчает?
— Он специально так и сказал с расчётом, что я вам передам. Не осерчает. И не называй его свином, пожалуйста, при мне.
Одноклассница переходит в молчаливый ускоренный режим и начинает что-то активно кому-то наговаривать без единого звука.
— Вот и Худая исчезла из коммуникации, — ухмыляется в сторону Эрнандес. — Это надолго, минут на пять теперь. Можем погулять вокруг, если хотите.
— В машину не садимся? Ждём снаружи? — педантично уточняет дисциплинированная японка.
— Я не к тому... Так, в машину всё-таки садимся, она и по пути может договорить. — Ана явно о чём-то общается с лучшей подругой и в мессенджере.
— Стоп. — Всех останавливаю я.
Выпутываюсь из рук одноклассниц, отхожу в сторону, чтобы в кадр не попадал никто из них, и лишь после этого отвечаю на чей-то ну очень активный входящий вызов: похоже на те моменты, когда звонит Тика, только абонент сейчас из другого государства.
В принципе, я даже предполагаю, из какого.
— Добрый день. — Приветствует меня по-русски незнакомый мужик лет пятидесяти и с бородой. — Виктор, ты меня не знаешь. Пожалуйста, не разрывай первым соединение: это в твоих же интересах.
— Обычно так и начинают аферисты, — отвечаю ему без паузы. — Пожалуйста, назови мне хоть одну причину, по которой я не должен разрывать этого самого соединения, раз ты сам сказал, что мы с тобой не знакомы. Я несовершеннолетний, тебя в глаза не видел; зачем эта беседа, по-твоему, нужна мне?
Судя по выражению лица, бородатому в первое мгновение не сильно приятен мой симметричный ответ.
Ну да, русский язык — он такой. Есть во втором лице, в отличие от английского, и единственное число (надо будет спросить подруг, кстати, так ли оно в испанском).
— Меня зовут Виктор Иванович Сапрыкин. Я являюсь послом на территории федерации.
— Ого. Так это ты босс того консула, который только что в суде меня мразью назвал? — уточняю. — Я твой тёзка, Виктор Сергеевич Седьков. Приятно познакомиться.
Ну а чё. Как аукнется.
— В результате заседания, с которого ты только что вышел, наш гражданин Климентьев получил полтора года в тюрьме федерации.
— Я в курсе. Должен сожалеть или посочувствовать?
— Это крайне нежелательный вектор развития событий. Виктор, я могу каким-либо образом связаться с твоей матерью?
— С которой из? — вырывается у меня на автомате.
— Я не в курсе о каких-либо других матерях, кроме единственной. — Сапрыкин настораживается. — Наталья Николаевна Седькова же? Каким образом у человека возможна вторая мать?
Похоже, он мыслит шаблонно и крайне некреативно. Нетривиальных вариантов даже с усыновлением ему вообще в голову не приходит, не говоря уже о тех весьма интересных (как оказалось) связях, что есть между мной и Тикой Хамасаки.
— Ну, значит, другая мать невозможна, раз вы так говорите, — соглашаюсь. — Тёзка, с Натальей Седьковой связаться невозможно в принципе, без деталей. Пожалуйста, прими это как данность и передай дальше. Те. ПримиТЕ. Если кто-то из вас хочет договариваться — это нужно делать со мной напрямую, а не через мою голову с теми, с кем вам заблагорассудится.
"Рыжий, у него за спиной несколько человек" — приходит от аккуратной Хамасаки.
"???" — хорошо, что для вопросительных знаков можно не напрягаться.
"Он в таком же групповом чате, как этот, висит параллельно. Вряд ли чтобы ему оттуда про футбол тарабанили" — в реале Мартинес саркастически ухмыляется.
— Я не уверен, что твоя кандидатура подходит. М-м-м, не так. Я не уверен, что прямые переговоры с тобой возможны в принципе: ты официально недееспособен, — откровенно отвечает посол.
Ну или тот, кто этой должностью назывался.
"Я проверила. Он реально посол Сегментов, плюс аккредитован ещё от кое-каких образований поменьше по совместительству, из того же сектора" — Эрнандес как будто мысли читает.
Пока мы говорили об одном, она проверила этот момент (страницы других государств почему-то периодически грузятся намного медленнее).
— Уважаемый посол, а я не напрашиваюсь ни на какие переговоры с вами. Ты мне звонишь первым, просишь предоставить контакты третьего лица, а твой человек только что прямо оскорблял меня в суде. После чего он же общался со мной, как с животным. Вам не кажется, что у вас проблемы с причинно-следственными связями?
— У консула есть и другая линия подчинения, я не во всех вопросах его босс. — Выдаёт звонящий.
— Рад за вас. Что он подчиняется кому-то ещё, я и сам только что понял, но это ваши трудности, не мои.
— Да ну? — собеседник изображает иронию, судя по всему, в адрес моей "проницательности".
— Он уже минут пятнадцать как, если не больше, в курсе изменений моего статуса внутри федерации, — пожимаю плечами. — Насколько могу судить, информация с его гаджета из здания суда прямо лилась куда-то к вам: ну это и вообще логично, с учётом обстоятельств Климентьева. Если ты до сих пор не в курсе его информации — значит, консул отчитывался кому-то другому, не тебе. В наше время сложно скрыть правду, след оставляет даже невидимое.
"Рост интенсивности обмена. Сапрыкин отправляет и принимает информацию в рамка 2го чата. Эквивалент 10ти минут устного разговора. Определить количество абонентов с той стороны не могу — та часть канала уже не принадлежит HAMASAKI INCORPORATED" — Миру просто какие-то рекорды бьёт.
Хочется ей улыбнулся, но не время.
— Да, задержка пакета, — ненатурально изображает озадаченность посол. — Вот прошли обновления. Виктор, и всё-таки. По каким причинам я не могу связаться с твоей матерью? Повторюсь ещё раз, это в твоих же интересах.
— Виктор Иванович, я могу попросить вас записать то, что сейчас скажу? — Чем искреннее меня там будут считать натуралом, тем меньше продумают контрмеры. — А потом передайте, куда надо: сэкономим время и силы.
— Да, я веду запись. Говори.
— Господин Сапрыкин, ваш консул уже достаточно давно по меркам нынешнего мира услышал, что я вхожу в первый список федерации. — Делаю небольшую паузу, чтобы насладиться мимикой собеседника.
— Как давно?
"Тянет время. Снова интенсивный обмен 👆".
— Четверть часа, чертовски длинный промежуток для нынешней цивилизации. При этом, как вы справедливо заметили, я являюсь несовершеннолетним и натуралом. Как вы думаете, было просто оказаться на нынешнем уровне? И это случайность или результат неких спланированных действий?
"Хаос. В том канале информационный хаос, детальной классификации не поддаётся".
"???"
"Эквивалент того, как если друг на друга орут и не слушают, что говорят другие".
"Спсбо".
— Я могу спросить, как ты попал в первый список? — отмирает Сапрыкин через пару секунд. — Заранее извиняюсь, если захожу за некие грани.
— Моей официальной опекуншей является Тика Хамасаки. Принадлежность к первому списку на меня распространилась по наследству.
"Сделай паузу!" — предлагает Миру. — "Они там в шоке и по инерции пытаются проораться. Посол щас там рубится, причём непонятно, за что, хе-хе".
"Ты их обмен видишь?🤨" — живо заинтересовывается Эрнандес. — "Настолько подробно?! 🤨".
"Да нет, какое там. Только количество источников эмоций и их спектр 😑".
"Тоже немало" — кошка Мартинес оттопыривает нижнюю губу и уважительно качает головой. — "Что за приложуха?".
"Наша семейная. У мамы отмутила после того, как она у отца кое-что себе обратно взяла".
"Пардон. Поняла, не лезу 😘".
"✋".
— А каковы планы твоей семьи насчёт имущества твоего отца? — крайне обтекаемо задаёт вопрос Сапрыкин.
Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить: где-то вдалеке все кричат друг на друга, пусть и виртуально. И он сейчас изо всех сил старается не потерять конструктива тут.
А я тоже делаю кое-какие свои выводы, которые обдумаю чуть позже.
— Это и есть причина, по которой мы с вами увидимся завтра, — обещаю на полном серьёзе. — Планы моей семьи на тему имущества моего отца в Разделительных Сегментах тоже следует обсуждать со мной. Пожалуйста, примите к сведению.
Поскольку беседа и записывается, и транслируется, "не заметить" последнюю фразу будет невозможно.
Судя по красноречивой гамме чувств и скривившемуся лицу дипломата, что-то в том его канале идёт не так.
"Агрессия. Внимание".
— Виктор, к сожалению, никакая часть нашего аппарата завтра тебя принять не сможет. Ни консульский отдел, ни аппарат посла. — Сапрыкин активирует какие-то дополнительные опции нейрокоррекции и становится похожим на манекен.
Мимика такая же выразительная.
После этих слов справа-спереди стремительно выныривает Мартинес и рукой разворачивает мой браслет так, чтобы быть полностью в кадре:
— Hola cabras!
Кажется, она говорит что-то в этом духе. К сожалению, испанский в число моих либо Вити Седькова добродетелей никогда не входил.
— Привет, козлы! — она и в мыслях не держала, что бывшие соотечественники Рыжего на той стороне могут её не понять. — Посол, ты на этом языке в состоянии общаться?
— Да. — Тип, надо отдать ему должное, очень быстро сориентировался и почти мгновенно включил расширение-переводчик.
В принципе логично. Кастильяно, что ни говори, в шесть самых распространённых языков обитаемых миров пока ещё входит.
— Кто вы? — продолжил настоящий (как оказалось, спасибо Длинной) Сапрыкин, который сейчас явно озвучивал некую консолидированную точку зрения.
Или наоборот — оттягивал ответ, поскольку на той стороне по-прежнему грызлись не на шутку. Спасибо Миру, без неё бы этого не поняли.
— Вначале поставьте на паузу тех, кто вам сейчас дует в уши с другой стороны. Я скажу только один раз и вам лучше услышать всё полностью, чтобы потом не переспрашивать. — Когда нужно, она вполне умела быть убедительной, подобно маме.
Кстати, а вот интересно, как так вышло, что маму все боятся больше папы?
Чёрт, какая херня в мозги лезет, тут же оборвала старшеклассница себя. Ещё и в такой момент.
На среднем плане чата Айя увидела, как Длинная и Миру синхронно подключают Рыжему переводчик с испанского. Молодцы, потому что ей не до этого.
Секретов от Виктора она не планировала, просто времени на согласование им сейчас не дали. А говорить на родном языке нужно было для хотя бы того, чтоб и на половину волоса не выйти из имиджа — от этого будет зависеть слишком многое.
В следующую секунду Мартинес прислушалась к себе — и прекратила что-либо изображать. Становясь настоящей собой (как интересно, бля. Неужели это я и есть), она подтянула товарища к себе вплотную, по-хозяйски опуская ладонь на его ягодицу, затем продолжила:
— Меня зовут Айя, я родная и единственная дочь Паоло Мартинеса и Дальхис Эскобар. Могу пользоваться обеими фамилиями, потому говорю вам полностью. Господин посол, люди, стоящие за вами, примерно представляют стиль, в котором моя семья ведёт любые дела вот уже несколько столетий?
Не нужно ни угрожать, ни давить на старте, ни хамить — как тот консул в суде. Это удел слабых.
Если за тобой есть реальная сила, нужно просто задать короткий вопрос — по делу — и получить на него такой же короткий ответ.
Либо отсутствие ответа, да. Отсутствие ответа порой тоже ответ.
Эрнандес, с интересом наблюдающая за метаморфозами её лица, весело качнула подбородком пару раз и выбросила вперёд сразу два больших пальца. Ещё через секунду, к удивлению Мартинес, к лучшей подруге присоединилась и обычно флегматичная Хамасаки.
Занятно. Значит, выгляжу убедительно и не переигрываю, подумала про себя старшеклассница.
— Ваша фамилия достаточно известна. — Сапрыкин тоже коротко кивнул после неуловимой паузы.
Ну а чё, она специально и стала так, чтобы на той стороне могли пробить её со скоростью звука. Государственная контора, поди ресурсы позволяют.
Пробили, хе-хе. И это хорошо. Потому что в подобных беседах (она это отлично знала от старших) больше одного раза воздух не сотрясают и дважды никому ничего не говорят.
— Ваш Климентьев отправляется на луну, кроме прочего, для того, чтобы ресурсы моей семьи могли быть использованы в его адрес в полной мере. — И снова ничего кроме правды.
Хотя и не вся правда, но то уже мелочи.
Если подумать, союз Дальхис и Тики давно ни для кого не секрет. Рыжий им только что сам сказал, что он теперь местами Хамасаки.
Соответственно, и между Айей Мартинес и ним, по логике, тоже могут быть свои отношения. Да они и есть, эти отношения, так что со всех сторон чистая правда.
Посол зримо напрягся: явно всем коллективом сейчас просчитали крайне несложные последствия, которые ожидают Гену Климентьева — теперь уже неизбежно.
— Я вас внимательно слушаю. — Между бровями Сапрыкин пролегла глубокая борозда.
— Я представляю, каким образом возникает единая линия поведения в структурах типа вашей, — ровно продолжила Айя. — Масса необходимых согласований, куча начальства, у которого одни права — а у вас одни обязанности. И к общему знаменателю кроме вас наверняка никто и не собирается приходить.
Тип молча кивнул, не сводя с неё взгляда.
— Господин посол, Гену Климентьева начнут потрошить даже не на луне, а ещё на пересылке здесь, в муниципалитете. Можно, конечно, предположить некий утопический вариант. — Она коротко задумалась. — Вы напрягаете свои ресурсы, его переводят из общей тюряги куда-нибудь в изолятор Федеральной Безопасности, но только это пластырь, временное решение. Никаких проблем это не решает, для Гены.
— Продолжайте. Вас сейчас слушают и те, которые, как вы говорите, стоят за мной.
— По роду занятий моей семьи я знаю с детства, как выглядят места отбытия наказания в вашей юрисдикции. Сотрудники правоохранительных органов, государственные чиновники и так далее у вас сидят отдельно. — Айя наконец словила нужную волну и теперь не опасалась ошибиться. — В Федерации иначе: закон один для всех и тюрьмы тоже для всех одинаковые. Вы понимаете мой намёк?
— Поскольку содержание нашей с вами беседы будет передаваться дальше, я бы просил вас быть максимально развёрнутой.
— Я не представляю ни единого заведения, вы понимаете, о чём я, в котором на момент времени не нашлось хотя бы десятка-другого hermanos. Ваших, русских, наоборот: Климентьев скорее всего будет единственным за пятилетку.
— К чему вы ведёте?
— А я не знаю, — искренне ответила она. — Я понятия не имею, ПОКА. Это очень здорово зависит от того, какая информация в голове этого вашего Гены Климентьева содержится. Конкретно сейчас пару дней по инерции он ещё посидит в полицейской кутузке: пока документы прогрузятся, пока постановление от апелляционного суда.
"Хрнсе! Откда ты эт зншь?! 😨🤦♂️" — Рыжий и в реале разинул рот так же, как в чате.
Прикольно, хи-хи. Что интересно, против генеральной линии не возражал — значит, она всё делает правильно.
Ура. Это классно, когда женщина является идеальным продолжением своего мужчины.
Не к месту захотелось петь, а за спиной появилось ощущение крыльев.
— Господин посол, я вот прямо сейчас, в параллель нашего разговора, прошу в семейных чатах известить всех наших, — продолжила Мартинес, глядя в глаза взрослого мужика возрастом хорошо за полтинник. — Не скажу, что Гена не жилец, но в тюрьмах федерации с hermanos очень трудно состязаться абсолютно любой группировке. Любой. Даже чёрным.
Ч-чёрт, у них же negros, наверное, звучит неприлично? Ладно, пёс с ним. По-испански просто название цвета, сойдёт.
— Что вы хотите предложить? — Сапрыкин сделал очень неплохую попытку одурачить малолетку-девчонку с задворков цивилизации.
Тёмную, забитую девочку из неграмотных краёв.
— У вас почти получилось, — мягко и лишь самую малость снисходительно улыбнулась она уголком рта. — Но я не предлагаю, а обещаю. Господин посол, моя семья будет знать ВСЁ, известное Климентьеву, в первые же сутки после того, как он переступит порог абсолютно любого заведения после полицейской камеры. Мы для этого употребим всё своё влияние, а в тех местах лично нам напрягаться нужно меньше, чем высморкаться.
Она и высморкалась в сторону, затем продолжила:
— Целость организма вашего гражданина лично меня не волнует нинасколько. Соответственно, расскажет он ВСЁ. — Кажется, на той стороне дозрел не только посол, а и все те, кто за ним слушает. — Поэтому ваших предложений жду я.
Какое-то время они оба помолчали, меряясь взглядами.
— Вы хотели договорить, — мрачно предположил русский.
А глаз не отводит, молодец. За своих тоже готов стоять, респект. Только вот сил у тебя, дядя, именно в тех заведениях маловато. Ваш расчёт был исключительно на экстрадицию — в родных пенатах Гена Климентьев мгновенно бы соскочил.
Но в федерации вмешался рейтинг Хамасаки — раз. И ваш парняга будет чалиться все восемнадцать месяцев без вариантов.
Два. Тюрьмы федерации — это давняя вотчина одной испаноговорящей семьи, причём очень хорошо знакомая Семье вотчина. Кроме прочего, потребитель первой тройки одного очень интересного сельскохозяйственного наименования.
Где ещё двигаться, как не в тюрьме.
— У меня не сильно большие козыри на руках, я это понимаю. — Мартинес говорила спокойно и где-то вдохновенно. — Я всего лишь школьница, с противоположного от вас конца вселенной, могу немного. Кроме вашего Гены у меня физически нет вариантов вам досадить. Потому этот вариант я буду использовать полностью. Я не знаю и не хочу вникать, что вам нужно от Рыжего.
Здесь сжать его самого за булку, чтобы выглядело достовернее, благо, за жопу парня взяла изначально. Не в переносном смысле, хи-хи.
Бля, Виктор заполошно выпучил глаза и чуть не взвился в воздух. Кажется, на автомате переборщила с импульсом в мышцах.
— Но я очень хочу, чтобы завтра он сам попросил меня отменить уже сделанную просьбу маленькой девочки Айи Мартинес в адрес большого парня по имени Гена Климентьев, — уверенно закончила она. — Моим родственникам. Если завтра у вас получится договориться с Виктором Седьковым, — прости, Рыжий, но здесь для иллюстративности нужно сжать твою жопу ещё раз, — то я тут же уберу вопрос с повестки дня в семейном чате. Господин посол!
— Да? — хмурым взглядом Сапрыкина можно было колоть орехи.
Кажется, прониклись, хе-хе. Что интересно, и Миру молчит на тему истерик в их канале: видимо, больше не ругаются.
Не ругаются потому, что видят: она говорит правду.
Разумеется, жизнь этого Гены и гроша ломаного не стоит. Теперь пусть русские стараются умаслить Рыжего с его ГЕНЕТИКСОМ — тогда и она снимет заказ.
Как по команде, именно в эту секунду в семейном чате пришёл ответ кого-то из троюродных братьев: "... Да, но не бесплатно. Или 10 доз вирта, или эквивалент деньгами ты мне — я тогда за тебя сам туда заброшу. Но в ценах тюряги, извини. С самим клиентом проблем не будет...".
Заведение родственник уже предположил — на основании записи из суда, статьи и приговора.
Айя отлично помнила, что самое большое влияние возникает тогда, когда ты делаешь то, что говоришь, а говоришь чистую правду.
Она сперва поставила плюсик кузену в чате, подтверждая заказ, потом тут же перевела на его счёт пятнадцать штук.
— Господин Сапрыкин, я очень прошу вас попытаться договориться с Виктором Седьковым, — грустно глядя в глаза взрослого человека, попросила Мартинес. — У меня действительно нет рычагов давления на ситуацию кроме Гены Климентьева. Ничего личного, простите, только бизнес. Потому Гену Климентьева в тюрьме выдавят до конца, если первого пункта не произойдёт.
Видимо, послу сейчас пудрили мозги сразу из нескольких источников, потому что он в первую секунду даже не сообразил:
— Первый пункт? Какой первый пункт?
— Договориться с Виктором Седьковым, — вежливо повторила она. — Завтра. Так, чтобы он мне сказал "отставить". Если вдруг ваш гражданин вас ещё интересует. Если же нет, мне не повезло: останусь пару месяцев без завтраков зря, без смысла.
На самом деле, конечно, не останется, но пусть. Сказано красиво. Наверное.
В боковом зрении душу согрела нижняя челюсть Рыжего, мало не подметавшая асфальт. Сам он, не мигая, ошалело таращился на неё, пытаясь выглядеть при этом легко и непринуждённо и не подавать виду для земляка.
"Интересно, Виктору контроль мимики уже доступен в медицинском расширении?" — абсолютно искренне поинтересовалась она в их общем чате, выходя из кадра у посла Сегментов.
Седьков, блин, со своей непосредственностью как обычно "сыграл" на высоте: позабыв про соотечественника, так и развернул голову за ней, не закрывая рта и не делая ни малейших попыток продолжить беседу с Сапрыкиным.
Чёрт. Где-то переборщила или у девок переводчик кривой?
Блин, надо будет с ним испанским заняться, а то не дело — так терзаться каждый раз, всё ли ему нормально перевели или накосячили буквализмами.
Спасибо за ваш лайк 🙂