Ань-Гаррэн: Белая ворона в мире магии

А когда каша удовлетворила меня консистенцией и даже вкусом, мы установили шампуры над раскаленными углями и стали терпеливо переворачивать их, дожидаясь готовности. Тут из своих нор поползли бандиты. Видимо, запах жареного мяса оказался эффективнее любого будильника. Они бросали любопытные взгляды на нашу связанную парочку и сновали мимо, словно крысы в трюме корабля. Я же бесцеремонно разглядывала их в ответ. Здесь были все: и темные, и светлые эльфы, и орки, и люди. Одеты были в лохмотья, словно граф, примерив старое платье, убедился в его полной непригодности и выбросил на помойку, где его и подобрали эти несчастные.

Первую порцию каши и шашлыка отнесли боссу. Из юрты донеслись утробные крики, среди которых отчетливо звучала фраза «эльфийская подстилка». Затем все стихло, и наружу выполз слегка взъерошенный и оттого еще более привлекательный босс. Первым делом он устроил взбучку орку, к которому я была привязана, и потому, я тоже как побитая собака, виновато опустила глаза. Суть претензий была ясна: ему принесли завтрак, который никто не проверил, а ведь я могла его отравить.

Но вскоре гнев сменился милостью. Он приказал меня отвязать, сопроводить в юрту и выдать порцию. Уплетая свой завтрак, казавшийся божественным из-за запаха дыма и адреналина, я заметила, что в юрту украдкой заглядывают бандиты и совсем по-детски лепечут "спасибо" на эльфийском.

"Чем бы орка ни корми, лишь бы мясом," — подумала я с иронией.

— Собирайся, кто бы ты ни была, — рявкнул босс, входя в юрту.

— Угу, — пробормотала я, хватая сумку и натягивая ее лямки под накидку.

— Вот, держи, — он протянул мне странную конструкцию из меха и лоскутов ткани. — Замени свою накидку, костюм я твой по приезду в деревню заберу. Это подарок за завтрак, — улыбнулся он, когда я накинула это странное нечто на себя.

Ну, в принципе, было тепло. А что еще нужно от верхней одежды? И так хорошо, убивать вроде не собирались.

Меня пересадили на другую лошадку, меньшую по размерам, но крепкую и настолько меланхоличную, что мне периодически приходилось тыкать ее в бок каблуками, чтобы она двигалась. Кроме босса, чьего имени я до сих пор не знала, с нами поехал орк, готовивший со мной завтрак, и какой-то человек.

— Я Сальват, — представился мужчина. Кожа цвета молочного шоколада и какой-то грусный слегка раскосый взгляд черных глаз резко отличал его от светлоэльфийских "манекенов".

— Лида, — вспомнила я.

— Мы едем в мою родную деревню. Там живет мой дядя. Он рыбак, пойдешь к нему в ученики. Он один живет, но тебя не обидит. Мирный он. — Сальват говорил как-то по-доброму, с тихой грустью.

— Угу, — кивнула я.

— По хозяйству будешь ему помогать, с бабками деревенскими не связывайся, ежели мать моя приедет — ей верь. Она баба хорошая и умная. С мужиками не спи, сожгут и тебя, и дядьку прямо в доме, пока спать будете.

— Угу, — кивнула я, округляя глаза.

— Готовить его научишь как раз, а то, как жена его умерла, он совсем исхудал. Он хоть и магически нормальный, не как ты, все равно хреново готовит. И это, не рассказывай ему, где меня встретила, я ему говорю, что на заработках в Облентии.

— Угу, — кивала я ему в ответ.

— Ты, наверное пустынник, раз так хорошо с приправами обращаешься, хоть внешне и не похожа. Я тоже метис, папка пустынник был, я вот совсем на дядьку не похож. Ты бы объяснила Ургкыху чего как, а то он совсем безвкусно готовит, — с надеждой обратился ко мне Сальват.

— Я попробую, — пообещала я.

На ночь мы остановились у какого-то пруда. Ургкых ушел буквально минут на пятнадцать в лес и вернулся с двумя зверьками, подозрительно напоминающими енотов. Он сел их разделывать, костром занялся Сальват, а босс куда-то пропал. Вернулся он уже к концу приготовления незамысловатого ужина, принеся в свертке какие-то синие ягоды. Помыв и попробовав их, я состряпала на скорую руку кисло-сладкий соус, и блюдо внезапно стало напоминать китайскую кухню. Впрочем, мужикам понравилось. Ургкых внимательно следил за каждым моим движением, казалось, он просто откладывал рецепт в зрительную память.

Спала я опять с боссом в обнимку, он закрыл меня собой от тлеющих углей костра и сжал в охапку. В шкуре было тепло, но я боялась, что в уши и нос кто-нибудь заползет, и потому почти совсем не спала. Утром мы завтракать не стали, лишь выпили какого-то бодрящего отвара и поехали дальше. После обеда добрались до деревеньки и сразу заехали в трактир.

Меня отправили в комнату снимать костюм и отпарывать брюлики. Хозяин трактира, после долгих уговоров, выдал иголку с ниткой, а пуговицы босс сам достал из своего кармана. «Вот я и нищая», — подумалось мне, когда я пришивала последнюю пуговицу, исколов все пальцы.

Глубоким вечером я сидела с напившимися вдрызг бандитами за самым темным угловым столиком трактира. Они поедали какую-то странную смесь из теста и мяса, напоминающую растекшиеся по сковороде пельмени. Среди этой братии выделялся орк — казалось, местная бормотуха его совсем не брала.

— Жалко мне тебя, — заплетающимся языком тянул Сальват, совсем потерявший человеческий облик. — Девка-то ладная, видная. Только вот не по вкусу всяким там высокородным эльфам. Видать, измывался над тобой твой хозяин, — он невнятно изобразил руками мою фигуру в воздухе.

— И еще семьи своей не знаешь, в детстве, видать, забрали. Одна дорога для немагичных — в постель к какому-нибудь богатею. Кто его осудит, если он не со своей женой спит, если по немагичным не поймешь? Жена только знает, да и та молчать будет, — совсем уж растекся он в пьяном бреду.

— Грыхтыкгругз! — рявкнул орк в ответ, с силой стукнув о стол деревянным кубком, который Сальват уже не мог удержать в руках.

— Разрушишь чего — сам платить будешь, — пробурчал босс, пытаясь утихомирить разбушевавшегося орка.

Посиделки оказались неожиданно полезными. Пьяных я, конечно, не люблю, но у этих язык точно без костей. Вот и родилась у меня в голове легенда. До чего же странные эти эльфы! Оказывается, мог и Антенчик со мной переспать, и никто бы ничего не заподозрил. И вообще, можно было развлекаться, а они меня совсем в заблуждение ввели! Сидела я, расстроенная и огорченная. Когда Сальват окончательно вырубился, орк понес его наверх как девушку, перекинув себе на плечо, чем вызвал у меня приступ дикого хохота.

— Ты иди ко мне в комнату, завтра Сальват отведет тебя к своему дяде. Я сегодня не вернусь. Прощай, красавица, — тихо произнес мгновенно протрезвевший эльф.

— И тебе не хворать, — соорудила я русский посыл из вычурных эльфийских конструкций.

Эльф как-то поддерживающе тронул меня за плечо и ушел. Я решила уже пойти в комнату, но тут спустился орк. Мы решили еще посидеть. Он плохо разговаривал на эльфийском, скорее совсем не разговаривал. Я плохо разговаривала на общем. Мы как-то пытались объясниться, что-то по поводу готовки, но все было бесполезно. Я устала и решила пойти наверх, а он вызвался меня сопроводить. У двери в комнату я почувствовала вдруг какой-то дикий порыв, будто это последняя ночь в жизни и прижалась к орку всем телом, ощущая его твердую, грубую плоть. Его руки схватили меня с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Я не желала поцелуев, лишь жаждала забыться в объятиях, утопить тоску в плотском наслаждении.

Я стояла ошеломленная, чувствуя, как сердце бьется так громко, будто пытается вырваться из груди. Орк, массивный и неотесанный, развернул меня спиной к себе и прильнул с такой силой, что я кожей ощутила его возбуждение, его необузданную мощь. Он не говорил ни слова — да и что он мог сказать, если наш языковой барьер был непреодолим. Но мне и не нужны были слова.

Внутри меня разгоралось что-то первобытное, звериный инстинкт, подавляемый годами цивилизации, что вдруг вырвался наружу. Он поднял меня, словно я весила не больше пера, и бросил на кровать. Дверь захлопнулась с глухим стуком, замкнув нас в комнате, где только только слабый свет луны пробивался сквозь щели ставней.

Его тело нависло надо мной, огромное, словно живая гора. От него исходил терпкий, мускусный запах, который сводил с ума. Он не был нежен, вертел мной, словно безвольной куклой, но я и не думала сопротивляться, отдаваясь во власть первобытной страсти. Просто существовала, просто чувствовала, просто жила в этом моменте, когда все остальное перестало иметь значение.

Лишь с первыми лучами солнца все стихло. Орк заснул, оглашая комнату богатырским храпом, я лежала рядом, чувствуя, как моя кожа горит от его прикосновений, а внутри разливается странное чувство опустошенности и удовлетворения одновременно.

Собрав свои вещи, я встала и подошла к окну. Рассвет окрашивал небо в розовые и золотые тона и я, собрав свои немногочисленные вещи, отправилась ждать Сальвата.

Ждать не пришлось, Сальват сидел внизу и с круглыми глазами заговорщицки прошептал:

— Ну ты и сильная девка, с орком-то! Не каждая решится. Сначала я подумал, он тебя силой берет, а потом понял — тебе нравится.

Я покраснела до мочек ушей, конечно, о звукоизоляции в таверне оставалось только мечтать. И так, красна девица и зеленый (от вчерашнего) молодец пошли искать дядю рыбака.

По главной деревенской тропе мы доковыляли почти до самой воды, а потом свернули в сторону обрывистого берега. Минут через пять набрели на покосившуюся лачугу на опушке леса. Дверь нараспашку, а изнутри доносится прерывистый посвист. Дядя дрых на лавке, ничем не укрытый, в доме, который и запирать-то смысла не было. Какие там ценности? Печь да лавка.

— Бороник! — заорал Сальват, пытаясь разбудить рыболова. — Дядя Бороник!

— А? — Бороник с трудом разлепил глаза и приподнялся.

Теперь его можно было разглядеть получше. Полностью заросший, с выцветшей от соли и ветра шевелюрой и бородой, сухощавый мужик лет пятидесяти на вид. Одет в длинную ночнушку, явно оставшуюся от покойной жены. Глаза красные, будто он всю ночь рубился в доту, а в шесть утра решил выйти на свежий воздух.

— Дядя, я тебе ученицу привел, заодно и помощницу по хозяйству, — представил меня Сальват без лишних церемоний.

— А зачем она мне? — развел руками дядя.

— Готовить тебе будет, как минимум. Да и женщина в доме тебе не помешает. Помоги девке профессию обрести получше, чем то, что ей судьбой на роду написано.

— Так, так, а чего это немагичка решила руки марать рыбой?

— Рыбу люблю, — вставила я пару слов, в которых была уверена.

Понимать общий язык было проще, чем на нем говорить. Да и понимала я еще далеко не все, но простые житейские разговоры с мимикой и жестикуляцией как-то сами собой переводились.

Дядя внимательнее меня оглядел, прицокнул языком и покачал головой.

— Странная она какая-то. А как она рыбу без магии ловить будет, а готовить? Фигня какая-то получается. Ну да ладно, может, чему и научится. Оставлю её. А как твоя матушка поживает? — не делая паузы между решением моей судьбы и светской беседой, дядя жестом пригласил нас присесть на лавку.

— Матушка хорошо, о сестре, как обычно, сильно беспокоится. Но раз боги так решили, от судьбы не уйдешь.

— Это да, — почесал затылок заросший рыбак. — Ты прости, последние пару недель рыба совсем не идет, мне даже угостить тебя нечем.

— Да ничего, мне все равно скоро уезжать, работа такая. Ты на девицу не серчай сильно, она неглупая, просто не там жила, — попросил Сальват уже на пороге.

— Это уж мне решать, что с учениками делать, — Бороник погрозил ему кулаком вслед.

— Простите, а почему вы как женщина? — спросила я Бороника, тыкая пальцем в его ночнушку.

— Так за ночь одежда отсыревает, сушится вон там, на заднем дворе, — махнул он рукой в сторону стены дома, противоположной двери, и снова завалился спать.

Предположив, что дальше я могу распоряжаться сама, я решила обустраиваться в доме. Обнаружив аналог русской печи с лежанкой, я чуть не взгвизнула от восторга. На лежанке валялось много старых и грязных вещей, видимо это был своеобразный шкаф. Рыбак, видимо, выбирал отсюда самое менее заношенное. В углу я даже обнаружила поржавевшую иглу и моток ниток.

Всю эту рухлядь я выволокла на улицу. Разобрала завалы, откопав даже несколько тряпок, смутно напоминавших простыни. Где тут стирают, я себе вообще не представляла, зато представляла, что в море стирать не очень хорошо, потому занялась выносом и другого мусора из дому. Благо дом был не срубом и не пришлось выгребать кучу пыли еще и с каждого бревна в отдельности.

Домик был крохотным, с единственным окном, намертво заколоченным деревянными палками разных размеров и цветов. Внутри — лишь печь, грубая лавка и два ящика, водруженные друг на друга, служившие вместилищем всего рыбацкого скарба.

На «заднем дворе», как окрестил прилегающую к дому лесную опушку Бороник, на ветвях двух деревьев тоскливо повисла веревка, а на ней — нечто окаменевшее, отдаленно напоминавшее штаны и куртку. Пройдясь вглубь леса, я наломала веток и соорудила подобие веника. Веревки под рукой не оказалось, и я, недолго думая, изрезала на полоски одну из самых грязных тряпок с лежанки.

Когда я принялась подметать тесное помещение, поднялось так много пыли, что даже рыбак решил встать, потому как притворяться спящим в такой пыли не было никаких сил.

— Что ты тут устроила? Зачем вертеп развела? — замахал он руками, отплевываясь от пыли, осевшей на его бороде.

— Дом чистый будет. Где река?

— Река? — не понял он вопроса.

— Вода, не море, — я указала на гору грязной одежды и тряпья.

Бороник схватился за голову, что-то проворчал на своем, вздохнул и, подхватив ворох одежды, повел меня к месту стирки. О методах стирки в средневековье я имела представление, но тут, похоже, существовал какой-то свой, особый способ. Рыбак привел меня к узенькой речушке, едва ли сантиметров тридцать в ширину — видимо, местный источник. Поняв, что сегодня мне с этой задачей не справиться, я потащила грязное белье обратно к дому. Связав охапку белья теми же лоскутами, что и самодельный веник, я просто оставила их на заднем дворе.

Выбрав тряпку подырявее, я помыла лежанку, лавку, а потом и пол бегая от речушки до дома. Окончательно выбившись из сил, я просто рухнула на лежанку холодной печи, положила под голову рюкзак и замоталась в шкуру. Глубокой ночью меня разбудил Бороник и знаком велел следовать за ним, соблюдая тишину.

Он уже успел переодеться в свой рабочий костюм и шагал как-то угловато, шурша просоленной насквозь одеждой. Мы дошли до извилистой тропинки круто спускавшейся к воде. Тропинка уходила глубоко в воду, а рядом с ней бултыхалась привязанная прямо к скале утлая лодчонка.

Едва не перевернув ее, я все же уселась внутрь. Мне в руки сунули садок, а мужик взялся за весла, и мы отошли от берега метров на восемнадцать. Пошарив в углу лодки, рыбак достал кувшинчик, из которого высыпал на руку наглухо высушенных червей. Он переложил их в нечто, напоминающее ситечко на длинной веревочке, и четыре раза обвел им вокруг лодки. Затем забрал у меня садок и уселся ждать. Видимо, это был такой метод рыбной ловли. Я, конечно, подозревала, что тут дело нечистое, а вполне магическое, но мне такой способ явно не подходил. Просидев так полчаса, мы двинулись в обратный путь.

— Вызывать рыбу, конечно, ты не сможешь, но вот ловить — пожалуй, научу, — проговорил он, показывая движения садком, пока я неловко выбиралась из лодки.

— А вы что, сетью не промышляете? — вырвалось у меня первое, что пришло в голову.

— Эх, девица, если рыбы нет, хоть сетью метай, хоть садком махай — толку не будет. Ушла рыба, дней через пять, может, и вернется.

— Сводите меня завтра, пожалуйста, купить… — слово "базар" или "ярмарка" было для меня пока тайной.

— Чего купить? — Бороник не сразу уловил суть моей проблемы.

— Не знаю, — я беспомощно покачала головой.

И правда, что полезного и недорогого можно найти? Чтобы единственная монетка не пропала даром. А без платья я как-нибудь обойдусь.

Наутро мы направились с Бороником на базар. Монетка крепко сжата в кулаке, а рюкзак я решила оставить в доме, спрятав его в печи. В своей накидке из шкур я чувствовала себя нелепо, о чем рыбак не преминул сообщить. Но другой одежды у меня не было, а щеголять в одной рубахе — неприлично.

На базаре моё внимание привлекла деревянная коробочка с белым порошком для побелки, до боли напоминающим гипс, старая стеклянная лампа, куда требовалось заливать что-то вроде масла, и несколько небольших зеркалец. А еще я выторговала у хитрого кузнеца два длинных железных прута и старую, обшарпанную кастрюлю, за которую в обычной жизни я бы и рубля не дала.

На все эти предметы у меня был свой план. Пока солнце щедро дарило тепло, я задумала соорудить некое подобие запруды у ключа, который показал мне Бороник. Откопав в его хламе некое подобие лопатки, я принялась за песок и глину.

Как сделать добротный кирпич, я не знала, но из школьных уроков истории помнила: глину укладывают в форму и сушат на солнце или обжигают в печи. Обжигать я не умела, поэтому выбрала путь попроще.

Налепила кирпичиков с помощью деревянной коробочки, используя песок вместо муки. Выложила их сушиться под палящее солнце, молясь богам о удаче в этом деле. Сама приступила к конструированию ловушки для морских тварей. Идея была проста. Однажды я участвовала в ночной ловле кальмаров, и главным раздражителем для них был свет. Решено: сделаю фонарик! С помощью кастрюли, лампы и зеркал, втиснутых между ними, получилось нечто странное, но многообещающее.

Надо заметить, что всё это время Бороник валялся на лавке, делая вид, что происходящее его не касается. По его изможденному виду я решила, что он не ел уже две недели и просто копил силы. На ночную рыбалку мне пришлось его расталкивать. Прихватив лампу, я спросила, сможет ли он её зажечь, на что получила утвердительный ответ.

После бесплодной попытки Бороника добыть рыбу своим способом, я попросила его "включить фонарик" и держать его у самой воды. Рыбак лишь сиротливо вздохнул и выполнил мою просьбу. Минут через десять, когда я уже почти отчаялась и решила, что монетка потрачена зря и могла бы превратиться в платье или ужин, в воде мелькнула тень. Бороник осторожно передал мне фонарик, схватил садок и ловко выудил осьминожку-кальмарчика с длинными щупальцами и коротким тельцем. Щупалец было штук десять, так что осьминожкой его никак не назовешь. Тварь извивалась в лодке и и выпустила много воды.

Я показала знаками рыбаку ловить дальше и мы выловили еще штук пять. На этом я решила остановиться, потому как фиг знает, может их вообще есть не возможно.

— И зачем тебе эти морские демоны? — как-то странно спросил Бороник, брезгливо держа добычу за склизкие щупальца.

— Я буду их готовить.

— Печь растопить?

— Да, — удивилась я его готовности к такому гастрономическому эксперименту.

Но, видимо, голод — не тетка. Дядька, кряхтя, пошел раздувать огонь в печи, а я принялась отбивать и чистить тушку одного из кальмарчиков. Выпотрошив и промыв ее в соленой воде, а затем яростно отбив о прибрежную скалу, я достала драгоценное масло, которого оставалось совсем немного, и щепотку одной из приправ. Хорошо бы добавить овощей, конечно, но на их покупку денег не было.

Жарила я кальмар прямо на горячих камнях в печи, без использования сковороды, которой не нашлось. Запах был одуряющий, солить морскую тварь я даже не думала, рассудив, что морская вода хоть как-то его да просолила.

Первая за двое суток трапеза была осторожной. Я понятия не имела, можно ли вообще есть этих местных кальмарчиков, да и Бороник смотрел на них, как на жареных тараканов на китайском рынке. Но прошло минут двадцать, со мной ничего не случилось, и мы с Бороником умяли кальмара на двоих.

— А вкусный демон оказывается, — довольно поглаживая свой выпирающий из-под ребер живот, произнес рыбак. — Откуда ты узнала, как его готовить?

— Я не помню, — лишь и смогла ответить я.

— Ты, я посмотрю, плохо по-нашему говоришь. Откуда ты родом и как тебя звать? — решил он, наконец, со мной познакомиться.

— Наверное, из восточных стран, тех которые в пустыне. Зовут Лидой, — решила я поддержать свою легенду.

— Значит, родины своей не помнишь… Может, мать тебе в детстве готовила это блюдо, вот и запомнилось, — решил он меня пожалеть. — Далеко же тебя забросило… А что с теми будем делать? Может, продать их утром? — кивнул он за дверь, где прямо на траве валялась груда оставшихся кальмарчиков.

— Нет, — покачала я головой. — Их мало, мало монеток. Вы не знаете, где можно раздобыть еды? — жестом показала я круглое яблоко.

— Ты про яблоки? Так у соседа можно попросить, у него их полно растет возле дома, их никто не ест, — даже поморщился он.

Я задумалась о яблоках и о том, где бы достать рис. Вспомнила кашу, которую недавно варила у бандитов, и спросила, как могла, о ней у мужика. Он почесал затылок и неохотно сказал, что, может, попросит крупу в долг у соседей утром.

На том и порешили. До утра я чистила и отбивала кальмаров, под внимательным взглядом рыбака, а потом он пошел побираться по окрестным домам. Вернулся он с горшочком крупы и россыпью яблок в подоле своей потрепанной ночнушки. Крупа была та же самая, видимо, типичная для этих мест. Варила я ее уже на глаз, в большой глиняной посудине, которая еле помещалась в печь, как подсказал мне Бороник. Зажарив кальмаров прямо на камне, я добавила к ним мелко нарезанные яблоки, пожертвовав ради этого последней каплей одного из трех видов масла.

Положив часть крупы в горшочек, одолженный у соседей, и увенчав ее зажаренным кальмаром, источавшим легкий аромат чеснока, я отправила рыбака продавать сей обед на базар. Настоятельно рекомендовала выручить столько, чтобы хватило отдать долг за крупу.

Он взял горшочек и ушел, а я сложила оставшуюся снедь в большую посудину и оставила томиться в печи. Сама же пошла обустраивать себе подобие стиральной запруды. Кирпичи неожиданно полностью высохли, и я начала выкапывать мини-бассейн маленькой лопаткой, обкладывая дно и стенки кирпичами. Кирпичи постоянно норовили сдвинуться. Как я ни старалась временно отвести ручеек в сторону, вода все равно просачивалась, и моя надежда на скрепление этого сооружения глиной таяла на глазах. Кое-как, верой, правдой и палками, я все-таки скрепила «мини-бассейн», и он начал заполняться мутной водой. Сообразив, что вода будет мутной еще долго, я пошла рыть ключ глубже вверх по течению, где меня и застал измученный, но счастливый Бороник.

Я совсем забыла, про то, что отправила его продавать полдник. Оказалось, дядечка был проворным малым и не только четырежды обернулся за добавкой, но и умудрился на вырученные деньги прикупить крупы и душистого животного масла местного производства. Масло напоминало сливочное, и наверняка таким и было, но успело порядком подтаять и медленно покачивалось в горшочке. Решив, что до утра с ним ничего не случится, я похвасталась рыбаку своей "запрудой". Он, добродушно посмеявшись, похлопал меня по плечу, и мы отправились в дом отсыпаться.

Ночью мы вновь вышли в море. Улов оказался вдвое богаче, и рыбак, воодушевленный успехом, сам принялся чистить кальмаров, а мне велел варить кашу. Я посетовала на отсутствие подходящей железной посуды, на что он лишь понимающе кивнул.

Все не влезло в посудину за один раз, даже с учетом отсыпанной доли для возвращения соседям. Самое ужасное было отмывать печь сверху, где в камень въелся запах вчерашней жарки. Но соль, вода и речной песок хоть и нехотя, но справлялись с этой задачей. Позавтракав кальмарчиком с кашей Бороник схватил по вчерашнему манеру горшочек и ушел на базар.

Вернулся он с хитроватой улыбкой, неся в руках уже четыре новых горшочка и моток грубой веревки. Затейливым узлом рыбак связал горшочки, вставив между ними плоские дощечки, и получилась диковинная авоська, скорее даже кашпо на четыре растения. Доверху наполнив их кашей, он наказал мне отмыть позаимствованный у соседей горшок и засыпать его крупой.

В обратную сторону он опять притащил крупы и снова убежал на базар, я сварила еще каши и пошла копать песочек на берег, таская его в одной из тряпок, что все еще не были постираны и валялись под импровизированной сушилкой.

Под вечер, закончив с доставкой обедов на базар, рыбак вернулся с большой железной посудиной, напоминавшей толстостенную сковороду. И жестом позвал меня к моей "запруде".

Я подвела его к первой ямке, где еще во множестве валялись не понадобившиеся мне кривые кирпичики.

— Где кирпичи взяла? — спросил рыбак серьезно, с прищуром глядя на мое творение.

— Сама налепила, — ответила я жестами, подводя его к затянувшейся глиняной ране, оставшейся после добычи материала.

— И высохли? — он удивленно вскинул брови, одаривая меня взглядом, полным недоверия.

Я лишь пожала плечами, а что не так то?

Бороник медленно повернулся к лесу и глубоко поклонился, касаясь бородой земли. Потом, каким-то непостижимым образом, покопавшись всего пару минут в конструкции, ему удалось так ловко переложить самодельные кирпичи, что он даже вытащил палки-распорки, торчавшие внутри.

Признаться, в тот момент я даже пожалела, что сделала этот водоемчик таким маленьким, хоть он и оставался еще грязноватым. Желание освежиться было нестерпимым, но прохладная морская вода обещала лишь долгие часы зуда. Рыбак, видя мое нетерпение, даже помог мне засыпать песок перед "запрудой", чтобы вода фильтровалась от земли. И лишь после этого мы, утомленные трудами, отправились спать.

Ночью меня так и подмывало пойти с Боронником на рыбалку, но он, хитро улыбнувшись, показал свое изобретение: светильник, закрепленный прямо на носу лодки с помощью одного из моих железных прутов. Как он его согнул, осталось загадкой, но я списала все на магию, ускользающую от моего взгляда, и приняла это спокойно.

Разбудил он меня когда уже и наловил и почистил кальмарчиков. Вздохнув с облегчением, он решил, что пока я буду варить и жарить, он сможет отоспаться на лавке.

Третий день, питаясь одними кальмарами, рыбак ничуть не жаловался, а вот мне хотелось чего-нибудь овощного. Я и высказала ему свои пожелания, когда он проснулся.

— Ладно, куплю я тебе овощей, только каких? Я в них не разбираюсь, а названий ты, наверное, и не знаешь… — развел он руками.

— И что же делать? — загрустила я.

— Сама иди и покупай, монеток немного осталось от вчерашней торговли. Только вот, мне кажется, что обед твой продавать надо дороже, нарасхват идет.

— Тогда давай сегодня последний день торговать, зайди в трактир и там его предложи.

— И зачем нам конкуренты? — удивленно вскинул брови он.

— А зачем нам столько времени тратить на готовку кальмаров и каши? Трактирщик и сам будет рад все это делать, решит, что сэкономил на цене крупы, масла и работе. Предложи ему рецепт за хороший гонорар, а я его научу, как готовить. Потом просто кальмаров ему будешь продавать, сколько ему надо. Больше спать будем, да и питаться, может, разнообразнее станем.

— Только цену я сам установлю, — почесал он шевелюру и согласился.

— Конечно, — кивнула я, избавляясь от лишней головной боли.

Весь день я провела в хлопотах: то у плиты, то на запруде, то у моря. Готовила кашу с кальмаром, стирала вещи, полоща их то в море, то в ручье. Соль лишь частично справлялась с грязью, а после полоскания вещи становились чуть чище, но стиркой в полном смысле это назвать было нельзя. Сил на трудоемкий процесс выбивания грязи из ткани у меня не хватило бы. Я совсем позабыла, как варить простейший щелок, а кипятить вещи, как когда-то, совсем не хотелось. Что делать с этой бедой, я не знала.

Наконец, вернулся рыбак, довольный, как мартовский кот. Он где-то подстригся и подровнял бороду, оставив от нее лишь пару сантиметров. Если бы не его просоленный костюм, в котором он все еще щеголял, то стал бы совсем похож на человека.

— Собирайся, пойдем рецепт продавать, — улыбался он и помогал мне кутаться в накидку поплотнее.

До трактира мы дошли быстро, но удивленных взглядов прохожих нам избежать не удалось. Не знаю, что их больше привлекало: подстриженная шевелюра Боронника или моя оркская накидка.

— Оркская женщина, — пробормотал на эльфийском трактирщик и ткнул локтем какую-то дородную даму, видимо, приходившуюся ему женой.

Женщина слегка побледнела и округлила глаза.

— Здравствуйте, — поприветствовала я их на эльфийском, вызвав у Боронника лишь недоуменное почесывание затылка.

— Вы разговариваете на эльфийском? — заискивающе поинтересовалась женщина.

— Полагаю, для беседы предпочтительнее именно этот язык, — уклончиво ответила я, не желая вдаваться в объяснения.

— Бороник сказал, вы согласны научить нас готовить то чудное кушанье, которым он три дня кряду заманивал покупателей на базарной площади.

— Научу, если услуга уже оплачена.

Удостоверившись у Боронника на общем, что золото перекочевало в его кошель, я принялась объяснять тонкости обращения с кальмаровой тушкой. Благо, варить крупу никого учить не требовалось. Мой же заморский порошок она решительно заменила на местный аналог, уверив, что он ничуть не хуже. Я с интересом разглядела протянутую мне пучком сушеную травку, выпросив щепотку на пробу. Аромат оказался весьма пикантным.

Пока мы хлопотали над рецептом, мужчины удалились в зал трактира, дабы поднять кубки за успех предприятия и обсудить детали поставок кальмаров.

Прощаясь, я небрежно поинтересовалась, где можно приобрести простое платье её размера.

— А тебе зачем такое большое? — искренне удивилась женщина, окинув меня оценивающим взглядом.

Я машинально посмотрела на себя, попыталась сопоставить наши комплекции, но тщетно.

— Ступай к Марике, она у нас мастерица, сошьет любое, какое закажешь. Недорого берет, зато крепко делает. Или на базаре готовое купи, там дешевле будет, — посоветовала она.

— Благодарю.

По пути домой мы разговорились с рыбаком. Он, довольный как кот, делился планами на будущее, мечтая о том, как будет сбывать кальмаров на базаре. "Рецепт-то у трактирщика есть, а местные бабы пускай теперь голову ломают, что с этим морским чудищем делать".

— А почему соль такая дорогая? — вдруг спросила я.

— Да везут ее морем, из твоих земель. Если бы не орки, что расплодились между нами и восточными странами, было бы дешевле. Хотя, морем возят только дешевку, низкого качества. Дорогую соль телепортами доставляют, — пояснил он.

— А почему сами не добываете? — вспомнила я процесс выпаривания соли из морской воды.

— Долго это и хлопотно. Проще корзинку из бересты сплести и продать, да на вырученные деньги соли купить. Она же не то чтобы прямо запредельно дорогая, просто самим возиться невыгодно, — рассуждал мужичок.

Вот так, в одночасье, рухнул мой честолюбивый план по созданию соляной империи. Придется выдумывать что-то новое.

— Я хочу завтра купить платье и овощей на базаре. Разбуди меня, когда пойдешь.

— А давай тогда пораньше пойдем, пока народу немного, — предложил Боронник, видимо, засмущавшись той бурной реакции, которую вызывала моя персона у местных жителей.

— Хорошо.

Я улеглась спать, а он принялся готовиться к ночной рыбалке.

Утро началось с похода на базар, где среди пестрого вороха товаров я выудила чудесное платьице. Темно-серое, скромное, но, о радость, идеально сидящее по фигуре. Заодно попыталась выведать у торговки секрет стирки без магии, но та лишь развела руками. Печаль не могла быть больше в это утро, но она вспомнила, что ее бабка, чудом что еще живая, когда-то в молодости пользовалась одним из способов стирки без магии и посоветовала пойти к местному лекарю, мол, все деревенские старухи обычно там и околачиваются.

Закупив уже знакомые овощи и тощую, жалкую на вид птичку, я поплелась в сторону рыбацкого домика. Быстро сварганив легкий супчик, пообедала, облачилась в обновку и отправилась на поиски бабки Грины.

Где искать хижину лекаря, я понятия не имела, поэтому пришлось выпытывать дорогу у местной детворы. Домик оказался одноэтажным, бревенчатым, без окон и дверью, скрипящей на все лады. За дверью доносилось гудение. Зайдя внутрь, я увидела вытянутый коридор с лавками вдоль стен, как в заурядной поликлинике. И, как в поликлинике, там была тьма старушек, перемывающих кости всему живому. Заметив меня, они лишь на секунду прервали свой гул, окидывая оценивающим взглядом с головы до пят, после чего возобновили его с новой силой.

Я решила сделать вид, что пришла к лекарю и прислонилась к косяку спиной.

— Девушки, а кто последняя? — рассеянно поинтересовалась я.

— Я буду, — отозвалась женщина в синем платке, накинутым на плечи.

— А давайте знакомиться, я Лида, а вас как зовут?

— А меня Дарика, — ответила она. — А ты чего тут забыла, деточка? — Ее взгляд стал изучающим.

— Я ищу бабу Грину, говорят, она знает, как стирать без магии.

— Вон она, в углу сидит, — кивнула Дарика в сторону сморщенной старушки, кутающейся в шаль. — Только вряд ли она что помнит, совсем уж старая.

— Понятно, — тихо сказала я, почувствовав, как надежда тает.

— Ты у Бороника живешь?

— А вы откуда знаете?

— Да от тебя рыбой несет, деточка, — рассмеялась Дарика, и ее поддержали еще две женщины, сидевшие рядом.

Я покраснела. Мало того, что нормально помыться негде, так теперь еще и благоухаю, как рыбный прилавок. В этот момент открылась дверь во внутренние покои, и из нее, пятясь, начала выходить старушка, что-то оживленно выговаривая молодому лекарю, который явно пытался от нее избавиться. Лишь взглянув на него, я почувствовала острую жалость. Под глазами залегли черные тени, а в глазах плескалась такая тоска, что сердце сжалось.

Он же, увидев меня, ухватился за меня, как утопающий за соломинку.

— Проходите, я вижу, у вас срочное, — схитрил молодой лекарь.

— Куда это без очереди? — возмутились бабки.

— Так не положено! — зажужжали они, словно пчелиный рой.

— Спокойно, женщины. Лекарь сам определяет очередность приема, в ином случае — живая очередь, — видимо, процитировал парень какой-то устав, и, схватив меня за рукав, потащил в свой кабинет.

— Ну, рассказывай, что случилось? — обреченно вздохнул он.

— Да ничего особенного, просто хотела узнать, как стирать без магии, но говорят, у бабушки память совсем плохая, — выпалила я все на эльфийском.

— Эльфийский… — задумчиво потер длинное ухо лекарь. — Давно же я его не слышал в этих краях.

— А Вы чего такой уставший и расстроенный? Что-то случилось? — с искренним участием спросила я у паренька.

— Да эти бабки меня доконали! Каждый день тут сидят, и ко мне ходят, да не по одному разу! То у них болит тут, то там, а я их лечи, да еще и слушай про внуков, скотину и плохой урожай, — вывалил он на меня все что у него накопилось.

— Вот и я никогда не думала, что буду жалеть о совершенном незнании химии, — пробормотала я, жалея уже себя.

Он уставился на меня в ожидании поддержки. Я тоже сидела расстроенная и смущенная.

— Теперь всю жизнь рыбой пахнуть и ходить в грязном… — сокрушалась я.

— Ты что, пришла мне, как бабка, на жизнь жаловаться? — возмутился ушастый.

— Так ты тем же самым и занимаешься, — улыбнулась я.

— Да твою-то проблему решить можно! А мне что с бабками делать? Они мне выпускную работу не дают дописать. Я бы уже года два как в столице работал! А так закинули на практику в эту дыру, и прозябаю я тут.

— Как решить? — ухватилась я за соломинку.

— Ну, отнеси белье какой-нибудь женщине, что в домашней магии шарит, и заплати ей. А от запаха к любому магу раз в неделю, он тебе ультрамелкое опыление чистой водой нанесет. Это как ванну принять, только эффект дольше.

— А если денег нет?

— А если денег нет — выходи замуж, пусть муж об этом заботится, — серьезно заявил он.

— Не вариант. А ты, случаем, это самое опыление делать не умеешь?

— Умею, но не буду, — отрезал он весьма категорично.

— А если я бабок всех от тебя отважу надолго? И они не будут к тебе приходить, пока ты свое там что-то не доделаешь?

— Тогда я и стирать тебе готов раз в неделю! — засмеялся он весело и совсем как нормальный человек.

— Вот и договорились. А что тебе доделать надо? — сразу сменила я тему, обязывая его тем самым подчиниться нашему договору.

— Да работу выпускную из магического училища. Я вообще-то лекарь, но специализируюсь на травоведении. Мне бы в болота, там говорят травница оркская живет, старая очень. Да дорога туда неделю, и неделю обратно.

— Интересно, я бы тоже к травнице съездила с удовольствием.

— Меня все равно бабки не отпустят, — пожаловался он совсем как ребенок. — Нельзя покидать пост, когда есть пациенты.

— Угу, — превратилась я срочно в филина. — Я завтра приду. Меня не приглашай, пусть будет живая очередь.

— Хорошо, — только и успел он сказать, а я вылетела из его кабинета. Не хотелось больше смущать его своим запахом.

Вечером я долго беседовала с рыбаком, выспрашивая нужные для себя детали быта и словечки из местного диалекта, пока он не ушел на ночную рыбалку.

На следующее утро я все-таки окунулась в прохладные объятия моря, а затем, выбрав самую чистую тряпицу, тщательно обтерлась, надеясь хоть немного приглушить этот навязчивый рыбный дух. Впрочем, оценить успех предприятия я была не в силах. Меня запах рыбы совершенно не тяготил — детство прошло в подобном рыбацком городке. А когда проводишь бок о бок с дарами моря больше суток, мозг, видимо, автоматически отсекает ненужную информацию.

Волосы, под лучами солнца, превращались в непокорные кудряшки, что омрачало мои и без того нерадостные мысли. Теперь расчесать их подручными средствами казалось задачей почти невыполнимой.

Облачившись в купленное платье, я вновь направилась к местному лекарю. Бабки уже восседали там, словно стая воробьев, оживленно переговариваясь. Я поздоровалась и поинтересовалась, кто крайний, а затем прислонилась к косяку, с любопытством разглядывая собравшихся. Одна из женщин не выдержала моего взгляда и спросила:

— Что случилось, деточка?

— Лекарь велел сегодня еще раз прийти.

— Опять без очереди? — проворчали несколько голосов.

— Нет, — покачала я головой. — Очередь — это правильно.

Бабки немного успокоились, и я приступила к задуманному.

— А кто у вас тут самая главная тетенька? — спросила я с наигранной детской непосредственностью.

— Что значит главная? — подозрительно прищурилась старушка, сидевшая напротив.

— Ну, которая на деревенском совете голос имеет, молодых женщин уму-разуму учит, советы дельные дает, самая уважаемая, ее всегда первой пропускают, — перечисляла я, делая вид, будто это общеизвестная истина, вроде десяти заповедей.

— Нет у нас такой, где это видано, чтобы одна женщина была главнее другой? Все мы тут матери, хозяйки, — назидательно проговорила старушка.

— А у бабушки в деревне выбирали такую общим мнением, самые уважаемые хозяйки домов соглашались с ее главенством. Она мою мать учила хозяйству, да и вообще, у нее дома много девушек обучались, готовили, убирали, а она оценивала, советовала, как лучше.

Почти все женщины замолчали, завороженно слушая мой рассказ.

— А как выбирали эту главную?

— Так… — я сделала театральную паузу, словно пытаясь вспомнить. — Претендентка вешала объявление на двери храма, что, мол, такого-то числа, во столько-то, приходите оценивать мое хозяйство, мои кулинарные способности. И самые опытные женщины приходили, проверяли, пробовали, и если больше половины голосовали за, то становилась претендентка главной в деревне.

— А если на следующий день другая захочет? — поинтересовались у меня.

— Так приходили и к ней. Если она лучше предыдущей все делает, почему бы ей не стать главной? — я развела руками в стороны, глядя на них с непонимающим видом.

— Ой, девочки, вспомнила! У меня же каша на плите! Дом сгорит! — встрепенулась самая сообразительная и пулей вылетела за дверь.

Женщины пожужжали, пожужжали и постепенно растворились. У кого дела в соседней деревне объявились, у кого кошка рожает, а кому просто внезапно захотелось поспать. Я осталась сидеть одна на кушетке, терпеливо дожидаясь выхода последней пациентки лекаря.

Пациентка выходила чуть ли не со скандалом, но, обнаружив пропажу товарок, быстро сникла и побледнела.

— Что случилось? Пожар? — испуганно спросила она.

— Нет, не знаю, куда они все подевались, просто ушли, — пожала я плечами.

Женщина быстро ретировалась, а лекарь, чье имя мне до сих пор было неведомо, удивленно таращился на опустевший коридорчик.

— Пойдем, я отвар заварю, да расскажешь, как ты это провернула, — он открыл дверь в жилую комнату.

В комнате царил полумрак, как и во всем доме, но глаза, привыкшие к темноте, различали печь и небольшой стол с табуретками. Я присела на одну из них.

— Просто им скучно стало, нужно было развлечение придумать, — я расслабила мозг, переходя на эльфийский.

— Развлечение… Не думал, что все так просто, — пожал он плечами.

— Они зачем к тебе приходили то? В основном на жизнь пожаловаться, душу излить. Ты представь, всю жизнь домом жили, хозяйством управлялись, а тут невестка явилась, и давай выслуживаться перед муженьком да свекровью — взяла и отняла у женщины её работу. И что ей теперь делать, скажи на милость?

— И долго у меня отпуск-то? — прозвучал голос длинноухого.

— Да когда им это реалити-шоу надоест. Вряд ли за год управятся, — предположила я, махнув рукой.

— А меня Лидой зовут, — я протянула ему руку.

— Вонивек, — представился он, охотно сжав мою ладонь в своей.

— А где твои фон Фрозенштайны всякие, иль Маритхебы? Что, стесняешься эльфийской фамилии или человечкам открывать нельзя? — с притворным весельем поддразнила я.

— Так я и не эльф, — искренне удивился парень, а потом окинул себя взглядом, словно пытаясь что-то разглядеть на груди. — Совсем извёлся с этими старухами. Я же полуэльф! Мне всего двадцать лет. Был бы чистокровным, выглядел бы сейчас как дитя малое.

— Да ты и так молодо выглядишь, — попыталась я его приободрить.

— Ничего, высплюсь, отъемся — и буду нормальным мужиком, — подмигнул он. — Я же тоже деревенский. Вырос в рыбацкой деревушке в Облентии, там же и в магической академии учился.

— А эльфийскому родители научили? — удивилась я. Неужели эльфы и правда живут в рыбацких деревнях?

— Ну, мамка знала эльфийский. А папу я ни разу не видел, да и мама про него ничего не рассказывала, — пожал он плечами с житейской простотой и разлил по кружкам какой-то травяной отвар.

Я толком не завтракала, а завар оказался теплым и умиротворяющим. Почувствовав подступающую дремоту, я решила ретироваться, пока не заснула прямо тут, у Вовки.

На обратном пути я заметила странное оживление у домов соседей. Из них выносили какую-то дребедень и выставляли прямо на солнце, кто-то выводил скотину, кто-то ругался. В деревне кипела жизнь.

Вернувшись домой, я застала рыбака, который, наконец, обзавелся новым, добротным костюмом для работы. Он вертелся стараясь рассмотреть его со всех сторон в лучах яркого солнца.

— О, я тебя ждал! Посмотри, обновку купил. Как тебе? — спросил он, поворачиваясь то одним, то другим боком.

— Неплохо. А куда старую одежду дел?

— Так висит там же, сушится. Я же её еще ночью на рыбалку надевал.

— Ну и замечательно. Завтра у меня гость будет, он со стиркой поможет.

— Так я думал, ты уже все постирала… — развел руками рыбак и почесал в затылке. — А кто придет-то?

— Так местный лекарь. Он вообще-то заинтересован, чтобы мы жили в чистоте и меньше болели, — съязвила я.

— Это ты, дочка, не надейся. У него дел невпроворот, занят он почти всегда. Я уже лет пять не могу к нему попасть с больным зубом, а ты говоришь, он стирать придет, — расхохотался Бороник.

Я лишь улыбнулась и принялась готовить обед. На обед была предварительно разделанная и вымоченная в воде какая-то рыба с красным на вид мясом, которое в процессе приготовления резко посветлело. В целом получилось неплохо. Я всегда любила морскую рыбу, а вот речную просто на дух не переносила.

Решив, что на сегодня я выполнила и так много, я решила расслабиться и просто уснула на лавке. Может так повлиял отвар, которым меня эльф угостил, а может и простое облегчение от выполненной работы и предстоящей наградой на меня так повлияли, но проснулась я на утро следующего дня.

Бороник не стал меня тревожить, за что ему отдельное спасибо, хотя пробуждение отозвалось мучительной болью во всем теле. Спать в корсете, хоть и расшнурованном до предела, оказалось ужасной идеей. Да и лавка явно не отличалась удобством. Мысленно посочувствовав Боронику, я начала жалеть уже себя, и вообще мне захотелось куда-нибудь провалится, что бы все это исчезло.

Встав явно не с той ноги, я решила перебраться на лежанку, раздеться и еще немного поспать, но сон ни в какую не лез. Пришлось вставать и снова шнуроваться-одеваться. Это еще хорошо, что у меня был один корсет с передней шнуровкой, а то я бы вообще не смогла нормально сама одеться.

И пока я кряхтела над этим устройством в дверь постучали. Вообще-то Бороник не только не стучал в дверь, но и обычно вообще ее не закрывал. Стояла теплая погода, а нагретая за время приготовления еды печь, только усложняла ситуацию с температурой внутри помещения.

— Кто хочет войти? — запинаясь и ломая язык, я попыталась изъясниться на общем наречии.

— Должник твой хочет, — раздался веселый ответ на эльфийском.

— О, проходи, проходи. Ты же врач, тебе не привыкать, — предупредила я его.

Дверь как-то неуверенно полуоткрылась и в дверь сначала проникло ухо. Потом, видимо, удовлетворившись шумами, в дверь проникла голова, но только на половину. Испуганный глаз осмотрел помещение, но ослепленный ярким солнцем, видимо ничего не обнаружил.

— Входи, входи, чего испугался? — на выдохе прокряхтела я.

— Лида, слушай, сколько тебе лет? Ты кряхтишь, как старушка.

— Тридцать два, но спрашивать у девушки о возрасте неприлично.

— Почему? — искренне удивился ушастый, совсем как ребенок.

— Потому что девушке всегда столько лет, на сколько она выглядит.

— Ерунда какая-то. Забудь этот бред. Давай помогу, — он тут же схватился за мои тесемки.

Совместными усилиями мы наконец-то справились с корсетом. Я и не думала смущаться этого белобрысого паренька, а он, в свою очередь, терпеливо ждал окончания моей экзекуции.

— Ну пойдем, покажешь свои шмотки, начнем с них, а потом и тобой займемся.

Я подвела Вовку к своему «творению» — стиральной запруде. Он посмеялся, а потом достал из кармана какую-то кочерыжку. Швырнул ее в воду, следом отправил туда же мои вещи и принялся совершать какие-то пассы руками. Вода в запруде вспенилась и завертелась. Минут через пять все стихло.

— Теперь осталось только прополоскать, но можешь оставить вещи здесь, они сами прополощутся, естественным путем, — улыбнулся он мне.

— И все? — не поверила я своим глазам.

— Нет, теперь твоя очередь, — он как-то хитро на меня взглянул и достал из своей видавшей виды наплечной сумки уже знакомую мне «чудо-лейку». Такой меня в эльфийском дворце умывали.

— А где мыться будем? — потупила я взгляд, понимая, что раздеться придется донага.

— А где хочешь? — спросил он, набирая воду из источника.

— Да хоть тут, все равно сюда никто не заглядывает.

— Заглядывает, просто ты их не видишь, — огорошил меня Вовка.

И тут мне пришлось выслушать целую лекцию о магических существах, населяющих разные уголки мира. Оказывается, есть нечто вроде домового практически в каждом доме, помогающего хозяйке по хозяйству; есть русалки — болотные и озерные, озорные и коварные, уводящие чужих мужей и топящие их; а есть что-то вроде лешего, в данном случае — приморского лешего, который следит за обрывами и границами моря, подсаживает деревья где нужно, отгоняет людей от заповедных мест и не дает рыбакам вылавливать больше рыбы, чем положено.

— А у Бороника в доме есть домовой дух? — поинтересовалась я задумчиво.

— Нет. Хозяйки в доме давно не было, вот и сбежал дух к другой, более рачительной. А ты как призвать духа не знаешь, да и вряд ли он отзовется.

— Это еще почему?

— Так немагичная же ты. Они хоть тебя и видят и слышат, но общения между вами все равно быть не может, — пояснял он мне, как маленькому ребенку.

— Ясно, — кивнула я и предложила пойти в дом, раз уж там точно никого нет.

После этой немного смущающей процедуры я попросила лекаря осмотреть Бороника на предмет больных зубов, а также мы обсудили предстоящую поездку в сторону болот к травнице. Решили взять напрокат повозку с двумя лошадками и кучером и оставить их прямо перед болотами. Все равно обычная лошадь дальше не пойдет, уверил меня Лекарь, а у меня с лошадьми отношения сложные, долго синяки заживают на том самом месте.

Оказалось, что ехать на повозке мы будем дня три, а потом еще неделю пешком по болотам пробираться, и то, если леший местный нам позволит. Леший там особенный, не просто дух, как обычно, а человек. Маг очень высокого уровня, который после последней войны плюнул на общество и перебрался жить к болотным русалкам. И теперь он далеко не всем путникам дает право прохода по своей территории. Может закружить даже опытного мага, и придется тому пользоваться очень дорогим телепортом. Да еще и брагу из болотных ягод каких-то любит выпить, а потом веселится над путниками.

Решили мы тронуться в путь через пару недель, как только Вовка уладит свои местные дела. А я тем временем задумала смастерить что-нибудь эдакое, что пришлось бы по нраву болотному лешему. Вечно плутать по трясинам, знаете ли, не улыбалось. Схватила кастрюлю, недавно принесенную Бороником, наполнила ее морской водой и выставила на солнце, надеясь выпарить крепкий соляной раствор.

Всю следующую неделю меня третировали бабки. Таскали по своим избам, словно я эксперт по проведению выборов главной бабы на деревне. Зато готовить не приходилось — закармливали на «попробовать» своей пресной стряпней и, охая, сокрушались о моей немагичности. А потом еще и гостинцы в виде своих кулинарных потуг с собой давали, чтобы Бороник оценил. Бороник даже слегка округлился на этих «дарах» и стал выглядеть пристойнее. А уж после того, как я, не без помощи Вовки, перестирала и высушила всю его одежду, он и вовсе защеголял в чистом и спал в нормальной мужской пижаме.

И улыбаться Бороник стал чаще. Больные зубы исцелились, а один из выпавших вдруг начал расти заново, что вызвало у меня приступ дикой зависти. В свое время мне пришлось не только отвалить кучу денег за операцию по установке железного штыря в челюсть, но и потратить уйму времени и нервов.

Зато солевой раствор удался на славу. Правда, пришлось пять дней подливать воду, но я все же засолила местных кальмарчиков и развесила их на солнце сушиться. Чтобы отгонять мошкару, я целыми днями просиживала у импровизированной сушилки, разводя костер из особо дымных местных веток. Так что на второй неделе Бороник уже сам бегал по избам старушек. Жизнь рыбака, судя по его внешнему виду, налаживалась. А я теперь готовила только для себя, да и то раз в два дня, так что спать стало гораздо комфортнее.

За день до отъезда в новое путешествие я собрала рюкзачок, одолжив денег у Бороника, и купила маленькую походную кастрюльку, крупы, соли и хлеба. Хлеб порезала и высушила с солью на сухари в печке. А еще дала рыбаку попробовать своей сушеной кальмаровой нарезки, но восторга не дождалась. Слишком соленое, по его мнению, белое и тягучее мясо кальмара совсем не напоминало вкусный ужин у бабы Драмины, куда его как раз в этот вечер пригласили.

На следующее утро я была готова к новым приключениям и даже к блужданию по болотам — лишь бы развеяться. Подойдя к домику лекаря, я увидела повозку, двух заморенных лошадок и паренька лет тринадцати, жующего травинку.

— Здравствуй, это ты нас повезешь?

— Привет, — мальчишка одарил меня солнечной улыбкой. — Я, но дорогу знаю неважно. Вонивек сказал, он покажет.

— Ну и ладно. А ты хоть взял чего поесть, пока нас ждать будешь? — спросила я с заботой.

— На три недели еды набрал, — кивнул он, указывая на невзрачную сумку рядом. Размером она была едва ли больше дамской сумочки и доверия не внушала.

— О! Доброе утро, выспалась перед путешествием? — Ушастый возник словно из-под земли, сжимая в руках кожаный саквояж, из которого торчали какие-то стеклянные трубки.

— Выспалась. Дай сюда, — я выхватила сумку у безалаберного лекаря и вытряхнула содержимое на повозку. Передо мной предстала россыпь стеклянных сосудов непонятного назначения, нож, подозрительные ножницы, куча железок, одни мужские трусы и пара носков.

— Угу, — пробормотала я себе под нос. — А другая сумка у тебя есть?

— Есть, а тебе зачем? — полюбопытствовал он.

— Затем, что, смотри, пока ехать будем — все твое железо и стекло друг о друга разобьется. Во-вторых, у тебя тут совсем нет еды. В-третьих, я бы взяла больше одежды, там же болото, а значит сырость.

— Глупенькая, — Ушастый расхохотался. — Высушить одежду я и магией смогу, новая не нужна. Стекло заговоренное, не разобьется, а вот про еду я и правда забыл.

Он юркнул в дом, выскочил оттуда с парой крошечных мешочков и запихнул их мне в рюкзак.

— Отвары взял, еще на рынок заедем, куплю чего-нибудь.

Говорить, что я уже взяла немного еды, я не стала, лишним не будет. После короткого набега на рынок в повозке прибавился еще один мешочек. В нем обнаружились свежий хлеб, яйца, овощи и мешочек крупы. Видимо, это предполагалось съесть в ближайшие пару дней, пока не испортилось.

Поначалу все казалось дивным: приятная компания, чудные виды и предвкушение чудесного приключения. Меня даже решили по пути обучить общему языку, как следует, и мы беседовали втроем — я с мальчишкой на общем, а Вовка переводил, если что-то было непонятно. Но спустя часа три я стала жалеть, что мы не поехали верхом. У старой деревенской телеги не было амортизаторов, трясло так, будто во мне перекатывались все косточки. Чтобы смягчить эту пытку, я даже попыталась лечь по-пластунски, но идея оказалась так себе — пару раз я приложилась головой о телегу. Пообещав себе, что забросаю всю телегу травами на первой же остановке, я решила дотерпеть до обещанного озерца.

Добрались мы до него к вечеру, когда я превратилась в амебу, голодную амебу. Паренек мигом развел костер, и мы сварили яйца вкрутую. Подкрепившись, я отправилась нарезать травы для подстилки в жесткую телегу, но мои старания потерпели фиаско. Трава оказалась жгучей и совершенно не походила на мягкую солому.

Единственным моим спасением оставалась грубая накидка из шкуры, но я куталась в нее особенно тщательно, боясь прыгающих с деревьев насекомых. И как же я жалела, что не упросила рыбака одолжить штаны, живо представляя себе мучительный путь по болоту в этой дурацкой юбке, цепляющейся за каждый куст.

На ночь остановились на крохотной полянке. Воды поблизости не оказалось, но мы предусмотрительно наполнили тугие кожаные мешки, привязанные к телеге, и для себя, и для лошадок. Проклятая телега оказалась на удивление удобным ложем, но нас было трое, и спать было тесновато.

Проснулась я, обнимая паренька ногами и руками. Платье, ставшее мне на ночь ночнушкой, предательски сползло с плеч, обнажая почти всю грудь. Паренек лежал неподвижно и смотрел на меня каким-то упоротым, немигающим взглядом. "Только детей мне не хватало совращать", — подумала я и, сделав вид, что просто перевернулась во сне, ловким движением подтянула платье. Обняв на всякий случай лекаря, я решила, что первым делом, вернувшись в деревню, попробую его ушить.

Следующие два дня я готова была молиться всем местным богам о рессорах, или как их там называли у меня на родине. Единственной отрадой в этом кошмарном путешествии стало то, что я хитростью заставила парней работать на благо моего организма. Они и костры разводили, и за водой ходили, и даже готовили сами, но под моим бдительным присмотром. Мне же оставалось сидеть, укутанной в шкуру, и раздавать ценные указания.

К вечеру третьего дня мы добрались до границы леса и болот, которая пролегала удивительно четко. Словно кто-то рисовал картину, решив разделить ее на две части. Там, где должны были плескаться тухлая вода и колыхаться кочки, простирался сплошной синий ковер из плотного мха, вздымавшийся почти до половины высоты деревьев. Не было и комариного звона, к которому я так готовилась.

С деревьев разных пород свисали одинаковые, светло-сиреневые тонкие трубочки, а на ветвях распускались идентичные фиолетовые цветы.

— Почему на разных деревьях одинаковые цветы? — я потыкала в ветку дерева, росшего совсем рядом.

— Так это же "воздушка", — рассмеялся возничий. — Так ее местные называют. Вообще-то, совершенно бесполезное растение. Если бы оно мешало деревьям, его бы давно уничтожили, но оно для них безопасно. Любит влажность, потому и растет только на болотах, — пояснил он.

Я подошла поближе, чтобы рассмотреть это новое для меня растение. "Трубочки" оказались корнями, покрытыми тонкой пленкой воды, а цветки — листьями, расположенными наподобие папоротника. Растение почти ничем не пахло и было просто красивым.

Переночевав в последний раз на телеге, мы позавтракали на рассвете, оставив парнишку присматривать за лошадьми. Ожидаемых проблем с погружением ног в грязные жидкости не было, а к середине дня передо мной возникла причудливая тропа, сотканная из переплетенных корней. Я шла по ней уверенно, словно по ковру, в то время как Вовка двигался с осторожностью кошки, попавшей в незнакомый дом.

— Ты чего плетешься, будто по лаве идем? — поинтересовалась я.

— Тут столько мерзости вокруг, — поморщился он, словно от дурного запаха.

— Мерзости? Я ничего такого не вижу.

— Как это не видишь? Мы же по… этому… идем!

— По тропе, вполне милой тропе. Я ожидала худшего.

— О-о-о… — только и смог вымолвить Вовка, вцепившись в мою руку.

— Стой-ка.

Он снял свою наплечную сумку, ловко переплел ремешок и накинул его мне на руку. Затем ухватился за сумку как следует, отчего стал похож на филина.

— И? — спросила я, ожидая объяснений.

— Так мы быстрее доберемся. Кажется, здесь много иллюзий, и я вижу совсем не то, что ты. Ты будешь идти быстро, а я за тобой, след в след.

Ох уж эти магические штучки… "Я, значит, полезный расходный материал", — подумалось мне. Решив не тратить время на грустные мысли, я двинулась вперед. Прогулка, несмотря ни на что, мне нравилась. Упругие корни служили отличной дорогой, а мох был совсем не скользким, создавая ощущение мягкого ковра под ногами.

День клонился к закату, а мы так и не нашли водоема. Впрочем, запасы воды у нас еще были, а влажность воздуха здесь была почти стопроцентной, так что обезвоживание нам пока не грозило. Я приготовила легкий овощной супчик из последних свежих продуктов, и он заменил нам и еду, и питье. На ночь мы устроились на моей шкуре прямо на этой импровизированной дороге, укрывшись тонким плащом лекаря.

Сон не шел. Этот хоть и юный полуэльф пах терпко и был таким теплым. Чтобы проветрить голову и попытаться уснуть, я решила прогуляться. Ночь на болоте кипела жизнью. Туда-сюда сновали мелкие тени зверьков, перекликались ночные птицы. Я прислонилась к одному из деревьев, наименее заросшему мхом, обняла его шершавый ствол и прошептала: «Как бы я хотела, чтобы ты было березкой… Но ты не обижайся, ты тоже очень красивое и сильное дерево. А если встретишь местного лешего, передай ему, что я ему гостинцев привезла. Пусть не серчает».

И с чистой душой пошла спать. Утром мы не завтракали, а решили дойти все-таки до воды какой-нибудь. Долго идти не пришлось: справа от дороги чуткий эльф уловил в тиши болотного дня шепот воды. Вскоре и я заметила меж деревьев озерцо, наполовину укрытое зыбким растительным покровом.

Подойдя ближе, я отодвинула подобие тины и набрала воду, не внушавшую ни малейшего доверия, в походную кастрюльку. Вовка развел костер, и мы прокипятили воду. На вкус она была отвратительна, горчила, но жажда оказалась сильнее брезгливости.

Отдохнув и подкрепившись наскоро сваренной кашей, мы вновь двинулись в путь. Чтобы скоротать время, я слушала рассказы полуэльфа о его родной деревне и университете магии. Оказалось, он — изрядный шалун и проказник, и не зря его сослали на практику в эту глухомань, в соседнее государство. На моем месте я бы отстранила его от обучения за такие выходки, но, видимо, он родился под счастливой звездой, и учителя были к нему снисходительны.

К вечеру нам повстречался ручеек, вода в котором казалась кристально чистой и освежающе вкусной. Запив сухари этой живительной влагой, мы решили заночевать. Решили-то вместе, но Вовка едва коснулся головой импровизированной подушки из сумки, накрытой шкурой, тут же засопел. А я, опять, отправилась бродить по болоту.

Идя вдоль ручейка, я надеялась вернуться тем же путем, ведь привычный антураж лесной дороги порядком наскучил. Неожиданно моя нога провалилась в холодную воду почти по колено, и я едва удержалась, ухватившись за какую-то ветку. Выбравшись на берег, внимательно огляделась.

Оказалось, я вышла к берегу озера. В ночной тьме, когда сиреневый свет луны едва пробивался сквозь кроны деревьев, была отчетливо видна лунная дорожка, мерцавшая впереди, но противоположный берег оставался невидимым.

Я нашла плоский камень и присела на него. Сняв ботинки, опустила ноги в воду. Разметая тину, плескалась, наслаждаясь ночными звуками местной ночной живности. Внезапно меня охватила грусть, и я завыла, натурально завыла песню, а потом и другую… Слуха у меня никогда не было, и я старалась сдерживать подобные порывы при людях, но здесь я была одна, и мне было хорошо. Перебрав половину своего скромного репертуара, уже собиралась возвращаться, как вдруг меня до смерти перепугал какой-то мужик. Он надвигался на меня, размахивая палкой и второй свободной рукой.

— Ты почем тут шум устроила? Совсем жизнь не мила? — приблизился он вплотную, прожигая меня недобрым взглядом.

— П-простите, я вас разбудила? Не подумала, что здесь кто-то спит…

— Разбудила, не разбудила, а у болотных русалок от твоего воя сейчас волосы повылезают, — он махнул корявой палкой в сторону темнеющего озера.

— Русалок? Ух ты! — я было обрадовалась, но тут же скисла, сообразив, что мне их не видать. — Русаааалки! — прокричала я, подражая ёжику из мультика, — Простите, пожалуйста, я не со зла.

— Не со зла она… Ты дом их бултыхала, песни непотребные выла и вообще ведешь себя как дитя малое, — отчитывал меня мужик, заросший, как бомж. — Водяной вон вообще на дно забился, носа не кажет.

— Ну так откуда мне знать, где у вас водяные, где русалки? Я ж их не вижу, — чуть не плакала я.

— «Не видишь» — не значит, что их нет. Мать что, не учила, кто где обитает? — тон его стал чуточку мягче.

— Не учила. Водяной, и ты прости меня, дурёху! — крикнула я в сторону воды.

— Да не ори ты, и так прекрасно слышно всем вокруг, даже шепотом.

— О как… — перешла я на полушепот. — Я и правда не со зла. Просто скучно и грустно стало, вот и решила развлечь себя как-нибудь.

— Развлеклась бы, если б русалок увидела… — проворчал он себе под нос. — Это ты, что ли, с моими деревьями шепталась? Я таких заклинаний век не слышал. Что это было?

— Заклинаний? — удивилась я.

— «Кабыя хот ела собы тыбы лобере ско», — процитировал он с диким акцентом. — Вспоминаешь?

Я расхохоталась. Звучало это до невозможности комично, еле на ногах устояла. Он смотрел на меня как на умалишенную.

— И как ты собралась без магии заклинания применять?

— Да никак, это не заклинание. Просто говорила с деревом на родном языке, просила передать привет метному лешему, — вытирая слезы, объяснила я.

— Передавай.

— Что?

— Привет передавай. Я и есть местный леший, — приосанился мужик.

— Ааа… Ну так и ты на меня не серчай. А я тебе гостинцы привезла. Говорили, ты бражку уважаешь. У меня на родине под такое дело специальные вкусности едят, — начала я подмазываться.

— Гостинцы, говоришь? И где они? — спросил он, оглядывая меня с ног до головы.

— Аккурат там, на дороге, где Вовка дремлет… Мы путь держим к травнице одной, к бабке знающей, да с полуэльфом-лекарем, — перешла я на витиеватый, почти официальный эльфийский. — У него к ней интерес научный, а я… так, за компанию хвостиком. Если соизволишь проводить меня до нашего скромного лагеря, я тебе гостинцы передам.

— Странная ты, девица, — хмыкнул он. — На эльфийском диковинно изъясняешься, гостинцы лешим носишь, водяных с русалками пугаешь… Пошли, что ли, провожу. И чего это тебя по болоту в ночи носит? Спать надо, — поучал он меня, подавая руку.

— Да не спится что-то, — смутилась я.

— Вижу-вижу, — хитро прищурился мужик.

До лагеря добрались быстро, попутно обсуждая правила приличия в общении с водяными, лешими и русалками. Мужик наставлял меня обстоятельно, словно лекцию читал. Вовку решили не будить. Я извлекла из рюкзака мешок с гостинцами, и мы двинулись обратно к озеру.

— Пойдём назад к водяному, ты его все равно разбудила. Вижу, напитки крепкие ты не жалуешь, так и предлагать не стану. А пить одному — перед дамой некрасиво.

Я вернулась на свой облюбованный камень, мужик где-то раздобыл пенёк и достал из сумки бутылку с едким запахом.

— Эй, водяной, вылезай! Бражки принёс, — пробормотал он, выливая часть содержимого в озеро.

Откусил сушеного кальмарчика, с наслаждением прожевал, запил и засунул в рот уже целое кольцо.

— А это, признаться, и правда знатная закуска! Солёная! Что за мясо такое? — поинтересовался леший.

— В соседней рыбацкой деревушке его морским дьяволом кличут. Но едят все с превеликим удовольствием.

— Не припомню, чтобы я его когда-либо на рынке видывал, — удивился дядька и отправил в рот ещё пару колец. — Да, ты уж прости, угостить-то мне тебя и нечем.

— Да и не надо. Я не голодна. А запасов у нас ещё на полторы недели.

— А вам столько и не понадобится, — отмахнулся леший. — Повезло твоему лекарю с тобой. Ты ж его на дорогу потайную вывела, она прямо рядом с домом Утхарры и проходит. Доберетесь уже к вечеру. А так бы он тут недели две блуждал.

— Спасибо на добром слове. Я уже смекнула, что не просто так меня в лес взяли, — улыбнулась я повеселевшему мужику.

— Меня Он Фьюли Ман зовут, — протянул он мне запачканную в кальмарчике руку.

— Лида, — с готовностью пожала я её в ответ.

— Ох, если бы Ваше имя звучало чуть иначе, было бы как в сказке… — произнесла я, тщетно пытаясь подобрать слово, достойное описания лесного духа из он-лайн игры.

— И как же в твоей сказке звали лешего?

— Малфурион, он был великим лесным магом.

— И что же он умел? — с любопытством поинтересовался мужик.

— Например, деревья выращивать почти мгновенно или создавать из них воинов. Этакие деревянные, сильные солдаты. И перемещаться куда угодно, без всяких там телепортационных камней, — увлеченно описывала я.

— Интересные заклинания… Надо будет и мне что-нибудь такое придумать. Ну, деревья и я могу выращивать, но разве что за год, — леший пожал плечами.

К этому моменту хмель окончательно одолел его, и он улегся на землю, подгребая под голову свою палку.

— Ступай к лекарю своему, еще свидимся, — пробормотал он на прощание и тут же уснул.

Я легко нашла ручей и, добравшись до теплого тела полуэльфа, прижалась к нему, мгновенно провалившись в сон.

К вечеру следующего дня, как и обещал леший, мы добрались до домика травницы Утхарры. Она оказалась орчихой-старушкой, высохшей и сморщенной, ростом едва ли с взрослого мужчину. С ней жил ее внук, совсем еще юный орчик с необычными светлыми волосами, прямыми и длинными. Он заплетал их в косу, отчего немного напоминал русскую девицу.

Вокруг небольшого одноэтажного домика, покрытого мхом, как и все здесь, расстилался ковер из маленьких круглых клумбочек с разнообразными цветами и травами, разными на вид и запах. Рядом с домом стояла чрезвычайно крепкая клетка, в которой паслись и сидели на полках птички, похожие на перепелов.

Травница говорила на общем языке, что значительно облегчало общение, но ее внук совершенно не понимал меня, хотя и обучался у бабушки. Зато Вовка быстро нашел с ним общий язык, и уже на следующее утро они умчались в поход за редкой травой, а я осталась со старушкой помогать по хозяйству.

Мы напекли лепешек на яйце и воде, сварили какой-то отвар, который она буквально заставила меня выпить, и пошли пропалывать грядки на заднем дворе.

— Видишь эту травку? — показывала она мне. — Она тут только мешается, но ее легко узнать.

Я взялась за указанный куст и осторожно потянула его на себя. Он вылез из земли не без труда, зато одурманил меня своим ароматом. Там, где руки касались травы, остался терпкий запах ванили. Я чуть ли не взвыла от удовольствия.

— Утхарра, ну почему это сорняк?! Он же источает такой восхитительный аромат! — воскликнула я, искренне недоумевая.

— Эх, деточка, да его тут на болоте видимо-невидимо. Вечно прикидывается то одной травкой, то другой. Да и в целительстве от него проку никакого. А если его не трогать, запах едва уловим.

Я наклонилась к нетронутому ростку, жадно втягивая аромат. Листья нежно благоухали ванилью, но стоило чуть отстраниться, как ее сладкий шепот тонул в густом хоре мха и землистых трав, становясь почти неуловимым.

— Можно я сама выкорчую все эти «сорняки»? Они мне безумно нравятся! А вы не пробовали их сушить?

— Зачем их сушить? — удивилась старушка, вскинув седую бровь.

— Ну, раз так сама хочешь, работай. А у меня и другие дела найдутся.

Я с энтузиазмом принялась за дело, до позднего вечера вытягивая из земли «ванильную траву», пока не очистила все грядки, предназначенные для обыденных овощей. Мое тело насквозь пропиталось дурманящим ароматом. Выведав у Утхарры, где ближайший водоем, я бережно отнесла туда часть своего «урожая». Промыла корни, извиняясь на всякий случай перед водяными и русалками, я вернулась к травнице.

— И что ты с этой травой делать собралась? Ее тут "бродяжкой" кличут, никто ее не собирает, — поинтересовалась она.

— Думаю, из нее получится восхитительный чай.

— Запах-то у нее хороший, да вкус горький.

— Я попробую что-нибудь придумать. А можно я сегодня супчик сварю, если позволите, с одной из ваших птичек? — я указала на дверь, откуда доносилось приглушенное кудахтанье.

— Свари, только не сегодня. Мальчики завтра придут, вот как придут, так и сваришь.

— Хорошо. А как думаете, долго эту травку сушить?

— Недели две, наверное, не меньше.

— Жаль, мы тут явно не столько пробудем. Мне бы тот ларец сушильный… — мечтательно пробормотала я.

— Ну, я могу тебе помочь, только не со всем твоим «урожаем». Один кустик могу засушить древним оркским способом. Да только глины у меня почти не осталось, а сын давно не наведывался, — в голосе старушки проскользнула грусть.

— А кто у вас сын?

— Да он главный шаман у Великого вождя. Забот у него полон рот. Вот он мне внука своего младшего привез в прошлый раз. Остныку тогда и трех лет не было. Хорошо еще корова у меня была. Да не стало ее в прошлом году. Теперь только яйцами да птицей питаемся, ну и с огорода кое-что, — пожаловалась она.

— А леший местный вам не помогает? — поинтересовалась я.

— Да упаси Силы, кто ж этого светлого демона в дом пустит. Пусть себе по лесам бродит, у нас с ним уговор: он ко мне не лезет, я в его дела не вмешиваюсь.

— Понятно. А почему это место болотами называют? Тут же почти идеальный парк.

— Так были это болота когда-то. Потом этот демон придумал какую-то особую ряску, распространил ее по всему болоту. Она воду впитала, и на ней мох да деревья растут, словно на дрожжах, да и овощи мои вон за две недели созревают. Завтра как раз на прополотую грядку буду ее наносить. Ты же вещи видишь такими, какие они есть, пустая ты. А остальные тут бывшие болота видят: трясину страшную, кишащую тварями мерзкими, и насекомыми размером с человека.

— Страшно, наверное, — поежилась я. — Хорошо, что я немагичная.

— Да ты не немагичная вовсе, — удивилась старуха. — Будто сама не знаешь, что пустая.

— Знаю, — вздохнула я, опуская плечи.

— Ты мне лучше расскажи, как сюда угодила.

— Да я у Бороника жила, у рыбака в ближайшей к вам деревне. Пришла к Лекарю, а там…

— Нет уж, давай с самого начала, — прервала меня старушка.

И мы просидели за разговорами всю ночь, потягивая жуткий на вкус, но бодрящий и веселящий отвар. Она рассказывала о своей молодости. Оказывается, у орков жриц не водится, а ей от отца достались силы. Ни воительницей, ни женой шамана быть не хотела, сбежала в болота, стала травницей.

— Да, попала ты со своей нелюбовью к детям. Умора! Идеальная мать для мужиков этого мира, а детей не хочет, — хохотала она, трясясь всем телом.

— Ага, ты сама хороша! Не хотела быть женой Великого вождя, а двух дочерей от него родила, — хихикала я в ответ, стараясь не захлебнуться отваром.

На том и уснули. Проснулись только вечером. Утхарра принесла мне живую птичку, на которую я взглянула с жалостью и аппетитом одновременно. Приготовив уже знакомый супчик, я столкнулась с проблемой сервировки. Свободных глубоких тарелок не оказалось. Возможно, они и были когда-то свободными, но сейчас их оккупировали различные травки разной степени протертости, разложенные для просушки.

Пока я раздумывала, как быть, вернулись мальчики и по-простецки, шумно и жадно отхлебали большую половину супчика большими деревянными ложками прямо из котелка. Поблагодарили и тут же завалились спать. Утхарра пришла лишь через пару мгновений, когда мальчики уже посапывали в унисон.

Она накрыла их домотканым одеялом и села за стол рядом со мной. Мы разделили остатки трапезы, молча, но как-то по-родственному.

— Очень вкусный супчик получился. А как ты убила птичку? — поинтересовалась она, нарушая тишину.

— Да вон тем топориком, — указала я на отмытый до блеска топорик, лежавший на полке.

— Столько интересных травок в нем… Откуда такие? С того эльфийского базара?

— Да, я с собой ношу, что осталось. Хотела бы еще прикупить, но пока у меня своих денег нет, — пожаловалась я.

— Ну, ничего, скоро все изменится, — довольно уверенно сказала она. — Ложись спать, завтра я тебе твой куст засушу, да помыться свожу.

— Хорошо, — даже смутилась немного я и, благодарно кивнув, тут же завалилась спать, убаюканная тихим потрескиванием огня в печи.

Утром парни опять куда-то исчезли, а мы с Утхаррой начали готовить какую-то смесь. Состояла она из чрезвычайно мелкого белого порошка и воды. Размешивалась неохотно, комками оседая на дне глиняной миски.

— Это высушенная глина со священной земли орков. Ею мы очищаемся. Вода в наших краях — гостья редкая, да и от гнуса эта глина спасает. Правда, сушит она кожу нещадно. Орки с малых лет к этому приучены, оттого и кожа у них грубая, как кора дерева.

— Так зачем же мы ее разводим водой? — удивилась я.

— Под прямыми лучами солнца она вытягивает влагу из всего, к чему прикоснется. А если развести до нужной консистенции, она станет прозрачной. Вот тогда и будет готова. Сама все поймешь, когда увидишь.

И действительно, после полудня трудов, в тарелке поблескивала прозрачная, тягучая жидкость, напоминающая гель. Травница нарезала тонкие полоски листьев неведомого растения и поместила их внутрь геля. Затем нанесла маленький мазок на тыльную сторону моей ладони и своей. Мы вышли на солнце. Под слоем геля кожу обожгло мгновенно, стянуло. Вернувшись в дом, я попыталась отодрать побелевший кусок глины, вросший в мою кожу, казалось, намертво.

— Отдирай, отдирай, — засмеялась старушка. — Не бойся, лишнего не оторвешь! — И одним движением сорвала такой же кусок со своей руки.

Под ним ее серо-зеленая кожа стала белесо-зеленоватой, гладкой, словно у юной девы. Ни единой морщинки.

— Удивлена? Да, эффект омоложения есть, но не надолго. Завтра кожа вновь покроется паутиной морщин.

Я не без усилий отковыряла свою глину. Кожа покраснела, слегка вздулась, на ней остались мелкие белые крупинки. Мы оставили чашку с глиной и "бродяжкой" на солнце и пошли к озеру.

— Водяной, с поклоном я к тебе и с дарами! Не откажи старухе, дай погреться, — протянула травница к зеркальной глади маленького озерца сверток. Сверток исчез под водой, а старушка приказала мне раздеваться.

Плюнув на стеснение, я сбросила одежды. Раз никого не вижу, значит и смущаться некого. Вода оказалась теплой и ласковой. Мы обтирались душистыми пучками трав и поливали волосы из бутылочки с красной жидкостью. Замена мылу и шампуню оказалась на удивление приятной. Пахло травами, и грязь, казалось, стекала сама собой. По завершении омовения, травница поклонилась озеру и поблагодарила водяного.

Я же впервые за долгие месяцы почувствовала настоящее блаженство. Не чета эльфийскому умыванию тряпочкой! Может, для них это и эффективно, но для меня, привыкшей к горячей ванне и душу, это было лишь подобием чистоты. Я тоже сердечно поблагодарила невидимого водяного и, конечно же, старушку.

— Правильно сделала, — нараспев произнесла старушка, в её голосе звучала тихая радость. — Ты где жить собираешься потом, ты там обязательно домового не забывай, корми его вкусненьким, здоровайся с ним поутру, хоть и не видишь, и не слышишь. Он тебя от беды уберегать будет, да очаг домашний хранить.

Это была наша последняя ночь под кровом травницы Утхарры, ставшей мне подругой. Моя трава, сперва дразнившая ванильным ароматом, теперь съежилась в серо-коричневые листики, и стоило растереть их между пальцев, как запах взрывался с новой силой. Я попросила Утхарру досушить остатки естественным способом, доверив ей свои сокровища.

Утро явило сюрприз — глина въелась в кожу, оставив причудливый рисунок, подобие звездной карты. Но Утхарра успокоила, пообещав, что через неделю небесный узор сойдет. Мы собирались неспешно с Вовкой, прощались долго. После сытного завтрака, овощного супа, мы тронулись в обратный путь. Травница сунула мне напоследок мешочек с неизвестными травами — "экспериментировать", а еще отобрала крупу, заменив её свежими лепешками и овощами.

Первая ночевка выдалась на диво веселой. Мы долго беседовали с лекарем, он с гордостью демонстрировал свои настойки, травы в мутных бутылях, рассказывал, как едва не попался в сети болотной русалки и как его вызволил молодой орк. Лекарь светился от счастья, ведь все ингредиенты для его дипломной работы были собраны, и заветная цель была как никогда близка. Наговорившись вдоволь, мы уснули безмятежно.

Вторая же ночь вновь принесла мне беспокойство, в то время как эльф, измотанный дорогой, спал без задних ног. Отойдя от лагеря, я устроилась на поваленном стволе.

— Ну и ты чего не воешь? — прозвучал голос прямо над правым ухом.

Обернувшись, я увидела лешего. Он склонился ко мне, и в полумраке блеснули его изумрудные глаза.

— Э… я не хочу никого пугать, да и Вовка спит, не будить же его, — пролепетала я, стараясь унять дрожь.

— Да ты не волнуйся, я на него сон навел, проспит до утра, даже если его дранфены жрать живьем начнут, — усмехнулся он. — К тому же, твои песни оказались не так уж и плохи. Русалки запомнили две из них и теперь гоняют по кругу. У водяного уже уши болят. Голоса хоть у них красивые и слух есть, но на сотый раз уже достало его.

— Ой, а кто такие "драфены"?

— Дранфены? Хищные лошадки местные, после ухода вампиров из этого мира остались. Поселились у меня на болоте. Мало их, правда, да и голодают, — леший помрачнел.

— Вампиров? — знакомое слово кольнуло меня, вызвав удивление.

— Вампиры… странные существа, обитали тут когда-то, в северовосточных пещерах, — леший скривился, словно от дурного воспоминания.

— Кровь пили? Света боялись? — я решила вытянуть из него хоть какие-то подробности.

— Вроде того. Эльфов своей кровавой магии обучали, а после войны как сквозь землю провалились, — его глазищи хитро блеснули в полумраке.

— Занятно, — буркнула я.

— Слушай, а не принесешь ли ты мне еще тех закусок? Уж больно они хороши, да и вкус этой «краснушки» перебивают на ура.

— Не знаю, дорого нынче телегу нанимать, а с лошадьми я не особо дружу, да и своей-то нет.

— Так я тебе отплачу! Хочешь, тряски накидаю в телегу? На ней всё растет как на дрожжах, от холода и насекомых землю защищает, да и от пересыхания спасет, — леший явно вошел во вкус торга.

— И сколько дашь?

— Да сколько тебе надо… — он картинно развел руками.

— А давай я возьму на пробу? Попробую в деревне продать. Но это не скоро случится, как деньги получу — сразу к тебе. Может, и о постоянных поставках договоримся. Кстати, а что такое «краснушка»?

— Ягода такая, на болоте у меня расти начала, как я ряску развел. Пахнет только не очень, да и кислая до жути. Но я из нее бражку варю, — он выудил из кармана веточку с ярко-алыми ягодами.

— А ее вообще есть можно? — осторожно взяла я ветку, принюхиваясь.

— Можно, но осторожно. Кислая, говорю же.

Я закинула одну ягодку в рот и едва не вскрикнула от восторга. Кислая-прекислая, настоящая клюква растекалась по языку, обжигая его. Запах, правда, слегка отличался, но это была она, родимая.

— А сахар как делаешь?

— Да не делаю я сахар вовсе, просто варю овощи сладкие, — удивился он.

— О как! А что за овощи?

— Ватрихтика, — пожал плечами леший.

Этот овощ-фрукт был мне знаком — им эльфы лошадей кормили. Совершенно безвкусный, но сладкий, словно патока, и пах какой-то тиной. Я задумалась о процессе получения сахара из свеклы. Никогда особо не интересовалась этим вопросом, но мне казалось, что если ее как следует проварить, процедить, а потом оставить раствор с ниточкой внутри, то должны образоваться кристаллы сахара. Я поделилась своими мыслями с лешим.

— Не знаю… думаешь, так от запаха избавиться? — поинтересовался он.

— Угу. А вкус у краснушки нормальный. Не знаю, что тебе не нравится. Если получишь кристаллы, я в следующий раз тебе вкусненький десерт из нее приготовлю.

— Десерт — это хорошо, но избавиться от запаха тины в моей бражке — стимул куда серьезнее. А ты откуда алхимию знаешь? Учил кто? — леший заметно повеселел.

— Да не знаю я ее почти… вообще, учили чему-то похожему, да я не слушала, — я с досадой пожалела о всех прослушанных мимо ушей лекциях по химии в школе и университете.

— Это ты зря…

— Э-э… Послушай, а почему у тебя тут ни одной букашки? Как же растения опыляются? — школьные знания неожиданно всплыли в моей голове, породив закономерный биологический вопрос.

— Есть тут у меня кое-кто, единственные, кто ряску мою не боится. Расплодились, правда, только в укромных местах, подальше от дороги, где цветов побольше, — он махнул рукой в сторону леса. — Дома себе строят, вот такие, — он описал в воздухе некое подобие шара. — Полосатые, злые, если жилище потревожить. Раньше таких не видел, но они мне не мешают, я их и не трогаю.

— Пчёлы, что ли… Жаль, что сейчас их не увидим, — вздохнула я с досадой.

— А зачем они тебе?

— Ну, если я правильно думаю, то они делают очень вкусную штуку — мёд называется.

— А, так это в их домике эта странная липкая жижа? Заглядывал я в один как-то… Не, я бы такое есть не стал, негигиенично как-то, — он поморщился.

— Эх, ты бы удивился, что это за "жижа"! Ты бы ее аккуратненько позаимствовал, да изучил своими алхимическими штучками — обалдел бы от восторга, — заверила я.

— Да ну, время только на это тратить, да реактивы переводить.

— А у нас дома из него брагу варили, ух, разной крепости, — я решила зацепить его за живое, за самое дорогое лешему сердце.

— Вкусную брагу?

— Очень вкусную! Даже я немного пригубила. А это, знаешь ли, показатель качества! — я гордо вскинула указательный палец.

— О-о-о, вот это я понимаю, надо попробовать, — глаза мужика загорелись. — Да только и себя подставлять не хочется, и их тревожить, — он задумчиво потер плечо.

— Ну, ты им свари фрукт этот, да водички рядом поставь — они сладкое любят — сами вылетят. Или дурман-траву какую разожги, дымом отпугни.

— Ладно, что-нибудь придумаю, — повеселел он.

— Ты бы хоть подстригся что ли, совсем зарос, — вдруг выпалила я, не подумав.

— Да на фига? Насекомых тут нет, никто меня таким не видит, я же иллюзию навожу.

— О! А каким ты кажешься другим?

— Да я большой такой, сильный, зелёный, как орк, мускулистый. Одет в сияющие одежды, корона на мне и посох мой горит огнем.

— Прикольно! Жаль, мне этого не увидеть, — с сожалением произнесла я. — Хотя, может, и к лучшему. Испугалась бы ещё или, чего доброго, влюбилась!

— Вот еще скажешь тоже, — леший аж зарделся и как-то приободрился. — Старый я для тебя, мне почти тысяча лет, а тебе и пятидесяти нет. Я понимаю, люди недолго живут, лет двести, если магией балуются. А ты и подавно лет сто проживешь. Но всё равно между нами — пропасть.

— Ну не могу я тебя воспринимать всерьез с такой бородой, ну никак. А можно я тебя Малфурионом называть буду? Так проще запомнить. Если честно, я твое имя уже выкинула из головы, — сконфуженно пробормотала я.

— Зови, почему бы и нет. Вполне уместно, — согласился он.

— Ну, тогда я спать, еще дня два идти. Встретимся у телеги. Ряску не забудь.

— Хорошо, иди высыпайся, — отпустил он меня, удаляясь в лес, напевая под нос "Blow a kiss, fire a gun, We need someone to lean on".

Последующие два дня мы с Вовкой брели по дороге и вышли из болота чуть южнее, чем планировали. Но тут у него будто проснулся внутренний компас, и он потянул меня в сторону оставленной телеги. В ней уже лежали странные деревянные чаны, накрытые плотными, словно ладонь, листьями.

Мальчишка-возница нервно подергивал глазом и начал заикаться. Он объяснил, что приходил сияющий маг и приказал доставить эти чаны в деревню, прямо к моему дому. Еле успокоив перепуганного мальца, я подошла к ближайшему замшелому дереву и прошептала в мох все, что думаю о методах доставки старого шаловливого лешего.

За телегой пришлось тащиться пешком, ибо чаны заняли все пространство. Дорога была пыльной и утомительной, совсем не такой уютной, как мягкие мшистые корни. Уже к концу первого дня у меня жутко болели колени, и я ныла, умоляя остановиться. Мальчишка уступил мне место возницы, а сам взял за уздцы одну из лошадок и повел ее за собой.

Парни шли рядом и болтали о приключениях на болотах. Вовка пугал мальчонку страшными историями, свидетелем которых якобы был, но я — нет. Я же просто пыталась отдохнуть. Так и прошли утомительные шесть дней. Ночевали у костра, каждый отдельно. Телега же была полностью занята загадочными чанами.

К ночи седьмого дня мы наконец добрались до деревни. Чаны были оставлены у входа в рыбацкий домик, а Вовка согласился оплатить мальчонке-вознице дополнительное время. Все были голодны и измучены. Я, еле переставляя ноги, вползла в домик и замерла от удивления.

Скромное обиталище преобразилось в настоящий дом. Появились какие-то шкафчики и полочки, на столе красовалась красивая скатерть, окно было отворено, вымыто и украшено занавесками. На полу уютно расположился половик из разноцветных лоскутков ткани, искусно переплетенных между собой. А печь была растоплена, и из нее доносился аппетитный запах чего-то съестного.

— Ах, ты уже вернулась, — как-то без особой радости встретил меня рыбак.

— Бороник, ты чего? Женщину себе нашел, а я мешаю? Не волнуйся, я только отдохну и найду себе другое пристанище… — расстроилась я.

— Да нет, дочка, женщину я действительно нашел. Заботливая она и хорошая. Да кто бы был против жить вместе, просто не вовремя ты приехала. Задержалась бы еще на день в своем путешествии… Но тебя уже видели в деревне, — поник он.

— Ничего не понимаю, что происходит-то? — всплеснула я руками.

— Открыть! Именем короля! — проревел в распахнутую дверь коренастый мужик, облаченный в коричневый мундир, увенчанный нелепой шапкой.

— Так вроде открыто, любезный, не видно что ли? — осведомилась я, приподняв бровь.

Он, словно споткнувшись о собственные слова, просочился внутрь без приглашения.

— Вам, как незамужней особе, надлежит немедля явиться во дворец его величества Калротоса Второго для участия в ритуале выбора невесты, — отчеканил он, словно зазубренный стих. — Карета заложена, лишь вас и дожидается.

— Всех девок по деревням пособирали, она-то вам зачем? Ни магией не владеет, да и годами не юна, — проворчал Бороник, исподлобья глядя на незваного гостя.

— Таков приказ. Поехали, — служивый попытался схватить меня за руку.

— Постойте, дайте дух перевести. Что вы за звери, в такую ночь глядя? Завтра с утра поеду. Собраться надо, поспать, умыться, в конце концов.

— Во дворце отоспитесь, там же и отмоют, — не дрогнув и глазом, отрезал коричневый солдатик.

— Дайте хоть с Бороником попрощаться, вещи собрать, — я попыталась выдавить слезу, давя на жалость этому чурбану, активно жалея себя для большей убедительности.

— Я постою тут и подожду, но недолго. Поторопитесь, пожалуйста, — смирился наконец служивый и, прикрыв за собой дверь, оставил нас наедине.

— Бороник, не знаю, чего ты там переживаешь, но сейчас не время нюни распускать. Женщине твоей привет передавай. Нравится она мне заочно. Дом в порядок привела, молодец. Да и ты человеком стал выглядеть.

— Это ты виновата, какой-то конкурс хозяюшек придумала, теперь у нас в деревне что ни день — то праздник, — расцвел Бороник в улыбке.

— Ага, но времени нет. Слушай внимательно. Я тебе сейчас рецепты надиктую, а ты записывай. Будешь эти закуски возить с пареньком-возничим, у Вонивека спросишь, у которого именно, он-то знает, да и дорогу покажет. В оплату будешь забирать чаны с ряской у лешего. Первую партию подари в деревне самой трудолюбивой семье, что на полях старается. Остальную продавай, но смотри не продешеви. Как закончится — езжай на болота за новой. Сами с лешим договоритесь об оплате.

— С лешим?! — Бороник охрип от изумления.

— С лешим. Приедешь к болоту, увидишь первое болотное дерево, в него прошепчи, что приехал от меня и закуски привез, и жди. Он сам к тебе придет. Не бойся его, попроси, чтобы не пугал. Привет от меня передай.

Бороник извлек откуда-то деревянную дощечку и листок серо-коричневой бумаги, приготовившись записывать углем рецепт. Руки его дрожали, но он сравлялся с собой. А я, не теряя ни минуты, собирала свои нехитрые пожитки в спасительный рюкзачок.

— Привет Вонивеку передай, как увидишь, и племяннику своему спасибо скажи. С хорошим человеком он меня познакомил, — я чмокнула Бороника в выбритую щеку и направилась к двери. — До свидания.

— До свидания, — пробормотал Бороник, украдкой утирая слезу, и проводил меня взглядом.

— Как звать-то тебя? — поинтересовался служивый, конвоируя меня к повозке, набитой девицами.

— Лида, а вас?

— А тебе знать не положено, — усмехнулся солдафон и вписал мое имя в замызганный свиток.

— А обращаться-то к вам как? Или просто мужиком кликать?

— Ох, и языкастая ты, — ухмыльнулся он гадко. — Таких я люблю. Вот король наш себе невесту выберет, а я тебя у него в жены выпрошу.

— Да на что я вам? Ни магией не блещу, да и не молода…

— Я найду, на что, — как-то недобро пообещал он.

Втиснувшись со своим рюкзаком в "карету", оказавшуюся жалкой телегой под драным тентом, я обнаружила там трех перепуганных девчушек. И четырнадцати им, кажется, не было. Видать, в деревнях рано замуж выдают, вот солдаты кого попало и сгребли.

Напуганные барышни выли в три ручья. У одной свадьба на носу, а перспектива выйти за какого-нибудь вояку, что, видимо, случалось нередко, ее совсем не радовала. У второй связь с матушкой была особая, и покидать родное гнездо она не желала. А третья просто рыдала, поддакивая первым двум.

От усталости я заснула прямо под их завывания. Проснулась от грубого крика над ухом.

— Кого ты привез?! Одна старая и без магии, три другие — дети малые! У меня дочери столько же, а ты их замуж собрался?! Дурак совсем!

— Кого нашли, того и привез, других не было, — оправдывался осоловелый солдафон.

— Ладно, для отчетности вытаскивай старую, а остальных за свой счет в деревню вернешь! Все понял?! — орал во все горло мужик в коричневой форме с алыми полосками на груди.

— Понял, ваше благородие! — браво козырнул солдат и поволок меня из телеги.

Я еле держалась на ногах, мир вокруг качался и расплывался.

— Эту берите! — снова проорал "ваше благородие".

Я аж дернулась от его истеричного голоса. Тут меня подхватила под руки какая-то худощавая женщина и потащила в здание. Там меня накормили, дали отоспаться и даже позволили помыться в корыте, изображавшем ванну. Расчесав мои волосы и облачив в мое же платье, женщина ушла, пообещав, что за мной придут.

После ночного разговора по душам с травницей я почему-то была уверена, что с прежним местом жительства придется попрощаться, и к Боронику я больше не вернусь. Больше всего пугала перспектива насильно стать женой противного солдата, но я решила решать проблемы по мере их поступления.

Тем же вечером меня проводили в зал, где собрались девицы разных сословий и наружности. Богачки и аристократки держались особняком. Кто-то уверенно твердил, что это "ее судьба", кто-то тихонько плакал в уголке. В центр зала вышел пластичный мужчина с мелодичным голосом и предложил нам следовать за ним. Процессия двинулась на выход и через цветущий сад направилась к зданию, напоминающему эльфийский храм. Только было оно чуть больше и менее вычурное.

Звучали невнятные песнопения, а воздух был пропитан странным запахом. Из-за плотной стены кринолинов, образованной взволнованными дамами, в центре зала ничего не было видно. Не желая пробиваться сквозь этот озлобленный рой, я просто прислонилась к прохладной стене храма, закрыла глаза, пытаясь хоть как-то собрать мысли о будущем. Но в голове роились обрывочные, бредовые образы, и почему-то все чаще всплывала в памяти ночь с орком… мысль о замужестве уже не казалась такой уж и дикой.

Я не заметила, как стих хор, но почувствовала, что воздух стал свежее, дышать легче. Открыла глаза и утонула в тысяче взглядов, устремленных на меня.

"Так вот о чем говорила травница… и что теперь делать?" — пронеслось в голове, но я не шевелилась.

— Боги сделали свой выбор! — провозгласил громкий голос. Мужчина в вычурном пурпурно-золотом одеянии схватил меня за руку и потащил к королю.

В том, что это король, не оставалось сомнений. На его голове сияла золотая конструкция, а количество украшений на груди превосходило всякое воображение. Король взял мою руку и одарил холодной улыбкой. Я же пыталась одновременно разглядеть его лицо в полумраке и судорожно вспомнить его имя.

— Вы должны сказать: "Благодарю богов за их выбор", — прошептал неизвестный мужской голос у моего уха.

— Спасибо, — пожала я плечами.

Вокруг пронесся шепот. Какая-то дама эффектно рухнула в обморок, привлекая к себе внимание.

— Вас что, не обучили, как вести себя на ритуале выбора невесты? — процедил сквозь зубы король, все еще сохраняя натянутую улыбку.

— Нет.

— Вам же лет двадцать пять, как такое возможно? — в его голосе прозвучало искреннее недоумение.

— Об этом мы сможем поговорить наедине, — прервала я его допрос.

— Пойдемте, — король потянул меня за собой, важно вышагивая впереди процессии. Следом плелись какие-то люди, которых я не могла разглядеть.

На пороге дворца нас встретила другая процессия. Мужчина лет тридцати с дамой, державшей на руках мальчика лет шести. Он был одет почти так же, как король, но без короны, а рядом красовалась расфуфыренная девица лет двадцати с диадемой на голове. Чуть поодаль стояла пара в коронах попроще, но они были нелепо одеты в меха, что казалось странным в такую теплую погоду. За ними тоже стояли люди, но в дверном проеме их было трудно разглядеть.

— Я рад за вас, Ваше Величество, и сердечно поздравляю с удачной помолвкой! — поклонился мужчина. Женщина рядом с ним присела в реверансе, удерживая ребенка на руках.

— Папенька, я так за вас рада! — расфуфыренная девица повисла на короле, вынуждая его отпустить мою руку.

Из-за ее спины вынырнула женщина в мехах и оттащила девицу от короля.

— Братец, я так за тебя счастлива! — воскликнула она, осыпая короля поцелуями, а затем крепко обняла меня. — И за тебя, милочка, теперь у меня есть новая сестрица!

Водоворот поздравлений уже порядком утомил меня, и заметив, как моя фигурка невольно обмякла, повиснув на руке короля, который стоически выдерживал это испытание, меховая дамочка подхватила меня под руку и потащила куда-то, заявив безапелляционным тоном: "Сестра не должна быть так одета!"

— Дорогуша, я понимаю, вы испытываете шок, стать шестой женой великолепного Калротоса Второго, короля Фарготии, — это неимоверное счастье, но возьмите себя в руки. Нам еще ужинать вместе. Сейчас мы приведем вас в порядок, оденем как полагается, немного подкрасим, — суетилась она, отдавая распоряжения слугам, которые еле поспевали за нами по коридору.

Вскоре мы оказались в огромном помещении, больше напоминающем бальный зал, нежели спальню. Меня на скорую руку переодели в наряд, соответствующий, по мнению дамы, моменту, расчесали и попытались нанести макияж. Однако мои угрозы расправы над нарядом и прической возымели действие, и меня оставили в покое.

— Да я смотрю, у вас настоящие королевские замашки, — обрадовалась дамочка, — вы прямо как мой брат, строги с прислугой.

Я не хотела наживать врагов в лице этой особы, по крайней мере, пока, поэтому предпочла молчать. Удовлетворившись моим внешним видом, она вывела меня обратно в коридор, попутно избавившись от мехов.

— Упрела! Уже привыкла жить на севере, там без мехов никуда, отморозишь себе все. Да и это официальный королевский наряд. Приезжайте после свадьбы к нам, я вас накормлю настоящим варгеровским мясом, мы съездим на охоту и будем купаться в горячих источниках — это очень омолаживает, — не умолкала она ни на минуту.

— Я так рада, что у брата наконец будет богоизбранная супруга, а значит, будут детки, которые унаследуют трон. Уверена, первенец будет мальчик, а у меня родилась такая замечательная девочка полгода назад. Мы обязательно их поженим! А вот и мы пришли, присаживайтесь возле своего будущего супруга, — указала она на место в центре огромного стола.

Я с натянутой улыбкой направилась к королю и, сломав пару костей в юбке, с хрустом опустилась в кресло.

— Не напивайтесь, пожалуйста, мне нужно с вами сегодня же поговорить, — прошептала я королю на ухо.

— Поговорим после свадьбы, — отрезал король сквозь зубы и нарочито сделал большой глоток из своего бокала.

— Тогда я объявляю голодовку! — прошипела я ему в ответ. — И на свадьбу вы получите полуживую или мертвую жену.

Король сделал вид, что не услышал моих угроз, и повернулся к расфуфыренному чуду в розовом платье, сидевшему по другую сторону от него. Мне же оставалось лишь развлекать себя осмотром окружающих. В призрачном свете искусственных светильников я отметила общую черту королевской семьи. У всех был восточный разрез глаз и внушительные носы, делавшие их лица похожими на орлиные. Впрочем, этот символ, видимо, фамильный, преследовал меня повсюду.

Человек, восседавший прямо напротив короля, зеркально отражал черты монарха, но носил скромное звание министра. Его взгляд, устремленный на меня, был полон странной, пытливой смеси любопытства и оценки.

Молча дождавшись, когда подадут десерты, я поднялась из-за стола и покинула зал. Навстречу скользнула фигура мужчины, чьи движения выдавали в нем танцора. Эта грация, неожиданно, принесла мне какое-то смутное облегчение.

— Лида? Мне сказали, вас зовут именно так. Как мне к вам обращаться? Фамилия ваша мне, увы, неизвестна, — произнес он с подчеркнутой учтивостью.

— Просто Лида вас не устроит?

— Меня зовут Икурс Лапрято, и я главный дворецкий в этом дворце. Полагаю, раз уж я с гордостью ношу свою фамилию, то и невеста короля не должна называться просто Лидой, — горделиво выпрямился он.

Его слова вызвали у меня невольную усмешку. Икурс Лапрято… Практически Икар, практически лягушка. Именно такая ассоциация возникла в моей голове.

— Лилуминаи Себат, — неожиданно вспомнила я имя героини из любимого фильма.

В его голове, казалось, что-то щелкнуло, провернулось и заскрипело. Помолчав с минуту, он выдал:

— Лида Лилу Минаи Себат… Пройдемте, я покажу вам ваши покои. Её высочество Горденция лично выбирала оформление комнат для своей будущей мачехи.

От этих слов у меня едва не подкосились ноги. Представилась картина: комната, утопающая в приторной розовой сладости, увешанная тюлем и усыпанная бантиками. В "покои" я входила на ватных ногах, полная дурных предчувствий. Но увиденное поразило меня до глубины души. Стены были выкрашены в чередующиеся полосы темного болотного и глубокого синего цвета. Видимо, принцесса, надеясь на схожесть вкусов, пыталась таким образом довести будущую мачеху до истерики или, в лучшем случае, ввергнуть в депрессию. Для меня же это был настоящий рай. Я даже не удержалась и подпрыгнула от радости.

— Передайте принцессе мою искреннюю благодарность!

— Если вы захотите что-то изменить, мы можем немедленно приступить к переделке, — с неуверенностью проговорил Лягух.

— Нет, нет, все просто чудесно. Но если я обнаружу у себя на постели пятна или насекомых, я потребую, чтобы вам отрезали голову.

Мое замечание было воспринято неоднозначно, но, видимо, чтобы меня успокоить, Лягух тут же подозвал служанку, которая тщательно проверила постель.

— Мои вещи остались в той, первой комнате.

— Их уже перенесли сюда, но едва ли они вам понадобятся, — заметил Лягух, открывая один из шкафов.

— Понадобятся, и я сама хочу выбрать себе служанку.

— Вам предоставят множество фрейлин и служанок после свадьбы, а пока вы можете воспользоваться услугами любой свободной, — отрапортовал он.

— Завтрак мне не приносите. Не будите меня до вечера. У меня было тяжелое путешествие, и я наконец-то хочу выспаться.

— Вам придется встать на завтрак, если на нем будет присутствовать король. Вся королевская семья должна быть готова.

— А я ещё не королевская семья, — отрезала я, выталкивая его из комнаты и запирая дверь изнутри.

Просто разрезав письменным ножом неудобное платье, и такой же неудобный корсет я завалилась спать на хлопковую простую и такую приятную постель.

Проснулась я от того что в мою дверь ломились.

— Лида Лилу Минаи Себат! — Лягух ревел, словно раненый зверь. — Я буду вынужден взломать эту дверь, если вы не соизволите явиться на завтрак вовремя! Из-за вас я лишусь головы!

— Ломайте! — откликнулась я. — К тому же, я совершенно нагая!

— Я привык! Я дворецкий! Мне можно! А без головы! Мне! Нельзя! — Лягух с каждым словом яростно пытался выбить дверь плечом.

— Я открою дверь, если вы поклянетесь честно ответить на пару вопросов.

— Хорошо, даю слово! — взмолился Лягух.

Я впустила его в комнату, отпихнув пытающихся заглянуть внутрь горничных.

— Это совершенно недопустимо! Вы давно должны быть одеты! Вы ставите меня под удар! — отчитывал он меня, едва переступив порог.

— Должна ли богоизбранная невеста давать согласие на бракосочетание?

— Нет, ваше мнение никого не интересует. За вас уже решили боги.

— А если невеста уже была богоизбрана другим женихом?

— Значит, она вдова. Ничего страшного, — как-то жалостливо произнес он.

— Угу, а если она совершенно точно не вдова, ибо так и не вышла за этого жениха?

— Такого не может быть! — упрямо заявил он. — Вы ставите мою жизнь под угрозу! Я ответил вам даже не на два, а на три вопроса! Будьте любезны, оденьтесь и спуститесь вниз!

— В ваши платья, розовые с рюшами, я не полезу. Это, к тому же, займет целую вечность, — я пристально посмотрела на дворецкого.

— Я вас лично в него запихну! — он уже направился к двери за злополучным нарядом.

— Если у вас найдется костюмчик вроде вашего, ну или верховой наряд, я одену его мигом, если мне помогут со шнуровкой корсета, — предложила я, вытаскивая из грязного рюкзака бережно хранимый синий корсет, доставшийся мне от эльфов.

Лягух высунул голову за дверь, что-то прошептал, и я услышала удаляющийся стук женских каблуков. Затем он сам выдернул меня из простыни, в которую я была завернута, и затянул в корсет. Молча вышел и вернулся с темно-синим мужским костюмом.

Я наспех втиснулась в чужие штаны, рубашку и длинный пиджак. Рукава предательски свисали, штанины собирались нелепыми складками, и мне, словно кукле, на живую нитку подшивали все это прямо на мне. Лягух, съежившись, наблюдал за фарсом, губы его сжались в недовольную ниточку.

На завтрак я явилась без прически, облаченная в этот мужской костюм, повергнув мою будущую падчерицу в состояние легкого ступора. "Министр" одарил меня еще более пристальным, изучающим взглядом, а парочка, щеголявшая накануне в мехах, откровенно давилась смешками, наблюдая за моим конфузом. В тягостном молчании мы просидели минут пятнадцать, пока в зал не ворвался камердинер короля с извинениями: Его Величество, дескать, чрезвычайно занят.

Все с облегчением ухватились за вилки, словно по команде. Я же, напротив, поднялась и, демонстративно проигнорировав правила приличия, не попрощавшись, и даже не поздоровавшись, покинула зал, направившись в свои покои. Дорогу я запомнила на удивление быстро, помощь мне не потребовалась.

Раздевшись до рубашки, я позвала какую-то служанку и, вручив ей опустевший рюкзак и свою старую одежду, велела все это как следует отстирать и вычистить. Сама же, полуобнаженная, принялась разглядывать вид на парк, расстилающийся за окном, на неподвижных охранников и высокие, неприступные стены, окружающие его. Этому королю явно было от чего защищаться.

— Я так понимаю, вы решили саботировать всю королевскую жизнь! — король ворвался в мою комнату без стука.

— Будьте так любезны, хотя бы выгоните ваших слуг из моей спальни, — попросила я, переминаясь с одной босой ноги на другую.

— Все вон! — спокойно произнес король и комната опустела. Мгновение — и люди исчезли, словно их и не было.

— Что это на вас в середине дня? — указал он на рубашку, расстегнутую на три пуговицы, из-под которой нескромно выглядывала грудь, прикрытая кружевом корсета. — Вы решили соблазнить меня до свадьбы? Не стоит тратить усилия.

— Я вообще не собираюсь вас соблазнять, вот еще. И вообще, вы не в моем вкусе.

— Цену набиваете? Я женюсь уже в шестой раз, напрасно.

— А я так посмотрю, все пять жен у нас вокруг стоят, и безумно счастливы с вами! — съязвила я.

Король как-то побледнел и даже присел в кресло.

— Чего вы хотите? — спросил он уже усталым голосом.

— Поговорить, и это дело не на пять минут.

— Фиранчель, отмени мои следующие две встречи! — рявкнул король так, что эхо прокатилось по коридорам. — И оденьтесь, миледи, здесь у стен есть уши, а разговор предстоит деликатный.

Спешно облачившись в утренний костюм, я последовала за королем в его рабочий кабинет. Тяжелые двери захлопнулись за нами.

— Рассказывайте, — произнес он.

— Что вам уже известно? — спросила я напрямик.

— Что вы немагична, не замужем, что, по всей видимости, провели какое-то время в "подчинении" у эльфов, и, возможно, возомнили себя богоизбранной невестой одного из них, — перечислил он то, что я пыталась донести до него обрывками, через прислугу.

— Что вам известно о невесте младшего светлоэльфийского принца?

— Она богоизбранная и исчезла. Эльфы прочесывают континент в ее поисках. Есть подозрения, что ее похитили темные эльфы, поскольку она еще и богоизбранная невеста принца Маэдронду. Из-за нее разгорается нешуточный скандал… — король устало потер переносицу.

— О! И Маэдронд тоже? А царь Лимонад — весьма хитрый политик… — невинно протянула я, переходя на эльфийский.

— Кто, простите? "Лимонад"? Вы так называете Лирондада иль Флиратьоена? — возмутился король, тоже переключаясь на эльфийский язык.

— У меня ужасная память на незнакомые имена, приходится выкручиваться, — развела я руками.

— И как же вы тогда запомнили мое имя? — с нескрываемым интересом спросил он.

— Карл Второй… или Карлос Второй… — неуверенно пробормотала я.

— Калротос Второй. А вы, я так понимаю, Арь Тей Мита? — король приподнял бровь, испытывающе глядя на меня.

— Называйте меня Лида, пожалуйста. У меня нет ни малейшего желания возвращаться к эльфийскому принцу.

— У меня тоже нет таких планов. Более того, я планировал выдать свою дочь за принца Алетхинэфа, и даже договорился об этом с Лирондадом. Вы, кстати, очень сильно похудели с нашей последней встречи, я только сейчас начал замечать сходство.

— Ну, если вы не планируете возвращаться к светлым эльфам и даже не знали о темном принце, не вижу никаких препятствий для нашей свадьбы. Вы не станете ворошить прошлое, и я не стану. Весьма предусмотрительно с вашей стороны предупредить меня.

— Что случилось с вашими предыдущими женами?

— Одна умерла в родах, остальные заболели, — уклончиво ответил король.

— А если откровенно? Я с Вами честна и собираюсь впредь. Прошу, ответьте мне искренне.

— Я не знаю. У меня нет точных доказательств, я лишь могу предполагать, — злобно прошипел Карл.

— Итак, поговорим о престолонаследии. Кто унаследует трон и когда?

— Первый сын, рожденный в браке, или, в отсутствие сыновей, первая дочь, по достижении двадцатипятилетнего возраста, согласно Закону о Престолонаследии Богоизбранных Королевских Детей, — сухо отчеканил он, словно зачитывая древний фолиант.

— Понимаю. А вы?

— Я уйду на заслуженный покой. Или же, если наследник пожелает, займу пост министра.

— Вы этого хотите?

— Этого хотят боги. Я не властен противиться их воле, никто не властен. Я лишь надеялся, что в этот раз они соизволят мне ответить… Никто не посмеет поднять руку на богоизбранную супругу короля и его потомство, — проговорил он с неожиданной откровенностью.