Если б я был Барабулькой,
Или Хамсой, к примеру,
Я бы, лёжа в луже, не булькал,
А в океан шагнул — смело!
И на просторах безбрежных,
Рыбий жир запасая в тело,
Я бы грёб мимо всех небрежно,
С виду, как бы совсем неумело.
Поплыву — впереди свобода,
Никого — я один в стае,
Прочь в глубины от злого народа,
Плавниками конечности стали.
Только, сдуру нырнув глубоко,
Осознал своим крошечным мозгом,
Как здесь рыбам совсем одиноко —
Эх, вернуться б, пока не поздно.
Возле рта отросли жабры,
Вместо вшей завелись прилипалы,
И каким бы я не был храбрым,
Что-то жутко совсем стало.
Проклиная глубинную стужу,
И от хищника драпая рьяно,
Вспомнил вдруг про родную лужу,
Где валялся, подчас — пьяным.
Поплыву к берегам родимым,
Надоели заморские страсти,
Вольным штормом домой гонимый,
Я ворвусь и скажу — здрасьте.
Вот и всё — но не тут то было,
Рыбаки вам такого не скажут,
Сердце камень давно остыло,
Они только добычи жаждут.
Вероломные — крючки точат,
На путях вольных сети ставят,
Наших там, ни за что, мочат,
Потрошат и уху варят.
Передумал я быть Сазаном,
Под забором засохла лужа,
Лучше сам рыбаком стану,
Не помеха жара или стужа.
Спиннинг клетчатый просто устроен,
Будет килек вводить в заблужденье,
И вчерашних собратьев по морю,
Засолю не спеша — с наслажденьем.
На путях рыбьих ямы роя,
Вспомню спьяну засохшую лужу,
Наводнение сам устрою,
Я такой — ей одной нужен.
Кострище мерцало багровым светом тлеющих головёшек, а небо над поляной утопало само в себе. Млечный путь, не такой, конечно, как в тропических широтах — виден только самый край галактического рукава, но всё же, вполне зримое звёздное облако накрыло весь лес. Ничего, что созвездие Южный Крест остался где-то в южном полушарии. Бывают моменты, в не времени и пространства, когда ощущаешь себя единым целым с процессами, происходящими одновременно и независимо от места твоей дислокации. Грандиозность и масштабность действительности, в совершенстве своей законченности — не под силу человеческому разуму. Только малую часть видимого и осязаемого, то, что под самым носом, можно осмыслить и интерпретировать в соответствии со своими умственными способностями, а голова, согласно милицейскому протоколу — предмет тупой. В связи с этим, несколько ранее, неоднократно возникали ожесточённые споры между остряками от юмористов, и судмедэкспертов от внутренних органов. Полемические диспуты остались в прошлом, а в настоящем, десяток обладателей несовершенных предметов, вспомнил про очень острые — рыболовные крючки: от самого маленького, до адмиралтейского якоря, в зависимости от душевных потребностей к сочинительству. Даже всепожирающий огонь, в настоящее время мирно обогревающий продрогшие тела, не смог бы соперничать с разгоревшимся пламенем в сердцах рассказчиков. Азарт есть азарт! Не корысти ради — рыбёшка в тонну, а для того, чтобы было, о чём поведать миру.
Доцент потянулся, зябко ёжась, и сказал:
— Надо отметить, что лично я разделяю рыбаков на четыре категории. К первой относятся браконьеры. Ну, с этими всё ясно — это и не рыбаки вовсе, даже говорить не стоит. Ко второй — добытчики. Им без улова никак нельзя, а то от жадности ночью не уснёшь. У этих рыболовов глаза горят не от азарта, а от жажды наживы — тоже неохота обсуждать. К третьей категории относятся спортсмены. Мастерство оттачивают в любое подвернувшееся окно времени, почти круглосуточно: изобретают насадки, наживки, прикормки, снасти — им тоже не спится спокойно. Им без улова так же нельзя — какой спорт без результата. Не буду ни с кем спорить. Это лично моё мнение. Заняться спортом, конечно лучше, чем проваляться пьяным под забором, но потратить жизнь на какую-то… Та же скука. Я люблю другую, четвёртую категорию — это просто рыбаки. Не важен результат, главное — процесс и участие в нём. Особенно это касается зимних рыболовов. Они по сути, те же сталкеры, только не догадываются об этом. Ну, чего ты прёшься на лёд, всё равно ничего не поймаешь. Но нет: это не просто зов, не призыв, какой-нибудь, не прихоть выходного дня — фатум.
— Это точно! — подхватил тему Дед. — Издалека посмотришь — чёрные точки на льду, как будто вороньё слетелось на горбушку хлеба. При ближайшем рассмотрении, ещё забавнее: сидят, трясутся от холода, а может быть от нетерпенья, или в такт колебательным движениям оснастки. Потом ещё дома продолжают вибрировать (может быть, кому-то это и удобно), а во сне, перед глазами, ободранный кивок клёв изображает. Всю ночь. Без перерыва, превратив её в мелкий кошмар. Романтика…
Почтальон хихикнул и от себя добавил:
— А если кто не знает, то рыба всегда клюёт, если не в другой части света, то точно на другом берегу — об этом в любом руководстве прочесть можно.
— Зато по части самодеятельности, настоящие рыбаки не уступают модельным кружкам, — вступился за рыболовов Бармалей, — столько изобретательности, утончённых деталей, в прямом и переносном смысле, сколько фантазии — по увлекательности, сродни отливке оловянных солдатиков. Если подсчитать, сколько таких армий носится в портсигарах, армейских аптечках и прочих коробках — каждому обладателю, хватит на несколько жизней. Лично у меня мормышек столько, что точно можно обеспечить два полка а, сколько роздал, сколько спёрли…
— Кстати, — взял своё слово Кащей. — В Америке, до недавнего времени, а точнее, до начала восьмидесятых годов прошлого века, увидеть на улице рыбака в зимней экипировке, было равносильно прогулке белого слона по Норвегии. На таких смотрели, не то, чтобы без понимания, а прямо скажем, как на умалишённых. Отдыхать без выгоды, население штатов не привыкло. То, что рыба зимой вялая и практически пассивная, было определено, видимо, ещё предками методом «тыка», а сталкеры там, также редки, как, собственно, те же упомянутые слоны. Коллективный разум «муравейника», или «улья» — кому, что больше нравится, не позволяет отдельным винтикам играть по своим правилам. Сказано, что обогащение превыше всего, и всё начинает работать так, чтобы капать на сознание обывателя: пропаганда образа жизни, реклама, заказанная теми, кто заинтересован в образе зажравшегося буржуа, не менее чем в прибылях, которые и получает с упомянутого образа. Замкнутый круг. Но, вероятно, Новый свет уже успел порядком устать от такой гонки за обогащением и народ, давно нуждался в отдыхе. Всё чаще на улицах северных штатов стали появляться зимние рыбаки, и с каждым сезоном их количество только увеличивалось, но и здесь всё пошло по американским стандартам. Индустрия развлечений, как всегда, оказалась на высоте — моментально появились все принадлежности, которые местные производители и в глаза не видели. Вы когда-нибудь созерцали ледобур с бензомоторным двигателем, который осуществляет бурение? Я — нет! А у них он появился сразу же. На льду Великих Озёр вырос целый комплекс с арендой домиков, домов, домищ; как говорится — от и до. Но и для самых скупых, или малоимущих, выход есть: можно использовать коробку из-под чего угодно, а ветрам есть, где разгуляться. Но и здесь обыватель поступил, как индивидуум, сильно привязанный к комфорту — лунки для ловли рыбы находятся прямо в дому, рядом с диваном…
Прошла зима, настало лето, водоёмы освободились ото льда, маня к себе утренней прохладой и вечерней свежестью. Короткие удочки отдыхающие поменяли на длинные, ящики на рюкзаки, валенки на кеды.
Комбат вынул из фотоаппарата истощённые батарейки, покрутил в пальцах, посмотрел на них внимательно: видимо, ушедший из них энергопотенциал что-то напомнил ему, связанное с электричеством. Швырнув, вопреки буржуйской инструкции, элементы в огонь, он зевнул, со смехом представив около костра аккуратно расставленные контейнеры: под стекло, бумагу, пластмассы и прочие, не вписывающиеся в российскую действительность, экологические излишки.
— Откуда у него такой раритет? — подумал Пифагор, глядя на устаревшую модель «мыльницы», с которой фотограф-любитель, почти не расставался.
— Дед, ты там ближе всех к костру — посмотри чайник, — попросил Комбат.
— Да видел я его со всех сторон! Какая часть тебя интересует?
— Кипяток, остряк! Куда не плюнь — в клоуна попадёшь. Не солидные сталкеры, а зрители в Юрмале.
Комбат заварил двойную порцию чая — всё равно не до сна, и проводив взглядом в последний путь догорающие аккумуляторы, разлившиеся липким вонючим электролитом, продолжил рассказ, об ихтиологии:
— Мне одну забавную историю поведали, про другую, пятую категорию рыболовов, выделенную в особую касту. Не рыбаки и не туристы, а просто отдыхающие: не так уж мало таких, и дальнейшее повествование продолжу от их имени. Назовём наших героев просто:
Вова, Витя и Вася.
Три вышеупомянутых героя собрались, как бы заезжено это не звучало, на рыбалку, в связи с чем и было заготовлено то, без чего сие действие и немыслимо. Предпочтение получило, как всегда, изделие номер один, а остальному место выделили лишь для того, чтобы не чувствовать себя одинокими и беспомощными. Озеро, не которое лежал путь, оригинальностью обитателей не отличалось, живописностью тоже, но всё же, было весьма привлекательно, не только обилием поросли по берегам, но и чистотой, что в наше время, согласитесь, большая редкость. Трудно сказать, с каких пор, вероятно издавна, ещё с момента своего возникновения, оно упорно привлекало к себе любителей жареных карасей со всей округи. Но вот беда: ловля рыбы традиционными способами не давала положительных результатов, хоть она и была. Об этом можно было судить по обилию мальков в литоральной зоне, а также по шуршанию камышей, живописным всплескам и кругам на воде, но даже в браконьерские снасти, подлая не шла. Что уж тут говорить про удочки, донки и прочей ерунде. Старожилы давно забыли, кто-то из них давно умер, молодому поколению история родного края до фонаря, но ходили вялые слухи о том, что водоём появился в современное время, когда бушевали торфяные пожары 72 года прошлого века. Яма, после выгорания торфяного массива, быстро заполнилась водой и постепенно обзавелась соответствующей флорой и фауной. И то, и другое, активно переносится водоплавающими птицами и вольным ветром: икрой и семенами. Да и других разносчиков — любителей хватает, которые запускают в воду, не только пустые бутылки. Видимо, всё дело было в особой прозрачности воды: без мути, слегка коричневатая и мягкая, почти маслянистая, с большим содержанием йода, но как всё это увязать, с нежеланием ловиться и позировать на крючке — неизвестно. Глубина озера, так же не подкачала — очень большая, а на дне обнаружилось присутствие коряг и деревьев, причём, в масштабе небольшого леса. В связи с вышеперечисленным, ловля законным способом, заранее обречена на провал. И незаконным — тоже. Впрочем, оставалось ещё одно средство — динамит. Но это уже не просто хулиганство — его достать надо, со всевозможными вытекающими последствиями уголовно-процессуального характера, а могут припаять хранение и незаконное использование взрывчатых веществ, или ещё, чего похуже, вроде подготовки к террористическому акту. У наших персон ничего такого не было, и ни о чём подобном они не помышляли. Единственное при себе средство, способное снести башню, использовалось, исключительно по назначению. Не поить же килек водкой. Одно осмысленное желание, будоражившее умы, находилось далеко: и от рыбалки, и от местных красот — обещанная добавка, в ненасытные чрева, очередной порции горючего. Опрокинув на грудь солидную дозу спиртного, спортсмены принялись разбираться с неподдающимися снастями, с которыми, не так то просто справиться: то удочка не раскладывается, то не складывается, то червяки, свиньи, расползаются — подготовка к рыбалке, напоминала шаманские пляски с бубном. Барабан, с успехом заменял ржавый таз, валявшийся тут же, на берегу и об который все регулярно спотыкались, но убрать не догадывались. Священнодейство, несмотря на все препоны, подходило к логическому завершению: препятствия преодолены, нехитрые орудия лова помещены в воду, а насадка, за ненадобностью, выброшена туда же — видимо, в качестве прикормки, а может быть, в виде широкого жеста. Такие изыски, как подсачник, к примеру, или садок — вообще не были, не только в арсенале, но похоже, и в лексиконе. Стараясь побыстрее избавиться от самого неприятного в рыбной ловле — возни с её атрибутами, они так спешили, что совершенно забыли про то, ради чего, собственно, сюда и приехали. Вовремя опомнившись, борцы с зелёным змием не позволили произойти непоправимой ошибке, и заключительная часть балета на берегу прошла, по заранее запланированному финалу. Это был вполне предсказуемый занавес: трое влюблённых в рыбалку парней, сидели бок о бок, поддерживая друг друга, на фоне живописного заката — центральный был опорой для триптиха. Со стороны, вся композиция, по-русски выглядела очень неприлично, с точки зрения сегодняшнего поколения, вскормленного современным телевидением и незнакомого с традициями древнеславянского быта. Извращённый цинизм голубого экрана не оставляет места бескорыстию настоящей мужской дружбы, скреплённой сывороткой правды. Как это похоже на Аргентину: слева Педро, справа Гомес — впереди фьорд, полный несознательной сельди, со стороны которой, ни любви, ни внимания. В дислокации персонажей нет ничего удивительного — это народный контроль. Будешь валяться в стороне — останешься без горячего. Вова встряхнул головой, как будто прогоняя наваждение и, кое-как, поднялся, в результате чего, остальные упали, потеряв основание для опоры.
— Всё! Надоело! — он топнул ногой, как застоявшийся конь. — Мы рискуем остаться без ухи.
Никаких эмоций, напоминание о рыбном супе, не то, чтобы не вызвало, просто сие блюдо в глубине души отсутствовало, по ряду непреодолимых причин. Больше препятствий.
— Какая уха, Вован, у нас даже костра нет! — Витя указал рукой на остывшее пепелище, оставшееся от прошлых посетителей.
— Костра нет? — Вова прокрутил в уме возможные варианты, — Вася!!!
Василий, от неожиданности, аж упал навзничь. Затем поднял, помутневшую, от горячительных напитков, голову и такие же глаза, уставившиеся тусклым взглядом на помеху нирванному блаженству.
— Чо? — выдавил из себя Вася, спускаясь на землю.
— Ни чо — дрова нужны. Ты пошукай по округе, а мы с Витьком, пока в одно место сгоняем — идея есть…
Вдвоём, они направились к ближайшей свалке, видневшейся на возвышении.
— Даже если огонь не сумеем развести, то у меня другой выход есть, — Вова почувствовал полёт фантазии, имевшей очертания фанеры над городом, куда все стремятся, перед переходом в лучший из миров. — Без костра обойдёмся и с ухой будем.
Виктор с подозрением поглядывал на компаньона округлёнными глазами, предчувствуя что-то нехорошее, а Вова, увлёкшись, продолжал развивать свою мысль, сдабривая убедительную речь нервной жестикуляцией:
— Я на свалке кровати видел.
— Это ещё зачем? — спросил его Витя, переводя разговор на полулегальный шёпот.
— Вот! — Вова назидательно поднял вверх указательный палец и принял позу древнегреческого мыслителя. — Вы в армии кипятильники из чего делали?
— Из нержавеющей пружины, но лучше — из двух пластин: проволочные давали какую то зелёную накипь.
— Ну вот! Основы ты знаешь, а остальное потом…
Указывая рукой в сторону свалки, Вовик издалека был похож: то ли
на Наполеона, ведущего войска на Москву, то ли на сигнальщика, с затонувшего корабля, или отставшего от него — но махал руками он бойко, как механический Буратино.
Тем временем, на берегу разыгрывалась другая драма: сольный балет, или твист, с элементами чарльстона. В поисках дров, Вася бегал по берегу, если это выражение применимо, к еле стоящему на ногах, и был, так же похож на знаменитого деревянного персонажа. Он порхал от куста к кусту, попеременно дёргая: то один, то другой, но ивняк отличается отменной гибкостью. Василий мог бы ещё долго так дёргать: заключённый в рамки телесной оболочки, в отличие от мыслеформы, физический потенциал раскрывается не сразу. Таланту нужно время для реализации, но его не было — остальные участники концессии, уже виднелись на возвышении, гружёные тем, что, по его мнению, в костёр не положишь — они несли две металлические боковины от кровати. Ошалевший от увиденного, Вася выпучил глаза, хоть до этого, выпуклость и без того была лишней, но удивляться ему не дали.
— Закрепим успех! — Вован достал из рюкзака бутылку и разлил по стаканам.
После закрепления вышеупомянутого торжества и занесения в анналы, формальности были соблюдены, и пришло время приступать к официальной части мероприятия.
— Ну и зачем нужно это барахло? — практически одновременно, изрекли Вася с Витей. Они недоумённо пожимали плечами, ещё не посвящённые в таинство предстоящего действа, но и так было видно, что кроватные принадлежности, не то, что с рыбалкой — с домашней обстановкой, не вызывали никаких ассоциаций. Вова, из нравоучительных побуждений, попытался изобразить подобие ироничной улыбки, но она получилась кривой, как у больного «рожей»:
— Уха у нас будет — на восемь батальонов хватит!
Два товарища посмотрели на него недоверчиво, даже искоса, подозревая худший диагноз, но он указал жестом на высоковольтную линию:
— Одну боковину от кровати, в один конец озера, а другую — в противоположный. Провода с вышки срежем и к железякам приспособим — вся рыба наша, уже варёная.
Новоявленная рукотворная аномалия, могла бы разом погубить обладателей разложившихся умов, но спасло их то, чего в принципе не должно остаться — следы паров сообразительности. Посовещавшись, они решили, что: во-первых, провод не срезать вручную под током, одни дымящиеся башмаки останутся; во-вторых… На этом этапе, мысли с тали пробуксовывать и, плюнув на это занятие, они сделали заключительный вывод — сначала надо обесточить подстанцию. Смелость города берёт, а под воздействием паров алкоголя, усиливается до безрассудства, и решение штурмовать распределительную цитадель, приняли единодушно. Три камикадзе скрылись за ближайшим перелеском. История умалчивает о том, сколько миль было до цели. Дошли они туда, или нет. Может, и забыли по дороге, зачем отправились в путь. Остались в живых и ладно. А может быть, доморощенных террористов охрана подстанции повязала, но это уже другая история. Скупой диалог между персонажами — издержки, вписывающиеся в быт коренного населения. Не доктора наук
Все обитатели консорциума веселились от души. Бульдозер смахнул скупую мужскую слезу, давясь от смеха — это вам не воздух с малиновым ароматом в шины закачивать. Насчёт дымящихся башмаков:
— Где Петрович?
— Пляшет… У трансформаторной будки…
В одной конторке, каких было много, по необъятным просторам постсоветского пространства, как во всех нормальных организациях, имелись все атрибуты, необходимые для жизнеобеспечения и стабильной работы. Был и электрощит. Мощный. По инструкции, неведомо кем сочинённой, производить работы необходимо было вдвоём, так сказать, с подстраховкой. (Валить, так обоих)!
Картина маслом, была не просто затрапезной, а настолько обычной в совдействительности, какая имела место каждое утро. Напарник с бодуна. Но в этой забегаловке, на протяжении двадцати лет, каждый день происходило одно и то же — инструкции нарушать никому не позволено. Васёк спит. Ему, по этой бумажке, полагалось обеспечивать безопасность своего коллеги, в данный момент, потрошившего электрический ящик. Откуда в людях столько иезуитской злости, ненависти к ближнему своему? Пока он дрых, у мужиков созрел план. Компаньону — придурку налили лишний стакан и, вследствие перепоя, вычеркнули из обихода. Пошукав по углам, всё удобоваримое тряпьё снесли в кучу и подожгли, обложив ящик дымящейся ветошью. Почерневшую чекушку особо подчеркнули, залив внутрь что-то дымящееся, ботинки набили тлеющей ватой. Кто забыл — напоминаю, что вата в процессе тления, выделяет удушливый запах. В общем, всё было готово.
Василия Петровича молча растолкали, для пущей убедительности не проронив ни слова. Он открыл один глаз, второй. Вместе с открывшимися глазами — открылась живописная картина. Вообще-то, такие действия попадают под уголовный кодекс, но это были люди простые, университетов не заканчивали, и прежде, чем что-то сделать, не имеют привычки продумывать свои действия, на два хода вперёд. Медленно приходящий в себя напарник, открыл один глаз, второй, протёр кулаками и остолбенел. Развернувшаяся панорама незапланированного крематория не вписывалась, ни в одну схему, заложенную в устаревший процессор Васиного мозга.
— А-а-а! — прохрипел Петрович.
Это единственное, что он смог сделать, не напрягаясь. В голове носилось, не понятно, что и, предобморочное состояние, было вполне близко. Если бы его просто уволили, то он бы посчитал это величайшим из благ гуманизированного общества, отменившего электрический стул. Но ветхозаветные принципы «око за око», дамокловым мечом висевшие над головой, явственно ощущались, витали в воздухе, преследуя неумолимо. Мирная энергия в каждый дом — в этот она просто вломилась. Кто-то, благоразумный, поторопился прекратить балаган, и на сцену вывалились, по дурацки улыбаясь, участники розыгрыша.
Чем это закончилось — неизвестно, даже вникать не будем. Да и к рыбалке никак не вяжется…
— Злые люди, злые нравы, — сделал заключение Сутулый, не зная, что делать: то ли плакать, то ли смеяться. — Ком, что-то ты совсем осунулся.
— Да ну, дураков везде, конечно, хватает. У нас всякие были, но меру блюсти надо.
— Это точно, случайностей хватает, — засмеялся Крон. — Но лично у меня, необычная история. Предложил мне Шурик акваланг «Украина два». Аппарат, как аппарат. Ещё чертежами снабдил, для изготовления компрессора, на базе холодильника. Всё нормально — агрегат работает. И тут возникает потребность измерить давление в баллонах. Дело простое: даёт он мне бескорыстно манометр из магазина подержанных, или некондиционных товаров. Изготовил я к нему переходник, накрутил, как положено и установил на баллоны. Вот тут произошло очень любопытное явление. Читал раньше, воспоминания фронтовиков, и некоторые из них упоминали, совсем фантастические вещи. В окоп угодил артиллерийский снаряд, и свидетель происшествия утверждает, что видел, как по корпусу болванки пошли трещины, перед тем, как ей пришло время разорваться. То есть, время замедлилось, а реакция участника — нет. Этого хватило, чтобы спрятаться. Вот я и вспомнил про это, когда от разорванного давлением стекла, вся комната была в осколках.
Слишком неправдоподобно история прозвучит, так что скептиков, заранее прошу принять, рассказанное за сказку.
— Увидел трещины на стекле?
— Нет, Доцент. Время сильно замедлилось, а стекло на манометре надулось. Очень сильно! Мне этого хватило, чтобы резко повернуть голову, и вот тут, всё вернулось на круги своя. С оглушительным хлопком, осколки, как я уже говорил, разлетелись в разные стороны, а один угодил мне, аккуратно в переносицу. Как раз в то место, где только что был левый глаз. Я же говорю, что слишком неправдоподобно выглядит это происшествие.
Где смеяться, а где плакать, в этом повествовании было непонятно, но наличие акваланга, заставило Кащея вспомнить умильную историю.
Все аквалангисты, перед серьёзным выездом на море, тестируют своё оборудование на ближайших к базе водоёмах. Этот выезд не был: ни исключением, ни из ряда вон выходящим событием, поэтому участники приняли грандиозное решение — совместить приятное с полезным. С этой целью, в попутном гастрономе, закупили жирную тихоокеанскую сельдь, с приятным запахом засола и прочими прелестями, не оставляющими сомнения в том, что продукт давно готов к употреблению. Расположились неприметно, в кустах, так как поедание селёдки, совместно с сопутствующими продуктами, на солнцепёке не приветствуется. На противоположном берегу разместился другой персонаж повествования. На водолазов, рыбак даже не обратил внимания. Он был так увлечён процессом рыбной ловли, что не заметил бы их и с десяти метров. Так, что уж говорить: о происходящем на другом берегу — он тем более, ничего не желал знать. Рыболов бегал от одной удочки к другой, дёргал: то за леску донки, то за верёвку садка, в общем — издёргался весь.
…
Ещё один рывок,
Ещё одно усилье,
И затяжной прыжок,
Навстречу изобилью.
План у «Ихтиандров», даже не созревал: кажется, он был готов ещё до рождения и рыбака, и селёдки — повторить действия знаменитого актёра. Не афишируемое погружение, непродолжительный поиск — и вот, солёный представитель мирового океана водружён на крючок. Резкий рывок за леску, имитирующий поклёвку, после которого колокольчика больше не найти, и гигантский прыжок мужика к донке. Фееричное зрелище — кенгуру не повторить.
Человек на другом берегу, представлял собой, исключительно жалкое зрелище: один, на маленьком озере, с огромной селёдиной на крючке, которая не только не входила в ареал обитания данного биотопа, но и давным-давно почила в бочке сотоварищи, в подтверждении чего, источала приятный аромат солений и запах далёкого океана. Собрал он амуницию или забыл на берегу — не знаю, но походка удаляющегося рыбака, отличалась, какой-то обречённостью.
Оторжавшись, все вернулись к чайной трапезе. Кто-то ещё булькал в кружке, вспоминая ушедший эпизод, кто-то дремал — жизнь шла своим чередом.
— Бессмертный! Кащей!
— А-а-а!
— Ты, что вспомнил эту лайфстори? — спросил Комбат, от смеха захлёбываясь чаем и, вспоминая тихоокеанский трофей.
— Так, к аквалангу подошло.
— А-а-а, а то я тоже, вспомнил своих рыбаков: им кто-то посоветовал душить рыбу, с помощью куриного помёта. Кто именно — история умолчит, но с этой целью, бригада «Ух» выдвинулась на позиции, где этот самый помёт производят, вполне естественным способом, несколько тысяч особей, похожих на микроптеродактилей. Ловись, Ихтиандр, большой или маленький…
Едут они в электричке, с полным мешком дерьма. Народ недоумевает — откуда в электропоезде, родной запах птицефермы? Разомлевшее от тепла, согреваемое могучим дыханием своих сограждан, переполнивших вагон — изделие потекло. По благоразумию его обладателей, мешок неожиданно и быстро стал ничей. Народ решительно отказывался понять, кому и зачем, мог понадобиться помёт, да ещё в таком количестве: на удобрение он не идёт, в хозяйственные нужды тоже — его только курить можно, за неимением натурального продукта. Вопросов было больше, чем ответов и поезд скрылся за горизонтом, увозя свою тайну, вместе с обладателями, теперь, уже общего имущества.
— А где предполагалась химическая атака?
— На Оке, Крон — в том то и дело, что на течении, а это, известно, дело бесполезное. Как дождь смывает все следы, так и поток воды,
уносит все твои труды.
— Весёленькую тему вы подняли, — заметил Дед.
— Поднимаю руки — не хотел, — весело ответил Комбат.
— За кордоном случай был — находят в лесу обгорелого аквалангиста, — вмешался в разговор Почтальон, невесело усмехаясь.
— За каким кордоном? — не понял Бармалей.
— За границей.
— А-а-а…
— Не перебивай, это недолго. Так вот: собрались тамошние блюстители правопорядка в лесу, на месте бывшего пожара. Сгрудились вокруг мёртвого водолаза и недоумевают — что всё это значит. Не знают, что и думать. Почесали затылки, затем лбы — умственный потенциал не раскрывался. Только впоследствии, сопоставив данные, выяснили, что подводного пловца зачерпнул самолёт пожарной авиации: тот набирал воду, в том же месте, где аквалангист совершал погружение.
— Представляю, что он передумал, пока летел, сидя в корыте, — вздохнул Сутулый. — Не хотел бы я оказаться на его месте.
— Я больше не куплю акваланг, — вздрогну Крон, представив полёт с высоты в ластах.
Ночной мрак постепенно отступал. На горизонте уже пробивалась полоска утреннего света и, звёзды потерялись, под натиском поднимающегося светила. Большинство народа клевало носами, кто-то уверенно храпел, а кто пытался держаться, неизвестно для чего. В конце концов, разговор больше не клеился, и сон сморил, даже самых стойких.
Солнце поднялось, довольно высоко и на поляне шли вялые сборы полувыспавшихся людей: упаковывались рюкзаки, Сутулый зачем-то чистил ботинки, видимо надеясь встретить в лесу свою неповторимую половину — Комбат просыпаться не собирался.
— Комбат! Подъём! — Пифагор постучал кружкой о кружку, на манер призыва к обеду.
— А?! Что?! Где?!
— Там, на краю вселенского покоя, где звёзды падают, сквозь бездну уходя…
— Наслушался я вас, про ихтиандров — ну и сон приснился! При следующей встрече расскажу, или рассказ напишу.
Костёр затушен, ночные посиделки ушли в историю, вместе с ушедшими рассказчиками. До следующей встречи, кто-то приберёг лучшие случаи, кому — то только предстояло их услышать, или, даже,
стать участниками будущих событий. Затих шорох удаляющихся шагов и, кроме птичьего щебетанья, больше ничего не нарушало
лесную тишину.
Там, на краю вселенского покоя,
Где звёзды падают,
Сквозь август уходя,
Где носят платья неизвестного покроя,
Ты сердце радуешь,
Из бездны приходя.
Замрёт всего лишь на одно мгновенье,
Во сне безумном,
Пламенем дыша,
Картина нервных сопряжений,
В решенье трудном
Вздрогнула душа.
Уносит ветер дым чужих сражений,
Промчится мимо,
Вечность бороздя,
А двух сердец незримо притяженье,
Слив воедино,
То, что разлучить нельзя.
Перечеркнёт созвездий отблеск, вдаль уходящая стезя,
Грядущее незримо,
Нельзя увидеть, ощутить нельзя.
Привидится день новый, неотвратимостью дразня,
Как не бывает пепелищ без дыма,
Так не бывает дыма без огня.