Аномальные истории

История первая Аномалия «три сосны»

…

Самое главное в сталкере — это, безусловно, его душа…

Другое дело, и это естественно, не остаются без внимания аномальные образования, в первую очередь, в самом себе, но есть и такие, которые не объясняются здравым смыслом. Все, наверное, помнят старую русскую поговорку, когда на вопрос: «Ты, где пропал?» — следовал ответ «Да, заплутал в трёх соснах!» Эта лесная ловушка самая банальная и распространённая — столкнуться может каждый и сталкивается, независимо от того, верит он во всё это или нет. Такие образования, как Курская магнитная аномалия, наших героев не интересуют, потому что о них всё известно, а вот что касается других… Вот и сейчас, на поляне у костра, обсохшие и согревшиеся люди, не могли не вспомнить, именно об этом.

Первым из небытия гипноза, навеваемым потрескиванием костра, вышел Сутулый. Его несуразная долговязая фигура покачивалась в такт колебаний языков пламени, а голова, втянутая в плечи, словно он до сих пор шёл под дождём, упала на грудь. Он в глубокой задумчивости, глядя немигающими глазами на огонь, сказал всем и никому, в частности:

— Я тут недавно в «Три сосны» вляпался…

Ироничный смешок раздался со всех сторон, а военный в отставке, по кличке Комбат, только поморщился. Его высокая фигура выгодно отличалась от остальных крепким телосложением, а любознательности мог позавидовать, любой естествоиспытатель. Он равнодушно поглядел на возмутителя спокойствия и отрешённым голосом сказал:

— Нашёл, чем удивить. На карте отметил?

— Отметил… А вдруг, она блуждающая? Что толку, от этих пометок?

Сутулый недовольно бурчал себе под нос, как маленький ребёнок, лишившийся шоколадки. Он морщил лоб, что-то усиленно вспоминая, как будто был не в состоянии восстановить в памяти прошедший эпизод:

— Она была действительно — самая обычная, но в этот раз, я испугался не по-детски и чуть не обделался… Все берёзы одинаковые и ровный свет, как будто, со всех сторон… Сел на пенёк, съел пирожок, водички попил — вот и направление!

— Водички? — лукаво спросил Доцент.

Этот товарищ имел самое туманное прошлое: был ли он действительно учёным или нет — никто толком не знал, но вид у него был самый интеллигентный, изо всех собравшихся.

— Ну, чего пристал? Не то, что ты подумал, но средний вариант — имелась фляжка сухого вина.

Бывают карты физические, политические, игральные… Даже карты минных полей бывают… Карты спрятанных сокровищ на дороге не валяются и найти их можно, только у отпетых аферистов, поэтому, настоящие кладоискатели, забросив все остальные дела, старательно копаются в архивах, куда они старательно пытаются попасть. Естественно, туда их, не менее старательно, стараются не пускать. Вот так! Сталкер не кладоискатель, не диггер и для него нет ничего предпочтительнее карт аномальных полей, которых никто в глаза не видел. Если быть точнее, то не полей, а мест, где они точечно присутствуют. Эти места ищут, но они остаются в памяти, потому что профессиональных картографов, скорее всего, среди нашего брата нет.

— Насчёт блуждающих! — оживлённо заговорил Крон.

Отступаясь, следует сказать, что этот персонаж имел не менее туманное происхождение, чем Доцент, и угрюмо-радостный вид, причём с годами, угрюмости становилось больше, чем радости.

— Так вот, насчёт блуждающих, — повторился он. — В одном селе бабка живёт. Лет ей, где-то под восемьдесят; всю жизнь по тайге ходила: за грибами, за ягодами и ещё, не весть по какой надобности — ни разу не заблудилась. Те места она знала, как свои пять пальцев, но — пропала старушка… День нет, два, три — всё: родные уже панихиду заказывают. Через четверо суток объявляется, верстах, эдак, в пятидесяти, от места взлёта. Весь посёлок судачил — что это было? Никто не мог поверить, что старушка заблудиться могла. С точки зрения обывателя — нереально.

— Влетела наша бабулька в «Три сосны» и, по всей видимости, в гостью, раз она за восемьдесят лет ни разу с ней не пересекалась, — сказал Кащей, до этого не подававший признаков жизни, но решивший отметиться философским изречением. Был он худощав, и даже очень, за что и получил своё второе имя. Его орлиный профиль смахивал на грифа-стервятника, что делало Кащея ещё более похожим на своего сказочного прототипа. Правда, какой-то умник намекнул, что в имени одна буква неправильная, но его тут же послали. После всего сказанного, персонаж русского народного эпоса согласно закивал головой, видимо, соглашаясь сам с собою.

— Чайник не проткни, — шутливо предупредил его Комбат. — Раскивался…

— Если аномалия была не блуждающая — то есть только одно объяснение — она была микроскопическая, — продолжил свои мысли Крон, — Ну, или почти…

— Да, — вяло поддакнул Пифагор, зачем-то меняя носки, с одной ноги на другую, волнуясь, видимо.

— Но мне больше нравится название «Квадратные глаза».

— Почему? — не понял Доцент.

— Потому что бегаешь по кругу, как идиот. Спринт, туды его…

Следующий персонаж, ничем не напоминал своего древнегреческого коллегу, хотя бы внешне. Ни к математике, ни к геометрии, наш Пифагор не имел никакого отношения, даже косвенно. На вид он был схож с большинством своих современников, а так же, умственно и физически, не выделялся из среднего звена. Имея полуинтеллигентный вид, ни в каких выдающихся деяниях участия не принимал, наградами отмечен не был. Видимо, прозвище перекочевало из далёкого детства.

— Аномалия «Квадратные глаза» уже имеется, и охватывает всю Землю, — грустно заметил Крон. — Посмотрите, что в мире творится: кто, с такими окулярами, никак нажиться не может, кто убивают, друг друга, за стакан пойла, а кто…

Он устало махнул рукой и уставился на огонь, неспешные пляски которого, извечное успокоительное, для всех времён и народов.

— Кстати, насчёт кругов! — Бульдозер воодушевлённо потёр рука об руку. — Вы что-нибудь слышали о грибных? Их ещё называют «Ведьмины круги»?

Этот сталкер, был всем сталкерам сталкер. Имея внушительные габариты, за что и получил такую кличку, обладал добродушным нравом и отменным аппетитом, что, впрочем, не выходило за рамки непонятного. Про такого не скажешь — он ищет сам себя. После того, как перестанешь пролезать в двери машины, а под сиденье начнёшь подкладывать доски — пятидесятки, чтобы не провалиться — надобность в собственных поисках отпадёт сама собой.

— Грибы — грибочки, — засмеялся Комбат. — Не забыли, что бабушка то же за ними отправлялась?

— Не забыли! — отмахнулся Сутулый. — Всё равно, сейчас не сезон.

— Ну, что ты нам хотел поведать? — Крон вопрошающе уставился на Бульдозера, готовый выслушать любой бред, даже самый нелепый, потому что у костра, для этого и собираются.

История вторая «Грыбы отсюда…»

— Ну, так вот, — начал рассказ Бульдозер. — Из года в год: на лугах, в лесу и даже в поле — появляются грибные круги такой правильной формы, как будто специально очерченные циркулем. Черта ровная, а в самом круге, ничего не растёт. Голо! Но такие круги редкость, и они самые интересные, с нашей точки зрения. Просто круги, явление банальное.

— А что головастики говорят? — вразнобой, но хором спросили все присутствующие.

— Как всегда — отмазки лепят. Они же, типа, учёные — только не знают ни хрена, а харч казённый отрабатывать надо. Ну, и говорят, что в центре, вроде как — отмерла грибница. Только вот, с чего бы это? Обычная житейская практика показывает, что отмирает всё неравномерно, хаотично, и это место пустым не остаётся, тут же обзаведясь новыми поселенцами, даже после обработки сильнейшими химикатами. Раны неизбежно рубцуются, а здесь: европейские кольца имеют возраст сорок — пятьдесят лет и диаметр, около пятнадцати метров, а вот в прериях Северной Америки, круги выглядят куда более впечатляюще — до двухсот метров в диаметре, при возрасте около восемьсот лет, — Бульдозер многозначительно обвёл аудиторию взглядом, как, какой-нибудь, заправский профессор.

— А ты сам то их видел? — взял слово Дед, вопросительно подняв глаза и до этого, предпочитавший не вмешиваться в разговоры. — Я, так вот — ни разу.

По натуре, он был человеком молчаливым, и к тому же не старым, чтобы так называться, но ранняя седина наложила свой отпечаток на подпольное имя.

— А я тоже. В наших местах, никогда не встречал эти аномальные образования, но информация достоверная, научная. По всей видимости, нет ни объективных, ни субъективных причин, для их появления, именно на этих пространствах.

— И что, круги всегда голые?

— Не все — только «Чёрные». Из их числа, лишь большие и старые, по прошествии нескольких лет, в центре начинают обзаводиться растительностью. Вот наши грибницы, что-то не отмирают, а растут, как обычно, по много лет на одном месте. Плантации настоящего груздя держатся в огромном секрете и передаются по наследству, имея солидный возраст и такие же урожаи, именно с одного места. Поход в лес напоминает детективную историю, замешанную на партизанстве: в тайне, не только от односельчан, но бывает, и от собственных родственников. И ещё, прошу почтенных академиков заметить, что снаружи «Чёрного» кольца зелень буйствует, а вот внутри, как будто всё высосано — даже сама жизнь. Расширяясь, круг оставляет за собой мёртвую зону на долгие годы. Не случайно, наверное, их сравнивали с разного рода нечистью, от которой лучше держаться подальше. В Голландии, в зелёных кругах, где растительность присутствовала, скотину не выгуливали, считая, что у коровы может быть плохое молоко. И это, при дефиците земли в Нидерландах. Ну, а в Германии, эти кольца считали сборищем ведьм и называли их, соответственно: «Ведьмины круги» или «Ведьмины кольца», и что это, своего рода, «Кольцевой аэродром», с которого в Вальпургиеву ночь, эти тёти улетают на свой шабаш.

— А какие грибы в них растут, — спросил Почтальон, — определённые?

— Нет, — Бульдозер почесался и зевнул. — Кстати, как ни странно, но практически, любые — от шампиньонов до мухоморов.

Новый персонаж, возникший не из пепла, а очнувшийся от раздумий, имел весёлый нрав и не имел, ничего общего, с почтовым ведомством. То ли он в армии числился в службе снабжения, то ли раньше имел связи с подобными заведениями, неизвестно, но ясно одно — к американскому коллеге, не имеет никакого отношения. Телосложение, рост, способности — золотая середина.

— Нашего грибника, да в Америку, на самое здоровенное кольцо, — хихикнул Доцент, явно и чётко представляя себя на его месте. — По кругу ползёт, обирая местную флору и отгоняя любопытную фауну: отхлебнёт из бутылки, закусит из-под ног, пошлёт зазевавшегося аборигена, проспится — и дальше в путь, пока горючее не кончится.

И диалог между американцами:

— Послушай Джон, что этот неандерталец здесь ползает? Уже пятый раз мне ногу отдавил!

— Билл! У него, наверное, в навигаторе аккумулятор сел. А колечко то расширяется…

— На юг нужно ползти — в Мексику, авторитетно заявил Бармалей.

Все недоумённо уставились на автора изречения, до того больше молчавшего и посему, вызвавшего всеобщее любопытство. Откуда он получил такое роскошное прозвище, Бармалей тщательно скрывал. Видимо, тяжёлое детство и бурная юность сыграли не последнюю роль в имяопределении, но человек он был незлобивый и ничем не напоминал своего африканского прототипа.

— Ну, и почему именно в Мексику? — спросил за всех Кащей, последнее время сообразительностью не отличавшийся. — Из кактусов

текилу гнать?

— Хм, можно и так, — неизвестно чему обрадовался новоявленный «мексиканец», как будто, до вожделённых колючек было рукой подать: не двадцать часов лёта, а десять минут ходьбы — до ближайшего среднерусского огорода. — Там в горах грибы растут, говорят — полный улёт.

Он понизил голос, как будто боясь, что его могут услышать и отнять эти плоды заморской растительности, так тщательно, но тщетно утрамбованные во все мыслимые и немыслимые закутки скудного сталкерского снаряжения:

— Жрецы-язычники их сырыми едят и смотрят пси-телевизор. Это из хроники монаха — францисканца Бернардино де Саагуна, жившего в четырнадцатом веке. Испанец назвал этот гриб порождением дьявола, но индейцы кушают — дедушкам нравится. Станут они признаваться в своих пороках — как же! Сейчас! Для них он «теонанакатл», что означает «Божественный гриб».

— Понятно! — Сутулый похлопал себя по карману, многозначительно засунул туда руку и оттопырил подкладку. — Кого Хозяином наречёшь, тот и будет для тебя Богом! Писание предупреждало «карманном» Боге: нуждаешься — достал, обличает — убрал!

— К чему это ты сказал? — не понял Комбат.

— А, — отмахнулся приятель.

— Кстати! Такие грибы в Голландии, вовсю продают! — почему-то радостно вскричал Дед.

— Не перебивайте! — рассердился Бармалей. — Ну, так вот, продолжаю. Повторно эти поганки открыла американская супружеская чета — Уоссоны, занимающаяся, по нашим понятиям, мягко говоря… ерундой.

Он покрутил пальцем у виска.

— Ерунда отбрыкивалась, упиралась и угрожала смертными карами, уже на это свете, — сострил Пифагор.

— Именно, — развивал свою мысль далее знаток импортных микозных образований. — Наука, которой они занимались: не просто редкостная, а почти неизвестная. Сделай опрос в любом университете, да не среди студентов, а в рядах преподавательского состава — наверняка, никто не ответит, что это за зверюга. Короче, этномикология — наука, изучающая влияние грибов на развитие культуры разных народов.

— Приехали — это вам не корнеплоды в овощехранилище перебирать! — Бульдозер усмехнулся и запустил руки в рюкзак, достав оттуда вышеупомянутый предмет, затем другой, но поменьше, ещё такой же и всё это богатство поместил в углях тлеющего костра.

— Ну, закончим эту историю, — решительно подвёл итог «мексиканский эмигрант». — Анналы умалчивают, что они делали для

достижения своей цели, какие уловки применяли, для получения

доверия — только через два года супруги всё — таки натрескались

вожделённых плодов, разглядывая местные цветастые узоры. Именно это видение, по их утверждению, преследует всех юных натуралистов. Затем, при возвращении, Уоллесы связались с французским профессором — микологом Геймом и уговорили отправиться в экспедицию. Привезли грибочки и, вот тут начинается самое забавное: химическим анализом занялись именно химики, что само по себе не является причиной для веселья, но неожиданно выяснилась любопытная деталь — подопытные животные не реагировали на действие препарата: ни мыши, ни собаки… Интересно, как они это узнали — спрашивали, что ли? Настоящего исследователя ничто не может остановить и было принято, единственно верное решение — испытывать на себе! В этом случае, самоотверженности учёных могли бы позавидовать те же собаки, не говоря уже об менее устойчивых элементах. Шла борьба на выносливость, и кто-то должен был протянуть ноги: грант, полученный у государства на исследование или испытуемые. Первый иссяк быстрее, спасая, тем самым, вторых от моральной деградации и окончательного разложения. Дальнейшее касается, в основном, только психов, для облегчения недуга которых и был выведен препарат.

— Знаем мы эти препараты, — брезгливо морщась, сплюнул Доцент. — Чахлому жена в обед сготовила «царское блюдо», а вместо белых грибов, нашпиговала начинку из навозника серого, а он под мухой был. Из них в Чехии антабус производят, для лечения алкоголиков, соответственно. Может и ещё где-нибудь выращивают, для этих целей, но сейчас это неважно. Отведал он сего блюда — не слабо Чахлого наизнанку выворачивало…

— Хорошо, что не мухоморов, а то сейчас бы карманы наизнанку выворачивали, скидываясь на поминки, — с этими словами, Крон ощупал свои карманы: осторожно, неуверенно, словно боясь обнаружить то, чего там не было, или потерять то, чего так же, не существовало…

— Раньше из мухоморов, в Скандинавии, ихние чертоплясы готовили настойку «берсерка», — Пифагор поморщился, представляя противный вкус, омерзительнее которого может быть только прошлогодний рыбий жир. — Секрет изготовления знали только посвящённые. Так как напиток обладал известной токсичностью, искусство изготовления требовало ювелирного мастерства, олимпийского спокойствия и такой же уравновешенности. Эти бойцы жили отдельной кастой, часто непродолжительно — своего рода, северные камикадзе. Во время боя, их запускали: или в самую гущу сражения, или на самые ответственные участки обороны, а сами старались держаться подальше, потому что особенностью зелья является его одурманивающее свойство. Оно делало потребителей нечувствительными: ни к боли, ни к страху, но не разбирающих, кто свой, а кто чужой. Берсерк нападал на ближайшего к себе воина, а токсины медленно убивали организм, производя необратимые изменения.

— Ага! — Пока вы читаете эти строки, негативные изменения в вашем организме, вызванные жёстким ионизирующим излучением, примут необратимый характер. Благодарим за внимание! — Крон потёр руки и вспомнил про овощехранилище. — Бульдозер тут овощную базу упомянул…

История третья Ну, ваще — овощехранилище…

Все, наверное, помнят совковские времена, когда на благо Родины и любимой партии, народ скопом выезжал на всевозможные мероприятия: сначала для посадки урожая, затем для его спасения — перебирая гнильё на базах и всевозможных хранилищах. В одном НИИ, который так же не был исключением для подобного рода повинностей, почтенные кандидаты и доктора наук занимались, только им ведомыми, работами. Ради выполнения упомянутых трудовых договоров выписывалась и штудировалась зарубежная литература. Причём, изучалась она на языке оригинала. Как говорится, был толмач, да объём слишком велик.

— Переводчика захватили? — съязвил Доцент. — Да! Два ящика…

— Примерно так, — продолжил Крон. — Вот эти самые уважаемые мужи, так же, определённое количество дней в году были обязаны отработать на одном из объектов народного хозяйства, указанного в списке. И вот картина маслом: едут два мужика в фуфайках, кепках и кирзовых сапогах, внутри которых уже давным-давно вступили в противоречие противоборствующие ароматы — один от потных ног, другой от носков в навозе. Ясно одно — снимать такие доспехи на людях просто опасно, да к тому же негуманно. Едут, болтают о чём-то своём. Вылитая пара работяг, с близлежащей свалки бытовых отходов. В автобус, тем временем, заходит группа иностранных туристов. Самый продвинутый проясняет ситуацию своим коллегам, одновременно косыми взглядами и всевозможными ужимками концентрируя внимание на колоритных представителях местной туземной группы:

— А вот два пролетария едут со смены домой, чтобы выпить свою водку.

Эрудит. На что один из фуфаечников обернулся и на чисто английском языке выдал тираду, смысл которой остался ясен только им и незадачливым туристам. На следующей остановке группа в полном составе покинула транспортное средство, не скрывая крайне глупые и недоумённые лица.

История четвёртая Памятник главному сталкеру

Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Последний проблеск осветил багрянцем ветви ближайшей сосны и потух, как самая безумная мечта. Мрачные тени нависли над поляной, сделав окружающее пространство однообразным и непроницаемым. Даже унылым, и если бы не угасающий костёр, который пришлось реанимировать полусгнившим плетнём, стало бы совсем грустно. Все почему-то призадумались, даже приуныли.

— А что! — бодрый голос Сутулого вывел собрание из оцепенения. — Не всё так просто, как наивно бы это не звучало. Вы всё про аномалии, а кто его знает, что в нашей тайге творится. Может и связано это воедино, а может, и нет, но существуют летописи, что «вылезли каркаделы из реки и много народа поядаши».

— А почему не предположить, что это выдумка или фальсификация? — Крон щёлкнул пальцами. — Я в почтенном и уважаемом журнале «Вокруг света» прочитал, что, по мнению маститых специалистов, чуть ли не половина картин в музеях мира — беспардонная подделка. В общем, весьма поучительная и любопытная статья: всё уже украдено до нас, а толпы ценителей, разинув рты, бродят по выставочным залам и не подозревают ни о чём.

— Может и так, — согласился Сутулый. — Состарить бумагу куда проще, но всё равно — не всё гладко. Вот, к примеру, хотелось бы знать, что там всё-таки произошло. Я имею в виду Ивана Сусанина. Он знал, куда поляков вёл и сам погибель нашёл. Историки утверждают, что они замёрзли. Не верю я в это. Триста здоровых лбов, три роты, можно сказать. Это был польский спецназ тех времён, вооружённый до зубов. Да они б такой костерок развели, что половину костромской тайги могли спалить.

— На самом деле, — оживившись, встрял Комбат. — Что-то не верится в Ляховскую беспомощность. Они, что — голые шли? Без штанов, в одних трусах и валенки, во избежание преждевременного износа, на шестке несли — через плечо. Командование за амортизацию оборудования сильно дерёт. Элитные воины, не умели ориентироваться на месте? От Польши прошлёпали, по белорусским болотам, затем по украинским брели. До Москвы добрались без проблем, а тут растерялись.

Он смачно сплюнул, со словами:

— Не верю!

— А ты Библию почитай, — иронично заметил Дед, ухмыляясь и в полголоса, словно боясь, что его услышат местные, а не аномальные демоны. — Сказано же в Писании, ибо все такие места «прибежище бесам и всяким нечистым духам». Вот они и завалили их.

— Угу, — задумчиво протянул Крон, как будто что-то усиленно вспоминая. — Если предположить безвозвратную отправку в никуда, через ближайший терминал портального устройства, то я лично действующих телепортов не встречал — только косвенно. Но аномалька, видать, мощная была, раз столько народу сгинуло и тел, достоверно, никто не нашёл.

— Много вопросов осталось до сего дня, — встрял в разговор Доцент. — Ставились и такие вопросы: «а был ли мальчик»? Выдвигалась, уже озвученная сейчас, идея об обитающих в глубинке тварях, о которых Сусанин знал и сознательно повёл гостей к ним. В общем, истины не добиться, похоже, никому: история пишется под личные нужды, переписывается, сопротивляться не может, чернил завались, бумага всё стерпит — лепи лепила.

— Да! — подвёл итог Бульдозер, расставляя все точки над «и». — Если бы Иван просто завёл их в лес, то у него, практически, всегда бы оставался шанс сделать ноги, бросив болезных в тайге, но, по всей видимости, посчитал это недостаточным, и вёл их конкретно на погибель, заранее жертвуя собой.

— Памятник таким сталкерам ставить надо! — твёрдо заявил Почтальон.

— А он и стоит, — ответил Бульдозер, — в Костроме.

Все повернули головы в предполагаемую сторону местонахождения упомянутого города, как будто ожидали увидеть, если не величавые лапти то, как минимум, лихо заломленный картуз. На месте невидимого горизонта, скрытого за не спиленными дровами, что и следовало ожидать, рукотворной конструкции нерукотворному подвигу не оказалось. Лишь мрак, ещё более сгустившийся с наступлением астрономической ночи, да весёлый блеск ожившего костра конкурировали между собой, за право обладания этой территорией, рождая причудливые и громоздкие тени, двигающиеся хаотично: то резко, то неспешно, создавая хаос и таинственность в своих фантасмагорических нагромождениях.

История пятая Монстры раскалённых песков

— Ну что, собратья по разуму! — чуть ли не официально подытожил тему Крон и, тем не менее, её продолжив. — Место подвигу в нашей жизни есть всегда, как и место необъяснимому. Вот послушайте, какая встреча произошла, непосредственно со мной, лет эдак, тридцать пять назад. Я тогда ещё был сопливым пацаном. Летом, где жила наша бабушка, мы с двоюродным братом проводили, довольно значительное время. С нами ещё друг брата был, да и мой, в общем-то, тоже, просто они ровесники. И вот мы втроём оказались в самых дальних лугах. Волга несёт свои воды неспешно, жара стоит несусветная, какая бывает не больше недели, как правило, где-то в середине июня. Песчаный пляж: длинный, так что не покидает ощущение — ну, прямо, Рио-де-Житомир. Песок, раскалённый, как сковородка — я, признаться, такого не помню. Голыми пятками и прочими конечностями стоять совершенно невозможно — мы и не стояли. Накупавшись вдоволь, была предпринята попытка экспансии вглубь полуострова, усиленная прелюдией к страшному суду. Башмаки спасали не лучше сандалий, забиваясь упомянутой сыпучей субстанцией, вызывающей нестерпимые муки, не хуже всё той же кухонной посуды. Вот так и перемещались скачками, да прыжками до ближайшей растительности, где можно перевести дух, как вдруг нос к носу столкнулись с тем, с чем никак встречаться не рассчитывали — с огромным пауком, размерами уступающего, пожалуй, разве что «птицеяду». Натурально, диаметром с консервную банку. Отступаясь, скажу, что ни до, ни после я ничего подобного не видел, только в зоологической энциклопедии, хранившаяся у дяди, и не имевшая ни начала, ни конца. По внешнему виду, этот инсектоид был очень похож на того же «птицеяда», но габаритами поменьше. Вовка от неожиданности подпрыгнул и закричал во весь голос, и немудрено — он их даже в книгах не видел. Подойти ближе и потрогать палкой не решились, к тому же песочек курортный не позволял стоять на одном месте и посему, было принято единодушное, хоть никем и не озвученное, решение ретироваться по-добру, по-здорову. А эта тварь так и осталась греться на раскалённом солнцем пляже. Что это было — до сих пор не укладывается в моём сознании. Если предположить, что гад сбежал, из какого-нибудь террариума, то здесь возникает большая неувязочка, потому что до большой земли далековато будет, и полуостров с трёх сторон окружён водой, а он, по всему было видно — вообще никуда не спешил. Во-вторых, в близлежащем посёлке, даже об аквариумах мало кто слышал, ибо там жили, в основном речники, и полгода навигации проводили в рейсах. Оставшаяся часть населения трудодни коротала на судоремонтном заводе. Некому и некогда заботиться о пауках и гипотетический террариум, был бы обречён на голодную смерть, к тому же, в советское время завести себе такую зверушку было непросто, даже в Москве. Что говорить о периферии, статус которой не изменился и поныне: в одном магазине мне так и сказали, на замечание о скудности выбора — провинция.

В довершении сего хочу отметить, что те места давно перекопали, возведя новые корпуса завода, а вот на месте таинственной встречи построили не менее странный мол: бетонный, с дорогой, ведущей с завода в никуда, с фонарными столбами — с обеих сторон вода. Для чего его возвели? Для красоты, видимо. Десятки лет обходились без дамбы — река там песок, по-моему, наоборот намывает, а не размывает. Странности происшедшего, до сих пор мучают загадкой.

История шестая Газовая атака

Все опять призадумались, каждый о своём: то ли осмысливая рассказанное, то ли пытаясь самим вспомнить, что-либо похожее и молчание затянулось, постепенно переходя в сонливое состояние, граничащее с дремотой.

— Я вот тут вспомнил, — Бармалей открыл бутылку с газировкой и поднимающиеся кверху пузырьки углекислого газа, видимо напомнили ему другой газ. — На одном заводе, или заводике, на подъездных железнодорожных путях опрокинулась цистерна с фтором. Расстилающаяся по земле смерть, плавно превращала летнюю местность в зимнюю, как заправский Дед Мороз, бережно укутывая каждую травинку, веточку, каждый листик неестественно белым покрывалом. На душе у всех свидетелей метаморфозы, также похолодело, а рожи побелели, потому что спинным мозгом, шестым необъяснимым чувством пришло осознание того, что спринта не избежать, и мало этого, он обещал быть долгим и бескомпромиссным — первое место должны были занять все! Звонок в министерство подтвердил самые худшие опасения: представьте себе, что идёт не какая-нибудь пятиминутка, а самое настоящее собрание министров, где присутствуют и женщины, а тут извечный дурацкий вопрос — что делать?! После краткой вступительной части, с изложением сути проблемы, министр, поднявшись, зачем-то во весь рост, могучим голосом и не стесняясь в выражениях, указал спасительное направление, которое все знают, но не любят.

— У… Оттуда на…!!!

— Какая же это аномалия! — Сутулый лениво помешал угли в костре, от чего огонь воспрянул с новой силой. — Рукотворная что ли? Это техногенная катастрофа.

— Как сказать, — парировал Бармалей. — Авария аварией, а я вот слышал, что после произошедшего, пришлось всю инфраструктуру менять. Как никак, самый ядовитый газ, да ещё в таком количестве.

— Да, пожалуй, — до этого, вовсю храпевший Почтальон подал признаки жизни. — Я в одном журнале, не имеющего никакого отношения, ни к НЛО, ни к другим оккультным изданиям, кажется, относящегося к аквариумам — вычитал: в Индии, на какой-то довольно большой реке, находится аж девяносто предприятий фармакологической промышленности. Никакие очистные сооружения, даже самые современные, не помогают. Ниже по течению такие мутации, вперемежку с отклонениями, что учёные даже не знают, чего стоит опасаться.

— Насчёт совершенства очистки, я лично сильно сомневаюсь, — Дед оторвался от костра. — Ходили, его за ногу, знаем. Если они вообще

что-то очищают.

Он махнул равнодушно рукой и заново принялся ковыряться в углях, как будто сортировал их для собственной станции очистки.

— Мутации — побочный эффект и к нам они относятся, поскольку — постольку. — Комбат достал кусок угля из огня, дождался, пока он остынет, покрутил между пальцами и отправил обратно в костёр. — Касательства к ним мы практически не имеем.

— На реактивацию, — усмехнулся Доцент. — В техногенных авариях, ничего мистического нет.

История седьмая Полиграфический шедевр

Молчавший до сего времени Пифагор встрепенулся, как раненная птица:

— Нет? А ты вспомни большой календарь, почти метровый, с Олегом Янковским и выпущенный, где-то в перестроечные годы. Точно сейчас не вспомню. Поступил он в продажу, естественно, до Нового года. Съёмки самого актёра происходили ещё раньше, может быть, даже летом. Наступил календарный год, идёт себе не спеша, Янковский радует глаз вздыхающим тётям и тут происходит в известном городе крупная авария. Все, не шибко молодые помнят эту трагедию. Катастрофа: людям посочувствовали, выразили соболезнование семьям погибших — а что ещё можно сделать? Из страны безмолвия, только в Греции, согласно их мифам, Гераклы всякие ушедших возвращают. И вот тут народ обратил свои взоры в сторону сияющих, почти на каждой стене, плакатов. Всем сразу стало не по себе: дата аварии, кажется 16 число, чётко обозначено жирной линией по низу, и как минимум, ещё с одной стороны, а может и с двух — давно это было. У меня у самого такой на стене висел — надо было сохранить. Но и это ещё не всё: на часах у Олега точное время аварии. Если это было запланировано заранее, то слишком много народа, оказывается, вовлечено в мистерию. Случайность — тоже слишком весомые совпадения. Совсем невероятные. Предупреждение — так же ниже всякой критики, когда не знаешь, чего ожидать. Мистика. Знало об этом много, пожимающих от удивления, плечами обывателей. В то время всё было большим: тиражи, микросхемы, набирающие обороты амбиции. Не знаю, какая была реакция в кулуарах власти, неизвестны и действия фискальных органов, но я не слышал, чтобы эту ситуацию где-либо официально озвучивали. Всё тот же народ погадал, в репе почесал и благополучно забыл, вместе со сменой шедевра полиграфии. Слишком впечатлительные, у которых ботва дыбом встала — купили гребешки. Перестроечные годы были всё же, ещё советскими и пресса, по каким либо неизвестным нам причинам, слухи не муссировала. Я не помню ни одного печатного слова, и непечатного тоже, но в памяти людей до сих пор сидят те события. Недавно лично справлялся — помнят!

— Ну, ладно-ладно, я и не спорю вовсе, — Доцент поднял руки вверх. — Я только хотел сказать, что мутации и без всякого мистицизма имеют место быть. А непонятного, хоть отбавляй.

История восьмая Невезучий садист

Крон потёр ладони, поправил выпавшую челюсть и взял инициативу в свои руки.

— Необъяснимо, но факт: у моего брата покойный тесть укроп никогда не сажал, семена не собирал и вообще ничего не предпринимал по этому поводу — он сам рос. Сам по себе, ничего не требуя взамен: между грядок, вдоль забора — везде. У соседа, через забор, укроп отсутствовал напрочь, игнорируя все его уловки и увёртки, издеваясь над ним своим отсутствием и доводя садовода до нервного истощения — ведь всё остальное росло исправно. Но там, где проходила заветная черта земельного раздела, в виде плетня, за которым перистыми листьями измывался, над ним, укроп тестя — не росло ни черта. Он бедный, заветные семена покупал, брал прямо с работающей соседской грядки — всё без толку.

— В народе, особенно тесно связанного с сельхозработами, давным-давно бытует поверие о лёгкой руке, но чтобы так избирательно, — Бармалей недоумённо пожал плечами.

— Один палку в землю воткнёт — зацветёт, распустится! — Кащей расплылся в улыбке, как вышеупомянутое полено.

— Именно! — продолжил Крон. — У моего тестя всегда своя помидора на кусту краснеет к середине лета и в открытом грунте. У соседа — шиш! Земля та же: удобрение, состав, даже рассаду для него лично выращивал и сам высаживал, вместе со своей — заодно. Результат неизменен в своём зелёно тоскливом цвете к концу отопительного, солнцем, сезона.

История девятая Энергопотенциал

Сутулый уже давно наматывал руками круги, пытаясь встрять в разговор, но видимо не был уверен в бесподобии своего красноречия, а начинать анекдот, не сумев его закончить, чревато, минимум насмешками. Воспользовавшись возникшей паузой, новоявленный оратор, ещё некоторое время продолжал, по инерции, создавать турбулентность в воздушной среде и наконец выдал на-гора:

— Насчёт энергетики…

— Что? За свет неуплачено? — моментально съязвил Бармалей.

— Да нет! Я про биоэнергетику. Задолбали остряки — итак не Цицерон… Откуда известно, что то, чего нет, действительно не существует? Пока не открыли, я подчёркиваю — не изобрели, а именно

не открыли электричество, никто и не подозревал о его существовании. Только молнии наводили панический ужас, к тому же ещё, время от времени, кое в кого попадая. Я уверен, что в мире ещё много неразгаданного. Магнитное поле Земли, говорят, угасает…

— Ага, а сумасшествие увеличивается, прямо пропорционально росту населения, — покрутив у виска пальцем, Комбат азартно заржал. — Только зря мы, по-моему, в область тонких энергий полезли. Шестое чувство подсказывает, что всё равно ничего не узнаем, раз до сих пор, это только тема для спекуляций. Сначала в народе резвились всякие водяные, лешие и прочая нечисть, затем массы получили всеобщее образование, а вместе с ним появился атеизм, а нечистая сила, якобы, испарилась. Теперь всё по новой, но вооружённые псевдонаучными изысканиями, апологеты от изотеризма, заново открывают забытое. Всё возвращается на круги своя.

— Но, кроме фольклорных персонажей, маскирующихся под любимых героев народного эпоса, всё-таки есть, видимо, нейтральные, не имеющие бесовскую природу, энергетические субстанции, — Доцент озадачился выдавленным и вымученным изречением. — А в прочем, не знаю — вы мне совсем голову заморочили.

— Ты её сам себе заморочил — не надо было умничать, — сделал философское заключение Дед, деловито отряхнув золу со штанов и вглядываясь в непроглядную темень. — Энергопотенциал слияния двух могучих рек — у нас в городе там испокон века смотровая площадка была. Притащили на созерцание местных красот, какого то иностранца: он постоял, повздыхал, пощурился даже и свалил скорёхонько, мотивирую побег тем, что энергия, мол, прёт большая, а хорошего должно быть в меру.

— Так же и животный магнетизм: одних они любят, несмотря ни на что, других боятся, третьих в упор не замечают, — Крон приподнялся, облокотившись на локти. — Главное, и не спросишь ничего. У нас мужик один есть, так тот на спор собак останавливал, только своим присутствием. Служебных псов на него травили: подбегают к, какой то невидимой черте и всё — дальше ни шагу. Лают, беснуются, слюной брызжут — вперёд ни на сантиметр, как будто упёрлись в стекло. Кстати, свидетелей этому — куча. Человек сложен в своём лицемерии — животные, всё же, проще. Эх, вот энергия молодости — никогда не

забудешь самоуверенности и безрассудства. Лет двадцать пять

назад, занесло меня на Кавказ, с мирными целями. До ближайшего суперсельпо двадцать семь километров. Транспорта не ожидается. Дали мне двадцать пять рублей на красное вино — это, почти ящик, по тем временам. Думаете, я взял рюкзак? Даже не подумал — и в мыслях не возникло такое положение вещей. Вот, когда начинается цепь, то ли удачных, то ли намеренно созданных Вседержителем совпадений: вдруг, откуда ни возьмись попутный автобус, быстро заполнившийся, такими же страждущими индивидуумами. По прибытии на место, начиная получать на руки вожделённый товар, посетила грустная мысль о грубой неосмотрительности, и сомнение, по поводу благополучного возвращения экспедиционного корпуса — на прилавке громоздилась гора продукции местного винзавода. Даже при беглом взгляде было ясно, что по карманам всё не рассуёшь. Думаете, я всё выпил и забылся до утра? Как бы не так. То, что не уместилось на штатные места, взял в охапку и в путь. Но судьба моя, видимо, была не безразлична Самому — не успел и десяти метров пройти, как сказали, что сейчас придёт попутный транспорт. Халявный — и туда, и обратно. Едем, не торопясь, по горной дороге: «Кавказскую пленницу» смотрели? — Точно такой же пейзаж за окном, такой же обрыв и такая же речка на дне ущелья — копия. Я сижу, созерцая в окно унылое однообразие скал по правую сторону, как вдруг раздался вопль: — Юра!!! Директор лагеря орал шофёру, а тот, склонившись к приборной доске, настраивал приёмник. Водитель мгновенно среагировал и рванул руль вправо, смачно размазав левую фару о деревянный столб. Я даже испугаться не успел, так как глазел, совсем в другую сторону. Про остальных не знаю. Вот такая цепь событий: думайте, что хотите, но ещё бы полсекунды и летели бы мы вниз, как та бочка с огурцами.

История десятая Поднятая целина

— В современном бою счёт идёт на секунды, — Бульдозер, то ли от собственной массы, то ли от перевозбуждения, аж засопел, как дизельный двигатель; видимо изображая танк Т — 95, медленно ползущий в гору. Крупногабаритная верига, висевшая на его шее и сползающая на живот, качнулась на толстом чёрном шнуре и замерла, поблёскивая презренным металлом в свете костра. Служившая своему хозяину, скорее психологическим самообманом, нежели оберегом, она в данный момент напоминала динамическую защиту вышеупомянутой машины, и на вид, не менее достойная, её артиллерийского калибра. Бульдозер поднатужился и закатил глаза, видимо обмозговывая, как бы поделикатнее закончить фразу, и не придумав ничего нового, добавил:

— А так же от быстроты и твёрдости в принятии решений.

— Совершенно верно! — Крон, давясь от смеха, даже слезу пустил от умиления. — Не знаю, к чему ты всю эту тираду выдал, но насчёт своевременности принятия решений, напомнил мне мою молодость, когда я одно время прозябал в небольшой конторке.

Двор в той организации был большой и места хватало для всего: лежали трубы, железо, кирпичи и прочее, в принципе, нужное в производственном хозяйстве вещи, но, тем не менее, оставались значительные земельные излишки. В советские годы, это наблюдалось сплошь и рядом, никого не возмущало, но заставляло задуматься и будоражило, уже по буржуйски перестраивающиеся умы, ко всему прочему, не обременённые сдельной оплатой труда, а влачившие бесперспективное существование на повремённой основе. Большинство аборигенов производства, не обращало никакого внимания на заманчивую перспективу освоения целины, занятые менее корыстными побуждениями и другими, более прозаическими мотивами свободного времяпровождения, описывать которые, даже смысла нет. Но не все так легкомысленно взирали на возможность гармонизировать себя с природой: женщины обустраивали садово-огородный участок, что в целом, им вполне удалось. На волне успеха, даже было принято решение расширить земельные владения, вынеся картофельный надел за пределы юриспруденции данной организации, то есть — за забор.

Пока зеленеет ботва, и зреют корнеплоды, перенесёмся к следующему участнику территориальной экспансии, который, в отличие от женского коллектива, изменившего промзону в лучшую сторону обилием, не только овощей, прямо скажем — антипод. Отхватил наш герой участок под дачу, на котором лет восемьдесят ничего не росло и не стояло, кроме чернобыльника — голое место. Кто сталкивался, тот знает, сколько труда, денег и пота приходится вкладывать в это предприятие. Всё предельно ясно: круг задач обозначен, предстоящие расходы подсчитаны — дело за малым.

— Плюнуть и бросить!

— Именно, Комбат! Я бы так и сделал, да сейчас многие и бросают. Я тут прошёлся по одним знакомым местам и сам убедился в этом. Среди ухоженных садов, полно заросших: когда брали участки, мечтали о райских кущах, о пьянстве у прохладного водоёма с лебедями, а на поверку, садоводство оказалось адским трудом, которое ещё и деньги жрёт, как бегемот веники, — Крон сделал небольшую паузу и продолжил. — Ну, так вот. Наш орёл не из тех, кого может смутить отсутствие, в буквальном смысле, всего, что могло бы приблизить новоявленного садовода-любителя к осуществлению бредовой мечты. Решение не складывать крылья, а бороться до конца, даже и не приходило, оно просто никуда не уходило. Гениальный выход не заставил себя искать: ближайшая

помойка манила к себе обилием, пусть не нового, но вполне пригодного, по мнению нашего героя, барахла. Застолбив за хибарой художника малозаметный уголок для будущей коллекции антиквариата, начался медленный и утомительный, но неумолимый, в своей решительности, перенос содержимого свалки. Родственник скарабея показал истинное трудолюбие и крайнюю неразборчивость в оценке приобретений. Даже ведру без дна нашлось место в его пламенном сердце, а под забором куча гнилых ретро-досок потихоньку расползалась, посягая на сопредельную территорию. Разлагающаяся древесина, обильно сдобренная сопутствующими запахами продукции текстильной и пищевой промышленности, вносили свою прелесть в «красный уголок». Оттуда доносилось утончённое амбре помойки, конкурирующее с ароматом цветочной клумбы по ту сторону баррикад. Но природный дезодорант уже не справлялся, с возложенными на него надеждами, и терпение начальника лопнуло. Как раз подоспел очередной субботник, и участь пункта приёма утиля была решена. Даже Робинзон, учитывая его тяжёлое положение, в условиях жесточайшего дефицита, наверное, не стал бы печалиться, по поводу сей утраты, но это не про нашего персонажа, грудью вставшего на защиту своего имущества. Но решение о конфискации контрабанды оставалось в силе, и с самого утра, началось перемещение свалки на законно принадлежащее ей, незаконное место, которых сейчас навалом, по ближайшим к городу перелескам. С рухлядью, это вам не с деньгами, надо расставаться не просто с лёгкостью, а безжалостно, но в глазах нашего строителя, это был именно тот материал, без которого рушились не просто его планы, крушились надежды — мечты в светлое будущее. Прощайте сады Семирамиды, дворец Нефертити, оазис одинокого путника…

— С ведром на голове, как у средневекового рыцаря, — хихикнул Пифагор.

— Точно. Он умоляюще заглядывал в глаза, причитал, канючил, бегал вокруг каждого выносимого предмета и театрально заламывал руки, но — начальник был непоколебим. Часа через три всё было кончено.

— А при чём здесь счёт на секунды? — спросил удивлённый Почтальон.

— А при том, что мы увлеклись и ушли в сторону, — ответил Крон. — Да и баклажаны, ещё не поспели. Вернёмся к огороду за забором — там наступило время съёма урожая.

Обеденный перерыв; под дикой яблоней стол, за которым мужики режутся в домино. По ту сторону забора подросший картофель. За полем стоит пара домов, основательная информация о которых будет чуть позже, потому что дальнейшие события неразрывно связаны между собой, как единое целое. Сидим за столиком, переваривая столовские харчи. Мимо продефилировала хозяйка приусадебного

участка, с лопатой через плечо и направилась прямиком к плантации, скрывшись за бетонным ограждением. Не прошло и двух минут, как она вернулась обратно.

— Выкопали? — радостно выкрикнул Кащей, довольный своей догадливостью.

— А вот и не угадал, Пинкертон юный, — Крон зевнул. — На вполне резонный вопрос, «Что такое»? ответ был ещё примитивней — «А, лень — завтра выкопаю. Наступил обеденный перерыв следующего дня. Картина та же: те же посиделки за столом, тот же поход за картофелем, с лопатой через плечо, то же возвращение, через пару минут. В ответ на наивный вопрос, что случилось, последовал такой же банальный ответ — «Выкопали».

История одиннадцатая Чёрная аномалия «мамина ревность»

Крон отхлебнул из кружки крепкий чай, задумчиво посмотрел в кромешную тьму, в которой, из-за отблесков костра, не было видно, даже звёзд и продолжил:

— Возвращаясь к тем домам, я не буду акцентировать внимание на приметах, которые могли бы помочь идентифицировать их местоположение, так как остались в живых участники тех событий. А народ в них жил весёлый: каждый день пьянки-гулянки, и в связи с упомянутым, денег на закуску не хватало хронически, и откуда ветер дует, по поводу исчезнувшей картошки, никто не сомневался и таким вопросом не задавался. В свою очередь, с той стороны мрачных казематов, никто не мучился совестью, так что история с картофельной эпопеей канула в лету, не обрастая скандальными подробностями судебных разбирательств — про неё просто забыли.

Крон сделал, из кружки с чаем, ещё три осторожных глотка и продолжил:

— Отступаясь от темы чуть в сторону, даю справку о том, что в Америке, в каком-то городишке на диком западе континента, есть местное кладбище, куда водят туристов на экскурсии. А знаменито оно тем, что там не лежит ни один человек, умерший своей, естественной, смертью или от болезни, например. Все обитатели некрополиса простились с жизнью в перестрелках. Не в постели, с грелкой на босых ногах. Они умерли обутые, а кладбище назвали просто — «Башмачное».

Он усмехнулся, подождал, пока остальные слушатели перестанут разглядывать свою обувь и, оценив свою, облокотился о ствол сосны, неспешно повествуя о дальнейшей цепи, не совсем обычных событий:

— Ну, так вот. Пока обитатели этих домов, в них мирно жили и так же мирно, морально разлагались, их не волновало ничего — даже отсутствие нормальной канализации. Сойдут деревянные, обильно покрашенные известью, уличные туалеты. То, что облезлые, так это, собственно, в какой-то мере — норма. Ядовито-зелёная плесень на подоконниках слегка беспокоила только тогда, когда попадалась на глаза, а про отсутствие телевизионного сигнала никто и не догадывался, в виду, почти полного отсутствия приёмников этих сигналов. Жизнь катилась, как по наклонной, пока не наступило время «Х», в виде расселения на другое место жительства, в более комфортабельные условия. По словам живых участников тех событий, они, почему-то плакали, уезжая оттуда. Поэты! Переезд становится похожим на принудительную депортацию: от полной неустроенности и отсутствия удобств, от грязи на дорожках — к светлому будущему в белокафельном клозете и прочим прелестями новостроя. И вот тут началось самое интересное и одновременно, самое печальное: уехавшие стали периодически уходить в мир иной. Если бы от простого пьянства, от которого и так начали гибнуть целыми семьями, то это не вызвало бы такого пристального внимания. Нет. Они гибли самым нелепым образом, в самых нелепых местах, например в подъезде, на собственном празднике. Про поезд я вообще промолчу… Как костлявая с косой прошла. Туда даже знатоки приезжали, языками цокать. Большая такая башмачная аномалия, замедленная во времени и поэтому, недоступная для дотошных исследований; только по слухам и наблюдениям, которые растянуты во временном континууме. Дома примечательны, не только сами собой, но и округа соответствует. Возвращался я, как-то, с одним приятелем — навеселе. Давно это было. Путь держали, как раз, из этого гадюшника. Попутчик парень неплохой, но под воздействием паров алкоголя, теряет остатки, и без того, скудного интеллекта. Плюс ко всему, напрочь блокируется вестибулярный аппарат, вследствие чего, походка становится летящей и напоминает полёт раненого птеродактиля с помесью кенгуру. Интегрированный радар перестаёт распознавать не только лица, но и любые предметы. Неважно, где они находятся: вдали или под ногами. И вот по курсу вырисовывается огромная яма: ни фонарей, ни ограждений, прямо посередине дороги, а по ней, между прочим, не только люди ходят, но изредка и машины проезжают. Вдоль самой дороги, ни одного столба уличного освещения. На яме нет таблички, гласящей, кто ответственный за проведение работ — вообще ничего нет. Кто и, главное, зачем её выкопал — так же непонятно. Размеры археологических раскопок два на два метра и в рост глубиной. На дне ничего нет! Не трудно догадаться, что яма попутчика полюбила, всем своим нутром и крепко держала в земляных объятиях. Ораторским искусством, заживо погребённый, и будучи трезвым, не отличался, но теперь из чрева Земли доносились совсем непонятные звуки, как в дешёвом триллере, когда по сценарию, зомби кушать ищет. На все попытки предоставить помощь, арестант, к нечленораздельному мычанию, добавлял лёгкую примесь нецензурного лексикона. На дне ямы исполнялся безмолвный гопак так азартно, что хотелось позвать музыкантов, но желание покинуть негостеприимное место, оказалось сильнее.

— Так ты что — в ночь его оставил? — Дед уставился непонимающим взглядом.

— А что было делать? Я же тебе русским языком говорю: не узнаёт абсолютно, принимает угрожающие позы, подкреплённые матом, а он не из хилого десятка. Морда — две моих, на плечо, просто так не взвалишь. Мешок сорок пять километров, метров на пять швырял — вот такие пироги. Да и лето стояло с тёплыми ночами — за его здоровье я не переживал. Машин там ни у кого не было, чтобы случайно свалиться на бедолагу, а приблудной технике там делать было нечего и вероятность появления таковой, равнялось почти нулю. Быстрее прилетит тарелка с инопланетным разумом, но в них я не верю.

— Да, сколько таких котлованов по России ждут своих героев — не сосчитать! — Доцент отхлебнул из кружки свою порцию чая. — Как могилы наготове.

— Кладбище — тоже, не совсем обычное место, — вздохнул Кащей. — Лично на меня, такую тоску нагоняют все эти погребения, несмотря на счастливые лица надгробий, что бежать хочется без оглядки. Художники родственникам трафят на всю катушку. Заработок у гравёров…

Доцент поёжился, как от озноба, видимо, представив конечную точку назначения:

— Аура нездоровая, видимо присутствует, не зря, согласно Библии, многие одержимые бесами жили среди гробов. Делайте выводы сами.

— Ну вот, как всегда — начали за здравие, кончили за упокой, — Бармалей поморщился, как будто ему эта аура отдавила любимую мозоль.

— Что-то ваш циничный юмор начинает приобретать чёрный оттенок, — насторожился Пифагор.

— Давайте, действительно, что-нибудь повеселей, — взмолился Сутулый. — А то я в детстве темноты боялся.

— В детстве её все боятся, — с усмешкой ответил Бульдозер.

История двенадцатая Призрачные озёра

Комбат, не дожидаясь, пока разговор скатится в прежнее русло, придал голосу решимости и, не желая выпускать инициативу из своих рук, подвёл решительную черту под неприятной темой:

— Значит так! Надоели эти образы смерти. Вы мне лучше скажите -

кто — нибудь, из вас, видел призрачное озеро? Нет? А я сталкивался.

Два раза с проводниками посещал — карасиков мелких ловил на удочку. Правда, сопровождающие сами не знали, что они проводники, и без них, мне путь туда заказан. Водоём и вода в нём, были вполне осязаемыми и в первый раз, я ничего не заподозрил. Мелочи в озере тьма, клюёт без перерыва, так что душу рыбацкую отвести — одно удовольствие, но больших экземпляров не наблюдалось. Со всех сторон водоём окружал очень густой ивняк, через который лезть, практически, невозможно и единственный путь к воде, это петляющая тропинка. Прошло какое то время и мне, уже одному, захотелось посетить интересное, с точки зрения клёва, место. Все приметы я запомнил железно: вот загон и просёлочная дорога, делающая резкий скачок вниз, вот и длинное озеро, по которому опять жужжит моторная лодка, чёткое количество шагов от него и, так и хочется сказать — «с пеленгом на Фобос», сверка пройденного расстояния с приметой на берегу и желанный поворот — нет озера. Ничего нет! Ни пеньков, ни пересохшего котлована. Расширенный радиус поиска, так же ничего не дал. А там не лес — луга, с очень редкой растительностью, в виде небольших кустарников и одиноко стоящей, черёмухой. Вокруг озера, как я уже упоминал, рос очень густой ивняк — мимо не пройдёшь и не заметить его невозможно, потому что в условиях лугов, видимость — на километры. Пара повторных попыток, с ещё более расширенным диапазоном поиска, так же ничего не дали.

Прошёл год, или два — сейчас не вспомню, да это и не так важно. Поехали мы втроём на другое озеро: с резиновой лодкой, с клетчатым спиннингом — на мотороллере.

— Это как — клетчатый спиннинг? — осведомился Доцент.

— Сеть. Прежний проводник, хоть, как я уже упоминал, он и сам не знал, что занимает такую ответственную должность, так же входил в коалицию. Кстати, озеро, на которое лежал наш путь, тоже входило в мою систему ориентировочной навигации и было главной приметой. Добрались благополучно — по озеру опять жужжит та самая моторка. Издевается, что ли. Выбрав подходящее место разгрузились и уяснили, что половину забыли, а самое главное — клапаны от резиновой лодки. Руки опускать не стали, а изготовили деревянные затычки, из местной поросли. Естественно, ничего хорошего из этого не вышло — они воздух отказывались держать, если не наотрез, то очень непродолжительное время. Вот тут то, на арену и выходит следующий проводник: вторая часть известного балета, погрузка, посадка, балетмейстер театрально пиннул рычаг стартёра и заявил, что сейчас поедем на озеро, где карасей тьма-тьмущая; пусть и мелкие, зато поклёвку увидим. И привозит на то самое место…

Я, в этот раз, ещё тщательнее всё запомнил. Добавил сверхурочные приметы. Всё держал в голове, даже мелочи.

Прошёл, наверное, ещё год и экспедиция, в составе одного члена, двинулась в путь, по заранее продуманному маршруту, в поисках

рыбацкого счастья. Всё, как прежде: пеленг взят не только на Фобос, но также на Деймос, Ио, Каллисто и ещё, на всякий случай, на Юпитер — нет озера! Как будто, никогда и не было! Было предпринято в одиночку, ещё около трёх попыток: последняя из-за принципа, с расширенным кругом интересов, влияние которых уже распространялось на сопредельные территории, где искать и смысла не было. Ничего! Не говоря о цели визита, я брал с собой других рыбаков, лишь намекая на то, что должен быть пруд, или типа того. Бесполезно. К слову сказать, я до сих пор, если что-то отмечал для себя, то обязательно находил. Проблем, кроме этой, не возникало никогда.

История тринадцатая Аномалия «Зов»

Наступила полная тишина, лишь сучья потрескивали в огне, да где-то плакал сыч, наводя на грустные мысли о бренности существования и непредсказуемости бытия. Все уткнулись в свои кружки и молча переваривали рассказанное. Видимо, альтернативных вариантов никто не знал и с подобным, не встречался. Слишком уж невероятным могло показаться исчезновение, как по заказу, целого озера, вместе с несостоявшимися корзинами, росшими по берегам. Не провалилось же оно, в самом деле, в тартарары, а если бы и так, то как снова появилось? Вопросов могло оказаться, не просто больше, чем ответов — последних вообще не было и молчание становилось угнетающим.

Первым вздохнул Почтальон, почесал в затылке, проморгался и, отхлебнув чая, хотел было, что-то сказать, даже поднял руку, но передумал и чтобы не переживать, по поводу потраченных калорий, решил оставить конечность поднятой. Нелепая поза статуи, так же не сопутствовала сохранению энергии и, видимо решив, что гулять, так гулять — сценически опустил оглоблю, наподобие того, как это делают тогда, когда рубят колбасу.

…

Крон отставил кружку в сторону, предварительно вытряхнув отработанную заварку, посмотрел на неё и решил поделиться пережитыми впечатлениями:

— Помнится, в стародавние времена, мы эти нифеля высушили,

когда столкнулись со страшным дефицитом табачных изделий, и

попробовали употребить. Ну и дрянь, я вам доложу — в газете. Вот, что я вам расскажу. Сижу-посиживаю, как-то в офисе, предыстория неважна. Приезжают два джентльмена: попали в лёгкую аварию, но не по их вине — в бок влетела легковуха. Банально, донельзя, если бы не одно обстоятельство, а именно рассказ мужика, который был инициатором ДТП. Он вину не отрицал, был трезв — предоставим слово ему самому:

— Стою на светофоре. Мне светит красный свет. Всё, как обычно, но вдруг вдалеке появляется какой-то мужичок и со словами «Давай!», призывно махнул рукой. Ну, я и дал! По газам. Очухался в чужой бочине…

Я бы благополучно забыл этот эпизод, но похожий случай произошёл со мной, лет семь назад. Пригласили меня килек душить, то есть на рыбалку. Уже апрель на дворе, а нас вдаль понесло: на одну речку приехали — льда нет, на другую — та же ситуация. После коротких переговоров по мобильному телефону, определились с местом будущей добычи, ради чего, загрузились, чуть ли не всеми видами насадок, характерными для этого региона. Вооружились огромным количеством мормышек, удочек и прочими атрибутами рыбацкого арсенала. По прибытии к месту лова, некоторыми участниками концессии была принята на грудь изрядная доза спиртного, что являлось следствием слишком продолжительных поисков ледяного покрова, и посему, философов было больше, чем рыбаков и смотрящих, на возможный крах предприятия, с истинно житейской мудростью. Вышли на лёд в боевом построении, как полки Александра Невского на ледовое побоище — нестройными рядами. Посередине похода к устью реки стали попадаться, довольно странные круги, а точнее сказать, полыньи очень правильной окружности, как по циркулю лазером вырезанные. Мужики опешили и, окружив одно из образований, высказали всё, что они думают по этому поводу. Понятное дело, что непечатных букв было больше, чем привычных для детского слуха, потому что никто не видел ничего похожего — никогда! Располагались круги беспорядочно: то по одной, то группами и, идя вдоль правого берега, заворачивали вместе с береговой линией. Дальнейшее детальное исследование показало, что вырез по кругу был на всю толщину льда, что исключало родниковое происхождение, при котором характер промоин совершенно иной. Радикальное отличие. К тому же, все они были одного размера, диаметром чуть меньше метра.

Рыбалка не удалась и получила статус отвратительной: поймал, около десятка голов, только один мужик, да и тот не из нашей компании. У остальных дела не шли. Даже ерши не желали закусывать, поэтому, закусывать приходилось нам, вследствие чего,

становилось ещё теплее. Клёв, зараза, активизироваться решительно

не желал, и я слонялся по льду без дела, как вдруг услышал голос,

зовущий к себе. Как зомби, вследствие выпитого, а может и по иной причине, я поплёлся на зов и аккуратно угодил, в одну из дьявольских ловушек — по пояс. Выбраться было не сложно, не с головой ведь занырнул, да и, как уже упоминалось, края были крепкими на всю толщину. Вот такая аномалия. В общем — коварная и очень опасная. Я назвал её просто — «Зов». А нечего напиваться, хоть в предыдущем случае, мужик был трезвым.

Сутулый поёжился, как от прошлогоднего снега и давно ушедших холодов, потёр плечи руками и спросил:

— А летом, интересно, что там происходит?

— А кто его знает! Я туда больше не ездил: на транспорте не приглашали, а своим ходом, на автобусе, далековато и скучно — около ста вёрст. В общем, на акватории достаточно любопытные вещи творятся, если учесть, что до затопления водохранилища, некоторые участки местности служили, не только хозяйственной деятельности. Вполне достаточно местных кладбищ, погребённых под водой, не считая всего прочего. О! Это я лихо сказал — «погребённое кладбище». А что! Вполне может быть, что это именно одно из них.

— Где ты видел, чтобы хоронили на берегах рек? — недоверчиво спросил Дед.

— Я? Видел! Одно, так точно до сих пор имеется в наличии. Не знаю, из каких соображений это делается, но думаю, что для себя.

— Да ладно, чей не фараоны, — скептически процедил Бульдозер.

— Не из этих соображений! — поправился Крон. — А из других. Когда придёшь навестить кого-нибудь, стакан поднять — вот тут и панорама открывается и мысли выравниваются, а не в трубку сворачиваются, от осознания собственной бренности.

— А-а-а! — почти хором протянули все.

— Есть-есть! — повторил своё утверждение Крон. — Вернувшись к водохранилищу, хочется добавить, что вполне вероятно затопление гипотетических могильников, вполне могущих иметь место в этой версии, до 50-х годов прошлого века. История об этом умолчит, так как советское правительство умело хранить свои тайны.

К теме добавлю: корпим над лунками, правда, уже в другом месте, пытаясь неистовой тряской дурацкой снасти, вызвать любопытство обитателей местных глубин, как моего сопровождающего, родом оттуда, прорвало на забавное высказывание:

— Здесь свинарник.

А ведь трезвый…

— Это, в каком смысле? — переспрашиваю.

Оказалось, что до затопления, на этом месте располагался скотный двор.

Равнодушных, к рыбалке людей, очень мало. Наверное, даже меньше, чем абсолютных трезвенников, поэтому, коснувшись самым

краем этой темы, разговор неминуемо переходил в соответствующее русло. У каждого найдётся не одна история про рыбацкое счастье или поражение, а растяжке рук позавидуют профессиональные гимнасты.