Ангел во плоти

Глава 1. И-де-я?

«И-де-я?» — в моей голове, с трудом «выговаривая» слова, провернулась первая скромная мысль. Спустя совсем недолгое время откуда-то, хромая, в сознание вполз следующий уродец: «И-то-я?»

Я с невероятным усилием попытался свести в кучу глаза. Под набат в висках и грохот товарного состава, несущегося от уха до уха, мне все же удалось сфокусировать взгляд. Правда, надо признать, это не помогло ответить ни на один из животрепещущих вопросов. На расстоянии пары метров надо мной прорисовался пошарпанный потолок с обвалившейся штукатуркой. Сколько я ни напрягал мозги, знакомым он мне не показался.

Это только кажется, что ответить на столь насущные вопросы легко. Все зависит от того, в каком ты состоянии и теле. Поскольку с первым вопросом никак не прояснялось, мозги потихоньку стали «потеть» над вторым: кто же я? Процесс оживления бренного организма все-таки шел, несмотря ни на какие трудности адаптации, и следующей всплыла догадка: «Кажется, я знаю, где я!». Как ни странно, она не имела отношения ни к географии, ни к позиционированию на местности. Мне наконец вспомнилось, что я в Женькином теле.

Одновременно пришло заблудившееся где-то осознание того, кто я: «Буль, ангел Службы Развития Цивилизации, департамента… Какого же департамента? А-а! Какой, к черту, департамент, у нас же своя, душевная служба! А Женька пошел Сэйлар спасать с тамошней принцессой. Что, думаете, не пристало ангелу чертыхаться? А почем Вы знаете, что мне пристало и что не пристало? Вот пьяных ангелов Вы видели? Нет? А с похмелья? И что мы, ангелы — хуже людей что ли? Не можем себе иногда позволить расслабиться? Эх, одни вопросы без ответов. Только Вам советую не забывать, что дьявол с его воинством тоже из ангелов, хе-хе-хе! Ох-ох-ох! А вот с таких Великих Бодунов я, надо признаться, впервые прибыл!»

Ну вот, в первом приближении на главные вопросы ответы нашлись. Но дальше все было сложнее. В попытке углубленного исследования в области «и где я?» я неосторожно повернул голову набок, и тут же мир перевернулся верх дном. Спустя немного времени, сквозь канонаду боли в висках я догадался, что это не мир перевернулся, а я сверзился с лавки, на которой до этого возлежал кверху пузом.

Несмотря на все негативные ощущения, падение запустило в моем, то есть Женькином теле какие-то восстановительные механизмы и я смог, слабо трепыхаясь, влезть обратно на лавку и даже принять вертикальное положение, правда, только опираясь о стену. Мысли медленно, но уверенно начинали пробивать себе дорогу среди завалов в мозгах, образовавшихся после вчерашней гулянки. И самой неприятной новостью окружающего мира оказалась толстенная решетка, перегородившая выход прямо напротив меня.

Осторожно поворачивая голову, я оглядел помещение. Оказалось, что я нахожусь в совершенно пустой комнате, с лавкой у одной стены. Да, кажется, я угодил в еще тот переплет! Что же такого я натворил вчера? Потихоньку память стала возвращаться. Вроде бы я с кем-то хорошо посидел в кабаке. Но вот с кем? А что было потом? С «потом» оказалось совсем сложно, так как оно непослушно скрывалось в дымке приятных и не совсем приятных ощущений, и никак не желало являться моему воспаленному сознанию.

«Опять проблемы с этим реалом! Когда же я научусь обращаться с вверенной мне живой собственностью?» — за мыслями начала просыпаться совесть, но дальше развивать ей свою деятельность помешали внешние обстоятельства. Вернее одно обстоятельство, возникшее с другой стороны решетки.

Видимо, привлеченный моей возней, в коридоре появился зевающий представитель внутренних органов, причем, не моих, а государственных. Парню явно было скучно — он скептически посмотрел на меня. Я его понимал: видок у меня наверно был не самый свежий. Чувствовалось, что ему хотелось поразвлечься, но вот как — он пока сомневался. Чтобы мысли парня не съехали на нежелательный для меня лад, я с самым невинным видом спросил:

— И-де-я? — «Вот блин!» — язык, так же, как недавно это вытворяли мысли, совсем не поворачивался в пересохшем рту.

Но служивый понял — сразу видно профессионала:

— В обезьяннике!

Теперь не понял я, но, все же немного превосходя интеллектом (но, надо признать, не внешним видом) означенных животных, я сообразил, что нахожусь в чем-то вроде накопителя в одном из отделений этих самых государственных органов. Ну вроде прямой кишки. В соответствии с этой аналогией я уже быстренько догадался, что меня ждет, если не предпринять какого-нибудь срочного хирургического вмешательства. Я лихорадочно стал соображать, что делать: «Ах да! Я же забыл, кто я — ангел! Так и веди себя, соответствующим образом, используй свой потенциал всевышней любви!»

Я, не обращая внимания на все физические недуги, обуревающие несчастное Женькино тело, начал работу: растянул пересохшие губы в страдальческой улыбке и попытался придать взору всепрощающе-любящий оттенок. Не знаю, как выглядела со стороны эта пантомима: «сущий ангел» или через две «с» сущий от страха ангел, но, кажется, не очень, так как парень зло усмехнулся и крикнул кому-то в сторону:

— Вот урод! Голубятни нам тут еще не хватало! Щас я ему покажу — мало не покажется! — и служивый с решительным видом шагнул к решетке, на ходу расстегивая ремень и верхнюю пуговицу на штанах.

Каким бы ангелом я не был, но тут мгновенно сообразил, что меня явно не так поняли и, мало того, что я сам нахожусь в заднице у государства, так вдобавок это государство, в лице (или еще чего там) своего доблестного представителя, само вознамерилось исследовать мои внутренние органы.

— Ха! Паш, смотри, повелся! — заржал парень, увидев мою паническую реакцию. — Ладно, сиди, голубь сизокрылый!

— Простите, — я, поняв, что меня разыграли, попытался использовать хорошее настроение охранника и натурально заклянчил (все равно ни на что другое я был сейчас неспособен). — Можно, я позвоню? Ведь Вам все равно со мной возиться, а так проще будет.

Несмотря на полную бессмыслицу моих слов, парень сразу просек ситуацию. Довольная улыбка сползла с его лица, и он бросил в коридор:

— Что там на него?

— Драка, но пострадавших нет, вернее пострадавшие уже по этапу отправлены. Сам же помнишь: гастролеры, по розыску шли, — донеслось откуда-то объяснение. — А на этого ничего. Даже документов нет.

— Вот! — я ухватился за мысль. — Будут вам и документы, и все объяснения. Только один звонок!

Парень еще помялся, покачиваясь с носка и на пятки, и вынес решение:

— Ладно, хоть рожа у тебя и помятая, но явно не из блатных. Звони, может и выкрутишься!

Дальше он вообще пошел на королевский жест, вытащив из кармана мобильник и протянув его сквозь прутья решетки. Я рванул к телефону с лавки, как на соревнованиях по прыжкам с места и, слава богу, трясущиеся ноги меня не подвели. Схватив мобильник, я торопливо стал набирать номер. Этот номер был выжжен в моем «небесном» сознании «каленым железом». Этот номер я повторял во сне. Этот номер должен был спасать меня во всех ситуациях, являясь той последней соломинкой в пустеющем стакане из-под коктейля, за которую хватается страждущая душа. Это был номер Федьки. Я мог набрать его с закрытыми глазами, так что ни трясучка рук, ни разъезжающиеся глаза не могли помешать установить связь с моим воистину всевышним спасителем.

— Федюня, выручай! — заслышав басовитое «Але!» в трубке, я был готов разрыдаться, и меня остановило только опасение, что я замочу телефон, а за это меня по головке не погладят.

— Женька?! Тьфу, Буль?! Во что ты там еще влип? С дитем малым спокойнее!

— Ой, Феденька, сам не знаю. В обезьяннике я.

— Где? — не понял мой спаситель. — В зоопарке что ли?

— Да нет, в органах, и если ты меня не выручишь, то эти органы меня сейчас переварят и… — я замолчал, с ужасом представляя, в какой «заднице» я могу оказаться.

— Слушай, от тебя толку все равно, как с козла молока, — догадался Федька. — Дай-ка ты трубку тому благодетелю, который разрешил тебе позвонить.

— Ой, и не говори! — кажется, истерические настроения начали меня отпускать, и я уже спокойно передал телефон доблестному милиционеру, сказав. — Извините, с Вами хочет переговорить мой спаситель.

Парень взял трубку и представился. Оказалось, что зовут его Егор Семенович Сыромятин, сотрудник милиции. Они там стали что-то обсуждать. По серьезному тону разговора я догадался, что Федя знает, что делает, и просто расселся на лавке, прислонившись спиной к прохладной стенке. Спустя минут десять до меня донесся окрик — это Егорка обращался ко мне:

— Слушай, чучело огородное! Сиди здесь, как мышь и моли всех богов, чтобы твой Федор ….ч договорился с кем надо, а главное, вовремя успел, не то оформим протокол, и пойдешь в КПЗ за свои художества. Понял?

— Понял, — тихо проблеял я.

Парень недоверчиво посмотрел в мою сторону, качнул головой и буркнул:

— В жизнь не поверю, чтобы эдакий зателепок мог учудить истязание громил, — и протопал куда-то по коридору.

Мне очень захотелось спросить, чего же я там такого натворил, но все же остатки разума в моей голове не позволили задавать бестактные вопросы. Так что мне не осталось ничего другого, как опять прислониться к стенке и, прикрыв глаза, предаться воспоминаниям:

«Эх! А как все хорошо начиналось!..»

Началось все с того, что Женька, никого не спросив, намылился спасать Сэйлар… хотя нет! Все началось еще раньше, когда эта разудалая четверка вломилась в астрал, опять-таки никого не спросив. Ведь это ж надо было до такого додуматься?! Все на свете перепутать в своем институте, а за такую малую зацепку, как полудохлая собака, зацепиться. Вот что значит научный подход! Вообще-то, чего это я? Ведь половина научных открытий делается именно так: перепутают чего-нибудь в лаборатории и на тебе! Здесь главное не перепутать, а заметить, что при этом что-то новое получилось.

Ну ладно — это лирическое отступление. А вот потом уже мне повезло на их пути попасться. Правда, не я первый из нашей ангельской братии им попался… да, жаль Ташу — ведь могли бы еще столько лет в реале пожить. Обидно, что я уже ничего сделать не мог.

Все-таки разобрались мы тогда с ними, что к чему, правда, надо заметить, что при этом Славкино тело умудрились прошляпить. Так бездарно пропало! Я потом втихаря все волосы на своей виртуальной заднице повыдергивал от расстройства, но ребятам не признаешься: как же, ангел! Имидж блюсти должен — хрен бы его побрал, этот имидж! Строй из себя умную обезьяну, когда сам все время у душ подглядываешь да их повадки перенимаешь.

Я все-таки должен начать еще раньше и объясниться начистоту — иначе, кто несчастного ангела поймет? Думаете нам, ангелам легко? Все шито-крыто, продумано на сто лет вперед. Ну и правильно, что так думаете. А теперь представьте себе такую жизнь: вы поминутно знаете, что будете делать в течение этих ста лет и при этом осознаете, что ничего веселого и неожиданного там не произойдет. Представили? А теперь берите веревку с мылом и вперед! А нам, ангелам, нельзя, да и не получится, по правде говоря. Ну какая веревка с мылом в астрале?! Конечно, самая шикарная — хоть от Версачи, но толку-то ноль: сколько ни вешайся, назавтра, как огурчик, вскочишь, и будь добр, опять приступай к обязанностям, кои на все те же сто лет вперед прописаны.

Так вот, всяк уважающий и осознавший себя личностью ангел стремится вырваться из этого порочного круга. Я начал идти поперек уже лет тысячу назад. Это немного по нашим меркам — ведь пока себя не осознаешь, какая разница сколько лет делать одно и то же, к примеру, улыбаться и петь засра… то есть заславные песни в раю? Становиться ангелам самостоятельнее не возбраняется, но и помогать им в этом никто не собирается. Поэтому процесс самоосознания порой очень долог и иногда мучителен.

Вот представьте себе: вылупились вы из родительской астральной сущности — знаний, казалось бы, как в Ленинской библиотеке, а на кой ляд они вам нужны, совершенно не ясно. Опять-таки, я тут расприбеднялся совсем, а есть ведь и у нас, ангелов свои сильные стороны. Вот с теми же амурами. Какая же душа не растает от такого любяще всепрощающего взгляда? Но с другой стороны, сейчас я уже сам себе не позволяю пользоваться такими левыми приемчиками против душ… ну почти… я что, на исповеди, чтобы признаваться? Ха! Вы видели когда-нибудь ангела на исповеди? Ну вот и молчите…

Ладно, признаюсь — тем более приятели и так знают, чем любого ангела купить. Я не имею в виду, звать их на помощь. Это и так каждому ежу понятно: хлебом ангелов не корми, дай кому-нибудь помочь. Но есть и другая слабость, еще «сильнее». Подкиньте ангелу какое-нибудь дельце позаковыристее, чтобы было много неизвестных, и он ваш со всеми своими ангельскими потрохами. Ну вот и меня купили, как последнего лоха. Нет, как первого! Надо ж было подписаться на дело, какого еще отродясь в астрале не случалось!

Да, соблазн был велик. Но когда эту технологию Сэйларские ангелы чуть не сперли, я всем богам молился, чтобы меня не развоплотили. И когда молитвы помогли (особенно знакомым богам в Службе Равновесия) я готов был обеими пятками крестится и читать Коран задом наперед от радости. Остановила меня только полная бесперспективность таких действий — адепты этих религий явно не были бы в восторге от моих стараний. Ну и пусть. Зато мы развернулись во всю — даже свою ДСП создали. Для тех, кто еще не знает, это не древесно-стружечная плита и даже не дорожно-спасательный пост, а самая настоящая Душевная Служба Помощи, причем помощи кому попало от отдельных душ до целых миров и цивилизаций.

И вот тут я в своих признаниях добрался до своего благодетеля — Женьки. Да, иначе я его не могу назвать, хоть он и благодетель в силу вынужденных обстоятельств. Но по факту, именно ему я обязан обретением реального тела, а такого со времен основания астрала наверное не было. Так что, не только он первым при жизни в астрал попал, но и я сподобился первым — только в обратную сторону.

В общем, кинулся наш герой без оглядки Сэйлар спасать. Конечно, его можно понять: перед тамошней принцессой в отставке трудно устоять даже ангелу. Но хорошо сказать: пошел миры спасать! А кто за телом в реале следить будет? Так вот же паршивец, знал, куда идти. Да, этого у него не отнимешь — чутье, как у собаки. Ну откуда ему было знать психологию ангелов? Так просчитал ведь, что предложить ангелу пожить в реале, все равно, что алкоголику с похмелья стакан с водкой протянуть.

Он, когда пришел с этой вестью ко мне, я аж сдурел поначалу! Вы ж поймите, я тысячу лет очеловечивался и, чувствую: не достиг результата. И никак его не достигнешь. Про слияние с душами я даже думать боялся. Есть, конечно, возможность, как Будда или Христос — инкарнировать, но тут надо пожертвовать своей личностью — ведь то, что себя осознает на Земле, будет уже далеко не тот ангел, что вселялся, а нечто другое. А мне это надо? Нет, спасибо. Я уж так лучше — еще тысчонку лет в астрале перекантуюсь, глядишь, и совсем расчувствуюсь, как человек.

Ну так вот, приходит он и говорит:

— Зоофилия там или ксенофилия, знать не хочу — иду принцессе помогать! — и быстренько озадачивает меня программой действий: чтобы я его нагрузил всей нужной инфой и схимерил с Заровой душой, вместо которого он на Сэйлар собрался. А сам мне свое тело подпихивает. — Мол, ты там присмотри, с месяц-другой, кто его знает, насколько дела затянутся.

Мамочки! Сказать что я обрадел и обалдел при этом известии — значит ничего не сказать. Мое размякшее сознание поплыло в розовом тумане: я уже представлял себя в белых одеждах и всепрощающей улыбке, раздающим благословления и учащим людей любви и добру. Куда там древним предшественникам — им приходилось сначала в люльках под себя ходить, да от родителей оплеухи еще пару десятков лет получать, пока до них доходить начало, что с ними что-то не так. Да и потом половина народа на них молилась, а половина проклинала.

А у меня — красота! Вокруг народ образованный, можно сказать — культурный, и я, не дитя малолетнее, а сразу в возраст Христа, как в копеечку! Надеюсь, и без крестов с кострами обойдется. Все ж на дворе, чай, двадцать первый век. Эх! Ну и соблазнище! Хотя от проповедей, пожалуй, воздержусь. Здесь главное, тело хозяина беречь и лелеять — это сам бог, вернее Женька, велел! Но, несмотря на осторожничанья, перед глазами так и плыли сцены святых писаний со мной, любимым в главной роли: вот я, благостно умиляясь, благословляю моих последователей, вот я читаю проповеди, а сзади монахи с хоругвями на подтанцовке, вот я… чего там еще-то делали пришельцы из астрала? Надо будет посмотреть. Плагиат, конечно, нехорошо, но за давностью лет… кто там умный сказал: все новое — это хорошо забытое старое. Вот, человеки тоже не дураки — знают, что с плагиатом делать!

Из розовых мечтаний тогда меня вывел только хороший тычок в бок. Грозно надо мной нависший Женька скомандовал:

— Хватит мечтать! А то слюнями уже весь пол залил! И чтобы мне там без всяких проповедей, знаю я вашего брата — только дай людям мозги заморочить!

«Ну откуда он знает?!» — только и оставалось мне удивляться.

— Не пол и был: как замочится, так и высохнет, — хило возразил я, но согласился с нравоучением. Ангел ведь и создан для того, чтобы служить. Так что я «отдал под козырек», счастливо рявкнув. — Ja voll, mein Herr! — и припустил по астральным весям и перелескам, разыскивая требуемые Женькой умения и прочую полезную инфу.

Однако не забыл и про себя. А что — и мне умение драться, вдруг, да пригодится? Остальных премудростей тут в астрале и так полно, а вот насчет подраться — раньше все как-то нужды не было. В общем, не прошло и несколько дней, как мы, всем гуртом провожали главного сталкера нашей службы. Красиво было, только беленьких платочков для подтирания слез не хватало. Пока все умилялись, я в подсознании уже дробил чечетку и гопака в одном танце: «Ну держись, Земля! Идет твое спасение и наказание, надежда и проклятие! И все это в одном флаконе!»

М-да, если бы я знал, чем это все обернется, был бы поскромней в своих мечтах. Ну да на то ж они и мечты, чтобы хотя бы в них развернуться со всего богатырского плеча. Первый же выход, еще под Женькиным присмотром неслабо повеселил хозяина этого бренного тела.

«Вот, блин! Да еще каким комом!» — я ж не знал, что в реале все какое-то жесткое, неповоротливое и неудобное. В тело-то я вошел, как по маслу. Глаза открываю — та же Женькина квартира, только уже без него. Но это и понятно: остался парень на изнанке — из реала-то не видно.

Принял положение сидя — вроде ничего. Пошевелил руками — немного странно, какие-то они тяжелые, что ли. Нет, правильнее сказать, неуклюжие. Ладно, встал и сразу полетел носом в стенку. Руки почему-то выставил поздно. Результат — шишка на лбу, хорошо нос не расквашен. До меня начало медленно доходить, что у меня абсолютно отсутствуют навыки владения настоящим телом. Вернее навыки были позаимствованы из Женькиной души, но вот что с ними делать, я не имел никакого представления. В общем — все мои знания о реальном функционировании человеческого организма были не более чем мечты черепахи о стратосферных полетах. Пришлось резко поумерить свою прыть и, осторожненько вскарабкавшись на диванчик, ждать прихода Феди. Тогда я еще не знал, что он станет моей единственной и самой могущественной палочкой-выручалочкой, нет, дубиной-выручалищей в первые мои реальные дни. Причем, довольно часто эта «выручальная» дубина в воспитательных целях прогуливалась по моей хребтине (образно говоря, конечно).

Да уж, как вспомню, так вздрогну! Сутки Федька терпеливо возился со мной, как с тяжелобольным, причем, на голову. А вы пробовали попасть в унитаз чужим причиндалом, да еще забыв снять штаны? Вот то-то! И молчите, не смущайте ангела. А эти сожженные рукава на Женькиной газовой плите? Откуда мне знать, что газ надо зажигать сразу, а не спустя полминуты после поворота вентиля?

В общем, Федька вынес вердикт: я опасен для собственной жизни! Так что он был вынужден учить меня, как трехлетнего ребенка, начиная с ходьбы и уборки мусора за собой. Нет, я понимаю, что в Отраженном реале тоже бывает мусор, но он как-то сам собой из пакетов исчезает, а тут: это ж надо на двор тащиться, а вонища-то там какая! В результате моих усилий, к первому же вечеру я был весь в синяках, шишках и ссадинах, с ненароком обмоченными штанами и разбросанным повсюду мусором. Федька же потихоньку подвывал в углу и тихо материл всех ангелов и меня в частности.

Не знаю, до чего бы дело дошло, если бы не спасительное средство всех времен и народов (ну почти всех): вино. Слава богу, Женька к алкоголикам не относился, и в его кладовых нашлись изрядные запасы этого божественного лекарства. Правда Федька, после принятия решения расслабиться, почему-то примотал меня веревками к стулу и приказал никуда не рыпаться, за исключением самой крайней нужды, но и тогда поход до туалета должен был происходить под его неусыпным контролем. Да, дожили! Тысячу лет жили-были, и вот вам, пожалуйста — под конвоем на горшок! И ведь ничего не поделаешь — даже стакан в рот опрокинуть не просто поначалу. Ох, как там Женька в Заровом теле на Сэйларе? Но ему проще: он-то не ангел. Это нам бы все «крылышками порхать» — о реале и представления не имеем.

В результате принятых Федькой мер, вечер прошел в более спокойной и даже дружественной атмосфере, по крайней мере, без лишнего членовредительства. Я спокойно налакался живительной влаги, которая ввела меня в состояние требуемой расслабленности. Я только тихонько похрюкивал и на грани сознания внимал Федькиным речам:

— Буль, это, конечно, ангелам неизвестно, но тебе неплохо будет знать, что зачастую освоению трудных наук очень помогает принятие известного количества алкоголя. Эта истина установлена и доказана в неоднократно проведенных экспериментах еще в пору студенчества. Особенно полезным бывает алкоголь при вырабатывании механических навыков или изучении языков. Вот смотри, по трезвяку, сидим с какой-нибудь миловидной студенточкой из «Забугории» и молчим, как две рыбы на льду. А стоит принять грамм по сто и сразу, хоть sprechen sie deutsch, хоть parler Francais, не говоря уже о спиканьи на инглише. А если дозу увеличить, то там уже и до песен дело дойти может. И не важно, что партнер понимает тебя с точностью до наоборот — главное, что у тебя создается четкая уверенность в абсолютном владении языком, причем во всех местах. Э… это я о чем-то не том… Да, вспомнил, о чем: уверенность, брат мой ангел — это уже рефлекс. И с какой бы головной болью ты не проснулся наутро, а владеть языком ты станешь лучше на целый порядок, причем не только во всяких там местах, но и в абсолютном значении этого слова!

— Федь, смилуйся, какого слова? — жалобно взмолился я, не успевая за его высоконаучной мыслью. — Мне ходить толком научиться хотя бы не под себя, а ты, «entschuldigung sie bitte», хрень всякую несешь.

— Помяни мое слово, завтра танцевать будешь. А без выпивки неделю ковырялся бы еще! — театрально ткнув в мою сторону обглоданной ножкой Женькиной курицы, патетически заявила моя дубина-выручала.

— Спасибо, доктор! А то я совсем было помирать собрался! — осталось только безнадежно согласиться мне. А что еще прикажете делать привязанному веревками к стулу ангелу — не летать же вокруг стола со стулом на заднице? Да и где тут, в реале полетаешь, если только фэйсом об тейбл, как говорят обитатели туманного Альбиона?

Не помню, чем кончились посиделки, но на следующее утро я нашел себя в постели. Было совершенно непонятно, как я там оказался. Осторожно присев на краю кровати, я понял, что до сих пор не представлял, как реальное тело должно реагировать на принятие алкоголя. Во-первых, страшно болела голова. Нет, это не во-первых. Во-первых, если я сейчас не добегу до туалета, то Федьке будет ржачка, а мне позор!

Я, хватаясь за все что мог, рванул в одних трусах в означенном направлении. Добраться успел, но по пути посадил пару синяков, задев бедром спинку кровати и чуть не вышибив косяк двери плечом. В общем, наделал такого изрядного грохота, что спящего на диване в гостиной Федьку чуть инфаркт спросонья не хватил.

«Ну что за неудобства сплошные с этим реальным телом?! То ему по нужде приспичит по самое не могу, то башка разваливается на части! А синяки и шишки — они же неделями цветут и не проходят!» — я, с облегчением освободившись от излишков внутриполостной жидкости, заметил в маленьком зеркальце помятую Женькину физиономию. Хорошо, что хозяин этого тела ушел всерьез и надолго. Я ведь ему обещал лелеять и баловать организм, а то, что выглядывало на меня из зеркальца было далеко от кондиции, в которой оно было вручено мне на сохранение: шишка на лбу и две царапины, не говоря уже о синяках под глазами и потрескавшихся губах. На следы, украшавшие обнаженный торс, я уже не обращал внимания.

Но делать нечего — надо учиться управлять телом, только не успеть бы при этой учебе угробить предмет обучения… С другой стороны, я только сейчас понял, что такое реальные ощущения: это же, оказывается, какой кайф успеть вовремя добежать до нужника! Никакого рая не надо. Да, но с головной болью все-таки нужно что-то делать…

К счастью, хоть физик и не доктор, но оказался прав в своей теории алкогольного обучения. Сразу по выходу из туалета я понял, что уже сносно управляюсь с конечностями, и даже не делаю откровенных глупостей при передвижении по квартире. Давалось это нелегко, но я явно стал осваиваться в этой жестокой действительности. Правда, эйфории насчет посещения реала поубавилось, и даже промелькнула каверзная мыслишка: «Не удрать ли обратно в астрал?» Но только промелькнула. Ведь я же мужественный и терпеливый ангел… ну, по крайней мере, мне так кажется.

Конечно же, с той стороны двери с встревоженным видом меня уже ожидал мой нянька, одетый примерно так же, как и я.

— Уф-ф! Я уж думал: совсем хана Жекиному боди! — радостно констатировал Федька, увидев мою, вернее не мою, физиономию, балансирующую между облегчением снизу и тоскливой болью сверху.

— Федь, сколько эта голова болеть может?! — проканючил я. — Неужели у Женьки такой слабый организм?

— Нет, это не организм слабый, это просто кто-то слишком много пьет! — возразил Федька.

— Да ты что? — я искренне возмутился. — Насколько я помню, я и третьей части не выпил того, что обычно принимаю!

— Окстись, небесное создание! Где ж ты пил? В астрале? — Федька понимающе ухмыльнулся. — Вот тебе инструкция: иди на кухню и выпей пару стаканов соленой жидкости. Рассолов, скорее всего, нет, но воду в чайнике и соль на столе найдешь. А я пока поищу, нет ли у хозяина чего-нибудь обезболивающего.

— Федь, а зачем соленая вода? — спросил я жалобно, отправляясь на кухню.

— Чтобы твой водный баланс восстановить! — донесся мне вслед из гостиницы мало что объясняющий возглас.

Спустя полчаса я с просветлевшей Женькиной головой сидел на кухне перед Федькой и рапортовал о своей адаптации. Мои дела настолько шли в гору, что друг решил вывести меня на улицу, правда пришлось его просить, чтобы он все-таки не надевал на меня поводок — настолько мои вчерашние эскапады и фортеля его впечатлили.

— Только одно обстоятельство меня смущает, — подвел итог Федя техосмотру моего организма. — Как тебя звать? Ведь для окружающих ты Женя, а для меня Буль.

— Элементарно, Ватсон. Кажется, так у вас говорят? Я буду Женькой по прозвищу Буль, и все дела!

— Еще одно: сегодня я еще с тобой провожусь, но завтра я иду в институт. Так что начнешь самостоятельную жизнь. Если что, звони мне, хоть днем, хоть ночью, — Федька достал мобильник и протянул мне. — Это Женин телефон, и выучи мой номер наизусть — мало ли что.

На улицу мы вышли только после того, как я продемонстрировал ему, что веду себя, как нормальный человек, то есть способен одеться самостоятельно, без отрывания рукавов и пуговиц.

Да! Это было ни с чем не сравнить! Я шел, можно сказать, почти в собственном теле по настоящей Земле. Правда, запахи тут были несколько хуже, чем в астральных мирах, но разве такие мелочи могли меня смутить? Когда мы проходили мимо детской площадки я с размаху пнул песок, как будто проверяя реал на прочность. Федька не стал ругаться, а только понимающе усмехнулся.

Дальше мы катались на его машине, вернее он катал меня. Пока что мне не удалось выпросить у него руль. Потом он водил меня по магазинам, лавкам, метро и даже провез на электричке, по пути объясняя, как чем пользоваться, и какие тут правила существуют. Мы зашли в кинотеатр, а вечером под чутким Федькиным руководством зарулили в кабак. Выпили по чуть-чуть, чтобы я сориентировался как себя там вести.

К ночи он сгрузил меня у подъезда и, проследив, пока я не махнул ему рукой в окно, уехал к себе. Мы договорились встретиться ночью в астрале, и я остался с этим огромным и пока что чуждым мне миром один на один. Я долго стоял у окна, не включая свет, и слушал звуки улицы: шум проезжающих машин, лай собаки, крики припозднившейся детворы, идиотское эхо далеких сигнализаций. Даже шелест ветра в деревьях вызывал острое ощущение невероятного счастья. Я уже мечтал, как хвастаюсь всем знакомым ангелам о своей удаче. Но, к сожалению, хвастаться большинству из них было нельзя из-за секретности нашего проекта. А как хотелось — меня уже всего распирало изнутри!

Не зря Женя хвалил организаторские способности Феди. Тот продумал до последних деталей мое явление реалу. Вот и сейчас у меня был кошелек, набитый деньгами, а ключи от Женькиной машины были, наоборот, отобраны. В коридоре висела записка, в которой было написано, чтобы, уходя, я проверил все краны с водой, выключил газ, свет и электроприборы, закрыл окна и не забыл закрыть дверь. А в кармане была записка со всеми моими данными, адресом и Федькиным телефоном. Так что мне только и оставалось, что вести себя пристойно. Вот я и вел себя так почти сутки.

«Что же со мной произошло такого, после чего я сюда угодил?» — осторожно, чтобы не расплескать боль в голове, я сменил позу на утлой лавке, и попытался вспомнить. Тем более что ничего другого мне делать не предлагали, а Федя еще не появлялся.

Тем вечером я лег спать, в соответствии с инструкцией съев этого ихнего стартового «дихлофоса» и надев электроды на голову — да, хоть я и ангел, но мне приходилось пользоваться тем же путем на небеса, что и всем остальным гражданам (на данный момент целым двум: Жене и Феде). В астрале ничего особенного не произошло. К ангелам хвастаться я не пошел, так как меня перехватил заботливый Федька. Я его понимаю — ему было страшно и за меня, и за Женькино тело, так как оба компонента этого гибрида находились в довольно большой опасности из-за моих слишком «небесных» представлений о жизни на Земле.

Приятель сразу потащил меня показывать с изнанки все, что мы не досмотрели днем. Сначала мы «парили» над ночным городом, и Федя указывал мне, кто где живет и что где расположено. Потом даже «зашли» к Женьке на работу и посмотрели дом, где жили его родители. Так он подготавливал меня к будущим встречам с «родственниками» и «знакомыми».

С утра я, «взяв себя в руки», совершил все положенные действия, фактически не сделав ни одной ошибки. Ну, почти не совершив… все равно никто не видел. Ну подумаешь, чайник пустой на газ поставил — все равно старый. Пару чашек разбил — тоже пора обновить. Остальное вообще по мелочи: что-то порвал, что-то запачкал — с кем не бывает?

Затем настал самый страшный момент — я решил в одиночку совершить выход в открытый реал! Думаете легко? Фигушки! Не легче чем вашим космонавтам в космос — тоже, небось, по пять памперсов надевают от страха! Я осторожно высунул нос на лестничную площадку: никого, только потягивает гнилью из мусоропровода.

«Так, по Федькиному списку я все выполнил. Теперь не забыть закрыть дверь. Ой, мама моя, то есть Женина, я же телефон с кошельком не взял!» — еще раз судорожно проверив содержимое карманов и сверив его с очередным Федькиным списком я, набрав для храбрости побольше воздуха в грудь, выскочил из квартиры и обреченно захлопнул за собой дверь.

Только я сделал пару осторожных шагов к лифту, как дверь напротив угрожающе загремела засовами и отрылась мне навстречу.

— З-здравствуйт-те! — немного заикаясь от неожиданности, я приветствовал юркую бабулю, а сам в панике пытался вспомнить, как ее звать.

— Здравствуй, Женя! Ты чего это какой-то странный сегодня? — старушка, с любопытством уставилась на меня.

— Да я это… вчера немного отмечали… — я лихорадочно пытался припомнить Женькину манеру говорить, но вместо этого выходило, какое-то дебильное бормотание.

Спас положение лифт, радостно громыхнувший на этаже и открывший мне двери. Похоже, моя рука сама, руководствуясь Женькиными рефлексами, нажала кнопку вызова. Бабуля ехать вниз не собиралась, и я, ляпнув ей что-то на прощание, влетел в кабинку. Чтобы она там ни подумала, я легко отделался. Вперед наука: надо было лучше изучить обстановку, а не хихикать над Федькой, озабоченным именно такими моими будущими ляпами.

«Ох! И сколько эдаких Женькиных знакомых мне еще встретится? Или на всякий случай со всеми улыбаться и здороваться? А в психушку не угожу? Нет, все же это лучше, чем волком на людей смотреть!» — с такими думами я доехал донизу и вышел-таки в отрытую окружающую среду.

Дальше все пошло более-менее хорошо. Я посетил магазин и затарился простейшими продуктами первой необходимости: бутылкой вина и пачкой чипсов на закуску. Основательно питаться я пока решил в кафешке на углу улицы. Сам я серьезно готовить боялся. Это ж ведь какие восстановительные работы придется проводить после моих упражнений на кухне?

«Да, все вроде было в порядке. Но как же я здесь оказался?» — я медленно «шевелил мозгами», пытаясь восстановить цепочку событий, приведших меня в эту клетку. После удачного возвращения домой и принятия тонизирующего напитка из приобретенной в магазине бутылки я отважился посетить запланированную кафешку, потом… потом я расхрабрился и пошел в супермаркет, набрав бог знает какого съедобного барахла, в расчете на то, что Федька поможет мне с дегустацией.

А вот дальше я совсем обнаглел и, сгрузив все покупки в квартире, вышел в дальнее плавание. Помню, еще звонил Федьке и слушал его причитания, а потом заявил, что ангелу и море по колено. А он сокрушался, что у него какое-то важное дело вечером и просил меня отсиживаться дома.

«Так-так, кажется, что-то проясняется!» — я шаг за шагом стал восстанавливать события. Дело уже было к вечеру, когда я намылился на улочку, которую еще предыдущей ночью с изнанки Федька обозначил, как весьма перспективную в отношении увеселительных заведений. А чего теряться? Еда и питье наготово, деньги есть, времени и вообще некуда девать! Кажется, сначала я начал дефилировать между разными кабачками, стараясь сильно не напиваться сразу. И вроде, сперва мне это удавалось.

Во втором или третьем по счету заведении я познакомился с парой весьма симпатичных дам. Правда, не берусь сейчас утверждать насчет их симпатичности, но чего вы хотите от ангела, впервые дорвавшегося до настоящих плотских утех? В моей башке шумели Женькины гормоны, замешанные в горячечный коктейль на изрядной дозе алкоголя. Но я был само очарование… по крайней мере, надеюсь. Ведь что проще изобразить, чем себя? Умильная улыбка, невинный взгляд, наивный разговор, и любая дама ваша. Если вы, конечно ангел во плоти. Черт! Вот этого я от себя не ожидал: я ж как паразит, просто-напросто гипнотизировал людей, а алкоголь лишил меня всяких тормозов!

Или мне так вспоминается, или и в самом деле эти девушки просто тащились от меня, ну а я от них, соответственно! Вечер я, в общем, проводил весело, но чем дальше, тем хуже всплывали подробности. Вот еще помню, как мы куда-то с этими девицами намылились, типа звезды посчитать. Кому, как не мне, рассказывать девушкам о небесах и звездах!

«М-да, и почему же я утром нашел себя не в постели милой дамы, а то и сразу двух, а в этом, как его, обезьяннике? — память напрочь отказалась воспроизводить подробности, приведшие меня в столь плачевное состояние. Прервал мои склеротические муки знакомый голос, при звуке которого я аж подпрыгнул, не обращая внимания на боли во всех членах и суставах.

В коридоре Федя беседовал с доблестными стражами порядка, а в данный конкретный момент — моими стражами. А что, могут быть у ангела стражи или нет, хотя бы для имиджа? Хотя, какой к черту имидж — да, именно туда, «к котлам», я и подходил больше всего по внешним данным… Со стороны-то я себя не видел, только что задыхался от собственного перегара, а уж все остальное дорисовывало мое воображение. Если уж служивый меня уродом и чучелом обозвал… ведь не фотомоделей же они каждый день тут лицезреют?

В общем, я не хуже любого родственника из приматов, в тоскливом и молчаливом ожидании повис на решетке. Думаю, за такой экспонат в клетке любой зоопарк отвалил бы ментам немаленькую сумму. Ну, может и не отвесил бы… — конечно, кому нужны похмельные ангелы, тем более, никто не знает, что я не простой алкоголик?

Так или иначе, мне было не до шуток: там решалась моя, такая короткая и такая реальная судьба. Я краем уха улавливал обрывки фраз, но главное, что мне удалось почерпнуть из беседы, это интонации — они были успокоительно-деловые и размеренные. Спустя изрядное время, Федя с Егоркой, ну этим сотрудником органов, притопали к моей клетке. Милиционер не удержался и, ухмыльнувшись, подтвердил мои опасения насчет имиджа:

— Ну форменная макака! Сам не знаю, чего мы с ним возились? Но глянешь на морду — смешно и рука не подымается. Ладно, забирайте своего клиента, — парень громыхнул замком и я, отцепившись от поехавшей в сторону решетки, кинулся на шею к своему спасителю.

— Феденька, увези меня отсюда, я больше не буду! — слезы моего счастья лились по Женькиным щекам и щедро увлажняли Федькин костюм.

— Фу-у! Ну и вонища! — мой друг, задыхаясь в ангельских миазмах, выкрикнул. — Три дня домашнего ареста! — и оторвав меня от груди, подхватил под руку так, чтобы мои выхлопы уходили в сторону. Но я в приступе братской любви все норовил повернуться к нему и расцеловать Федьку в его обе кудрявые щеки. То есть, что там у него кудрявое? Да, лысина!

Так он меня и тащил до машины, умудрившись сохранить невинность своей плеши. Сгрузив меня на сиденье, он, на всякий случай, сам пристегнул меня к креслу и, сев за руль, на всю катушку открыл окно.

— Слушай, небесный алкоголик. Ты из трех ночей два раза успел напиться до состояния полной невменяемости!

— Федя, прости! Это я от счастья! Я больше не буду! — я не знал, как изобразить свою вину и раскаяние. Тем более что мои внутренности стали бурно реагировать на передвижение в машине, и я замолчал, жадно хватая воздух ртом. Хорошо, что окно было открыто.

— Что, плохо? — Федька заметил мои попытки проглотить весь воздух в машине. — Сейчас приедем, считай — во дворе уже.

И в самом деле, знакомое здание нависло над нашими головами, а машина остановилась у края дороги. Вовремя! Еще бы чуть-чуть и пришлось бы отмывать сиденье и коврик. «Ну что за дела с этим телом! То с одного места все вываливается, то с другого! Сколько можно! Это же какой-то мустанг необъезженный!»

— Федя, как вы умудряетесь тут, в этих непослушных телах, еще и прилично себя вести? — возмущенно сглатывая неприятный ком в горле, закончил вслух я свои нерадостные мысли.

— Мы-то что. Вот ты, братец Буль, умудрился такого накуролесить! Просто чудо, что мне удалось тебя вытащить. Пошли наверх, там и поговорим.

Пока мы добирались до квартиры, он выдерживал неприступное молчание, и только оказавшись на кухне в традиционной суперпозиции за столом, предусмотрительно накрытым мной продуктами из супермаркета, продолжил разговор.

— Вчера, «неизвестный тип» устроил драку сразу с двумя гопниками. Причем, все были в подпитии, но этот тип больше всех.

— А кто это был? — не поняв намека, спросил я.

— Несмотря на наличие ножей и кастета, гопники были избиты весьма нещадным образом, — невозмутимо продолжил мой патрон. — Приехавший наряд милиции замел всех буянов. Заезжим гастролерам не повезло быть опознанными в отделении милиции, и они были сразу препровождены в КПЗ за старые заслуги. А самого пьяного неопознанного субъекта просто оставили на месте ввиду невозможности получения внятной информации. Ты хоть понимаешь, сколько раз тебе повезло?

— Нет. Ну может, пару раз, — дошло до меня, что эта сводка была о моих ночных похождениях. — Если не считать, что мне не повезло нарваться на этих типов.

— Сам ты тип. Раз десять тебе повезло. И больше всего, когда тебе дали позвонить мне еще до того, как на тебя завели дело.

— А когда еще повезло? — осторожно поинтересовался я.

— Даже не сосчитать. Во-первых, повезло, что тебя, вернее, Женькино тело, не убили. Во-вторых, что какие-то две совершенно очарованные тобою девушки подтвердили, что ты защищал их целомудренность от приставаний этих типов. В-третьих, тебя закинули в клетку до утра, не став разбираться. Потом, у тебя не оказалось никаких документов и тебя просто не запротоколировали, потому что ты напрочь вырубился. И самое последнее, тебе повезло, что у меня есть один давний знакомый майор милиции, и он по дружбе помог выручить ценного научного работника, «абсолютно случайно» попавшего в передрягу. Не обошлось и без изрядной суммы денег.

— Да-а, я даже не знаю, сколько раз уже тебе обязан, — понуро согласился я с отповедью друга, но он почему-то усмехнулся и воскликнул:

— Но с другой стороны, ты уже чуть ли не легендарная личность! Как же ты сумел так заинтересовать девушек, а потом еще и отделать двух, можно сказать профессиональных драчунов?

— Да вот, как-то так вышло, — мне ничего не оставалось, как грустно признаться. — Я же Женю снабжал всякими техниками борьбы, когда он на Сэйлар отправлялся, ну и себя не забыл…

— Вот жучила! — хмыкнул друг. — Ангелом еще называется!

— А с девушками я ничего такого. Ну, только если малость захотелось подружить… — я не знал, куда прятать глаза.

— Слушай! А ну-ка взгляни на меня, как ты на девушек смотрел! — предложил для чего-то Федька.

— Да ну! Ты же не девушка! — возмутился я.

— Ну тогда так, как ты Егора Семеныча в отделении милиции «соблазнял»!

— Да я на тебя, Феденька и так молится буду! Ты же знаешь, что и у меня свои «майоры» в астрале знакомые есть, так что молитвы втуне не пропадут! — я попытался вложить во взгляд настоящие чувства, хотя это было нелегко. Все-таки серьезно признаваться Федьке в любви, хоть и братской, без смеха было трудно. Но кажется, мне что-то такое удалось, так как он вдруг посерьезнел и уже внимательно смотрел на меня.

— Ага! Все ясно! Сдается мне, что твоя ангельская сущность, так и прет наружу, когда тебе особенно приспичит. Ты же бедных девок просто загипнотизировал, Вольф ты наш, Мессинг Второй.

— Какой еще Мессинг?

— Да был один такой, твой предшественник. По слухам, на спор к Сталину прошел через все посты охраны и нигде его не остановили.

— Но я в милицию не сам… и из-под замка меня не выпустили, — возразил я, уже понимая, что меня раскусили.

— Это потому, что ты еще в форму не вошел. Тебе знаешь, чему учиться теперь нужно?

— Чему?

— Прятать свою ангельскую сущность. Старайся без причины так любяще на людей не смотреть — они же не железные.

— Вот незадача! — изобразил я расстройство. — Это что ж, от моей ангельской начинки и деваться некуда?

— Да нет! Я думаю, это не сложно скрывать будет, а вот если надо, то очень неплохое психологическое оружие выйдет, — Федька осмотрелся вокруг и довольно заметил. — А ты вообще-то уже осваиваешься. Только, братец ангел, два дня ты дома посидишь и полечишь свою рожу. Назвать ее Женькиным лицом у меня язык не поворачивается. А я с тобой уже и так второй день работу прогуливаю!

— Федя, а что ты там забыл, на этой работе? Ведь денег хватает, — меня, действительно, это удивляло. После грамотного налаживания кладоискательства, работа, как средство существования, больше не была актуальна.

Федька, как-то разом потерял уверенный вид, затеребил пирожок и передвинул с места на место чашку с чаем.

— Этого тебе не понять. Уйти с исследовательской работы, которой жил всю жизнь — это все равно, что предать самого себя. Мне нужно время и что-то новое взамен этого.

— Но ведь вы со Славой помогаете людям? — не понял я, разглядывая понуренную кудрявую голову.

— Да, это здорово. Но понимаешь, я физик, а не психолог, и мне интересно расковырять весь этот реал именно с точки зрения его физических основ. Хотя ты прав, даже объективно, теоретическая физика издыхает на корню. По крайней мере, это дело больше не для провинциальных институтов — слишком уж дорогое занятие.

Мы еще долго сидели, обсуждая наши дела, и постепенно во мне росло ощущение, что, несмотря на все перипетии, мое приземление свершилось. А уж спустя два дня моего добровольного ареста, я буду, считай, полностью готов к покорению реала. Так что мои пакостные фантазии уже рисовали радужные картины моего сошествия или пришествия, как там его?..

Глава 2. Здравствуйте, я ваш ангел

Два дня я честно сидел взаперти, осваиваясь с телом, и к концу заключения даже Федька признал, что я уже вполне похожу на Женю. Только манера двигаться и говорить зависла где-то между моей и хозяйской. Но это, все равно, только Федя и мог определить.

Однако я был бы не я, если бы просто сидел в этом теле. Поскольку в ходе первых наземных испытаний моего симбиоза с Жениным организмом выявился целый ряд упущений, я стал основательно готовиться к последующим моим реальным действиям, орудуя с изнанки: в основном подглядывал и подслушивал, в особенности по двум адресам, где я совершенно не желал проколоться. Тем более что Федька присоветовал этим заняться. Я понимаю, конечно, что подглядывать низко, особенно для ангела, но чтобы договориться с совестью, я назвал это подготовительными исследованиями.

Я должен объясниться, какой ляп я допустил, когда отпускал Женьку на Сэйлар. Чтобы войти в его тело я «позаимствовал» у него ту часть души, которая позволяет ей интегрироваться в функционирование тела и мозга. На «особый взгляд» ангела, душу можно разделить на несколько компонентов. Самый ценный, активный, аналитически мыслящий и не зависимый компонент почти соответствует ангельской сущности. Но у души он сильно завязан на другую ее часть — информационный слепок всех ощущений, доставляемых реальным телом. Самая «механическая» его часть позволяет душе интегрироваться в плотную оболочку, представляющую из себя информацию физического тела. Так вот, чтобы войти в Женино тело, эту «механическую» часть и скопировала мне моя высшая родительская сущность.

Таким образом, я взял только минимальную информацию от Женькиной души, просто боясь, что если к этому еще и перейму его поведенческие манеры и привычки, то от меня останутся только «крылышки». А у меня еще были большие планы насчет моей ангельской карьеры. В результате этого ограничения, я вел себя не совсем, вернее, совсем не как Женя, а вытворял чудесные коленца астрального паралитика, особенно поначалу. А ведь мне предстояли, по крайней мере, две встречи с людьми, хорошо знавшими это тело.

Слава богу, что с родителями Женька общался изредка — зайдет раз в пару недель и ладно. И на работу мне нужно было появляться только раз в неделю, поскольку он перешел на должность какого-то консультанта. Самым моим большим упущением было отпустить Женьку и не ознакомиться в деталях с его работой, как впрочем, и с родителями. Вот я и сидел невидимый эти два дня у него «в лаборатории», а вечерами «в гостях у мамы». К моей радости, все мои новые заочные знакомые оказались милейшими людьми — почти не ссорились и не ругались даже дома при закрытых дверях.

По истечении срока моего заключения, Федька приехал ко мне выяснять насчет планов, и напомнил, ехидно ухмыляясь прямо с порога:

— Сегодня суббота. Как ты думаешь, не пора ли навестить «маму с папой»?

— Да, ведь я примерный сыночек? — с некоторым сомнением в голосе пришлось ответить мне. Права на прокол у меня не было, поэтому я с сомнением добавил. — Только, прежде чем говорить с родителями, нужно обязательно предстать перед ними физически. Я боюсь, по телефону они меня и не узнают.

— Это ты прав. Твой внешний вид будет их убеждать в Женькиной реальности. Еще одно: давай, инсценируем дело так, будто у тебя совсем нет времени на визит. Мы только заскочим вдвоем сказать привет и смоемся. Тогда пару недель можешь к ним не заглядывать. И знаешь что — давай-ка я лучше сам позвоню им и скажу от твоего имени, что мы заглянем на минутку повидаться.

— А как же?.. — я не успел толком возразить, что они наверняка спросят: почему я сам не звоню, как он уже набрал номер.

— Алло! Наталия Александровна? Здравствуйте, это Федя Вас беспокоит… Мы тут с Женей будем мимо вас проезжать… Да, он сейчас собирается — спешим тут по одному делу… Да нашему, мальчишескому… Женя хотел вас навестить, так мы заскочим на секундочку?.. Нет, дольше не сможем, спешим очень… Ну если чашечку чая, только быстренько. Хорошо, через полчасика будем… Спасибо, до встречи!

Я слушал, открыв рот, и восхищался: «Вот, учись, как надо врать — красиво и во благо! Сущий ангел!» Федька, тем временем, запихнул телефон обратно в карман и хитро подмигнул:

— Ну вот, я тебе упростил задачу: только не болтай там много!

— Слушай, а как мне к «маме и папе» обращаться, и обниматься с ними что ли? — до меня дошло, что я проколюсь с первых же секунд.

— Да, это важно, — нахмурился Федя, пытаясь вспомнить, как Женька вел себя с родителями и наконец сказал. — Как обычно, «маму» слегка возьмешь за плечи и поцелуешь в щеку, а отцу — не помню, может, руку пожмешь?

— А есть какие-нибудь особые фразы у Женьки при приветствии? — я натурально дрейфил. Казалось бы, чего проще? Но не хотелось портить другу отношения с родителями.

— Да нет никаких фраз, что он, дебил какой? Главное расслабься и побольше молчи.

Мы не стали затягивать обсуждения и отправились по известному адресу. Звонить пришлось мне — я же Федьку веду в гости, а не он меня. Двери нам открыла уже знакомая «с изнанки» миловидная женщина предпенсионного возраста. Или пенсионного? Этого я не знал — придется обходить эту тему стороной. Я спокойно и приветливо улыбнулся, а женщина отступила вглубь коридора и радостно нас пригласила:

— Заходите, мальчики!

Я смело распахнул дверь и пихнул вперед Федьку — кажется, так полагается впускать гостей? Пока он здоровался с «мамой» я захлопнул дверь, но та не захотела закрываться. «Первый прокол!» — подумал я и, приоткрыв створ, рассмотрел замок. Хорошо, что сообразил быстро — нужно было только повернуть ручку, заводящую язычок замка. Справившись с этой задачей, я заработал только легкий штрафной. «Мама» удивленно воскликнула:

— Чего ты там возишься? — и прокомментировала Федьке. — Да, сынок у нас не всегда уклюжий. Ну, иди сюда!

Мне ничего не оставалось делать, как и дальше разыгрывать из себя неуклюжего недоросля. Я, приобняв «маму», ткнулся носом в ее ухо и буркнул:

— Привет, мам. Как папа?

Кажется, мои слова прошли без проблем, так как женщина, только слегка странно на меня взглянув, ответила:

— Нормально, проходите мальчики, я уже чай приготовила и на стол накрыла, так что сильно не задержу.

И все-таки мать не обманешь — что-то она заподозрила. Ведь можно сделать что-то не так один раз. Но, если годами наработанные традиции ломать подряд одну за другой (а я их естественно ломал какими-то мелкими деталями поведения), тут любой насторожится, а уж мать и подавно. Я постарался расслабиться в надежде, что тело само подскажет какие-нибудь Женькины ужимки.

Мы прошли на просторную кухню и уселись за стол. Подошел «отец» и тут я совершил серьезный прокол. После того, как Федька поздоровался с ним за руку, я тоже протянул свою клешню. «Папа» усмехнулся, уставившись на протянутую руку и, хмыкнув, пожал ее.

— Чего это ты Жека, как после долгой разлуки, руки тянешь?

— А, это Федька меня с панталыку сбил, я что-то призадумался… — с самым беззаботным видом ответил я, и заработал одобрительную усмешку напарника по обману населения.

— Да у него голова пухнет от всяких проектов! — подхватил инициативу Федька, отводя родительское внимание от меня, но «мама» обеспокоилась моей «пухнущей» головой:

— Вот-вот, нет, чтобы девушками интересоваться, все всякие проблемы на работе себе выискивает! — как и положено родительнице, она подняла вопрос о моем бессемейном положении.

— Хорошо, постараюсь исправляться! — пообещал я и добавил. — Вот и Федя обещал помочь…

Это явно не понравилось маме, и я сообразил, что она наверняка наслышана о Федькиных дамских похождениях, а ведь любой матери хочется видеть своего сына женатым, да еще и внуков при этом лицезреть. Хорошо, мою реплику восприняли за плохую шутку, и дальше беседа пошла на лад. Однако опять ненадолго.

Мы так уютно сидели вчетвером на кухне, и я настолько расслабился, смотря на милую пару начинающих стареть людей, что сам не заметил, как принялся за свою пропаганду лучшей жизни прямо с «собственных родителей».

— Мам, пап, а вот как вы вместе столько лет живете? — хитро посмотрел я на них. — Мама хочет, чтобы я женился, а как мне такую девушку найти, чтобы столько же лет вместе можно было прожить?

«Мама» притихла на минутку и неуверенно ответила:

— Ты что-то Женя трудные вопросы задавать начал. Ну что тебе сказать? Сам же знаешь — не все и у нас гладко было.

— Было бы странно, если все было гладко, вы же не роботы какие, — прокомментировал я.

— А я вот что скажу, — как-то задумчиво хмыкнул отец. — Тут рецептов нет. Вот найдешь свою половину — самому все ясно станет. А не найдешь, будешь всю жизнь мыкаться. А еще хуже, если найдешь, но позволишь ей от тебя уйти или сам сбежишь.

— А как же узнать, кто моя половина? — мне, тысячелетнему ангелу, стало страшно интересно. Я понял, что слышу о том запредельном для меня опыте, ради которого я собственно и шел на Землю. Но в этот раз я так и не получил ответа.

— Я же сказал: сам поймешь… или не поймешь, — отец пожал плечами. — На это иногда вся жизнь уходит…

Тогда я со всей дури впал в раж проповедничества и разразился ангельской речью:

— Да, любовь — это божественное состояние, данное душам, чтобы они среди агрессии, боли и ненависти этого мира искали единственный верный путь к своему росту. Путь через взаимопонимание и сострадание. Как я счастлив, что вы нашли друг друга…

Я, «закатив глаза», отрывался по полной. Меня несло по волнам чтения дифирамбов великим чувствам, когда моего лба что-то коснулось. Открыв глаза, я увидел, что «мама», тревожно глядя, положила ладонь на мое чело, выкатившее чуть не до стола свой болтливый язык.

— Ты чего, сына? — удивилась она и, обернувшись к Федьке, спросила. — Он, часом, не заболел? Температуры вроде нет.

— Да нет, не должен, — осторожно ответил друг, с укоризной посматривая на меня.

— Может, ему врачу показаться? — не прекращала беспокоиться «мама». — Он сегодня какой-то странный.

— Может, влюбился? — нашел способ выкрутиться Федька.

— Неужели, сынок? — обрадовалась «мама», — ты чего скрываешь?

— Не-е, мам, — если что, я сам сообщу, — было просто необходимо сматываться, пока меня не определили к психиатру, и я «спохватился». — Федь, мы же опаздываем! Мам, спасибо за чай. Это я так, сдуру болтал, — и все-таки не удержавшись, подмигнул «родителям» и добавил. — Но вы все равно молотки!

Захлебнув в Женькин рот остатки чая, я рванул из-за стола. Федька, понимая, что я балансирую на грани провала, подсуетился со всякими вежливостями, и мы быстренько ретировались в прихожую. Там опять возникла небольшая заминка — я еще раз чмокнул «маму» и махнул «отцу», не решившись жать руки. Вылетев из дверей, как пробки из шампанского, мы с облегчением вздохнули подъездными миазмами.

Федька хлопнул меня по плечу и сказал:

— Вот теперь я начинаю в тебя верить. Правда, «мама» чуть не отправила тебя к доктору, но все же не отправила!

— Федь, теперь ты просто обязан доверить мне руль. Я должен уметь водить! В астрале я на флаерах гонял, вашему Шумахеру не снилось! — под шумок, я за одними пирогами решил выморщить у друга и последнее послабление. Мой удар оказался точен. Друг безрассудно пошел у меня на поводу:

— Ладно, надо когда-то начинать. Двигаешься ты вроде без проблем, значит, реакции должны работать, — как бы уговаривая себя, пробормотал приятель, и хитро усмехнулся. — Права-то, небось, заранее прихватил?

— А как же? Мало ли что случится, — я продолжал давить. — Давай, я до дому тебя прокачу.

— Ох, давай, для начала, по маленьким улочкам… — Федька нехотя протянул ключи.

Да, что за день! Столько реальных переживаний! Я с некоторой дрожью в руках, принял вожделенные ключи и направился к водительскому месту. Минуты три ушло на осваивание в этом, несколько утловатом агрегате. Но вот я выжал сцепление и, включив первую скорость, медленно отъехал от поребрика.

Сначала все шло с небольшими погрешностями, как и положено новичку, правда, к своей чести я заметил, что быстро «срастаюсь» с рефлексами Жениного тела и вскоре вполне уверенно зарулил по улицам. Правила движения, они и на луне, и в отраженном астрале одну и ту же логику имеют… или не имеют? Я все-таки, что-то нарушил, так как заметил, что Федька озабоченно ругается. Оказалось, что я слегка превысил скорость и повернул на стрелку, которая совсем даже не собиралась гореть. Я только огрызнулся, что только идиоты запрещают поворачивать направо, когда горит зеленый прямо, как сзади повисла ГАИшная машина, зло мигая мне, чтобы я остановился.

— Ну нет! — я завелся и уже не слушал Федьку. Ну не признаваться же ему, что я прав с собой не взял! А так, два нарушения и отсутствие прав — какая теперь разница ангелу? Я решил предпринять совершенно другую тактику и, выжав газу до отказу, забыл все свои и Женькины рефлексы и представил себя за рулем флаера…

Федька уже даже не пищал, только весь бледный болтался, как боксерская груша, вцепившись в ручку над боковым окном. Я же не совсем понимал, что со мной происходит. Видать стресс так подействовал. Мы летели, насколько только могла лететь Нива, а менты, закусив удила, с удовольствием включились в игру. По прямой я не мог от них уйти и задал Федьке риторический вопрос:

— Как у тебя, крепкая машина?

— К-крепкая, — выстукивая зубами в такт колдобинам ответил Федька и все-таки озаботился. — А зачем тебе это?

— Сейчас увидишь!

Мы описывали квартал, и я прямо-таки шестым ангельским чувством начал прощупывать расположение домов и проезды. Даже не задумываясь, я чуть не на двух колесах резко вписался в крутой поворот. Менты проскочили по прямой. Я не стал разглядывать их дальнейшие перестроения, а вместо этого, каким-то образом чувствуя, где расположены люди, на пятидесяти километрах в час влетел во двор одной из многоэтажек. Вот здесь Федька и понял, зачем я его спрашивал про машину, но ругаться на меня возможности у него не было, так как он был вынужден сосредоточенно упираться руками и ногами во все что только можно, чтобы не выбить на колдобинах головой крышу.

Но главный результат был достигнут. Менты сразу же отстали. Я прикинул, что пока они объявят в розыск, пока то да се, у нас еще куча времени. Мы продолжали на довольно приличной скорости лететь по всяким ухабистым проездам и переулкам. Постепенно я снизил нашу стремительность и проехал еще минут десять с почти нормальной скоростью, все время меняя направление движения.

Наконец зарулив между какими-то гаражами, я остановился и, выключив двигатель, вышел из машины. На Федьку было страшно смотреть — таким нарушителем спокойствия он явно никогда не был. Я, распаленный погоней, усмехнулся и поманил пальцем вышедшего из машины Федьку к заднему бамперу. Тот, еле держась на ногах, тихо возопил:

— Что ж ты наделал! Мне теперь вовек не отмазаться!

— А это ты видел? — я с довольным видом указал на номера. — Ты думаешь, я просто так гонял? Номера-то грязью заляпаны. А передних они не видели.

Федька тупо уставился на бампер собственной машины, будто впервые его видел.

— Так что теперь Федя, оттираем «бамперс» от грязи, потом ты садишься за руль и едешь обратно по главным дорогам, как примерный автолюбитель. Только надень свою кепку.

— А ты?

— А мне придется пешочком на трамвае добираться чтобы не маячить примелькавшейся рожей. Встречаемся у меня через полчаса и обсуждаем дела, — каким-то странным образом получилось, что я, чуть не угробив ему машину, еще и раскомандовался, а друг без возражений подчинился.

Уже подходя домой, я увидел у подъезда припаркованную Ниву и Федьку, суетливо бегающего туда-сюда перед дверью в подъезд. Не дав мне и рта раскрыть, он набросился чуть не с кулаками:

— Ты! Идиот первостатейный! Ты хоть представляешь, что вытворял?! — судя по интенсивности жестикуляций, друг явно успел отойти от шока.

— А что такого? У вас по телевизору только так и ездят! — невозмутимо ответил я.

— Ты хоть понимаешь, что у них есть право стрелять в таком случае?! Тебе очень повезло, что дело было в городе и ни одного поста не попалось! Все! Быстро наверх! — Федька уже не бледный, а красный как помидор, вдруг сообразил, что привлекает внимание прохожих своими криками и, тревожно оглянувшись, затащил меня в подъезд.

Мы поднялись в квартиру в полном молчании. Признаться, меня ошарашила новость о возможном расстреле, и вся моя спесь быстренько притухла. Не раздеваясь, он провел меня в гостиную и, усадив на диван, молча протянул мне ключи от Женькиной машины.

— Ты чего это? — спросил я, поняв, что он уходит.

— Все. С таким сумасшедшим мне делать нечего. Если ты собираешься уничтожить Женькино тело, я не намерен в этом участвовать. Теперь у тебя все есть — разбирайся сам.

Я молчал. Мне было действительно стыдно, и дать уйти рассерженному другу было лучшим выходом после такой дури. Так что я просто смотрел, как закрывается дверь за Федькой, не предпринимая попыток его остановить, а сам старался осмыслить, что произошло. С тем, что я сморозил очередную глупость — это понятно. На будущее, надо очень следить за собой и не нарушать правил поведения без крайней на то нужды.

Но то, что я вытворял, представляло отдельный интерес. Видимо, под действием стресса, я стал применять какие-то странные свои особенности. Когда я ехал по дворам, было впечатление, что я считываю информацию прямо с изнанки. Я прекрасно чувствовал, как расположены дома и люди. В одном месте даже пришлось остановиться. Федька только охнул, когда увидел выскочившего из-за угла дома прямо под колеса машины мальчишку. Но я-то его уже почувствовал раньше и вовремя притормозил.

Единственно, чего я опасался, было то, что я мог такими опытами навредить Женькиному телу, что было крайне нежелательно. Да, надо наперед постараться избегать таких экспериментов. И вообще, на два дня накладываю на себя добровольную епитимью: хожу по струнке, не пью ни грамма, всем улыбаюсь и уступаю дорогу. Это не трудно — я же ангел! Или нет? Несколько дней в теле и уже не ангел? — Круто!

Я и в самом деле вел себя, как паинька целых два дня, кажется, не нарушив ни одного правила движения пешеходов — за руль я почему-то боялся садиться. Правда, пришлось поймать несколько странных взглядов от граждан, не привыкших к вежливому обхождению на улице, но в остальном все шло гладко. О женском поле я тоже временно забыл, хоть и был соблазн. Но я понял, что в таких сложных вопросах без Фединого руководства я наломаю дров похлеще, чем в гонках с доблестной милицией.

Дав другу целых два дня на то, чтобы выпустить пар, я все же позвонил ему со своего нового мобильника — старый так и канул в недрах внутренних органов государства, хотя претензий к ним по этому поводу я, естественно, не питал. И все-таки, ангел я или не ангел? Четко друга просчитал. Парень уже забыл об обидах и был снедаем беспокойством за непоседливого ангела.

— Ух, живой! — послышался облегченный возглас. — А я тут уже не знал, что с тобой и делать!

— А что со мной делать? — голосом невинной пастушки отвечал ваш не очень покорный слуга, да и не слуга вовсе. — Я веду себя образцово-показательным образом уже целых два дня, так что меня можно вешать живьем в раю на главную доску почета, а ты мне эдакое недоверие оказываешь.

— Да, судя об отсутствии Женькиного тела в некрологах, ты ведешь себя весьма достойно, — согласился друг и проявил слабость, спросив. — Значит, сам справляешься?

— Да ты что, Федя?! Я просто занялся совсем не ангельским остракизмом: хожу как по струнке, а спина не разгибается от вежливых поклонов! Если ты не поможешь, я скоро удавлю это тело и вернусь домой! — я не был бы ангелом, если бы сразу не воспользовался слабостью друга.

— И на что ты намекаешь, хитрая астральная рожа? — кудрявый физик сразу просек, что мне что-то до зарезу понадобилось.

— Ты забыл? Женьке нужно сходить хотя бы раз на работу! Без твоей страховки, его выгонят за полной профнепригодностью уже через пару часов!

— Не понял, ты что, не можешь в астрале набраться лабораторных премудростей?

— Могу-то могу, но как их применять к текущему моменту, совершенно не в курсе. С одной стороны — Нобелевские откровения не хочется делать, а с другой — Женьку тупицей выставлять нельзя. Единственная надежда на то, что ты сможешь занять «Женьку» на пару часов, особенно с утра. Тогда глядишь, и прокатит — остаток времени я как-нибудь продержусь.

— Да, как это у тебя прокатывает, я уже знаю, — согласился Федя. — Лишь бы институт к концу дня на месте устоял! Ладно, что с тобой поделаешь? Ты когда «на работу» собрался идти?

— Все от тебя зависит: когда ты сможешь подойти, — я смиренно вздохнул, всем своим пыхтением показывая, что отдаюсь на милость друга, а сам тихонько подпихнул нетерпеливую просьбу. — Я-то хоть завтра побежал бы …

— Завтра, так завтра, — не стал кочевряжиться Федька. — Ты к полдесятого подходи, а я в десять позвоню — так что тебе только полчаса на первые приветствия и останется.

— Федь! — вдруг вспомнил я. — А ты знаешь, как Женька сотрудников своих называл? Так же как и они: Витя, Ирчик и Любочка или как-то еще?

— Девочек так же, а парня Витьком часто звал, — вспомнил кудрявый друг и вдруг испуганно добавил. — И чтоб никаких амурных происков! Знаю я тебя — испортишь все рабочие отношения Женьке!

— Слушаюсь и повинуюсь, о мудрейший! Так кажись, у вас в сказках говорят?

— Не прикидывайся: как у нас, так и у вас. Все, до завтра!

Утром я собирался на работу, как собирается самурай на смертный бой. Я надраил Женькино тело, как новые ботинки, полил его в меру ароматическими смесями и, как мог, привел волосяной покров на голове в порядок. Чистая и почти немятая рубаха со столь же чистыми штанами завершали экипировку. Из обуви я тоже остановился на самых приличных полуботинках, что нашлись у него в гардеробе.

В общем, когда я успешно миновал заградительные посты вахтерш на входе и вошел в лабораторию, пробегавшая мимо Любочка притормозила, чуть не завизжав каблуками, и обалдело уставившись на меня, спросила:

— Ба! Ты чего это так вырядился? На свадьбу что ли собрался?!

— Нет, просто у меня сегодня другие серьезные дела, — невозмутимо соврал я, поняв, что начал с чудовищного прокола. Но нужно было спасать ситуацию, и я с самым невинным видом спросил. — Ну как тут у вас дела, что-то Витька с Ирчиком не видно?

— Да здесь они — кофея гоняют по столу в чашках, — кивнула в сторону подсобки разукрашенная под индейца девушка.

— Эт то, что надо! — обрадовано заявил я, надеясь, что на кофейном фронте мне легче будет держать информационную оборону, и весело спросил. — А ты уже… или еще не?..

— Смотря что уже и что не!.. — рассмеялась Любочка и, смилостивившись, добавила. — Иду, сейчас только «помойку» запущу!

Я, собравшись в железный кулак и нацепив счастливую мину на Женькино лицо, прошел в кофейню. Кажется, первый раунд я выиграл — все незатейливо выражали радость от встречи. Было видно, что здесь любили и уважали своего бывшего непосредственного начальника. Мне нужно было только сохранить этот имидж, и я старался, как мог, пожав руку Витьку и высказав незатейливую похвалу девушкам, прозрачно намекнув на их цветущий вид. Может, это и не было в привычках бывшего шефа, но какой же девушке не понравится лишний комплимент?

А затем настал сложный момент. Я понимал, что мне нужно взять свою чашку из шкафчика, но вот какую — это был вопрос. Представляете себе своего сотрудника, который ни с того, ни с сего берет вашу или приятельскую чашку вместо своей и, как ни в чем не бывало, начинает распивать из нее кофе? Вот то-то и оно!

Задача, правда, оказалась до предела упрощена: три кружки уже красовались на столе. Так что, открыв шкафчик, я увидел перед собой только три фаянсовых предмета, имевших шансы быть моей посудиной. Я почувствовал, что начинаю входить почти в то же стрессовое состояние, что и при заезде по пересеченной местности с милицией на хвосте. Итак, мне нужно в течении трех секунд выбрать одну из трех чашек: одна блестела чистотой и новизной, как на витрине магазина, другая была просто в ужасном состоянии, почти погребенная под накипью грязи, а третья… Мгновенно сообразив, что Женькина кружка просто не могла быть абсолютно новой и чистой, я так же понял, что сильно разочаруюсь в приятеле, если он увозил свою чашку до состояния, когда она могла испортить своим видом даже свалку. Поэтому я решительно взял третью — ничем не примечательную, слегка потертую временем, но довольно чистую емкость. Поставив ее на стол, по равнодушно скользнувшим взглядам я определил, что не ошибся. Уф-ф! Два — ноль в мою пользу!

Дальше, под непринужденное «хи-хи ха-ха» я рискнул рассказать анекдот, поведанный мне Федькой и по моим сведениям неизвестный Женьке. Судя по смеху, встретившему причину смерти Мичурина, по народной молве, собиравшего яблоки на грушах и груши на яблонях, но погибшего от падения арбуза на голову, когда полез за укропом на березу, анекдот оказался им неизвестным. В общем, я с блеском продержался до «внезапного» звонка Федьки, о котором мы договаривались заранее и который, как нельзя вовремя, пришел на помощь, так как дальше мне волей-неволей нужно было обсуждать технологии разгонки белков и иммунных реакций, а мне этого, естественно, очень не хотелось.

Федя плавно перехватил меня из рук лабораторных подруг, и мы втроем с Витьком остались досиживать кофе, непостижимым образом льющийся в чашки из какой-то, просто резиновой кофеварки. «Мужской» разговор за жизнь удачно миновал опасные темы. Федька умело вертелся мыслью вокруг бизнеса, экономики в целом и киснущей провинции в частности. Таким образом, мы удачно «проработали» почти полдня, а потом мой опекун все же сбежал к себе в лабораторию полевой физики, сославшись на дела.

Затем я каким-то образом оказался в совершенном одиночестве перед Женькиным шефом у того в кабинете. Я чувствовал себя голой рыбой под дулом пистолета или чем там еще себя чувствуют на Земле, но, не теряя своего достоинства, стандартно поприветствовал начальство:

— Здравствуйте Станислав Егорович, я посмотрел в лаборатории, вроде дела идут неплохо…

— Привет Женя, ты уже успел туда наведаться? — разговор потек в нормальном русле. Оказалось, что общаться с начальством легче всего. Достаточно было с умным видом кивать и вовремя ахать или произносить слова, типа «конечно!», «а как же!», «да, надо посмотреть». Чувствуя, что шеф выговорился, я закруглил беседу стандартными «обязательно», «постараемся» и «все будет хорошо», а сам уже вознамерился дать деру, как вдруг почувствовал, что шеф очень подозрительно на меня воззрился.

Что-то было явно не так, и что-то весьма серьезное. «Может, надо спросить о здоровье его жены или детей? А есть у него жена и дети? Или они с Женькой о чем-нибудь договаривались, а тот позабыл рассказать? А может, я сейчас ляпнул что-то явно неположенное по этикету?» — вопросы роем жирных навозных мух носились в моей голове, будто почуяли, что там что-то сильно стухло. Помощь неожиданно пришла от самого шефа:

— Женя, ты ничего не сказал о тестировании аланопентоната? Как там, ребятам удалось поставить достоверный иммуноанализ? — я со стыдом почувствовал по несколько просящему тону, что шеф плавает в этом вопросе, а я, как свинья, ничего не сказал, вынуждая того признавать свою слабость.

— Ой! Мы же как раз сейчас это выясняем, я к вечеру Вам все доложу! — самым убедительным тоном заверил я шефа и выскочил из кабинета, вспоминая, что Женька в спешке о чем-то таком говорил.

«Да, вот теперь пришло время для серьезной проверки, на что ты пригоден, кроме пьянок и ухлестывания за девицами!» — я нутром чуял, что первый раз всерьез влезаю в ситуацию на Земле, в которой от моего поведения зависели люди… ну если не считать той драки в бессознательном состоянии, о которой я ничего не мог вспомнить.

Я, как ужаленный, влетел в лабораторию и сходу подскочил к Витьку, решив начать с расспросов:

— Слушай, что там с аланопентонатом?

— Ты что, забыл? — воззрился на меня Витек. — Его же Ирчик пыталась на антителах гонять, а там все фонит — сигнала не видно.

— Погоди, погоди! Столько дел, что запамятовал, — прикинулся я, что с трудом вспоминаю. — Давай ее позовем и вместе обсудим. Вы сначала расскажете, что пытались сделать, а потом поищем решение.

— Давай, — кивнул Витек и крикнул в лабораторию. — Ир! Ты можешь подойти? Нам надо с АП разобраться.

Как мне показалось, ребята с удовольствием попытались сгрузить на меня все проблемы. Мышей кололи новым препаратом и делали все замеры, но содержание лекарства в сыворотке крови не определялось. Был слишком сильный фон. «Я» на прошлой неделе посоветовал им прогнать Вестерн-анализ, но даже на нем пачкотня была знатная. Витек с унылым видом подвел итог:

— Нужны новые антитела. Но поликлональные опять наверно грязные будут, а моноклональные слишком слабые и дорогие. Да и ждать их… мы и так из всех графиков выбились — замеры делаем вслепую, на планшеты несколько сот проб скопилось. А Вестерн, как мертвому припарка, там десяток сэмплов за день не прогонишь…

Пока он так жаловался на тяжелую ситуацию, я впал в транс, буквально сканируя вкаченные в меня в астрале знания: «Так! Сильный фон возникает от того, что антитела липнут к белкам крови… передо мной плыли картинки каких-то методик. Чтобы избавится от грязи, нужно провести очистку. Элементарная очистка…

— Вить, — спросил я, очнувшись. — А много у нас этих антител?

— Да до хрена! Больше миллилитра. Они же козьи — дешевка.

— Тогда делаем так… — я выдал им нехитрую методику очистки, которая почему-то произвела чуть ли не фурор у молодых сотрудников. Ребята только недоверчиво смотрели на меня, боясь поверить в легкое счастье.

— Слушайте, — я попытался напустить туману. — Это стародавний метод, я просто забыл, что антитела нужно и можно чистить. А вы не пользовались за ненадобностью.

— Так, может, ты и сделаешь? — с надеждой спросила девушка.

— Э-э нет! — возразил я, испуганно представив, как я трясущимися руками пытаюсь попасть микролитровой пипеткой в миллитровую пробирку. — Я вас проконсультировал, а вы уж будьте добры…

— Да сделаем! Тут делов-то, раз плюнуть! — уверенно заявил Витек, спасая меня от лабораторных мук, а я чувствовал себя полководцем, выигравшим великое молекулярное сражение и спасшим шефа с ребятами от научного фиаско.

«Интересно, а Женька додумался бы до этого?» — проскочила хитрая мыслишка, но подумав, я все-таки признал, что наверно додумался бы. И все-таки я был в эйфории — так как впервые почувствовал, что такое решить реальную проблему, выручить людей и хоть чуть-чуть двинуть прогресс вперед. Причем, сделал я это самостоятельно, и даже не проколовшись перед сотрудниками. Оставалось только заскочить к шефу и обнадежить его спасительной информацией, что я незамедлительно и проделал, смотавшись из лаборатории до следующей недели.

— Федя! — я названивал приятелю, выходя из института. — Это надо отметить! Впервые мне что-то удалось в реале!

— А стоит ли? — осторожно «спросила трубка». — Последний раз твоя гулянка окончилась в обезьяннике.

— Вот именно! — напирал я. — Мне просто необходимо научиться праздновать победы под твоим чутким руководством. Сейчас это самая сложная задача, стоящая передо мной!

— Ладно, давай вечерком прошвырнемся по «Бродвею»! — сломался друг. — Но только неукоснительно слушаться моих советов!

Я охотно согласился и припустил домой, чтобы припудрить носик. Или это дамы так говорят? Ну ладно, я просто для храбрости приму немного на грудь — так, кажется, правильнее будет.

Федька пошел просто на королевский жест, решив не слоняться по забегаловкам, а завалиться в ночной клуб. Как он сам сказал, пора было меня вводить в курс реальных развлечений. Для того чтобы не топтаться по клубу в поисках компании, друг озаботился пригласить пару, как он выразился, не только симпатичных, но и приятных собеседниц. Короче: гулять, так гулять!

Мы встретились с Федькой прямо у входа в означенное увеселительное учреждение, подойдя к нему почти одновременно.

— Ну что, готов, ангел всенародного похмелья? — усмехнулся друг и добавил. — Видно, даром времени не терял — лучшие вещи из Женькиного гардероба повытаскивал!

— А как же! — весело ответил я в предвкушении интересного вечера. — Федь, а чего ты все на своей Ниве ездишь и одеваешься как-то просто. Ведь деньжата же есть?

— Ты верно подметил, что деньги есть, но пока еще не понял, что если хочешь сохранить в этой стране, как впрочем и в любой другой стране, человеческие отношения, то нужно скрывать свой достаток как можно глубже.

— А что иначе? — не понимая, о чем он говорит, переспросил я.

— Я же сказал: потеряешь с людьми нормальные отношения. Понимаешь, ты, как и большинство населения нашей родины, еще не понял, что выглядеть богатым может быть неприлично и смешно, как минимум. А как максимум, люди с неиспорченной деньгами психикой перестанут с тобой по-человечески общаться, как только почувствуют дискомфорт. В итоге ты быстро останешься окружен такими же моральными уродами, как и ты сам после обогащения.

— Ого, какая жизненная философия! — усмехнулся я.

— А ты не смейся! Сейчас сам в этом убедишься. Я тебя познакомлю с двумя девушками, которые не испугались вида моей Нивы. Вообще машина — самое верное средство избавления от глупых потрошительниц кошельков. Ведь их в жизнь не раскусишь — они же женщины. А моя машина на них как лакмусовая бумажка действует.

Пока он читал мне лекцию о тестировании дам, к нам подошли две, действительно, симпатичненькие девушки. Хотя на мой невзыскательный вкус пока что все реальные девушки были симпатичненькие. И все-таки… эти были привлекательны не только на мой вкус… да, определенно — судя по тому, как на них оглядывались мужички.

— Знакомьтесь! — представил нас друг другу Федя. — Это Женя, мой друг со школы, биолог. А это Екатерина и Людмила, но вы нам позволите вас звать Катя и Люся?

Девушки согласно кивнули, мило улыбнувшись, и демократично пожали мне руки.

— Да, — продолжил наш гид на этот вечер. — Я должен с гордостью доложить Жене, что эти две прелестные представительницы прекрасного пола не только не боятся моей машины, но имеют за плечами дипломы о солидном высшем образовании медика и химика.

— Это почему же? — лукаво спросила Федьку Катя, девушка немного пониже ростом своей подруги и явно состоящая в более близкой дружбе с физиком.

— Что машины не боитесь — это я видел, а что дипломы солидные… ну разве все этих адвокатов-менеджеров можно воспринимать серьезно? Если человек по определению сразу посвящает свою жизнь в угоду золотому тельцу, то как с ним можно общаться?

— Странный ты, Федя, — пожала плечами Катя. — Девушек байками кормишь, вместо того чтобы вести в злачные чертоги!

— Во! Что я говорил? Смотри, какой слог, и юмор на месте! — обрадовано прокомментировал мне Федька отповедь подружки и пригласил дам. — Не смею больше томить вас ожиданием. Места заказаны. Так что прошу. У нас хоть и не московские казино, но сегодня, здесь как раз обещали концерт хорошей группы — ребята такие блюзы играют!

И начался первый в моей жизни вечер реальных развлечений. Сначала мы заглянули в бар, где Федя заказал девушкам по аперитивчику, а нам по бурбону, заявив, что мужикам не пристало сладкий болиголов пить. Я заметил попытку Люси заплатить, на что Федя сразу среагировал, сказав, что сегодня за все платит он, включая концерт и ресторан, единственно, что не оплачивает — так это игровые автоматы и рулетку.

Я, быстро сориентировавшись в ситуации, взял под опеку Люсю, поскольку Катя явно была более расположена к общению с Федей. Увидев, что я ретиво подхватил девушку под ручку, вознамерившись попросить ту помочь мне разобраться в действии игровых автоматов, Федька шепнул мне на ухо:

— Притормози прыть, а то быстро обломаешься!

— Это как? — возмутился я такой низкой оценке моих ангельских способностей.

— Учись на ходу! Этим девушкам душевное обхождение нужно, а не твои кавалеристско-ангельские наскоки. А если что попроще хочешь, то иди на улицу, там вернее, — Федька обидно насмехался.

Я даже нахмурился, но вовремя заметил, что этим явно не смогу привлечь внимание своей дамы. Вспомнив, что самый верный способ расположить к себе человека, это начать расспрашивать его том, что его больше всего интересует, я постарался ненавязчиво выяснить у Люси ее предпочтения. Высокая, почти с меня ростом девушка легко повелась на мои расспросы и начала рассказывать о всяческих вещах, волнующих ее внимание. Мне было несложно изобразить интерес, так как меня просто разъедало любопытство обо всем, что только могло быть на Земле.

Оказалось, что Люся тоже первый раз в этом заведении, и мы с ней пошли бродить по клубу, договорившись встретиться с Федей и Катей через часик. Из нашего разговора выяснилось, что девушка любила природу, литературу, современную музыку. В общем, я только старался не отставать в ее рассуждениях. Хорошо еще, что я специально перед посещением реальной России проштудировал немало материалов по литературе, истории и культуре, пытаясь проникнуться современной жизнью страны.

Для меня все было интересно и, подойдя к игровым автоматам, я до неприличия долго рассматривал, как люди пытаются выбить из этих железяк деньги. Люсе это видимо надоело, и она спросила:

— Тебя что, игровые автоматы интересуют?

Я смутился и ответил, не таясь:

— Пока не знаю, ни разу не играл на них. Вот и думаю: может, попробовать?

— А чего тут пробовать? Садись и вперед! — не поняла моих сомнений девушка.

— Да я не знаю, как ими управлять, — признался я.

— Странный ты какой-то, — улыбнулась девушка, искренне заинтересованно взглянув на меня.

— Почему странный? — я тихо запаниковал: «Неужели чем-то выдал свое происхождение?»

— Да просто в жизни не видела, чтобы молодой человек признался в такой детской слабости или неумении. Ты, наверное, внутренне сильный человек. Только такие люди могут позволить вести себя всегда естественно.

— Не столько сильный, сколько немолодой. Умудренные жизнью тоже могут позволить себе делать то, что им кажется верным.

— Ну, ты от скромности не умрешь! — рассмеялась Люся, но ей все-таки понравилась моя непосредственность, так как она усадила меня за приглянувшегося «однорукого бандита» и стала объяснять. — Здесь все до предела просто. Видишь эти картинки на барабанах?

— Да!

— Так вот, кидаешь деньги и давишь на рычаг, вращая диски. Если выпадает определенная комбинация, то получаешь выигрыш — смотри тут в таблице указано.

Я вгляделся в небольшую табличку и спросил, тыча пальцем:

— А что, если я на всех барабанах этого шута в колпаке получу, то мне столько денег отвалят? — рядом с этой комбинацией стояла цифра с немыслимым количеством нолей.

— Ага! Мечта идиота! Это джокер. Вероятность такой комбинации — цифра с нулями на два порядка больше. Ты знаешь, сколько картинок на каждом барабане?

— Ерунда! Главное, я теперь знаю, к чему стремиться! — я чувствовал, что мне становится интересно. Спохватившись, я виновато посмотрел на свою милую инструкторшу и спросил. — Ты немножко посмотришь, как я играю? Я только чуть-чуть и мы дальше пойдем. Хорошо?

— Хорошо! — улыбнулась Люся. — Ты прямо, как маленький мальчик — меня словно маму упрашиваешь!

А я уже чувствовал, что кинулся в новые ощущения реала. Закинув в автомат нужную сумму, я надавил на рычаг, и барабаны завертелись… Ощущение азарта было сродни тому, когда я удирал на машине от доблестной патрульной службы. Где-то на третий заход я стал понимать, что чувствую выпадающие комбинации заранее. Спустя еще столько же проигрышей я перестал ощущать руку, давившую на рычаг, и она начала образовывать нечто единое с предсказанием выпадающих картинок.

Люсе начало надоедать смотреть за великовозрастным любителем подергать за рычаг, и я, заметив ее ерзание, поспешно шепнул, чтобы не сбить своего настроя на игру:

— Еще чуток и идем…

А сам, уже полностью войдя в транс, представил себе ряд джокеров на барабанах, и рука сама надавила рычаг. Все! Барабаны еще крутились, а я уже чувствовал, что выигрыш в кармане. Я повернулся к девушке и счастливо заметил:

— Сейчас, барабаны докрутятся и пойдем.

Автомат звякнул останавливающимися картинками и вдруг разразился идиотскими фанфарами. Обернувшись, я с удовлетворением отметил, что передо мной красовался ряд джокеров. Сзади раздался изумленный вскрик Люси, заглушаемый грохотом ссыпаемых автоматом денег.

— Это ж сколько там килограмм?! — удивленно спросил я онемевшую девушку.

— Я… я не знаю. Но этого же не может быть. Я слышала…

— Это почему не может быть? — удивился я еще больше. — Ведь произошло же!

— Я слышала, — тихонько, чтобы было слышно мне одному, добавила Люся. — Автоматы настроены так, чтобы не выдавать максимальных выигрышей.

— Ну тогда будем считать, что этот сломался, — решил я и добавил, хитро улыбнувшись. — Сломался в нашу пользу. Что с деньгами-то делать будем?

Но думать долго не пришлось. На грохот сыплющихся денег вокруг собрался народ и прибежал распорядитель. По его открывшемуся рту и бурным обсуждениям в народе я понял, что такое здесь чуть ли не впервые происходит. Когда я на третий раз его спросил, не принесет ли он лопаты чтобы выгрести деньги, он наконец сообразил, что мы не намерены таскать этот презренный металл весь вечер у себя за плечами и, вытащив пакет, предложил сгрузить монеты туда и обменять их на бумажные деньги у стойки с кассой.

Вскоре я стал обладателем толстенной пачки самых больших купюр и, разделив ее пополам, вручил половину Люсе.

— Ой, ты что! Такие деньжищи! Это же твой выигрыш! — явно смутившись, скороговоркой возразила девушка.

— Ага, мой! Я же даже не знал, как на рычаг жать! И потом, мы же вместе у автомата сидели, — и видя, что девушка все еще сомневается, заявил. — В общем, если ты отказываешься, я твои деньги обратно распорядителю отдам, на развитие заведения, так сказать.

— Нет, нет! — Люся быстро взяла деньги. — Такой извращенной благотворительностью я еще не страдаю!

— Ну вот и славненько! Теперь будет на что вечер провести!

— Вечер! — фыркнула Люся. — Да теперь можно купить по машине и уехать на них прямо отсюда. Лишь бы нас сразу на входе не лишили этого выигрыша.

— Ты имеешь в виду, что слишком многие слишком много видели? Я думаю, мы с Федюней на счет этого посоветуемся, он знает, как в таких ситуациях поступать.

Дальше мы гуляли, смотря за игрой в рулетку и бильярд. Меня так и подмывало повторить эксперимент с игральным автоматом, но я понимал, что два раза хорошо не бывает, и за второй подобный выигрыш нас, самое малое, попрут из клуба. Я остановился в одном углу, где за несколькими столиками мужички попивали, кто пиво, кто чего покрепче, и смотрели на огромный плоский экран, подвешенный в углу у барной стойки. На экране показывали, как толпа господ в трусах и майках гоняла один мяч по зеленому полю. Обернувшись к Люсе, я спросил:

— Это ведь футбол?

— Да, а что, ты не знаешь? — девушка удивленно рассмеялась, и я понял, что страшно прокололся. Ну какой же мужчина здесь не знает про футбол? Ведь сам же видел, как в него играют в Отраженном реале!

Чтобы выкрутиться из положения, я скорчил философскую рожу и промямлил:

— Я пошутил. Просто я сам равнодушен к таким играм. Ведь дело не в самой игре, а в том, как человек хочет убить свое время. Вот у американцев, кажется, такой футбол не вызывает никаких ощущений, им эту, лапту или как там ее — бейсбол подавай.

— Ага! Будто я не видела, как ты за пять минут так с «одноруким бандитом» подружился! Думала уже оставить тебя одного в его объятиях!

— Но зато мы пожинаем плоды этой любви между автоматом и человеком! — шутливо ответил я, и согласился. — А вообще-то ты права: мы всю жизнь ищем себе развлечений и находим по уровню своего развития.

— А вот тут ты не совсем прав, — возразила немного грустно Люся. — Мы находим те развлечения, которые нам навязывают. Навязали футбол — смотрим футбол. Навязали автоматы — играем в автоматы. Навяжут еще что-нибудь — будем в это играть. К сожалению, здесь очень хорошо видно, какое мы на самом деле довольно безмозглое стадо получателей удовольствий.

— Да, ты права, — я с удивлением и неподдельным уважением посмотрел на девушку. — Только вот кто их нам навязывает?

— Не кто, а что. Деньги. Бизнес. На толпе делают деньги. Толпа определяет спрос. Из этого «плодотворного» взаимодействия рождается такой вот монстр поголовного оболванивания народа, по телевидению, в клубах, на стадионах, в концертных залах…

— И что же, из этого нет выхода? — мне было до жути интересно, что может предложить эта умная и красивая девушка, которая так хорошо понимала всю глубину духовного кризиса общества.

— Почему? Есть выход. Только он не наступит в результате мероприятий «сверху». Оттуда можно только ускорить этот выход или сделать так, чтобы он никогда не наступил. Выход наступит тогда, когда нашим детям станет противно жить так, как живем мы. Когда им захочется чего-нибудь более глубокого, светлого и творческого. Я все-таки верю, что человек не тупая скотина и внутренне стремится к совершенству…

Мне было странно слушать эти слова от только что повстречавшегося мне человека. Эти слова хотел принести в этот мир я, а на самом деле все это было хорошо известно людям. Да, определенно, Федя был прав — эти девушки многого стоили!

Дальше все шло, как по маслу: я довольно удачно поддерживал беседу и фантазировал на счет своих, пока не существующих, пристрастий в реале. Так что к ресторану мы подрулили под ручку, чувствуя себя чуть ли не давнишними приятелями. Поймав удивленно оценивающий кивок Федьки, я понял, что мой рейтинг в глазах приятеля резко пошел вверх.

В этом клубе была смесь ресторана с концертной площадкой. Столики стояли вокруг танцплощадки, граничащей с одной стороны со сценой, так что народ одновременно мог и концерт слушать, и танцевать, и в ресторане сидеть.

Облом произошел на танцплощадке. Пока мы сидели за столиком, девушки мило беседовали и смеялись над Федькиными шуточками. У меня с шутками, как-то не шло, и я просто поедал своими ангельскими взорами Люсю. Но когда на сцене ребята начали играть блюз, я не мог больше удержаться и пригласил девушку танцевать. Федька, заметив, что его приятель явно съезжает с катушек, строго посмотрел на меня, когда мы с Люсей выходили из-за стола, но я не внял его мимическим сигналам.

А зря. Оказавшись в тесной близости от ее темных глаз, вьющихся волос, ну и прочих соблазнительностей, я, начав танец с пионерского расстояния, все сильнее стискивал ее прекрасное тело. Мои руки жили какой-то своей жизнью. Под конец они совсем по-хулигански скользнули гораздо ниже приличествующей танцу позиции на талии. Люся резко остановилась, отстранившись от меня. Строго взглянув, она сказала:

— Мне что-то расхотелось танцевать.

Я понял, что если бы не окружающие люди, я сейчас схлопотал бы вполне заслуженную пощечину по Женькиному фэйсу.

— Хорошо, пойдем к столику, — ответил я невозмутимым тоном, даже не извинившись.

Я вел ее обратно, а сам ругал себя, на чем свет стоит: «Надо же так облажаться! И вместо того, чтобы попросить прощения, как идиот делаю вид, что ничего не произошло!» Но я не виноват, это же руки, тем более не мои, а Женькины… они, гады, сами полезли, куда не надо. Мы обменялись с Федькой кривыми усмешками — друг все понял.

Все мои ангельские извиняющиеся ужимки не помогли — девушка осталась весь вечер холодной и неприступной как скала. «Ну и пусть, найду посговорчивее!» — пытался я себя уговорить, и все-таки, оставшись один в своей квартире, я с тоской вспоминал ее нежный профиль, тонкие пальцы у меня на ладони… да и приятно-недозволенные округлости под «соскользнувшими» руками… Эх, такую девушку легко не охмуришь. Прав был Федька — учиться мне еще нужно и учиться!

Глава 3. Реальные приключения

Наконец я почувствовал, что полностью вжился в Женькино тело и пора самостоятельно идти на штурм реала, тем более что дела с родственниками и работой этого тела улажены. Мой успех в институте и у игрового автомата показал, что я вполне успешно могу «втирать» мысли, как людям, так и технике, а облом с Люсей продемонстрировал, что для достижения быстрого «взаимопонимания» надо общаться с девушками попроще, то есть не требующими длительных ухаживаний.

Мои ноги несли меня, не советуясь с моей головой. А какой совет могла дать им моя голова? Ведь, по сути, мне она не принадлежала, как впрочем, и ноги. Наверно поэтому они водили меня совершенно бесцельно. На самом деле я не оставлял мысли помиссионерствовать: ну какой же ангел да не захочет поучить людей жить? В то же время я осознавал, что не понимаю достаточно, что происходит с этим миром. Тысячу лет с изнанки мы пытались «наставить на путь истинный» человечество, но очень часто эффект от усилий оказывался противоположным нашим желаниям. И дело было не только в ненадежности посланцев и их последователей, мы сами недостаточно хорошо понимали, что творится здесь в человеческих умах.

Поэтому, прежде чем открывать свой рот, я решил посмотреть и послушать людей, чтобы не получить обратного эффекта от своих действий. Так, бесцельно топая по улице, я вдруг увидел, что у тротуара стоит женщина, склонившись над прислонившимся к стене дома мальчишкой. Вид у парня был не ахти какой. Он почти осел на землю, согнувшись и схватившись за живот. Подходя к этим людям, я с удивлением заметил, как мимо них прошло несколько человек, не обращая никакого внимания, и якобы очень спешащих по своим делам. Мне спешить было абсолютно некуда, и я решил спросить, не нужна ли какая-нибудь помощь. Тут же выяснилось, что у мальчика приступ сильной боли в животе. Его мать, явно растерявшись, причитала:

— Господи, что же делать? Наверно скорую нужно вызвать?

— Скорую пока вызовешь… давайте словим такси и отвезем Вашего сына в больницу. Я заплачу — это не проблема, — я как-то слышал, как Федька ругал неотложку за медлительность, и просто попытался успокоить мать, а сам с тревогой глянул на мальчишку — он не мог даже говорить. Было впечатление, что парень вот-вот отключится.

На мое махание рукой довольно быстро остановилась вполне вместительная машина — как раз нам всем поместится. Крикнув шоферу, что парня надо доставить в больницу, я осторожно взял его на руки. Мальчишка оказался тяжелый, но все-таки подъемный. «Лет двенадцати будет» — прикинул я на свой непрофессиональный глаз. Кивком показав мамочке садиться назад, я уложил стонущего парня головой ей на колени и закрыл дверцу. Сам прыгнул на переднее сиденье и скомандовал:

— Вперед!

— Куда, вперед? — спросил водитель.

— Как куда? В больницу! — начал немного возмущаться я.

— Я понял, что в больницу. Но в какую? — водитель смотрел на меня, как на идиота.

— А куда больных возят? — непонимающе переспросил я.

Спасла положение женщина, подсказав:

— Наверное, надо в приемный покой скорой помощи.

— Так я понимаю что в скорую, — ответил водитель. — Но какая больница сейчас дежурная по этому району? Иначе ведь парня не примут.

Я слушал эти переговоры и понимал, что ничего не смыслю в системе здравоохранения в этом городе. Но здравую мысль в Женькиной голове все-таки разыскал:

— Так надо в скорую позвонить и спросить!

Мамочка тут же привела в исполнение эту идею, позвонив и выяснив, что нужно ехать во вторую городскую больницу. Больше вопросов не возникло — машина припустила по улицам по указанному адресу. Я с тревогой обернулся назад, посмотреть, как дела у мальчика. На мой вопрос он только что-то промычал, но парень был в сознании. Мамочка же, словно очнувшись, принялась меня благодарить и удивленно спросила, зачем я поехал с ними?

Зачем? Хороший вопрос. Вот попробуй, объясни, что я ангел, которому нефиг делать и который от скуки решил помочь людям! «А что? Заменить только слово ангел на человек и пойдет!» — так что я так и ответил. Удивляться моему альтруизму у мамочки не было сил, и он приняла это просто как дар небес. Ну и не сильно ошиблась.

Мы уже подруливали к приемному боксу скорой помощи. Расплатившись с водителем, я суетливо выскочил и побежал за носилками, и даже, может быть, санитарами. Залетев в приемное отделение, я увидел перед собой санитарку, воззрившуюся на меня круглыми бессмысленными глазами, как рассерженная рыба на рыбака.

— Вы чего это мужчина без разрешения лезете? Сюда нельзя! — равнодушно строго спросила она.

— Здравствуйте! А куда тогда можно? — опешил я от такого «безприветственного» обращения.

— Никуда нельзя! Что Вам нужно, мужчина? — рыба напустила на себя еще больше строгости.

— Носилки и врача. Там в машине парень почти без сознания.

— А почему Вы не на скорой?

— Почему, почему? Так удобнее было! — и увидев стоящие в углу носилки, направился к ним.

— Мужчина стойте, не то я охрану вызову! — наконец рыбина оторвала свою пятую точку от стула и попыталась начать действовать.

— Вот-вот, вызовите! Будет хоть кому носилки тащить! И заодно врача пригласите, чтобы больного посмотрел! — уже выскакивая из дверей, крикнул я.

Мама несчастного парнишки уже ждала у открытой дверцы машины. Мы поставили носилки рядом, и я осторожно стал стаскивать парня с заднего сиденья. Неожиданно кто-то сильный подхватил высовывающиеся наружу ноги парнишки. Это оказался водитель, не выдержавший равнодушно следить за происходящим. Вместе с ним мы сноровисто и бережно уложили парня и понесли в приемное отделение.

Там народ явно зашевелился, но не в совсем нужном для нас направлении. Кроме означенной медсестры в комнате появилось пара бугаев, одетых в какую-то униформу. Мы с водителем, как ни в чем ни бывало поставили носилки с мальчиком посреди комнаты и я, мило улыбнувшись, спросил:

— Врач уже на подходе?

— Какой врач? Вы, мужчина, что себе позволяете? Вот сейчас охрана выставит вас всех за дверь! — разразилась было на меня руганью медсестра, но охранники, увидев, что мы, действительно доставили серьезного больного, только махнули руками и удалились, сказав даже что-то типа «извините».

Меня достала эта упертая женщина и я, подойдя к ней, заглянул ей «по ангельски» в глаза и прошептал:

— Если сейчас здесь не будет врача, то ты об этом будешь потом сильно жалеть.

Девица, явно испугавшись, выскочила за дверь, а я поспешил успокоить мамочку:

— Это только медсестры такие. Что поделаешь, зарплата маленькая, образование тоже. Вот сейчас врач придет и во всем разберется.

Несчастная мать согласно кивнула почему-то без выражения большой надежды на лице, и в комнате повисло напряженное молчание. Водитель ушел, и мы вдвоем прислушивались к мальчику. Пытавшись прочувствовать его состояние, я понял, что положение ухудшается и довольно быстро. Наконец дверь резко распахнулась и на пороге возникла темноволосая женщина лет пятидесяти, низкого роста, хмуро осматривающая нас своими карими глазами.

— Где больной? — буркнула она тоже «забыв» поздороваться.

— Здравствуйте, — я, опешив от такого обращения, кивнул в сторону носилок и, извиняясь, посмотрел на мамочку мальчишки, мол, не ожидал, что и врачи здесь такие «культурные».

Но тетенька свое дело знала туго. Сразу начала осматривать парня, буркнув нам, что она хирург. Парень только подвывал под ее руками. Её, и так невеселое лицо, все больше хмурилось.

— Срочно на анализы и в операционную! — скомандовала она почти военным тоном медсестре, незаметно появившейся за нашими спинами. Затем встала и уже уходя, вспомнив о родственниках, обернулась и сказала. — У мальчика, похоже, перитонит, температура начинает повышаться, скорее всего, аппендикс прорвало. Еще бы пару часов и нам нечего было делать. Вы кто хоть ему?

— Мать, — ответила совсем расстроенная женщина.

— Сообщите все данные о мальчике медсестре и можете подождать в отделении, — на этом она посчитала общение с родственниками достаточным и скрылась за дверью.

Сестра тоже скрылась за дверью и вскоре появилась с каталкой. Женщины подняли носилки, и я осторожно переложил мальчика на нее. Медсестра увезла каталку, позвав за собой мать для помощи, и я остался один.

«Как странно!» — задумавшись, я уселся на кушетку: «Почему эти люди так обращаются с больными? Словно с неодушевленными предметами. Ни здрасьте, ни до свидания. Ну пусть, я поссорился с медсестрой, но причем здесь мальчик и его мама? Откуда столько равнодушия? Хотя, хирург профессионально определила, что с мальчиком — это да, но почему не улыбнуться, не подбодрить, не сказать пару ласковых слов мальчишке?»

Я так был расстроен, что не заметил, как в комнату зашла новая медсестра. Озадаченно посмотрев на меня, она пробормотала что-то насчет сменщицы и опять-таки, не здороваясь, спросила:

— Что Вас беспокоит?

Я удивленно посмотрел на нее и высказал очевидную глупость:

— Душа болит. Вот, ласки не хватает, — лучше бы я этого не говорил. Сестра подозрительно на меня посмотрела и задала еще вопрос:

— А как Вас зовут?

Я был в таких расстроенных чувствах, что, не задумываясь, ляпнул:

— Буль.

— Что?

— Ну… то есть, как его, Женька!

— ? — сестра все подозрительнее на меня посмотрела и сверилась с папкой, находящейся в ее руках.

— То есть Евгений Григорьевич, — я, наконец, вспомнил, как «меня» зовут.

— А фамилии нет?

— Как нет? Эта, как ее… Котов, вот! — а на душе стало совсем мерзко и захотелось выговориться. Поэтому я скороговоркой понес совсем несусветную чушь. — Вы не понимаете. Конечно, как понять человеку ангела? Но это и не надо, вы хотя бы друг друга не мучайте почем зря. Ну почему вы все такие равнодушные и злые? Знаю, знаю, вы столько боли и горя видите, что любой зачерствеет. Но поймите — все возвращается вам бумерангом. Вы же в ответ от людей, вместо благодарности только проклятия собираете на свою душу. Можно же хотя бы пластмассовую улыбку нацепить — всем же легче будет… и потом, неужели Вам неприятно помогать людям?

— Что-то странные беседы Вы водите, — невозмутимо прервала девушка мою тираду. Затем, еще раз заглянув в паку, буркнула. — Подождите секундочку, что-то здесь не так, — и юркнула за дверь.

А я остался сидеть, соображая, что от меня хотят. Похоже, и эта сестричка не особо горела желанием выслушивать чьи-либо жалобы. Но долго рассиживать мне не дали. Нарушая все неторопливые бюрократические традиции, в комнату заскочили два бравых мужичка в белых халатах и, подозрительно широко улыбаясь, пригласили меня пройти.

— Куда? — только догадался спросить я, вставая с кушетки.

— Да тут недалеко. Нужно маленькую формальность оформить, — проговорил один медработник.

— А, наверно засвидетельствовать, что мальчика привезли, — догадался я, но тут же сам себе возразил. — Но с ним же мать! Я-то тут при чем?

— При чем, при чем! — загадочно улыбнулся медбрат и, ловко подхватив меня под локоть, повел внутрь коридора.

Я, заподозрив, что-то неладное, начал слегка трепыхаться:

— Может, я уже пойду? С парнем, вроде, и так все ясно…

Но мне что-то «ласково» бормотали сразу в два уха и вели под руки вдоль коридора. Так ничего и не поняв, я оказался в комнате, которую открыли ключом. Комната не была пустой. Вернее она была пустой в том смысле, что в ней не было никакой мебели, но в углу на полу сидел человек — мужчина, как будто находящийся в состоянии полусна.

— Хм, — озадаченно промычал один из моих сопровождающих. — А этот откуда здесь?

— Наверное, еще одного сегодня отловили, — ответил равнодушно другой медбрат. — Тоже переправки ждет.

— Что-то впервые у меня такой случай, — возразил первый. — То месяцами никого нет, то сразу двое. Ну да ладно, наше дело маленькое. Только вот не передерутся они тут, пока отправки ждут?

— Да нет, тому, видишь, явно успокоительного вкололи. А машина скоро подойти должна.

— Ох, забыли проверить! — вспомнил первый и, обернувшись ко мне, строго спросил. — Колюще-режущие предметы есть?

— Нет… — ничего не понимая, ответил я.

Медбрат, все-таки не поверил и быстро похлопал меня по карманам. Обнаружив только телефон и кошелек, оставил их на месте. Я настолько был изумлен творимым произволом, что послушно позволил себя осмотреть, но, поняв, что они уходят, наконец включил свое соображение и спросил:

— А что это вы со мной делать собрались? Я домой хочу!

— Хорошо, хорошо! — ответил один из «братьев». Только чуток погоди и будешь дома! — а сам, выскользнув за дверь вслед за первым, быстро захлопнул ее перед моим носом.

Так что мои кулаки встретились только с довольно солидной крашеной деревянной плитой, а до ушей донесся победный звук закрывающегося замка. Быстро сообразив по основательности двери, что рваться туда бесполезно, я не стал в нее колотиться, а решил побеседовать с моим товарищем по несчастью.

Парень, примерно моего, то есть Женькиного возраста, безразлично смотрел на меня каким-то затуманенными глазами. Похоже, его чем-то наркотическим напичкали. Присев перед ним на корточки, я поводил перед его лицом рукой и, заметив, что он реагирует на движения руки, спросил:

— Привет! Ты меня слышишь?

— Да, — тихо ответил он и прикрыл глаза в знак того, что понял вопрос.

— Ты можешь сказать, что с тобой сделали и зачем нас держат в этой комнате? — продолжил я свой странный опрос.

— Да… — парень закрыл глаза, как будто уснул.

— Что, да? — попытался я его расшевелить.

Однако оказалось, что парень просто пытался собраться с силами, так как он снова воззрился на меня и выдавил:

— Пси…

— Что, пси? Пси поле?

— Псих…

— Я псих? Нет уж! Это ты псих! — ответил я и замер: «Господи! Да как же я не догадался сразу! С другой стороны — откуда тут догадаешься?» Я уже целенаправленно спросил. — Ты что, псих, и тебя успокоительным лекарством напичкали?

Парень «кивнул» глазами и выдавил из себя:

— Ты… сам…

— Я псих?! Не-ет, я не псих! — моему возмущению не было предела. Он опять намекал на то, что я сумасшедший!

Но парень только устало закрыл глаза, не пожелав со мною больше разговаривать. Тогда я решил проверить, был ли парень на самом деле сумасшедшим. Надо сказать, что для меня, как для ангела, душевнобольные делились на две категории. Большая была продуктом травм или дисфункций мозга, которые чаще проявлялись в виде склерозов, эпилепсии или потери каких-то чувств, чем настоящего сумасшествия. И вторая группа — это результат подселения всяких мелких и пакостных духов или сожительство нескольких душ в одном теле. Этим, настоящим душевнобольным иногда можно было помочь, но только с изнанки.

Сейчас, находясь в теле Жени, я не мог ничего сделать с этим парнем, но попробовать ощутить «мой ли это клиент» было интересно. Я закрыл глаза и протянув руки к голове человека настроился на его мысли. Какой-то шум… мыслей нет… Нет, ничего не удалось. Может, я переоценил свои способности, а может, парень просто крепко заснул под действием лекарств, но ничего необычного в нем не ощущалось.

Тогда я схватился за мобильник — как всегда, вспомнив о своей палище-выручалище, но Федька был недоступен, и я почувствовал, что влипаю в эту передрягу весьма основательно. В панике я листал длинный список на телефоне, состоящий из целых четырех номеров! Федька, Витек, «родители», Люся. Точно! Люся — я же успел записать ее телефон еще до того, как мы поссорились. А она рассказывала, что работает в какой-то больнице. А вдруг в этой? Сомнения сомнениями, а пальцы уже сами давили на кнопку связи, да так, что я испугался за целостность телефона. Пока я пугался, Женькино ухо само прилипло к трубке, ловя спасительный голос. Наконец после нескольких гудков там раздалось мелодичное: «Алло!». Мое арендованное сердце чуть не выпрыгнуло из грудной клетки. Такого ласкающего ухо голоса я не слышал еще ни разу за всю свою тысячу лет жизни! Вот что реал с ангелами делает! Может и правильно меня в психушку определили? Ведь нормальным человеком я никак не был. Но ведь об этом здесь ну никак не могли догадаться! — Все эти мысли за секунду пронеслись в моей голове, и я самым жалобным тоном взмолился:

— Люсенька, только не выключай телефона. Да, я скотина, каких и в раю не сыщешь, но я опять и снова влип в ужасную ситуацию.

— Постой, это ты, Женя? — довольно прохладно ответила девушка, но связь не отключила.

— Да, да, и меня в психушку упекают! Не знаю и за что. Уже с психом заперли, скоро куда-то повезут!

— Ну и правильно делают! Опять ручки свои шаловливые распускал? — в голосе Люси промелькнула обида. Это хорошо, значит, все-таки она ко мне неравнодушна, раз все припомнила.

— Люсь, да я ни ухом, ни рылом!.. То есть ни одной ногой… нет, рукой! — я от волнения перепутал все их русские идиомы. — Я ж с тобой по неопытности, от избытка чувств.

— Ладно, уговорил. Где ты хоть сейчас?

— Во второй городской. Заперт в какой-то каморке с обколотым парнем.

— Ничего не понимаю, мы с тобой что, в одном здании находимся?

Вскоре выяснилось, что нас разделяет всего несколько стенок и пару бетонных перекрытий. Я рассказал всю историю и предположил, что сгоряча нес какую-то чепуху сестре в приемном отделении, но Люся сразу отвергла такое предположение, заявив, что столь хилыми симуляциями на государственные харчи у нас не проедешь. В общем, она пустилась в спасательный рейд, а я, следуя ее настоятельной рекомендации, затих, как лабораторная мышь, ожидающая своей судьбы в клетке. Но в отличие от мыши у меня все-таки был шанс выйти отсюда относительно целым. И эта мысль грела меня слабой надеждой, словно керосинка заброшенного всеми посреди льдов полярника.

Не знаю, сколько резинового времени оттикало в этом замкнутом пространстве. Мне показалось, что вечность, но если объективно, то минут двадцать. Так или иначе, но мою стагнацию прервал звук проворачивающегося замка. Входящую Люсю я уже встречал чуть не с распростертыми объятиями. Но все-таки не с распростертыми — во-первых, я все-таки помнил об обещании не распускать рук, а во-вторых, там мог быть кто угодно. Слава богу, в дверях была моя, просто ненаглядная Люся! Я чуть не подвывал от восторга. Девушка безошибочно прочувствовала мое настроение и осторожно приветствовала меня, чтобы не спровоцировать на обнимания:

— Привет, заключенный! Ну что, рассказывай, как ты сюда угодил?

— Здравствуй, моя спасительница! — я честно держал Женькины руки за спиной, сцепив их в железный замок.

А вы что думали? Знаете, как хочется бросится обниматься, когда тебя спасает такая небесная нимфа? Когда Люся вошла, у меня аж дыханье в зобу сперло, как у этой вашей вороны на елке. Такой свою знакомую я не ожидал увидеть. Белый, приталенный халат, маленькие очки в тонкой оправе и собранные в строгий пучок волосы почему-то не делали ее строже, а придавали какой-то возвышенно-отточенный вид. Как будто немного строгий ангел пришел рассудить расшалившиеся души. Казалось бы серьезный вид исчезал за ее внимательно дружелюбным взглядом. Я видел, как буквально на глазах в ее взоре таяли последние льдинки отчуждения и укора. Вскоре я догадался почему.

Выслушав мой отчет, она еще чуть-чуть подумала, уже дружелюбно улыбаясь, и выдала свой диагноз:

— Ты, Женя пострадал за свою доброту. Запомни, здесь за это наказывают!

— Как наказывают?! — моему удивлению не было предела.

— Я только сейчас поняла, что произошло: тебя первая медсестра передала сменщице, как пациента с буйным помешательством. Я так понимаю, что вы вот с тем молодым человеком идете под одной фамилией, — девушка озабоченно кивнула в сторону парня, притулившегося у стенки, и продолжила объяснение произошедшего. Ты своими жалобами так ее достал, что она тебя по второму разу приняла «на учет», а медбратья здесь тоже — какие подвернутся, вот и препроводили тебя, по бумагам…

— Так что, я значит, за этого психа прошел? Но я же… — до меня дошло, что мои долгие вспоминания собственного Ф.И.О. сыграли злую шутку — мне просто не поверили.

— Ладно, с тобой мы разобрались, — тем временем продолжила моя спасительница. — Меня больше беспокоит этот несчастный. Ты думаешь ему легче, чем тебе? — девушка подошла к парню и присела на корточки перед ним, но тот никак не отреагировал на ее появление. Тогда она провела ладонью по его волосам, как бы немного их взъерошив. Парень через силу открыл глаза и попытался что-то произнести. Люся тут же резко встала, возмущенно посмотрела на меня и воскликнула. — Господи, да как же они посмели? У него же диабетический криз!

Девушка белой фурией выскочила из комнаты. Я непонимающе воззрился на парня, который опять впал в полубессознательное состояние. Дверь осталась открытой нараспашку. Но ненадолго — вскоре там показались те же парни с каталкой и Люся с шприцом в руках.

— Сейчас инсулина срочно вколем и все будет в порядке! — бросила она мне, как будто разбирающемуся в болезнях коллеге, тут же подошла к парню, задрала рукав и сделала инъекцию. И только потом принялась его будить. Парень, очнувшись, довольно адекватно отвечал на ее вопросы и был препровожден куда-то в больницу. А фея в белом халате, спохватившись, обратилась ко мне. — Представляешь, у парня диабет, а они его в психушку!

— А причем тут диабет? — не понял я.

— Ах да, — догадалась Люся, что я далеко не доктор по человеческим телам. — Понимаешь, у него изо рта такой запах ацетона шел, что двух вариантов тут нет. У него же уровень кетонов зашкаливает. От этого любой с ума сойдет! Кто же из врачей на приеме тогда был? Ведь от такой ошибки недалеко и до смертельного исхода!

Девушка выглядела по-настоящему расстроенной. На самом деле и мне было не до собственной судьбы. Это просто ужасно, когда на твоих глазах молодой и полный сил парень, чуть не отправился к нам в астрал, только потому, что на приеме в больнице сидел недообученный или равнодушный медработник. Пока я обдумывал эту ужасную в своей повседневной жестокости думу, Люся, гораздо быстрее пришедшая в себя, быстренько вытолкала меня в коридор и буквально поволокла к выходу. Уже в дверях я спохватился:

— Люсенька! Я не могу этого так оставить. Ты проявила просто ангельскую заботу не только ко мне, но и к этому несчастному парню. Я преисполнен благодарности и приглашаю тебя к себе вечером, — и чувствуя, что сейчас получу заслуженный отказ, предупредил такое развитие событий. — Я, действительно восхищен красотой твоей души, и для твоей же безопасности я приглашу Федю с Катей, и клятвенно обещаю не касаться твоего прекрасного тела ни единым пальчиком! — видя, что девушка все еще сомневается, я поднажал. — Люся! Я не знаю, как тебя отблагодарить за мое спасение! Дай мне шанс!

И девушка уступила. Она вздохнула и улыбнулась с выражением лица, совершенно не соответствующим такому вздоху.

— Ну что с тобой поделаешь? Ладно, договорись! Только согласуй вечер со всеми. Я сегодня не смогу — дежурство почти до полуночи… ой, да и завтра никак… если только послезавтра.

Как я хотел, на радостях, ее обнять! Но, помня свое фиаско, снова схватил одной рукой другую за своей спиной, чтобы они самовольно не ринулись в атаку. Так мы и расстались. Я как карп, умудрившийся выскользнуть из невода, всеми жабрами вдыхал воздух свободы за стенами больницы. А впереди меня ждал реал Земли со своими ловушками и тайнами.

Пока Федя был вне досягаемости моего телефона, я не мог договориться о точном времени нашего рандеву, так что решил продолжить изучение окружающего реала. Я, конечно, не был законченным болваном и сделал долженствующие поправки в свои, слишком уж ангельские представления об окружающей среде. Прежде всего, я понял, что делая добро людям, надо быть осторожным, так как тебя могут понять превратно или вообще не понять. Затем нужно было осторожнее обращаться с собственным языком, который то и дело пытался встрять в общение с незнакомыми мне людьми и нагородить им такую кучу малу всякой ангельской чуши, что они, естественно, начинали реагировать на меня, как на больного или, по крайней мере, подозрительного типа.

Я упорно топтал мостовые, когда мне попалась старушка, стоявшая у края проезжей части и опасливо оглядываясь по сторонам. Поняв, что та попросту боится своим медленным темпом пустится в длительный переход, я подошел к ней и спросил:

— Бабушка, Вам помочь перейти улицу?

— Ой, мил человек! Очень бы помог. Зрение у меня слабое, а машины, сам знаешь, не больно пешего человека жалуют, — старушка прямо ожила.

Я подхватил ее под руку и, как галантный кавалер, повел на другую сторону дороги, на всякий случай высоко подняв руку, чтобы наиболее шустро едущие, издалека могли заметить наш неспешный поход. Но на этом наше общение не окончилось. Растроганная моим участием, старушка начала изливать мне свою душу, а когда я, сообразуясь со своими ангельскими принципами, предложил ей помочь донести сумку, то и совсем растаяла. Я слушал и понимал, насколько старый человек может быть одинок и насколько ему может требоваться простое человеческое внимание.

Оказалось, что эта маленькая сухонькая женщина прошла пару войн, похоронила сына. Самое удивительное, что она, заброшенная родными, и не очень обласканная государством, не сетовала на жизнь, а только и повторяла, что теперь-то что, бомбы не рвутся, пули не свистят, живи — не хочу! А что эти бюрократы, да грубияны вокруг — так они всегда были, а чем жизнь вольготнее, тем их больше плодится…

Я слушал и дивился. Эта женщина, так много пережившая в жизни, напоминала мне стойкий сорняк, который пробивается к солнцу, несмотря ни на какие трудности. Ее нехитрый оптимизм был просто поразителен. Казалось, что хорошего она видела в жизни? Но все ужасные переживания молодости задали ей такую шкалу оценок, что любые события, где не было войн и прямого насилия уже казались ей манной небесной. Мне так и пришлось ее довести до дома. У меня просто язык не поворачивался сказать, что я занят, ведь по правде, я был так же свободен и одинок, как и эта женщина.

Дальше мои ноги привели меня в парк, где я наткнулся на группу людей, жарко что-то обсуждающих. Подойдя ближе, я расслышал странную, ничего мне не говорящую фразу: «Етить едрень через пень твою колоду!» Это меня сильно заинтересовало — такого фольклора мне не доводилось слышать даже на небесах. Оказалось, что это, чуть более молодое поколение, чем давешняя бабулька, обсуждало современную жизнь.

— Вы ничего на понимаете! — кричал небольшой мужичок, своими патологическими манерами весьма смахивающий на всех великих вождей народов. — Нас трижды купили, продали и опять купили! Как вы не понимаете? Раньше хоть вместо свободы предлагали пряник о прекрасном советском человеке и надежду на светлое коммунистическое будущее. А теперь? Теперь только разврат души, да утехи низменных инстинктов на потребу толпы! Разве вы не понимаете, что вас пасут, как баранов? И для этого не надо никаких видимых запретов. Вам просто скармливают четко дозированное пойло, как для скота. Деньги сейчас лучшая цензура. А вы как были никем, так и сдохнете никем!

Несмотря на несколько непрезентабельный вид оратора, меня поразила четкость и ясность, с которыми он делал свои выводы. И все-таки его озлобленность мне не понравилась, я подобрался поближе к скамейке, на которой он стоял, и стал слушать, проникаясь все большим интересом.

Как-то так вдруг получилось, что я тоже оказался на этой скамейке и с жаром стал говорить окружающим, как я понимаю этого человека, но путь революций никогда ни приводил к счастью.

— Люди, неужели вам мало семнадцатого года? Да даже пусть девяностых? Вы правы, в том, что нужно бороться с душевным рабством, но надо начинать с себя. Поймите, нельзя добиться свободы души насилием! Нужно растить детей в ощущении свободы, чтобы они не смогли больше жить по-старому…

Я почувствовал, что как заскочил на скамью, так и был с нее стащен. На моем месте уже новый оратор призывал всех посмотреть на наших украинских братьев и позавидовать, как они живут нормальной демократичной жизнью, причем без всякой нефти, тогда как мы погрязли в этом черном нефтяном разврате, взращивая самую могучую в мире армию бюрократов и полицейских.

Мне стало обидно. Только я хотел донести до людей свое слово оттуда, как они стащили меня со скамьи. Расстроенный я стоял и думал, что же мне делать дальше. Все мои восторженные планы на миссионерскую деятельность трещали по швам. Ну не представлять же этим спорщикам всякие дешевые чудеса, типа накормить тремя хлебами и тремя рыбами! Чтобы меня еще Копперфильдом или Геллером обозвали? Нет уж!

Мои думы прервал мужчина, весьма приятной внешности, одетый в приличный костюм. Он слегка подтолкнул меня под локоть, отводя в сторонку от группы жарко дискутирующих людей, и спросил:

— Вы действительно верите, что просветление нужно начинать с себя?

— А как же иначе? — все еще пребывая в пылу дискуссии, возмущенно ответил я.

— Я думаю, что Вы можете найти гораздо более благодарных слушателей, чем здесь.

— Это где? — заинтересовался я.

— А вот увидите! — воодушевленно заявил он. — Я как раз направляюсь на собрание настоящих последователей Христа…

В общем, этот дяденька оказался каким-то там старшим братом или пастырем в секте или церкви — я как-то не запомнил всю эту излившуюся на меня восторженную лавину сведений. Но в целом мне стало понятно, что эти ребята непрестанно славят имя Господне вот уже третью тысячу лет, но что-то им мешало занять господствующее положение среди других христианских религий. Как я понял, этим «недостатком» явился отказ приспосабливать веру под нужды властей.

Я с осторожностью тоже стал воодушевляться: ведь это как раз та аудитория, с которой я могу попытаться начать нести правду в народ. Наконец, я с не меньшим энтузиазмом ухватился за нового своего собеседника и заявил:

— Веди меня, мой мудрый друг! Я жажду общества души, где можно отдохнуть от суеты и обрести достойный опыт!

Незнакомец даже опешил от такого моего почти стихотворного откровения, но быстро справился с удивлением и снова повел меня на их сходку. Путь был недолгий и, миновав пару кварталов, мы зашли в обычный подъезд, оказавшись в квартире на первом этаже. Большая гостиная была приспособлена под собрание людей: посреди стоял длинный стол, вокруг которого располагались стулья в два ряда, так что в комнате свободно могло собраться два-три десятка человек. Когда мы вошли, там устраивалась дюжина братьев и сестер.

Мой провожатый действительно оказался старшим братом в этой маленькой общине или секте. С неподдельным восторгом он приветствовал всех собравшихся и представил меня, как нового брата, который возможно, присоединится к ним в их вере и станет равным посланцем доброй вести. Я при этом сильно обрадовался — ведь именно добрую весть мне и хотелось им передать, но для начала пришлось выслушать, о чем они беседуют на своих сходках.

Оказалось, что, в общем-то, ни о чем. Как всегда, в таких службах, нравоучительные сказки, по недоразумению называющиеся притчами, перемежались с их сомнительными толкованиями и многозначительными паузами, где слушателям было нужно проникнуться каким-то глубоким смыслом. Но самым главным лейтмотивом собрания было частое заверение друг друга в том, что Иисус среди них, и как здорово любить его и братьев с сестрами. Причем призывы возрадоваться по этому поводу звучали все настойчивее и громче. Глаза собравшихся, при этом начали лихорадочно блестеть. В воздухе прямо-таки повисло конкретное ощущение вечной жизни, дарованной им Христом. Я чувствовал, что и сам потихоньку начинаю подчиняться этой волне гипнотического психоза.

Поймав себя на таком ощущении, я помотал головой, как мокрый пес, стряхивающий с себя воду и прямо спросил у старшего брата:

— А можно мне высказаться?

— Конечно! Нам всем интересно, как ты пришел к нам!

— Хорошо, — я обрадовался возможности высказать свое мнение, ведь более благодарной аудитории мне, наверно и не найти. Поэтому я торжественно начал. — Дорогие братья и сестры. Я впервые на вашем собрании и мне очень нравится ваш дух единения во Христе. Но не надо замыкаться на старых притчах, давайте пойдем дальше. Вот вы много говорите о вечной жизни, но правильно ли вы ее понимаете? Ведь вечное существование в одной и той же форме и в одних и тех же условиях и есть духовная смерть. Все в мире имеет начало и конец — в том числе и эволюция души. Иначе в этом не было бы смысла. Вы рождаетесь в этом мире для того, чтобы обрести бесценный опыт, который после окончания вашего существования здесь пригодится вам на небесах. Смерть означает качественное изменение и в этом она благотворна. Это конец предыдущей фазы эволюции и начало новой. Точно так же и дальше: ваша душа пройдет свой цикл развития в высших сферах и со временем перейдет в новую форму существования. Это и есть настоящее бессмертие — через цепочки качественных превращений, через умирание старой формы и рождение новой.

— Но брат мой, — пытался быть деликатным мой давешний знакомый. — Иисус четко сказал: «…обретете мир и славу со мной в царствии небесном…»

— А Вы никогда всерьез не задумывались, что вас ожидает там? Ну кроме вечного покоя и райских наслаждений? Ведь для нормальной души неделя одних и тех же наслаждений уже покажется адом! Нет, рай не закрыт для душ, но они сами оттуда сбегают, как из довольно скучного места. Но самое важное все-таки даже не это…

— А что же тогда? — немного ехидно спросил старший брат.

— Самое важное, это то, с каким багажом «за плечами» туда отправится ваша душа. Ведь не Иисус или Саваоф определяет меру ваших прегрешений, а вы сами. Там все ваши страхи, инстинкты и желания станут реальностью, и поможет вам выжить только контроль над ними. То есть, чем выше развита ваша душа, тем больше шансов у нее на благополучную адаптацию в астрале, то есть на небесах. И соответственно, чем сильнее страхи, инстинкты и жажда власти, тем страшнее адские мучения, которые устраивает душа себе.

— И что же, для такой души нет никакого спасения? — улыбался брат. — А как же Иисус и ангелы?

— Да, мы, — чуть не проговорился я в запале. — То есть ангелы помогают, чем могут, душам, но ведь их основной принцип: невмешательство в ваш внутренний мир и сохранение свободы выбора. Так что если душа хочет бояться, то ей никто не смеет мешать. И если в душе сильна жажда власти и насилия, то она притягивается родственными эманациями инферно, где испытывает эти ощущения на себе. Ангелы помогут вам, например, встретится с Иисусом, если вы воистину этого пожелаете, или обрести покой и уют в том раю, в который вы верите. Но работать над собой вам придется самим, и чем больше вы поработаете здесь, тем меньше мучений и больше возможностей у вас будет там.

— И что же за возможности у нас будут там? — брат продолжал как-то странно натянуто улыбаться.

— Любые! Запомните: там возможно все! Единственное ограничение — это соблюдение равновесия свободы выбора всех сущностей. Вы можете посещать и сами создавать в одиночку или совместно самые разнообразные миры иллюзий — ведь там нет ограничений реала. Но это станет возможным только для людей с развитым чувством внутренней свободы, а таких не так уж и много в этой стране. Сейчас она стоит на пороге самой великой эволюции, но пока не знает об этом сама…

— Да-да, истинную свободу можно обрести только в Христе! — воскликнул брат.

— Да как вы не понимаете, что это не свобода! Почему, вы думаете, он не пришел к вам снова? Потому, что он сделал свое дело. Он освободил полудикие народы от плена жестоких обрядов и мистификаций, смирил вас с насилием, указав путь любви и прощения. Но сделать человека свободным тогда ему было не под силу. Да это и сейчас не под силу никому, потому что свободным человек должен стать сам! Вам нужно самим идти вперед в своем развитии, а не тащиться вслед за поводырем!

Кажется, я перестарался. Очнувшись, я заметил, что на меня, мягко говоря, смотрят с укором. Правда не все, некоторые явно заинтересовались… Хуже всего, что я, влезши со своим уставом в чужой монастырь, элементарно не смог просчитать реакции старшего брата. Как бы ни был продвинут его дух по пути совершенства, но, ни принять новые реалии, ни терять свою, прикормленную паству он явно не собирался.

Нет, они не услышали. Кому помешала слепая вера, кому авторитет старшего брата. Ну а самому брату помешала его, пусть и маленькая, но власть над этими людьми. Так вот и получилось, что даже эти, казалось бы, обращенные к небесам люди, были настолько скованы своими устоями и предрассудками, что им не удалось понять, что я предлагал им не менять взгляды, а только расширить их горизонты и внести туда каплю логики. Я так и покинул собрание насупившихся братьев по вере. Хорошо, что меня при этом не побили — ведь божественный кайф я им обломал сильно, и судя по взглядам некоторых из них, весьма надолго.

Я брел домой и пребывал в расстроенных чувствах. Ну что я за ангел такой недоделанный, если не смог этим людям объяснить, что они стоят на пороге самых важных перемен? Тысячи лет они совершенствовали общество и, наконец, подошли к порогу, когда им нужно менять себя, а это гораздо труднее. Тем более что есть силы, заинтересованные, чтобы этого никогда не произошло… Это невидимое сражение за себя в каждой душе сейчас идет по всему миру и, как это уже не раз бывало в истории, в этой стране происходит кульминационный бой — бой за внутреннюю свободу.

Ночью я встретился с Федей в астрале, и мы договорились, что он поможет мне организовать прием у себя двух наших очаровательных подружек. Выслушав мои жалобы насчет непонимания со стороны представителей секты любителей Христа, он только усмехнулся:

— Сейчас Буль, не время для мессий. Разве ты не видишь, сколько таких блаженных пытается наставлять ближних на путь истинный? Чтобы тебя услышали, нужно совершить что-нибудь грандиозное.

— Хорошо, но как же пробиться к их ушам и сердцам? Может, мне совершить какое-нибудь чудо?

— Только не это! По крайней мере, не в Женькином теле — оно же не выдержит! И что тебе приспичило? Наслаждался бы жизнью и выгуливал его организм, а не геройствовал по всяким сектам.

— Но как ты не понимаешь, я ведь ангел и просто не могу не попытаться сделать что-нибудь хорошее для всех людей.

— Начни с малого — сделай хорошее Люсе. Ты ей, несмотря на свои финты, кажется, понравился.

— Федь, но ты же понимаешь, что она серьезная девушка, а на серьезные взаимоотношения у меня попросту нет времени. Я не хочу никому разбивать сердца.

— Да-да, ты прав, лучше дарить любовь понемногу, но многим… — Федька запнулся, наткнувшись на мой страдальческий вид, и предложил. — Ты знаешь, у меня есть один знакомый служитель церкви — весьма молодой и продвинутый батюшка. Давай я тебя с ним сведу, и вы пообщаетесь. Может, ты ему какое-нибудь чудо и покажешь, только действуй с изнанки, а не прямо из тела.

— Хм, чтобы ему такого показать? — я уже загорелся идеей. — Может выгнать пару нечистых духов из одержимых?

— Вот, отличная идея! Ты ж из меня такого выдавил как пасту из тюбика! — обрадовался Федька.

— Только не знаю, как мне таких клиентов отловить, их с изнанки-то не видно, — задумался я уже над техническими деталями.

— А это сам отец Николай сообразит. Я думаю, найти пациентов не составит ему труда. Таких убогих у церкви пруд пруди. А дальше попробуй наставить батюшку на путь истинный… — Федька кисло усмехнулся. — Только не думаю, что это до добра доведет, по крайней мере, его.

— Почему это?

— Сейчас в святые, скорее за бюрократические заслуги попадешь, чем за реальный душевный подвиг. Он-то может тебе и поверит, а вот его начальство — сомневаюсь.

— Так я и не собираюсь в святые! — с пафосом ответил я.

— Так я и не о тебе! Нашелся, святой алкоголик! — заржал Федька.

Я на него обиделся. Может, конечно, я и злоупотреблял, но ведь это было в астрале. Я там толком и не знал, с какой дозы как себя вести, только следовал законам того же Отраженного реала. Вот теперь знаю… зато алкоголиком прослыл.

Видя мой понурый вид, Федька решил реабилитироваться:

— Но алкоголизм святости не помеха. У греков даже боги по этому профилю существовали.

— Да и сейчас существуют! — поддакнул я. — Только в святые я не собираюсь.

Мы договорились, что Федя завтра с утра позвонит этому отцу Николаю и попросит у него для меня аудиенции. А уж потом мы договоримся, когда дам приглашать.

На следующий день Федька в обед подкинул меня до небольшого храма, где в это время вел службу довольно молодой и симпатичный служитель. Федька широко, демонстративно перекрестившись, кивнул батюшке и указал на меня пальцем. Тот, не прекращая действа, кивнул в ответ. Федька шепнул мне на ухо:

— Ну, с богом! — и хихикнув, с самой серьезной рожей отдал чуть не земной поклон, исчезнув из церкви на свою работу.

Я остался послушно наблюдать за службой, неуклюже пытаясь креститься вслед за несколькими пожилыми женщинами: «Ох и задачка: научить ангела креститься!» Батюшка благообразно читал молитвы, сопровождаемый хором из четырех человек. Потом зачитал что-то из святого писания и, произнеся поминальные молитвы, закончил службу, скрывшись за иконостасом. Бабушки при этом засуетились, кто, ставя свечи, а кто и на выход из храма.

Я же послушно остался ждать отца Николая и, спустя некоторое время, он появился снова, подойдя без задержки ко мне.

— Здравствуйте, Вы будете Евгений, о котором спрашивал Федор?

— Да, отец Николай, я тот самый человек. Мне хотелось бы поговорить с Вами о важных вещах… — я немного замешкался, шаркая ножкой и думая, как бы не произвести впечатление полоумного, что мне с неизменной легкостью удавалось в последнее время.

— Да, пройдемте в боковую келью, там как раз удобное место для таких бесед, — дружелюбно ответил батюшка и сделал приглашающий жест куда-то вправо от алтаря.

Там оказалась маленькая уютная комнатка. Отец Николай взял стоящие у стены стулья и, садясь на один, указал мне на другой.

— Так о чем же Вы хотели со мной поговорить, Евгений?

Меня приятно поразило, что его вопрос прозвучал естественно и заинтересованно, без тех многозначительных мхатовских пауз, что любят использовать служители церкви. Поэтому я решился на свое предложение без длинных обходных речей:

— Отец Николай. Мне трудно объяснить Вам, кто я такой, и не заслужить в Ваших глазах репутацию помешанного.

— Ну то, что Вы не помешанный, я понял, когда Вас Федор представил, — просто улыбнулся батюшка. — Он, я думаю, мне сумасшедших без предупреждения присылать не будет.

— Да, Вы правы, он весьма здравомыслящий человек! — обрадовано подхватил я. — А вот я, в отличие от него, не совсем.

— Не совсем здравомыслящий? — продолжил шутку отец Николай.

— Не совсем человек, — вздохнул я, скроив серьезную мину, чтобы мой собеседник не воспринял мои слова за шутку. — Мне очень трудно что-либо добавить о себе без того, чтобы Вы усомнились в моем здравомыслии. Лучше давайте, сделаем так. Сначала ответьте, как Вы относитесь к чудесам?

— Ну в православии это богоугодное дело. Во многих церквях, например иконы мироточат, мощи многих святых нетленны лежат столетия… да мало ли еще таких фактов, хотя бы возгорание святого огня на пасху в храме господнем в Иерусалиме. Лишь бы это не было соблазном лукавого.

— А как отличить, что от лукавого, а что нет? — озадачился я.

— Очень просто, — невозмутимо ответил батюшка. — Если дело благое и во славу божию, то уж тут нечистый явно ни при чем. Или, к примеру, если чудо в храме господнем случается…

— Вот и хорошо! — обрадовано воскликнул я. — Сейчас я объясню, что мне нужно. Отец Николай, я очень прошу Вас, не убегайте от меня сразу и попытайтесь сыграть в эту несложную игру. Представьте себе на минуту, что я не простой человек, а временно вселившийся в это тело ангел. У меня есть важное послание людям, но я не знаю, как его донести до их сердец, — видя, каким недоверчивым стало лицо собеседника, я постарался быстро договорить свою мысль. — Чтобы доказать свою сущность, я хочу совершить маленькое чудо. Например, изгнать злых духов из душевнобольных… Ну что Вам стоит попробовать, даже если Вы думаете, что я свихнулся?

Я замолчал, заискивающе глядя в красивые карие глаза батюшки. Тот явно смутился от моего предложения, но к счастью, не убежал, а недоверчиво спросил:

— И как Вы этот экзорцизм себе представляете?

— Если Вы сможете пригласить в храм нескольких бесноватых, особенно тех, кому противно нахождение в храме, я, незримо присутствуя в церкви, изгоню из них низких духов.

— Как это незримо? — удивился отец Николай.

— Я не могу портить это тело своими экспериментами, поэтому просто оставлю его дома спать, а сам с небес проделаю это излечение, — объяснил я. — Вам только нужно собрать несколько таких больных в храме в какое-либо для Вас удобное время для молебна, и все произойдет как бы само собой. Единственно, я не смогу излечить тех, кто страдает из-за физических нарушений мозга, а не подселения духов. Так что не все исцелятся…

— Ну что ж, нет ничего проще, я попрошу сестру Анну привести нескольких больных — она патронирует таких людей. И если хоть один исцелится, я Вам поверю, — согласился священник. — Я сейчас же ее оповещу о том, что хочу устроить молебен о болящих душою, и если она успеет собрать больных к завтрашнему вечеру, то в вечернюю службу и проведем Ваш эксперимент. Дайте мне телефон, по которому я мог бы Вас предупредить, если это удастся устроить. Да, а Федор в курсе?

— Да, конечно, Вы сами у него можете спросить, — обрадовался я еще одной возможности заверить собеседника в своей нормальности.

— Тем более есть основания попробовать, — как будто услышал мои мысли батюшка и вежливо, без церковных выкрутасов, попрощался.

На следующий день он мне позвонил и сообщил, что женщины соберут для молебна чуть ли не пять-шесть душевнобольных, но не все из них подойдут для меня. Я в это время был дома и предупредительно не занимался никакими делами, ожидая звонка. Так что, окончив разговор с батюшкой, я тут же перезвонил Феде и, преисполненный энтузиазма, поспешил отрапортовать:

— Я срочно иду на изнанку! Отец Николай через час начнет отпевать или как там это — отмаливать душевнобольных.

— Ой, не знаю, — вздохнул Федор басом, которому позавидовал бы любой батюшка. — Авантюрист ты и пройдоха, каких реал не видывал! Впрочем, это как раз то, что нужно для мессии.

— Ты меня обижаешь! — возмутился я. — В отличие от всяких самопальных святых, я не думаю, что я знаю, а знаю наверняка, о чем говорю.

— Ой ли? — усмехнулся Федор. — Ты, конечно, знаешь, что «там», но ты совершенно не знаешь, что творится в душах у людей здесь.

— Ну не совсем не знаю, все-таки там я общаюсь с душами, пришедшими отсюда.

— Только с той частью, что прошла в астрал и не угодила в инферно… Не забывай, здесь всякого народу предостаточно.

— Хорошо, хорошо! — я постарался утихомирить друга. — Ну дай мне поиграться. Может, что и получится.

— Ладно, давай, потом расскажешь, — сдался приятель и пожелал мне удачи на миссионерском поприще.

Я же, привычно проверив по списку, что в доме все выключено и находится в безопасном состоянии, съел стартовое лекарство и, выждав полчаса, надел клеммы генератора.

Глава 4. Не время для мессий

Вспомнив, что надо разжиться программой для упаковки вредных духов, я нырнул в астрал, сориентировавшись на нашу службу в мире Отраженного реала. Там у меня было несколько таких «пакетиков», припасенных на всякий случай. Заодно и Славу проведал — он, как обычно, работал с клиентами. Увидев меня в дверях, приятель радостно махнул мне, указывая жестами подождать, и через минуту выскочил в коридор.

— Привет, — он энергично тряхнул меня за плечи и спросил. — Что-то ты редко здесь появляешься? Как, освоился в реале?

— Да, освоился. И я, и реал при этом пока остались целы!

— Самое главное, что Женькино тело еще цело! Или нет? — Славка озабоченно всмотрелся в мои глаза.

— Да все в порядке! — успокоил я друга. — Вот, забежал за пакетиками — буду злых духов изгонять!

— Это как? Что-то мне не нравится твоя деятельность. Тебе же поручено за Жениным организмом ухаживать, а ты что там затеял? Федя-то хоть в курсе?

— Федя в курсе. А приоритет целостности Женькиных телес остается на первом месте. Так что не волнуйся — все будет хорошо.

Дальше мой путь шел в родную Службу Коррекции Развития цивилизации. Но там общение не было столь душевным, как со Славкой. В основном мне было нужно согласовать свои действия с «верхами» — я подозревал, что за самовольный экзорцизм меня могут и не похвалить. Войдя в контакт с объединенной верховной сущностью, я начал «многоканальные» переговоры. Это выглядело примерно так: на мою просьбу «прозвучало» сразу несколько вопросов.

«Скольких духов ты хочешь изгнать?» «Зачем тебе нужно это вмешательство в реал?» «Когда ты собираешься это проделать?» «Будут ли свидетели твоих действий?» — ну и еще с десяток таких сентенций. Отвечать пришлось так же «многоканально» — благо, на многие вопросы я отвечал фразой: «Не могу вам сообщить, это тайна уровня Службы Равновесия». Под конец мое родительское начальство выдало заключение, слегка меня обескуражившее:

— Предполагаемая эффективность твоих действий очень низка — и поэтому с нашей стороны к ним нет препятствий. Тебе нужно согласовать твои действия в СР — ведь ты нарушаешь равновесие в реале. Рекомендуем тебе вернуться для обсуждения твоих дальнейших действий после того, как ты опробуешь этот путь.

Я «вылетел» в открытый астрал и задумался: «Почему все так скептически относятся к моей идее с чудесами и мессианством? И Федя, и эти теперь! Не хватало еще, чтоб эсеры запретили!» Но в Службе Равновесия к моим идеям отнеслись спокойно, видимо посчитав, что эксперимент может быть интересным.

Таким образом, я вновь появился на изнанке с «пакетиками» и сориентировался на далекие купола нужной мне церкви. Там вовсю шла вечерняя служба, после которой отец Николай должен был совершить молебен. Народу набилось в церковь многовато. Неужели батюшка обмолвился о возможном чуде? Нет, не должен был. Ведь если не удастся, потом сам в дураках окажется. Может, праздник какой или поминание — их в церковном календаре немерено.

Пока он заканчивал традиционные для вечерни молебны, я начал присматриваться к прихожанам. Всего в небольшой храм набилось несколько десятков человек, истово крестящихся и кланяющихся в такт молитве. От свечей все вокруг сияло. Батюшка был явно на подъеме — его голос так и переливался под сводами церкви. Наконец я определился: немного в стороне от основной массы молящихся стояла группа людей, среди которых были мои клиенты. Было видно, что родственники привели на службу своих несчастных подопечных в надежде хоть на какое-нибудь улучшение их состояния.

Я определил четверых неадекватно ведущих себя людей. Один парнишка был даун и мне с ним определенно ничего не светило — менять генетику организма задача не для меня. Другой мужчина совершенно безучастным и бессмысленным взглядом уставился на стену. А вот два других душевнобольных — еще один мужчина и женщина вели себя явно беспокойно. Их глаза блуждали, не задерживаясь ни на чем, но в сторону алтаря они никак не желали смотреть. Я заметил, как мужчина не раз порывался уйти из храма.

Не найдя других возможных клиентов, я перешел на «энергетическое» видение, чтобы прощупать их ауры. Мальчик даун светился слабенькой, в половину между человеческой и животной, аурой. У бесчувственного больного было сильное повреждение ауры. Я попытался выяснить, в чем дело, и обнаружил зарубцевавшуюся ткань в мозге — у него были сильно травмированы лобная и височная часть, не говоря о глубинных структурах. Тут мне тоже делать было нечего.

Быстро оценив состояние первых двух, я с любопытством приступил к двум потенциальным моим клиентам. Да, у обоих ауры были повреждены, причем у женщины серьезнее. Было видно, как ее светящаяся сфера делилась внутри на две, к тому же общая светимость была сильно ослаблена. При пристальном рассмотрении я понял, что если даже я вытащу оттуда сожителя, то истинный владелец тела на данный момент настолько поврежден, что нормальным его считать будет трудно. И все же это лучше, чем то, что сейчас творилось в этом теле.

Наиболее простым случаем мне представился мужчина средних лет. Его аура была сильная, но в ней явно просматривалась еще одна чужеродная сущность, которая сейчас вела себя очень неспокойно. Снова перейдя на нормальное видение, я заметил, как неуютно чувствовал себя здесь этот человек. Он весь дергался, что-то бормотал и поглядывал на входную дверь.

Тем временем основная служба закончилась, и некоторые молящиеся покинули церковь, но большая часть не расходилась. Отец Николай, немного нервничая, пригласил жестом тех людей, что сопровождали душевнобольных, поближе к алтарю. Вся группа послушно двинулась навстречу батюшке, но два, только что осмотренных мной «пациента» начали упираться. Они дергались, пытаясь вырваться из рук крепко держащих их родственников. Несмотря на сопротивление, все вскоре оказались перед священником и он начал читать молитву.

Я понял, что настал мой черед, и приступил к мужчине. Дух, вселившийся в него, еще не сильно завладел телом, и поэтому задача оказалась не очень сложной. Сначала я отыскал слабое место в ауре и слегка «влез» в нее рукой, как бы расширив ее. Затем приготовил «пакет» для принятия гостя и стал сжимать ауру, пытаясь выдавить нежелательного поселенца. Мне некогда было смотреть, что при этом вытворял мужчина в церкви, но на изнанке он трепыхался изрядно. Тварь, сидевшая внутри, рычала и стонала, не желая выходить, но тиски моих ангельских рук делали свое дело. Постепенно она выдавливалась в виде синеватой, слегка светящейся массы, и в конце концов, плюхнулась в приготовленный пакет. Переключившись на нормальное видение, я понял, что это очередной одичавший дух, каких много блуждает в области порога. Особой сознательной активности от него не исходило, и я с чистой совестью закрыл пакет до отправки в ангельские службы, а сам поспешил к женщине, которая буквально бесновалась перед алтарем.

С ней все было гораздо сложнее. Рассматривая ее ауру я понял, что отделить чужую сущность от настоящей будет нелегко, настолько силен был подселившийся дух. Или этот дух так давно проник в тело, что успел в нем укорениться и усилить свое влияние. В общем, когда я обнял душу, то сначала долго определял, кто там кто. Наконец мне удалось определиться, и совсем не по силе «свечения», а по его оттенкам. Почти половину «светящегося кокона» занимала более «тяжелая» энергия. Определившись в этом, я задумался, как мне извлечь гостя, не повредив хозяина. Честно сказать, практики у меня было «кот наплакал», и мои дальнейшие действия больше смахивали на авантюру.

Поняв, что выдавливать гостя опасно, так как я могу при этом навсегда «выселить» и хозяина, я взял «пакет» и запустил его через разрушенную чакру внутрь ауры. Но не просто запустил, а попытался захватить им поселенца, удерживая часть программы-пакета в руках. Все осложнялось тем, что душа была зафиксирована в реальном теле, и самому мне в нее было не проникнуть. Однако трюк с пакетом удался, и, заметив, что более тяжелая сущность забилась в нем, я «затянул узелок» и выдернул поселенца из хозяина.

Еще некоторое время я наблюдал за притихшей аурой души и сравнивал ее с тем, что у меня было в мешке. Да, я не ошибся и выловил подселившуюся, по всей вероятности, бывшую человеческую сущность. Пока было непонятно, то ли это была неудачно реинкарнировавшая малоразвитая душа, то ли деградировавшая в астрале человеческая сущность. Но это можно выяснить позже, если возникнет интерес.

А пока мне нужно было довершить работу. Ведь своим вмешательством я разбередил ауры и теперь в них с легкостью могли подселиться новые гости. Но этому делу помочь было уже несложно. Я просто стал заглаживать место поврежденной чакры и слать в нее свою ангельскую энергию. Вскоре аура женщины мирно засияла ровной сферой, и я перешел к мужчине, проделав такой же маленький ремонт плотной оболочки. Хорошо, что я ангел и энергии у меня за двоих. Для простой астральной души ремонт плотной оболочки чреват тяжкими последствиями — настолько требуется много сил. Так что, хоть я и ангел, но и у меня может наступить предел возможностям. Почувствовав, что истощаюсь, я отстранился от мужчины и проверил его ауру — она тоже была в порядке.

Еле что-то соображая, я еще раз проверил, не ошибся ли на счет двух других душевнобольных, и переключился на нормальное зрение. «Да уж!» — такого эффекта я не ожидал. В церкви была картина типа снисхождения святого огня или явления Христа народу. Только роль Христа вместе со святым огнем исполнял отец Николай, почти невозмутимо читавший молитвы. Однако его выкаченные глаза говорили, что он тоже впервые приобщился к настоящему чуду. Мои два излеченных клиента мирно спали с легкими улыбками на устах. Народ же бурлил, обсуждая случившееся.

Не в силах больше удерживаться на изнанке, я провалился в астрал, таща за собой два пакета с приживалами. Оставалось только сдать их по месту назначения и можно возвращаться в тело.

Уже очухиваясь в Женькином теле, я услышал звонок телефона. Это был Федька:

— Ну что, прибыл, экзорцист?

— Не ругайся такими словами! — весело ответил я. — Кажется, кое-что мне удалось!

— Кое-что! И это ты называешь кое-что? Отец Николай чуть телефонный провод не оборвал, до тебя дозваниваясь. Слава богу, в мобильнике его нету.

— Кого нет, отца Николая? — не въехал я в разговор.

— Не придуривайся! — рассердился приятель. — Ты ж нашего батюшку в экзорцисты прямой наводкой определил! Теперь ему от полоумных и экзальтированных отбою не будет.

— Ой, я не хотел! — смутился я. — А с чего народу с ума-то сходить? Подумаешь, пару злых духов от молитвы из прихожан выскочило. Я ж хотел только отца Николая убедить в том, что я не совсем человек.

— Ну и убедил, а заодно нехило пропиарил его среди верующих. Слушай, из тебя неплохой бизнесмен-маркетолог получился бы. Эк ты ловко себе аудиторию подготовил, да и рупор для своего вещания в народ. Теперь нашему батюшке любой поверит, что бы он ни говорил.

— Ой, Федя! Не этого я хотел. Ну, может, с отцом Николаем поговорю, что-нибудь, да и придумаем, — я крепко задумался. Мне явно не нравилось такое развитие событий. Я совсем не желал экзальтированных и полусумасшедших последователей.

— Да, кстати, как ты насчет того чтобы завтра вечерком принять наших хороших знакомых? — вдруг сменил тему разговора Федя.

— Каких знакомых? — не понял я, распереживавшись на счет событий в церкви, но вовремя вспомнил, услышав возмущенное сопение в трубке. — Ах да! Конечно, буду рад! Ты мне поможешь?

— Ха! Где ты видел душу, которая не повелась бы на просьбу ангела? Обязательно помогу! Жди меня в шесть, а девушек к семи пригласим…

Еще спустя минуту я уже выслушивал нашего священника. Надо отдать должное отцу Николаю — он в первую очередь стал благодарить меня за исцеление двух душевнобольных. Я попросил прощения, что не смог излечить двух других, но батюшка понимал, что там мне было не по силам что-либо сделать. Преследуя свои цели, я напомнил ему, что хочу с ним серьезно поговорить, и мы договорились встретиться завтра днем.

Затем я сам сделал самый приятный звонок:

— Людмила Ивановна? — осторожно спросил я, заслышав в телефоне мелодичное «Алле».

— Это ты, Женя? С чего это такой официальный тон?

— Это я, Люсенька, хочу тебя пригласить завтра вечером в гости, но боюсь, что ты примешь мое обращение за панибратство, — действительно, я не очень знал тонких граней обращения в этом обществе, а мне надо было разыгрывать коренного жителя, так что шутливое высокопарное обращение удачно прикрыло мои пробелы в «воспитании». Воодушевившись приятными нотками в звуке ее голоса, я продолжил. — Федя звонил и сообщил, что они с Катей завтра вечером свободны и, например, к семи могли бы собраться, так что все зависит только от тебя.

— Ну если столько человек ждут моего согласия, то разве можно отказаться? Давай адрес!

Я объяснил, как добираться до Женькиной квартиры и мы распрощались. А мне захотелось просто завалиться спать — нужно же попробовать, что такое настоящий сон и ангелу? До сих пор я каждую ночь норовил сбегать в астрал и про такую часть реальной жизни забыл, если конечно, не считать снов в сильном подпитии, но это же, считай, сон под наркозом.

Утром я долго не мог сообразить, где я нахожусь — настолько мое сознание погрузилось в сон. Я сел на край кровати и долго пытался сообразить, что же мне привиделось? На самом деле мои сны были полной абракадаброй. По всей вероятности Женькины мозги подсовывали моему блуждающему среди их импульсов сознанию всякие воспоминания, которые я интерпретировал по-своему. Вот и получилось, что я, то брел среди каких-то городских пейзажей, то мне основательно обожгли чем-то ногу, то я начал задыхаться от залезшей на меня твари, напоминающей подушку, но почему-то склизкую и черную.

Земной опыт этого тела предстал передо мной, в виде приключений в астральных закоулках. Я сражался с драконами, горел в протуберанцах огненных планет, тонул в бездне водного мира. Но были и приятные сны: я бродил в кущах тропического рая, летал, представляя себя орлом, и даже попал на какую-то веселую вечеринку, правда, никого знакомого там не нашел. Причем я не очень понимал, были ли это только мои фантазии или я, действительно, прорывался временами в астрал. Ведь к нам там частенько заглядывают визитеры из реала. Их сразу видно — они ведут себя подслеповато, словно дети, не ведающие, что творят, и обычно их оберегают. Я не имею в виду миры инферно — что там делают с медитирующими, экстрасенсами или просто спящими, я боюсь даже подумать.

Самый запоминающийся сон оказался про то, как я потерял крылья. Зачем они мне сдались, я не помню, но я настойчиво бродил, ворчал и требовал, то от Федьки, то от Люси, куда они их подевали. Потом вдруг выяснилось, что на крылья пролил кофе отец Николай, и Любочка засунула их в помойку, но они оттуда исчезли. Дальше я только помнил, что, как полоумный, гонялся на Федькиной Ниве по городу за ментами, которые, по слухам, сперли мои крылья и хотели их толкануть на рынке. Я все никак не мог понять, как это «толкать» крылья и почему на рынке, но Федюня с видом академика объяснил, что это, когда из перьев делают валенки… не знаю, чем бы кончилась эта детективная история, если бы я не проснулся на самом интересном. «Однако! Надо почаще спать по-человечески, и тогда можно такого о себе и окружающих узнать!»

Было бы интересно проанализировать эти превращения моего сознания во сне, но меня ждала важная беседа с батюшкой, так что я быстренько встал и начал приводить Женькин организм в порядок. Я все еще никак не мог свыкнуться с тем, как трудно обращаться с реальным телом. Вот и сейчас, взглянув в зеркало, я заметил, что странно выгляжу. Что-то с Женькиной физиономией было не в порядке. «Ах да! Я ж два дня, как не брился!» — лицо покрывала неприглядная щетина. В голову тут же закралась вредная мыслишка: «А ведь многие ходят недобритыми, и даже говорят, что так гламурно-сексуальнее выглядят». Но я тут же отверг подобные провокации. Как мне эта физиономия была доверена, так я ее и должен блюсти! Со вздохом я полез в шкафчик за бритвой…

К церкви я подъехал за час до обеденной службы и застал там уже поджидающего меня отца Николая. Он поприветствовал меня и, озабоченно взглянув на толпящийся народ, провел в давешнюю келью.

— Должен Вам прямо сказать, Евгений, что я поражен вчерашним исцелением, — начал он беседу, хотя восторга в его глазах я не заметил. — Две страдающие души обрели мир и согласие с телом. За это многое можно отдать. Мне пришлось представить все как будто настоящее чудо, так как я всего лишь служил молебен, а не занимался экзорцизмом. Вы знаете, что здесь вчера творилось?

— Не совсем, батюшка, — признался я. — Я присутствовал незримо в церкви, но с того момента, как Вы начали молебен за болящих душой, я вынужден был перейти на видение аур, чтобы начать их лечение. А вернее, извлечение из них подселившихся духов. Когда я закончил, то застал сцену, в которой мои пациенты умиротворенно спали, а народ в церкви был, наоборот, взбудоражен. Потом я был вынужден покинуть храм, так как попросту израсходовал много сил.

— И все же, кто Вы такой, Евгений? — спросил священник.

— Я не Евгений, а всего лишь ангел, которому Евгений по дружбе одолжил свое тело. Только прошу Вас, никому не говорить об этом.

— Да, ну и положеньице у меня! — вздохнул батюшка. — Ведь все равно никто не поверит! А вот в то, что произошло чудо, поверят, и еще как! Ведь тут развернулось действо по всем канонам театрального искусства. Я уж только и думал, как мне молитвы дочитать. Эти двое и так беспокойными были, а тут… сначала Игнат, начал рычать и кричать нечеловеческим голосом, чуть не драться, но быстро затих, потом вроде как очнулся и нормальным голосом спросил, что с ним. Тут его родные уже заголосили — мол, давно уже не видели его в столь ясном уме. Но долго эта идиллия не продолжалась: начала верещать Марина. Та плевалась и ругалась на всех басом, как будто мужик. Господи, таких слов этот храм еще не слышал! С ней это длилось дольше, но и она, в конце концов, затихла, будто уснула. Я уж и не знал, дальше молитву читать или к ней на выручку идти. Но все обошлось, и она тоже очнулась, правда, совсем слабенькая. Однако что-то там родне такого вразумительного наговорила, что всем стало ясно, что и она исцелилась.

— А за других люди не обиделись? — вспомнил я о двух неизлечимо больных.

— Нет, как можно, ведь излечения никто и не обещал! Но они, конечно, втайне ждали и надеялись, — вынужден был признать батюшка. — Хотя мне тоже стало ясно, что те двое не по Вашей части — уж больно они в церкви себя хорошо чувствовали.

— Да, они с физическими нарушениями. Мальчику вообще не очень долго осталось мучиться, а мужчина лет десяток еще поживет, — в задумчивости ляпнул я и, наткнувшись на тревожный взгляд священника, спросил. — Я что-то не то сказал?

— А Вы так про любого человека узнать можете? — отец Николай явно напрягся.

— В принципе могу, но предпочитаю не делать, так как это все равно будет только предположением. Ведь судьба на то и дана человеку, чтобы он ее менял по своей воле. Например, судьба этого тела настолько изменена, что толком больше и не просматривается, — я указал на себя пальцем.

Священник немного расслабился и ответил:

— Честно сказать, я усомнился в происках нечистой силы.

— Нет, Вы же знаете, а если не знаете, то чувствуете, что легче храм разрушить, чем инфернальным сущностям в него проникнуть да еще орудовать тут. Только люди могут себе позволить в святом месте что угодно. Ведь они находятся под прикрытием брони своих тел.

— Да, так или иначе, но народ в храм мы привлекли. Чует мое сердце, сегодня на обедне не протолкнутся будет. Вот увидите, — и мой собеседник на секунду задумался.

В этот момент в дверь осторожно постучались.

— Да, войдите, — ответил священник.

В комнатку просунулся нос какого-то длинноволосого парня, который извиняясь проблеял:

— Отец Николай, тут к Вам на причастие…

Оказалось, что ему нужно в срочном порядке отпустить грехи немолодой женщине. Батюшка просящее на меня взглянул, и мне, как всегда, в голову пришла дурацкая идея. Я согласно кивнул и шепнул отцу Николаю:

— Примите эту прихожанку, а я подожду с той стороны.

Выйдя из каморки, я скромненько встал рядом, якобы рассматривая иконостас, а сам прикрыл глаза и попытался прочувствовать душу, находящуюся сейчас в комнатке. Сначала ничего не получалось, но постепенно гул приглушенных голосов в церкви стал таять, а я словно погружался в свои ощущения. Вскоре я почувствовал рядом целую волну расстроенных эмоций. Я понял, что у женщины произошло какое-то горе, и она пришла сюда найти сочувствие и успокоение. А где ей его еще искать? Я ощутил также умиротворяющий тон мыслей батюшки.

Кажется, моя задумка могла осуществиться, и у меня появился шанс успокоить и одобрить несчастную. Надо начинать помогать людям хотя бы с одной отдельной личности. Я не знал, кто эта женщина и почему она пришла сюда. Мне было важно, что она нуждалась в помощи и была сейчас открыта ей навстречу. Я собрался и послал ей всю свою любовь и расположение, на какие был только способен. Спустя некоторое время я, довольно облизываясь про себя, заметил, что эта душа больше не фонит своей болью. Значит, ей стало легче!

Я уже с нетерпением ожидал, что произойдет дальше. Вскоре дверь открылась и из нее вышла та же женщина, но ее было не узнать — у нее по лицу текли слезы, но не горя, а слезы одухотворенной радости. «Кажись, перестарался» — заключил я про себя и прошмыгнул обратно в каморку к батюшке. Тот видимо уже въехав в ситуацию, напустился на меня:

— Твоих рук дело?! — с перепуга батюшка начал мне тыкать.

— Не рук, а чувств. Мне показалось, что я смог бы помочь несчастной. От нее такой тоской веяло…

— Да уж… зато теперь будет говорить, что от меня благодать снисходит! Ты бы хоть обо мне подумал — теперь же проходу от таких несчастных не будет.

— Но я же хотел, как лучше… — до меня стало доходить, что я опять сделал что-то не так.

— Да и не во мне дело, — вздохнул батюшка. — Это немного халявой отдает. Ведь каждый должен работать над собой, а не получать готовое на блюдечке.

— Да, я никак не могу приспособиться к вашим суровым условиям, — мне пришлось уныло признать свой необдуманный поступок.

— Ну ладно, кто я такой, чтобы ангелу нотации читать? — усмехнулся отец Николай. — Вообще я уже сомневаюсь в своей нормальности, но готов признать, что ты ангел. Так с каким делом ты ко мне пришел? Не просто так же ты тут все эти чудеса творишь?

— Чудо я совершил для того, чтобы Вы мне поверили. И Вы правы, ведь не так просто, погулять на Землю пришел! — я бессовестно врал, но во благо, по крайней мере, мне так казалось. Ведь пришел-то я именно просто так. Ну да что поделаешь: ангелу соврать, что воздух испортить, как говаривал Женька.

Отец Николай совсем озабоченно спросил:

— Так ты что, посланец небес?

— Ну не совсем посланец… — я был захвачен врасплох и стал выкручиваться, как мог, но при этом не врать понапрасну. — Я вроде как сам по себе. Просто в верхах никак не ожидали, что я смогу оказаться во взрослом теле в реале, ну, то есть на Земле. А насчет послания, я это обговорил еще вчера: там не против, но сказали, что сейчас это малоэффективно.

— Так в чем же заключается послание, которое надо передать людям, но которое бесполезно им говорить? — обескуражено поднял брови батюшка.

— Я надеюсь, что небесполезно, — поправил я собеседника и, закатив глаза и «расправив крылья», начал излагать свои мысли. — Миллионы лет мы шли к сегодняшнему времени… сейчас люди стоят перед самым значительным превращением в своей духовной эволюции, и мне хочется помочь им сделать этот шаг. Ведь они могут его и не совершить.

— И что же за шаг они должны совершить? — насторожился батюшка.

— Как бы Вам помягче объяснить, — я задумался, не зная, как священнику растолковать, что его ремесло, вместо спасения превращается в оковы. — Тысячелетиями религии спасали и развивали души на Земле, и вытаскивали их на небеса. Иисус пришел, чтобы сделать первый шаг в борьбе с духовным рабством. Христианство прививает любовь к ближнему и непротивление злу. Оно освободило людей от языческих суеверий и заигрываний с низкими духами…

— И в чем же «но»? — отец Николай внимательно смотрел прямо мне в глаза. — Я же понимаю, что это только прелюдия к тому, чтобы сказать большое «НО». Чем же христианство теперь не угодно небесам?

— Вы не правильно поставили вопрос. И христианство, и буддизм и все основные религии делают свое благое дело. Но Вы же должны чувствовать, что все большее количество людей самостоятельно ищет свой духовный путь, и им тесно в рамках какой-либо одной религии или парадигмы. Им все труднее верить, им надо знать!

— Может быть и так, но ведь и раньше еретиков хватало! — возразил Николай, как бы обозначая свою позицию по этому вопросу.

— Хорошо, давайте зайдем с другой стороны, — я не терял надежды приобщить священника к своим идеям. — Вы служите Господу. А задумывались ли вы, зачем люди и их души нужны ему? Я надеюсь, Вы не скажете мне: «чтобы славить имя Господне!»

— А что в этом плохого? — удивленно возразил батюшка.

— Ну представьте себя на месте господа, — с обреченным вздохом «просвятотатствовал» я. — Он что, деспот в последней стадии мании величия, создавший себе подобных рабов только для того, чтобы они славили его имя? Да и вообще, Вы думаете, ему это интересно?

— А что ему интересно, и зачем он создал людей? Раз ты ангел, ты и объясни… — предложил священник.

— Честно сказать, то до конца Его намерений никто не знает, но то, что души, используя свой реальный опыт, преобразуют небеса в соответствии со своими фантазиями и желаниями — это мне известно. Человеческая душа — это помощник и друг Создателя и сама является творцом. А все религии пытаются изобразить человека рабом божиим и потом пасут этих рабов, как баранов в своих приходах. Беда в том, что религии, вытаскивая душу из плена животных грехов, ввергают ее в новое рабство, более утонченное и возвышенное, но все же рабство. Ведь для вас, пастырей, идеал верующего прихожанина заключается в слепой вере, соблюдении всех правил и тупом восхвалении бога. То есть вам нужна душа, абсолютно ленивая, не требующая поиска, душа, переложившая все духовные проблемы на своего пастуха — иначе сказать, душа раба, пусть даже и божьего.

— Честно скажу, — хмурясь, возразил Николай. — Не нравится мне такое изложение дел. Ведь мы столько душ спасаем от вертепа дикости и ереси, указываем путь к совершенству и помогаем, как можем, на этом пути. А что другое или кто другой может направить душу на путь истинный?

— В том-то и дело, что на этой ступени развития никто не должен ее направлять. Можно предлагать пути, но не принуждать. Вы даете один из таких путей, которым душа может пройти на небеса. Но таких путей немало и развитая душа должна сама искать свое место и способ обретения согласия с собой. Любая религиозная концепция не есть истина в последней инстанции, а навязывание людям своей, пусть и благой воли в виде истины есть не что иное, как порабощение душ. Главная мысль, которую я хотел бы донести до людей сейчас: «Люди, освободитесь от слепой веры! Ищите смысл своей жизни в любви и сострадании к ближним — это наивернейший путь на небеса. Но не пытайтесь себе купить таким образом помилования за грехи. Вы сами себе и суд, и прощение, и тюрьма, и рай. И когда придет ваш час, только внутреннее состояние души укажет вам путь…

— И что же ты хочешь от меня? — прервал мой разглагольствования отец Николай.

Я удивленно на него воззрился и, подумав, спросил:

— А Вы можете призвать людей расти выше рамок религии? Исследовать мир и пытаться постичь себя и свое место в нем? Попросить их пытаться любить бога в себе и в людях, а не в абстрактной силе, обитающей в еще более абстрактных небесах?

— Хм. В некоторой степени мы и проповедуем любовь к ближнему… Но я не буду отвечать, ни да, ни нет. Лучше пойдем — мне уже надо принять участие в обедне, а ты сам увидишь, есть ли смысл проповедовать твои высказывания с алтаря, — грустно произнес батюшка, и я начал осознавать, что не достигаю нужного мне успеха.

Немного подождав, как мне посоветовал батюшка, я тихонько «просочился» из каморки в толпу волнующихся прихожан, заполнивших церковь. Сначала я не понял, что их тревожит. Но постепенно мне стало все ясно. Отец Николай уже вовсю вел службу, перехватив инициативу у своего «сослуживца». Но люди, особенно некоторые женщины преклонного возраста, вместо того чтобы тихо-мирно внимать молитвам и креститься, исступленно били поклоны, причем некоторые делали это стоя на коленях. Над толпой стоял тихий гомон, перешептывающихся верующих. Вслушавшись в отрывочные фразы, я понял, что у всех на устах были недавние «чудесные» события:

«Я сама видела. Что тут творилось! Сразу пятеро излечились. Сначала все бились, бедненькие, а потом ясными голосами поговорили и уснули, успокоившись…»

«А отец Николай, святой наш, не останавливается, все молитвы-то читает… а их-то бесы крутят, не хотят выходить! Но он их все равно выгнал!..»

«Родные-то теперь на батюшку нашего и не намолятся!»

«Святое место! Теперь больных сюда толпой поведут…»

Я слушал этот женский перезвон и все больше понимал, какую свинью я подложил отцу Николаю. Наверно, он и сам не мог предположить, какие последствия могут быть у нашего маленького эксперимента. Хотя, скорее всего, просто не верил мне. Молящиеся тем временем все больше входили в какой-то нездоровый экстаз — бегали по церкви от иконы к иконе, неистово кланяясь и крестясь. Я заметил несколько новых «пациентов», видимо приведенных в надежде на исцеление.

Отец Николай, все же контролировал беспокойное поведение паствы и, отчитав положенные тексты, обратился с речью к притихшей толпе:

— Дорогие мои, вчера с утра мне было видение во сне. Ко мне явился ангел и сказал, что если я приведу вечером в церковь болезных душою, то некоторые из них могут излечиться, если я буду усерден в своих молитвах. Чудо это произойдет только раз, чтобы показать, что бог видит ваши страдания и воздаст вам за них на небесах, — священник со всем изяществом свел к минимуму искажение фактов и сумел избежать лишних расспросов, продолжив. — Сон был настолько ясен, что я не посмел пренебречь им и попросил собрать таких больных, сколько успеем. И действительно, двое из четырех приведенных исцелились. Это настоящее чудо, так как я не умею изгонять бесов и не смогу повторить это действо. Прошу тех, кто привел таких больных сегодня, меня простить. Моего участия здесь было очень мало. Я только вел службу и читал должные тексты… Да восславится имя Господне ныне и присно и во веки веков! Аминь!

Несмотря на то, что по толпе пошел ропот, батюшка невозмутимо повернулся к иконостасу и громко запел очередную молитву. А я изумленно слушал, как люди перешептывались:

«Если один раз чудо произошло и второй раз может случиться!»

«Вот она, Божья благодать! Все равно наш батюшка святой!..»

Это продолжалось еще некоторое время, а во мне росло возмущение. Наконец, отец Николай закончил службу, а я, презрев устои, выскочил поближе к алтарю и, обернувшись к толпе, «возопил»:

— Люди! Разве вы не поняли, зачем вам было явлено чудо?! — в запале я, подвирая вслед за отцом Николаем, решил донести свою весть до людей. Поскольку чудом я хотел убедить батюшку, а не произвести впечатление на паству, такая истерически-раболепная реакция на произошедшее шокировала меня до глубины души. Глядя в сверкающие экстазом глаза прихожан, я безрассудно продолжил. — Очнитесь! Богу не нужны рабы. То есть, вы не рабы божьи, а его дети, друзья, помощники. Кто угодно, но только не рабы. Поднимитесь в себе до его уровня! Освободитесь от раболепства и пустого перемалывания устаревших канонов, и тогда там, на небесах, вы будете еще с большей радостью приняты в райские пенаты!..

Зашедшись в красивой (с моей точки зрения) проповеди я не заметил, как кто-то осторожно потащил меня за рукав. Очнувшись, я огляделся и понял, что ко мне со всех сторон тянутся руки, причем не для того чтобы приветственно потрепать меня по плечу, а потрепать основательно и весьма неприятно. Если бы не твердая рука отца Николая, которая вовремя оттянула меня на алтарь, да не его впечатляющая фигура, заслонившая от толпы, то последствия моей речи могли бы меня сильно замучить. Батюшка громогласно остановил прихожан:

— Остановитесь, верующие! Не дайте свершиться осквернению храма! Разве вы не видите — отрок слаб душою и нуждается в помощи. Я поговорю с ним, а вы молитесь о прощении. Все мы грешны и прощение нам только во Христе… — а сам пихнул меня во все ту же каморку, быстро проследовав за мной. Уже в темноте комнаты он облегченно вздохнул. — Уф-ф! Еще чуть-чуть и пришлось бы мне тебя по кускам выдирать из рук прихожан. Ну что, ангел, понял, что здесь не место читать такие проповеди?

— Да, — подавленно согласился я. — До меня только сейчас дошло, что нельзя развиваться выше системы в ее пределах. Надо идти за стены церкви и пробовать там.

— Я скажу тебе прямо, — ответил, подумав, Николай. — Я чувствую нутром, что ты говоришь правду. Но ты говоришь немного не тем людям. Тебе нужна аудитория более молодых людей, не запуганных и не затравленных жизнью. Ведь в церкви люди ищут спасение, и мы даем его, как можем, но ты предлагаешь людям самим работать над собой, а это ой как непросто! Да, эти люди рабы божьи, но я не могу их бросить на произвол судьбы. Пусть ты и назовешь меня рабовладельцем или погонщиком рабов при «Нем», однако рабство это добровольное, и я ничего с этим не могу поделать, как впрочем, и ты.

— Сегодня Вы спасли незадачливого ангела, — грустно признался я. — А мессианство придется отменить.

— Придется, если не хочешь быть бит палками и камнями, — подтвердил батюшка. — Кстати, чуть не все мессии через это проходили.

— Это правда. И я, может, пошел бы, но мне нельзя сильно портить сданное мне в аренду тело, — попытался грустно пошутить я.

Еще немного так побеседовав, мы решились на вылазку. Отец Николай, выглянув из комнаты, спешно провел меня к выходу мимо нескольких оставшихся в храме людей. Быстро распрощавшись в притворе, я рванул на паперть в стиле спортивной ходьбы, пытаясь сохранить пристойный вид и одновременно удалиться отсюда со спринтерской скоростью. Мои опасения оказались не напрасны. Я был замечен бдительными бабульками, науськавшими на меня нескольких мужичков помоложе. Так что, отойдя несколько метров от церкви, я перешел на трусцу, а потом и на бег во все лопатки. Благо, даже самые «молодые» прихожане мужского пола сильно превосходили меня годами, и ангельского мордобоя все же удалось избежать в самом прямом смысле этого слова.

Пробежав для надежности с пару кварталов, я замедлил темп и попытался подвести итоги. Поскольку положительных моментов я не нашел, пришлось извлекать пользу из проколов. Очевидно, что я выбрал не ту аудиторию для «проповедей», как и неправильно излагал идею. В общем, все делал неправильно, начиная с чудес. Чувствуя, что самому мне в этой проблеме не разобраться, я вдруг с надеждой вспомнил о том, что сегодня мне будет с кем ее обсудить — три умных и довольно молодых собеседника должны посетить своим вниманием мою земную обитель. О чем еще можно только мечтать? Кстати, пора уже и позаботиться и о материальной базе вечернего мероприятия. Я позвонил Феде и сразу, без обиняков стал плакаться другу в жилетку:

— Ну что я не так делаю? Или у вас весь мир свихнулся? Попытался двух девушек защитить и угодил в обезьянник, помог больному парнишке — чуть в психушку не упекли, думал, в церкви найду взаимопонимание…

— Что случилось? — тревожным голосом перебил меня Федя.

— Да уже ничего. Удачно сбежал от разъяренной толпы последователей самого миролюбивого мессии в истории человечества.

— Ты что, в церкви проповеди пытался читать?!

— Ага. Спасибо отцу Николаю — если бы не он, был бы сейчас в больнице. Откуда ты все знал наперед? — расстроенно спросил я.

— Не понял, ты о том, что я тебе не советовал туда ходить?

— Да.

— Ничего я не знал, просто чувство у меня такое было, что не поймут наши верующие ангела. Они, в общем, хорошие люди, но какие-то упертые, закостеневшие в собственных мыслях, — пытался подобрать правильное определение Федя и усмехнулся. — А я же тебя знаю: ты им старые догмы вряд ли собирался втолковывать?

— У меня странное ощущение. Будто люди специально сковали себя цепями старых притчей, обрядов и ограничений. Этакая разновидность добровольного душевного порабощения… все вроде выглядит пристойно, и цели, казалось бы, самые высокие, но их души словно детский паровозик, все ездят и ездят по одной и той же колее, будто вокруг в мире не существует больше ничего интересного. Неужели они не понимают, что если есть в мире что-то не вписывающееся в их догмы, то это тоже создано тем же самым Богом? Видимо придется на миссионерской деятельности ставить крест… — я вдруг сообразил, что с четверть часа плачусь другу в телефон, а он терпеливо меня выслушивает, и решил завершить разговор. — Но хватит о грустном. Ты мне поможешь гостей принять? А то я опять что-нибудь напортачу!

— Конечно, мы же договорились! — Федя приказал мне ждать его там, где я стоял, чтобы проехать на машине прямо до магазина. В этом он был прав. Мне не улыбалось накормить наших милых дам по ошибке какой-нибудь собачьей едой. Вообще совместный поход в магазин был очень для меня полезен — Федя указывал мне что, как и в каких случаях здесь готовят и едят. Если вы думаете, что это очень просто, то попробуйте пойти на какой-нибудь деревенский индийский или тайский базар и приготовьте привычную для аборигенов еду. Я, конечно, имел астральный опыт потребления пищи, но он сильно отличался от земного, особенно отсутствием потребности в ее приготовлении.

Кроме всех этих гастрономических полезностей, я «не отходя от кассы» приступил к важной беседе с другом:

— Федь, ты знаешь, мне хотелось бы уточнить для себя одну важную вещь, и я рассчитываю на продуктивную беседу сегодня вечером. Но ты знаешь, в чем проблема: я ни в коем случае не должен открывать своей сущности девушкам. Для них я буду Женькой. Может, немного странноватым, но все же…

— Ха! — прервал меня кудрявый физик, громкой усмешкой. — Мягко выражаясь, странноватым.

— Ну, в психушку, надеюсь, вы меня не будете упекать. Тем более что Люся меня оттуда уже раз вызволила…

— Так о чем же ты хотел поговорить? — заинтересовался приятель. — Неужели еще осталось что-нибудь невыясненное между нами?

— Воз и маленькая тележка! — я грустно вздохнул и пояснил. — Все, что я вам втолковывал раньше, было из области прошлого, а том, что может или не может произойти, мы особенно и не говорили…

— А и правда! — сообразил Федька. — Ну-ка, ну-ка, колись на свои ангельские штучки!

— М-да, ты же знаешь с какой я службы? — спросил я и, получив согласный кивок, продолжил. — Так вот, мы пытаемся позитивно воздействовать на прогресс цивилизации. Но чаще всего делаем ляпы. Тем более что наши возможности очень ограничены.

— Ну это я и так знаю, — нетерпеливо ответил друг, по пути закидывая в корзинку очередную цветастую упаковку непонятно чего. — Ты ближе к телу, так сказать…

— А ближе к делу вот что получается: человечество подошло к очень важному рубежу в своем развитии и перейдет ли оно его, это еще вопрос, — я задумался, как бы это обсудить так, чтобы выслушать непредвзятое мнение моих сегодняшних собеседников.

— Что еще за рубеж? — возмутился приятель. — Опять война какая? Яснее не можешь изъясняться?

— Могу, — я честно признался. — Но не хочу. Мне сейчас очень интересно выслушать ваше мнение по этому вопросу, не испорченное моим влиянием, и надеюсь, оно будет немного более развернуто, чем я услышал в церкви. Поэтому у меня к тебе будет еще одна просьба.

— Ага, какая? — заинтригованно ответил Федька.

— Поддерживай вечером нужное мне направление беседы и, может, мы много чего проясним…

— Но с тебя потом разъяснения, к чему тебе все это понадобилось? — поспешил заручиться моим обещанием друг.

Таким образом, мы прибыли ко мне, подготовленные к встрече, как морально, так и материально. В течение часа я суматошно метался по квартире, исполняя Федькины распоряжения. В результате в назначенное время вся квартира сияла порядком и чистотой, а заодно и пахла заманчивыми ароматами довольно изысканных закусок. Что за чудесный у меня товарищ — подготовил вечеринку не хуже, чем в астральных пенатах. Откровенно говоря, я устыдился своих вечных пивных банок там «наверху», но признаваться в этом приятелю постеснялся.

Когда прогудел домофон, я гордо подлетел к нему и с радостью услышал приятный голосок Люси. Они с Катей пришли вместе. Вскоре я ворковал и порхал вокруг наших гостей, балансируя на грани приличия и провала — настолько я был рад им, и настолько мне было трудно контролировать свои ангельские порывы. Кажется, я даже немного смутил девушек своими расшаркиваниями, поскольку Катя спряталась за корчившего мне ехидные рожи Федьку, а Люсе пришлось только смеяться, показывая, что она якобы не придает значения моим комплиментам. Друг не дал мне совсем зарваться и, перехватив инициативу, вовремя провел дам в гостиную, показывая, что у нас тут к чему, а я, заглотив побольше воздуха, остался приходить в себя и собираться с мыслями перед важной беседой.

Благодаря кулинарно-социальным талантам Федьки, все шло, как по маслу. Девушки плавно перешли от удивления приготовленными вкуснятинами к увлекательной болтовне ни о чем. Я выжидал удобный момент, потихоньку подливая вина и подсовывая закуски. Наконец, я понял, что вино достаточно раскрепостило собеседников для откровенной беседы. Многозначительно подмигнув Феде, я воспользовался маленькой паузой в разговоре и подкинул первую провокационную мысль:

— А знаете, что мне кажется?

— И что же? — поддакнул Федька, концентрируя внимание девушек на мне.

— По большому счету, человек и общество сейчас кардинально меняется, причем настолько они не менялись еще никогда в истории человечества, — я задумчиво бросил высокопарную фразу, какими уже не раз бомбил несчастных слушателей на протяжении последних дней, и выжидающе затих.

— Хм, а я так ничего такого не замечаю, — провокационно буркнул приятель, как бы подталкивая беседу в этом направлении.

— А вот подумайте, вернее даже попробуйте ощутить эти изменения. Правда, может быть они виднее в некоторых европейских странах, но и Россия идет тем же путем. Только у нее более тяжелая дорога, и не мне это вам объяснять…

— Я, кажется, понимаю, о чем ты говоришь, — вдруг откликнулась Люся, напряженно что-то обдумывая и глядя в бокал с вином. Внезапно она подняла на меня свои темные глаза, и у меня сжалось сердце — настолько внимателен и открыт был ее взгляд. Как будто она мне в душу заглянула (будто у ангела есть душа). От неожиданности я смущенно потупил очи, а ее будто прорвало на откровения. — Я ведь два года после мединститута жила в Швеции. И знаешь, я чувствую, о чем ты говоришь, но трудно выразить это словами.

— Ты попробуй, — просяще промямлил я. — Мне это очень важно.

— Ты знаешь, почему-то у меня чувство обиды. Сама не знаю, на что или кого, — девушка досадливо поморщилась. — Казалось бы, какая разница между ними и нами? И там и там живут люди со своими обычными проблемами и радостями. Вроде бы, сейчас и государственное устройство похожее, и богатых у нас чуть ли не больше, но у меня такое чувство, будто здесь все перевернуто с ног на голову: какая-то дикая пародия на то, как нужно жить людям. Почему у нас все против обычного человека, а там, человек живет своей жизнью и не мешает жить другим, а государство прислуживает своим гражданам? Почему там неприлично или глупо показывать свое богатство, почему у них ты говоришь на равных хоть с профессорами, хоть с малыми детьми? Почему там тебе по-настоящему улыбаются даже малооплачиваемые служащие, вроде медсестер и уборщиц? И я не понимаю, откуда у нас столько злости и отчуждения вокруг? И самое обидное, я знаю, что русские, выросшие в тех странах, совсем другие — они тоже искренне внимательны и предупредительны к окружающим.

— Ты не совсем права, — я решился прервать девушку. — Я чувствую, у тебя наболело. Но ведь и здесь много хороших людей, просто их время еще не пришло. Та страна, в которой ты жила уже перешла рубеж, перед которым стоит сейчас Россия. Беда в том, что перейти его очень непросто. На самом деле, ты дала очень тонкий психологический анализ.

Я был в неописуемом восторге. Эта девушка, вдруг сама легко и просто подметила то, о чем я безуспешно пытался толковать до этого с людьми.

— Да, кажется, я понимаю, о каком типе людей ты говоришь, — подал голос Федька из своего кресла. — Их у нас еще по ошибке называли интеллигенцией.

— А почему по ошибке? — спросила удивленно Катя.

— Это свойство не совсем соответствует определению, которое предполагает высокую образованность. Поэтому часто и говорили: «необразованный человек, но насколько интеллигентен внутри». Но у нас этот тип людей не выживает — они слишком слабые.

— Да, да, именно так: слабые, — подхватил я. — Я все пытался подобрать определение этим двум типам людей и наверно так будет правильно — новые, слабые, но свободные люди, и старый тип — сильные рабы.

— А почему рабы? — возмутился Федька.

— А сейчас объясню, почему, — ответил я. — Это не в том смысле, что они послушны. Понимаешь, это внутреннее рабство у своей животной основы. И не имеет значения рабовладелец ты или раб — психология одна: подавить других и получить максимум удовольствий от жизни. Они всегда дерутся за место под солнцем, мало жалея окружающих.

— А что же «слабые»? — спросила Катя.

— Да, Люся описала общество, где «слабые» люди в большинстве или, по крайней мере «делают погоду», формируя свободное общество и государство. На самом деле здесь кроется самый великий парадокс, который приходится преодолевать всему человечеству: «рабы» не могут построить свободного общества, так как не могут принять психологию свободных, но слабых людей. Тысячи лет люди нормально жили с рабской психологией и, несмотря на множество кровавых «освободительных» революций и восстаний, «рабы» всегда строили новое рабское государство.

— Я, кажется, понимаю, — ответила Люся. — Ведь, придя к власти, «рабы» просто делили мир по-своему, а его нельзя делить, он должен быть для всех.

— Да, иначе сказать, вся мечта о свободе раба упирается в то, что рядом такой же раб, мечтающий о свободе за счет других… Ведь настоящая свобода предполагает подсознательное уважение и более того — уступки окружающим тебя людям. По той же причине «слабые» не выдерживают конкуренции сильным «рабам» — ведь они вечно подсознательно уступают другим и стараются не наступать тем ни на пятки, ни на мозоли.

— Ага! Это как у нас стали «рабы» строить демократию, потом передрались, обозвали демократов дерьмократами и организовали «прочное» полицейское государство! — рассмеялся Федька.

— Да, для «раба» окружающие люди будут всегда ресурсом, кадрами, материалом, которым нужно управлять, распоряжаться, использовать и так далее. А государство, построенное такими людьми, будет всегда бдить, учитывать, распределять, карать, но только не служить людям. И это положение не менялось с каменного века до последнего времени.

— Неужели все так плохо, и для нас нет никакой надежды? — спросила расстроенно Катя.

— Совсем даже наоборот — процесс идет. Ведь те же шведы-варяги когда-то по кровожадности могли заткнуть за пояс любой народ. Просто, в отличие от России, у них была пара сотен лет относительно мирной жизни. Единственный способ преодолеть этот парадокс — дать спокойно вырасти новому, свободному поколению. Смотрите: потихоньку и здесь пробивается поросль «слабых» людей, для которых ценность чужой жизни не менее важна, чем собственная, ведь уважение окружающих заложено в человеческой душе, которая противоположна животной основе. Поэтому «слабые» люди все время вырастают из детей, если только «рабы» и рабское государство не выковывает из них таких же сильных, подобных себе.

— Больно уж ты «слабых» хлюпиков обрисовал. Такие хоть вообще-то выживают? — спросил Федька.

— Ты не понял. Ощущение потребности свободы для всех и уважение окружающих — это единственное отличие. В остальном это такие же люди со своими недостатками и достоинствами, делающие ошибки и пытающиеся их исправить. На самом деле таких людей очень много, просто их не видно — они не любят «толкаться локтями». Для меня вы все определенно относитесь к «слабым».

— Ну, спасибо! Но с другой стороны, лучше быть слабым, но свободным, чем сильным, но рабом, — обрадовано заключил Федька.

— Именно! Вот ты, Федя, неплохой психолог, но тебе не приходит в голову манипулировать людьми, просто в силу того, что ты считаешь это чем-то неприемлемым для себя.

— Хм, наверно, ты прав, — как бы пробуя на вкус эту мысль, проговорил Федька. — Но не кажется ли тебе, что наши современные «рабы» просто задавят «слабых»? Их тотально пытаются обратить в сильных рабов. Посмотрите вокруг — насилие возведено в культ, им пичкают детей с утра до вечера под видом развлечений. А государство напоминает какой-то вертеп бюрократов. Сплошь провозглашаются красивые лозунги, но действия и результаты противоположны этим заявлениям.

— Да, «раб» всегда прав, как право его государство, чиновники, церковь — все они не слышат и не видят окружающих людей, сражаясь за свою правду. Для них не существует других мнений, других правд или истин. И пока что это наша действительность, — совсем расстроенно прошептала Люся.

— Ладно, давайте о чем-нибудь более веселом поговорим, — мне стало стыдно, что я испортил настроение девушкам, хотя я был самым бессовестным образом рад, что нашел глубоко понимающих меня людей совсем у себя под боком. И чего, спрашивается, бегал по улицам и народ смущал? Но надо было срочно менять тему беседы, и я «вдруг» вспомнил свои приключения в больнице. — Люся, я забыл тебя еще раз поблагодарить за спасение…

— Да не за что! Все равно тебя далеко бы не увезли, — улыбнулась девушка, видимо вспоминая мои причитания.

— Я помню, как ты вошла к нам в клетку, как строгий ангел в белом халате: всех рассудила и всем помогла… Слушай, а что с этим парнем? Выглядел он неважно… — вдруг мои мысли набрели на моего несчастного «сокамерника», и разговор покатился по новым рельсам…

Когда уже стало темнеть за окном я, возвращаясь с кухни с очередной порцией закусок, застал Люсю одну в комнате. Она стояла с бокалом в руках и задумчиво смотрела в окно, где унылый пейзаж нашего на двоих с Женькой района медленно погружался в сумерки вечера.

— А куда остальные подевались? — не задумываясь, спросил я и поставил на столик тарелки с сыром и оливками.

— Они в другую комнату пошушукаться ушли, — улыбнулась девушка и вдруг замерла, слегка напрягшись.

Я каким-то шестым чувством понял, что она хочет что-то сказать мне, но то ли стесняется, то ли боится. И все-таки, не будь я ушлым ангелом, если бы не мог разговорить девушку! Понимая, что ее легко спугнуть, я с самым скучающим видом взял бутылку с вином, немного плеснул себе, сделал выразительный жест с бокалом Люсе. Подучив отрицательный кивок, подошел к девушке и, равнодушно глядя в окно, встал в полуметре от нее, чтобы внимательно «изучать» старый, наполовину засохший тополь прямо напротив окна. На самом деле под прикрытием Женькиного тела сидел внимательный разведчик, который боковым зрением пытался отследить все действия девушки…

Немая психологическая обработка собеседницы удалась с блеском, и она все-таки решилась высказать свои сокровенные мысли:

— Слушай Жень, ты уж меня прости, что я тогда, в клубе… так грубо тебя оттолкнула… Ты же ведь совсем не такой… ты наверно, просто выпил лишнего. Я чувствую: ты добрый и внимательный…

Как я хотел услышать такие слова от нее! Настало самое время расслабиться, как мартовскому коту, и получить полное удовольствие. Но меня вдруг словно молнией прошибла одна ужасная мысль: «Что же я творю?! Ведь, максимум, на что у меня есть время и право — это на легкий необременительный флирт» — я сам себе был противен: «Такая девушка унижается передо мной! Она же через все свое достоинство переступает. А я? Тоже, нашелся ангел: преступно пользуюсь своими астральными способностями. Где уж тут бедной девушке устоять!»

Я зажмурил глаза, продолжая стоять лицом к окну и лихорадочно ища выход из положения: «Она же, кажется, по полной программе в меня втрескалась. Нужно сейчас же изменить ее мнение обо мне!» Но нахамить девушке я не мог — ангел ведь все же. Да и нравилась она мне, чего уж скрывать. Слишком нравилась — слишком, для того чтобы побаловаться и бросить… Я вдруг заметил, что она, не дождавшись моего ответа, разочарованно вздохнула и двинулась от окна. Мне ничего не оставалось делать, как взять ее за руку. Больше времени на придумывания вранья у меня не было и я стал говорить все, что лезло на язык:

— Люсенька, прости! Ты не так меня поняла. Ты мне очень нравишься, и тогда я наверное был пьян. И я бы посчитал великим счастьем стать ближе тебе. Но дело в том, что мне нельзя заводить серьезных отношений, — увидев промелькнувшую боль в красивых темных глазах, я поспешил объяснить. — Нет, не подумай, у меня никого нет. Но, к сожалению, никого и не будет, и не может быть…

— Я не поняла. Ты что, уезжаешь куда-то надолго? — Люся пыталась вникнуть в смысл моей тарабарщины.

— Ну да, вроде этого. Я просто боюсь, что скоро расстанусь с тобой, и мы больше никогда не увидимся и было бы нечестно сейчас… — я совсем сник на полуслове, не зная как объяснить девушке свою ситуацию. Не мог же я ей сказать, что я вовсе не тот, за кого она меня принимает.

Но оказалось, что иногда женщине и не надо ничего объяснять — она сама все поймет сердцем гораздо лучше, чем ушами. Люся внимательно смотрела мне в глаза, затем молча обняла за шею и осторожно поцеловала в губы. Потом отодвинулась и, грустно улыбнувшись, шепнула:

— Прости, но это тебе позволено сделать? Я, наверное, глупо поступаю, но что-то в тебе есть такое, чему невозможно сопротивляться. Мне с тобой просто до ужаса хорошо. Но не волнуйся, больше ничего не будет.

Я стоял пнем, медленно отходя от шока. Впервые меня поцеловала земная женщина, да еще какая! На моих, вернее, Женькиных губах все еще таяло ощущение легкого и прекрасного прикосновения.

— Спасибо, Люся, — только и сумел я выдавить из себя. Она заметила, что у меня в зобу дыханье сперло, и поэтому не обиделась на мое косноязычие, а только еще раз улыбнувшись, отошла к столику с вином и закусками…

Спустя еще некоторое время девушки засобирались по домам, и Федька вызвал такси, по-джентельменски заплатив водиле вперед.

— Ну что, выяснил для себя, что хотел? — спросил он, позевывая и провожая взглядом машину.

— Выяснил — ответил я кисло и вспомнил. — А чего ты с девушками не поехал?

— Нет уж, ты мне обещал расколоться насчет своих ангельских дел, так давай, колись, орех небесный! А с Катюшей мы свои дела всегда обсудить успеем! — хитро подмигнул Федька и потащил меня обратно домой.

Уже дома, налив себе полный бокал вина, я, как говорится, утопил в нем свое горе и начал признание:

— Эх, Федя! Ничего у меня на Земле не получилось! По всем статьям облом!

— Эт ты не передергивай! — подбодрил меня кудрявый физик. — Главную задачу ты все же умудрился выполнить, правда, не без нашей помощи…

— Ты про сохранность Жениного тела? Тогда да, но не забывай, что еще неделю-другую надо продержаться, пока он с Сэйлара выберется. Но все мои задумки и начинания пошли коту под хвост. Даже с Люсей…

— А что с Люсей? — не дошло до Федьки.

— Да вот почувствовал себя такой свиньей, что самому противно. Понимаешь, я девушку в себя влюбил, а сам в кусты.

— Нет, не понимаю. Почему в кусты?

— А ты прикинь. Она девушка серьезная и если уж она чуть не в любви мне признается, то что же мне остается делать?

— Но ты же, кажется об этом и мечтал?

— Мечтал-то, мечтал, но не так же серьезно — мне ж это тело сдавать через две недели! А что я ей скажу? Вот и пришлось отказать…

— То-то я гляжу, она какая-то грустная была, — дошло, наконец, до приятеля.

— Да уж, будешь тут грустным. И мне прямо тошно. Даже и не думал, что у вас тут так все сложно, — невесело признался я и вспомнил нашу общую беседу. — А ведь она умница, сразу поняла, о чем я речь завел, когда про «слабых» и «рабов» болтал. Какое у нее тонкое ощущение свободы — как она сказала: «мне обидно». Понимаешь, это самое верное ощущение. Мне тоже обидно, что у вас все возможности к свободной и спокойной жизни, нет только чего-то основного…

— Чего? — удивленно спросил Федька.

— Если бы я знал! — пришлось еще раз признаться в своем полном фиаско. — Ведь материально обществу достаточно и гораздо меньшего развития экономики для такого изменения. Конечно, не хватает времени, смены поколений, но ведь, считай, одно уже выросло с тех пор, как формально политическая система стала демократической…

— Значит, это и есть то, над чем работает Служба Развития? — кивнул Федя.

— Да, глобально, это сейчас основная задача перед цивилизацией. Но дело как раз в том, что каждый человек должен сам дорастать до этого состояния. Как я сегодня днем убедился — никакая религия тут не поможет. Так как любая религия автоматически ограничивает свободу души, превращая ее в раба божия, — я усмехнулся. — Вот такой вот парадокс! Ангелу не место в церкви…

— А что в нашей жизни не парадокс? — философски зевнул приятель, потягиваясь в кресле. — Лучше давай думать, как в астрал пойдем? Что-то мне лениво домой на ночь глядя тащиться.

Честно сказать, я очень обрадовался такому напрашиванию моего земного друга остаться на ночевку. Подсознательно я боялся оставаться сегодня один на один с самим собой — уж больно мрачно было у меня на душе. Так что я с какой-то лихорадочной бодростью начал вертеться по квартире, прибирая последствия посиделок и уже спустя какой-то час, мы, еще поболтав о том, о сем, по очереди отбыли в астрал, поудобнее устроив свои тела на ночевку.

В астрале наши с Федей пути разошлись. Он захотел проведать Славу с Ташей, а я потащился с повинной в свою «епархию». Зависнув перед унылым занавесом северного сияния сине-серых тонов, я долго думал: идти или не идти? Но все же «закрыл глаза» и оказался в пирамиде Службы Развития Цивилизации Земли. «Глаза» больше можно было «не открывать» — это с человеками тут церемонятся: офисы, клерки, а со своими, как говорится: перетопчетесь. Ничего открывать тем более не хотелось, потому что вокруг «раздалось» всеобщее «хи-хи». Ну или что-то вроде: «ха-ха», «наигрался?», «ну и что же дальше?» и так далее, причем все это одновременно. В конце концов, мне все это надоело, и я «рявкнул»:

— Ну что, натешилось, чудо-юдо? Чай, теперь твоя сущность довольна?

— Уже и пошутить нельзя! — заоправдывалось вокруг. — Сидишь тут, скучаешь… а что, твое приземление прошло, как ты там выразился: фэйсом об тэйбл?

— Да уж, Ваше идиотское превосходительство! — я не на шутку рассердился на это бездушное создание. — Нормально приземлился: и фэйс и тэйбл целы, а вот чего вы меня сюда звали? Подумаешь, мессии из меня не вышло — но я же не мог чужим телом рисковать. А «там», пока голым задом на ежа не сядешь — не поверят.

— Ага, пока ты там пытался новую религию организовать, мы тут проверили варианты того, как твое присутствие в реале могло бы пригодиться, — вещало сразу со всех сторон.

— Ну и что вы накумекали? — все еще ворчливо спросил я.

— Ты прав, что сейчас не время для мессий. Не тот уровень воздействия — каждый в реале может сам себе быть и мессией, и гуру. Да и слепо верить никого заставлять нет никакой нужды — пусть лучше сами думают. А вот помочь ситуации можно и даже нужно… Ты заметил некоторые странности там, в России?

— Еще бы не заметил! Что-то непонятное творится. Вроде все правильно, а люди, вместо того, чтобы развиваться, натурально дичают! И общество вслед за ними, или наоборот — они вслед за обществом… — я немного забуксовал в попытке объяснить происходящее.

— Ты правильно почувствовал, но не сопоставил с аналогичными случаями в истории, — пирамида постепенно сменила тон с насмешливого на серьезный. — Заметь, сколько раз попытки позитивного развития оборачивались противоположным результатом?

— Постойте-ка, — до меня начало доходить. Я вспомнил наш анализ многих событий в реале. — Что, опять вмешательство третьей силы?

— Да. Ты же прекрасно знаешь, что противостояние в астрале отражается на реал… И этой битве за человеческие души не будет конца, пока цивилизация продолжает существовать.

— Но как инферно вмешивается в реал? Это же нарушение закона свободы выбора? — я действительно не понимал, как Служба Равновесия допускает этот произвол.

— Это очень сложный вопрос. Ты прекрасно знаешь, что СР вмешивается только в крайнем случае, а на действия инферно она вообще смотрит сквозь пальцы… — кажется, мое «начальство» проговорилось.

— Это как это, сквозь пальцы?! — возмущенно «воскликнул» я. — Нам нельзя, а им можно?

— Понимаешь, по своим свойствам инферно стремится всегда ущемить чужую свободу — это его сущность. Ликвидировать же его — значит лишить астрал всей пестроты жизни. Да и что будет оттягивать на себя негатив? Вот и получается, что темным силам «бьют по рукам» только в самых крайних случаях.

— Так что же на самом деле происходит в реале? — озадаченный мрачной новостью я попытался уяснить, чего от меня хотят.

— Слушай сюда по порядку, — вроде как опять пошутило нечто окружающее. — Инферно использует своих людей в реале, которые думают, что они тайно управляют миром. Информация об этих людях почти неведома ангелам, так как нам нет доступа в негативные зоны на изнанке, а после смерти служители тьмы уносят свои тайны с собой в преисподнюю. Основное воздействие инферно осуществляет через своих темных мессий или контактеров, а так же внушая определенные мысли нужным людям. Сейчас, когда оно начинает терять одну страну за другой, единственный шанс повернуть все вспять, это концентрировать негативные эгрегоры в определенных зонах. И сейчас этот процесс вовсю идет в европейской части России. А к чему такая концентрация негатива приводит, ты и сам знаешь, хотя бы по тому, что происходило в прошлом веке.

— А как же инферно концентрирует свою энергию в нужной ему зоне?

— Ты знаешь, сколько материальные объекты могут накопить негатива или позитива на себе?

— В принципе, сколько угодно! — согласился я. — Тогда они становятся талисманами, фетишами, артефактами и тому подобными объектами.

— А известно тебе, сколько горя и несчастий изведала эта земля? Но это бы еще ничего. Постепенно отмаливая и творя добро, общий потенциал можно было бы изменить к лучшему. Однако инферно это не устраивает. Мы отслеживаем, что идет постепенное перемещение негатива в Россию, чтобы взять реванш в большой державе, а потом и утопить и весь мир во мраке… Когда потенциал достигнет критической силы, достаточно будет малейшего повода для войны — какой и за что, не важно, результат будет один. Цивилизация опять будет отброшена назад, а инферно снова соберет свой пышный урожай страданий и жестокости.

— И что я смогу сделать с этим — ведь мне нельзя вмешиваться в земные судьбы?

— Ты задал правильный вопрос. Ты светлый ангел, и не можешь пойти против СР. Но положение настолько серьезно, что СР само пошло на уступки. Так что мы выдаем тебе карт-бланш на действия против инферно. К сожалению, на этом все твои полномочия и кончаются. Ты не имеешь права преднамеренно воздействовать на человеческие судьбы, если это не направлено против инферно…

— А если непреднамеренно или против инферно? — я почувствовал, что тут кроется лазейка.

— …

— Понятно, — про себя я усвоил, как мне действовать. — Но есть ли у вас хоть какие-то конкретные зацепки, что и как делать?

— К сожалению только общие, по сведениям сторонних наблюдателей, да и то, только тех, кто уже оказался у нас. Самой опасной является тайная организация по типу масонов.

— Опять масоны? — разочарованно протянул я.

— Успокойся. Это не те масоны. По некоторым данным это Темная или Теневая палата, которая откололась от всего масонства еще много столетий назад. Еще есть другие слуги сатаны и прочие. Пакет с информацией тебя ждет. А как с ним распорядиться — это уже полностью на твое усмотрение. Чем больше артефактов сможешь спрятать, инактивировать или уничтожить, тем лучше.

— Но как я с ними смогу работать? Меня ж всего скрутит! — я не на шутку испугался — ведь для ангела энергия инферно противопоказана.

— Ты забываешь, что ты будешь в броне реального тела. Главное, не пытайся вблизи такого артефакта или слуг инферно «высовываться» из Жениного тела.

— Ладно, давайте ваш пакет информации. Куда деваться бедному ангелу? — вздохнул я, предчувствуя, что нашел на свою пернатую шею еще тех приключений… и вдруг вспомнил. — Так когда ж я успею? Хозяин тела еще пару недель от силы побродит и все — сдавай оболочку в гардероб.

— Не факт, что там все так просто решится. Но попробуй сделать, что успеешь. Любое усилие может перевесить чашу весов на светлую или темную сторону.

Осталось только «подставить» свою дурную голову под закачку информации…