Алко-Голь

5. Зависимость

Борис решил застать Льва в хорошем состоянии, к девяти вечера. К этому времени тот успевал поглотить первую порцию крепкого, и был благодушен. Детектор указывал на бар "Старый Ковбой". Барная стойка располагалась в глубине, а круглые столики занимали разного рода посетители, в том числе и инопланетяне. Лев сидел у бара и потягивал виски, отбивая ногами ритм весёлой песенки в стиле кантри из старинного автомата. Боря подошёл и сел рядом, Лев широко улыбнулся:

— Боря, привет! — он обнял его за плечо сильной рукой. — Я знал, что ты приедешь, они должны были послать именно тебя.

— С чего бы это меня? — несколько растерялся тот.

— А кого ещё? Ты же всегда на острие проблем, а я теперь проблема, Боря, для вас и для всех, — он поднял стакан и обвел взглядом зал. — Да, я ваша проблема… А помнишь, как я вас просил, и тебя тоже, лететь со мной? Вы все отказались, вы были заняты, никто не хотел приключений, только я, я один хотел экстрима, хотел увидеть эти звёзды, как они там, — Лёва поднял руку в патетическом жесте, — там сталкиваются и умирают… Они умирают, Боря. Давай выпьем. Эй, парень, налей моему другу и мне!

Бармен налили виски, Лев залпом осушил стакан.

— Пей Боря, ты должен это ощутить, эту прелесть опьянения, ну же! И вообще, пора валить из этого скучного заведения, мы пойдём в русский кабак, я там такой водки вчера принял, да с огурчиком, да с грибочками — просто песня! Там и сплясать можно по-русски, я тебя научу. Давай уже, пошли.

Тут он обернулся и крикнул на всю забегаловку:

— Парни! Айда в кабак плясать!

Несколько человек встали и с гиканьем и притопыванием вышли вслед за Лёвой. Борис посмотрел на них, выпил виски, скривился, и тоже вышел.

По улице шла разухабистая компания человек из пяти, да ещё трое инопланетян, чего Борис совсем не ожидал. Впереди, уже притоптывая и напевая "Барыню", шёл, покачиваясь, Лев. Идти было недалеко, на следующую улицу.

Компания уже скрылась в дверях. Борис их нагнал уже в русском баре, и тут же увидел, что Льву принесли кубок, и он махом его осушил; его друзья тоже махали рюмками, хоть и не так резво. Официант в одежде, стилизованной под 19-й век, в сапожках, красной рубахе, держал поднос с закусками. Закусив, Лев гикнул, ударил кубком о землю и крикнул: "Давай плясовую!". Такого Борис ещё не видел: заиграла музыка — ложки, бубны, гармонь, свирели, и Лев медленно пошёл по кругу под эту какофонию, поднимая то правую, то левую ногу, касаясь её рукой. Набирая скорость, он подпрыгнул и пошёл вприсядку, посетители в кругу отшатнулись, захлопали, кто-то встал на стулья. Лихого танцора подбадривали криками, притопывали, все были в восторге, а он заряжал всех задором; глаза горели, руки летали. Борис заметил, что инопланетяне тоже не отставали от землян, и так же резвились.

Музыка ускорялась, Лев наращивал темп, приседал, подпрыгивал, вертелся на одной ноге, выписывал какие-то кренделя, и оставалось только диву даваться, откуда всё это лезло из вроде бы давно знакомого друга. Тут Лев подскочил к Борису, схватил за руку, и выдернул в круг. "Давай, брат, покажи нашу!" — и начал бить себя ладонями в грудь, по коленям и подначивать Бориса. Тот не успел опомниться, как всё его естество откликнулось на этот задор, он стал притопывать, что-то выделывать руками и кружить. Теперь они вдвоём, то вприсяд, то петухами ходили и плясали, и под конец, закружившись, чуть не плюхнулись на пол, но Лев удержал Бориса и, поклонившись зрителям, повёл к столу.

Стол был накрыт едой под стать месту: сплошь старинные рецепты, икра чёрная и красная, и даже заморская баклажанная; щучьи головы верчёные, потроха морёные, кулебяки с пирогами, печёные утки и поросята, а ближе ко Льву стояла бутыль с самогоном, который он разливал по кубкам.

— Ты молодец, Борис, я знал, что душа твоя не очерствела. Давай за это и выпьем, — и он, не глядя на собеседника, выпил и стал есть.

— Лёва, — усмехнулся Борис, — я ещё понимаю наши, земляне, но инопланетяне что делают на этом шабаше? — и тоже стал есть.

— Знаешь, я сначала считал, что они ходят за мной, чтобы посмотреть на диковинку, а потом подумал: мы стали какие-то искусственные, слишком правильные, как роботы. Посмотри на наши театры, кино, представления — всё гладко, всё чинно-благородно, даже драки нет никакой. Мы вроде бы ищем душу, но может она другая, эта душа — бурная, удалая?

— Или бешеная? — Борис пристально посмотрел ему в глаза.

— Или бешеная, — горько усмехнулся Лёва. — Поедим, и я покажу тебе кое-что.

Они молча ели, Лев подливал, поднимал и опрокидывал свой кубок; Боря пил помедленнее, чувствовал, что не удержит такой темп, он уже и так был в неслабой кондиции, и понимал, что пора бы выпить таблетку детоксикатора, или ему будет очень плохо, но сейчас не хотел отставать от Льва.

Как только Лев осушил последний кубок, он встал, откланялся и помахал всем руками. Несколько человек встали и хотели было пойти следом, но он отрицательно помотал головой, взял Бориса под локоть, и повёл его к выходу. Они прошли пару кварталов по свежему воздуху, добрались до станции, где как раз загружался поезд на старую Москву. Зайдя в вагон, Лев усадил рядом уже еле стоявшего на ногах Бориса, и заказал чай и коньяк.

— Боря, чай тебе. Выпей детоксикатор, а то ты сейчас весь вагон облюёшь, — он сунул ему стакан с чаем и таблетку.

Тот послушно выпил и откинулся на сиденье. В голове постепенно стихал шум, обруч, сжимавший виски, отпускал, желудок успокаивался. Через полчаса Лев тронул его за руку:

— Ну что, готов?

Борис открыл глаза и увидел, что за это время графин с коньяком был уже почти пуст.

— Лев, давай начистоту, зачем тебе столько пить? Что тебе это даёт, вернее, ему?

— Кому ему, Боря, о чём ты? — он нарочито оглянулся. — Тут только мы с тобой.

— Ладно, не хочешь — не говори. Но ты можешь хотя бы рассказать, где был и что было?

— Боря, я был один, без вас. Я звал вас, всё время звал.

— Ладно. А где СтрельБа? Она там осталась? — Борис прищурился.

— Боря, я… Не помню. Я что-то чувствую, какой-то ужас, страх, но это чувства, я не помню событий, не хочу их помнить… — и тут же залпом осушил очередную рюмку.

Поезд прибыл, они спустились в старинное метро и долго ехали. Зашли в музей и ходили по залам, где слабый свет освещал только картины. Остатки алкоголя в крови Бориса оживляли лица встречных посетителей, они молча удалялись, будто ожившие привидения древнего замка.

Лев остановился перед огромной картиной Демона — сильного, мускулистого парня, который сидел на корточках, сцепив перед собой руки, и куда-то тоскливо смотрел. Борис глянул на друга: Лев молча созерцал картину, а глаза были полны слёз; одна скатилась тонкой струйкой, он смахнул её, обернулся и сказал: "Пошли…".

Залы, лица, картины — выход. Через пару кварталов Лев нырнул в очередной кабак, зал с караоке, и тут же заказал выпивку. Как только очередной певец закончил, схватил в руки микрофон, и стал петь начисто охрипшим и тяжёлым голосом:

"Идет охота на волков. Идет охота!

На серых хищников — матёрых и щенков.

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.

Кровь на снегу и пятна красные флажков."

Зал застыл, от хриплого крика, казалось, воздух стал тяжелее, а Лев накатил стопку, звякнул ею о пол и завёл что-то задорное:

"Во-о-о кузнице, во кузнице молодые кузнецы…"

Этот прыжок от грусти к веселью был весьма кстати, оцепеневшая публика тут же заулыбалась и захлопала. Прерывая выступление только на выпивку, Лев спел ещё с пяток песен, пока окончательно не охрип.

Близилось утро, Борис потянул Льва на ночлег, в первое попавшееся здание со статусом жилья, занял самую ближнюю из свободных квартир. Борис хоть и и был бодрее, но сил ему хватило только на душ, а Лев уже делал всё на автомате. Через двадцать минут они завалились спать.