Академия Сердцеедов. Охота (СИ)

Глава 16

Дальше был сложный период. Я пыталась найти в себе силы и быть стойкой, но как же тяжело было это сделать, когда Хеммери то и дело попадался на глаза! Словно издеваясь, кружил вокруг меня. Сначала пытался поговорить, но каждый раз нарываясь на шипы с моей стороны, оставил это занятие и просто маячил.

Наверное дошло, что убогими «извини» дело не исправишь. И я не та девочка, которая закроет глаза на проступки и проглотит все обиды, лишь бы любимый был рядом. Пусть я и из бедной семьи, и воспитание у меня так себе, но зато с гордостью все в порядке. Становиться игрушкой для избалованного мальчишки я не стану.

А чувства…с чувствами я как-нибудь разберусь. А пока путь еще немного поболит, чтобы навсегда запомнить, что бывает, когда неосмотрительно кому-то доверяешь.

Спасение я находила в занятиях. На лекции — с удовольствием, на полигон к Райдо — бегом и быстрее всех, даже к Норе и то шла с нездоровым азартом. Она как и прежде мотала нервы и заваливала заданиями, напрочь отбивая желание думать о чем-то другом. Я выползала от нее взмыленная, изрядно потрепанная и злая, но зато в голове ни одной мысли о Коуле и его предательстве.

Между тем день Осеннего Бала неумолимо приближался, и женское общежитие превратилось в модный дом. Постоянно кто-то что-то примерял и бегал по комнатам, чтобы похвастаться нарядам. Кто-то делал прически, кто-то красился. Девушки пробовали разные прически и макияж, и, кажется, напрочь забыли обо всем, кроме предстоящего мероприятия.

— Пустышки, — коротко припечатала Кайла, подтягивая к себе учебники.

У нее самой было готово голубое платье. Строгое, но элегантное, без лишних оборок и кружев, но с изящной серебристой вышивкой. Светленькая Кайла в этом наряде была похожа на снежную принцессу. Такая же красивая и холодная.

Ее кавалером был парень из Боевых и, кажется, он ее немного побаивался.

Правильно делал, с подругой шутки плохи.

Сама я не испытывала никакого желания идти на этот дурацкий бал, в чем и призналась своей соседке за пару дней до мероприятия.

— Конечно, пойдешь, — без тени сомнения произнесла она.

— Не хочу.

— Пойдешь. И будешь там улыбаться.

— Издеваешься? С улыбками у меня нынче плохо.

— Не важно. Ты же не хочешь, чтобы все вокруг говорили, что бедолажка из Муравейника забилась в норку, потому что ее обидел парень из Хайса.

— Мне плевать, что скажут другие.

— Правильно. Но ты обязана показать всем, что у тебя все в порядке, и что ты не позволишь таким мелочам сломить себя. Ты сильная, вот и будь сильной во всем. Останешься одна — можешь порыдать, если очень захочется, — быстрый взгляд на меня, и я поняла, что она слышала мои сдавленные всхлипы в душевой, — а на людях будь той, кем всегда была. Той, с которой все как с гуся вода, и которая всех бесит.

Я устало уткнулась лицом в ладони. Посидела так, потом тяжко вздохнула:

— Ты права. Так и сделаю. Тем более платье у меня такое красивое. Когда еще выпадет шанс покрасоваться.

Она подняла большой палец:

— Молодец. И себя покажешь, и народу нервы помотаешь. С кем ты идешь на бал?

— С Оливио.

— Какой ужасный выбор, — улыбнулась подруга, — просто кошмарный.

— Знаю.

Я уже успела пожалеть о том, что вынудила его стать своим напарником. Это ж сколько терпения придется потратить, чтобы не прибить ее до конца вечера. Вряд ли он станет сахарным котиком и будет вести себя прилично в такой день.

Лучше бы Лекса попросила составить мне компанию. Но уже поздно…

— Зато не соскучишься, — философски пожала плечами Кайла.

Так себе утешение, но другого не было.

На следующий день меня поймал Верано. Подошел ко мне после одной из лекций и молча оттеснил в сторону от людского потока:

— Как продвигаются дела с поиском?

Ах да, поиск…

— Никак, — я опустила взгляд, — я забыла.

— Найтли, — с жёстким укором произнес он, — ты же понимаешь, что мы не просто так в прядки играем? И что возможно от твоих навыков Гончей будут зависеть чьи-то жизни?

— Понимаю…но не могу, — просто призналась я, — у меня голова забита другим.

— Только не говори, что ты одна из этих блаженных бабочек, которые порхают по академии, мечтая о новеньких туфельках.

— Мне плевать на туфельки.

Лекс усмехнулся:

— Из-за Хеммери все страдаешь?

Конечно, весь Весмор был в курсе произошедшего. Мой эпичный забег по мужскому общежитию стал общественным достоянием и моментально оброс слухами и фантастическими деталям. Один раз я слышала, что якобы бежала по коридорам и вопила «спасите меня». Другой раз, что орала во всю глотку «Хеммери, я люблю теб». В третьей версии я ломилась во все двери, и почему-то была голая. А уж вариантов, чем занимался Коул в момент моего появления было еще больше. Начиная с самого разгара процесса любви с Эмми, и заканчивая целой пачкой каких-то девиц.

— Тебе смешно?

— Мне все равно. Но…в этом даже есть плюс.

Я сейчас точно сломаю ему нос. Или выбью зубы, чтобы не смел больше так бесяче улыбаться.

— Цыц! Стоять! — Верано правильно истолковал лютый блеск в моих глазах, — даже не думай.

— Все, я ухожу.

— Плюс в том, — он меня все-таки задержал, — что ты сумеешь попробовать поиск в ситуации, когда тебе самой непросто. В жизни никогда не будет все гладко, и работа Гончих не должна быть завязана на настроении. И чем раньше ты это поймешь, тем лучше.

Резон в его словах присутствовал, но пока мне было так плохо, что даже сами мысли о поиске казались бестолковыми и никчемными. Ну какой амулет, когда нет ни сил, ни возможности вздохнуть полной грудью?

Потом вспомнила изуродованного Чейза и устыдилась своих мыслей.

— Я поняла. Дай мне немного времени, чтобы собраться.

— Хорошо.

— И подсказок не надо. Попробую без них.

Верано одобрительно кивнул и оставил меня в покое. Я же еще немного потопталась возле аудитории, а потом побрела на следующее занятие.

И снова мне на глаза попадался Хеммери. Он не подходил, прекрасно понимая, что разговаривать с ним я не стану, но неотрывно следил за мной. Провожал, держась на расстоянии. Был моей тенью.

Я так остро чувствовала его присутствие, что хотелось выть от отчаяния и бросаться на стены. В груди болело. Сильно, колюче, причиняя нестерпимое мучение. И стоило закрыть глаза, как я снова видела бледную ладонь Эмми на его плечах.

— Пошел к черту! — тряхнула головой отгоняя наваждение, — я и без тебя прекрасно проживу. А ты катись на все четыре стороны, предатель!

Последним занятием у нас шла лекция магистра Хейдена. Мы с Ником сидели на противоположных концах аудитории и время от времени кололи друг друга убийственными взглядами.

— Я ненавижу тебя, — беззвучно произнес он, шевеля одними губами.

— Взаимно.

Преподаватель либо не замечал, либо делал вид, что не замечает, нашей вражды и увлеченно продолжал рассказывать о внутренних энергетических контурах и возможности их использования для лечения организма.

Мне нравились его занятия. Благодаря им я уже успела залечить синяки после марш-броска по полигону, избавиться от головной боли и успокоить желудок, разбушевавшийся после десятка жареных пирожков. Жаль, что от трещин на сердце его наука не помогала.

В конце магистр дал нам задание на дом и отпустил. Разговор про руны он больше не заводил, но я то и дело ловила на себе задумчивые выжидающие взгляды.

Странный он все-таки.

Ник, как всегда, улетел первым, а я собралась и неспешно вышла из аудитории. Спустилась вниз, ненадолго задержалась возле доски объявлений, просматривая появившиеся за день записи. А потом вышла на улицу.

Сумерки еще только занимались. До комендантского времени оставалось достаточно времени, поэтому я решила немного пройтись. Сделала круг по парку, не углубляясь на дальние тропы, потом обошла пруд и свернула в сторону столовой.

Там меня и перехватила мачеха.

— Идет, вышагивает, — сердито выплюнула она, но физиономия была довольной и светилась, как масляный блин.

— Добрый вечер, — отстранённо поздоровалась я и хотела пройти мимо, но Карла перегородила путь.

— Так зазналась, что с матушкой не хочешь общаться?

— Разве матушке есть до меня дело?

— У матушки и без того хлопот полный рот, — пренебрежительно отмахнулась она. — чтобы еще о всяких мужниных нагуляшах думать.

Наверняка, проходящие мимо нас адепты все прекрасно слышали. Но когда это останавливало Карлу? Она обожала подчеркивать мое незаконное происхождение и искренне наслаждалась, когда удавалось кому-нибудь об этом поведать.

Я прохладно улыбнулась:

— Вы главное не надорвитесь.

В ответ она завела свое любимое:

— Неблагодарная! Забыла, как я тебя выхаживала, когда твой папаша свалил? Я из сил выбиваюсь, а от тебя ни сочувствия, ни помощи.

Я подняла тоскливый взгляд к вечереющему небу. Как же все это надоело…

— И чем же я должна помочь на этот раз?

— Мне нужен твой хайсер, — бесцеремонно потребовала мачеха, — нужно купить платье Камилле, чтобы она попала на осенний бал.

У меня полыхнуло внутри, обжигая ядовитым пламенем.

— Бал для тех, кто учится в академии.

— И для тех, у кого есть приглашение, — парировала она.

— И что? Кто-то пригласил нашу красотку Камиллу?

— Не твое дело. Просто отдай хайсер и не задавай глупых вопросов. Времени осталось совсем мало, а нам и платьице надо подобрать и туфельки, и украшения купить…

— А Эмми ты ничего не собираешься покупать? — через зубы процедила я, старательно отгоняя картинку с предательством, — она обидится

Карла расплылась в улыбке:

— А чего ей обижаться? Они с Хеммери уже все выбрали и купили.

Вот как…

Я с трудом удержалась, чтобы не приложить руку к ребрам, за которыми заполошно металось измученное сердце.

Значит, Коул уже принарядил свою куколку? Какой молодец.

Карла улыбнулась еще шире, прекрасно понимая, что в этот раз ей удалось зацепить меня и сделать по-настоящему больно.

— Камиллочке пока не так повезло, и она чувствует обделенной, поэтому ты обязана помочь сестре с платьем.

Меня начало трясти. От злости, обиды и негодования.

— У меня нет денег. Ни единого кредита.

— Что? Как? — возмутилась Карла, — куда ты их дела? Даже если по двести в месяц, то там уже должно было накопиться четыреста.

У нее всегда очень хорошо получалось считать чужие деньги.

— Потратила на себя.

После этих слов ее перекосила:

— Мерзавка! Я там из сил выбиваюсь, чтобы девочек обеспечить, а ты транжиришь?! Да как ты посмела?

— С превеликим удовольствием.

Она еще продолжала вопить и возмущаться, но я уже не слушала. Молча развернулась и пошла обратно, решив, что обойдусь без ужина.

Мне нужно было срочно запереться в душевой и в гордом одиночестве повыть, оплакивая свою растоптанную любовь.