Академия Горгулий. Тайна ректора

Глава 34

Колт наконец вновь проснулся рано, даже раньше, чем обычно: еще до восхода солнца. Первые дни после возвращения в собственную постель он спал много, каждый раз вставая на час, а то и на два позже, чем привык. Поход в мертвые земли вымотал его сильнее, чем ему поначалу казалось, но теперь он, очевидно, полностью восстановился. Спина больше не болела после длительных полетов, но снова принялась ныть нога, не напоминавшая о себе все это время.

Его возвращение в Замок Горгулий получилось громким и эмоциональным. Пришел он не один: привел с собой прежнюю стражу замка и напомнил ардемской страже, что ректор здесь он. Поскольку к тому моменту Ламберт уже находился в стазисе и отдавать приказы не мог, драконы растерялись, не зная, как правильнее поступить. Все решило появление Рамины, взявшей на себя смелость говорить от имени совета правления. Столкновения удалось избежать.

Студенты были рады «воскрешению» Колта и восстановлению в должности и не скрывали этого. Вероятно, недолгое «правление» Ламберта их напугало, и они были несказанно рады, что все вернулось на круги своя. А на целую неделю оно действительно вернулось, и теперь все надеялись, что конец учебного года и экзамены пройдут в спокойной обстановке.

Мало кто знал, что ждет академию, а точнее, самого Колта сегодня. Конечно, прибытие эфферов едва ли пройдет незаметно, но необходимость присутствовать на занятиях удержит студентов в аудиториях. Занятия самого Колта были заблаговременно перенесены или заменены.

Его ждал суд совета правления. В полном составе совет, конечно, не явится, но заседание специально назначенной комиссии из пяти драконов должно состояться через час после окончания общего завтрака.

Поэтому утро ощущалось иначе, чем обычно. Колт ограничился легкой зарядкой, позволил себе дольше наслаждаться завтраком, дочитал книгу, начатую еще месяц назад, и заглянул в один из альбомов с фотографиями. В свой любимый, первый, где Ника была новорожденной.

Когда подошло время заседания, он покинул библиотеку, спустился на этаж и деликатно постучал в дверь дочери, прежде чем заглянуть в ее комнату.

— Можно?

Как он и предполагал, Ника на занятия не пошла, но была при полном параде: собиралась присутствовать на заседании.

— Уже пора? — с тревогой уточнила она, торопливо застегивая на запястье кожаный браслет.

— Да, я иду, но хотел попросить тебя остаться в комнате, раз уж ты решила прогулять лекции.

Дочь подняла на него удивленный и немного обиженный взгляд.

— Почему мне нельзя быть там?

— Я просто не хочу, чтобы эфферы лишний раз тебя видели. Ты все еще интересуешь их, точнее, их интересует твой дар. Так что лучше не дразнить их.

— Ох… — выдохнула Ника, и выражение ее лица сразу изменилось, обида уступила место беспокойству и намеку на испуг. Вероятно, она вспомнила противостояние с эффером Урланом, которое едва не закончилось кровопролитием. — Да, пожалуй, ты прав.

Все равно застегнув браслет, она подошла к нему, ободряюще улыбаясь.

— Тогда желаю удачи и буду ждать тебя здесь. И когда все закончится, надеюсь, мы это как следует отпразднуем. Да?

Он улыбнулся в ответ. Не отвечая на заданный вопрос, привлек ее к себе и крепко обнял, чем заметно удивил. И, возможно, немного напугал.

— Я очень горжусь тобой, — тихо произнес Колт, не выпуская дочь из объятий. — Тем, какой ты выросла. Знаю, что меня не было рядом большую часть твоей жизни и я едва ли имею право так говорить, но все равно горжусь.

— Ну, некоторое отношение к тому, какой я стала, ты все-таки имеешь, — нервно отозвалась Ника, отстраняясь и с тревогой заглядывая ему в лицо. — Где-то читала, что основы личности закладываются в глубоком детстве. Да и за последний год я заметно изменилась. Только я не понимаю, почему ты вдруг об этом?.. Все ведь будет хорошо, да? У вас же есть эта сделка? Она в силе?

— Все будет хорошо, не волнуйся, — соврал Колт, и его улыбка ни на мгновение не дрогнула. — Просто я редко говорю о том, что чувствую, а потом жалею. Решил исправить это.

— Ты изменился, — заметила Ника, отпуская тревогу.

— Ты меня изменила.

Она покачала головой, лукаво улыбаясь.

— Не думаю, что это была я. Но мне в любом случае нравится.

Колт не стал спорить и настаивать, лишь заверил дочь, что они увидятся позже, хотя и сомневался, что это произойдет. Задерживаться у нее тоже не стал. Он никогда не смог бы описать словами то чувство, которое испытывает, глядя на Нику или даже просто думая о ней. Оно наполняло, согревало, давало ему сил в самые темные моменты жизни, но сейчас могло помешать задуманному.

Спустившись еще на этаж, Колт обнаружил на площадке перед кабинетом Рамину. Он в который раз залюбовался тем, как сидит на ней очередное длинное платье, подчеркивающее каждый изгиб тела, хотя сегодня она выбрала одно из самых скромных, что он на ней видел. Его даже можно было назвать строгим. В руках Рамина сжимала тетрадь, принесенную ими из Академии Некромантии. Тетрадь, которая должна купить у совета его жизнь.

— Доброе утро, — поздоровался Колт.

Рамина лишь удивленно приподняла бровь и спокойно заметила:

— Мне кажется, для нас обоих утро закончилось еще пару часов назад. Мы с тобой ранние пташки.

— И это хорошо, потому что у нас еще остается немного времени перед заседанием. Я собирался сам найти тебя, но раз ты уже здесь, давай поговорим.

И он широко распахнул дверь кабинета, приглашая ее зайти.

Она тревожно нахмурилась, но отказываться не стала. Колт запер за ними дверь и даже наложил на нее звуковой полог, чтобы никто точно не подслушал. И сразу попросил, не тратя время на лишние расшаркивания:

— Не отдавай им тетрадь.

Рамина повернулась, глядя на него удивленно и недоверчиво.

— Почему?

— Если драконы получат ключ к обороту, их власть станет абсолютной, никто и никогда уже не сможет им возразить. Так не должно быть. Они вообще не должны править единолично, не такой был уговор когда-то.

— Но другие согласились с этим, — возразила Рамина.

Колт подошел к ней ближе, заглядывая в глаза.

— Они согласились, когда бушевала непонятная эпидемия, когда добрая половина вида, посмевшего им возразить, была жестоко истреблена. Да, другие согласились, потому что были напуганы. И посмотри, к чему это привело в итоге. Содружество едва не было уничтожено, мой вид на грани исчезновения, а огромная территория, на которой когда-то жили люди, теперь называется мертвыми землями, и по ней бродят разлагающиеся трупы.

— Все совершают ошибки…

— Ошибки драконов очень дорого нам обходятся. Так не должно быть, — повторил он настойчиво.

— И что ты предлагаешь? — разозлилась она. — Что изменится, если у драконов не будет ключа к обороту?

— Предлагаю отдать эту тетрадь горгульям.

Удивление и злость на ее лице сменились пониманием.

— Хочешь, чтобы они узнали, как драконы поступили с вами, и ответили тем же?

Колт покачал головой.

— Мы не станем этого делать, даже из мести. Но власть драконов должна быть и будет свергнута, если горгульи станут достаточно сильными!

— Ты понимаешь, о чем просишь меня? — уже спокойнее уточнила Рамина. — Ты просишь меня предать моего отца, мой вид…

— Ты такая же горгулья, как и дракон, — возразил он.

— На мне печать дракона! И я выросла среди них, потому что мать-горгулья меня отвергла.

— Ты не можешь осуждать ее за это, зная, как все было.

Рамина опустила глаза, признавая его правоту, и посмотрела на тетрадь в своих руках.

— Даже если так… Ты просишь меня предать не только отца, но и тебя. — Она снова встретилась с ним взглядом. — Эта информация — твой единственный шанс на спасение. Не отдам ее, сделке конец. Тебя казнят.

Колт снова улыбнулся, и это далось ему легче, чем можно было ожидать.

— Знаю. Но в сложившихся обстоятельствах моя жизнь — не самая высокая цена. Я всегда был готов умереть за Содружество. Не за драконов, нет. За других горгулий, прежде всего. И за всех, кто здесь живет.

— А как же твоя дочь?

— Это и ради нее тоже. Ради мира, в котором она будет жить.

— Мира, в котором драконы воюют с горгульями? Она же помолвлена с одним из них!

— Не будет войны, Рамина. Драконы понимают только язык силы и уважают право сильного. Если горгульи станут сильнее, они подчиняться. Поочередное правление будет восстановлено.

— Ты идеалист… И мечтатель. Что странно, учитывая пройденный тобой путь.

— Возможно. Но я уверен в одном: отдашь тетрадь драконам — в Содружестве начнется диктатура, какая сейчас никому и не снилась. И ты знаешь это не хуже меня, потому что росла среди них.

Последние слова достигли цели. Рамина обреченно выдохнула, покачала головой и медленно опустила тетрадь на его стол, давая понять, что не возьмет ее с собой.

— Ты просто невозможен. Но, будь ты другим, тобой бы не восхищались.

— Спасибо. Когда все закончится, найди отца Редека Линта и отдай тетрадь ему. Хорошо?

Рамина рассеянно кивнула, теперь уже не глядя ему в глаза, и печально напомнила:

— Нам пора идти. Не стоит заставлять эфферов ждать.

Когда они спустились к большому залу, который обычно использовался как столовая, там уже собралась прибывшая комиссия. Несколько драконов-стражей охраняли двери, холл и примыкающие коридоры. Еще двое взяли на себя роль конвоя и вошли в зал по обе стороны от Колта. И хотя он никак не сопротивлялся и не демонстрировал агрессии, ему надели все те же блокирующие магию браслеты.

Внутри самого просторного в замке помещения были убраны все обеденные столы и стулья и установлено небольшое возвышение, на котором и разместились эфферы, каждый на кресле внушительного размера. Их драконы, очевидно, привезли с собой, поскольку в замке Колт подобной мебели не видел. Все это было призвано подчеркнуть статус членов комиссии, их превосходство над ним. Возможно, они даже хотели внушить ему трепет, но добились только снисходительной улыбки.

Его место обозначала перекладина, установленная на две опоры на уровне пояса. Вероятно, так было отмечено расстояние, ближе которого он не имел права подходить к возвышению.

Рамина вошла в зал после него и остановилась гораздо ближе к эфферам, поэтому со своего места Колт мог видеть только ее спину и сцепленные за ней руки: она обхватила пальцами одной запястье другой и сжала так сильно, что костяшки побелели. Это выдавало ее волнение. Но когда Рамина заговорила, ее голос прозвучал громко и уверенно:

— Рада приветствовать вас, эфферы, и официально представить результаты моего расследования.

Мужчины лишь едва заметно кивнули в ответ. Среди членов комиссии Колт обнаружил эффера Урлана: тот мог оказаться здесь только ради того, чтобы поквитаться с ним. Его присутствие заставляло сомневаться в действительности заключенной Раминой сделки, и Колт порадовался тому, что она согласилась от нее отказаться. С драконов станется забрать ключ к обороту, а потом отказаться от обещанного помилования.

Удивляло присутствие действующего председателя совета правления эффера Кронена. Слишком уж много чести для суда над горгульей, даже учитывая все обстоятельства и ожидания.

— Рамина, давай без лишних церемоний, — попросил вдруг Кронен. — Сделаем все по-быстрому, у нас еще очень много дел.

— Как скажешь, — непривычно кротко отозвалась она.

И все сразу встало на свои места. Очевидно, это и есть ее отец. Не просто эффер, а главный среди них.

— Итак, мое решение. Проведя в Замке Горгулий немало времени и изучив все доступные факты, сплетни и домыслы, я пришла к однозначному выводу, что Патрика Рабана, прежнего лорда Ардема, убил не Энгард Колт.

Ему сначала показалось, что он ослышался, что естественное желание выжить и на этот раз играет с ним злую шутку, но увидев растерянность и недовольство на лицах эфферов, Колт понял, что все услышал верно. Это оказалось для него такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Возникло почти непреодолимое желание подойти к Рамине, встряхнуть за плечи и проорать: «Какого демона ты творишь?!» Но конвой не даст ему сделать и шага.

— Повтори, что ты сказала, — потребовал Кронен, сверля дочь взглядом.

— Энгард Колт не убивал Патрика Рабана, — спокойно произнесла Рамина, держа голову все так же высоко.

— Ты абсолютно уверена в этом?

— Да.

— Некоторое время назад ты говорила другое.

— Это был предварительный вывод. С тех пор мне открылась новая информация.

— А как же его признание, сделанное после ареста?

— Обычный самооговор. Колт опасался, что убийство совершил дорогой ему человек, поэтому предпочел признать вину, чтобы не допустить дальнейшее расследование.

— Интересно, кто же ему настолько дорог?

— Это не имеет значения. Я не обязана обосновывать свой вывод, предоставлять вам информацию, подтверждающую его, или раскрывать ее источники.

Кронен недовольно сощурился. Казалось, будь у него возможность, сейчас испепелил бы дочь.

— Ты понимаешь последствия в случае ошибки? — угрожающим тоном поинтересовался он. — Понимаешь, что должна будешь лишить себя жизни, если будет доказано обратное?

— Прекрасно это осознаю. Но мое решение остается прежним. Энгард Колт невиновен.

Колт почувствовал боль в ладонях и понял, что слишком сильно сжал кулаки. Да и зубы могли начать крошиться, если он немедленно не перестанет их стискивать.

Эфферы переглянулись, не зная, что делать дальше. Поднимать вопрос о сделке и требовать с Рамины обещанное теперь было совершенно неуместно, но и просто так объявить Колта невиновным и разойтись они не хотели.

— Эффер Кронен, перед началом заседания молодой Рабан передал просьбу выступить перед комиссией со свидетельством, — сообщил вдруг Урлан.

Колт похолодел внутри и заметил, как напряглась Рамина. Никто из них не знал, что Ламберт уже пришел в себя. Стазис с него сняли накануне, предварительно введя снотворное и лечебное зелья. Второе не могло начать действовать, пока Ламберт пребывал в стазисе, а первое должно было дать ему время, оставляя дракона без сознания. Он не должен был проснуться так быстро.

Но, очевидно, проснулся. И теперь никто не мог знать, с каким именно свидетельством он хочет выступить. Даже если лечение подействовало и Ламберт более не одержим Тьмой, это не меняет того факта, что он знает правду об убийстве своего отца и может требовать справедливости.

— Это противоречит правилам, — возразил эффер, имени которого Колт не помнил. — На заседании выступает только тайный прокурор.

— Но если после обнаруживаются факты, противоречащие решению комиссии, она собирается вновь, чтобы с ними ознакомиться, — напомнил Урлан.

— А вы полагаете, что свидетельство Рабана противоречит решению, которое мы сейчас должны принять? — уточнил Кронен.

Эффер Урлан пожал плечами, но огонек в его глазах говорил о том, что именно так он и думает.

— Почти две недели назад он вызвал Колта на смертельный поединок. Полагаю, у него были на то основания. Кроме одержимости.

— Что ж, в таком случае будет рационально выслушать его сейчас. Не тащиться же в эту глушь снова. Пригласите его.

Колт видел, как разжались пальцы Рамины, как обреченно ссутулились ее плечи, словно на них упала невыносимая тяжесть. В этот момент он понял: если сейчас Ламберт даст показания против него и вывод Рамины будет признан ошибочным со всеми вытекающими из этого последствиями, он разнесет здесь все и уничтожит всех свидетелей. Даже самого Ламберта не пощадит. И ему для этого не понадобится ни оборот, ни магия вообще.

Погибнуть из-за нелепой попытки спасти его он Рамине не позволит.

Через несколько минут двери зала вновь открылись, впуская Ламберта. Вид у того был еще очень болезненный — неестественно бледные щеки, лихорадочно поблескивающие глаза, тени под ними, — но в то же время крайне решительный.

— Уважаемые эфферы, благодарю за то, что согласились меня выслушать, — поприветствовал он, занимая место, на котором прежде стояла Рамина.

Та в свою очередь отошла в сторону, и теперь Колт видел ее в профиль, но поймать ее взгляд по-прежнему не мог: она не смотрела в его сторону, только строго перед собой.

— Вам не за что нас благодарить. Как мы понимаем, у вас есть важное свидетельство для нас, — отозвался Кронен. — Мы не можем допустить, чтобы было принято несправедливое решение.

— Да, согласен, это будет ужасной ошибкой. Поэтому я пришел сюда, чтобы засвидетельствовать: Энгард Колт не убивал моего отца. И любые обратные утверждения ложны.

Внутри Колта словно лопнула какая-то натянутая до предела струна, даже в ушах зашумело от неожиданности и непонимания.

Урлан удивленно приподнял брови, а Кронен недовольно покосился на него.

— Можно узнать, откуда у вас такая уверенность? — поинтересовался еще один эффер, до сих пор хранивший молчание. — И по какой причине в этом случае вы вызвали господина Колта на смертельный поединок?

— Думаю, ни для кого из вас не секрет, что некоторое время назад я был… поражен страшным, неизвестным прежде недугом. Тем же, от которого перед смертью страдал мой отец. Тьма — так это называют, как мне объяснили. Это сродни одержимости. Она захватывает тебя, парализует мозг и заставляет действовать по ее указке. Я был пленником в собственном теле, тогда как им управляло нечто чуждое, агрессивное. Единственное, чего оно хотело, — это сеять смерть и разрушение. А чтобы я не сопротивлялся, оно нашептывало мне страшные вещи, дурманя разум. Вот почему я решил, что господин Колт виновен в смерти моего отца, и загорелся желанием отомстить. На самом деле я так не считаю. Напротив, я уверен в обратном. Поэтому на правах главы рода прошу снять с отца моей невесты и друга моего отца все обвинения.

— И все же, — не желал отступиться эффер Урлан, — как вы можете быть уверены в своем свидетельстве? Кто же, по-вашему, убил Патрика Рабана? У вас есть версия?

— Да, есть, — признал Ламберт тихо.

Колт невольно затаил дыхание, не представляя, какую фантазию тот собирается предложить комиссии.

— Я думаю… Нет, я уверен, что моего отца никто не убивал. Смертельное ранение в сердце он нанес себе сам.

Сразу несколько эфферов отреагировали почти одновременно:

— Вы серьезно?

— Что за бред!

— Это уже слишком…

— Что именно заставляет вас так думать? — строго поинтересовался Кронен, когда остальные голоса стихли.

— Я пытался сделать то же самое, — спокойно и уверенно ответил Ламберт. — В минуту просветления. Мне в этом виделся единственный способ избавиться от овладевшей мною Тьмы. К счастью, моя невеста остановила меня. Потому что знала, что есть лекарство и Колт почти нашел его. Моего отца остановить было некому. К сожалению, он не обратился за помощью, когда понял, что с ним происходит, попытался найти избавление сам. А когда не нашел и понял, что теряет контроль, сделал то, что должен был сделать. Он всегда был верен Содружеству, его интересам, не раз рисковал жизнью ради него. И он всегда был верен своей семье и тем, кем дорожил. Он никогда не поставил бы никого из нас под удар. Поэтому я знаю: ему хватило бы сил и решимости убить себя, чтобы не дать Тьме навредить нам. И он сделал это. Никто не виноват.