Ах ты... дракон!

Глава 27

Они знакомы? Славка почувствовал, как замер рядом Терхо Этку.

Они знакомы…

В отличие от Макса, Славка с закрытым псевдорелигиозным обществом, именуемым сектантами-драконоловами, знаком не был — то есть в реале с его представителями не встречался. Но, пока Макс в драконьих пещерах лечился, хулиганил и «учил молодых драконов плохому», Славка занимался сбором данных. И довольно успешно. На настоящий момент у него имелась и карта Уровней пещер (полная двух Верхнего и Среднего и пока фрагментарная — третьего, нижнего, самого секретного), и доступ в драконьи «мастерские». И более-менее подробная раскладка по драконьим Стаям. И поверхностное пока знание драконьей версии здешней довольно своеобразной истории. И, разумеется, сведения обо всех более-менее значимых слоях социума…

В том числе и о драконоверах. Особенно о драконоверах. Первоначально, сразу после так называемых Времен Безумия, это было объединение довольно разнородных группировок. Сюда вошли немногие уцелевшие представители прежних конфессий, довольно много ученых и специалистов, непосредственно связанных с драконами и потому имеющих о них точные знания, не поддавшиеся коррекции вследствие общего психоза. Присоединилось к ним и некоторое количество (весьма небольшое) магов — в основном книжников-историков, ведь кому как не им было знать, откуда к людям здешнего мира пришла магия! Публика из прежних «властных структур», оставшись после перемен не у дел, тоже пополнила сообщество. И, наконец, костяк драконоверов и основную часть составили обитатели предгорий и других земель близ драконьих территорий — сел, небольших городков, селений и поселков. Ревнители и хранители традиций, они с опаской и подозрением встречали любые изменения. Они спокойно внешне встречали и провожали возносящих молитвы новым богам — но при этом никаких молитварей на их землях почему-то не возникало. Они не выходили с протестами, но преследуемые властями беглецы-сектанты почти всегда бесследно растворялись на местных просторах…. Они исправно платили увеличившиеся налоги, не забывая при этом немного поворчать, и слушали приказы новых властей. Но стоило Поднятому или Возвышенному всерьез наступить им на больную мозоль — и в поселке-городке по непонятным причинам вспыхивал пожар (или обвал, или иное бедствие), и чересчур активному представителю власти приходилось направлять излишек сил на восстановление жилища. А особо непонятливым — переезжать (в трудных случаях после второго… или третьего стихийного бедствия).

Преследования властей и непонимание общества постепенно сплотили эти разнородные и разноуровневые группировки в монолитную массу, и теперь драконоверы и впрямь походили на сектантов. С довольно жестко выраженной нетерпимостью к внешнему миру и тягой к самоизоляции от него, с неукоснительным следованием к унаследованным традициям и обычаям и к восприятию любого нового человека через призму «свой-чужой». И Максу с Терхо правда повезло тогда, в городе, что глава города после своего опознания в качестве скрытого драконовера их отпустил… и не просто отпустил, а еще и припасами снабдил…

События могли пойти по совсем иному, куда более печальному для незваных гостей финалу.

Драконы с этим сообществом контактировали, но ограниченно.

Сначала годы безумия и нападения людей вынудили Крылатых замкнуться в уцелевших убежищах и пытаться сберечь то немногое, что удалось спасти. Потом — когда неведомая болезнь, мутившая рассудок, отступила и драконы смогли вылететь из Убежища, не рискуя причинить людям вред — мир уже изменился. Драконов встретили ловушки, камнеметы и человеческая ненависть. И снова пришлось выживать…

— Мы пытались приходить в человечьем облике… — рассказывал Старший, — сначала нам должно было знать, что творится в мире и нет ли новых угроз.

— Вы так и не узнали причины болезни?

— Нет. Слишком внезапно все началось и слишком обширны области поражения. Если бы действительно затронуло только молодежь, мы еще могли попытаться… но распространилось почти на всех, и на Познающих тоже. И на людей. Сохранились даже некоторые обрывочные записи о беспричинных нападениях животных: друг на друга, на тех же людей. Они, правда, помнят только о безумных драконах…

— Познающие — это ученые?

— Познающие мир и его законы? Должно быть, так. По ним ударило больнее всего — ведь Познающие сильнее других открыты миру и оттого острее ощущают перемены. Особенно те, кто был настроен на живых. А тогда… тогда невыносимо было слышать и видеть, невозможно говорить и переносить мысли. Сбилась сама система восприятие-общение, мы с трудом понимали друг друга — даже здоровые. Будто само солнце стало лить лучи иначе. А они пытались найти причины и открывались… Когда все кончилось, некому уже было понять, что произошло. Познающих не осталось. Все, кто у нас сейчас есть — ученики. Недоучки. Они могут быть сильны и талантливы, но знаний у них недостаточно.

— А вы? Старшие?

— Наши знания и умения ограниченны. Мы были частью… — и без того прерывистая нить повествования прерывается, вместо понятных слов звучит несколько рыков… и гребень Старшего досадливо вздрагивает. Он пытается подобрать слова — и устало опускает веки, когда это не получается. — Теперь есть только мы сами. Трудно это, да.

Но сейчас мы переносим мысли не о том. Я боюсь отпускать вас, Славхка. Иногда нужно отпустить, чтобы не потерять и не сломать, а Махс не может быть в узах власти… но страх велик. Он не любит слушать старших, и я прошу тебя. Сначала мы пытались — и сейчас пытаемся — отслеживать изменения в отражении, чтобы поддерживать хоть какое-то равновесие. Потом — добыть еды. И сейчас двенадцать наших живут среди людей… хотя нет. Уже одиннадцать.

— Что?

— Именно среди людей мы потеряли самое большое число из своих.

— Потому что вам нельзя долго в человечьем виде? Сферы слабеют?

— Потому что нас убивают. Мы искали тех, кто верил нам раньше… драконоверов… мы пытались сами. Результат один. Никто не можетпрожить среди людей дольше несколькихлет. Наших питомцев отыскивают или выдают. Они возвращаются или пропадают навсегда. Будьте очень осторожны, Слава. Будьте очень осторожны…

Не доверяйте людям.

Славка не шевельнулся, но почувствовал, как от головы вниз по позвоночнику побежали знакомые жаркие искры — подготовка драконьей сферы к активации. Терхо подобрался рядом, и, кажется, успел приподнять один рукав — тревожно блеснуло золото Знаков…

К сожалению, предполагаемые драконоверы тоже слепыми не были.

— Теттава Асхат, они не связаны!

— Теттава Асхат, берегитесь!

— Не двигаться, вы!

Но Асхат — мужчина лет сорока пяти с цепким взглядом черных глаз — оборвал гомон одним движением. Он прошелся глазами по Славке (не взгляд — наждак!), скользнул по Терхо, вцепившемуся в свое запястье, и снова прикипел к Максу. И, наконец, ответил… и заметно похолодевшим тоном.

— Миром? Обычно да. А вы все-таки вернулись. Надо же, а я вам тогда почти поверил. Вы были очень убедительны, «жертва разбойников».

— Вы, предположим, тоже не отставали…

— Макс, не нарывайся, — попросил Славка еле слышно. Он не знал, с чего возможного сектанта вдруг пристигла такая перемена настроения и почему его интонация сейчас — злая колкая вежливость, граничащая с оскорблением. Но атмосфера в каменном подвале разом сгустилась, а Макс и до этого был не в лучшем настроении. Сейчас же он и вовсе смотрел исподлобья, но не двигался, как настороженный перед мышиной норкой кот. Был бы у Макса хвост — бил бы по полу… Его сферу Славка чуял намного слабее, но было ясно, что второй облик у напарника тоже наготове.

А ведь прежде чем разносить тут все по кирпичику, стоит убедиться, что это действительно враги.

Увы, времени на убеждение ему никто предоставлять не собирался.

— Значит, зеркала в каждом доме? — непонятно проговорил мужчина, глядя на Макса. Будто предлагая посмеяться над какой-то общей шуткой.

— И не только, — Воробей отзеркалил его тон, как шпагу отбил.

— Неожиданно… Обычно налетчики, решившие пограбить проклятых сектантов, приходят в несколько большем количестве. Тем более сподобившиеся прихватить мага.

— Может, это потому, что мы не налетчики?

— Нет? Что ж, я готов поверить… кто же вы, пришедшие в наш поселок? Торговцы? Маловато товара. Мирные путешественники? А вельхо пригласили так, для безопасности? Или… ах да, вы, кажется, сказали, что были в плену у драконов. Вы героически от них спаслись и теперь добираетесь домой?

За такой тон в старину вызывали на дуэль.

— А хозяева не хотят представиться первыми? Показать, так сказать, хороший пример? — Славка вломился в разговор, перехватывая инициативу, пока собеседники не договорились до драки. Он вежливо улыбался, но смотрел вовсе не в лицо собеседнику. Во-первых, раз так, то будем взаимно невежливы, во-вторых, ему очень не нравились молодые люди за спиной «мирного человека», а точнее, предметы, которые те сжимали в руках. Удлиненные, с непонятным утолщением на конце. Оружие? Похоже, ситуацию спасти не удастся, и вместо союзников напарники обзаведутся еще парой-тройкой врагов… — А то я, к примеру, сомневаюсь, что вы те самые сектанты. Ваше гостеприимство, по правде сказать, весьма похоже на радушную встречу вельхо. Подвалы, например…

Провокация удалась. Отчасти. Парни у двери полыхнули возмущением:

— Наглец! Сравнить с этими… нас!

— Тварь мажья!

— Да за такие слова…

Не вельхо… и вряд ли Ловчие. Драконоверы? Все-таки драконоверы?

Краем глаза Славка увидел, как Макс досадливо нахмурился. Поломал ему какую-то комбинацию? Извинюсь потом… если будем живы. Терхо бы только не забыл, кому под крыло нырять… а то обломков будет…

— И кто из нас нарывается? — одними губами прошептал Макс, пока его собеседник унимал пышущую негодованием молодежь. — Терхо, ты, если что, помнишь, куда прыгать?

— А? А-а… ага… — маг с трудом отвел глаза от сектантов. Лицо у него по-прежнему было пепельным.

Нет, это никуда не годится. Если… то есть когда… им удастся выбраться, Славке обязательно стоит пообщаться с магом на предмет поведения в критических ситуациях. А то драконоверов он боится больше, чем драконов. Безобразие!

— Асхат. Глава общины драконоверов поселка Рейиккен.

— Ага, — Воробей не собирался менять взятый раньше курс на обострение. — И как нам убедиться, что это правда?

— Вы привели с собой вельхо и сейчас имеете наглость…

— А это не вельхо, — хамски перебил Макс. — Это ваш собрат по вере. Ну, если вы действительно драконовер.

— Чего?!

— Он?

— Я?

— Макс!

— Тихо!

— Но теттава Асхат….

— Я сказал — тихо! Это не лучший способ переговоров, юноша…

— А я не веду переговоров с теми, кто меня опаивает и запихивает в подвал связанным! — прошипел Макс. — Итак, мы представляемся, да? Это Терхо Этку, маг и с недавних пор — верующий в говорящих драконов. Так ведь, Терхо Этку?

— Что?

— Драконы говорят?

— Ну да… а почему…

— Убедились? Настоящий «приверженец четырех стихий и их олицетворения в драконах». Пополнение вашей общины, — он говорил насмешливо-дурашливо, но отчего-то в камере росла и росла тишина…

— И давно он уверовал? — почти кротко осведомился глава общины.

— А как с драконами познакомился. Понял, что всю жизнь верил неправильно и прозрел. И ныне шествует по долинам и это… как это… горним высям, делясь обретенной мудростью. Жаждет обратить побольше неофитов.

— Во нахал… — почти с восторгом прошептал парень у двери.

Выдержка у почтенного Асхата была что надо. Вежливая маска на лице дрогнула лишь на миг — когда щека дернулась. И голос почти не изменился:

— Похвальное стремление… а вы, стало быть, те самые неофиты?

— Неа. Мы драконы.

Тишина стала абсолютной. И в этой тишине парень зло улыбнулся:

— И теперь вы можете верить… или не верить… господа драконоверы.

— И если мы не поверим?

— Улетим, — Славка счел своим долгом вмешаться. — А вы можете верить дальше… если сможете.

Драконовер смотрел на них довольно долго… как вначале.

— Ну что же… — проговорил он наконец. — Тогда прошу вас войти в мой дом… Крылатые.

Вообще-то в лечебные покои кавалеры к дамам не допускались. Здесь царили строгие понятия о нравственности. И уж тем более не допускались нарушения покоя и тишины, совершенно необходимые, по мнению лекарей, для исцеления болящих и раненых. А представить, что в эту обитель покоя, нравственности и лечения будет когда-то допущено животное… еще луну назад это было бы абсолютно невозможно, кого ни спроси.

Тем не менее сейчас «кавалер маленькой дамы», пушистый меур-двухлетка злостно нарушал все установленные в лечебных покоях порядки, а лекари не только при этом присутствовали, но и всецело одобряли его поведение, выражая свое мнение хлопаньем в ладони и подбадривающими (о ужас!) криками.

— Бабушка! Бабушка, смотри, как у Штуши получается!

У Штуши и в самом деле получалось. Маленький пушистик тихонько крался по подоконнику, изображая кота, выцеливающего мышку, и вся его фигурка выражала полную сосредоточенность порученным делом. Даже крошечный хвостик казался в этот миг пушистым и длинным. Еще немного, еще чуть-чуть — казалось, воображаемая мышь будет вот-вот схвачена… Бросок, когти смыкаются на добыче, миг торжества — и вдруг ловец в ужасе шарахается прочь, взмывая по занавесям и дико озираясь.

— Чего это он?

— А, это кот недавно добычу у нас в стороже ловил. Ловил мышь, а поймал Райво, десятника нашего. Тот, вишь, из погреба не вовремя высунулся…

— Ха-ха-ха! Молодец! А еще кого покажи!

— Покажи поваршу! Поваршу нашу покажи, Вииво Пышку! Поваршу!

Штуша с интересом посмотрел на хохочущую здесь же поваршу и спрыгнул с занавеси. Встал на задние лапки, выпрямился и быстро распушил шерстку, резко прибавив фигуре «полноты». И зашагал, покачивая «бедрами» и на ходу «поправляя прическу» и «фартук».

Публика грохнула хохотом. «Поварша» недоуменно оглянулась: над чем, мол, смеются? На голове — порядок. С фартушком порядок. Вдруг внезапная догадка озарила «женщину», и она, боязливо опустив голову, заглянула себе в «вырез». Ой, а что это там? Помогиииииииииите!

— А он…

— А чего там такое видел, а?

— Та дайте ж глянуть…

— Ой, не могу! — заверещала поварша. — Ой, это ж он позавчера показывает, когда мне туда рак попал! Я чую шевелится, глаза опустила глянуть, а там клешня торчит… я ж думала…

— Так верещала, что вельхо спасать кинулись!

— И как, спасли?

— Не… ее быкарь Вено спас… рака вытащил… да еще проверил, не завалялся ли там кто другой.

— Долго проверял-то?

— Дык старался! Тут, брат, есть где поискать.

— Да тьфу на вас! — привычно отмахнулась и впрямь пышногрудая Вииво. — Слышь, девчоночка, ты их не слушай. Эй, зверь, как тебя? Штушенька… а покажи-ка вот этого, говорливого!

Пушистик насторожил ушки.

— С меня сладкие ягоды!

— Чррч! — после короткого раздумья одобрил Штуша. И изобразил, как подтягивает штаны…

— Пало, — на плечо легла чья-то рука. А, Эвки. — Развлекаешься?

— Странный зверек, не находишь? Ты обратил внимание, что он различает людей не только по лицам, но и по именам? Даже для меура это слишком разумное поведение.

— Давай потом про меура? Наш новый союзничек кличет. Вести он какие-то получил срочные. Идешь?

В масках и притворстве я разбирался. А как же. Это профнавык, на котором у меня бизнес строится. Не обманешь не продашь, а чтоб обмануть, надо мало того, что понять, что за человек перед тобой, понять, что у него за маска, и пролезть за нее, так надо в считанные секунды натянуть на маску на себя. Да так, чтоб предстать перед клиентом именно тем, кого он в данный момент готов видеть и кому поверит, что вот эта, например, хрень — именно то, что ему не хватает в жизни. Так что на притворстве-маскировке я, можно сказать, собаку съел. Извини, четвероногий друг человека, но что есть то есть.

Короче, в притворстве я уж точно понимаю побольше Славки.

По-крупному пришлось удивляться всего-то два раза.

Первый — когда наша математичка Пиранья (Пиратова Ираида Яковлевна), ненавидевшая всех детей скопом так, что Снейпу с его придирками к незабвенному Гарри Поттеру оставалось только скормиться змеюке Нагайне от безысходной зависти, вдруг однажды посреди ора замолчала, раскрыла зазвеневший мобильник и… улыбнулась.

— Ирочка? Что, солнышко мое? Конечно, принесу. И книжку почитаем… я тебя тоже люблю, доча.

Класс тогда охренел в полном составе. Наша Пиранья умеет разговаривать? Не орать, не шипеть, не кусаться словами так, что уши пламенеют и хочется провалиться сквозь землю. Она! Умеет! Говорить! Ласково! С ребенком! Умеет улыбаться! У нее есть дочка! И они вместе по вечерам читают… И почему после этого наш детдомовский невеликий класс, до сих пор относившийся к злобной училке как к неизбежному злу, возненавидел Пиранью? Странно, ее злую маску мы терпели, а вот промелькнувшая доброта и любовь — не к нам! — стали искрой, подпалившей взрывчатку. Это, наверное, странно… но работать у нас она больше не смогла.

Второй раз сбрасывание маски удивило уже лет в пятнадцать… когда моя бабушка-праведница, ухитрившаяся даже в детдом меня сплавить так, что ее светлый имидж во дворе не потускнел ни капельки, при мне получила письмо и бандероль от своего ненаглядного сына, а моего, стало быть, папаши. Тот писал, что в цивилизованной стране, где он сейчас проживает, не принято, чтобы старики проживали вместе с детьми. Так что, поскольку она не сможет оплатить себе отдельный дом (а у них в настоящее время нет лишних денег), то он и супруга предлагают «дорогой маме» проживание в доме престарелых. Там и уход, и лечение, и они будут приезжать. Проспекты прилагаются, она может выбрать пансионат по своему усмотрению. То, что я там оказался именно в эту минуту — дикое совпадение, бабка не хотела терять лица перед персоналом детдома, и когда одна из воспиталок (идеалистка, и как ее вообще к нам занесло) привела меня на встречу с родными, дверь открыли. Забегая вперед, скажу, что воспиталка думала, что увидит нищую бабушку, больную и несчастную, обиженную на государство, из-за бедности отобравшее у нее любимого-единственного внука… ну а как еще при живой родственнице мальчик в детдоме оказался? Она надеялась, психотерапевт доморощенный, что при встрече с семьей «трудный подросток обретет жизненный якорь». Ну идеалистка, что с нее взять. В нашем добром учреждении она продержалась, кажется, всего полтора месяца, потом мечта и реальность окончательно разошлись, и девушка свалила туда, откуда пришла. Так вот. Идеализм треснул еще на моменте приветствия, но в квартиру нас все-таки пустили. Поэтому когда почтальон приволокла ей «привет из Америки», мы и имели счастье видеть бабкину реакцию из первых рядов. То еще было зрелище. Бедная воспиталка меня даже за водой послала — мол, не стой же, Воробьев, бабушке плохо, воды принеси. А я что, я принес. По инерции, наверное. Кому-кому, а бабке сроду по-настоящему плохо не было, она даже симптомы инфаркта специально по медицинской энциклопедии учила. Дед всегда попадался…

Так что воды я принес, стакан, с минералкой без газа, из холодильника, как она привыкла. Этим же стаканом по голове и получил. Ну не среагировал вовремя. Да и не привык к такому. Она же всегда была «достойной дамой», этаким образцом, примером для окружающих, как надо жить… И вдруг этот несгибаемый образец наливается помидорной краснотой и, на полуслове перебив какое-то утешение от воспиталки-психотерапевта, молча запуливает в меня стаканом. А пока мы пытаемся придти в себя, обкладывает матом. И меня, и моего неблагодарного папашу, и моего «размазню-деда», от которого никогда не было никакого толка, который даже не смог выгнать «эту никчемную девку с окраины» и ее приблудного щенка в дом приволок!

— И мне пришлось терпеть тебя три года! Еще и тебя! Мало было мне моего недоумка с его вечной придурью на справедливости! Нельзя квартиру без очереди получать, нечестно! Нельзя взятки брать! Недостойно! Нельзя на домработницу голос повысить! Некрасиво! Везде я, я! Я сына в университет устраивала, мой чистоплюй и не почесался! Непоряяяяядочно! Я квартиру эту выбивала — чтоб в престижном районе, чтоб метры! Я эту работу ему за границей нашла! Я, я, я! Жалко ты не сдох вовремя, ублюдок, вместе с мамашей своей — какие я бы вам роскошные похороны организовала! Дом престарелых! Сволочь! Из-за тебя все, урод малолетний, из-за тебя, гаденыш… А ты и явился, трупоед, на квартиру губы раскатал, да? Нахрен, понял! Сам раньше сдохнешь! Ненавижууууууууу…

Воспиталка волокла меня из этой квартиры, что-то причитала, утешая, и, кажется, плакала… а я никак не мог прийти в себя от того, какой она оказалась на самом деле… моя всегда осанистая и правильная бабушка… моя настоящая бабушка под правильной маской.

Ладно, что-то я расфилософствовался не по делу. Короче, это были два моих самых больших потрясения от несоответствия маски с реальной личностью.

Сейчас был третий.

Я помнил невысокого, слегка суетливого лавочника с чуть крупноватым носом, этакого живчика с двойным дном, азартно торгующегося со мной за каждую монету. И не по жадности торговался, а скорей из спортивного интереса и просто потому, что так положено. Ульви, мол, тешили. Потому и спорить с ним было легко и даже весело. Такой не позовет вышибалу, чтоб разобрался с доставучими-несговорчивыми, и на дешевые трюки типа обсчета или фальшивых денег не сорвется. Правда, потом, после какого-то моего неловкого вопроса… провалиться мне, если помню, что тогда сморозил! Так вот, после того как я где-то прокололся, лавочник резко посерьезнел, подобрался и стал кидать какие-то осторожные намеки. И опять аккуратно так, знающий поймет, а незнающий — как я…

Но все равно, увидеть его предводителем местного отделения сектантов — это было как оплеуха.

Одежда, считай, та же — местный прикид со всеми полагающимися завязочками. А вот внутри одежды — был совсем другой человек. Другие глаза — не хитроватые щелки с затаившимися чертиками, расширявшиеся в особо азартные торговые моменты, нет. Прямой взгляд в упор, жесткий, умный. Другой рот — можно так сказать? Просто при взгляде на эту каменную складку не верилось, что эти губы не так давно расплывались в плутоватой льстивой улыбочке… И руки. Пальцы не теребили беспокойно ленточку, они были спокойно расслаблены. Кажущееся такое спокойствие. Потому что любое резкое движение — и эти спокойно лежащие на поясе ладони мгновенно сожмут оружие.

Вот тебе и хитрован-торговец.

Мужчина. Воин. Хищник.

Еще летом я бы обошел такого сторонкой. А то и по стеночке.

Такой он был весь из себя… начальник.

«Еще один на нашу голову» — взъерошил в груди иголки кто-то колючий и независимый, и я будто увидел, как маленький дракончик поднимает голову…

Нет уж, хватит с меня обходов. Теперь все будет по-моему.

По-нашему.

…Драконовер (драконовер?) цедил холодноватые фразочки, будто примериваясь, куда ткнуть, я шипел и огрызался, проверяя предположительных союзничков на пригодность, пару раз влез Славка, причем в больщинстве своем очень к месту, кажется, мы наконец сработались как напарники… нервничал наш маг, которого больше всего сверлили неприязненными взглядами. Терпи, Терхо, скоро все кончится.

И все яснее вырисовывался характер потенциальных клиен… тьфу ты, союзников.

Оружие — какое бы оно там ни было, но оно было! — в ход так и не пустили. Даже не попытались.

Набить морду — не пытались. Даже когда я откровенно нарывался, задев святое.

Не пытались всерьез показать незваным гостям «их место», а сколько было шансов!

И вот наконец:

- Ну что же… Тогда прошу вас войти в мой дом… Крылатые.

Нет, это пока не настоящее доверие, но почему бы не сделать вид? Ты делаешь вид, что веришь, я прикидываюсь, что верю в это…

Шанс сохранить лицо.

Как в первый раз. Тогда я тоже не торговался до последнего…

Нам нужен союз.

Славка планомерно собирает сведения, проверяет и сопоставляет — он у нас аналитик, он не любит выдавать результат, не проверив все как следует, не составив полную картину. Я — нет. Я и так вижу, уже сейчас. Нам не вытянуть ситуацию одним. Слишком много факторов против. Купить то, что нужно драконам — легко. Прямо сейчас, если сектанты вернут мой мешок с деньгами (уже третий раз теряю накопленное, тьфу, позорище!), можно скупить запас продовольствия на три месяца. И это только третий выход на поверхность.

С покупкой проблем нет.

С доставкой паршиво.

Отследят…

И я пока не вижу выхода. Может, они увидят?

Союзники…

Ну что ж, посмотрим, какие из вас союзники.

Город, который, кажется, больше не собираются переименовать в Вельхоград.

— Ирина Ар… Архиповна!

Фаннет, одноименная, 29 лет, с улицы Одуванчиков, держат с мужем мастерскую по шитью-вышиванию, добродушная, хозяйственная, двое сыновей, обоих зацепило магией, как и самих супругов. Любит посплетничать. Брат мужа — в городской стороже, — мгновенно выдало сознание. — Новости?

— Асмэй Фаннет? — приветливо улыбнулась молодой женщине Возвышенная двуименная Ирина Архиповна. — Хороший сегодня день, верно?

Собеседница, радостная и оттого что выговорила такое сложное имя, и от приветливости Возвышенной, буквально расцвела навстречу:

— Прекрасный!

— Как твои дети? С младшим все правильно?

Младший сынок Фаннет был достойной парой подрастающей Яночке и умел находить неприятности буквально на ровном месте. Вот и сейчас — третья простуда за зиму, многовато для одного ребенка. И это при хороших родителях.

— Уж и не знаю, что с ним делать! — тут же отозвалась молодая мать и, окончательно позабыв о высоком статусе двуименной, принялась выкладывать последние новости о проделах своего сокровища. — Вчера говорит: мама, несправедливо ведь, что только у невесты должно быть приданое. У жениха оно больше должно быть! Я спрашиваю: почему, а он мне: жена, мол, отвечает за детей, а муж — и за детей, и за жену. Отец послушал-послушал и говорит: то есть тебе через пару лет надо будет приданое готовить? А жениху-то нашему шесть лет! Муж думал, посмеется, а сын ему: нет! Почему через пару лет? Ему уже сейчас надо! У него и невеста на примете имеется, и вообще. Мы так и сели. А он нам: а что же, жениться надо пока молодой, не ждать же, пока станешь старым, двадцати лет! Вон у папы уже борода выросла, старенький совсем, наверное, уже внуков хочет… Видали вы такое?

И молодая мать рассмеялась, втайне гордясь умом и заботливостью своего сорванца. Тем более что Ирина Архиповна искренне порадовалась за умненького сынка и предложила начать собирать приданое прямо сейчас. Вот у нее, к примеру, имеются очень симпатичные и главное, теплые вязаные носочки. И приданое, и простужаться малыш поменьше будет.

Благодарность молодой мамы рухнула водопадом. Спасаясь от прославления своих добродетелей, Ирина Архиповна выставила на стол на стол местный «чай» и сухарики, усадила счастливую маму и постаралась успокоить, спрашивая о всяких, казалось бы, пустяках. От проделок сына Фаннет вполне естественно перешла к родне мужа: двуименная как бы невзначай поинтересовалась, на кого именно может быть похож малыш с такими способностями. От родни разговор мягко перетек к новостям, которые сообщают родственники из соседних городов-поселков.

Закрытие города совершенно не мешало Фаннет получать информацию, множество родни в самых разных местах и торговые связи мужа помогали ей быть в курсе множества событий. А Ирина Архиповна умела так слушать…

Неудивительно, что к ней приходили снова и снова. Кто за советом, кто за добрым словом, кто за помощью. Она посмеивалась, называла это странным словом «женсовет», но всегда помогала. Даже когда (между нами!) поздно вечером ввалилась рыдающая птичница Анис по прозвищу «Жабиха» и потребовала приворотного зелья.

Зелья, конечно, девица не получила, зато приобрела новую прическу, челку и красиво заплетенную косу, кружевной ободок для волос и три полезных совета, как выглядеть красивой. Судя по тушкам куриц, раз в пятиху неизменно появляющихся на крыльце, советы пошли на пользу. А если смотреть на выражение лица Аннис, то куриц можно было принять за жертвоприношение новой богине…

Впрочем, сейчас не о том.

Проводив гостью, Ирина Архиповна села за опустевший стол. Посидела, глядя куда-то в стену, и наклонилась, проведя рукой под столешницей. Когда ее рука показалась из-за скромной вязаной скатерти (предмет тихой зависти соседок и переговоров с торговцами), в ней оказался сложенный в несколько раз лист плотной бумаги. В развернутом виде бумага оказалась картой — схематичной и очень приблизительной — но картой.

Ирина Архиповна потянула к себе карандаш из Яночкиного набора и принялась наносить новые пометки:

— В Лидо, значит, тоже резко выросло число вельхо. И в Мель-Синки. Похоже, нас окружают, а? Похоже… Черт. Потолковать бы с нашими магами, насколько закрытый город реально защищен от вторжения извне? Пока как-то не очень похоже.

А сведений о других «попаданцах» так и нет…

Куда же их-то забросило? Далеко забросило? Или неудачно. Или, наоборот, слишком удачно — прямо в руки к хозяевам или конструкторам этих непонятных приборов. Мало данных. Точнее, их вообще нет, этих данных. Кто сделал эти аппараты? Зачем? Что им нужно? Здесь вообще не тот уровень техники, стандартные детали, полировка и кнопки — признаки более развитой цивилизации. Что им надо на Земле и что им надо здесь?

И почему тебе так не хочется с ними встречаться, а, Туманова?

Как нехорошо сейчас на душе, не к добру, не к добру…

Хоть Яночка и поправляется. Местные врачи обещают, что никаких последствий не останется, всего-то денек потерпеть осталось. И сама в порядке. Сердце уже сколько не болит и даже не беспокоит. И магией этой, нежданным и нежеланным, но оказалось, полезным подарком вроде удалось найти общий язык. И вжилась в здешнюю жизнь потихоньку…

А все же не по себе.

Слава, Максим, да отзовитесь вы уже хоть как-то!

Уйти из Рейккена в этот день (точнее, был уже глубокий вечер) мы, естественно, не ушли. Кто бы нас отпустил…

Нет, на словах все выглядело очень достойно: ночь, а дороги небезопасны (интересно, насколько небезопасны могут быть человеческие дороги для драконов?), и честь для хозяев, если гости переночуют именно под их крышей. Если отбросить красивую шелуху, то «гости» остались в том же доме, просто переместились этажом выше. А сторожа трансформировались в заботливых хозяев и помощников. Но тоже, разумеется, никуда не ушли. И даже оружие, убранное с глаз, в пределах досягаемости осталось.

Гости, то есть мы, впрочем, делали вид, что ничего этого не замечают, и вели светскую беседу.

За ужином.

И, разумеется, когда на улице вдруг зашумели, обсуждая внезапно возникшую радугу — зимой, ночью, тройную — я продолжал есть как ни в чем ни бывало и как раз отправил в рот особенно аппетитный кусочек мяса.

Ну, начали!

Славка поймал мой взгляд… и улыбнулся.

Повеселимся!

Повеселимся…

Я снежный, Славка огненный, Терхо маг, и мы кое-что можем, и вместе, и по отдельности! Пусть пока мало, пусть мы только начали учиться, но вы и этого не забудете.

Обещаю.

Повеселимся!

Кожу знакомо покалывало, волосы, казалось, кто-то трогает, легко-легко, едва касаясь. Не статическое электричество, но похоже, похоже. Воздух точно сгустился, подрагивая под напором активированной огненной сферы, на стеклах крохотного окна замелькали странные цветные отсветы, и единственная среди нас девушка удивленно пригладила встопорщившиеся у висков волосы…

Дом был тесным для двух драконов, Славкина энергия, приотпущенная с цепи самоконтроля, переполняла комнату и рвалась прочь, окружив дом незримым ореолом, и те, кто попал в этот поток, беспокойно оглядывались, не понимая, что ощущают.

Повеселимся, повеселимся!

Может быть, с этого и начиналось знаменитое драконье безумие — с этой веселой злости, озорной сумасшедшинки, ощущения, что все вокруг — изменчивая подвластная тебе волна, и тебе хочется оказаться на ее гребне…

Не знаю.

Но мне было весело, весело и тесно в человечьей оболочке, и губы так и норовили сложиться в злой улыбке.

Только… странно давило сердце. Выйти. Выйти отсюда, из тесного домика, из этого тела, упасть в снег, жарко… воздуха бы. Ветра в лицо, чтобы холодил крылья, чтобы небо близко и облака, и вон те горы с вечно заснеженными вершинами…

Больно. Вырваться…

— Макс!

Я открыл глаза, не понимая, когда успел их закрыть. И расстегнуть воротник рубахи. Две пары глаз — Славкины и Терхо — почему-то тревожно смотрели на меня.

«Все хорошо?»

Я дернулся, беспокойно осматривая комнату.

Сколько прошло времени?

Комната. Накрытый к позднему ужину (в честь гостей) стол. Во рту еще тает кусочек масла с лепешки… Сектанты смотрят в окно, на невозможные зимой радуги. Девушка, поправлявшая волосы, еще не успела отнять узкую ладонь от виска.

Мое временное безумие — или что это было — продлилось всего несколько секунд. И на том спасибо. Я успокаивающе прикрыл веки: все, мол, норм, так, накатило, ничего страшного. Работаем дальше. Терхо едва заметно выдохнул и потянулся за очередным блюдом. Кажется, солеными овощами…

Черт, что это было?

Бред какой-то.

Неужели допрыгался? Неужели это оно — знаменитое драконье сумасшествие? Дикое желание вырваться и взлететь, бредовое ощущение воздуха как волны, безумно родной и желанной, страстная жажда хоть на миг, хоть кончиком пальца (или крыла?) коснуться пушистых облаков… с чего это все накатило? Странно это все, странные желания. Как не мои.

Зато боль была очень даже моя. Давящая, острая, какая-то мерзко-унизительная, вспомнить тошно.

Неужели это оно?

Только не сейчас. Не теперь! Вернусь в Убежище — сдамся Бережителю, сам лягу на этот чертов камушек, вытерплю процедуру «равновесия», черт с ним, выдерживают же ее как-то местные…

Только бы не сейчас…

Славка продолжал на меня смотреть. Его губы беззвучно шевельнулись:

— Что с тобой?

— Ничего… кажется.

— Плохо?

— Нормально. Потом…

Все потом. Веселимся дальше!

Хозяева нашего веселья не разделяли. Да и вряд ли понимали. Главарь секты дернулся в ответ на вскрики, ошпарил взглядом прилежно жующих нас и с каменным лицом кивнул одному из сидящих у двери (нет-нет, это не сторожа, это так, парням у выхода посидеть захотелось, свежим холодом подышать) парней. Один тут же встал и улетучился на улицу, второй подобрался и занялся локацией комнаты и гостей втрое прилежнее, чем до этого. Последний раз меня так ели глазами еще дома — бабки на приподъездной скамеечке. Они каждого входящего так просвечивали взглядами, что справку о рентген-осмотре эти проходящие могли бы прямо там, на месте, получать. Далеко сейчас та скамеечка… и бабки. Так далеко, что сейчас отчего-то кажутся родными и симпатичными.

Ну ничего.

Мне и здесь скучно не будет. А заодно и окружающим. А когда мы доберемся до изготовителей хрени, выписавших нам билет в этот «правильный» мирок, у них тоже появится много дополнительных развлечений.

Гарантирую.

Я встретил напряженный взгляд невозмутимой мордой и спокойненько поинтересовался у нервно замершего соседа по столу, что это такое лежит плетеном блюде — пирожки или какие-нибудь особенные овощи?

— А? — не понял тот. — А-а… Да это так…

И снова нервно покосился на окно.

Ну-ну.

Информативно, нечего сказать.

Славка тем временем подбавил жару. В небе коротко полыхнуло — яркая быстрая вспышка, точно беззвучно сверкнула-угасла молния — и на сине-белый снег посыпались огненные «перья». Детский фокус, которым в Убежище иногда балуется малышня…

Зрители встретили фокус матерными воплями и массовым падением в снег. Обзор из окна был хороший (еще бы стекло попрозрачней, и цены бы им не было!), так что зрелище и нас не обошло. Ненадолго, к сожалению, — среди наших приветливых хозяев с оружием хватало нервных и любопытных, так что окошко быстро скрылось за спинами. Ничего, обойдусь… обойдемся…

Пока.

А зрители уже строили версии событий:

— Огнистый дождь!

— Извержение!

— Какое извержение, мозги твои отмерзшие, рази ж извержение такое бывает?

— А что тогда?

— Драконы!

— Гроза это! Гроза! Гроза!

Веселье плавно разгоралось. Оно уже имеет успех, судя по комментариям. А уж когда зрители обнаружат, что это кино с эффектом присутствия 6D, впечатления станут незабываемыми. Давай, Славка! Твой ролик «Драконьи выходки» быстро зарабатывает лайки…

Пора и мне подключаться.

Всегда удивлялся, почему так нелогично поименовали мой вид — Снежный. Если я правильно понял лекции Старшего с его бесконечными «да, вот», то я скорее Водный… в смысле, должен так называться. В крайнем случае — Ледяной. Потом привык. Ведь если даже люди почти поголовно не дружат с логикой, то что я от драконов хочу?

А теперь моя «снежность» как нельзя кстати.

Да, не умею я притягивать золото… и радуги Славкины меня слушаться не будут. А вот снег, вода и все, что с ними связано…

Раз. Два. Три…

Пальцы неторопливо берут-переламывают местную квадратную (и тут все по канонам веры!) лепешку…

От затылка до сердца быстрым ручейком искристое тепло. От сердца в стороны — горячая волна.

Активация сферы. Я мало учился, старательно, но мало, Снежных давно нет на свете, и с учителями было плохо, но первая ступень активации у всех одинакова. Даже у магов. Мозг ставит цель и активирует одну из сфер, сфера и запечатленная в ней энергия претворяет намерение в реальность. Только у магов всего одна сфера изначально, да и на этой задействована лишь внешняя плоскость и лишь та, где энергия трансформируется в знаки, поэтому и мощность их воздействия сравнительно невысока.

Возможности драконов шире, намного шире.

Их… наш, то есть, потенциал — три сферы, плюс воздействие возможно всей энергомассой, если так можно выразиться. Мы словно целиком состоим из знаков, которые прилежно копят на своей тоненькой сфере вельхо, и если их знаки постоянные, неизменные с юности до старости, то драконы могут их вырабатывать в любой момент и совершенствовать по мере необходимости. И я так смогу… когда-нибудь.

А пока… Улыбочку — короткую и злую — прячу за куском лепешки.

Задействовать вторую сферу. Ближняя легче и податливей, но и опасней, она рвется из-под контроля, а живых я цеплять не хочу. И так что-то странное творится.

Четыре.

Ограничитель, установка. Два метра над землей… нет, лучше два с половиной, для верности… пошел!

Пять.

И воздух за окнами стремительно помутнел, стягивая влажность с верхнего слоя… Люди, разноголосо вскрикнув, отшатнулись от окна, на глазах обрастающего инеем и сосульками. Жаль, они не увидят того, что сейчас снаружи: быстро набирающие вес и размер ледяные сталактиты — не то зрелище, от которого легко отказаться. Особенно в комплекте с негаснущими радугами.

— Драконов хвост! Ты когда-то такое видел?

— Где хвост?

— Драконы?

— Твою ж… это что такое было?!

А вот и первые негативные комменты. Слав, ты готов? Кажись, начинает доходить. И сейчас оно и решится. Драться нам или все же миром обойдется…

Сектант-хозяин, у которого слово «драконы» явно запустило срабатывание мозгов, развернулся от окна к нам.

— Вы… — начал хозяин… Темные глаза лихорадочно блестя, всмотрелись в вельхо (руки демонстративно на виду, на поверхности стола), в Славку (вежливо тормошащего соседа на предмет передать кувшин с варенкой) и меня, откусывающего от квадратной лепешечки. — Вам…

Нижняя радуга, самая маленькая, дрогнула, колыхнулась и плавно повернулась вокруг своей оси. Красиво….

Ненадолго. Окно продолжало стремительно зарастать — края… дальше… дальше… и вот уже серединку затягивает узорчатым льдом. Эх, а я только разогнался. Крохотные здесь окошки!

Стекло треснуло…

— Да? — приветливо улыбнулся Славка.

— У вас тут какой-то праздник? — не менее приветливо вмешался мстительный я. — Интересное представление. Зрелищное.

— Вы… — подавился заготовленными словами сбитый с настроя «главарь». — Вы…

Он лихорадочно пытался понять, мы или не мы устроили в его деревне такое шоу. С одной стороны, до нашего появления никаких таких чудес тут, видимо, не наблюдалось, с другой — мы назвались драконами, хоть он в это и не поверил… а с третьей — мы тихо сидим согласно знаменитому лозунгу «Иногда лучше жевать, чем говорить» и никаких магических техник не демонстрируем.

И?

Так драконы мы или нет? «Гроза» и обледенение наших рук дело или нет?

А если да, то почему не признаемся?

Наш добрый хозяин, матерый сектант, оказался в дурацком положении человека, который должен убеждать торговца продать вещь, которая лично ему, клиенту, и даром не нужна… и вдобавок очень не нравится. Такая вот интересная техника продажи, доказательство от противного. Интересный результат давала с недоверчивыми и несговорчивыми. Если чуешь, что клиент из таких, не пытайся навязать товар, все равно без толку. Наоборот надо. Зацепить чем-то — и потом старательно отговаривать. Мол, да зачем вам… да дорогая эта штука, вам не подойдет… да поймите, у меня всего одна, а я уже обещал… ну да, мне там сверху пообещали, а что, нельзя? Ну ладно, вы и мертвого уговорите, так и быть. Только никому, а то мне от хозяина попадет, что не тому отдал.

И срабатывало!

Не поверите, сколько я так всякой ерунды сбыл!

И сейчас сработает.

Я смотрел на нашего гостеприимного сектанта и невинно (ну, насколько мог) улыбался.

Ты не веришь, что мы драконы. Врешь, что веришь, но на самом деле не доверяешь. У меня хороший слух, и я слышал, слышал твое: «Глаз не спускать! И с вельхо, и с этих… посмотрим, что они там за «драконы».

И я еще не посчитался с тобой, будущий союзничек. За подвал и очередные синяки от веревок. За то, как морщился от боли Славка, когда думал, что мы не видим. За страх в глазах Терхо.

Значит, проверить решил?

А ну вот теперь попробуй докажи драконам, что они драконы, если они сами от этого отказываются!

— Это ведь вы?

Славка вопросительно поднял брови…

— Мы? Что именно?

Если у сектанта и было что ответить на этот вопрос, то он просто не успел. С улицы вскрикнули — слитный вскрик как минимум трех десятков голосов — дверь распахнулась, и в нее не вошел, а буквально впал человек. Тот самый, которого послали на разведку, только весь лохматый и местами блестящий. Ну я же говорил про «6D2»! Чудеса Славкиного и моего творчества не просто ощущаются, они еще и налипнуть могут… местами.

— Там ра… — успел квакнуть он и покатился по полу, цветисто и непонятно ругаясь. — Фрикке! Хьольмо оримлесси!

А вместе с ним — почти в обнимку — катится… ух ты! Славка, респект! Уважаю!!! Наш человек.

Лохмато-блестящий проявил куда меньше радости:

— Какой туймавиоху додумался поставить эту дрянь у самого порога! Я чуть ноги не сломал! Что это за тяжеленная льди…

Он смолк на полуслове. И было отчего.

Тяжелая, даже на вид тяжелая каменная глыба чуть крупнее головы взрослого человека нехотя переворачивается под ударом ноги… и остается лежать на месте, отказываясь катиться дальше и вызывающе блестя в свете тусклых свечей.

Золотом.

Как это у рыцарей называлось? Сoup de grace, добивающий удар.

Золото в этом мире могли притягивать только драконы.

Они когда-то щедро поделились магией с людьми, маги-вельхо могли творить чудеса: могли лечить и убивать, творить ветер и изменять растения, насылать сон и дробить камни. Но металлы они — как бы им не хотелось! — притягивать не могли. Соберись вместе сотня вельхо, положи перед собой руду, задействуй копи на полную и работай исключительно над одним Знаком, может быть, получилось бы собрать слой золотого песка — и то руду пришлось бы сначала извлечь из-под земли и измельчить.

Выделить и притянуть металл вот так, на чужой земле, из любой почвы, на какой бы глубине и в какой концентрации не залегал бы драгоценный металл… на это способны только драконы.

Нет, полной тишины в поселке драконоверов не было: перекрикивались люди на улице, тихонько шептались о чем-то дети, высунувшие свои любопытные носы из соседней комнатки, капал из второпях опрокинутого кувшина молочный напиток… Это капанье и тихое урчание довольного нежданным угощением местного кота стало слышно теперь… теперь, когда в домике стало тихо.

Подрагивающая рука теттавы Асхата недоверчиво коснулась блестящего, точно отполированного бока глыбы — Славка ухитрился даже придать металлу почти правильную форму, и каменюка довольно успешно изображала из себя куб… — и отдернул руку.

— Еще горячий… Это вы, все-таки вы. Добро пожаловать… Крылатые. Пожалуйста, будьте гостями. Все, что у нас есть — ваше.

— Тварь!

Больно.

Очень…

Первая боль всегда самая острая. Особенно… если… по свежим… следам… терпеть… Терпеть. Почти… невозможно…

Придется.

— Тварь, тварь, гадина упрямая! — чужак хлещет не разбирая, не давая отвернуться и прикрыть голову.

Только бы по глазам не попал. Ведь все, что осталось — смотреть. Если отберут и это — останется только…

Больно.

А небо казалось таким близким.

И то тепло… там… ведь чего-то удалось коснуться там, на линии соединения. Или кого-то. Кого-то… не здешнего. Это ведь было, было, не показалось — от него пришла энергия. Немного, глоток. Но она была!

Мое рождение случилось уже после Времен Безумия, но когда нам еще разрешали разговаривать, старшие говорили про такое. Так бывает, когда чувствуешь своего. Он может поделиться силой…

Неужели это правда?

Если удастся соединиться еще раз!

Если удастся упросить его поделиться! Он свой, он согласится…

Если… если получится пережить сегодняшнее наказание. Так чужак еще никогда не бил.

Больно. Больно-больно-больно. Не могу. Не надо, перестань. Прошу.

Просить нельзя.

— Я… тебя… отучу… запрет… нарушать! Отучу!

Черные глаза, жмурясь сквозь слезы, смотрят в небо. Отвлечься.

Здесь было очень красиво. Когда-то. Даже теперь, когда половина долины оказалась засыпана, а северную часть изуродовали своими постройками чужаки, еще заметно было, какими красивыми уступами спускались к светящемуся центру долины террасы…

Знали бы строители, что их творение станет для них и их детей и внуков тюрьмой без надежды освободиться.

Или с надеждой?

Не думать про это. Не могу…

Долина тонет в черно-красном мареве, в хлещущих белых вспышках.

М-м-м…

В черно-красный мир, весь из свиста жала и чужачьих ругательств, вдруг вплетается новый звук. Еще один голос. Пустой и легкий, как выеденный мурашами панцирь. Ленивый:

— Пайонг, заканчивай это. Разве шестой номер не в завтрашней очереди? Что с этой туши выжмут, если ты снова зарвешься?

Жало замирает.

— Эта тварь опять пошла на контакт! Она, считай, пробила первую линию контроля! Да за такое… придушить за это мало! Дрянь, а?

— И что? Контроль тройной, прорвет первую линию, там и застрянет.

— Да… — голос чужака промедлил лишь самую малость, но второму этого хватило:

— Или ты, придурок, опять поленился полный контур замыкать? — лень пропадает, в голос вливается оживление. — Ха! Главному это понравится!

— Донесешь?

— А ты бы на моем месте не донес? Нет уж, твоя дурь — моя прибыль. Пока!

— Урод! — шипит чужак вслед зло и бессильно. И разворачивается к шестому номеру, снова наливаясь дурной яростью. — Из-за тебя все, тварь! Нна!

Слепящая вспышка боли почти выламывает крылья. Выгибается в судороге тускло-серебристое тело, запрокидывается в муке голова, увенчанная короной с обломанным зубцом…

Но черные глаза по-прежнему смотрят в небо. Такое далекое сейчас, недоступное небо.

Я все равно вырвусь отсюда! Слышите? Я вырвусь!

Ветер дул здесь непрерывно, и днем, и ночью. Только и разницы, что летом горячий, а сейчас, зимой — иссушающе-ледяной. А зверье нападает в любую погоду, да такое, какого нигде больше нет. Гиблые места.

И зачем Нойта-вельхо цепляется за эти бесплодные земли? Ничего не вырастишь, ничего не добудешь, все, от муки на лепешки до нитки на починку одежды, от дерева дом покрыть до оружейного припаса — все приходится привозить с собой.

Новички и не догадываются, почему в первые дни по приезде их вещи ворошат и записывают, у кого что есть. Удивляются, спрашивают, ругаются, обижаются: как вы мол, тут одичали, зачем, мол, так?

Зачем…

Затем, что вещи тут уже не раз переживали хозяев. Приезжала тут три года назад девушка, из небедных, руки белые, нежные, до сих пор в домиках ее занавеси висят. Шить она любила, ткани расшивать узорами. Занавески висят, а где девушка? А на кладбище. Оно тут уже больше поселка разрослось…

Даже вельхо здесь жизни нет.

Вода горькая, еды только чтоб с голоду не умереть, день и ночь ветер, не укутаешься по брови — кожу вмиг посечет. Черные лишайники, кусачая плесень, песчаная лихорадка. И чудища из пустыни…

Даже самые наивные новички быстро понимают, что никакие героические деяния по защите их тут не ждут. Их сюда привезли не для сражений и героической защиты родной земли. Совсем нет.

Они прибыли умирать. Жить и работать, сколько смогут, надеяться на прощение (а ведь некоторые и не понимали даже, чем провинились!) и в конце концов пополнить местное кладбище.

Будьте вы прокляты, ублюдки из Нойта-вельхо! Твари лицемерные.

«Главное — честность, дети мои. Вы можете задать любой вопрос. Наказания не будет».

Только забываете предупредить, что за неудобные вопросы можно поплатиться зачислением в «героические защитники Северного Форпоста». Что там почти невозможно выжить. И оттуда невозможно выбраться, не освоив Шаг. А как его освоишь в таких условиях?

Счастье еще, что они не сломались и не скатились в дикость, в тупое бессмысленное существование, в жизнь по правилам преступивших. Они живут — и у них даже хватает силы и злости притворяться перед самодовольными мразями из «проверяющих».

Но если сегодняшний новичок не врет, то у выживших «защитников» появилась надежда.

Во-первых, один из новеньких (точнее, одна) начала осваивать Шаг, не сообщив об этом Наставнику. Во-вторых, новички рассказали про город диких магов…

Вечер — любимое время у личинок. Время, когда сделаны все задания, выполнены работы, залечены (если ты, конечно, не наказан) ссадины и ушибы. Время, когда постель ждет усталое тело, но так сладко посидеть у костра, наслаждаясь покоем, пока наставник, тоже уставший, ослабил бдительность и сидит за своим «отчетом. Все знают, что для Наставника Фельхетса отчет — одна из его любимых тыквенных бутылочек, но какая разница! Главное, что он у себя, и личинки могут побыть одни…

И поговорить.

Просто поболтать, как обычные люди, чья жизнь — не бесконечное служение Нойта-вельхо.

— А еще говорят, это один из самых старых приютов. Здесь даже драконьи чешуйки сохранились.

— Где? Где?

— Да вот же, светятся!

— Ух ты… — в любопытных глазах девочки отразились не просто ровно светящиеся чешуйки — там просто костер разгорелся. — Неужели про драконов правда?

— Что правда? Что они раньше людям чешуйки дарили? Правда-правда. И не только чешуйки.

— Тихо вы! — обрывает третий из сидящих у огня. Он даже голову поднимает, хотя до сих пор, сидел с закрытыми глазами, прислонившись к стволу дерева. — Обалдели про это самое в полный голос болтать?

Тишь. Потрескивание веток в костерке. Шум веток над головой. Стрекот птички-ворушки, негодующей, что надоеды-люди все не уходят в свое гнездо. Птица все надеется, что удастся подобрать крошки от их ужина. А они сидят и сидят.

— Ночь уже! Ночь! Чив-чив!

Тихий голос тощего мальчишки:

— А еще говорят, что они… — боязливый взгляд назад, и тень наставника на подслеповатом окошке явно успокаивает, — что магия в нас… это от драконов. Мне старший брат сказал по секрету. Он у меня умный.

— Враки!

— Не враки!

— А вот и враки!

— Тихо, говорю! — третий мальчик резким движением кидает в снег корку, и громкая «перебранка» налетевших птичек-ворушек успокаивает выглянувшего из окна Фельхетса. Птички и птички, что с них взять.

— Это не вранье. Магию дарят драконы. Они недавно… только это секрет!

— Да мы обещаем молчать. Правда, ребята?

— Конечно! Первый раз, что ли. Говори, что там…

— В пригорье есть такой город… у меня там сестра замуж вышла, она не вельхо… была.

— Что значит — была?

— А то. Мне отец недавно весточку прислал.

— Ну да, твой везде найдет…

— Нечего завидовать!

— Так вот. Налетели драконы, он забеспокоился за Мельтису, разузнавать стал — а все глухо, никаких вестей, как вымерли там все… Или запрет наложили. Он туда, он сюда — а тут сама Мельтиса письмецо прислала: так и так, мол, отец, я теперь маг. И муж мой, и дети, и вся наша улица. И почитай, что весь город. Все, кого дракон магией окатил, сами вельхо стали…

— И про это молчат?!

— Само собой, молчат, дурак, что ли? Кто про такое сказывать будет, если Наставники другому учат? И ты молчи.

— Знамо дело, промолчу.

— Целый город магов… — зачарованно повторяет девочка. — Вот бы куда попасть.

Лидо, город, в полумерке от несостоявшегося Вельхограда.

Одноименный Питари и к своему имени, и к своему прозвищу относился равнодушно. Имя его на древнем означало «камень», что не так уж плохо, а прозвали его Деревяшкой, что тоже не выводило из себя.

Прозвище Питари дали не за медлительность или, спаси Пятеро, тупость. Когда надо, боец-силовик из десятки Меча был не хуже других и в быстроте, и в умении добраться куда надо, и чаровать затаиться, насколько нужда велит.

Просто даже среди силовиков Питари выделялся исключительным равнодушием и бесчувственностью. Он жил приказом и по приказу, искренне недоумевая, чем порой бывают недовольны бойцы его десятка и вообще сотни Меча.

Приказано отловить внезапно снявшихся с места сектантов? Пожалуйста, ничего сложного. Приказано принять помощь Ловчих? К лучшему. Приказано расплатиться с ними за помощь какой-нибудь девицей из отловленных? Ничего трудного. Поймать и передать Наставнику беглых личинок? Само собой. Не слушать их жалобы на помянутого Наставника? Не будем слушать.

И так далее.

Вот после истории с сопливыми личинками Лаус Джалмари по прозвищу Ветерок и сказал ему, кривя губы:

— Ты вообще когда-то сомневаешься, послушный наш?

— В чем?

— Ты слышал, что они говорили? Личинки? Неужели так трудно было подождать? Они же просили, парни из сторожи говорили. Просили подождать кого-то из родителей, хоть кого-то, не отдавать этому…

— Так и что? Приказано ж, — не понял Питари.

— Драконий хвост, хоть нас подождать мог?

— Приказано было сразу.

Ветерок смотрел-смотрел, потом сплюнул:

— Что с тебя взять… деревяшка!

И ушел.

С тех пор и повелось: Деревяшка да Деревяшка. Да что, с прозвища беды нет…

Плохо другое — в десятке его стали сторониться. Особенно когда Ветерок главным стал. Хотя и это к лучшему, наверное — что толку в общих выпивках? Денежки-то лучше поберечь.

Последнее время десяток и вовсе какой-то не в себе. Не нравится, вишь, что так срочно сюда перебросили, да задание третий раз меняют. То пробраться в этот психованный город и вызнать, чем там дышит посланная Рука. То затаиться там и по сигналу атаковать. Теперь и вовсе простое дело: споймать и приволочь посланцу Нойта-вельхо несколько пленных горожан, желательно магов, причем лучше дитенков.

А какая разница? Дитенков еще и проще!

Собираясь, Деревяшка присматривался к своим — десяток собирался молча, без обычных шуточек, но и без выбрыков вроде Ветеркова «На детей руку не поднимать!». Поняли, наконец, что жить-работать надо по приказу. Какая разница, дети там, не дети. Не их же дети? Хорошо, что все это поняли. Все теперь по приказу, все правильно.

Он был даже доволен.

Поэтому Питари здорово удивился, когда у прохода — считай, в самом городе! — его крепко приложили «статиком». Хватая воздух неподвижными губами, он недоуменно таращился на лица бойцов своего десятка.

Прошуршали шаги, и рядом присел Ветерок:

— Вот что, Питари. Мы идем в город.

— Чшто?..

— …и никого хватать не собираемся. И атаковать тоже.

— А?… как…

— А Нойта-вельхо и их желтокожие «друзья» или кто они там… могут засунуть свои приказы в задницу. Это свободный город, единственный свободный. И мы постараемся, чтоб он таким и остался.

— Вы… что… задумали… вы к ним?

— Ага. Мы идем к ним. С тобой или без тебя, выбирай.

Слухи о городе, который хотели переименовать в Вельхоград, замолчать не удалось. Они ширились, они ползли, они летели.

И остановить это не получалось.

Ирина Архиповна устала.

Маги неплохо ее подлатали, у нее даже суставы теперь не болят, да и сердце работает как часы, но даже здоровый организм может банально измотаться.

Она работала на разведсеть (а та очень неплохо работала на них), она старательно обучала вязальщиц (их теперь была целая мастерская), она общалась с купцами, добывая деньги и сведения, работала со стихийно образовавшимся правящим советов в лице дорогих товарищей из Руки и Правителя города, занималась с Пало и Видо, развивая доставшуюся ей магию и добиваясь, чтобы странный побочный дар, причудливая случайность, работал хоть сколько-нибудь упорядоченно.

А еще была Яночка и ее мальчики, и обход города на предмет предотвращения штурма, и беседы с предполагаемыми лазутчиками, и женсовет, представьте, в городе все-таки образовался!

Мыслимо ли все успеть одному человеку?

Но она как-то успевала.

Только уставала очень.

Сейчас надо купить что-то вкусное (сготовить уже не успевала) и скоренько собираться в местную больницу. Яночку сегодня обещают домой отпустить, и так задержали из-за непутевой бабушки. Приходила-то она каждый день, да надолго, но присмотр за больным ребенком лучше все ж таки будет в больнице, чем в таком «доме». Так решили здешние медики.

Ну да сегодня Яночку все равно выпишут.

Что ж, в комнате порядок, чисто, тепло и уютно, постель готова, подушка для Яночкиного дружка тоже, осталось только… а это что?

Листок на столе, по-здешнему в трубочку скрученный…

Развернула.

И пошатнулась, нашаривая стул, дрожащими руками прижимая листок, счастливо улыбаясь и не замечая проступивших слез.

Письмо было на русском. И подписи под строчками были те самые. Родные.

О господи…

Ирина Архиповна прикрыла глаза.

Объявились, наконец.

Живы, целы, здоровы. Нашли свою дорогу. Помощь отыскали… Друзья у них появились.

Слава богу.

Теперь перечитаем, что они в своей шифровке накрутили.

Ага, шифровке. Не очень умелой, но все же.

Написано по-русски, но взывание к местным богам и кое-какие речевые обороты — явные следы попытки стилизации под местные правила составления писем. Янку по имени не назвали, ее помянули по имени лишь раз, и то по неполному. Как не раз уже замечала старая разведчица, для местных эта разница очень ощутима, по неполному опознать шансы на порядок меньше. Значит, мальчишки действительно опасаются… и при этом считают, что русский язык — не преграда для желающих почитать их послание.

И о чем нам это говорит? А ни о чем хорошем.

Во-первых, такие желающие есть. Во-вторых, они знают — или могут знать — русский. И в-третьих, друзьями их назвать трудно.

Вот, тут об этом почти прямо сказано:

А в здешних местах задержались те добрые люди, благодаря которым дорога завела нас так далеко от родных мест. Не встречались ли они Вам? Нам пока нет, но вот следы их трудов на благо здешнего общества попадаются постоянно.

Молодцы, мальчишки. Ну уж если она, ворона старая, догадалась, то им, молодым да шустрым, как говорится, сам бог велел. Ага, Туманова, все пятеро сразу. Ближе к делу.

Добрые люди, значит? Намек явно Славкин, Макс вряд ли читал товарища Булгакова. Добрые люди, хозяева загадочных технических устройств, отправивших четверку москвичей в дальние края. Задержались здесь? Следы их трудов на… хм, трудов во благо общества. Тоже намек, тоже Славкин, только вот радости от него маловато. Что-то эти господа радетели за общественное благо здесь натворили. И встречаться с ними мальчишки явно не хотят. Согласна, думаю, и нам не стоит. Не подвело ее, значит, чутье, велевшее сидеть в городе тихо и обзаводиться агентурой, не засвечивая свое происхождение и умения. Разве что вязанье пришлось показать, но это мелочи.

Сделаем зарубочку на память и что там дальше?

Не зацепило ли вас с малышкой во время того неудачного праздника?

Зацепило, конечно. И еще как! И Янка, и она сама схлопотали магией что называется, от души: не просто энергию получили — с уже полусформированным даром! Маяться ей теперь с предсказаниями до… да сколько получится.

Посылаем на жизнь…

Что-что?

Ирина Архиповна второй раз споткнулась об эту фразу взглядом и нахмурилась. И возмущенно потерла лоб. Еще не хватало! Им с Яночкой на жизнь как раз хватает (много ли надо старой и малой?), а вот парням в дороге…

На подушке ничего нет. Или это как раз местный оборот вежливости, приписанный ради конспирации?

Не оборот.

Из-под подушки, не замеченный вовремя, торчал тонкий шнурок из сыромятной кожи. Точь-в-точь мышиный хвост, хоть кошку зови. Но такое никакая кошка ловить не будет. Хотя бы потому, что весит оно чуть ли не побольше кошки.

Вот паршивцы!

Два мешочка их той же сыромятной, непрокрашенной кожи были тяжелыми не зря. После того, как из первого на кровать посыпались вперемешку серебряные резанки и золотые целики, женщина думала, что готова к чему угодно. Но из второго посыпалось просто золото. Небольшие золотые самородки разной величины и формы, самый крупный — с Яночкин большой палец.

Небольшая помощь, значит?

Что ж тогда, по-вашему, большая?

Сундук с пиратскими сокровищами?

Женщина покачала головой и улыбнулась. Мальчишки…

Значит, у них и правда все хорошо.

У нас все неплохо, — тут же заверило письмо. — Наши небольшие трудности со здоровьем благополучно уладились. Более того, нам удалось найти общину, где селятся те, у кого схожие проблемы, и получить там приют и помощь.

А вот это как понимать прикажете?

Проблемы со здоровьем — это Славушки, что ли? Ой, вряд ли. Речь идет об обоих, а не об одном — это раз. Община, у которой схожие проблемы — это два. И если письмо намекает не на общину спинальников (что маловероятно), то в голову только одно и приходит.

Внучки нашли драконов. Своих. Потому что и сами…

Ирина Архиповна слепо уставилась на письмо, не видя ни строчки. Она знала, она догадывалась.

Драконы…

Версия, конечно, бредовая и притянутая за уши. Но остальные причины, по которым ребята могли вдруг бросить тех, кого так долго искали, и убраться из города, даже не повидавшись, Ирина Архиповна тщательно проверила и отбросила одну за другой.

Макс — сложный мальчик, но и он не оставил бы Яночку, к которой привязался, без важной причины. Очень важной. «Любительница мультиков» как-то смогла протаять на его колюче-ледяном панцире крохотный участок, влезла туда и расположилась с удобствами. Он мог ее отругать, мог шипеть и даже шлепнул разок, было дело. Но это не имело значения: и мальчик, и маленькая врединка прекрасно знали, как он на самом деле к ней относится. Славушка же, очень честный и целеустремленный, очень ответственный, недаром связался тогда с теми искателями справедливости. Он взял на себя ответственность за них и позаботился бы, даже если бы не любил ее и малышку. Да он даже сюда загремел из-за нее, старухи. Нет, невозможно представить, что они внезапно сбежали, только-только назначив встречу.

Ни криминала, ни работорговцев, ни внезапных долгов, болезней или чего-то похожего. Она проверяла. На это времени ушло чуть ли не больше, чем на все остальное, потому что действовать в открытую она, конечно, не могла.

А они ушли. Поспешно и непонятно через какие городские ворота.

НЕ БЫЛО ДЛЯ ЭТОГО ПРИЧИН!

По крайней мере, человеческих.

А два дракона, улетающих с площади как раз тогда, когда за их отлов принялись Рука и Ловчие — это было. Это возможно. Если, конечно, отбросить материализм и рационализм. Но какой там материализм в мире магии?

Если ты видишь, как с помощью касания к золотому значку на Яночкином лице мягко и быстро, как тающий снег, изглаживается безобразный рубец? Если тетка Маахи, жена одного довольно блудливого типа из сторожи встречает загулявшего мужа не классической скалкой, «диким пугалом»? Когда можешь иногда глянуть в недальнее будущее?

Смешно.

Итак, мои внуки — возможно, драконы. А я драконобабка, стало быть.

Разберемся.

Сейчас мы путешествуем по королевству, и если нашу дорогу благословят Пятеро богов, возможно, вскоре нам удастся обнять вас, дорогая бабушка.

Уже не старая женщина бережно погладила листок. Улыбнулась, покачав головой. Отозвались, наконец. Камень с души.

Путешествуете, значит, внучки?

Мы будем ждать. И попробуем по мере сил ускорить встречу. И прежде всего вычислить, кто принес от вас весточку.

Кажется, я догадываюсь, кто это.

Ни пуха, ни пера вам, мальчики, — шепнули ее губы. — Ни пуха, ни пера.

Эвки Беригу не ладил с огнем. Точнее, с его Знаками. Лишь Пятеро знают, по какой причине эти Знаки, начиная с атакующего Тулипал до банального согревающего не впечатывались в его сферу и, соответственно, не входили в его личную копь. Любопытный Познающий тоже отчаянно желал бы это узнать, но увы, Пятеро ему являться не пожелали даже тогда, когда, следуя традициям вылупления из личинок, молодой маг как следует дохнул из жаровенки с глюшь-травой. Нельзя сказать, чтобы запретная травка совсем не подействовала — по пробуждении бывшие личинки долго оглядывали дикий раскирдаш в занятой комнате, пытаясь разобраться, что со всем этим делать. Но боги, увы, своим присутствием это место не осветили. И знаниями, естественно, не поделились. А уроженцу Теплого Берега даже в приюте было распрозверски холодно. Что уж говорить о столице, где личинки завершали образование.

Наставники, с которыми юный вельхо в свое время делился затруднением, сложностью ситуации проникаться не спешили, а вместо необходимой консультации так и норовили послать его погреться другими методами. И чаще всего — за какой-нибудь остро нужной для приюта либо наставников работой. При всей любознательности Эвки семи отмытых полов (длительные однообразные движения — прекрасная тренировка терпения и сосредоточенности, юноша!), восстановления взорванного учебного пособия (чучела гнилюка болотного) и отлова по коридорам и подвалам родного учебного заведения мышей с их последующим бритьем (упражнение на внимание вкупе с терпением и заодно — на точность движений, ибо загрязненная кровью шерсть в учебные амулеты не годилась, а шерсть мыши парализованной путала чары и тоже не подходила) хватило юному магу для того, чтобы понять: свои проблемы решать лучше самому.

Книги же, где будущий член Руки теоретически мог отыскать ответы на свои вопросы, далеко не всегда эти самые ответы давали. Смотрители книжных хранилищ терпеть не могли лазить в дальние подвалы за чтением сверх рекомендованного ученикам и недовольства своего не скрывали. А если и лезли (тщательно изучив, не является ли затребованная книжка запрещенной), то в половине случаев книги либо не было по каким-то причинам, либо в ней недоставало страниц, либо случалась еще какая-то беда.

Эвки пожимал плечами и запасался вещами потеплее.

Со временем он научился пользоваться согревающими амулетами (чужого производства) и такой же одеждой, и проблема сгладилась, хоть и не совсем.

Зиму не любил, зимние выезды на разбирательства переносил с трудом, норовя забиться под крышу и разбираться там, а уж дежурства на свежем воздухе зимой… вы про пытки слышали? Вот-вот, и Эвки Беригу заставлять торчать зимой на холоде то же самое! Проявите человеколюбие!

Но увы, есть в жизни события, которых избежать невозможно. Если, конечно, у тебя есть разум и совесть.

Даже в самом закрытом городе люди должны есть. И одеваться. И получать необходимое для своего ремесла: кожи, ткани, шерсть, металлы и руды, дерево и камень… А посему сквозь единственные оставшиеся открытыми городские ворота тонким ручейком текли и текли повозки с товарами и люди. Поэтому и приходилось вельхо дежурить на воротах вместе со сторожей — день и ночь, сутки напролет. Руке отчаянно не хватало времени, а новые маги еще не готовы были к самостоятельным действиям, так что на воротах встали пятерки, сформированные по смешанному принципу: один вельхо, прошедший посвящение, трое новеньких и один приданный сторожник (желательно с магией) для связи с остальными… ну и чисто на всякий случай. Всякие случаи, первый из которых случился в аккурат на следующий день после определения последовательности дежурств, убедили в том, что сторожник, есть там у него магия или нет, совсем не лишний элемент. Маг — тоже человек, и может банально замотаться, отвлечься на вопросы жадных до знания новичков, в конце концов, сбегать по личным нуждам… а тренированный сторожник стоял нерушимой скалой. Внимательной. И неподкупной (четыре вельхо хорошо тренируют это полезное качество).

Эвки в очередной раз кивнул, одобряя смену «проверяющего». Сменив приземистую рыженькую девицу, к «бойнице» специально сооруженной выносной башенки встал сутуловатый (надо напомнить Пало об организации общих занятий «по совершенствованию тела») длинноносый парень и потянул с ладоней теплые рукавицы. Чаровать вельхо предпочитали с голой кожи. Большинство Знаков через ткань и шерсть как-то просачивались, но ты поди попади через эту ткань именно на нужный, да притом именно на один, а не, скажем, на пару соседних! Ну а вызывать Знак огня через одежду… положа руку на сердце, Эвки Беригу случалось называть коллег идиотами, и не раз. Но умственно отсталых среди них все-таки не было.

Хотя кто сейчас может быть хоть в чем-то уверен незыблемо?

Взять хотя бы эти дежурства. При попытке припрячь новичков к работе… э-э… склонить новых членов магического сообщества к полезной деятельности злосчастная Рука не раз испытывала желание взяться за голову. Немолодая дама из трехименных, симпатия коллеги Пало, как-то рассказала про очаровательное суеверие, бытующее в ее родных местах: если кого-то вспоминают в разговоре, то этот несчастный начинает икать. Если это поверье действительно имеет какое-то отношение к реальности, драконам должно было икаться не переставая. И поделом. Безусловно, Эвки был от души благодарен непрошеным благодетелям за существенно подросший резерв, да и за новых магов стоило бы сказать спасибо, но… но. Вломить в неподготовленных людей магии не на один десяток искр без всякого контроля — это же спятить можно! Самопроизвольные всплески и стихийные проявления дикой магии могли снести город с лица земли не хуже, чем при массированной атаке.

А обучение новичков, а нанесение временных Знаков как хоть какого-то обуздания непонятной и незнакомой для большинства горожан силы! Временных Знаков, потому что до постоянных еще было как пешком до соседнего материка. У дичков ведь не было наработанных годами навыков магических преобразований, большинство из них были печально неспособны даже к тому, чтобы запомнить Знак и удержать его в мыслях без искажения пропорций. Так что на руках дежурных нужный арсенал пришлось банально рисовать. В буквальном смысле, то есть краской на коже. Кому из вельхо скажи — засмеют.

Подобия Знаков держались недолго — интенсивность пропускаемой через них энергии и слабый контакт с копью (точнее, с тем местом, где она должна быть) сказывалась на рисунках быстро — они буквально выгорали за три-пять часов. Но и на том спасибо. Кто знает, что могли бы накуролесить драгоценные новые маги при помощи новых умений…

Паренек между тем уже наклонился над бойницей. Нерешительно оглянулся.

Эвки Беригу ободряюще кивнул (никогда не рвался в Наставники, но приходится соответствовать).

— Давай, Айне.

— Ага. То есть это… исполняю, уважаемый Наставник.

Широкая ладонь с чуть согнутыми пальцами зависла над очередными несчаст… то есть над проверяемыми объектами.

Сама проверка не таила в себе особых сложностей: в специально очерченный камушками и крашеной соломой прямоугольник заходили люди и заезжали телеги. По знаку сторожника люди замирали, задирая вверх головы, и с любопытством таращились на то, как из ладони слетает что-то мерцающее, расправляется в полете и едва заметной туманной пылью просвечивает все на своем пути. Сам сторожник в это время давал короткую справку по входящим — ведь в город, как правило, крестьяне приезжали из хорошо известных деревень и если сторожник опытный, то у него была неплохая раскладка по здешним обитателям. И кто тут добропорядочный хозяин земли, и кто может подложить в воз с приличным товаром нечто нарушающее Заповеди, и кто мелкий воришка, способный заработать на краденом у соседа поросенке. Если ничего незаявленного и нехорошего у проверяемых не было, то спустя малую минуту (счет до пяти) им давался знак проезжать. Если же дымка начинала мерцать желтым или над площадкой всплывал красноватый высверк тревожного сигнала, то в дело следовало спешно запускать второй Знак, который для краткости именовали статиком. Знак Стаутта блокировал любое движение нарушителей, за исключением необходимых жизненных процессов. И оставалось только разобраться, в чем дело на этот раз.

Особых пакостей за несколько минувших дежурств молодой Познающий не засек. Так, по мелочам: глюшь-трава, правда, в количестве, которого хватило бы на парочку драконов (тьфу-тьфу), несколько зачарованных вещей (без вреда для окружающих), какой-то древний старичок-ренегат, родич здешней «веселой прачки», притащившийся к племяннице «помирать достойно» и венец запрещенного: зачарованная корова.

Несчастная скотинка, когда над ней замерцало желтым, шарахнулась, нечаянно или нарочно отдавив ногу своему хозяину, так что к зрительным эффектам немедленно добавились звуковые — ругательства хозяина. И зрелище разом обрело благодарных зрителей. Пятерка проверяющих возрадовалась было в кои-то веки стоящей добыче, но увы. Корова не была крадущимся в город злобным засланцем или тайным драконом. Чары, всего лишь чары… чтобы животинка казалась не старой говядиной, а юной телятинкой. Какой-то деревенский дичок наложил, умелец. Дать бы ему по рукам. У него-то наверняка они не мерзнут.

Эвки Беригу с тоской вспомнил, как быстро стынут на зимнем холоде пальцы, и на всякий случай пошевелил ими, пока руки еще были в тепле…

Зима. Мороз. Холода, забери их Пятеро.

Айне продолжал раз за разом чаровать проверяющий Знак. Упорный парень, хоть и тощий. В приоткрытые ворота группа за группой проскальзывали те, кто прошел проверку. Шустро просеменила деревенская семья с двумя козами.

— Из Болотиц, — тут же включился сторожевик. — Вдовец с дочками, на козах зарабатывают… молоко, шерсть, мясо, если что.

Просочилась старушка с тележкой и пятеркой негодующих гусей.

— Из Вороньего Гнезда. Лучшего пуху, чем у них, почитай что и нет.

Величественно-неторопливо, как Король к трону, прошагал запряженный в телегу бык — на повозке тесно прижалась друг к другу стайка девушек… или женщин? Кто их разберет в платках и лохматых шубах?

— Это, кажись, из молитваря. Вечно эти верующие сначала девицам всяким с бедой приют дают, а луна пройдет — и иди, милая, молитварь не бездонная чаша. Девка туда-сюда, а делать нечего: али там до конца жизни оставайся молитвы возносить, али иди на все четыре стороны. Кто подогадливей — потом к Поднятому нашему просится, в городской приют, вот и эти, видать, такие…

Девицы благополучно миновали проверку. Из подозрительного у них имелись только красные от мороза носы и унылый вид.

Жалобно блея (наверняка причитая о своей будущей горестной судьбе) затопало в створ ворот овечье стадо — небольшое, не больше трех пятерок голов…

Стоп!

КРАСНЫЙ!

НА ОВЦАХ?!

Измененные? Под чарами? Вельхо? Ренегаты?

Эвки Беригу торопливо дернул рукой, стряхивая рукавицу…

— А это не знаю, кто. Незнакомые, — сторожник прищурился. — А чегой-то они?

— Красный, — удивленно улыбнулся (улыбнулся!) Айне. — Наставник, видите? Я сейчас!

Он шевельнул пальцами, нащупывая второй Знак. Стайка помощников восторженно загомонила. Они еще не поняли, не успели осознать. Они еще не видели боя вельхо…

Два пастуха на площадке настороженно заозирались, стараясь делать это незаметно.

Рукавица наконец слетела с ладони, пальцы обжег морозный воздух…

Новичок нахмурился, припоминая название второго Знака — этот ему еще не приходилось задействовать ни разу…

— Айне, подожди! Отойди!

— Стаутта! — наконец вспомнил парень и с торжествующей улыбкой повернулся, вытягивая руку ладонью вниз…

Проклятье!

— Стоять! Ворота не открывать!

Поздно!

«Овцы», кем бы они там ни были, не собирались давать сторожевикам время на размышление. Не было ни звука, ни вспышки — только мелькнула какая-то дымная тень — и Айне с криком отшатнулся прочь от бойницы. Кажется, упал — Эвки не видел. Знак статика — прихотливо изогнутая золотистая змейка — дрогнул и распался.

Молодой вельхо торопливо рванул прочь пристежные рукава, обнажая руки. Холод жадно лизнул открытую кожу, пытаясь влезть внутрь, промораживая кровь. Пальцы мгновенно занемели…

За половину малой секунды — время, которое понадобилось Эвки, чтобы встать в нужную точку — холод, казалось, успел добраться до сердца. При открытой сфере замерзание всегда быстрее.

Неважно, неважно, главное — Знаки.

Золотой Узор копи хищно перемигнулся, готовясь к драке…

Статик. Медляк. Сонные… Подчинение. Все щадящее, посторонним вредить нельзя. Иль-шим (привет незваным гостям), связка, удушающее…

«Пастухи» тоже срывали рукава — вельхо, все-таки вельхо, двое… Трое — ближайшая к воротам «овца» окуталась мутным ореолом и распрямилась в человеческую фигуру. Дррррраконий хвост!

Статик! На максимум!

И тут грохнуло.

Краем глаза Эвки увидел, как у ворот, прямо под ними, дымно выметнулся вверх фонтан огня и грязи, сбитый знак, не развернувшись, ушел в сторону и осыпался, но тут же грохнуло снова, башенку тряхнуло так, что он не удержался на ногах. Пол рванулся из-под ног, внешняя стена пошла трещинами и осыпалась, как сухая глина… рядом кто-то вскрикнул — коротко, дико, без слов, одним надсадно-утробным голосом — и затих.

Ранящим дождем посыпались осколки. Дым, пар, чей-то хрип…

Эксплози — билось в висках. — Эксплози… Воспламенение.

Непрошеные гости щадящими ограничиваться не собирались.

Время, время!

Эвки кое-как повернулся на бок, стряхивая с лица пыль и каменную крошку. Нашарил ладонями пол. Покрепче уперся и попытался встать — для начала на четвереньки. Во рту вкус крови и пыли. В голове, казалось, продолжали запускать эксплози — где-то в затылке и за глазами то и дело взрывалась боль. Локтем чародей попал на что-то мягкое, оно снова сдавленно захрипело и дернулось.

Ах да… надо открыть глаза… если они у меня еще есть…

Ресницы, по крайней мере, были, они задрожали и открылись — запорошенные глаза кое-как рассмотрели скорчившееся рядом тело. Сторожевик, имени которого Эвки так и не запомнил. Мертвый или живой? Били на голос… Чуть дальше — меловая бледность лица и дорожки от слез на припорошенных пылью щеках. Айне.

— Наставн-ник… моя рука… так боль…

Не чувствуя, не думая, молодой чародей швырнул в обоих сдвоенный Знак (статик с обезболивающим, потом, остальное потом, будем жить — поможем, главное встать сейчас!). Бестолковая молодь уже шевелилась на полу, совсем близко от крошащейся на глазах стены. Пришлось укреплять…

Еще один впустую потраченный Знак!

Молодь уже встала на колени, более того, девчонка уже открыла свои немногочисленные подобия заклинаний… Ее полнота оказалась таким же обманом, как и фальшивые пастухи. Шуба прятала хрупкое, совсем девчоночье тельце: запястья тощие, все косточки напросвет, пальцы в уколах от иглы, с тонкой шейки сполз шарф, открыв белую незагорелую кожу. Но глаза на детском треугольном личике горят отвагой. Цыпленок бешеный.

— Наставник…

— Наставник, чем мы можем помочь?!

Сопляки бестолковыееее!

Чародея замутило от боли и бессильного гнева.

— Отошли от окна! — рявкнул Эвки на не успевших ничего сообразить дичков. — Быстро отошли! И активируйте Утта! Помощь зовите, помощь!!!

— А Вы?

— Я на воротах!

Ворота не успели открыть. Спасибо дотошному Виде — это он до бесконечности висел у сторожевиков над душой, требуя запомнить простую истину: внутренние ворота должны быть закрыты всегда, а открываться — лишь на те мгновения, которые необходимы, чтобы пропустить проверенных людей. Спасибо городским кузнецам, сковавшим систему хитрых запоров — огромные засовы на хитрой системе противовесов закрывались и открывались почти мгновенно, и проделать это можно было только изнутри. Спасибо парнишке из дичков, научившемуся делать предметы невероятно, сверхъестественно прочными — и наложившему эту прочность на ворота… Спасибо безымянному сторожнику, повторившему команду о воротах и его громкому голосу. Управлять створками можно было и из башенки, устройство предусматривало, но первая же Эксплози — и проверяющая пятерка оказалась не в состоянии взять управление на себя. Спасибо, что не все зависело от них…

Внутренние створки успели закрыть. А теперь — медленно, но все быстрее и быстрее — закрывались внешние. Заметив новую угрозу, чужаки метнулись было к щели, но тут створки наконец грохнули друг о друга, дрогнули и замерли.

Чужаки-вельхо (ррренегаты, драконий хвост!) оказались запертыми.

Пропускной двор, ставший ловушкой, отсек от незваных гостей и улицы, полные горожан, и оцепеневших от неожиданности крестьян с товарами.

Хорошо. Эвки облизнул губы. Теперь правильно, все будет правильно.

Отвык он драться в одиночку, без надежных коллег по Руке.

Но теперь все будет правильно.

Главное — не выпустить чужаков отсюда.

Главное теперь — попасть. Откуда же во дворе столько дыма? Ворота ведь не горят, специально накладывали негорючее… Или это у него в глазах все плывет? И руки трясутся. Попасть, надо попасть, и все будет хорошо.

Пятеро богов!

Чужаки тоже это поняли.

И не собирались поддаваться. Двое из них, безуспешно опробовав силы на воротах, перенесли свои усилия на стены. Не дураки, понимают, что камень вряд ли защитили столькими Знаками. А ведь была же мысль обезопасить и стенку. Сил — горы, после драконьего нашествия местным вельхо хватило бы искр даже не на гору — на целый горный хребет. Времени не хватило.

Умные, поганцы. Все трое.

Двое, значит, на стену. А третий — бил по башенке.

Над головой грохнуло, снова посыпалась пыль и каменные осколки, пол жутко пополз куда-то влево. Что-то сильно врезало по плечу, хрустнуло и взорвалось болью. Но Эвки успел добраться до края пола и швырнуть активированные Знаки в промелькнувшие в дыму фигуры.

На этот раз никто не перебил чары — летучий золотой узор косо рассек воздух, плеснул прозрачной волной и застыл, будто прихваченный на лету сильным морозом…

Статик. Те-ин, паралич. И Сон.

И на двор снизошла тишина.

Двое чужаков застыли на полдвижения, будто вмерзшие в лед лягушки. Или мошки в драгоценном морском янтаре… третий потерянно оглянулся, не понимая, что делать дальше…

— Аииии! — тут же заполнил тишь восторженный вопль.

— Учитель, вы сила!!!

— Да-да-да-да!

Это старалась молодь. Для них все было понятно: учитель крут, они победили, третий бандит обязательно сдастся, ведь так? И Айне со сторожевиком обязательно поправятся!

Эвки Беригу, правда, от них тоже недалеко ушел. На сколько он был старше-то? На четыре-пять лет? Он тоже поддался эйфории победы.

И для него тоже полной неожиданностью было, когда в проеме разрушенной бойницы — какая уж теперь бойница, в дыру обвалившейся передней стены теперь могла свободно проехать телега — возник еще один силуэт.

Он был смазанный и неясный, странная одежда, пятнистая, в путанице бело-коричневых линий, скрадывала движения и мешала видеть. Эвки успел рассмотреть только веревку у пояса, тянущуюся куда-то вверх, странно огромные глаза — темные, в пол-лица. И руку в светящейся синим перчатке, четкий и короткий замах.

«Это смерть, — понял молодой чародей. — Какая странная…»

Как медленно движется навстречу рука, он совсем замерз на этом морозе… попадет ли он? Возьмет ли смерть простой Знак?

Оцепенение уцелевших защитников нарушила девчонка.

Она… завизжала.

Дикий вопль, бестолковый и дурной, как верещат девчонки при виде мыши или лягушки, не мог напугать всерьез. Но заставил остальных очнуться. А еще к воплю прилагались суматошное движение тощей лапки в следах иголок и хаотично ударившие в страшилище волны сырой неоформленной магии.

Удары снивелировали друг друга. Девчонка сбила призраку прицел. Смерть, свистнув у Эвки над плечом, все же прошла мимо. Боль злобно и как-то очень обидно деранула ухо (как булыжником врезали, Пятеро свидетели!) да чуть царапнула шею. И ушла в стену (там что-то захрустело). А белый призрак пошатнулся на краю провала.

Бесконечно долгое время — долю мгновения — он балансировал на крошащемся камне. Расставил руки в своих странных перчатках, изогнулся и стоял, стоял и не падал. А ребята смотрели на него — измотанные эти коротким боем, раненые, опустошенные, отчаянно надеющиеся, что он, наконец, рухнет, ведь они почти победили… Потом чужак выпрямился. Зло, очень по-человечески искривил губы и обернулся к девчонке…

Злился? Собирался мстить? Или хотел посмеяться? Добить бестолковых щенков, чтобы спокойно, без помех, добить более опытного врага?

Какая разница.

Третий удар не промазал.

Эвки ударил как есть. Из неудобного положения, наощупь, дрожащими пальцами, первым попавшимся Знаком из боевых. Из-под левой ноги с шорохом посыпались камешки, но это уже было неважно. Он чуть-чуть, на полногтя довернул руку и сжал ладонь.

В золото Знака вплелся багрец, стремительно увеличившись, странное золото врезалось в белую жуть, мгновенно оплело его и…

Рев пламени был злым и коротким.

Когда на пол упал пепел, Эвки наконец опустил окончательно отказавшие руки.

До этого у него никогда не получались огненные заклинания…

Странные штуки выдает сознание на грани бреда — подступающая к глазам тьма подбросила Эвки неожиданное видение: две человеческие фигуры верхом на стене.

— Наставник… — дрожащий голос, чем-то очень знакомый, просочился в отвратительный туман, отчего-то светящийся синим. Откуда-то Эвки знал, что синее опасно и пытался негероично и недостойно вельхо удрать от него подальше. Но пакостный туман был везде, свивался в змеи и норовил врезать по уху… — Наставник, очнитесь. Тут еще эти… гости!

Гости?

Нет уж, гости тут к Наставнику (чтоб ему в гроб ежики наползли!), а он, Эвки, лучше полежит… А он лежит? Где? И если лежит, то может, лучше поспать?

Только сон неуютный. Откуда этот клятый драконами туман? В перчатках…

— Отойдите от Наставника!!! — возопил голос. Да так, что Эвки передумал дрыхнуть и решил срочно проснуться. Проклятое любопытство вельхо, за которое его так не любили Наставники, уж точно проснулось. И пожелало знать, что тут происходит, причем так шумно? Ну его, этот сон. — Отойдите! Я вас к нему не подпущу!

— Вот молодь дурная, — беззлобно ответил второй, тоже очень знакомый голос. От которого у Эвки всколыхнулось внутри что-то детски беззаботное, радостное. — Я же помочь ему хочу!

— Я не верю! Вы с ними!

— Не с ними мы, не с ними. Было б так — разве ж мы принесли бы вам этого в подарок? Нет уж, мы сами по себе!

Подарок?!

Эвки открыл глаза.

И понял выражение «на его плечи упали прожитые годы». Нет, он давно не личинка, и вокруг не приют, а полуразрушенная смотровая башенка. И Наставник, которого он так боялся во сне (или обмороке?) — это он сам. Ему не двенадцать, он давно взрослый, и у него свои «личинки». Одна из них сейчас топчется рядом, как рассерженная птичка, и пытается отгородить его от… какое знакомое лицо…

Не может быть!

— Ветерок?!

Старый приятель по приюту, с которым они когда-то прятались от Наставника в общий тайник, довольно хмыкнул и таки придвинулся поближе.

— Узнал! Мы тут недавно прослышали про ваш город интересные вести. Вот и решили к вам заглянуть, да и подмогнуть по-приятельски. А то и пожить. Примете?

Мы вам подарочек припасли.

Нога в мягком сапожке подпихнула в бок еще одного «белого призрака». Мертвого.

Поселок Рейиккен. Макс.

Честное слово, я был уверен, что бабушкин ответ на наше письмо застанет нас в этом чертовом поселке.

Славка и Терхо признавались на днях, как они волновались: мол, от враждебно настроенных драконоверов трудно будет вырваться. Так я вам скажу не того они боялись: от дружелюбно настроенных драконоверов, по-моему, вырваться еще труднее!

Сначала мы все дружно посидели на наскоро устроенном празднике в честь нашего прибытия. Недолго. Дорвавшиеся до лицезрения живых драконов сектанты попытались исполнить мечту своих вечных врагов-вельхо и прикончить «тварей» — путем закармливания их до смерти. Откуда только брали эти бесконечные миски и корзинки? Мясо такое, мясо сякое, мясо эдакое, мясо этакое с орешками, мясо этакое, с орешками в соусе, запеченное фиг знает с чем. Лично я после пятой (или седьмой?) перемены блюд отрубился прямо там, где сидел, а Славка, говорят, еще катал кого-то на спине. Над горами, ага. Железный парень.

Чего я его тогда слабаком посчитал?

Ну да ладно.

Следующий день выдался более-менее нормальным, мы даже смогли пообщаться с нашим главарем сектантов и получить от него «явки и пароли». То есть контакты с сектантскими общинами в близлежащих поселках и городах. Хозяин предупредил, что, возможно, не все из них действующие (в городах вельхо постоянно цепляются к неправильным, с их точки зрения, верующим, так что сектант, если не желает быть арестованным или ограбленным под видом пожертвований на благое дело, должен уметь вовремя смыться).

— Что, так плохо?

— Когда как, — честно ответил наш странный хозяин. — Многие справедливо зовут нас «белыми лисами». Мы очень хорошо научились хитрить, добиваясь относительной безопасности.

— Компромат копите? Или долговые расписки?

Бывший лавочник посмотрел на меня как-то странно. Но кивнул.

— И это тоже. А у вас…

И как у меня уши не покраснели? Вот же ляпнул! Еще не хватало драконам славы ростовщиков и шантажистов. Пришлось срочно оправдываться (терпеть этого не могу!)

— Нам ведь тоже надо защищаться.

По счастью, сектант тоже чел практичный. Покивал и согласился, не вдаваясь в подробности.

— Мы тут живем относительно благополучно. Все-таки в глухих местах есть свои преимущества. Здесь люди не любят менять своих убеждений. Половина сел окрест так и живут, по-прежнему: сажают ваши цветы, надевают летом красные рубахи, на ваши камни приношения кладут. В городах единоверцам приходится труднее. Вы не представляете, какая это радость — ваше прибытие.

Я попытался увести разговор в сторону, да куда там.

Кажется, фальшивый торговец тоже заново осознал, какое мы для его поселка нев… это… несказанное счастье. Письмо согласился передать без звука, мол, через шесть дней будет на месте, клянусь верой. Ответ? Если это возможно, ответ будет. Да, сюда, а хотите — еще куда-то. Не знаете, где будете? А по карте глянуть?

У вас нет карты?!

Берите нашу!!!

— Таким образом, силами дежурной пятерки и городской сторожи попытка проникновения предотвращена. Неизвестные… э-э… — помощник замялся, и глава города его прекрасно понял: на самом деле тому, и другому было очень даже известно, каких таких «злоумышленников, решивших проникнуть в город без уплаты пошлины» пришлось останавливать на воротах городским магам. Вельхо, разумеется. Чароплетам стало скучно дожидаться, когда город откроют, чароплетам не впервой нарушать свои же законы. Для чароплетов любой «дичок», даже любой «чистый» — одновременно и вызов закону, и драгоценность. Кому интересно то, что драгоценность живая, что у нее может быть разум и чувства? Все равно пригодится! Уговорить, пригрозить, опутать обещаниями и Зароками — и будет работать на хозяина, никуда не денется! Это раньше Круг таких убивал, когда магов было много, когда существовала угроза, что неподчиненные маги собьются в стаю и могут пойти против верхушки. Сейчас магов рождается все меньше (об этом не объявляется, но «белые лисы» много куда сунули свои отверженные носы, «белые лисы» ведут свои наблюдения), и теперь «дичков» и «чистых» просто хватают без лишней огласки, и они просто исчезают…

Если бы все дело было в неуплате входной пошлины, дежурную пятерку не пришлось бы переправлять к лекарям, пришлых — в наспех зачарованную тюрьму, а трупы особо настойчивых «неплательщиков» — в такой же зачарованный ледник.

А сейчас кому-то просто не хватило терпения дождаться своего живого сокровища?

Знают ли о подобной практике эти, из Руки? На ежевечерних советах они ничего похожего не говорили.

Знают и скрывают? Не похоже. Скорее, догадываются.

Сказать?

— Неизвестные обезврежены и в настоящее время готовится их допрос, — наконец договорил помощник.

— Когда?

— Точно неизвестно, господин Поднятый правитель города. Дело в том, что сейчас маги занимаются расспросом второй группы — тех, новоприбывших… якобы своих добрых знакомых.

— … которые якобы явились на помощь?

— Так точно, господин…

— …и которые тоже, по каким-то причинам, вошли в город не обычным путем. И тоже без уплаты пошлины. Любопытно. Хотелось бы знать, насколько действительно они добрые знакомые… впрочем, поглядим. Что с ранеными?

— Лекарь обещает, что вылечит всех.

— И то дело. Еще что?

— Рассылка из Королевской Звезды, господин Поднятый правитель города…

— И что там?

По предписанным правилам вопрос полагалось дополнить подобающими изъявлениями верноподданности, но на сей раз привычной формулы не последовало. Господин Поднятый правитель города изволил смотреть куда-то в пляшущее пламя обогревателя (была у него такая привычка) и помалкивать.

Помощник немного подождал, не дождался и, кажется, решил «не заметить» начальственного промаха. В конце концов, все могут устать. Усталость — она ведь не является привилегией работников, к каждому явиться может. Хотя отсюда она, кажется, уже и не уходит…

— Это обычный запрос, господин Поднятый правитель города. Насчет податей.

Бывали в жизни такие минуты, когда господин правитель города совершенно явственно ощущал себя не человеком, а змеей. И не обычной гадюкой, а злобным ядоплюем с Диких Островов. Сейчас, к примеру, яду у него хватило бы сейчас на целый змейник!

— Разумеетссся, — совершенно по-змейски прошелестел его собственный голос. — На город может надвинуться ураган и нахлынуть наводнение, на него могут налететь драконы и дикая магия, но подати — это вечное, неотменное и ниспосланное Пятью богами. Лично и при свидетелях.

Воцарилось неловкое молчание.

— Господин?

— И почему эта связная шкатулка не сломалась при драконьем налете?

— Потому что у нее запас прочности, господин?

— Жаль, что у нас его нет…

И снова перед глазами — пламя, бесконечно танцующее в обогревателе. Пламя не устает, у него не висит на плечах закрытый город и больше тысячи вельхо-дичков. У него нет на руках драконоверьей общины, которую надо оберегать, и для которой он остается неизвестным чужаком, врагом из врагов, ведь про него-настоящего знают лишь двое из собратьев. Пламя не должно держать в голове связи с другими общинами и множество паролей, у пламени нет бессонных ночей над расшифровкой сообщений. Пламя питают, оно может не бояться, что его погасят, ему не дышат в спину временные союзники из так называемой Руки, вышестоящие, отслеживающие его промахи, ищейки из Круга — и любая ошибка будет стоить жизни не только ему.

У пламени не выходят из-под контроля непрошенные магические способности.

И собственный помощник едва ли пишет на него доносы.

Впрочем, у пламени нет помощников.

Он просто устал, вот и думает неизвестно что…

А сейчас это непозволительно.

Он потер ощутимо болевшие глаза. Помощник никуда не ушел, он все также стоял у стола со своими записками и смотрел все так же прямо.

— Да, господин Поднятый правитель города. Жаль, что у нас его нет. Знаете, мне, к примеру, стало намного сложнее работать…

— Неужели?

— Увы, господин. Должен признаться, что тот драконий налет сказался на мне довольно печальным образом: начались проблемы с памятью.

Довольно неожиданный поворот.

— Как досадно…

— Несказанно, господин Поднятый правитель города, — лицо помощника было совершенно невозмутимо. — Порой это крайне неприятно: к примеру, из памяти изглаживаются крайне необходимые вещи… иногда даже подробности разговоров! Увы, даже ваши слова. К примеру, вы вот только-только изволили в таких лестных выражениях отзываться о вышестоящих и вышеподнятых — а я, при случае, даже не смогу привести подробности ваших похвал!

Правитель порадовался, что в настоящую минуту ничего не держит в руках. А пил бы — так и вовсе поперхнулся бы. Похвалил вышестоящих, значит. Он. Если это не предложение мира, то…

Как любопытно.

— Что вы говорите? Как обидно!

— Чрезвычайно. Но, надеюсь, вы простите мне этот недостаток? Я постараюсь, чтобы он не сказывался на моей работе.

Двое мужчин смотрели друг на друга. Пламя одобрительно потрескивало.

— Говорят, при сем недуге весьма помогают записи, — на пробу сказал глава.

— Говорят. Но если я забуду внести туда необходимое?

— Тогда оно не столь уж необходимо… возможно?

— Я бы мог приносить свои записи вам… чтобы вы решили, что именно необходимо, и добавить недостающее. Или вычеркнуть.

Глава города снова потер усталые глаза. Порой общепринятая среди Поднятых и Возвышенных велеречивость его даже забавляла. Она была даже полезна — помогала вот так вот спрятать намек…Но не сейчас, когда после сумасшедшее переполненного дня раскалывается голова и глаза болят, будто по ним хлестнуло соленой водой. Сейчас бы хотелось, чтобы выражались попроще.

Как бы это звучало?

«Да, я пишу на вас доносы. Но могу прекратить или писать то, что нужно вам. Хотите?»

Нет, попроще определенно не годится. Хотя…

— Вы предлагаете мне одобрять вашу переписку? — усталое сознание наконец нашло более-менее подходящую формулировку.

— Некоторую, — помощник так же легко перешел на простой и понятный язык. — Ту, которую я должен отправлять раз в луну. В…

— … одно из отделений Нойта-вельхо. То, что отслеживает положенье дел в Пригорье. Я понял. — Вы поистине бесценный человек, Саюри. Даже ваше нездоровье приносит пользу.

— Благодарю, гос…

— Довольно, Саюри, — несмотря на головную боль, настроение необъяснимым образом улучшилось. — Садитесь, возьмите себе кружку и давайте-ка ее сюда. Ага, вот так… это, конечно, не дорогое вино с Теплого Берега, а всего лишь наливка на черноягоднике, но вот такие у меня простые вкусы.

— Я слышал, что такое любят у Пяти Хребтов. Ваши родные места, так ведь?

Так.

Глава принужденно улыбнулся:

— Вы как всегда хорошо осведомлены, Саюри. Угощайтесь. И поведайте, какие у нас еще новости… О запасах вы уже поведали, о нападении тоже, что еще?

— Минувшая ночь прошла спокойно.

— Правда? — в усталый голос господина правителя просочилась еще одна крохотная капелька яда. — Что, никаких больше перелетных простыней и ковриков? Никаких взрывов в сточной канаве оттого что кому-то было невмочь добежать до полигона?

— Никак нет!

— Неужели? И никаких больше внезапных отпечатков, над которыми наши добрые друзья вельхо сначала большую минуту стоят, пытаясь определить, что это такое, а потом еще столько же ругаются, не зная, как это убрать и убирается ли оно вообще?

Помощник позволил себе короткую улыбку — нет, значит.

— Что, даже никаких пропавших домов, оттого что ребятишки весело поиграли в прятки?

— Нет, господин, пропавший дом еще позавчера найден и возвращен на улицу, ребенку прочитано наставление. Родителей предупредили о возможном штрафе за подобные детские развлечения.

— Подобными это чадо заниматься точно больше не будет… мне вот интересно, что оно выдумает для развлечения в следующий раз…

— Э-э…

— Ладно. Будем надеяться, что основные проблемы остались позади.

— Никак нет. Дело в том, что… как бы это помягче… — в выражении лица вежливого и очень скрытного помощника главе вдруг померещился некий отзвук… некий намек на скрытое веселье.

— Говорите как есть!

— В приют опять привезли девиц.

Глава города в немом изумлении всмотрелся в помощника. Это была… шутка? Саюри никогда раньше не пытался даже отвечать на шутки окружающих. Однако! Что драконы с людьми делают! Главе легче было представить Саюри с магией, чем с чувством юмора.

— Какие… девицы? — осторожно уточнил он.

— Две блондинки, одна темноволосая и одна рыжая, — с готовностью объяснил мужчина. — Прочие параметры не уточнял. Уточнить?

Точно шутка.

— О нет! — не обманул ожиданий помощника усталый глава. — Боги, за что?!

— За грехи, должно быть, — лицемерно ответствовал помощник с самым «возносительским» выражением лица. — Каждому дается кара по его вине и проступкам.

Этого глава уже не вынес. Он торопливо поставил на стол кружку и расхохотался. В коридоре что-то стукнуло, приоткрылась и тут же захлопнулась дверь — сторожа озаботилась проверкой странных звуков в комнатах Поднятого — а он все смеялся, чувствуя, как в неприличном смехе тает напряжение и тревоги этого дня…

— Суровые у нас боги, — наконец проговорил он. — Что ж, если это самая плохая новость, то день прожит не зря. Идите отдыхать, Саюри. С вельхо и их таинственными гостями я пообщаюсь сам.

— Слушаюсь.

Кружка с допитым вином стукнула о столешницу, колыхнулось пламя свечи, скрипнуло отодвинутое кресло.

Когда худая спина заслонила дверной проем, глава окликнул — Саюри…

— Да, господин?

— Спасибо.

— Мне тоже есть за что благодарить вас, господин.

Дверь закрылась. И тут же открылась снова.

Ерина Архиповна Туманова, их загадочная трехименная гостья, встала на пороге.

— Позволите войти? Я принесла ответ на письмо.

Ну а на третий день драконоверы опомнились… или, наоборот, рехнулись?

Короче, они вдруг осознали, что драконы вот-вот уйдут (вон, уже про дороги выспрашивают!), а они им устроили только один день празднеств!!!

Мы честно отбивались. Мы говорили, что праздник уже был. Мы благодарили хозяев за уже оказанное гостеприимство и говорили, что нам надо в дорогу. Мы говорили, что дело не ждет. Славка что-то там говорил про чувство долга и других драконов, которые нас ждут…

Сектантам было пофиг.

Драконоверы возражали, что дела зимой — это дела, которые легко могут подождать. И дорога тоже (а если что, то нам дадут и провожатых, и бычков порезвей). Нас укоряли, нашим словам ужасались и заявляли, что если тот несчастный ужин мы считаем праздником, то настоящего гостеприимства мы еще не видели! И обещали нам его показать в подробностях…

Подробности, если честно, были такие, что стало понятно: раньше чем через три дня нам отсюда не вырваться. Ну помните Россию с 31 декабря по 7 января? Что? По 14-е? А, ну да, с такими воззрениями вы точно нашли бы с местными сектантами общий язык.

Может, они тоже русские? Или их потомки?

Кто знает, когда хрень впервые попала к нам?

Простите, ребята, кажется, я слегка того… не совсем трезвый. Или совсем не трезвый? А, пофиг. Местные сдержали слово и показали нам настоящий праздник по своим традициям. С едой по принципу «завались» и алкоголем по принципу «залейся». С кострами, песнями, битвой на снежках, спортивными соревнованиями в нашу честь и катанием на драконах. Ага, именно с катанием. Это у них призы такие были для победителей соревнований.

Остаться трезвым было невозможно в принципе. Именно что невозможно. Иначе с чего бы меня растащило на песни? Помню, как Славка меня застал за распеванием со здешними девицами… еще репертуару моему удивлялся. А что, норм такая песня… русская… Да ладно, что я. Маг наш при таких градсах живо забыл сектантов бояться и принялся им магией все чинить, что чинится. А сам Славка на пятнадцатом катании впилился в снежный холмик. Без жертв, и то хорошо.

Но недаром говорят, что все к лучшему. Может, на трезвую голову нам бы эта мысль в голову и не пришла.

Началось все с поп-корна. Ну, не то чтоб по классическому рецепту…. Попалась просто нашему правильному местная кукуруза. Она тут прикольная, красненькая и с легкими колючками на концах каждого зернышка. Он посмотрел, головой потряс, а когда «глюки не ушли», взял да и дохнул на нее огоньком вполнакала. Сотворил местным ребятишкам американскую радость. Те, ясное дело, слопали и запросили еще. Ну а Славка обрадовался…

В общем, на следующее утро (ну, если это было утро, в чем я не уверен) мы втроем рассматривали получившуюся горку. Несмотря на поедательные усилия населения, она оставалась впечатляющей. И высказывались про разницу между зернами в состояниях «до» и «после». С едой, мол, так нечасто бывает… С консервами еще, например, с некоторыми колбасами. Про колбасы высказался Терхо, а мы со Славкой, вспомнив про некоторые родные мясопродукты без участия мяса, его поддержали…

— Местные так еще не научились.

— Это да… если б мы, к примеру, где-то в горах сделали заводик и клепали там какую-то модную колбаску, никто бы не заметил разницы…

— Стоп.

Мы замолкли. Славка весь подобрался:

— Повтори, что сказал.

Я повторил. Никто бы не заметил разницы между объемом сырья и готового продукта.

— А разницу — драконам! И никто не заподозрит!!!

Ну, Славка! Красивая идея! Хотя…

— Все равно заподозрят, если близко будем.

Славкины глаза сверкнули сумасшедшим огнем:

— Не близко! Там есть подземная речка…