Адвокат вольного города 7

Глава 8 Рыжебородый

Амвросий Дмитриевич, граф Вьюрковский, был человеком довольно-таки мрачным, временами даже пугающим.

Он смотрел на меня, обманчиво-расслабленно помешивая ароматный кофе в своей пузатой чашечке, время от времени подливая его из большого кофейника и пил он его очень много, с шумом прихлёбывая.

Взгляд его был тяжёлым, медленным, давящим.

Под этим недружелюбным взглядом я чувствовал себя голым.

В некотором смысле так и было. На встречу с ним пришлось, скрепя сердце, снять бронежилет (ставший мне практически второй кожей), магические артефакты, перевести перстень в режим невидимости, отказаться (временно) от кольта и даже ножен с Шило.

Всё дело в том, что граф наверняка был силён в магии и сразу же засёк бы артефакты, заметил бронежилет и так далее. Короче, на поклон к нему пришлось идти в таком, практически голом, виде.

Он сидел в массивном кресле, большой и сильный, вроде бы небрежно-лениво развалившись, однако на интуитивном уровне я чувствовал, что из этого кресла он способен очень быстро вскочить и его обманчивая расслабленность ничего не меняла.

— Да, голубчик… — неторопливо откликнулся он на моё обращение, — Прости, не помню, как там тебя зовут.

Мы беседовали в дальнем, если смотреть от кухни, краю зала. Я, как подобает в такой ситуации, почти раболепно стоял, а он царственно сидел.

Кроме нас никого в комнате не было и только приглушённое кряхтение Тайлера, который в одиночку перемещал коробки доставки, поминая меня как нерадивого работника, давало понять, что мы в доме не одни.

— Алмаз, молдаванин я, вожу грузовик у Ивана, он мой начальник и дядя.

— Ну да, припоминаю, — равнодушным тоном ответил граф. — Так чего ты там хотел?

— Спросить хотел, на предмет работы.

— Хотел, так спрашивай, — граф скучающе смотрел в окно. Синица, которая присела на криво остриженный куст в саду, его интересовала значительно больше, чем я.

— Как бы мне устроится к Вам на работу, водителем?

— Голубчик, — покровительственно вздохнул он. — У меня уже есть водитель. Он же заведует гаражом и выполняет мои мелкие поручения. Его род служит моему уже сколько… четыре поколения?

Граф толсто так намекал, что такого безродного хлюпика не допустит к статусу своего водителя на расстояние пушечного выстрела, но делал это сравнительно вежливо.

— Простите, что напрашиваюсь. И Ваш водитель наверняка достойный и заслуживающий доверие человек. Меня нужда толкает просить. Мой дядя…

Вьюрковский небрежно посмотрел на меня со смесью брезгливости и жалости.

— Я работаю на него, всё за него делаю. Погрузка-выгрузка, ухаживаю за грузовиком, рулёжка, — рассказывая, я загибал пальцы, но не сводил взгляда с графа. — Вся работа на мне, а он платит мне сущие копейки. Сам только пьёт горькую, а я сижу без гроша. Так я никогда не накоплю на свадьбу.

— Женишься? — со сдержанным интересом спросил Вьюрковский.

— Да, Ваше сиятельство.

— А я вот видишь, до сих пор не собрался, — свысока усмехнулся он.

— У Вас, наверное, табор невест пороги обивает. Все благородные роды были бы рады породнится с Вами.

Официально Вьюрковскому было пятьдесят шесть лет и отсутствие ближайших родственников вместе со статусом и деньгами делали его очень лакомой добычей для «невест».

— Знаешь, голубчик… Как там тебя? Впрочем, не важно… Ты прав, предложения о помолвке поступают по три-пять штук в год. Правда раньше мне сватали молодых румяных девиц, а сейчас уже зовутся ко мне в жены женщины постарше, приезжают, бывает, на общественных мероприятиях ловят, вздыхают, пытаются проявить интерес. За тобой бегали женщины?

— Куда мне⁈ Всё больше я за ними.

— Ну да, о чём это я.

— Но Вы сейчас не женаты? Простите, что рассуждаю о вещах, о которых простой бедный парень не должен говорить в присутствии такого почтенного господина.

— Отчего же, мне как правило не с кем поговорить. Тем более о таком. А ты хотя бы не пытаешься со мной спорить или нещадно тупить. Я ведь и не был никогда женат, в том нет никакого секрета. Ты верно думаешь, что я голубой?

— Какой? — изумлённо сделал вид, что не понял эпитета, так как среди местных ассоциации цвета и сексуальной ориентации не замечал.

— Ну жополюб, педрила, мужеложец.

Я тут же профессионально прикинулся, что застеснялся его слов и, по-видимому, достаточно удачно, потому что граф, глядя на меня, жизнерадостно хохотнул.

— Отвечай, это был вопрос! — он спустя пару мгновений придал своему лицу прежнее строгое выражение.

— Нет, Ваше сиятельство, не думаю так. Точно не думаю! Во-первых, тогда бы у Вас тоже жил бы этот самый, любимый Вами мужчина. Молодой мужеложец-нахлебник. И, во-вторых… стесняюсь сказать…

— Не стесняйся, чего там тебе в голову пришло?

— Ну, Вы бы на меня тогда смотрели бы с вожделением.

Граф снова кратко, но искренне хохотнул, потянулся к шкафчику и ловко извлёк оттуда два изящных хрустальных бокальчика, имеющих объёмную округлую чашу, зауженную кверху, короткую ножку и широкое основание, следом какую-то пузатую бутылку с темноватой жидкостью. Амвросий Дмитриевич в процессе наполнения ёмкостей амброзией, криво ухмыляясь, пробормотал себе неразборчиво под нос что-то типа: «В первый же день там продырявят, потому что красивый, сука!».

— Бери и пей. Ты меня развлёк.

— Я за рулём… Мне нельзя…

Его взгляд на пару секунд снова потяжелел.

— Слушаюсь, Ваше сиятельство,

Он со звоном стукнул своим снифтером (привет, знание из алкогольного прошлого моего прежнего мира!) о мой, сделал круговое движение, затем вдохнул аромат и единым тягучим махом выпил и проследил, чтобы я тоже выпил.

Из-за отсутствия практики в последнее время, коньяк, а это был несомненно он, пошёл мне не в то горло, так что я закашлялся, глаза заслезились и это привело графа в ещё больший искренний восторг.

— Ты верно, голубчик, не пьёшь?

— Куда мне, с таким дядей, он мне не даст!

— Ну да, работа тебе, конечно, нужна. Ты спрашивал про брак, про женщин? Была у меня одна, когда я был молодым.

— Несчастная любовь? Измена? — я постарался выровнять дыхание и осторожно поставил снифтер, который явно стоил как четверть нашего с Тайлером грузовика.

— Ты бульварных романов начитался. Нет, эта фифа по первому требованию задирала юбку перед моим дражайшим братцем и попыталась меня в угоду ему отравить, как бродячего пса. Знаешь, что с ней стало?

— Не знаю, Ваше сиятельство. Но думаю, что она потом не жила долго и счастливо. Рискну такое предположить.

— Верно. Тот прежний я… Был тупым как пробка, страдающим от инфантилизма кретином, который писал не менее тупые стишки этой гулящей бабёнке. А потом я, скажем так, повзрослел. И произошло… Не важно. Важно, что свою игру в «должен остаться только один» я выиграл, так что среди прочего, женщинам теперь тоже не доверяю.

Я с пьяным пониманием кивнул, лихорадочно прикидывая, сколько промилле плещется теперь в моей крови, особенно учитывая, что позавтракать мне не удалось.

Усилием воли я собрался и пристально посмотрел на Вьюрковского. Мне нужно «насмотреться» до такой степени, чтобы я мог создавать иллюзию этого типчика, а не нажраться дармового двадцатипятилетнего коньяка.

— А что я могу сделать полезного для Вашего сиятельства, чтобы заработать копеечку на свою свадьбу? Простите, что навязываюсь…

— Да ладно, чего уж там… Что можешь? А поспрашивай в своем таборе…

— Я молдаванин.

— Не перебивай старших!

— Простите.

— Так вот. Я ищу редкие макры… Знаешь ли, коллекционирую их.

— Какие?

— Называется он необычно — «молния и радуга». Он появляется случайным образом в самых разных Изнанках, закономерности не выявлены… Зачем они нужны, не важно. Практической ценности не имеет, в нашем, скажем так, мире. Если найдёшь такой, просто за информацию, что он у кого-то есть, получишь премию в сто рублей за каждый. После подтверждения факта существования, конечно.

— Ого! А есть описание, размер там, цвет, характеристики? Ну, чтобы было понятно, чего искать.

— Ишь ты как возбудился, малой. Ты же сказал, что не цыган? — хитро глянул на меня граф.

— Ну, у меня там есть родственники, по бабке.

— Бабка была цыганкой и гадалкой?

— Нет, они была молдаванкой, просто её сестру охмурил музыкант из табора.

— Тунеядец, поди?

— Не знаю, он давно умер. Но кое-какая родня осталась. Наберусь смелости и пойду к барону.

— Какому ещё барону⁈

— Как какому? У цыган есть свой барон.

— Ах да, ирония-то какая, забываю эту дичь. Знаешь его?

— Нет, я с ним не знаком, не доводилось. Но раз такое дело… пойду. Он наверняка спросит за цену, ну то есть, сколько даст граф за искомый макр?

— Граф даст за каждый настоящий макр тысячу, — сухо ответил Вьюрковский.

— Тысячу? — притворно поразился я. — За простой камушек?

— Простой это ты, малой. А он далеко не простой, один зеленожопый ублюдок его высоко, знаешь ли, ценит. В нём должен содержаться аксион, пронизывающая частица, путешествующая и связывающая… хотя, кому я объясняю⁈ Просто бледно-жёлтый макр, плавных форм, сильно вытянутый, длиной с пару фаланг указательного пальца, внутри как в янтаре, сформирована радуга и нечто вроде ломаной линии без чётко выраженного начала и конца. Есть детектор, который подтверждает его достоверно, так что подделать, как это любят цыгане, нельзя. Но какое-то количество циркулирует в частных руках, в том числе их воруют. Поэтому, среди прочего, надо охватить и кочевой сброд. Я не полиция, спрашивать за происхождение не стану. Понятно тебе? Нужны деньги — ну так заработай.

— Я понял, Ваше сиятельство. Когда доложить о проделанной работе?

— Не надо мне знать про твои потуги. Будет результат — приходи. Сразу приходи, не тяни. Ночью узнал, утром рано приходи. Денег выкупить самому у тебя не будет, просто придёшь и укажешь мне, дальше мы уж сами. Понятно?

— Понятно!

— Всё. Иди и на работу больше не просись. Так уж и быть, дяде твоему ничего про то, как за его спиной уйти хочешь, не скажу, мне нет до этого дела, но и меня не донимай.

Он взмахнул рукой, что, вероятно, означает что аудиенция закончена.

Я, поклонившись, поспешил удалиться, мне это «общение» тоже давалось тяжело.

…

— Ну что, побазарил с объектом наблюдения? — утомлённый разгрузкой в одно лицо, Тайлер плюхнулся на пассажирское сидение и громко хлопнул дверью.

— Да и даже было интересно, — пару секунд я просто сидел, чтобы голова пришла в себя. Никогда не вожу авто пьяным, но граф мне выбора не оставил.

— А что за повод?

— Просился на работу к нему, — я завёл двигатель и тщательно следя за собственными действиями и реакциями, насколько это возможно плавно покатил к посту охраны.

— Кем это? — удивился Тайлер. Детектив высунулся и помахал охраннику мол, мы всё, выпускай.

Нам открыли ворота и без толкового осмотра (зато на въезде проверяли каждый раз) выпустили из усадьбы.

— Ну как кем, водителем, конечно. Какой из меня боевик, а больше ему никакие работники не нужны. Где он, кстати, бойцов своих берёт?

— Нигде. Этим взводные занимаются и ротный, одного из которых ты нечаянно угробил.

— Это всё китайцы, сам я мухи не обижу. И вообще, он первый начал, — мне захотелось рассмеяться, но, понимая, что это всё больше алкоголь, сдержался.

— У него есть нечто вроде есаулов, — пояснил Тайлер. — Они отираются на Чёрном рынке и по кабакам пригородным, встречаются с беглыми каторжанами, которые к городу ещё не «приросли», смотрят, предлагают наняться. Сначала берут на пару месяцев в полевых условиях сидеть, на одном из постов-секретов. Нечто вроде испытательного срока. Ну и в дела не посвящают, само собой, какое новенькому доверие? Если беглый окажется усидчивым и дисциплинированным, то тренируют и распределяют в один из взводов.

— А если нет? Не окажется дисциплинированным? Это же беглый каторжник, а не мальчик из сельского хора?

— А шут его знает. Так тебя не взял?

— Не…., — протянул я. — У него шофёр в третьем поколении, на кой ему сомнительный парнишка, которого он не знает?

— Это хорошо. Хорошо, что не взял. Не обижайся, босс, — Тайлер с шипением открыл бутылку пива, — Но глубокое внедрение это сложно, это не про тебя.

— Откуда пиво?

— Кухарушка моя угостила, только что. Это из запасов того самого водителя, прислуге тоже ведь за счёт Вьюрковского покупают. Обнесла его ради меня. Нравлюсь я ей, — философски-самодовольно изрёк детектив и со вкусом сделал глоток.

От тряски пиво сильно вспенилось и пошло носом, но Тайлер не смутился и втянул пену обратно в нос, чем безмерно меня удивил. А ещё это было капельку мерзко.

…

Когда вернулись, я первым делом достал из тайника Шило. Нож будто сам попросился в руки, как котёнок, чтобы его погладили и подержали.

У нас с Тайлером и Джо в хозяйстве, кстати, в последнее время завёлся кот. Обычно зверей заводят, а этот сам приходил со стороны кладбища. Кот был нахальный и любил забираться повыше, глядя на наши людские дела со снисхождением. Джо даже изредка его гладил, а также и кормил специально сваренной для него кашей.

Мой артефактный клинок Шило, из-за которого, кстати, начались некоторые мои неприятности, каши не требовал, зато посредством своей коммуникации послал мне нечто вроде мысленного сообщения:

« Шесть поглощённых осколков душ и я перейду на новый уровень…»

Что это ещё на эволюционный рост? Ладно, я и правда давно не охотился.

— Тайлер, а как ты относишься к охоте? А ты, Джо?

— Мне зверей жалко, всё же дети природы.

— А если на Изнанке?

— Всё одно жалко. Но если на охоте можно пить, тогда ладно. Только у меня нет ни снаряжения, ни ружьишка.

— Джо? Ты как?

— Если босс пойдёт, то и мне придётся, — многозначительно ответил китаец.

— Тогда… Заказ по доставке мы выполнили, голову надо проветрить. Айда на простую Пасюковскую Изнанку.

— Чью? — не понял Тайлер. — Это не Матвей ли Ильич, бывший грабитель и контрабандист остепенился и занялся законным бизнесом?

— Наверное, он. В Вольном городе каждый честный человек, если поскрести, матёрый каторжанин. Кроме меня, конечно. Я невинная пушистая овечка в зубастом волчьем стане.

Тайлер в ответ на мои кристально честные слова довольно-таки гнусно усмехнулся, но многозначительно промолчал.

…

За руль всё-таки пришлось посадить Джо. Водил он пока что неуверенно, зато был единственным трезвым.

Через час мы уже бродили по Пасюковской Изнанке, которая прельщала меня тем, что в ней всегда отиралось довольно много охотников, так что всех опасных и редких монстров уже перебили, осталась безобидная мелюзга, вроде плавучих тараканов размером с крупную тарелку, которые нападали из кустов небольшой стаей, но были неповоротливы, а их хитиновую броню легко пробивала дробь.

Я добивал подранков своим клинком, собственно, ради него я и пришёл. Тайлер периодически прикладывался к бутылке лимонной водки, купленной по дороге. Джо поднимался повыше, на пригорки, но не затем, чтобы оттуда искать дичь, его интересовало лишь выполнение обязанностей телохранителя.

Из своего ружья (а его пришлось взять в аренду на входе на Изнанку) он ни разу не выстрелил.

В какой-то момент Шило словно сыто потяжелело и передало мне сообщение, нечто вроде «достаточно».

По инерции пробив ещё несколько панцирей нахальных монстров, я распинал оставшихся пинками охотничьих сапог.

Тайлер не побрезговал вскрывать мелких монстров и доставать мелкие и малоценные макры, которые, впрочем, тут водились в изобилии.

Когда мы вернулись с Изнанки, то не поехали в дом с ёлкой, а застряли в корчме в пригороде, где за обе щёки уплетали кашу с бараниной, салат из огурцов, тушёные овощи и искусно нарезанную сёмгу.

Посещение корчмы встало дороже чем, собственно, охота, но за последние дни мне никак не удавалось толком поесть, а это был прямо-таки праздник живота. А ещё после охоты и ужина я, наконец, протрезвел.

Шило пока что не реагировал на мои касания, так что я оставил его в покое. И, плотно поев, расплатившись за ужин, покатились домой. В этот раз за рулём сидел я и постоянно присматривался магическим чутьём, но ничего подозрительного не заметил.

Дома мы разбрелись по комнатам, усталые, но сытые и довольные, где сразу же увалились спать.

Спать в сельской местности это, между прочим, тот ещё рок-н-ролл.

С пяти утра мерзко голосит какой-нибудь особо нетерпеливый петух, один пернатый заводит своё песнь, подхватывают остальные и они голосят с неустановленной наукой периодичностью до самого заката.

Всю ночь лают дворовые собаки. Одна начинает, её вторит другая, подхватывают все остальные и потом уже не понятно, кто кому отвечает, голосят во всю глотку минут двадцать.

Среди ночи иной раз слышны крики местных: «ты меня уважаешь?» или «я те ща втащу».

Или слышно, как жены орут на своих благоверных, но это, наверное, продолжение предыдущих мероприятий.

Звуки слышны хорошо, отчётливо, с открытым окном спать нельзя, хрен поспишь, а ведь летом ещё и кусачие насекомые.

Короче, если кто-то скажет, что в селе покой и тишина, бейте его оглоблей или ещё чем тяжёлым. Там может быть уютно и тихо в какой-то момент, но для полноценного сна этого явно недостаточно.

Мне как городскому человеку равномерный фоновый шум города много привычнее.

Однако, не успел я уснуть на своём сыром жёстком матрасе, как зазвонил мобилет.

— Есть новости по Василию, — без словесных прелюдий, кратко, утвердительно и чётко выдал мне Танлу-Же из трубки.

— Да⁈ — я проснулся мгновенно и сел на кровати. — Живой? И Нианзу?

— Оба живы, их сейчас везут ко мне. Звоню, чтобы сообщить.

— Всё с ними нормально?

— Не совсем, но я сам их пока не видел. Они какие-то странные, заторможенные. Утром, всё утром. Приезжайте и своего детектива прихватите.

— Принял.