Адвокат вольного города 7

Глава 21 Ожидания

— Фёдор Иванович!

— Да-да, — пилот курил.

Фёдор — это крайне харизматичный человек, в которого просто хочется влюбиться, причём будет непонятно, почему так произошло.

Сейчас он смотрел в сторону горизонта, который переливался разными красками, ветер трепетал его слегка вьющиеся волосы, в руке лётный шлем с очками, другой он держал сигарету марки «Текел», недавно извлечённую из широкой пачки тонкого картона с турецким полумесяцем и восточными узорами.

Ветер неторопливо и поэтично уносил полоски ароматного дыма. Когда Фёдор делал затяжку, то слегка прищуривался, смотря на собеседника (в данном случае это был я) чертовски умно и немного скептически.

Вот, бывает, слышишь «Фёдор».

И представляешь себе сына кузнеца, откормленного на мясе и молоке, молодого, тоже ставшего кузнецом. Сильного, щекастого, с ровным лбом, широкого в кости, с толстыми губами, которым бы позавидовали девушки моего мира. Такой сильный, что немного поднатужившись, ломал бы подкову, гнул кованые гвозди, и ходил бы тяжело, весомо, неторопливо, чуть вздыхая на ходу и помахивая при этом массивными руками.

А вот тут есть мой Фёдор. Фёдор Иванович. Вообще ничего общего. И имя произносится медленнее и мягче, более напевно. Федор не кузнец (хотя электрод «тройка» безусловно, намотать может), он поэт небес. Тонкий, изящный, как его турецкие сигареты. Не Шаляпин, но тоже поёт, быть может, даже лучше тёзки, приобняв ласковой рукой гитарный гриф, человек без страха, способный своей харизмой и обаянием повернуть к себе любого человека — русского, степняка, татарина, еврея или немца, из Москвы, Белграда или даже Иваново.

И конечно, теперь мне было понятно, как он управлялся со штурвалом и вообще любой техникой. Техника его тоже любила. Штурвал не подчинялся ему, а нежно принимал его ласковые прикосновения. Небо не покорялось ему, оно было с ним одной воздушной, невесомой, но великой природы — стихии воздуха.

Фёдор вливался в небо, втягивался туда и он там не летал, он там жил, пребывал, существовал. И самолёт он тонко чувствовал, а не знал, хотя понятие об устройстве у него, конечно, тоже было.

Поскольку Иванычи время от времени заказывали мне не только снабжение для лагеря и книги, но и технические составляющие, такие как макры, компоненты, инструменты, то за прошедшее время старший Иваныч (теперь я знал, что его зовут Иван) «доточил» самолёт до некоторого совершенства, многие узлы перебрав буквально полностью и сделал это крайне ответственно, ведь он делал это для брата.

А младший ему просто доверял и взмывал в небо, как Высоцкий на сцену, только, конечно, без его козырной хрипотцы.

А средний?

Средний за это время, пока меня шатало по стране, поймал где-то в окрестностях беглого каторжника, который собрался обокрасть лагерь, качественно отмудохал, но не потащил в полицию, а отвесив королевский поджопник, выгнал прочь. Вдогонку пообещав (а угрожал он уверенным дружелюбным голосом, при этом слегка улыбался), что если увидит ещё раз, то убьёт, а для убедительности шмальнул из своего вальтера (купил где-то на часть заводского гонорара) в степной грунт.

Говорил, убьёт и кинет в озерцо, чтобы наловить на его труп раков. А что? Каторжников в полях много, одним больше, одним меньше. И ценности они не представляют, а раки — это вкусно, полезно и от них кровь улучшается.

Короче, конец рассуждений про пользу раков, могущих быть конвертированными из никчёмной жизни каторжника, тот выслушивал на постоянно увеличивающемся расстоянии, улепётывая по полям с крейсерской скоростью.

В спину каторжнику средний не выстрелил. Может гуманист, а может пулю пожалел. Кто знает?

Новоприбывший молчаливый Джо влился в семейство как родной, а вот Тайлер мучался, маялся, ходил из угла в угол.

— Так что, есть какое-то пожелание, просьба? — вывел меня из задумчивости Фёдор.

— Да. Надо свозить в Челябинск вот его.

Я снял с пояса ремень с ножом Шило и передал Фёдору. Тот критически посмотрел на клинок, проверил остроту, щёлкнул ногтём по лезвию, уважительно кивнул и спрятал.

— Нож?

— Нож и артефакт. Ну, ты им не воспользуешься, даже случайно, тут уровень нужен…

Понятно, что у Фёдора уровня не было.

— Ну, странно, конечно. Просто таскать его на поясе, когда улечу, прилечу?

— Да. Как ни странно, клинок должен просто побыть хотя бы минуту в Челябинске и всё.

— Ну… — Фёдор недоумённо приподнял брови, но при всей его поэтичности был человеком серьёзным и ответственным, — Надо… значит надо.

Тайлер подошёл к нам и с тревогой посмотрел в сторону неба.

— Вечереет? — хотя его тон был вопросительным, он просто констатировал факт, намекая, что полёт надо бы отложить на завтра.

— Успеем, — небрежно отмахнулся Фёдор, изящно затушил сигарету и убрал её в пробитый чугунок, который стоял на поле и использовался, как пепельница. — Вообще-то на самолёте можно и втроём полететь, только третий будет в багажном отделении. Так даже в технической документации написано.

— Полетели, босс? — с пробудившейся надеждой спросил Тайлер.

— Нет, не будем страдать хернёй. Обычный полёт, обычная снаряга. Всё взял? — спросил я детектива, после чего всё тщательно проверил.

— Ну, давайте, чего тянуть?

…

Когда самолёт скрылся в небе, Дядя Ваня обнаружился на краю поля, задумчиво глядя вслед улетевшему отпрыску.

— Не поужинал, — недовольно нахмурился отец семейства и пригласил кушать меня.

Мы, бароны, народ не гордый. В свете догорающего заката на ужин была густая гороховая каша с тушёнкой.

— Мечтаю на море своих вывезти, — задумчиво проговорил Дядя Ваня, помешивая остатки и перекладывая их в отдельную кастрюльку, чтобы потом подогреть на завтрак. У них в семье это получалось как-то молча и естественно — распределение обязанностей.

Средний натаскал дров (примерно в расчёте на три месяца), сложил их в четыре разные кучи, только одна в сарае, объяснив это противопожарными мерами. Вместе со старшим они восстановили ворота, утеплили, а потом вообще собрали из притащенного (надо сказать, вручную) из полей контрабандного фургона себе что-то вроде спальной комнаты, более тёплой, чем сарай, где и спали.

Иваныч полностью отвечал за техническую часть, отец семейства неожиданно для своего возраста и статуса взялся за быт, готовил и мыл посуду.

Что интересно, семейство Дяди Вани легко существовало и в полной изоляции от местного китайца (который постоянно сторожил пустующий подвальный склад возле своей хатки), как если бы того вообще не существовало.

Джо же без лишних слов дал себя «припахать», вместе с братьями они притащили громадное количество свежескошенного сена и помог им собрать, то есть сплести, всем нечто вроде достаточно странных лежанок.

Я отметил для себя, что Джо не бунтовал и не роптал, не ушёл к своему соплеменнику, а остался с большинством, гибко осваиваясь в новых спартанских условиях.

Уже после заката где-то на горизонте завыли волки.

Чертыхнувшись, я сходил к грузовику, который был «припаркован» возле внешней стены громадины сарая. Он поместился бы и внутри, но пустое пространство предназначалось для самолёта.

Средний сидел у очага и в задумчивости жевал соломинку.

— Будешь?

Он хотел было отмахнуться, обычно так ему предлагали сигарету, а он не курил, но сейчас я протягивал ему прикладом вперёд предварительно проверенную армейскую винтовку.

Оружие из запрещённого списка, таким может владеть только имперская армия и специальные подразделения полиции, а также не менее специальные службы. Владение таким оружием — само по себе преступление. Говорить об этом были излишне, тут все взрослые люди.

Увидев оружие, он уважительно присвистнул, перехватил, взвесил в руках, потом плавно передёрнул затвор.

— Механика лязгает на середине «хода», надо смазать, — скорее сам себе проговорил он. — Аркадий Ефимович, это Вы насовсем отдаёте или так, сфотографироваться при случае?

— Насовсем.

— А патроны есть?

— Да, сорок штук. Надеюсь, хватит.

Средний брат уже ухитрился отцепить затвор и посмотрел сквозь оголившийся ствол.

— Да, хватит. Я ведь не буду тренироваться, только на поражение.

— А Вы хорошо стреляете?

— Врать не буду, я далеко не лучший стрелок. Но зато я уверенный.

— Это как?

— Это значит, что утку в полёте не собью, рука не так уж верна. Зато волка или волков, которые нападут на лагерь — убью всех. Не знаю почему, но, когда речь идёт о сражении насмерть… Короче, можете не сомневаться.

Он зарядил винтовку полученными патронами, спустя пару секунд самостоятельно нашёл предохранитель (а это значит, что в армии он не служил и такое вооружение видел впервые), поставил оружие на него и уселся, словно невозмутимый индеец на стоянке, умело оперев армейский винтарь прикладом в землю.

Вообще, конечно, он — моя охрана самолёта. Понятно, что с его точки зрения он охраняет свою семью, но заодно и меня прикроет.

Судя по задумчивым глазам среднего, который стал только что более вооружён, спать он не собирался.

— Я с тобой подежурю, — уселся с ним рядом Джо.

Ну, а мне можно и поспать.

…

Утро и следующий день прошли в ожидании.

Рации на моём самолёте не было, кстати надо бы купить и вторую «на землю». Так что связи нет. Фёдору дана инструкция, если Тайлер не вернётся к вечеру, то летать обратно на базу.

Меня, как заказчика и дворянина, ни к каким работам не привлекали. А так семейство всё время что-то делало, неторопливо, основательно, копали погреб, утепляли сарай, делали какие-то запасы. И хотя я заранее говорил, что эта «ставка» нечто временное, они окапывались, будто бы на годы.

Для меня этот день хотя и был наполнен безделием, но отдыха не принёс.

Я сто раз проклял своё же решение не лететь с ними, маясь от ожидания и неопределённости. Страхи и мысли о том, что могло пойти не так я решительно гнал прочь.

Время от времени я дремал на своей соломенной постели, когда под вечер, ощущая привкус желчи во рту, резко проснулся от брошенной кем-то фразы «летит».

В заспанное лицо ударил прохладный пряный воздух полей.

С запада на нас заходил тёмный силуэт самолёта. Почему не с севера?

Всё, что остаётся, это ждать, терпеливо смотреть и ждать.

На длинной палке возле сарая был установлен ветроуловитель, несколько полосок ткани на разной длине, яркие, чтобы были видны издалека. Пилот по ним мог понять, какой боковой ветер дует и насколько он силён. Такой вот совершенно нематематический способ.

Самолёт сделал большую дугу и зашёл на посадку наиболее привычным направлением — с северо-востока в направлении юго-запада.

Касание, самолёт было попробовал «подпрыгнуть», отпружинив от земли, но пилот сдержал этот порыв и под рёв винта уверенно понесся по полю.

Спустя тридцать секунд он остановился примерно на середине поля, не добравшись до сарая.

Я прыгнул в грузовик и покатился к самолету. Пока ехал, Фёдор уже выскочил из своего места полёта и копошился над вторым.

Почему Тайлер не выходит? Его нет?

…

— Что случилось?

— Всё как водится. Напился, скотина, — дружелюбно поведал мне пилот, тщетно пытаясь выковырять крепко пристёгнутого (и затянутого узлами) Тайлера, который, выставив вперёд свои желтоватые зубы, застыл в гримасе восторга, ужаса и чего-то вроде истеричной улыбки. И при этом глаза были стеклянные, бессмысленные, словно он спал с открытыми глазами.

— Ты его не ругай, Аркадий. Задание он выполнил, а летать и правда боится. Вот и принял для храбрости, шкалик — другой.

— Двадцатый… — я расплылся в улыбке. — Да, ладно, напился и напился, главное — вы живы, целы, вернулись.

— Он мне доложил, что пакет отдал какому-то секретарю, с Цирманом каким-то встретился,

— Цифферманом.

— Ну, наверное. Даже что-то там продал за восемьсот рублей. Ныл, что якобы шелудивый профессор заставил его подписаться в расписке за тысячу, явно двести прикарманит.

— Да хрен с ними. Ну, молоток, пусть и в дупель пьяный молоток. Понесли его в дом. Нет, давай братьев твоих дождёмся. А тебя побережём.

Телодвижений оказалось больше, чем отнести одного пьяного в умат детектива.

Для начала мы не смогли его от самолёта отковырять. Поэтому откатили самолёт вручную, всё же он довольно лёгкий, до амбара, где поставили на его «законное место».

Потом перегнали грузовик и кое-как вынули детектива, который за это время уже стал храпеть и даже сложил руки на груди.

Его оказалось трудно положить. Нет, он не вскакивал и не вырывался, просто его тело каким-то непостижимым образом принимало сидячее положение, так что пришлось его положить «на бочок», ещё и присматривать до полуночи, когда он наконец расслабился и стал спать, как обычный пьяный человек.

Побритый, помытый и мурлыкающий себе под нос Тайлер, сидящий на крылечке дома в селе Харьков — это какая-то услада для глаз!

Несмотря на то, что местные опять кого-то хоронили и пару раз спрашивали Тайлера для целей обсуждения концепции трансформации картофеля в ценные ресурсы (звали бухать), мы с Джо гнали их погаными тряпками, говоря, что только его из запоя вывели силами бабки-знахарки.

Для местных это, кстати, был очень весомый аргумент. Странно, но перманентно пьющее население тем не менее относилось серьёзно к вопросу не ухода в состояние запоя с последующим закапыванием в уютный грунт на соседнем участке, то есть, местном кладбище.

Алкоголики отчаливали, мы продолжали любоваться на достижения своего престарелого ребёнка, который самостоятельно пил чай и сбивчиво рассказывал про Челябинск, в котором он в последний раз был больше двенадцати лет назад, да и то — проездом.

Теперь вопрос был в ожидании. Мы с Тайлером сделали ещё две доставки в особняк Вьюрковского и, хотя самого его не видели, но пошушукавшись, детектив узнал у кухарки, что барин пока никуда не едет.

А нам, точнее мне, надо, чтобы ехал, собака серая сутулая.

На третий день я решился и поехал в особняк без предупреждения, на том же грузовике, что всегда, причём один, без Тайлера.

— Вас сегодня нет у журнале, — возмутился обычно сдержанный и молчаливый охранник.

— Да. Мне надо лично к барину. То есть я хотел сказать, к графу.

— За каким… То есть по какому вопросу? Было назначено? Почему мне никто не доложил и не вписал?

— Не было назначено. Он мне поручал одно дело, и я не уверен, что имею право Вам об этом говорить.

— Чё?

— Говорю, задание дал секретное, никому не велел рассказывать, в том числе и прислуге. Говорит, как сделаешь, если получится, то приходи ко мне под утро в любой день.

Охранник не обиделся на слово «прислуга» и от моих слов сделался задумчивым.

— Хозяин может. Но его же нет… Что же делать?

— А в доме может кто что знает?

Охранник потянулся и набрал по внутреннему телефону.

— Да, это Арсен. Ко мне тут пришёл наш доставщик… Как там тебя? — перевёл он взгляд на меня.

— Алмаз, который молдаван.

— Алмаз. Ну что за «и»? Звоню, значит надо! Так вот, ему хозяин какое-то задание давал, а он мне не говорит. Вы пообщаетесь?

Он грохнул трубку и улыбнулся улыбкой человека, который решил моральную дилемму и сбросил с себя проблемы.

— Иди в дом, к Поликарпу Сергеевичу, общайся там и сам рассказывай, что тебе можно, что нельзя. Это всё не моего ума дело, понял? Всё, сейчас машину проверю и езжай. И кати сразу к главному входу, сегодня можно.

Накрапывал дождик. Поликарп Сергеевич открыл мне одну из створок остеклённых шикарных дверей и на секунду меня посетила мысль, что если получится, то эти дурацкие двери станут моими вместе с особняком и я понятия не имею, что с ними делать. Ну или меня похоронят, это всё ещё более вероятно.

— Слушаю, молодой человек.

— Да я даже не знаю.

— Представься для начала, — идеально поставленным голосом предложил слуга, а это был, насколько я понимаю, его личный водитель.

— Алмаз меня зовут. Да мне тут Амвросий Дмитриевич попросил одну штуку поспрошать.

— Кажется, я догадываюсь, — кивнул он.

— Так и как мне бы пред его ясные очи?

— Он убыл.

— Куда?

— Не твоё дело, голубчик. Вообще-то в Челябинск, то есть достаточно далеко.

— А как же он, стесняюсь спросить? — я указал на слугу, намекая, что хозяин не мог уехать без своего водителя. Не сам же он за руль сел?

Слуга усмехнулся, но скорее дружелюбно.

— Ты же не думал, что слуги дома — это всё, что есть у моего господина? Вопрос потребовал участия нашей охраны, так что убыл он с ней. И вообще, как я и сказал, тебя это не должно волновать.

— Ну, как не должно? — возмутился я. — Мне барин велел. Пойди и узнай у цыган. А как узнаешь…

— Если результат положительный…

— А он, Поликарп Сергеевич, знаете ли, положительный. Он трижды положительный, между прочим!

— Ого! Ничего себе. Посидите тут.

— А Вы что, знаете, об чём меня поручил барин? — подозрительное сощурился я, но он меня проигнорировал.

Слуга полез в карман и достал небольшой, но вполне узнаваемый мобилет.

После шестого гудка трубку взяли.

— Амвросий Дмитриевич, прошу прощения, что отвлекаю, — залебезил слуга.

— Ну что там у тебя? Опять колымага поломалась?

— Никак нет-с, всё в исправности-с. Тут пришёл давнишний водитель, цыган.

— Я молдаван! — возмутился я притворно и подпрыгнул на стуле.

— Да-да, молдаван. У него вопрос важный.

— Прямо настолько, чтобы ты мне звонил? — ехидно спросил Вьюрковский.

— Да, прямо настолько, Ваше сиятельство.

— Ну дай ему, что ли, трубку. Но если вы меня обманываете, то его выпорю, а тебя лишу коньяка на месяц.

— Ты уж не подведи, — одними губами выдохнул слуга и передал мне трубку.

Тут была некоторая сложность.

Адвоката Филинова Вьюрковский видел в жизни один раз, когда выстрелил в него посреди улицы в Кустовом. Кстати, наверняка этот же обманчиво вежливый слуга был за рулем их лимузина.

А вот по телефону он общался со мной не так давно.

Я откашлялся и заговорил более утробным и шепелявящим голосом:

— Ваше сияние… Это Алмаз, который… которому…

— Ты говори толком, не расшаркивайся там, Алмаз.

— Ну, Вы же велели прийти сей же момент, с утра прибежать и доложить!

— Давай с начала. Ты по поводу камушков?

— Ась⁉ Да, про йих.

— Ну и что узнал, пустомеля?

— Дык, есть у цыган.

— Они так говорят или ты их видел? На что они похожи?

— Барин, не губи… Но я их не только видел, но и взял, чтобы Вам продать. Я сказал, что мой барин коллекционер и собирает такие камушки, только фамилии Вашей не называл, само собой. Они мне их дали, чтоб продал и деньги принёс.

— Да ну, — скептически сказал граф. — И на что они похожи?

— Ну, это…

Я достал макры из кармана и посмотрел на них.

— Ну, они желтоватые и крупные.

Слуга перехватил трубку и выдохнул туда:

— Ваше сиятельство, это Поликарп. Это они. Настоящие или прям один в один.

Видимо, граф ведёт поиск камней давно и всех туда подключил.

— Дык, мне-то что тепереча делать? — жалостливо протянул я, наклонившись к трубке. — Сам цыганский барон ждёть, а Вы, извиняюсь, уехамши!

— Не ссы в трусы, малой, всё нормально будет.

Я фальшиво улыбнулся слуге. Надеюсь, этот хрен собачий не пристрелит меня в следующую секунду? В особняк графа я езжу мало что без оружия, но и без броника, только Шило на мне и то потому, что меня в последнее время обыскивать перестали при въезде.